Сколько горя нужно для счастья?

Глава 17

Я не знаю какого это иметь сына, но уверен, от дочерей радости гораздо больше. Не говоря уже о том, что ими можно просто любоваться. Мару моё маленькое сокровище… хотя, может уже и не такое маленькое, но всё еще драгоценное.

Она моё дитя, моя радость, мой смысл жизни, она та единственная тоненькая ниточка, которая поддерживает жизнь во мне.

Очень жаль, что моему ангелочку, который не успел прожить даже год, пришлось самолично вырезать около двухсот человек… Даже я убил меньше за свою карьеру, но в этом нет ничего предрассудительного, ну убила и убила — все мы люди не без греха.

Кто-то и вовсе не может есть вареный лук, ну и что нам теперь крест на таких ставить?

Она смотрит на меня со сложным выражением лица, я, конечно, в плане эмпатии дуб дубом, но кое-что могу прочесть.

— Обними меня, дай успокою.

Мару прижалась ко мне так что, казалось, нерушимый позвоночник треснет, даже питон не сдавливает так сильно. Дыхание остановилось на минут семь, легкие жгло огнем, в глазах темнота, но я всё равно не чувствовал за собой право прерывать такой щепетильный момент.

— Не плачь. Я жив и уже никуда не уйду. Дай мне пару дней, и я вновь стану тем высоким статным парнем, с которым не стыдно идти рядом.

— А ты разве был статным? Вот чертовка, уже и подкалывать научилась… Да еще и в такой ситуации…

Она успокоилась и улыбнулась мне злорадной улыбкой. В этот момент моё сердце словно кольнули швейной иголкой, ухмылочка как у матери…

Я еще чуть обкорнал мяса с ноги и поинтересовался. — Кстати, а что это за человек такой невкусный? Эдуард?

— Нет, я обошла деревню и увидела, как он пьяный избивал жену с детьми и подумала, что он зло, которым можно пренебречь. Теперь понимаю, почему мясо будто замариновали в дешевом спиртном.

Не стоит огорчать её и говорить, что такие семейные взаимоотношения нормальные на текущий день и что она своим поступком обрекла на голодную смерть женщину и детьми.

После неторопливого завтрака, мы четыре часа сидели и смотрели в глаза друг другу. Я привыкал видеть её такой взрослой, зрелой, рассудительной, а она просто наблюдала за мной родительским взглядом.

Сейчас, когда я смотрю в её ярко коричневые глаза я вижу интеллект и сознательность. Так уютно рядом с ней, будто мне в вену поставили капельницу успокоительного. Мне кажется, что разум очищается от дурных мыслей, в её глазах я вижу огонь, трескучее уютное пламя у костра на которое можно смотреть бесконечно.

Мышцы на ногах чуть окрепли, и я уже могу делать нетвердые шаги.

— Пойдем подышим воздухом, поприветствуем моих лягушат.

Я почти удачно вышел из повозки, малость спотыкнулся и упал в грязь, зато эффектно.

— Аккуратнее! Я же говорила держись за меня.

Мару подняла меня, я отряхнулся от грязи и только потом обратил внимание на взгляды. Все смотрели на меня как на пропавшего без вести. То, что их господин выглядит как пережеванный кусок мяса немного убавляет искр восторга, но благо меня никогда не трогали такие вещи.

В прошлом мире, я даже находил смелость гулять по улице со штанами, где коленки вытянуты.

— Господин выздоровел! Прокричал Викентий и первым бросился обнимать меня. Толпа последовала его примеру и совсем скоро люди прилипли ко мне как мухи на липкую ленту, кто-то даже втихаря схватил меня за задницу.

Все плакали словно я один из «кимов».

Мару в момент решила проблему и уронила толпу в грязь, негоже чтобы слуги были чище господина.

— Что-то вы хреново выглядите… Из самых нетронутых только старик да сестры за исключением Степаниды.

— А у тебя нога в другую сторону сгибается. Сказал я Эдуарду.

— Похоже неправильно срослась.

— А с тобой что? Почему молчишь? Леопольд указал на своё горло и что-то утробно прорычал. Ааа точно… Ему ж стрелу туда вонзили.

— А остальные где?

— Они без сознания много дней, мы разместили их там. Ярослав указал на ряд повозок ближе к лесу. Кстати, по другую сторону от нас развернулась целая цивилизация, примитивная, но цивилизация.

Мрачная серая деревня, в которой живут мрачные серые люди. Четырех секунд просмотра достаточно, чтобы тебе жить перехотелось. Ты смотришь и понимаешь, что такое настоящие пятьдесят оттенков серого.

Озлобленные, зашуганные человеки, все в лохмотья, волосы грязные как половая тряпка, а глаза голодные как у парней из армии, которые любуется фоткой девушек, которые их не дождались.

Я даже вычленил любопытный факт из памяти.

В особо голодные неурожайные года семьи, чтобы выжить, менялись детьми с соседями, ведь съесть своего ребенка кощунство, а вот сын маминой подруги отличный деликатес. Услуги проституток тут оцениваются в пару картофелин.

Все смотрят на нашу подозрительную компанию с интересом и осторожностью.

Деревня оканчивается высокими стенами, такими внушительными, что кажется подобные сооружения невозможны в такую эпоху. Благо я выработал определенный иммунитет и перестал сильно удивляться каждой странности этого мира.

За стенами отчетливо проглядывается шпиль замковой башни. Никто не знает, как правильно называть этот населенный пункт. Кто-то обзывает городом, кто-то королевством. Главное, что, по существу, всем жителям деревни наплевать что у них происходит и кто там у власти, а мозги городского жителя я еще не пробывал.

Жизнь деревенского человека монотоннее работы охранника. Люди рождаются в нищете, работают с малых лет, совокупляются с малых лет, чтобы потом работать еще больше для прокорма детей.

Ах, да еще их иногда похищают в рабство…

Если прикинуть, то не всё так плохо, им даже можно позавидовать. Вот я, например, не люблю неопределенности, а тут считай вся судьба с момента зачатия известна наперед.

Отдельного внимания заслуживают дети. Они почему-то в отличии от родителей смотрят на нас более злобно что-ли…

Термин детство человек придумал относительно недавно, приблизительно в веке двадцатом. До этого момента детей в привычном смысле этого слова не существовало, детьми называли лишь неумеющих говорить и ходить младенцев.

Стоило такому сделать первый шаг, он сразу же шел на работу, которая за неделю вытравит в нём весь юношеский максимализм.

Детей было много, а когда их много ты перестаешь наделять их особым смыслом. Ну умрет от голода трое из десяти ничего страшного, остальные семь хоть узнают, что такое мясо на ужин.

Если ребенок подцепил занозу или сломал ногу, то можно просто перешагнуть через него. Население очень молодое и никому в голову не приходила дикая мысль жалеть и беречь их.

Это в моем прошлом мире демографического упадка, ты прощаешь малолетним мерзавцам все грехи. Они могут мусорить на улице, заниматься вандализмом, выкалывать котятам глаза на заброшенных стройках, сбиваться в стаи и нападать на прохожих, потому что весело.

Самое главное, что им ничего за это не будет.

Даже ты, как родитель сдерживаешь себя и не бьешь ребенка в ситуации, при которой даже мать Тереза не выдержала бы. Ты бережешь дитятко, зализываешь его как теленка до сорока лет, позволяешь не работать и ждешь момента, когда подросший сын выбросит тебя на улицу или дочка принесет тебе в подоле внука, которого ей зачал один из девятнадцати ухажеров, она пока сама не знает который из них, ведь все они отметились за один вечер.

Чем ниже уровень жизни, тем выше рождаемость. Тут девочки рожают так рано, что вполне уместно сказать — дети делают детей, и нравы у них жестче чем в провинциальном детдоме.

Смотря на их замалеванные лица приходит мысль — надеюсь своих детей я любить буду… А впрочем у черту их, у меня и без того подопечных хватает.

— Ведите меня к пациентам.

— Пойдемте со мной господин. А это еще кто такая?

— Как тебя зовут?

— Ливия. Ярослав заботливо шепнул мне на ухо, что она самая младшенькая из сестер. Ах да, я же вынес всех женщин за скобки.

Ливия второпях завела меня в повозку.

Первое что я почувствовал — это отвратительный запах сырости и гнили. Да ужж… это место скорее хоспис, чем лечебница. Остаток бойцов лежит на грязных подстилках, причем остаток моих бойцов, имел свои остатки.

Половина из них ампутанты, кому-то оттяпали ногу или руку, самые удачливые отделались парой отрубленных пальцев. Места порезов почернели и загноились, у кого-то даже копошатся черви…

— Я уже устала их оттуда вытягивать. Те, кто в сознании встретили меня беззубой улыбкой. Выглядят даже хуже, чем я, но все живы.

Казалось бы, а почему? Ответ прост — я тому причина. Честно, даже не подозревал, что моя кровь добавляет живучести до такой степени, у Герасима мясо на костях не держится, но сердце здоровяка упорно продолжает биться.

Ладно, в целом чтобы быть хирургом особых навыков не требуется.

— Будешь моей ассистенткой Ливия. С кого начнем? Её взгляд упал на Гулливера. Мальчик в целом выглядел целым, вот только кисти рук отрублены, они почерневшие и высохшие лежали рядом завернутые в тряпочку.

— Мы решили не выбрасывать то, что они потеряли, мы конечно не в праве что-то просить, но вы способны на чудеса.

— Командир, рад вашему выздоровлению. Гулливер оживился как песель, что целый день ждал хозяина в пустой квартире.

— Я тоже рад что ты жив, даже руку захотелось тебе пожать, но увы придется отложить. Мне начинает казаться, что шутки над людьми с неполным комплектом конечностей самые смешные.

— У меня что снова будут руки?

— Конечно будут, а иначе чем ты будешь трогать такую красавицу? Ливия засмущалась…

— Он ослабел совсем недавно… После той битвы большая часть была подвижна, но с каждым днем силы оставляли их, раны загноились и отказывались заживать. Я даже знаю почему, потому что моя кровь отныне для них иммунитет, без неё они пропадут быстрее чем вич инфицированный без терапии.

— Подшаманим. Ну что боец готов к лечению? Господин ребенка не обидит.

— Конечно! Не терпится встать на ноги и приступить к тренировкам!

— С Ливией?

— Кхм, кхм. Он закашлялся в ответ.

— Ну смотри, слабину не давай, на тебя же девушка смотрит.

Я раздел его и увидел молодое тело, усыпанное язвами… Нуу как говорится, если человек называет себя хирургом это еще не значит, что он разбирается в хирургии лучше любого другого мужчины.

ВНИМАНИЕ ЧУЖЕРОДНАЯ СУЩНОСТЬ ПЫТАЕТСЯ ВЗЯТЬ КОНТРОЛЬ!

ПОПЫТКА ПРОВАЛЕНА!

РАЗУМ ПОВРЕДЕН!

В глазах на секунду потемнело, в голове словно кто-то переключил тумблер на совсем другое настроение. Я сейчас как супруг, пришедший домой после тяжелой смены, которому жена с порога начала выедать мозг. Я разозлился одномоментно, хочется рвать и метать, бить, крушить, срывать злобу за свои неудачи на тех, кто вообще не причем!

Я решил совместить два этих чувства: вылечить моих людей и причинить боль.

Я взял ножик с пола и с ходу вонзил его в бочину Гулливеру. Парень завизжал как свинья, а я прокручиваю лезвие и выдавливаю бело-желтый гной, как только кровь очистилась я взял иглу толщиной с толстую коктейльную трубочку и начал зашивать раны.

Гулливер прочувствовал каждый узелочек… особенно когда я пришивал его омертвевшие кисти к здоровым рукам. Он не знал, что ему бояться больше, боли или улыбки, с которой его кумир пытает его.

Ливия стоит с пепельным лицом и не знает, что делать… её любимого истязает тот, чье слово непоколебимо.

— А они точно будут шевелиться… Спросил он зареванным голосом.

— Конечно будут. Я дал ему попить пару капель чистой крови. Вообще я мог бы высморкаться за руки и приклеить их так, ведь все жидкости истинного человека священны, они лучше всяких БАДов.

Может быть именно от истинных людей и пошел слух про то, что, если пописать на рану она заживет.

— Ну вот, уже завтра будешь как новенький. Я пожал его мертвую холодную ладонь.

— Ливия маленькая недотёпа, позови Эдуарда. Она, заикаясь выбежала из повозки.

— Зачем ты позвал меня?

— Будем ногу твою лечить.

— Как⁉ Она же уже срослась.

— А вот так! Я одним ударом ломаю ногу. Чуть переборщил и перелом получился открытым. Кость острым концом порвала кожу и вылезла чуть ниже коленки. Он упал и стал орать. Да что вы все орете то… Голова и так болит…

Никакого сострадания от подчиненных не дождешься.

— Что ты делаешь изверг⁉ Уйди от меня!

Я как мог соединил ему кости, привязал к ноге деревяшку и на прощанье прыснул пару капель крови прямо в глаза. Надеюсь, хуже не сделал…

— Всё можешь идти на поправку.

— Сволочь! Прокричал он уползая прочь.

— Теперь ты Меригуан. В бою ты проявил себя отважным, безбашенным бойцом. Тебе можно и полную диагностику провести.

Я вытащил ему почку, выковырял из неё пару камешков и трансплантировал обратно. Правда один раз я уронил её на грязный пол, но правило трех секунд никто не отменял… Думаю приживется.

Что я только не вытворял с остальными. От боли они просыпались и мычали, особенно сильно мычали, когда я брал ржавые щипцы и выдергивал кровоточащие зубы, ну или те, что казались мне недостаточно белыми. Особо сильные гематомы на коже я просто вырезал по кругу, а потом стягивал лоскуты кожи и сшивал их, думаю из меня бы получился замечательный пластический хирург.

После каждого человека у меня обязательно оставались лишние детали… Я по рассеянности забыл, где они были изначально и решил, что раз организм живет и без них то господь бог просто перестраховался, добавив лишнего ливера в тело человека.

— Ну как господин, жить будут? Спросила Емельяна на выходе.

— Скажу так, я всегда знал, что для работы врачом медицинское образование необязательно. Прям как в поликлиниках в моем прошлом мире. — К тому же приказа умирать не было.

Меня вновь окликнули. На этот раз незнакомый юноша.

— Господин, у меня есть для вас важная информация. Меня подозвал один из еще ничем не отличившихся бойцов.

— А кто ты напомни.

— Как кто⁉ Я же один из братьев, мы были с вами с самого начала.

— А где твой брат?

— Вы им только что занимались. Кажется, припоминаю… Ярослав что-то такое говорил… Вроде их зовут Серафим и Севастьян.

— И что ты хочешь мне поведать Севастьян?

— Я Серафим.

Он рассказал мне чуть больше о себе. В прошлой жизни он с братом жили в городе и работали на тайную преступную организацию, настолько тайную, что о ней знал каждый. Разумеется, подобные кружки по интересам существуют только с позволения короля.

Поведал мне о иерархии в этом синдикате, основных порядках и видах деятельности. Они были на низовых должностях, выполняли всякие мелкие поручения, частенько воровали, поджигали, устаивали диверсии и даже убивали по найму.

Эта информация может быть очень полезной для моих амбиций…

— А почему ты раньше не рассказывал?

— Я много раз пытался, но вы били палкой и говорили, что не нужно тратить время на слова.

— Ладно, но всё равно виноват. На сегодня хватит, отдыхайте.

В награду я надкусил палец и провел им по его губе, оставив тонкую полоску волшебной крови. Выглядело малость эротично, Серафим не понял моих намерений и смутился, а вот Викентий что подглядывал из-за угла, чуть не лопнул от возмущения!