Не каждый мог похвастаться таким прошлым, как у Лаврового Листа. Были времена, когда из него сплетали венки и венчали ими победителей. Победители въезжали в Древний Рим на слонах и тут же подставляли головы народу, который обожал возлагать на эти головы лавровые венки, что означало славу. А до славы победители были просто сами не свои. И понятно, что ни одна победа в древности не обходилась без Лаврового Листа.
А вот уж как оно случилось, что с голов победителей Лавровый Лист угодил прямо в суп, — до сих пор остаётся загадкой. Это как если бы вдруг горностаевыми мантиями, которые так любили носить короли, вдруг начали полы мыть… Но что случилось, то случилось — ив настоящее время Лавровый Лист был полностью разочарован в жизни.
— Ах, я полностью разочарован в жизни! — то и дело доносились его вздохи из кастрюли с супом. — Жизнь теперь лишена для меня всякой прелести.
— А какая же такая прелесть была в Вашей жизни раньше? — с любопытством спросила его Поварёшка, зависшая над кастрюлей.
— Вас, скажите‑ка Вы мне, как зовут? — поинтересовался Лавровый Лист, присматриваясь к ней.
— Поварёшка, — не задумываясь, ответила Поварёшка.
— По‑ва‑рёш‑ка? — ужаснулся Лавровый Лист. — А полное имя… простите?
— Это какое Вы имеете в виду? — начала задумываться Поварёшка.
— Полное! — строго повторил Лавровый Лист. — Например, у Книжки полное имя Книга, у Ножки — Нога, у Кочерёжки — Кочерга, а у Вас?
— Наверное, Поварёга… — совсем уже задумалась Поварёшка. — Или Поварга. Или… Нет, Вы знаете, мне кажется, что Поварёшка — это и есть мое полное имя!
— По‑ва‑рёш‑ка… — ещё раз повторил Лавровый Лист и содрогнулся. — Боюсь, что с таким именем, как у Вас, не следует интересоваться моим прошлым… Я, видите ли, благороден. Благороден и вечнозелен.
Поварёшка перестала задумываться и, в упор глядя на Лавровый Лист, бестактно заметила:
— Что‑то в данный момент Вы не вечнозелены. Вы, скорее, болотны. И скрючены. Но, может быть, данный момент не относится к Вечности!
— К Вечности относятся все моменты, в том числе и данный, — наставительно произнёс Лавровый Лист и добавил: — К сожалению… Ибо как раз в данный момент жизнь и лишена для меня всякой прелести.
— Ну, давайте уже наконец про прелесть, — устало взмолилась Поварёшка, всё ещё вися над кастрюлей и не решаясь зачерпнуть супа.
— Да Вам бесполезно рассказывать! — вздохнул Лавровый Лист. — Вы никогда не поймёте, как это больно — упасть с головы героя в кастрюлю с супом…
— Конечно, не пойму! — согласилась Поварёшка. — Я часто падаю в кастрюлю с супом — это совсем не больно.
— Но Вы же не с головы героя падаете в кастрюлю с супом!
Тут Поварёшка опять ненадолго задумалась и призналась:
— Нет, не с головы… А Вы зачем росли на голове героя?
— О‑о… — застонал Лавровый Лист. — Я, конечно же, не рос на ней, глупая Вы Поварёшка! Я её, простите, венчал!
— Вы её, простите, — что?
— Венчал! То есть был возложен на неё, украшал её собою — понимаете?
— Не понимаю… — честно сказала Поварёшка. — Я не понимаю, как Вами, таким… таким малосимпатичным, вообще можно кого‑либо украсить! А уж на голову Вас положить… — это, я извиняюсь, полный идиотизм!
— Идиотизм? — взревел Лавровый Лист из кастрюли. — Да за одно моё прикосновение ко лбу люди каких‑нибудь две тысячи лет назад готовы были всё отдать!
— Две тысячи лет назад? — опешила Поварёшка. — Значит, Вы такой несвежий?
Лавровый Лист выдержал долгую паузу и, даже не взглянув на собеседницу, сказал:
— Вы дура, Поварёшка!
— Ах, дура? — возмутилась та и, подцепив Лавровый Лист, вылилась в первую же подставленную ей тарелку.
После того как Поварёшка кончила своё дело, её погрузили в кастрюлю, и она не могла больше следить за обедом. А когда её вынули из кастрюли и понесли мыть, она на всякий случай обвела глазами стол и увидела на одной из тарелок прилипший к краешку Лавровый Лист.
— Там ему и место! — удовлетворённо сказала сама себе Поварёшка, которая всё‑таки в душе побаивалась: а не окажется ли вдруг этот малосимпатичный Лавровый Лист на голове одного из гостей после обеда!