— Прекрати петь, — буркнул я.
— Простите, — тут же тут же с готовность отозвалась Ина, без капли раскаяния в голосе, причем, это был уже не первый раз, когда мне пришлось напомнить ей об этом.
В данный момент она сидела на корме плота, лицом вперед. Ее ноги, по самые бедра, были измазаны грязью. Мы только недавно снова вылезли на плот, после того как были вынуждены вместе проталкивать его сквозь особенно густые заросли ренса. И даже не смотря на то, что сил у женщины было немного, выкладывалась она полностью, причем без каких-либо требований с моей стороны. Наверное, было что-то ненормальное в том, что благородная Леди из Ара, никем непрошеная, нетерпеливо спрыгивает в воду и рьяно присоединяет свою крошечную силу к выталкиванию связанного из тяжелых бревен плота из болота. С недавних пор, Ина по большей части, ехала на плоту, в задней его части. Конечно, ее ничтожный вес был ничем по сравнению с самим плота, так что это ни коем образом не замедляло нашей скорости. Руки ее теперь были свободны, но ошейник из ремня, как и веревка, привязанная к плоту, по-прежнему оставались на ней. Само собой, ей было запрещено даже думать о том, чтобы избавиться от них без разрешения. Впрочем, далеко не всегда я позволял ей наслаждаться свободными руками. Бывало, что я связывал ее руки за ее спиной и привязывал их к лодыжкам вплотную, оставляя Ине лежать на бревнах в таком положении. В другой раз я мог оставить ее лежать связанной по рукам и ногам, но более традиционным способом, не привязывая ноги к рукам. На время моего сна, я она была связана, как и раньше: со скрещенными лодыжками, связанными серединой пеньковой веревки, концами которой были связаны и притянуты к животу ее запястья. Я имел обыкновение связывать ей руки спереди, оставляя за спиной узел, державший руки вплотную к животу, так чтобы она даже не думала о том, что его можно достать и развязать.
Подобный способ связывания, конечно, можно использовать и в обратном случае, когда руки девушки находятся за ее спиной, а узел спереди. Впрочем, неважно, где находились руки, а где узел, у красотки Ины, лежавшей на плоту или на песке, не было особых трудностей с тем, чтобы не забывать о том, что она была моей пленницей. Ну и конечно, как бы ни были связаны конечности Ины, когда мы были в пути на ней всегда были ошейник и веревка, привязанная к плоту. Кроме того, когда руки и ноги женщины связаны не были, шнуры для этого были всегда рядом, я подсовывал их под ошейник. Таким образом, в случае необходимости или желания, было удобно их использовать. Точно также обычный рабский камиск чаще всего подпоясывается обрезком пеньковой веревки, который завязывается сбоку рабским узлом, чтобы потянув за свободный конец, можно было легко развязать и использовать для связывания соблазнительной носительницы этого предмета одежды. У Ины, конечно, никакого камиска не было. Я держал ее раздетой.
Со времени нашего маленького приключения на барже минуло уже пять дней. Ина, обернувшись назад, плескала воду себе на ноги, тщетно пытаясь оттереть с них болотную грязь. Когда до нее окончательно дошла бесполезность этого занятия, она свесила ноги в воду, и занялась этим делом всерьез. Теперь она сидела спиной в сторону движения. Но при этом опять начала что-то напевать под нос.
— Я кажется уже все сказал насчет пения, — строго прикрикнул на нее я.
— Простите меня! — ответила женщина.
Теперь моя пленница уделяла большое внимание содержанию своего тела в чистоте, регулярно моясь. Также она делала все возможное, чтобы сохранять свои волосы чистыми и расчесанными, хотя это было не легкой задачей в условиях болота. Если бы кто-то увидел ее сейчас, он бы ни разу не сомневаясь принял бы ее за рабыню, которой приказано держать свое тело и волосы привлекательными и чистыми. Впрочем, обычно, невольницы делают это без лишних напоминаний, в конце концов, их могут просто наказать за недолжное внимание к этому вопросу. Они же не свободные женщины. Вообще, я подозревал, что окажись под рукой у Ины косметика, и даже если бы это оказалась смелая, возбуждающая косметика рабынь, способная до глубины души шокировать любую из свободных женщин, то она воспользовалась бы ей, не задумываясь и не смущаясь.
— Что-то движется в воде слева, — предупредил я. — Остерегайся.
Женщина мгновенно выдернул ноги из воды и, развернувшись, примостилась на бревнах вперед лицом.
В следующий момент, мы увидели как по водой извиваясь словно язык кнута, вдоль плота проплывает узкая темная фигура, футов пять длиной. Маленькая треугольная голова змеи скользила под водой, чуть-чуть не касаясь поверхности. Я не думал, что она могла представлять для нас большую опасность, но имелась некоторая вероятность того, что движение ног женщины в воде, могло привлечь ее внимание.
— Это — болотный щитомордник, — объяснил я.
— А он ядовитый, — поинтересовалась она, разглядывая темную ленту.
— Да, — ответил я, и женщина тут же отползла от края.
— Никогда прежде не видела ничего такого, — пробормотала она.
— Они довольно редкие, — пожал я плечами, — даже здесь, в дельте.
— А они также ядовиты как осты? — полюбопытствовала Ина.
Мне вспомнился один коротышка, с которым я когда-то был знаком в Тарне. Его тоже звали «Ост». Нельзя сказать, что это было неподходящее для него прозвище. С момента начала восстания на шахтах, за которым последовала и революция в самом городе, я никогда больше не видел его, и даже не слышал о нем. Не знаю, пережил ли он то восстание и революцию, оставившую в прошлом эпоху матриархата в Тарне. Даже и по сей день женщины в Тарне почти поголовно рассматриваются как бесправные презренные рабыни. У мужчин Тарны, оказалась превосходная память, а история многому их научила. Женщины Тарны могут стать свободными только временно, на то недолгое время пока длится беременность, а после родов они порабощаются повторно. По закону Тарны человек, считается свободным, даже если он выношен и рожден рабыней. Это отличается от многих других городов, где обычно предполагается, что потомство рабыни тоже несвободно, и принадлежит владельцу матери. В Тарне даже воспитание молодежи разделено по половому признаку. Мальчиков изначально приучают быть мужчинами и владельцами, о девочек готовят быть женщинами и рабынями. Для мальчиков частью Церемонии Домашнего Камня является клятва о доминировании, в которой они клянутся никогда не предавать своей природы, оставаясь господами над женщинами. Именно на этой церемонии, они получают два желтых шнура, которые по традиции все мужчины Тарны носят в поясе. Эти шнуры, каждый около восемнадцати дюймов, очень подходят для того, чтобы связать женщине руки и ноги. Юные женщины Тарны тоже присутствуют на той церемонии, однако им не позволено целовать или касаться Домашнего Камня. Наоборот, прямо перед ним их раздевают и заключают в ошейники. Только что принесшие свою клятву юноши тут же связывают их своими желтыми шнурами, так, чтобы они сразу же познали это ощущение. По окончании церемонии, девушку обычно уводит домой тот или иной из парней, чаще всего тот, чьими шнурами оказались связаны ее руки, а это обычно именно тот, кто проявил интерес к ее приобретению. Вот так, на его поводке она попадает, обычно в дом его отца и, зачастую, по совместительству, владельца его биологической матери. В силу этой церемонии, девушка отныне по закону считаются рабыней юноши, который уже сам будет решать оставить ее себе или продать. Дошло даже до того, что теперь свободные женщины других городов, посещающие Тарну, должны на воротах, получать временные ошейники и рабские туники и ходить по городу только на поводке. Как бы это ни было парадоксально, но правила в Тарне в течение нескольких последних лет Татрикс Лара. Безусловно, у нее самой, как жительницы города, очевидно, имелось некоторое понимание того, чем должна быть рабыня. Насколько я помню, в свое время она это хорошо изучила. Кстати, несколько месяцев назад, будучи в Порт-Косе, я слышал от одного торговца серебром уроженца Тарны о том, что Лара отреклась от престола. Возможно, сложение ей своих полномочий пойдет на благо города. Мне трудно судить об этом. Несомненно, это должно покончить с некоторой политической напряженностью в городе, однако, по моим сведениям, за время ее долгого правления, совместного с администратором Кроном, Тарна, наконец, достигла похвальной политической стабильности. Со слов все того же торговца серебром, я смог заключить, что сложении Ларой своих полномочий, не было ни насильственным актом, ни результатом чрезвычайного политического давления на нее. Это был целиком и полностью добровольный акт, очевидно расцененный ею как пошедший на благо города. Но, не исключено, что это было сделано и в ее собственных, личных интересах. Торговец не знал дальнейшей судьбы Лары. Можно предположить, что теперь она просто одна из женщин Тарны, всего лишь еще одна рабыня из многих. И могу только надеяться, что она теперь счастлива.
— Как осты? — повторила свой вопрос Ина.
— А? Что? — переспросил я.
— Ну, эти болотные щитомордники, они так же ядовиты, как осты?
— Они весьма ядовиты, — сказал я, — но их яд, насколько я знаю, не идет ни в какое сравнение с ядом остов.
— А я смогла бы выжить после его укуса? — полюбопытствовала Ина.
— Возможно, — пожал я плечами. — Откуда мне знать.
— Думаю, что не стоит пытаться проверить это на себе, — улыбнулась женщина.
— Пожалуй, это было бы мудро с твоей стороны, — поддержал ее я.
— А мужчины бросают женщин к щитомордникам или остам? — не отставала от меня женщина.
— Возможно, — ответил я, — свободную женщину могут бросить в качестве казни.
— Нет, — отмахнулась Ина, — я имела в виду рабынь.
— Какое тебе дело до рабынь? — осведомился я.
— Ну, мне просто любопытно, — сказала она.
— С рабыней может быть сделано все что угодно, — напомнил я.
— Ну да, конечно, — вздохнула Ина.
— Возможно, конечно, если они вызвали неудовольствие рабовладельца, — решил я все же удовлетворить ее любопытство. — Но все же более вероятно, что казнь была бы не столь устрашающей, например, ее бы порубили на куски и скормили слину.
— Понимаю, — выдавила из себя пленница.
— Вообще, — продолжил я, — даже самые тайные мысли рабыни, касающиеся хотя бы малейшего намека на непокорность и прочую нелепость, неизбежно и вполне заметно для наметанного взгляда, проявляются в тонких рефлексах ее тела. Опытный рабовладелец всегда сможет их прочитать и принять меры, например, бросить непокорную в пруд с пиявками или озерными угрями, или просто скормить слинам.
— А если они не вызвали неудовольствия? — осведомилась женщина.
— И искренне относились к исполнению всех требования тотального рабства, как внутреннего, так и внешнего? — уточнил я.
— Да, — закивала головой Ина.
— Не думаю, что в этом случае ей что-либо грозит, — ответил я.
— Это хорошо, — с облегчением вздохнула она.
— Это было бы бесполезной потерей женщины, — пожал я плечами.
— Как легко Вы об этом говорите! — воскликнула Ина.
Я лишь пожал плечами.
— А у меня тоже есть некоторая ценность, как у женщины? — поинтересовалась она, спустя некоторое время.
— Ты имеешь в виду, если бы Ты была рабыней? — уточнил я.
— Да, — подтвердила Ина.
— Конечно, — заверил ее я.
— Это хорошо, — вздохнула она.
— Что хорошо? — перепросил я.
— Ничего, это я так, — ушла от ответа моя пленница, и на некоторое время замолчала.
Правда, долго сидеть спокойно у нее не получилось. Через некоторое время, Ина немного вытянула ноги, задумчиво посмотрела на них, а потом, обхватив пальцами щиколотки, сообщила:
— А знаете, я тоже думаю, что мои лодыжки прекрасно смотрелись бы в кандалах.
— Так и есть, — подтвердил я.
— Да, а еще я думаю, что могла бы выглядеть еще лучше, если бы цепи были везде, — заметила она.
На этот раз я промолчал, все внимание уделив управлению плотом.
— А Вы, как думаете, они хорошо смотрелись бы на мне? — пристала она.
— Можешь не сомневаться, — буркнул я.
— Бедные свободные женщины, — усмехнулась Ина. — Никогда им не носить цепей.
— Во всяком случае, не часто, — не удержался и добавил я.
— Ага, мне приходилось видеть, как некоторые похотливые мужчины глазели на рабынь в цепях, — проворчала она.
— Это — одно из удовольствий доминирования, — пояснил я.
— А еще я запомнила некоторых из тех девушек, — продолжила моя пленница, — выглядевших такими беззащитными и чувственными в своих цепях, просто беспомощными их пленницами, и в то же самое время носившими их так, что сводили мужчин до безумия от страсти.
— О-о-о? — удивленно протянул.
— Да, — засмеялась женщина, — тем как они двигались в них, как они заставляли их издавать тихий звон, и много еще чем.
— Где ж Ты могла увидеть такое? — заинтересовался я.
— На улице. Где же еще? То тут, то там, время от времени, — сказала она. — А еще, иногда, на уличных рынках, на полках.
— То есть Ты утверждаешь, что могла видеть, хорошую работу с цепью на простой полке уличного рынка? — уточнил я, недоверчиво.
— Работа с цепью? — не поняла Ина.
— Да, — кивнул я. — Вообще-то, у некоторых женщин, есть своего рода инстинкт, или природный дар того, как надо использовать свои цепи, но эти инстинкты или таланты зачастую долго оттачиваются опытными дрессировщиками.
— Вы имеете в виду, что рабыни учатся использовать свои цепи?
— Конечно, так же, как они могли бы учиться правильно надевать туники, завязывать рабские пояса, носить рабские полосы, использовать духи, применять косметику и многое другое.
— И тому как надо доставлять удовольствие мужчине тоже?! — спросила Ина.
— Само собой, — кивнул я. — Это в первую очередь.
— Хорошо, — улыбнулась женщина. — А вообще, неважно по какой именно причине, некоторые из них были очень красивы в цепях.
— Да, — согласился я. — Некоторые девушки носят свои цепи просто потрясающе.
— Как Вы думаете, а я тоже могла бы хорошо выглядеть в цепях? — полюбопытствовала Ина.
— Можешь не сомневаться, — улыбнулся я.
— Вы думаете, они бы мне подошли? — никак не могла успокоиться женщина.
— Они бы прекрасно подошли бы тебе, — ответил я.
— А я, как Вы думаете, была бы красива в них? — снова пристала она.
— Все женщины красивы в цепях, — успокоил ее я.
— Это понятно, но что Вы думаете про меня? Была бы я в них по-особенному красива? — спросила Ина.
— Да, — кивнул я, окинув ее оценивающим взглядом.
— Даже притом, что я была бы свободной женщиной? — уточнила она.
— Если бы Ты была в цепях, — усмехнулся я, — то, по-видимому, Ты уже не была бы свободной женщиной.
— Да, действительно, — стушевалась Ина.
— Уже светает, — заметил я.
— Кажется, что у рабынь есть много разных преимуществ перед свободными женщинами, — задумчиво проговорила она.
— Это Ты сейчас о чем? — несколько удивленно спросил я.
— Ну, им не грозит быть брошенными к болотным щитомордникам, остам или что-то подобное, — пояснила свою мысль Ина.
— По-видимому, нет, — признал я, — по крайней мере, если они не вызывают недовольства.
— А еще искренне стремятся доставить удовольствие! — добавила женщина.
— Конечно, — не мог не согласиться я.
— Значит, они не являются объектом казни, — сделала вывод Ина.
— Нет, — отчасти признал я, — в их случае, речь идет скорее об утилизации.
— Верно, — вздрогнула красавица.
— Честно говоря, я не вижу большой разницы между тем, чтобы быть привязанной к шесту для скармливания тарларионам и тем, чтобы просто быть связанным и брошенным им же.
— Ну да, трудно не согласиться, — вынуждена была признать она.
— Однако я знаю об одном довольно интересном преимуществе, которое свободная женщина имеет перед рабыней, — усмехнулся я.
— О каком? — сразу заинтересовалась моя пленница.
— Ну вот, рассмотри свой случай, — предложил я.
— И что? — нетерпеливо переспросила она.
— Как свободную пленницу, тебя могут попытаться освободить, — объяснил я, — с другой стороны, рабыня только сменит одного рабовладельца на другого, никому в голову не придет освобождать ее.
— Верно, — согласилась со мной женщина.
— Рассмотри ситуацию с кайилой, — предложил я. — Если мужчина пошел на значительный риск, чтобы украсть ее, и был успешен в этом, он же делает не ради того, чтобы отпустить животное на волю.
— Нет, конечно, — кивнула Ина.
— Но другой стороны, — продолжил я, — и у рабыни найдется очевидное преимущество, которое она имеет перед свободной женщиной.
— Какое же? — еще больше заинтересовалась она.
— Во многих критических ситуациях, таких как разграбление городов, сопровождающееся насилием и пожарами, набегах на караваны и прочих подобных ситуациях, рабыня, как являющаяся — домашним животным, таким же как слин или тарск, имеет куда больше шансов быть оставленной в живых, по сравнению со свободной женщиной, — объяснил я. — Ведь она — собственность, ценный трофей, очевидная добыча. Более того, зачастую ее захват, впрочем, как и захват любых других ценностей вроде золота, драгоценностей и тому подобного, может быть одной из основных целей таких набегов.
— Мужчины крайне заинтересованы в рабынях, не так ли? — спросила Ина.
— Это так, — признал я. — Случалось, что войны начинались только ради того, чтобы заполучить хорошеньких рабынь какого-то города.
— Рабские Войны! — понимающе заметила женщина, ссылаясь на серию войн, небрежно именуемых Рабскими Войнами, в течение целого поколения периодически вспыхивавшими между различными городами средних широт Гора.
Эти события происходили задолго до моего появления на Горе. Хотя, конечно, крупномасштабные захваты и перепродажа рабынь, действительно были одной из особенностей тех войн, и даже достаточно благовидными предлогами для них, отсюда и название, но были и другие соображения, как и можно ожидать скрытые от глаз обывателя, зачастую связанные с такими чисто экономическими задачами, как сбор пошлин и контроль торговых путей. Именно Рабские Войны стали толчком к разработке и принятию торгового кодекса, упорядочившего торговлю и в особенности работорговлю. Кроме того были пересмотрены и отточены многие из критериев стандартизации рабынь как товара, например, каким образом, в зависимости от спроса и предложения на рынке, обученности, опыта и прочих критериев той или иной рабыни, следует рассматривать ее с точки зрения налогов. Например, с тех пор существует привязка налогообложения рабынь к другим домашним животным, таким как верры и тарски, однако учитывающая их текущую рыночную стоимость в данном конкретном регионе. Так, в определенный момент, с одной невольницы могли бы взимать налог, как за пять верров или за трех тарсков, и одновременно, ее могли бы рассматривать как пятую часть слина или десятую тарна.
Вообще, захват женщин является одной из главных причин борьбы между гореанами разных городов. С другой стороны, для них это свое рода спорт. Рабские Войны, кстати, можно сравнить с Кайиловыми Войнами южного полушария. Последние велись между разными кланами Народа Фургонов, а целью или точнее первоочередной целью, как явствует из названия, являлось приобретение высоких кайил, обычного среди кочевников южного полушария верхового животного. Изначально, во время тех войн, насколько я знаю, захват рабынь был задачей второстепенной, но веревки для того, чтобы накинуть их на шеи захваченных раздетых женщин противников всадники захватить с собой не забывали, и вместе с угнанными кайилами регулярно приводили к своим фургонам еще соблазнительных пленниц. Разумеется, суровым кочевникам не потребовалось много времени, чтобы ознакомиться с многочисленными изысканными удовольствиями, последовавшими за обладанием соблазнительными рабынями. Правда, после объединения всех кланов Народа Фургона под единым управлением Убар-Сана Камчака из Тачаков, у меня сложилось впечатление, что эти быстрые всадники на своих кайилах стали реже выбирать для своих набегов женщин своего собственного вида. Скорее их стремительные рейды стали привычным бедствием вдали от их степей. Говорят, что женщины теперь перестали быть в безопасности даже в тысяче пасангов от их фургонов. На мой взгляд, это слишком оптимистичная оценка. О рейдовых группах Народа Фургонов приходили сообщения даже из таких расположенных далеко на севере от южных степей городов как Венна. А кое-кто утверждал, что видел их даже поблизости от Сардара. Сами же кочевники вряд ли спутают с кем-то своих собственных рабынь, поскольку каждый из их кланов имеет свое клеймо, У тачаков — это четыре рога боска, у кассаров — бола с тремя грузами, катаи — лук со стрелой, нацеленной влево, а паравачи — перевернутый равнобедренный треугольник с увенчанный полукругом, символическое изображение головы боска. Знаю я одну девку, которая носит клеймо с четырьмя рогами боска, а над ним еще и курсивный Кеф, обычное клеймо гореанской кейджеры, которое я сам ей выжег, как самой обычной девке, взятой на меч. Это произошло в одном из касбахов Тахари. А называю ее Вэллой. А ведь когда-то она была секретаршей в каком-то земном офисе.
— Скорее я подразумевал другие войны и конфликты, — ответил я, — такие как вторая война между Харфаксом и Беснитом, или война, случившаяся несколько лет назад между Порт-Олни и Ти, незадолго до основания Салерианской Конфедерации. Вот там, насколько я помню, побуждения касались исключительно, ну, или почти исключительно, захвата рабынь.
— Точно! — вспомнила она сказала.
Конфликт между Порт-Олни и Ти закончился перемирием. Зато война между Харфаксом и Беснитом завершилась практически полной победой Харфакса. Беснит был взят штурмом и вынужден был передать победителям всех своих рабынь, а также лучших девушек из высших каст, которых, после клеймения поручили обучать рабыням, служившим в их же собственных домах. Как это не покажется странным, но спустя несколько лет Беснит и Харфакс стали союзниками и остаются ими по настоящее время. Просто Харфакс ослабленный войной отчаянно нуждался в союзниках, вот только Беснит, по вполне понятным причинам, обусловленным неплохой памятью, даже несмотря на все реальные преимущества, которые мог получить от этого, союз заключать отказывался. В какой-то момент молодые женщины высших каст Харфакса вышли со смелым предложением к высшему совету города. Они предложили позволить мужчинам Беснита выбрать из их числа сотню, то есть то же самое количество девушек высших каст, что было взято ранее воинами Харфакса. Потом все сто девушек должны быть порабощены, и обучены быть рабынями в работорговых домах Беснита, чтобы затем быть проданным или распределенными между теми, кому они понравятся. Хотя противодействие этому плану поначалу было довольно жестким в обоих городах, высшие советы в конечном итоге дали свое согласие. В результате, все молодые женщины высших каст Харфакса была раздета и осмотрены, конфиденциально, конечно, и те из них, которых сочли самыми красивыми, были внесены в списки, и получили запертый на запястье идентификационный браслет. Месяц спустя их всех доставили в Беснит и поработили. После этого они прошли самую жесткую дрессировку под присмотром рабынь мужчин Беснита. По окончании своего обучения они были распроданы, частично в другие города, частично в самом Бесните, что решалось путем жеребьевки. Беснит и Харфакс, с того времени, стали самыми верными союзниками. Доходы от первых продаж девушек, как ушедших с аукциона в городе, так и проданных на невольничьих рынках других городов, пошли в казну Беснита.
Кажется, Ина даже задрожала от удовольствия.
— Пора присматривать место для лагеря, — заметил я, поглядывая на светлеющее на востоке небо.
В нескольких футах слева от плота плавник акулы прорезал водную гладь и скользнул в заросли ренса.
— Смотри налево, — предупредил я.
— Да, видела, — отозвалась женщина.
— Не вздумай слезть с плота, — велел я.
— Да, мой похититель, — сказала она и отползя от края, встала на колени рядом со мной и немного впереди.
Посмотрев на нее с высоты своего роста, я встретился с ее довольными глазами.
— Ну как, — осведомилась она, — хорошо я выгляжу на коленях?
— Да, — вынужден был признать я.
— А что Вы собираетесь сделать со мной дальше? — поинтересовалась красотка.
— Ты все еще интересуешься этим? — усмехнулся я.
— Конечно, — кивнула Ина.
— Поживем — увидим, — пожал я плечами.
— Вы же знаете, я в вашей полной власти, — заметила она.
— Знаю, — заверил ее я.
— И Вы сделаете со мной все, что вам захочется, не так ли? — спросила меня женщина.
— Конечно, — не стал отказываться я.
— Это хорошо, — прошептала она.
— Что? — переспросил я.
— Ничего, — уклонилась женщина от ответа.
Я налег на шест, поворачивая плот вправо, где на расстоянии около ста ярдов, сквозь разрыв в зарослях я заметил остров, вполне подходящий для лагеря.
— Вы же можете даже продать меня, правда? — через некоторое время спросила меня Ина.
— Могу, — признал я.
— А в ваши намерения входит продать меня? — спросила женщина и задержала дыхание в ожидании ответа.
— Возможно, — уклончиво ответил я, и усмехнулся, услышав, как она разочарованно выдохнула.
Поймав умоляющий и возбужденный взгляд женщины, я спросил:
— Тебя волнует мысль о твоей продаже, не так ли?
— Да, — срывающимся шепотом ответила она.
— Похоже, кого-то мучает любопытство, относительно того, каково это быть самой сексуальной, волнующей и желанной из всех женщин, то есть рабыней? — усмехнувшись, спросил я.
— Свободная женщина не осмеливается даже думать об этом, — улыбнулась в ответ Ина.
— Но Ты-то об этом думаешь, — заметил я.
— Да, мой похититель, — испуганно призналась пленница.
— Можешь думать об этом, всякий раз, когда, как, так часто и так долго, как тебе хочется, — разрешил я.
— Да, мой похититель, — прошептала женщина, я потом повернулась и, согнув спину, поцеловала мою ногу, а ее маленький розовый язычок, мягко пробежав по коже, оставил на ней мокрую полоску.
— А если я решу продать тебя? — поинтересовался я.
— Я попыталась бы быть достойной заплаченных за меня денег, — пообещала она.
— На твоем месте, я бы попытался сделать так, чтобы новый хозяин был доволен, — добавил я.
— Да, — согласно кивнула Ина, глядя на меня снизу вверх, — я буду стараться изо всех сил, чтобы он остался доволен мной.
Я притер плот к отмели перед островом и уже, приказав пленнице встать на ноги, протянул было руку, чтобы снять ошейник с ее горла, как вдруг до нас донесся чей-то жалобный крик, казалось, прилетевший с немалого расстояния.
— Это — какое-то животное, — сказала она, испуганно глядя на меня. — Просто животное, попавшее в зыбучий песок!
— Нет, — покачал я головой, и в этот момент крик повторился снова, и надо было признать, что этот странный звук совсем не был похож на то что может издать человеческое горло.
— Да, — попыталась уверить меня Ина.
— Нет, — уверенно сказал я. — Это — человек. Мужчина.
Приняв решение, я спрыгнул в болото и вытолкнул плот дальше на отмель. Мы снова услышали тот же крик. Вытащив кусок пенькового шнура из-под ошейника пленницы, я принялся торопливо связывать ее руки за спиной.
— Зачем Вы это делаете? — спросила она, тем самым давая понять, как много еще в ней оставалось от свободной женщины.
— Хочу быть уверен, что Ты будешь здесь, когда я вернусь, — объяснил я.
— Но я и так не убежала бы! — поспешила заверить меня Ина.
— Знаю, но я хочу быть уверенным в этом, — пожал я плечами.
— Ой! — вздрогнула пленница, когда я рывком затянул узел.
— Где-то там, — сказал я, покончив с ее руками, и оглядываясь в сторону, откуда опять донесся крик.
— Может не стоит выяснять? — простонала женщина. — А вдруг это опасно!
Я повернул ее к себе лицом и встретился с ее испуганными глазами.
— Что-то не так? — спросила она дрогнувшим голосом.
— Ой! — вскрикнула Ина, чья голова дернулась в сторону от моей оплеухи.
Когда она снова решилась повернуть голову, чтобы посмотреть на меня, в ее глазах плескался уже настоящий страх, а на губе показалась кровь.
— Живот, — рявкнул я стандартную команду, известную любой рабыне.
— «Живот»? — непонимающе повторила Ина, и тут же полетела на животом на песок, сердито схваченная мной за волосы и брошенная вперед.
— Ноги, — скомандовал я.
На сей раз у нее хватило присутствия духа, чтобы, извиваясь всем телом, подползти к моим ногам и прижаться к ним губами.
— Свободная женщина! — презрительно бросил я, отстраняясь от нее.
Ина повернулась на бок и, вывернув шею, испуганно уставилась на меня. Капля крови стекла с уголка ее рта, перечеркнув ее щеку красной линией.
— Поднимись на колени, — приказал я.
— Да, мой похититель! — пробормотала испуганная женщина, и с трудом вскарабкалась на колени.
Я окинул оценивающим взглядом замершую передо мной дрожащую от страха коленопреклоненную фигуру.
— Пожалуйста, не бейте меня, — прошептала Ина, сглотнув слезы.
— Почему я должен делать это? — осведомился я. — Ты — свободная женщина.
Утопая по щиколотки в песке, я пересек остров в том направлении откуда прилетел странный крик. Надо было выяснить, что случилось. Лишь однажды я оглянулся назад, чтобы посмотреть на стоящую на коленях женщину, чьи руки были связаны за спиной. Закрепленная на ременном ошейнике веревка была надежно привязана к плоту. Пожалуй, никуда она не денется. Но смотрелась она, стоящая на коленях, весьма привлекательно. Хотя, конечно, все еще оставалась всего лишь свободной женщиной.