На лужайке Детский Танец жил. Когда дети приходили на лужайку, они просто ничего не могли с собой поделать — так им хотелось сразу же начинать танцевать.
— Вы хоть поешьте сначала мороженого с кока‑колой, — говорили детям взрослые, — а потом танцевать будете.
Но дети не ели, а только танцевали и танцевали, потому что Детский Танец увлекал их.
— Как это ты детей увлекаешь? — всё спрашивал Гриб‑Мухомор, который каждый год вырастал в лесу под одним и тем же кустом.
— Да я и сам не знаю как, — улыбался в ответ Детский Танец, на минуту переставая напевать себе под нос и глядя на Гриб‑Мухомор ясными глазами.
— Меня, например, ты совсем не увлекаешь, — признавался Гриб‑Мухомор. — Я как стоял себе, так и стою.
— И меня не увлекаешь, — включался в разговор Пень‑в‑Стороне. — Вот смотрю я на тебя — и танцевать мне просто ну нисколько не хочется! Даже странно…
— Действительно странно… — окончательно переставал напевать Детский Танец. — Просто совсем‑совсем не хочется — ни вот столечко?
— Ни даже вот столечко! — непреклонно отвечал Пень‑в‑Стороне.
— И мне тоже, — вторил ему Гриб‑Мухомор.
Обычно Детский Танец после таких разговоров умолкал, но сегодня, неожиданно для себя, спросил у обоих:
— А чего вам хочется?
— Мне, например, ничего не хочется, — отчитался Гриб‑Мухомор. — Мне нравится стоять так, как я стою.
— И всё? — у Детского Танца даже руки опустились.
— Всё! — с некоторой даже гордостью сказал Гриб‑Мухомор.
— Мне тоже ничего не хочется, — подхватил Пень‑в‑Стороне. — Я тоже доволен тем, как я тут стою.
— И Вам от этого, что же… весело? — с ужасом спросил Детский Танец.
— А кто сказал, что нам от этого должно быть весело? — поразмышляв немного, задал встречный вопрос Пень‑в‑Стороне. — Ничего весёлого в том, чтобы стоять, конечно нет. Но нет ничего весёлого и в том, чтобы сидеть или лежать.
— А в том, чтобы танцевать танец, есть весёлое… — возразил Детский Танец неуверенно.
— В том, чтобы танцевать танец, тоже нет ничего весёлого, — отрезал Пень‑в‑Стороне. — Танцевать танец — это ничем не отличается от стоять, сидеть или лежать! — Тут он сделал глубокомысленный вид и сказал: — Возьмём птицу… — Детский Танец испугался за птицу, но всё обошлось. — Многие могут сказать: ах, как это, дескать, весело — летать! Но спросите саму птицу: «Птица, тебе весело летать?» — и птица только расхохочется вам в ответ неприятным смехом. Потому что для птицы летать — не весело и не грустно, а нор‑маль‑но. Стоять для меня — опять же нор‑маль‑но.
— Ну, так и стойте, ради Бога… разве я против? — поспешил за верить его Детский Танец, который вообще не понял, какое это всё имеет отношение к нему. Но Пень‑в‑Стороне, оказывается, ещё не закончил своих рассуждений.
— Я ещё не закончил своих рассуждений, — так прямо и объявил он. — Теперь возьмем тебя. — На этом месте Детский Танец на всякий случай вздрогнул. — Ты танец. Тебя нельзя есть, нельзя пить, нельзя читать или рисовать — тебя можно только танцевать. Ты следишь за ходом моих мыслей? Так вот: если тебя можно только танцевать, то для тебя это нор‑маль‑но, понял?
— Нор‑маль‑но, а совсем не весело! — оживлённо подхватил Гриб‑Мухомор, тоже сообразив наконец, куда клонит Пень‑в‑Стороне.
И вот тут Детский Танец загрустил. От грусти он даже прилёг на лужайке, чего раньше никогда не делал.
— Что это с тобой? — озабоченно спросил Пень‑в‑Стороне.
— Ничего… — сказал Детский Танец почти сквозь слёзы. — Всё в порядке. Пройдёт…
Между тем он так и пролежал на своей лужайке до утра — не сделав больше ни одного движения. Это была самая грустная ночь в его жизни. Он‑то думал, что детям весело танцевать его. А детям, оказывается, не весело и не грустно — им нор‑маль‑но. То есть никак.
Утром лес наполнился детскими голосами: дети спешили на лужайку. Она была их любимым местом в лесу. Прибежав, дети приготовились было танцевать, но увидели грустно лежащий на лужайке Детский Танец и взволнованно подбежали к нему.
— Вставай скорее! — сказали они. — Мы хотим тебя танцевать!
— Зачем? — уныло отозвался Детский Танец.
— Чтобы было весело! — закричали дети.
— Танцевать меня не весело, — все так же уныло ответил на это Детский Танец. — Не весело и не грустно, а нор‑маль‑но. То есть никак. Идите лучше постойте вместе с Пнем в стороне или с Мухомором под кустом.
— Он, наверное, заболел, — сказали дети и осторожно подняли Детский Танец с травы на ноги. — Ты попробуй, — попросили они, — сделай только одно движение… хоть одно, а уж дальше мы сами!
И Детский Танец попробовал: сделал одно движение, потом другое, а уже на третьем силы вернулись к нему— и… до чего же весело было детям в то утро танцевать Детский‑Танец‑на‑Лужайке — весело как никогда! И сколько бы родители ни просили детей постоять немножко, а ещё лучше посидеть или полежать, они ни за что не соглашались.
Им было весело танцевать Детский‑Танец‑на‑Лужайке, ведь танец — это всегда праздник, а праздники праздновать весело — что бы там ни говорили Гриб‑Мухомор и Пень‑в‑Стороне.