Вы ведь себе хорошо представляете, какой торт тут имеется в виду?
Вот такой и имеется: невероятно просто красивый торт — весь в разноцветных кремовых башенках, в шоколаде, с орешками, цукатами… эх, да что говорить! Смотришь на такой торт и думаешь: как же его есть‑то, прости Господи? Это ведь чуть ли не грех — такое великолепие разрушать, на которое столько труда ушло. Неужели возможно — вот так вот взять и вонзить нож в самую середину? И нарезать торт кусками… И съесть… Зверство прямо какое‑то — иначе никак не назовёшь, честное слово!
Именно так все и подумали, когда Торт подали к столу. Никто даже не сказал ничего — все просто зачарованно смотрели на роскошное белое сооружение и не решались представить себе, что сейчас оно исчезнет на глазах. Останется только неряшливая масса, размазанная по тарелкам… Тут как раз и прозвучали странные эти слова:
— Такой торт и есть‑то грех!
— Вот тебе раз! — подумал Торт. — Если меня не есть, то что же со мной ещё делать? Меня ведь и приготовили для того, чтобы есть… Я ведь больше ничего не умею — кроме как собой угощать! Интересно… интересно, что они по поводу меня придумают?
И было действительно интересно, потому как есть Торт никто, со всей очевидностью, не собирался. Он так и продолжал стоять на столе — великое произведение кондитерского искусства, к которому не решаются притронуться.
Между тем в чашки давно уже налили чай — и чай многие даже пили, закусывая кто печеньем, кто вареньем, кто конфетами…
— Да порежьте же кто‑нибудь торт! — воскликнула Бабушка, но желающих последовать её призыву так и не нашлось.
К сожалению, Торт говорить не успел научиться. А если бы успел, то, конечно, сказал бы гостям: «Дорогие гости, меня приготовили специально для вас. Рад, что я вам пришёлся по душе. Но самое лучшее, что вы можете сделать для меня, — это съесть немедленно без остатка и потом, через несколько дней, а ещё лучше — лет, вспоминать обо мне добрым словом: дескать, помните тот торт, который нам подавали тогда‑то и тогда‑то?» И, конечно, гости послушались бы его!
Но — увы: Торт не умел говорить. Однако размышлять он умел.
«Неужели ни гости, ни хозяева не понимают, — размышлял Торт по мере того, как чаепитие подходило к концу, — что меня не столько грех есть, сколько грех не есть? К чему же они, получается, меня приговаривают? Я ведь долго стоять не могу… тем более на такой жаре. Я начну таять. Если же меня и тогда не съесть… страшно просто подумать, что случится! Потому что я тогда начну… извините, портиться. И испорчусь весь. И мною можно будет отравиться!»
Между тем чаепитие было закончено — и всё убрали со стола. Всё — кроме Торта. Надеяться стало не на что… А скоро Торт услышал, как гости прощаются с хозяевами в передней, бесконечно повторяя благодарности за вкусный ужин и десерт. За десерт, в составе которого словно бы и не было никакого торта…
В столовой же в это время происходил разговор между оставшимися на зеркальном подносе фруктами. И одна Виноградная Гроздь говорила другой:
— Довольно тебе, дурочка, рассматривать себя в зеркале да прихорашиваться! Вот станешь такой же красивой, как этот бедняга торт, — и никогда никто тебя не съест… повесят на гвоздик как украшение — и будешь там сто лет висеть, вся пыльная да сморщенная!
Слова Виноградной Грозди прозвучали будто приговор — и, если бы Торт знал, как это делается, он тут же растаял бы без следа! Но как растаять, он, увы, не знал… да и не очень‑то растаешь, когда в тебе орехи да цукаты: они уж точно не растают ни за что в жизни!..
Тут в комнату вошли и, ещё раз полюбовавшись Тортом, накрыли его стеклянным колпаком и понесли в кухню.
«Что они со мной будут там делать? — размышлял он по пути. — Выбросили бы сразу в мусоропровод, да и дело с концом. Пусть и бесславная, зато быстрая кончина. Так я хоть не отравлю никого потом!..»
Однако в мусоропровод его не выбросили, а оставили стоять на столе: мучения продолжались.
К стеклянному колпаку, которым Торт был покрыт, подобрался Наглый Кот. Наглый Кот повилял хвостом и попробовал лапой сдвинуть колпак — колпак не поддавался.
«Вот это мило… — разочарованно подумал Торт. — Достаться на съедение Наглому Коту, выслушав столько похвал в свой адрес!»
И так строго посмотрел на Наглого Кота из‑под своего стеклянного колпака, что Кот слетел со стола как ошпаренный и убежал в гостиную.
«Уж лучше я никому не достанусь, чем Наглому Коту!» — решил Торт. В этот момент в кухне погасили свет.
…утром следующего дня Бабушка пришла будить Внука и увидела, что постель его пуста. Бабушка тут же принялась искать его по всему дому, а нашла на кухне. Внук спал у стола, уронив на клеёнку голову, до самых волос измазанную кремом. В руке он всё ещё держал столовую ложку с налипшими на ней орешками.
А рядом с измазанной кремом головой бесхозно лежал крохотный кусочек недоеденного Торта и блаженно улыбался.
Положив кусочек Торта в рот, Бабушка покачала головой и сказала:
— Такой красивый торт… И есть‑то было грех!