Глава 14

Немножко сладкого

Воскресенье, 8 мая


Уже два дня я валялась в кровати в отеле «Вайсрой», в ожидании, пока землетрясение разрушит Калифорнию, уничтожит крошечный пляж, на котором сам отель расположен, а меня волна унесет в океан. С моим везением именно так все и должно было случиться. Вдобавок к штрафу на тысячу долларов за открытые бутылки с алкоголем в машине я получила штраф на пятьсот долларов за то, что мусорила, еще на тысячу долларов — за неправильную утилизацию собачьих экскрементов, сто пятьдесят долларов — за неправомерное использование скоростной полосы и сто пятьдесят Долларов за превышение скорости. Да, меня оштрафовали за превышение скорости. Меня. Видимо, узнав, что трое из моих бывших оказались голубыми, я слегка нажала на газ. И ехала не только быстрее пятидесяти миль в час — быстрее восьмидесяти. Я получила штраф за скорость в восемьдесят одну милю в час.

Учитывая, что номер стоит четыреста долларов за ночь, мне, наверное, следовало съехать и переживать кризис в более доступном месте. Но, поразмыслив, я решила не двигаться с места. Соображения следующие: если вы на грани безумия, пребывание в «Холидэй инн» около аэропорта прикончит вас окончательно. Единственное, что помогло сохранить рассудок, — шелковое постельное белье. Ладно — марихуана, которую я купила у ребят около бассейна, тоже помогала.

Так же, как и видеоигры для «Плэй стейшн», которые мне дал консьерж, и, разумеется, сладостные песни любимых исполнителей 80-х. Все четыре пункта вместе действовали, как два комплекта «Чудо-Близнецов»[54], пробуждая… в некотором роде… очень-очень приблизительное чувство, что жизнь слишком приятна, слишком интересна и в ней слишком много кайфа, чтобы прыгать с балкона.

Я пребывала в ступоре, и не только из-за травки. Я в шоке. Поверить не могла, что Кайл оказался геем. Не могла поверить, что Шейн — гей. И не могу поверить, что Оливер — гей. Сделала еще одну затяжку, а затем прикрыла мордочку Евы, чтобы она не становилась пассивной курильщицей.

Шейн, моя первая любовь в колледже, был на год старше. Мы познакомились на вечеринке в студенческом клубе и встречались целую неделю. Его звали «Ковбой Шейнер», потому что он и в самом деле с ног до головы одевался во все «ковбойское». Он вовсе не рос на ранчо или что-то в этом роде, так что не знаю, откуда такая привязанность, но вечно носил ковбойские шляпы и жилетки. Если бы в то время мне сказали, что он окажется голубым, я бы расхохоталась вам в лицо. Шейн был настоящий жеребец. Боже, да у него были подлинные мохнатые ковбойские штаны, которые он таскал повсюду. Настоящий мачо.

Оглядываясь назад, я припоминаю, что порой Шейн действительно говорил нечто, что можно было бы истолковать как склонность к гомосексуализму, обрати я на это внимание. Он рассказывал, что влюблен в одного из своих приятелей. Ага, «влюблен». Натуралы бывают влюблены в своих приятелей? Я всегда думала, что запросто, но, возможно, ошибалась.

Что касается Оливера, № 8, должна признать, что всегда подозревала в нем некоторую «голубизну», если можно так сказать. В основном потому, что как раз перед нашим разрывом он был на свадьбе и…

Зазвонил телефон. Это Колин. Разговаривать не хотелось, но к тому моменту, когда мозг дал команду рукам не трогать трубку, они ее уже взяли. Из-за Т.Г.К.[55] в Т.Р.А.В.К.Е. я Т.О.Р.М.О.Ж.У. (Интересно, что по этому поводу сказал бы Р.О.Д.?)

— Позднего утра-а-а тебе-е-е, — приветствовала я Колина.

— Э-э… ты ведь знаешь, что ирландцы так не говорят, правда?

— Нет? Какая жалость! — огорчилась я.

— И ты ведь знаешь, что уже давно день, а?

— Правда? Какая жалость! — вновь огорчилась я.

Колин почувствовал неладное.

— Эй, ты в порядке?

— Зависит от того, что считать «порядком».

— Для начала голос у тебя слегка хрипловат.

— А, это потому, что я пела… — Я принялась напевать. — Всю ночь напролет! (Всю ночь!) Bay о! Ночь напролет! (Всю ночь!) Ого-го-о-о!

— О Бо…

— Пускай моя музыка звучит… звучит… звучит…

— Господи Иисусе…

— Слушай, а вот у меня вопрос. Ты когда-нибудь был влюблен в парня?

— Влюблен в парня? О чем ты, черт побери?

— Влюблен. В парня. Любил парня.

— Делайла, я не гей.

— Да. Я знаю. Мне просто интересно, влюбляются ли натуралы в других парней.

— А-а-а… тогда могу уверенно сказать «нет».

— Хм. Интересно. Тогда позволь еще один вопрос. Ты можешь с первого взгляда опознать, какой фирмы чулки на женщине?

— А, теперь понимаю, — успокоился Колин. — И кто из них был влюблен в парня?

— Ковбой, — призналась я.

— А который разбирался в чулках?

— Британец. Он изменил мне с другой, потому что, как признался, пришел в восторг от ее блестящих чулок.

С Оливером я встречалась, когда переехала в Чикаго и поступила в Школу института искусств. Оливер был родом из Лондона и говорил с заметным британским акцентом. Что бы он ни произносил, это звучало необыкновенно изысканно. Боже, как я любила его слушать! Иногда, когда он говорил, я прикрывала глаза и воображала, что он Хью Грант[56]. Ласковый голос звучал музыкой для моего слуха. И он так хорошо одевался, так элегантно и стильно. Всегда носил великолепные костюмы в тонкую полоску, как будто прямо с Сэвилроу. Нам с Оливером было так славно вместе. Мы ходили по магазинам, гуляли в парке. Он был отличным любовником. Но потом изменил мне с женщиной, которую встретил на чьей-то свадьбе.

— Он не сказал, что пришел в восторг от ее ног в блестящих чулках? — уточнил Колин.

— Нет, я в точности помню его слова. Он сказал, цитирую: «Ее чулки от «Живанши» были восхитительны! Я пришел в такой восторг, что едва не съел их!»

— Он действительно сказал «восхитительны»?

— Ага.

— И это не насторожило тебя?

— Нет, только тот факт, что ему известен такой брэнд.

— Если тебя не настораживает такой факт, как использование слова «восхитительный», что-то мне подсказывает, что ты и остальные сигналы пропускаешь мимо ушей.

— Вовсе нет, клянусь. Чулки были единственным намеком, честно.

— Ладно, тогда позволь узнать… где вы познакомились?

— В солярии.

— Делайла…

— Нет, нет, это совсем не то! Он пришел туда не загорать — он там работал!

— Делайла! — чуть громче повторил Колин. — И ты заплатила мне, чтобы я подтвердил очевидное? Не могла сама выяснить?

— Я же сказала, иных признаков не было.

— Почему-то я сомневаюсь. Что вы делали на первом свидании?

— Он пригласил меня пообедать и в кино.

— Какое кино?

— «На пляже»[57].

— Остаюсь при своем мнении.

Раз уж Колин так уверен, что он несколько проницательнее, чем я, я решила держать при себе, что свидание проходило в день финала суперкубка и Оливер смотрел фильм во второй раз, а на следующий день мы оба купили саундтрек Бетт Мидлер.

— Зачем ты звонишь? — сварливо пробурчала я. Не хочу больше разговаривать.

— Ну, у меня есть для тебя новости, но они довольно печальны.

— Уверена, я смогу выдержать.

— Ладно. — Тон Колина стал серьезнее. — Я нашел Зубина Хана, и…

— Погоди, дай я угадаю — он голубой! — саркастически перебила я.

— Нет, он не голубой, — медленно проговорил Колин. — Он…

— Сейчас, сейчас, поняла — он в тюрьме!

— Нет, он не в тюрьме. Послушай, Делайла…

— Ну, тогда он, должно быть, мертв!

Колин молчал.

О нет! О нет, о нет, о нет!

— Он умер? — осторожно переспросила я.

— Да, прости, — участливо произнес Колин. — Но он скончался быстро, ничего не почувствовал. — Неловкая пауза. — Гм… вы были очень близки?

— Вообще-то нет…

Зубин Хан, № 4, появился в моей жизни сразу после Ковбоя Шейнера, что забавно, учитывая, что он был индейцем. На первом курсе он был нашим куратором в общежитии и одновременно преподавателем антропологии. Моя мама, познакомившись с ним, тут же пожелала, чтобы мы подружились, потому что он был очень умен. Она надеялась, что часть его блестящего интеллекта перейдет ко мне. Отчасти ее желание осуществилось — нечто от Зубина действительно перешло ко мне. Только это не был блестящий интеллект.

И вот теперь он мертв. Да уж… нечего сказать.

— Ну, тогда, полагаю, — после короткой паузы продолжал Колин, — я закончил.

— Что значит «закончил»? — удивилась я.

— «Закончил» — значит я нашел всех твоих приятелей.

Нашел всех моих приятелей? Всех пятнадцать? Не может быть.

— Нет, не может быть, неужели?

— Да. За исключением парня по прозвищу Ньюкс, но я тебе говорил, что это невозможно.

Я мысленно подводила итоги. Нэйт в тюрьме, Дэниэл — священник, Шейн — гей, Зубин умер, Тим — гопник, Йен предпочитает потеть со старушками, Генри женат, Оливер Лит — симпатичный голубой милашка, прозвище «Ньюкс» — не производное от фамилии, Том — гопник, Блондин — в наркологической лечебнице, доктор Пеппер — в космосе, Алекс женат, Уэйд — кукольник, Род торгует косметикой, Абогадо не забыл и не простил, Горди все такой же гнусный, Кайл — гей, Грег — по-прежнему идиот, а Роджер любит чесать задницу, а потом нюхать руку.

Господи… двадцать.

Невероятно. Поверить не могу, но это все.

Не ожидала, что все закончится так внезапно. Я была в шоке.

У меня вырвался короткий смешок. Боже правый, Кайл был прав.

— Что смешного? — недоумевал Колин.

— Жизнь, — отозвалась я. — Просто жизнь.

И начала истерически хохотать. Смеялась над игрушками и куклами, сучками и кобелями, макаронами с сыром, ковбоями и индейцами, Тампер и моим бампером, Нифти и ее прыщами. Хохотала, и хохотала, и хохотала. Я могла бы умереть от смеха.

— Дел, ты в порядке? — заволновался Колин.

— Да — я — в — порядке, — сумела выдавить я сквозь хохот, хихиканье, гогот и фырканье. — В — полном — порядке…


Осталось 65 долларов, 11 дней, О парней.

Загрузка...