Сколько у тебя? 20 моих единственных!..

— Би-и-ип —

Делайла, это мама. Свадебные колокола уже звонят! Ты должна заселиться в «Уолдорф» не позже десяти утра. В 10:30 мы все встречаемся в вестибюле и едем в спа-салон «Блисс». Не обижайся, но я зарезервировала для тебя немного больше времени, чем для остальных, — твои брови требуют коррекции. Искренне надеюсь, что к шести, когда начинается репетиция, ты закончишь. Я подумала… может, ты отменишь свидание с Нэйтом сегодня вечером и предложишь ему прийти завтра. Твое лицо будет покрасневшим после целого дня процедур, думаю, ему не стоит видеть тебя в таком виде. Ну ладно, скоро увидимся!

— Би-и-ип —

Привет, это Дейзи. Представляешь, вот уже и свадьба! Можешь не забирать платье из «Сакса» — его доставят прямо в отель вместе с моим. Жду тебя с нетерпением!

Свадебный блюз

Пятница, 17 июня

После ссоры, идя прочь от Колина, я не знала, что делать. Не совсем, конечно. Я знала, что не надо плакать, но с трудом сдерживала слезы. Было ужасно больно уходить вот так. Почти физически, клянусь. За последние несколько месяцев мы стали действительно очень близки, и мысль о том, что, возможно, никогда больше не смогу с ним поговорить, занозой засела в сердце. Хуже того, когда я завернула за угол и увидела Нэйта, дожидавшегося меня, я заглянула в его глаза, и у меня засосало под ложечкой. Глаза у него были виноватые.

В такси по дороге домой мы оба молчали. Держались за руки, но смотрели в разные стороны. С того момента все пошло наперекосяк. Когда мы вернулись к Нэйту он лег и сразу уснул, в то время как я перебирала в уме события вечера. Пыталась припомнить, не замечала ли чего-то странного в его беседе с теми двумя девицами. Но дело в том, что я почти не обращала на них внимания. Я почти не обращала внимания на Нэйта. Единственный человек, который меня интересовал, — Колин.

Воспоминания о минувшем вечере всколыхнули воспоминания о том, что сказала Дейзи по поводу Элли, а те, в свою очередь, заставили задуматься о телефонном звонке Нэйта якобы Чарли по поводу болезни Кристин. Еще раз проверив, что он спит, я разыскала телефон Нэйта и, прежде чем смогла остановить себя, начала просматривать его звонки за день. Я ненавидела себя за это, потому что никогда не была ревнива, но на этот раз нутром чуяла — что-то здесь не так. Я приготовилась к худшему, но не нашла вообще ничего, что, пожалуй, и было самым худшим. Информация обо всех звонках оказалась удалена. Дурной знак. В этот момент я и засомневалась, не слишком ли поспешила восстановить старые отношения. Хоть мы и были знакомы пятнадцать лет, я совсем не знала Нэйта. Эта мысль заставила вновь задуматься о Колине. Возвратившись из путешествия, я беспокоилась, что с ним будет непросто, но все оказалось наоборот. Мне сейчас кажется, что Колина я знаю гораздо лучше, чем Нэйта.

Той ночью я уснула на диване. Утром вроде бы полегчало. Отношения с Нэйтом оставались несколько натянутыми, но в отсутствие туманящего действия мартини общаться было легче. Мы пошли позавтракать в заведение под названием «Бабби». За едой мы беседовали, но о минувшем вечере ни один из нас заговорить так и не решился. По пути домой я решила зайти с другой стороны.

— Слушай, ты, случайно, не знаком с девушкой по имени Элли Хэтуэй? — небрежно спросила я.

— Нет, — отрицательно покачал головой Нэйт. — А что, должен бы?

— Не обязательно. Она училась в нашей школе, только и всего. Просто вспомнила о ней и подумала, не знал ли ты ее.

— Нет, извини. — Он, казалось, говорил искренне, и я поверила.

Вечером в понедельник я вернулась к себе домой. И сразу же храбро постучала в дверь Колина. Хотела попросить прощения, но его не оказалось на месте, поэтому я оставила записку с просьбой перезвонить. Ко вторнику он все еще не позвонил, и я отправила электронное письмо. И вновь никакого ответа. В среду вечером я пошла в гости к Мишель — мы не виделись целую вечность — и между делом спросила, не видела ли она в последнее время Колина.

— Да, рано утром в понедельник я видела, как он выходил, с чемоданом, — сказала она.

— С чемоданом? — переспросила я. Дыхание перехватило.

И я рассказала Мишель все. Когда же закончила, она покачала головой и сказала, что ничуть не удивлена.

— Помнишь, когда ты устроилась в лечебницу и я, перепуганная, колотила в дверь Колина, он действительно очень беспокоился о тебе, — пояснила она. — Гораздо больше, чем волновался бы просто сосед.

Мишель сказала, что у нее тогда появилось странное чувство насчет нас двоих. Я опять чуть не расплакалась, до меня постепенно доходила ужасная реальность — что, если я никогда больше его не увижу? Ну, если он согласился на эту работу в Лос-Анджелесе. Что, если он уехал навсегда и мы уже никогда не сможем поговорить?

Утешив меня, Мишель предложила устроить собеседование в «Винтаж Вог», под предлогом того, что мне необходимо структурировать жизнь. Точнее не скажешь. Мы все-таки позвонили ее боссу и договорились о встрече на следующей неделе. Как бы ни хотелось отправиться в путешествие с Нэйтом, я не могу ради этого откладывать исполнение собственной мечты.

В общем, собираясь с утра в «Уолдорф», я чувствовала себя так, словно за последние несколько месяцев прожила сотню лет. Казалось, вся эта история, считая от Роджера, началась давным-давно.

Ева прыгнула в сумку, мы спустились вниз и попытались поймать такси — сущий ад. Всю неделю лил дождь, ровно с тех пор, как мы с Нэйтом пошли завтракать в «Бабби». Потолкавшись на углу, я сумела-таки поймать машину.

В «Уолдорфе» у стойки регистрации я поинтересовалась, какой номер для меня заказан. Надеюсь, роскошный, с прекрасным видом из окна. Для очищения сознания мне необходим вид на большой прекрасный город. Служащий за стойкой протянул мне ключи со словами:

— Ваш номер 5-Д.

— 5-Д? То есть на пятом этаже?

— Совершенно верно, — кивнул клерк.

Я разочарованно поморщилась:

— Я надеялась на что-нибудь повыше, с видом из окна.

— Простите, других номеров сейчас нет. Отель полон. Но уверяю вас, вам понравится ваша комната.

— Ладно, — нехотя взяла я ключ. — Спасибо.

Я нашла свой номер, отперла тяжелую деревянную дверь. Комната была декорирована в бордовых и темно-горчичных тонах. В ней тепло и уютно, что, учитывая нынешний дождь, очень приятно. Я отпустила Еву, подошла к окну, раздвинула тяжелые шторы. С удовольствием обнаружила, что окна выходят на Пятую авеню. Могло быть гораздо хуже.

В холле мы встретились с Дейзи, мамой, Пэтси и Рут и все вместе отправились в спа-салон в Сохо. Весь день, пока меня отпаривали, массировали, выщипывали, красили и эпилировали (кстати, с верхней губой не потребовалось ничего делать), я размышляла о том, что делать. С Нэйтом все очень непросто, необходимо что-то решать. Нужно либо поделиться с ним сомнениями и продолжать отношения либо поставить вопрос ребром и, возможно, все закончить. Дейзи обратила внимание на мою задумчивость и поняла: что-то случилось. Спросила, не в Нэйте ли дело. Я подтвердила.

— Ты сказала ему про Элли? — спросила она.

— Вроде того, — призналась я. — И он заявил, что даже не знаком с ней.

Дейзи сочувственно улыбнулась:

— Дел, когда ты действительно любишь, когда это твой мужчина, все не так сложно, понимаешь? Все само встает на свои места. Если это должно произойти, все получается само собой. — Я согласно кивнула. — Он придет сегодня на репетицию?

— Да, — сказала я. — Вопреки маминым добрым советам.

И в этот момент я приняла решение. Своего рода. Если между мной и Нэйтом все будет нормально, если все станет как прежде, я забуду о плохом и сосредоточусь на наших отношениях. Если же нет, тогда… тогда посмотрим.

Вечером после репетиции наша семья и семья Эдварда отправились на ужин в «Манхэттен оушен клаб». Я вошла в зал и сразу воспрянула духом — в другом конце зала стоял мой дедушка (или человек, который очень походил на деда). Рядом с ним стояла Глория. Едва прибыв из Вегаса, они пришли сюда.

— Дедуля! — завизжала я и бросилась ему на шею. — Как я тебе рада!

Стиснув деда изо всех сил, я чуть отступила и оглядела его с головы до ног. О Боже… Я люблю своего деда, но не знала, как его понять. Волосы и брови выкрашены в ненатуральный темный цвет, белая льняная рубашка расстегнута до живота, три ожерелья (кожа, серебро, бирюза), огромная серебряная пряжка на широком кожаном ремне (видимо, его собственного изготовления), а на шее повязан платок. Он выглядит как… э-э… э-э… жиголо. Заметив мой взгляд, Глория похлопала ладошкой по его груди (а он и в самом деле сделал эпиляцию).

— Этот парень, — сказала она, — считает себя Уорреном Битти в «Шампуне»[68].

Да, и выглядит точно как он.

— А еще тебе стоит знать, — продолжала Глория, — что он собирается носить фен в кобуре и поменять свой «камаро» на мотоцикл.

Дед недовольно закатил глаза:

— Глория, умоляю! Довольно комментариев!

Дед показался мне несколько раздраженным, и я, когда Глория, закатив, в свою очередь, глаза, отошла в сторонку, тут же спросила:

— Дед, что случилось?

— Ну… — помедлил он. — Мы с Глорией расстались.

Расстались? Ничего не понимаю.

— Но почему?

— Откровенно говоря, Милашка, я никогда прежде не осознавал, что в море много рыбок.

Еще раз, пожалуйста.

— Наши отношения развивались не слишком гладко, и я встречался с другими женщинами, очень милыми, которые помогли мне понять, что глупо прилагать такие усилия для сохранения того, что исчерпало себя.

— Так, — медленно проговорила я. — Тогда почему она здесь?

— Мы давно планировали поездку, да и вообще остались друзьями, просто она не та женщина, — печально проговорил дед.

— Похоже, тебя это огорчает.

— Да, — кивнул дед. — Дело в том, что даже если ты понимаешь, что нечто не имеет шансов на выживание, все равно грустно видеть, как оно умирает.

Тут я заметила Нэйта, входившего в зал. Он тоже заметил меня и улыбнулся. Я обернулась к дедушке:

— Жаль, что все так вышло. И что ты намерен делать? Вернешься в Вегас? Или останешься здесь?

— Пока не решил, — пожал он плечами. — Мне нужно кое-что обдумать.

Когда к нам подошел Нэйт и взял меня за руку, я едва удержалась, чтобы не произнести вслух: «Мне тоже».

Ужин проходил ровно так, как я и подозревала, но не так, как надеялась. Нэйт и я общались с другими людьми, но почти не разговаривали друг с другом. Всякий раз, обращаясь к нему, я делала это через силу. Как будто притворялась. Не понимаю, что происходит, и не представляю, как это можно объяснить. Просто в каких-то отношениях проблемы разрешаются сами собой, а в каких-то — нет. Пожалуй, так дело не наладится. Необходимо серьезно поговорить с ним.

Вернувшись в отель вместе с Нэйтом, я предложила пойти в бар выпить чего-нибудь; он согласился. Я судорожно перебирала варианты — что именно сказать, чтобы разрядить обстановку. Но, проходя через холл, мы столкнулись с Элли Хэтуэй.

— Привет, Делайла, — радостно бросилась она ко мне. Но тут заметила рядом со мной Нэйта, и, кажется, даже ее пышная прическа разочарованно начала оседать.

— Привет. — Приобняв Элли, я бросила взгляд на Нэйта и увидела, как густо он покраснел. Все втроем мы неловко замолкли. — Элли, ты знакома с Нэйтом? — не выдержала я.

— Да, — холодно ответила она. — Давно не виделись.

— Ага, — пробормотал Нэйт.

Я посмотрела на Нэйта, который явно чувствовал себя неуютно рядом с нами, и заметила точно такое же виноватое выражение на его лице, как и в тот вечер, когда я поссорилась с Колином. Да уж, игрок в покер из него никудышный. И тут, просто чтобы поиздеваться над Нэйтом, обратилась к Элли:

— Элли, не хочешь выпить с нами?

Переведя взгляд с меня на Нэйта и обратно, Элли улыбнулась. Она поняла меня.

— С удовольствием, — любезно ответила она. — Только поднимусь на минутку к себе в номер и сразу же присоединюсь к вам.

Элли ушла, а Нэйт повернулся ко мне.

— Зачем ты это делаешь? — нервно спросил он.

— Этот вопрос я хотела бы задать тебе.

— Делайла, — короткий смешок, — ты что, злишься на меня за то, что произошло одиннадцать лет назад?

— Нет, я злюсь на то, что ты лгал мне о том, что произошло шесть дней назад.

— Ну, знаешь, — грубо бросил он, — я не намерен оставаться здесь и выпивать с вами обеими. Если ты на это рассчитывала, ты просто сумасшедшая.

— Я не сумасшедшая, — ответила я. — Но и не одна из многих. Не понимаю, почему так долго считала себя таковой.

— О чем это ты? — озадаченно переспросил Нэйт.

— Так, ни о чем, — решительно мотнула я головой.

— Итак, у нас ничего не вышло?

— Нет, — подтвердила я. — Знаешь, Нэйт, думаю, тебе лучше уйти.

— Да, — кивнул он. — Отличная мысль.

Нэйт не поцеловал меня на прощание, просто развернулся и ушел. И я отпустила. Не стала выяснять правду насчет того телефонного звонка или истории с Колином. Я и так все знала. Когда Нэйт скрылся из виду, исчез за дверью, я вздохнула печально, потом радостно, а потом вновь печально. Я печальна, потому что с Нэйтом ничего не получилось, рада, что потратила на него всего месяц, и огорчена, что из-за этой истории потеряла Колина. Мне очень нравится Колин, не могу отрицать. Он нравится мне больше, чем кто-либо из мужчин прежде. Немыслимо, но, возможно, я люблю его.

О Господи!

Элли вернулась несколько минут спустя и оглянулась в поисках Нэйта.

— Куда он делся? — поинтересовалась она.

— Ушел домой.

— Слава Богу, — с облегчением вздохнула она. — Он просто лживый козел.

Та еще поездка

Суббота, 18 июня

Наутро, едва проснувшись, я натянула на лицо улыбку и вместе с Евой поднялась в номер Дейзи, на двадцать девятый этаж «Башен», самой роскошной части отеля, где располагается «Звездная крыша». Уже у входа, завидев двустворчатые двери, поняла, что меня ждет сюрприз. Позвонила в дверной звонок (круто, да?), открыла Дейзи — в шелковом платье и с улыбкой от уха до уха.

— Добр-р-ро пожаловать, мадам, — с жутким русским акцентом приглашает она. — Добр-р-ро пожаловать в мою скромную обитель!

Игриво подхватив под руку, она втащила меня в огромный отделанный мрамором холл — нет слов.

— В твоем номере есть холл? — разглядывая сверкающую хрустальную люстру, спросила я.

— Oui, oui![69] — легкомысленно взвизгнула Дейзи, переходя на французский. Прикрыв дверь, она пригласила меня в гостиную и провела небольшую экскурсию. Как и у меня, окна у Дейзи выходили на Пятую авеню, но на этом сходство заканчивалось. Помимо того что номер гораздо больше, он выдержан в голубых и зеленых тонах, что создает чувство безмятежности и умиротворения. Кремовая отделка стен и волны золотистого шелка, каскадом обрамляющие окна. Один из углов занимает камин, в другом — обитый бархатом диван, козетка и огромное кресло с высокой спинкой. Стены украшают золоченые канделябры и зеркала, а на каждом столике — свежие цветы. Рядом с гостиной расположена крохотная кухонька, заваленная подарочными корзинами.

Миновав раздвижные деревянные двери, Дейзи продемонстрировала спальню, такую же роскошную, как и остальное, — пышные ковры ручной работы, огромная кровать. Да еще грандиозная гардеробная в придачу и, разумеется, ванна с джакузи.

Вернувшись в гостиную, мы радостно плюхнулись на диван. Я любовалась сестрой в окружении всей этой роскоши. Она казалась такой счастливой — да и кто бы на ее месте не был, верно? Неожиданно она взяла меня за руки:

— Ты порвала с ним, да?

Со вздохом я кивнула:

— Ага.

— Но печалит тебя вовсе не это, верно? — почти утвердительно произнесла она. Недоуменно я взглянула на сестру. — Дай-ка попробую себя в ясновидении; поправишь, если я не права. Ты думала, что любишь Нэйта, поняла, что ошиблась, затем поняла, что на самом деле влюбилась в Колина, но потеряла его.

Потрясенно я смотрела на Дейзи.

— Ну, ты даешь… мастер.

— Знаю, — улыбнулась Дейзи. — Я не такая дурочка, какой кажусь иногда. — Она подсела поближе и обняла меня. — Помнишь, что я говорила? Если это должно произойти, оно произойдет само собой.

— Знаю, — кивнула я.

— Мама еще не знает?

— Нет. Она вновь начинает думать, что я лесбиянка.

— Что ж, в этом есть и светлая сторона. — Дейзи погладила Еву по головке. — Ты по крайней мере будешь достойной парой своей собачке.

Я не могла сдержать смех, и мы с Дейзи крепко обнялись.

Мгновение спустя на пороге появилась мама и тут же замерла при виде наших лиц.

— В последний раз вы так выглядели, — заметила она, — когда расплавили свою Барби на моем антикварном кофейном столике.

Я не помнила такого и вопросительно посмотрела на Дейзи.

— Мы хотели, чтобы она загорела в духовке, — подсказала она. — Помнишь?

— Ой, точно! — обрадованно воскликнула я. (Дети, не пытайтесь повторить это дома.)

Мама устроилась рядом на диване, и я рассказала ей про Нэйта. Но ничего не сказала о Колине — не хочу, чтобы меня корили за упущенные возможности. Я закончила, мама некоторое время хранила молчание. Потом, увидев выражение моего лица, она протянула ко мне руки и крепко обняла. Припомнив ее сообщение месячной давности, я пыталась расслабиться и не сопротивляться. И знаете, поняла, что она права! Так гораздо легче дышать.

— Делайла, ты и Дейзи — мои ангелы, — сказала мама, почувствовав, как обмякло мое тело. — Понимаю, тебе трудно выслушивать мои нотации по поводу одиночества, но я просто хочу, чтобы ты была счастлива.

— Я тоже хочу быть счастливой, мамочка. Но не собираюсь менять себя только ради того, чтобы быть с кем-нибудь. Не могу действовать вопреки своей природе.

— Понимаю, — вздохнула мама. — Ты права.

— Вот именно. Я должна поступать так, как хочу я сама, и всему свое время. Если я живу не так, как дети твоих приятелей, это вовсе не значит, что со мной что-то не так.

— Понимаю, — согласилась мама.

— Отлично, но я хочу, чтобы ты понимала это всегда, а не только сейчас, когда ты в хорошем настроении, потому что Дейзи выходит замуж. И если через год я все еще буду одинока, тебе придется смириться и с этим. И это вовсе не означает, что я лесбиянка.

— Я знаю, что ты не лесбиянка, дорогая, — уверила мама. — Прости меня.

Дейзи приникла к нам, мы обнялись втроем, и мне стало гораздо легче. Рассчитывала ли я, что мамины придирки прекратились навсегда? Нет, но приятно сознавать, что на сегодня по крайней мере ее хватит.

Дейзи, бросив короткий взгляд на маму, лукаво подмигнула мне.

— Делайла, — начала она, — я знаю, что ты не лесбиянка, но неужели ты ни разу не попробовала, даже в колледже?

Я чуть не подавилась. Понимаю, что Дейзи сказала это, только чтобы подразнить маму, но она и не подозревает, насколько близка к истине.

— Э-э… ну да, разок, — подыграла я. — Но только выше талии, так что это не считается.

При виде того, как мгновенно побледнела мама, мы с Дейзи расхохотались и хором крикнули:

— Шутка!

— Ох, благодарение небесам! — Мамино лицо вновь обрело цвет. Затем она наклонилась ко мне: — Но даже если ты лесбиянка, Делайла, пожалуйста, помни, что я и это приму.

— Ладно, — решительно прервала нас Дейзи. — Пошли готовиться… Я выхожу замуж!

Дейзи оказалась самой прелестной невестой изо всех что я видела, в чем, впрочем, я и не сомневалась. Она не стала собирать волосы в узел или делать пышную прическу, как большинство невест, а просто свободно распустила их, что придало ей еще больше очарования. За время помолвки она буквально расцвела. Любовь ей к лицу. Стоя на небольшом возвышении в своем алом платье, я наблюдала, как дедушка ведет ее по проходу, а в глазах у него были слезы. В последний раз я видела его плачущим, когда мы с Дейзи были маленькими, а он приехал в школу, чтобы похитить нас.

Единственное, что не только удерживало меня от рыданий, но и вызывало улыбку, — утирающая глаза мама, с огромным блестящим распятием на груди. Она такая забавная, наша мамочка. Перед церемонией Дейзи накричала на нее, обнаружив, что она везде рассовала бумажки с молитвами. Одну Дейзи обнаружила в своем букете, другую — пришитой к подолу платья, и еще несколько — в декоративных букетах на столах. Куда еще их могла затолкать матушка — бог весть. (И вероятно, затолкала.) А когда в конце церемонии запели «Аве Мария», она разрыдалась и начала подпевать. Тут уж мы с Дейзи не могли сдержаться и расхохотались. Матушка Эдварда точно так же потеряла самообладание в тот момент, когда Эдвард проделал «всю-эту-фигню-с-разбиванием-стакана», как это называет Дейзи. (Благодарение Господу, оба достаточно легкомысленны.) Когда судья, руководивший церемонией, в конце концов объявил мистера и миссис Эдвард Барнетт мужем и женой, воздух огласили крики «Аминь» и «Мазл тов» и веселье началось.

Прием прошел без сучка без задоринки. Напитки лились рекой, изысканных закусок было вдоволь, а зал «Звездная крыша», с мерцающим светом звезд на потолке, огоньками свечей и охапками цветов, выглядел великолепно. Однако несмотря на общую радость, мне по-прежнему было немного печально. Когда Дейзи и Эдвард разрезали торт, я подошла к окну и выглянула на улицу. Дождь наконец прекратился.

Я вспомнила, как в прошлый раз надевала это платье в примерочной «Сакса» вместе с Колином, и совсем расстроилась. Вспомнила, какие у него сильные руки, как он застегивал молнию, как по спине бежали мурашки, и на глазах выступили слезы. И вновь я задумалась о двух десятках своих мужчин. Хотя я смирилась с мыслью, что нет смысла привыкать к тому, кого не любишь, я по-прежнему считаю, что большинство из них были ошибкой.

И тут я услышала голос:

— Никогда не видел ничего прекраснее.

Я обернулась и увидела дедушку. Он чересчур загорел, и волосы у него чересчур темные, но тем не менее все так же хорош собой. Он подошел ближе и выглянул в окно.

— Прекрасный вид, правда?

— Я вообще-то говорил о тебе, — обнял он меня за талию. — Но вид тоже не плохой.

— Спасибо, — приникла я к деду.

— Все будет хорошо. — Он крепче обнял меня. — Знаешь?

— Да, конечно. Просто я о многом сожалею. Я сделала много ошибок.

— О… ничего подобного! Просто мы совершаем выбор, у которого есть определенные последствия, только и всего.

— Понимаю, просто я все время думаю, что если бы поступила иначе, то и последствия были бы иными.

— Ну разумеется, все было бы иначе, но и ты стала бы другой. Все, что ты делаешь в жизни, дурное и хорошее, создает тебя такой, какая ты есть. И не надо выносить приговор собственным решениям, поскольку ты не можешь их изменить.

— Легко сказать.

— Верно, — похлопал он меня по плечу. — Но уж если ты решила вспоминать прошлое, то, прежде чем анализировать причины, по которым ты чего-то не сделала, припомни, почему ты все-таки поступила именно так.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что все наши поступки отчасти правильны, а отчасти нет.

— Например?

Дедушка задумался.

— Приведи мне пример какого-нибудь безумства в твоей жизни — поступка, который ты теперь считаешь не слишком благоразумным.

Я расхохоталась — с чего бы начать?

— И не ограничивай себя, — добавил он, — только потому, что я твой дед. Найди хороший пример.

— Ну ладно, — подумав, согласилась я. — Однажды я прокатилась на мотоцикле с незнакомым парнем по улицам Барселоны в два часа ночи.

Несколько секунд дедушка шумно нервно дышал. Успокоившись, сурово заявил:

— Никогда больше так не делай!

— Ты же сказал «не ограничивай себя»! (Но я все равно опустила «алкогольные» подробности.)

— Да, да, ты права. — Он взял себя в руки. — И если забыть на миг, что ты моя внучка, это хороший пример. А теперь забудь причины, по которым тебе не следовало этого делать.

— Идет, забыто.

— Держу пари, это была та еще поездочка…

Неожиданно я широко улыбнулась:

— Ой, точно, дедуля! Восторг!

— Вот! — торжествующе поднял он указательный палец. — Если уж вспоминаешь прошлое, делай это с радостью и любовью, потому что все равно ничего не можешь изменить.

Ух ты!

Нет, правда, ух ты!

Эта простая мысль помогла мне обрести свободу более, чем все остальные идеи, вместе взятые. Это гораздо лучше любой книжки по психологии.

— Делайла, жизнь полна боли и красоты. Это путешествие, опыт познания. Ты всегда училась на собственном опыте, а не просто наблюдая или слушая, — и не надо этого изменять. Не стоит изменяться сейчас — ты еще слишком молода.

— Мне почти тридцать, дедушка. День рождения через две недели.

— Неверно, тебе всего тридцать. Почти. Послушай своего семидесятипятилетнего деда, у тебя еще вся жизнь впереди.

Я обняла дедушку, и в этот момент оркестр начал играть Синатру, «Вот поэтому истинная женщина — странник».

Я широко улыбнулась. Нет, надо же, из всех возможных песен…

— Дед, потанцуешь со мной?

— С удовольствием, Маленькая Милашка. Я так рад, что ты вновь улыбаешься.

Мы вышли на танцпол, дед обернулся ко мне, и в глазах его вспыхнул дьявольский огонек.

— А хочешь улыбнуться по-настоящему? — предложил он.

— Еще бы!

— Тогда смотри, — тихонько сказал он.

Дед закружил меня, я заметила Пэтси, идущую в нашу сторону, но совершенно ничего не подозревала, пока дед вдруг резко не выставил ногу, и…

О мой Бог!

Пэтси взлетела в воздух. Я закрыла глаза, чтобы не расхохотаться в полный голос. Когда услышала, как она с громким стуком упала на пол, открыла глаза, повернулась к деду и потрясенно прошептала:

— Не могу поверить, что ты на такое способен!

Он довольно хихикнул, как маленький мальчик.

— Способен, — прошептал он в ответ. — Тетка давно на это напрашивалась. — И, мгновенно сменив тон, обернулся и воскликнул: — Пэтси! Простите! — Он переживал, суетился, наклонялся, чтобы помочь ей подняться. — Вы в порядке?

— Да. — Пэтси отряхнула крошки с платья. — Вполне. Я сама налетела на вас. Спасибо, что помогли встать.

— Мне это доставило удовольствие, Пэтси.

— Мне тоже! — не могла удержаться я.

Оркестр играл «Унеси меня на луну», и я кружилась, как балерина, а мой дедушка, который выглядел, как Уоррен Битти, танцевал, как Фред Астер, и пел мне на ушко, как Фрэнк Синатра, заставлял меня чувствовать себя самой счастливой девушкой на свете.

Ближе к концу вечера я решила вернуться к себе и поискала взглядом Дейзи, чтобы попрощаться. Ее нигде не было. Кто-то говорил, что видел, как она уходила в дамскую комнату, и я направилась туда.

— Дейзи? — окликнула я, открыв дверь. И услышала, как кого-то тошнит. — Ты здесь?

— Да, — слабый голос в ответ. — Здесь, в конце.

Я подошла к последней кабинке, из-за двери которой доносились характерные звуки.

— Ты в порядке? — постучала я. — Впусти меня.

Щелкнула задвижка, я толкнула дверцу. Моя сестра, все еще в свадебном платье, стояла, привалившись к стене, а глаза у нее заплаканные.

— Что случилось?

— Ничего. Все в порядке, это просто нервы.

— Дейзи, свадьба закончилась. Какие нервы?

Она виновато опустила глаза.

— Погоди-ка… Дейзи, ты что?..

— Да, беременна.

— Дейзи! — в восторге хлопнула я ее по плечу. Но тут же осознала, что ударила будущую мать, и начала хлопотать над ней: — О, прости! Прости, пожалуйста!

— Да все в порядке, — засмеялась она. — Перестань.

— Ты беременна? — Я была потрясена. — И ты мне ничего не сказала!

— Извини. Просто хотела сначала убедиться сама.

— Мама знает?

— Нет.

Но тут я кое-что вспомнила.

— Постой… ты же говорила, что вы с Эдвардом решили подождать до свадьбы.

— Ага, — весело фыркнула Дейзи. — И ты купилась!

— То есть ты сказала неправду? — медленно произнесла я.

— Ну разумеется!

— Я тебе не верю, — глядя в честные глаза сестренки, растерянно покачала я головой. — Ну ладно, возможно, это прозвучит глупо, но очень важно, чтобы ты ответила честно, поэтому слушай внимательно. Помнишь, как ты сказала мне, сколько у тебя было мужчин?

— Да, семь, — подтвердила Дейзи. — А что?

— Семь? — взвизгнула я. — Ты не сказала «семь»!

— Правда? — виновато переспросила Дейзи. — Ты уверена?

— О да… — кивнула я. — Абсолютно. Ты сказала «четыре».

— Четыре? — Дейзи разразилась смехом. — Да уж… И ты на это купилась!

— Дейзи! — Поскольку сестрица продолжала заливаться, я категорично потребовала правдивого ответа: — Мне необходимо знать. Сколько у тебя было мужчин?

Она молчала.

— Больше, чем семь? — осторожно спросила я.

Она кивнула.

— Больше, чем десять с половиной?

Еще один кивок.

— Дейзи, — медленно, грозно растягивая слова, произнесла я, — поверить не могу, что ты мне солгала.

— Да ладно тебе… про это никто не говорит правду.

Я взглянула на сестру и тоже начала хохотать, потом крепко обняла ее.

— Надо же, ты беременна! — радовалась я. — Невероятно! Знаю, иногда кажется, что мне не нравятся маленькие дети, но на самом деле, клянусь, я их люблю. Только чистых.

— Проводишь меня до номера? — попросила Дейзи. — Мне надо прилечь. Эдвард уже знает. Он останется с гостями.

— Ну конечно, — кивнула я. Провожая сестру до лифта, я решила воспользоваться моментом, пока она слаба, и все же докопаться до истины. — Итак, больше пятнадцати?

Она лишь улыбнулась в ответ.

— Шестнадцать?

Вновь улыбка.

— Ну пожалуйста, расскажи, — умоляла я. — Я никому не скажу, ни одной живой душе.

Двери лифта закрылись, Дейзи наклонилась к моему уху, прошептала, и мне осталось только воскликнуть…

О Господи! О Господи, о Господи, о Господи!

Моя сестрица, оказывается, жуткая лгунья.

Совсем не похожа на девственницу

Проводив Дейзи, я, вместо того чтобы идти к себе, решила прогуляться. Воздух свеж и чист — еще бы, столько дней промывался дождем. Я брела по улицам Нью-Йорка, впитывала запахи, шумы, суету и толчею большого города и понимала, что нет у меня никакого СДВ, просто в хаосе я чувствую себя спокойнее. Гордая женщина в алом платье на высоких каблуках, я плыла по улице. Да, женщина, пережившая многое, но не упускавшая разные возможности, женщина, которая любила и была любима. Переживать неприятности, трудности (раз двадцать — или сорок, или шестьдесят, коли на то пошло) — в этом и состоит жизнь. Продолжать попытки, пока не добьешься необходимого. Я довольна тем, что я есть сейчас. У меня по-прежнему нет работы, огромного лофта, мужа, детей — но есть я сама. И Ева. Дедушка прав. Я могу либо вынести себе смертный приговор бесконечными «если бы», а могу примириться с прошлым, сколько бы ошибок ни совершила, помнить о хорошем и стремиться вперед. Что и собираюсь сделать. Поэтому отправляюсь в некое важное место.

После непродолжительного нервного ожидания наконец услышала.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — произнес голос Дэниэла.

— Аминь, — отозвалась я. Неудобно, что пришлось его разбудить. Я сказала охраннику, что дело касается жизни и смерти и мне необходимо увидеть Дэниэла.

— Делайла, — с некоторой досадой сказал Дэниэл, узнав мой голос, — лучше бы дело касалось жизни и смерти.

— Так и было. Так и есть. Почти…

— Почти? То есть ты солгала, только чтобы вытащить меня из постели?

— Возможно, но это была ложь во спасение, а всем известно, что она не считается.

— Ложь во спасение считается, — тут же отреагировал Дэниэл.

— Ну, тогда я виновата. Прости, пожалуйста.

— Прощаю, — тяжело вздохнул он. — Ну, раз уж я здесь, что тебе нужно?

— Помнишь, я говорила, что сожалею о том, что переспала с некоторыми из своих мужчин, что некоторые были ошибкой, но не все? Так вот, я изменила мнение.

— Замечательно, — обрадовался Дэниэл. — Рад слышать, что ты наконец обрела мир в душе.

— Да, но штука в том… я обрела мир не в том смысле, что ты подразумеваешь.

— Что ты хочешь этим сказать? — посерьезнел он.

— То, что… я не сожалею ни об одном из них.

— Ни об одном? — Он был в замешательстве.

— Ага, ни об одном. Возможно, мои выводы подходят не для всех, и церковь, вероятно, с ними не согласится, но все, что я натворила, было мне необходимо. Это сделало меня тем, кто я есть. Сожалеть о случившемся означало бы считать этих парней порочными и греховными, а это вовсе не так.

Дэниэл тяжко вздохнул:

— Не уверен, что хочу слушать это дальше.

— А придется. Я, может, и перестала ходить в церковь в восемнадцать лет, но до тех пор каждое воскресенье своей жизни я проводила здесь и выслушала — пятьдесят две недели умножить на восемнадцать лет, один в уме — девятьсот тридцать шесть проповедей, так что, пожалуйста, выслушай одну мою.

(А у меня определенно лучше с математикой.)

Дэниэл рассмеялся:

— Любишь устанавливать свои собственные правила, да?

— Приходится, по крайней мере иногда, потому что если попытаешься жить в соответствии с тем, что считают правильным или неправильным другие люди, или стремиться к средним показателям — просто сойдешь с ума.

— Ладно, — произнес он, сдаваясь. — Мои уши в твоем распоряжении, вперед.

— Очень мудрый человек как-то сказал мне, что, когда думаешь о прошлом, стоит вспомнить причины, по которым ты поступил так, а не иначе, а не перебирать причины, по которым этого не следовало делать. То есть поскольку ты извлекаешь урок из всего и становишься мудрее, глупо об этом сожалеть, вот поэтому я не чувствую себя виноватой.

— И не сожалеешь ни об одном из них?

— Нет, ни об одном.

— Даже о последнем? Как его звали… Роджер? Помню, ты была искренне огорчена историей с ним.

— Я не сожалею даже о Роджере. Он отлично танцевал, и с ним я почувствовала себя желанной в тот день, когда в моей жизни не осталось ничего, кроме чувства отверженности.

— Хорошо, — медленно проговорил Дэниэл, вроде бы начиная понимать. — А можно еще пример? Любой из двадцати.

— Пожалуйста. Я, например, встречалась с парнем по имени Уэйд, который заставил меня понять, что не обязательно все время быть взрослым, и мне это в нем очень нравилось.

Дэниэл хмыкнул, а потом застенчиво спросил:

— А как насчет меня?

Я улыбнулась:

— А ты преподнес мне один из самых важных уроков. В тот вечер, когда сердце мое было разбито, ты помог понять, что в море много разных рыбок. Думаю, каждый человек должен узнать эту истину как можно раньше.

— Я смущен, — после короткой паузы сказал Дэниэл.

— Еще бы.

Обдумав мою новую точку зрения, Дэниэл вздохнул:

— Ну что ж. Знаю, ты не ищешь отпущения грехов, но я благословляю тебя, Делайла. Я рад, что ты примирилась с собой.

— Спасибо, — расплылась я в улыбке. — Я тоже рада.

— Мы встретимся завтра на мессе?

— Наверное, нет, но, может, как-нибудь сходим вместе выпить кофе.

— Ты приглашаешь меня на свидание? — пошутил Дэниэл.

— Ну, ты же видел «Поющие в терновнике», правда?

Дэниэл молчал.

— Я пошутила!

— Слава Богу! — с облегчением выдохнул он.