Скользкая дорога

Глава одиннадцатая. Дела житейские и не очень

— Каковы результаты, мистер Трамп? — Кун деловит и строг.

Я даже растерялся.

— Хм… а что вас интересует, мистер Кун? — выходит несколько хамовато. Мэр недоуменно поднимает взгляд от лежащих на столе бумаг. У него недовольное выражение лица и раздраженный тон:

— Мистер Трамп…, — тут он спохватывается. Извиняющимся тоном произносит: — Я извинится, Бэзил, я устал. Очень много дел.

У него и вправду усталый вид. Глаза невысыпавшегося несколько дней человека, мятые движения.

— Генри, что с вами? Вы не больны?

Кун кивает.

— Мне не-здо-ро-ви-цо, — по слогам произносит он, трет и морщит пальцами лоб, — Но я вас позвал не жало-ва-цо на здоровье. Расскажите, Бэзил, что происходит на Аляска. Прошу сесть.

Я сажусь напротив него, кладу на стол папку с бумагами, раскрываю ее:

— Генри, вы лучше задайте вопросы. Вас вряд ли интересует лирические описания природы или бытовые подробности жизни аляскинских туземцев.

Мэр согласно наклоняет голову:

— Вы есть прав, Бэзил. Я хочу знать подготовка передача территори русскими.

— Нет никакой подготовки. РАК[75] на Аляске власть, но в первую очередь коммерческая компания. Её местные начальники всерьез озабочены потерей доходов и выжимают прибыль из всего, что может ее принести. Они торгуют участками земли, на которых расположены дороги от ледников[76], они выгребли все меха у охотников, рассчитывая продать их по завышенной цене, они торгуют своими зданиями. Пожалуй, все.

— Торгуют участками земли? Кто покупатель?

— Со мной на корабле в Ново-Архангельск прибыла целая компания спекулянтов. Тех самых, что торговали в Сан-Франциско акциями шахт, рудников… Они и скупают участки. В местном кабаке уже торги и аукционы между собой устраивают.

Кун брезгливо дернул кистью правой руки, как будто стряхивал с нее что-то:

— Это инсект э-э-э букашка никого не интерест. Из серьезный люди кто-то есть на Аляска?

— Я не знаток местных финансистов и промышленников. Знаю, что с главой РАК ведет дела некий Гатчиссон. Он даже жил в его доме одно время. Учитывая, что основой статьей дохода РАК была пушнина, считаю, что договаривался Гатчиссон именно о ее покупке.

Кун со значением поднял вверх указательный палец правой руки.

— Вы сделать верный вывод. А что вы думать о другой бизнес на Аляска?

Я удивился:

— Какой другой бизнес, Генри? Там для бизнеса ничего нет. А то, что есть — одна большая проблема.

Мэр задумчиво погладил свою норвежскую бороду:

— Что есть проблэм на Аляска?

— В первую очередь люди. Сейчас там живет две с лишним тысячи русских и креолов, способных к труду. Для такой территории — мизер, пустыня. Кстати, бОльшая их часть после передачи уедет в Россию. Я говорил с ними — они не хотят оставаться.

Местное население — индейцы колоши или тлинкиты, живет своей первобытной жизнью. Русские смогли принудить их к миру между племенами и запретили приносить в жертву людей. Привлечь в православие и приохотить к более-менее цивилизованной жизни из них удалось лишь единиц. Свои их сразу стали считать отступниками и предателями. Креолов из колошей тоже почти нет. Их женщины с удовольствием блудят с белыми, но рожденных детей племя уносит в тайгу и растит настоящими индейцами. Привлечь тлинкитов к труду, хоть за деньги, хоть силой — бесполезно. Я вообще поражен, почему мои соотечественники цацкались с этими агрессивными лентяями столько лет. Наверное, по малолюдству — тлинкитов в разы больше. На Аляске полно северных оленей, которых в России приручили. Якуты и эвенки их пасут огромными стадами и живут зажиточно. Эти же… наловят летом и осенью рыбы, руками рабов натопят рыбьего жира, вырастят картошку, а потом всю зиму пьянствуют.

В общем, нужны трудоспособные переселенцы. Много. И тут во весь рост встает вторая проблема — суровый климат и как следствие, отсутствие достаточного количества продовольствия. Товарное сельское хозяйство на Аляске развить невозможно. Русские пытались, но не смогли. Пахотную землю сначала нужно расчистить из под тайги, что само по себе адский труд, я на Амуре видел… калифорнийцы не потянут. Потом ее нужно удобрять и раскислять. А нечем! Нужен навоз и известняк. Но даже подготовив пашню мало чего добьешься — туманы на корню убивают рожь и пшеницу. Потому зерновые на Аляске русским вырастить не удалось. Нет зерновых — нет хлеба, нет фуража для скота. Максимум что получилось — картофельные огороды. Их даже колоши держат, им понравилась картошка. Короткое лето, туманы и постоянные дожди делают тамошнее сельское хозяйство непродуктивным от слова совсем.

Скотоводство невыгодно по той же причине — домашнему скоту нужны летние выпасы, а зимой теплые помещения и запасы кормов на зиму. Строительство животноводческих крытых ферм и заготовка кормов в условиях Аляски — тяжелый, почти неподъемный труд для здешних фермеров, привыкших к теплому климату. Русские выращивали хлеб и скот на мясо в форте Росс, возили продовольствие кораблями из России и покупали у Гудзонбайской компании[77]. Их затраты окупались только высокими ценами на пушнину. Какой еще бизнес может дать прибыль, сопоставимый с пушной торговлей? Если завозить много продовольствия, это непомерно увеличит расходы на любой вид деятельности. А питаться одной рыбой и картошкой переселенцы не будут. Да и не смогут, они не русские и не индейцы. На таком рационе приезжие вымрут в первую же зиму от цинги.

Остается заготовка леса, рыболовство и золотодобыча. Но лес на Аляске взять непросто, у побережья он некачественный. А вглубь тайги нет дорог. И доставка… есть места ближе. Время для леса Аляски еще не пришло.

Рыба… сезонная работа, дешевый товар. Остальное время рыбаки будут пить и безобразничать, ссориться с индейцами, на полиции разоришься, проще сезонных рабочих завозить. И нужны холодильники или засолочные пункты, нужно много соли, нужно строить склады для нее и для соленой рыбы, завозить бочки, дорогие сетематериалы… большие вложения без ясных перспектив. Есть богачи, готовые рискнуть деньгами при таких условиях? Мне таковые пока неизвестны.

Золото. Его нет. Только слухи, досужая пьяная болтовня с чужих слов. Прииск на Стахине[78], который выработался за одно лето — не показатель. Такое золото можно намыть в любом морском заливе, прибой работает как промывочный прибор тысячи лет. Гудзонбайцы не стали вкладываться, плюнули, хотя Стахин на их территории. Людей, видевших золото Аляски, за этот месяц мне обнаружить не удалось. Значит, нужны геологи, нужны экспедиции, геологоразведочные партии, опытные шурфовщики и промывальщики, инструменты, оборудование… вьючные лошади, наконец, которых тоже надо завозить. Нужно время на экспедиции, которые возможны только летом. Нужны деньги и подарки местным вождям, потому что тлинкиты воинственны и считают территорию своей, на которую белых они только пустили, чтобы брать у них оружие и водку. Поделиться знаниями с бледнолицыми индейцы не хотят. А начни мы бродить по тайге и копать их речки и ручьи своим разумением, без спроса… да тлинкиты перережут экспедиции и все изыскания пойдут прахом. Кстати, Стахинских старателей они частично и вырезали. За наглость. Те привыкли, что в населенных местах индейцы более-менее мирные, их можно безнаказанно притеснять. Но тут не вышло. Даже искать будет некого, там первобытная глухая тайга… Затраты, которые неизвестно когда окупятся. И окупятся ли… Мой вывод таков — Аляска, без сомнения, край богатый и нетронутый. Но быстрой отдачи с нее не будет.

Я осекся. Кун смотрел на меня, слегка приоткрыв рот.

— Генри, вам плохо?

Он закрыл рот. Улыбнувшись, сказал:

— Бэзил, вы снова удивить меня. Собрать много информейшн за мало времья. Вы много знать про агрокультур, охота, геологист. Вы думать масштаб. Видеть проблэм. Это гуд, очен карашо.

Он внезапно сменил тему:

— Вы где остановиться?

— Пока нигде. С корабля сразу к вам. А мои китайцы — в приемной.

Мэр пожевал губами, глядя в стол, потом вскинул на меня глаза:

— Бэзил, я вам рекомендовать остановиться мой дом. Вы мне не делать тесно. Жить конура на стройка, для человек ваш статус не есть гуд. Вы есть важный чиновник. Вы встречать серьезный люди. Работать с документы. Привести женщина, в конце концов!

Можно снять номер гостиница, но расходы сделать ваш жалований большой дыра. А мой дом есть отдельный комната и кабинет с отдельный вход. Китайцы, хм… я их не приглашать. У них есть семья, они могут остановиться свой дом. Но они могут приходить день, быть охрана на вход, будет вну-ши-тель-но! Вы меня понимать?

Я встал и наклонил голову резким кивком:

— Генри, я вас отлично понял. И, конечно же, принимаю ваше приглашение. Если быть честным, хотел бы им воспользоваться немедленно. Корабельная качка меня очень утомляет. Китайцы, вне всякого сомнения, будут жить дома, они скучают по своим семьям. А днем будут нести службу, это действительно создает определенную внушительность моей миссии. Разрешите вас оставить?

Кун остановил меня:

— Бэзил, уан момент! Возьмите, это вам.

Он вынул из стола приличных размеров пакет и положил на стол:

— Документ из Вашингтон. Нужно читать. Нужно знать указаний правительство, чтобы исполнять. Есть трудность с перевод — обращайтесь. Я поньял, Жозеф остаться Ново-Архангельск?

Киваю, соглашаясь. Нильсен, несмотря на возраст, оказался дельным малым. Я поручил ему, в мое отсутствие, прием посетителей и присмотр за купленной избой. Кстати, домой ехать он желанием не горел — походу, отношения с родителями не самые лучшие.

— Бэзил, вы меня слушать? — твою за ногу, уплыл мыслями куда-то, а мэр сердится, что то я совсем расслабился.

Кун постучал пальцем об стол:

— Вам нужно в "Бэнк оф Калифорния" — депатмэнт заплатить вам жалование вперед за полгода, оплата расходов, содержание секретарь, охрана, жилища, еда. Возьмите чек, — Кун подал мне еще один конверт, который я тут же вскрыл и осмотрел содержимое.

Ого! Пятнадцать тысяч долларов! Весьма неслабо! Хотя, если это до весны… я быстро прикинул порядок цифр… получается… все равно получается неплохо. И очень вовремя. А то поистратился я. Вбухал в новоархангельский дом все жалование и содержание, что выдали мне при поступлении на должность. А иначе никак! Нам там зимовать. Значит, предстоят закупки продуктов, на весь сезон. Бла… сколько же мы прожрем? Хорошо, хоть море до Ново-Архангельска зимой не замерзает, при необходимости можно будет выбраться во Фриско… об этом потом! Пора идти в банк.

— Бэзил, — голос мэра снова оторвал меня от размышлизмов. — После банк вернитесь. Мы поедем ко мне. Я представлю вас жена и покажу ваш комната. Мэрия один день обойтись без меня. Надо отдохнуть. Иначе я не приходить сюда долго.

А он стал говорить по русски чище.

… циркуляры департамента просты и недвусмысленны — сделки с землей запрещаются, уже совершенные — аннулируются. Вводится военный контингент, вместо губернатора — генерал. Моя задача — надзор за ним, чтобы не охуевал в атаке, но вмешиваться в его действия запрещено. Так же на мне присмотр за соблюдением таможенных правил (инструкция в палец толщиной), за торговлей мехами (инструкция три листика), за лесопользованием (инструкция с два пальца толщиной) и торговлей алкоголем (инструкция пять листиков). Переселенчество ограничено (инструкция тридцать страниц). В итоге — Аляска закрыта для освоения и, соответственно, бизнеса. Нафига, спрашивается, покупали?

А уж как огорчатся деляги, что туда понаехали! И Кун вместе с ними! Или не с ними. Но расстроится точно. Не для того он меня внедрял, чтобы я на непыльной должности зажил в свое удовольствие. Надо сообщить ему новость, типа посоветоваться. О, помяни черта… Кун, постучавшись, входит в мои аппартаменты:

— Как вы устроиться, Бэзил?

— Отлично! — я демонстрирую ему широчайшую улыбку и большой палец, — по настоящему шикарное жилище. Я очень удивлен, обнаружив даже ванную и кран с горячей воды. Это рай!

Кун добродушно смеется:

— Бэзил, я рад создать вас шикарный лайф, э-э-э жизнь! Позже придет прислуга, брать стирка ваш одежда.

И что он так со мной нянчится? А вот прямо сейчас и узнаю!

— Неожиданная новость, Генри! — я протягиваю ему бумаги.

Кун величественным жестом берет из моих руки листы распоряжений, садится и неторопливо читает. По мере прочтения, с его лица сползает улыбка. Но он себя контролирует — сморгнув и подвигав челюстью, Кун надевает на лицо обычное выражение доброго дядюшки:

— Бэзил, вы не рад? Мало работа за хороший жалованье. Мечта! — он закатил глаза в потолок, изображая крайнюю степень эйфории.

— Генри, бездельников на должности назначают лишь затем, чтобы за их спиной умные люди делали деньги. Вы согласны?

Кун неопределенно хмыкнул и круто сменил направление разговора:

— Бэзил, я вас приглашать ужин. Через час приходить в столовая.

Он встал, оставив бумаги на столе и вышел.

Черт возьми, ну и выдержка!

… в столовой было накрыто на двоих. Кун представил меня жене, познакомил с сыновьями и дочкой — все подростки и пригласил к столу. Домочадцы удалились. Периодически заглядывала молодая негритянка в белом фартуке, мол, не подать ли чего, и уловив жест хозяина, типа потом, скрывалась за дверью в кухню.

Стол был скромен — отбивная чуть больше оладья, гарнир — макароны с сыром, какая-то рыба с овощами, графин с виски. И ладно! Не жрать пришел.

Хозяин гостеприимно налил по рюмахе, после с полчаса мы чинно пережевывали пищу. Потом снова отдали дань алкоголю, кстати, неплохому, я ожидал худшего, и только после этого Кун сказал:

— Расчет калифорнийцев на бизнес Аляска упал, свалился. Это есть факт. С одной сторона это есть хорошо. В Калифорния, в Сан-Франциско есть много дел, нужен много людей, они есть, значит бизнес будет идти и рабочий руки стоить дешево. С другой сторона, исчез шанс отправить на Аляска самый отборный отбросы, который приехал в Америка искать легкий нажива, мошенник, грабитель, вор. Они нарушать порядок, вести подлый и низкий лайф, э-э-э жизнь, мечтать легко разбогатеть, но не хотеть работать. Это есть плохо. Но! — тут он поднял указательный палец правой руки вверх, — Никто не сказал, что так будет всегда! Год-два — этот указаний могут отменить. Или изменить. Правительство не может долго тратить деньги на содержание Аляска. Это не допустит Конгресс! Они не любят пустых трат. Вы согласен, Бэзил?

— Генри, я с вам согласен, пустых трат никто не любит. Что из этого следует?

— Вы это время исполнять свой работа, стать специалист, стать авторитэй на Аляска, укрепить статус, стать тот, кто будет иметь вэйф, кто дать нужный рекомендейшн. Успешный работа и вас услышать Вашингтон.

— Спаси меня господь от внимания большого начальства, — я шутливо отмахнулся. — Это Вам хорошо, вас выбрали горожане и только они могут отстранить, если выберут другого. А чиновник есть чиновник — начальник подписал бумагу, в канцелярии шлепнули печатью и все! Вчера был большим человеком, а завтра — безработный пожилой мужчина.

— О, да! — Кун покивал мне, соглашаясь. — Вы есть прав. Значит, вам нужен достойный доход, чтобы не стать снова житель сарай с вонючий петчка и семь доллар в неделя. У вас есть идей?

Как тонко подвел! Молодец! Талант! Учись, Колян! Вот что значит политик. Парочка идей у меня имеется, но выкладывать их преждевременно. И я отрицательно помотал головой. Кун некоторое время изучающе вглядывался в мое лицо, но я опять сделал морду тяпкой, как делаю всегда в таких случаях. Изучай, изучай, ничего на мне не написано, одна тупость и недалекость. И тут мэр снова сломал разговор:

— Курите, Бэзил. Я вижу, что вы хотеть курить. Впрочем, пойдемте! На улица сейчас вери комфот. И бьютифл вейв он ве бай! Там беседка, кресла, стол. Майра принесет нам кофе! Пойдемте!

Мы вышли на улицу. Сентябрьский вечер в Сан-Франциско хорош! Мягкий морской воздух, не жарко, нет даже намека на мошкару и комаров. Благодать! Дошли до беседки, расположились в креслах, я не торопясь набил трубку, запалил ее огнивом (научился все-таки) с вкусом затянулся и уставился на Куна. А он на меня и не смотрел, явно наслаждаясь теплым вечером и видом на залив Сан-Франциско.

— По профессия я врач, аптекарь. И не любить политИк. Я приехать Калифорния, когда сильно болеть. Так болеть, что пропал голос. Я говорить э-э-э толко шепот. Здешний воздух и природа меня вылечить. И я полюбить здешний место. Я тоже раньше курить, но сейчас нельзя. А табачный аромат я нью-хать шут-шут и мне хорошо. Старый привычка! Я начал курить, когда быть глупый малчик. Вы, Бэзил, не похож на глупый малчик. Вы делать глупый вид, но после ваш анализ обстановка, ваш поведений и речь, глупый вид — нет выигрыш. Вы не есть игрок э-э-э-э актер! Вы явный обманчик!

Я напрягся. Но Кун, рассмеявшись, махнул рукой:

— Вы умный. Идея у вас есть. Но вы не знать, как правильно сделать, как решить. У вас пока нет в команда такой специалист. Бэзил, я вам э-э-э сим-па-ти-зи-ро-вать, да! И вы быть со мной откровенность, как я с вас. Я помочь вам сделать маленький гешефт. Какой сейчас цена на Аляска земельный участок?

Я помедлил, вспоминая вопли торгашей в баре Ново-Архангельска:

— От ста до тысячи долларов!

— Бьютифл! Я вкладывать в бизнес деньги, вы — информэйшн. Десять тысяч доллар хватит, чтобы участвовать в торгах. И потом считать доход фифти-фифти.

— От чего доход, Генри? Заняться земельной спекуляцией, заведомо зная, что она запрещена? Разве за это не сажают в тюрьму?

Кун усмехнулся:

— Мы добропорядочный гражданин. Мы не делать глупость. Найти делец, который сделать основной работа и даже не знать меня и вас легко. Он выехать Аляска послезавтра. На тот корабль, что должен ехать вы. Но вы заболеть. И поехать октоуба. Вместе с комиссия передача Аляска. За месяц он успеть скупить и продать земля столько раз, сколько позволит его жадность.

Слушаю и восхищаюсь. У меня только мысли закрутилась, как использовать инсайд о запрете сделок купли — продажи земли, а ловкач мэр за какой-то час выстроил схему и нашел людей. Но… во первых — за одну инфу пилить доход пополам… так не бывает. В таких сделках откат считают в процентах, а не в долях. Во вторых, если вписываться деньгами, в равных долях — откуда я возьму десять тысяч? Те, что у меня есть — казенные деньги. Жалование и питание всех нас, пятерых, до весны. Ладно, я и без жалованья могу перетоптаться, на одной рыбе с картофаном проживу, не впервой… Если еще сохатого заохотить или пару оленей как морозы начнутся… А остальные как? Можно распатронить мою заначку, там еще три с лишним тысячи осталось, хер с ним, присовокупить еще пятерку, собственное жалование, но… Кун прервал мои рассуждения:

— Бэзил, беспокоится нет чего, делец уже получить деньги и собирать чемодан.

Я протестующе поднял руку:

— Генри, мой взнос — восемь тысяч. Вы его получите утром, отдавать деньги вечером — плохая примета. От этих восьми тысяч мы и считаем доход.

Кун прищурился:

— Вы решили экономить на снаряжение и припасы? Плохой решений! Аляска — Север…

Я его беспардонно прервал:

— Генри, у меня есть скромные личные сбережения, которыми я вправе рискнуть. Расходовать государственные деньги на личные нужды опасно. И я не буду это делать.

В глазах Куна мелькнул огонек уважения.

— О! Вы есть болшой загадка, мистер Трамп!

Мне надоели непонятки и я сказал в лоб:

— Мистер Кун, а вы для меня загадка еще больше! Вы нянчитесь со мной, как будто я ваш потерянный в детстве сын. Почему?

Моя горячность его, казалось, забавляет:

— Бэзил, мы уже обсуждать это. Вы мой дол-го-сроч-ный вложений. А вложений надо растить, беречь, умножать и охранять! Тут принято, что информэйшн ваш, деньги мой, доход фифти-фифти. А Вы вери скрапулос, как это по русски…

— Очень щепетильный, — перевожу я.

— Иес! — облегченно выговаривает Кун, — Но в Америка так не принято. Я понимать, что вы желать независимость. Но почему сразу? Прийти времья, вы стать богатый. Независимость придет. Я не главарь гангстер, ме-ня не надо страх. Как вы жить, что видеть везде под-вох? Лайф, э-э-э жизнь Россия вас научить никому не верить…

— Генри, — невежливо перебиваю, — Россия отсюда очень далеко, потому оставим ее в покое и займемся нашими насущными делами. Хорошо? И я не очень щепетилен, но полная зависимость меня нап… пугает.

— Я вас понимать! — соглашается Кун. — для человек высокий происхождений быть всем обязанный простой врач неприятно.

Мне становится смешно:

— Генри, даже императоры обязаны врачам, да еще как… Быть обязанным врачу ни для кого не зазорно. И вы не простой врач. Вы верховная власть огромного города. Быть обязанным власти — большое бремя. Однажды власть может выставить счет и отказать не получится. Кстати, с чего вы решили, что у меня какое-то там высокое происхождение?

Кун поднимает вверх указательный палец:

— Так говорить об император, о власть может человек с высокий образований и вери гуд воспитаний! Не крестьян, не солдат… Но вы прав, будем говорить о бизнес. Ваш взнос — информэйшн и пять тысяч. Это достаточно. Два ловкач оставшийся времья создать ажиотаж, поднять цена, скупить и перед самый передача снова продать участки. После передача вы объявить запрет сделки. Но ловкач и деньги уже быть в Сан-Франциско. Вы приехать э-э-э за продукты и фрукты для Рождество, подтвердить контракт поставка лед на следующий год, побыть с женщина. И забрать свой доля. Просто!

— Не все так просто! Почему я не объявил о решении правительства в Сан-Франциско?

— Вы хорошо думать, считать вперед! Правильно. Вы заболель. Я подтвердить. У вас нет переводчик. Вы не показывать мне свой служебный бумага, запрещено! И вы не обязан объявлять решений Сан-Франциско, ваш полномочий — Аляска.

— На первый взгляд выглядит пристойно. Но чтобы испортить репутацию, не обязательно явно попасться. Достаточно дать повод усомниться в себе. Достаточно начать оправдываться.

Кун дернул головой:

— Хм… а вы не оправдываться. Вы сказать правда — болеть и не заниматься делами. Если вас спросить. Но кто? Вас никто не связать с дельцы. Нет повод, нет причина.

— А эти… ловкачи ваши? Будут молчать?

— Иес. Вас, менья они не знать. А тот, кого они знать, не спросить. Они должны деньги. Им указать, что делать и простить часть долга. Их уже привлекать для разный, не афишируемый сделка.

Крепок мэр! Все концы подвязаны. И светлые и темные. И я уже в этом пучке. И чуйка не трезвонит. А раз так, то пусть все идет, как идет. Ты искал хорошие деньги на свою экспедицию? Так зачем отбрыкиваться от того, что само в руки идет?

— Генри, но болеть придется по настоящему. Сидеть дома, никого не принимать, с шарфиком на шее ходить… Я ж от скуки через три дня как волк завою!

— Неделя побыть дома, почитать книга, кушать, спать! Уйдет корабль Ново-Архангельск — можно выздороветь. Потом опять шут-шут болеть. Мистер Болен мне говорить, что вы вери гуд кулинар! Научить мой кухарка готовить палтус? А Майра вас развлекать вечер, пока вы сидеть комната. Отшень хороший девотчка. Не дама, но янг боди э-э-э-э молодой тело, да! А через неделя можно послать ваш китаец к мадам Дюваль. Она вас хвалить! — и Кун хулигански мне подмигнул.

Шурх! Шурх! — лыжи негромко проминают пухляк у меня под ногами. Ночью закончилась короткая пурга и с утра яростно палит солнце. Легкий морозец, градусов пять, почти не ощущается, на солнцепеке даже тепло. Мне, привыкшему к январским морозам ниже тридцати, здешняя зима и не зима вовсе. Не нужна тяжелая меховая одежда, достаточно суконных курток и брюк. Я даже рукавицы не взял. В такую погоду рыбаки на льду Амура загорают, раздевшись до трусов. И обгорают круче, чем летом. На зависть городским отдыхающим деревенские уже в апреле щеголяют шоколадными торсами, как всамделишние индейцы. Тут загар не моден, в трэнде белокожие и белолицые. А загар — признак индейцев, пастухов, рабов, ковбоев.

Мужики, ездившие в лес перед пургой, сказали, что видели неподалеку стадо карибу[79]. И мне засвербило добыть свежего мяса! Ну… дерзайте, господин Трамп! Ищите и обрящете.

Неспешно бью лыжню по дороге, идущей вдоль ручья, углубляясь в лес, окружающий Ситку. Да, столица Аляски уже утратила свое русское название. Решив уязвить оставшихся жить в Америке русских и задружить с тлинкитами, генерал Дэвис[80] переназвал Ново-Архангельск старым тлинкитским прозвищем. Жаль, еще тырнет не придумали, да и айфона нет, я б ему дал послушать, кто такие уебаны… хотя он по русски ни в зуб ногой. Не понял бы!

Кун был весьма раздосадован, узнав что Аляска отдана под военную юрисдикцию и Дэвис назначен там верховным. Он мне такого рассказал о нем… короче, я впечатлился и был опечален. Работать под началом дурака и отморозка совсем не торт. В первый же день взял и выгнал половину жителей из домов, типа солдат негде поселить! Хотя казарму построить — плевое дело, тем паче плотники на Ново-Архангельской верфи имелись… самодур, одно слово. Походу, сапог, он и в Африке сапог! Ну его, не заслуживает, чтобы даже вспоминать о нем столько времени.

Выходной у меня. Моцион и прогулка на природе. В идеале побродить бы в одиночестве, но одиночных бледнолицых тлинкиты убивают. Потому со мной весь наш отряд — Жозеф, Ван Юн, Вэнь Юн, Сун Ли, в просторечии Ваня, Юра и Саша. Жозеф, Юра и Саша вооружены винчестерами, я и Ваня — тащим двустволки. На случай встречи с шатуном. Медведей тут много. Винчестер хорош убивать людей и оленей, а вот осадить косолапого нужна пушка помощней. Мощней двустволок 10 калибра сейчас оружия нет…

Идущий впереди Ван остановился и поднял вверх правую руку. Вопросительно киваю, Ван показывает рукой. Достаю из-за пазухи подзорную трубу, (эх, где мой "Юкон") вглядываюсь — точно олени! Вот зрение у парня! Звери стоят и смотрят куда-то вдоль ручья, в противоположную от нас сторону. Что-то, пока мне невидное, привлекло их внимание. Стрелять далековато, подойти вряд ли получится, спугнем. Жестами показываю, что нам нужно встать за деревьями и ждать, возможно, стадо пойдет в нашу сторону.

Ждем. Олени стоят неподвижно. Вдруг стадо задвигалось и тронулось с места. К нам идут! Это удача! Мальчишки взяли оленей на прицел, выжидая, когда те приблизятся на верный выстрел. Я и Ван не дергаемся — наша картечь эффективна метров на пятьдесят-семьдесят, а стрелять будет надо метров на сто пятьдесят, подпускать ближе нельзя, учуют и ломанутся в лес.

Что такое? Скашиваю глаза вбок — Ван трогает меня за плечо и показывает через ручей, почти прямо перед нами. Ого! Между нами и оленями, из леса, крадучись, вышел неслабых размеров гризли. Нюхая воздух, он, прикрываясь поваленными деревьями, прокосолапил к ручью и затаился за камнем, прямо на пути стада. Вот кто загнал оленей на побережье! А я еще удивлялся — откуда они тут взялись в январе. Теперь, когда фокус известен, все просто. Сейчас один, вернее одна в засаде караулит, а загоняет второй. Скорее всего пестун[81]. Классическая загонная охота. Я слышал про такое, но вижу впервые. Выдергиваю из стволов картечные патроны и быстро заряжаю пулевые. Ван делает то же самое. Гризли заозирался, походу почуял или услышал нас. Увидеть не мог — медведи близоруки. Я жестами показываю мальчишкам, чтобы продолжали ждать, когда олени подойдут на дистанцию эффективного огня. Получается смешно, но понятно — Жозеф заулыбался, когда я приложил кисти рук к голове, изображая рога. Тем временем олени приближаются. Мы с Ваном взяли на прицел медведя.

Гремят выстрелы. Передний карибу, самый крупный, посунулся носом в снег и завалился на бок. Рядом, в сугробе, бьется еще один, которого ловко достреливает Жозеф. Остальные порскнули в ельник. Гризли, после выстрелов, рванул прыжками в ту же сторону, откуда только что вышел. С полем, ребята!

Разделав оленей, сижу и наслаждаюсь трубкой. Мальчишки оживлены и веселы. Они азартно спорят, кто первый попал в оленя, толкаются и смеются. Какие же молодцы! Сколько жизни в их раскрасневшихся лицах, сколько задора и азарта в улыбках, жестах и шутливой перепалке. Снова вспоминаю сыновей, остро ощущаю приступ тоски, но прогоняю дурные мысли. Впереди самая неинтересная и тяжелая часть работы охотника — доставка добычи домой. Олени крупные, за сто килограмм каждый. Даже после разделки на каждого из нас приходится килограмм по сорок мяса. Тащить на себе такой груз по снегу за восемь километров (примерно столько мы отошли от Ситки) — утомительное дело. Одно утешает — путь назад идет под уклон. Вяжем мясо к лыжам, веревки к поясам. Пошли, ребята! Теперь задача — засветло добраться домой, закат рано, около четырех вечера, плюс тень от Эйчкомба[82], темно в долине настанет уже скоро.

Сидим на тюках, отдыхаем. До Ситки осталось всего ничего — километра два. Пацаны поубавили веселухи, с наслаждением сидят, вытянув ноги, одежда парит… в лесу, метрах в двухстах от нас затрещала и взлетела сорока. И еще одна. Продолжая улыбаться и не меняя выражения лица, достаю трубку, огниво и, прикрыв естественным жестом курильщика рот руками, (индейцы умеют читать по губам) говорю вполголоса:

— Всем внимание! Двести пятьдесят ярдов от нас, по направлению к морю, в лесу кто-то прячется. Думаю, тлинкиты. Не оглядывайтесь, не делайте резких движений. Пока я раскуриваю трубку, вставайте по одному и спускайтесь в ручей, типа попить воды. Вон там.

Показываю глазами на кусок берега, за которым можно скрыться от наблюдателя со стороны, где я заподозрил засаду.

— А… — начал Жозеф, но я тихо обрываю его:

— Все потом! Делай, что говорю. Давайте, по одному, первый — Ван!

До чего смышленый китаец. Встал, поглядел на ручей, вроде выбирая куда пойти, потом шагнул к краю русла, прыг и только макушка видна. Гляжу, а к его лыжам веревочка привязана и за ним тянется. Когда успел? Чиркаю огнивом, раз, другой, табак в трубке затлел, раскуриваю, пацаны смотрят на меня, ждут команды. Говорю:

— Не торопясь, по одному привяжите веревки от лыж к поясам, только не все разом, а по одному. У кого веревка короткая привяжите к лыжам товарища. Юра первый.

И этот не оплошал, встал и ушел за Ваней. Выпустив клуб дыма, напевно произношу:

— Жо-зеф!

Опп-ля! Третий пошел! Четвертый! Отлично! Встаю с тюка, выбиваю трубку о приклад, достаю подзорную трубу навожу в предполагаемое место засады и командую:

— Тащите лыжи!

Оппа, тюки уезжают вслед за мальчишками. Уже не таясь, сталкиваю свой тюк в русло ручья и спрыгиваю в общую кучу:

— Оружие зарядить, патроны дослать! Ван, заряжай картечь! Если тут засада, то индейцы поняли, что обнаружены. Может, сами уйдут. А нам нужно быстро бежать к Ситке. Снимайте груз с лыж.

Вижу недоумение на лицах, говорю:

— Мясо бросаем. С грузом можем не уйти. Не хватало еще из-за оленей поймать пулю или стрелу.

Ван возбужденно выкрикивает:

— Капитана, я схозу, подыглену! Мозет инди усли!

Мотаю головой:

— Нет! Растащат нас в разные стороны, потом по одному и перебьют! Только вместе держаться! Снимаем тюки, встаем на лыжи! У индейцев лыж нет, на таком снегу мы быстрее.

Китайцы возбужденно затрещали между собой. Смотрю, скинули тюки, разделили мясо килограмм по десять и в поняги, на спины. Ну да, в их понятиях кощунство и святотатство — бросить столько еды. Они в Америку-то от голодухи и сбежали. Жозеф глянул на них и тоже кинул в понягу пару кусков мяса. Ладно, до Ситки чуть-чуть осталось, да и полный рюкзак от стрелы и пули спину прикроет. Готовы? Перезаряжаюсь картечью, Ван тоже. Встаю на лыжи первым в колонне.

— Ван, если меня убьют — ты старший. Убьют Вана — старший Жозеф! Если на самом ручье тоже засада — уходите в сопку до гольцов и через них в город. Пошли!

Быстро идем по руслу ручья. Он не замерз, лениво бежит себе полуметровой лентой в середине двадцатиметрового русла. В самом русле снега немного и он твердущий, вперемешку с песком, а свежий пухляк выдуло отсюда, как из трубы, лыжи стучат по насту. Ручей от дороги отделяет полоска кустов, в которых и не спрятаться на первый взгляд, но я не обольщаюсь — индейцы мастера засад. Опасное место все ближе, вот-вот подойдем, оппа, есть контакт! Я выстрелил картечью по макушкам кустов и заорал:

— Ложись! Без команды не стрелять!

Мальчишки попадали в снег, выставив в сторону нападавших стволы винчестеров. Вынув стреляный патрон, заменил свежим. Сам, не отрываясь, разглядываю предполагаемую засаду. Вот они! Всего двое. Это не значит, что я вижу всех.

— Эй, вы, там, в кустах! Выходите или убью!

Звенящая тишина минут пять. Утекли? Нет. Среди кустов выпрямляются две фигуры в бело-серых оленьих куртках. У обоих луки в руках. До них метров тридцать. Если их не двое и кто-то попробует напасть — хотя бы этих одним выстрелом срежу. Подходят ближе. Так и есть — молодые тлинкиты, ровесники моих пацанов. Задиры и хулиганы, постоянный источник проблем. Впрочем, как у всех и везде.

— Руске?

— Да, русские. Зачем подкрадывались? Охотники на бледнолицых? — я наезжаю на аборигенов. Если им не нагнать холода и сразу не поставить себя, драки не избежать. Тлинкиты — настоящие отморозки, полностью безбашенные. Вступают в драку не задумываясь и ножами пыряют бестрепетно. Даже между собой. Беспредельщики наших девяностых — просто щенята перед ними. Между тем тлинкиты подошли вплотную и один из них удивленно выговаривает:

— Руске ушел за море. Осень.

— Не все. Мы остались. Мы теперь русские американцы.

— Сачем оставил тут мясо? — насмешливо спрашивает тлинкит постарше.

— Груз мешает. — я без паузы подсекаю спросившего лыжей под колено. От неожиданности тлинкит изгибается назад, гладкие подошвы мокасин проскальзывают и он падает навзничь. Я тут же упираю ему в лоб ствол ружья, щелкаю курками. Одновременно со мной мальчишки вскакивают и окружают второго, наводя на него винтовки. Тот выхватывает здоровенный тесак, но Саша пыром тыкает ему в лицо стволом винчестера, Жозеф подкатывается сзади под коленки, Юра ловко бьет винтовкой по руке с ножом, а у Вани в руках оказывается веревка, которая захлестывает шею индейца. Обезоруженный тлинкит падает навзничь, пытается вскочить, но китайцы виснут на нем, затягивают веревку на шее и он, хрипя, падает. Возможно, они ожидали даже выстрелов в лицо и совсем нас не боялись, но нападения исподтишка — не ждали.

— Вы мои пленники! — провозглашаю я. Если рядом есть еще индейцы, то сейчас они себя проявят. Но вокруг тихо и я успокаиваюсь. Похоже, двое тлинкитов из небогатого рода (огнестрела нет) решили проследить за нами, при случае ширнуть стрелой в спину. Пока опасности нет. Пока! Но нужно спешить.

— Вяжите их!

Китайцы быстро вяжут пленных по рукам и ногам. Командую вернуться за мясом. Пацаны обрадованно бегут за тюками и вскоре, пыхтя, притаскивают брошенный груз. Обращаюсь к пленным:

— Понесете мясо!

Тлинкиты отрицательно замотали головами, но тут не толерантный двадцать первый век. Я сбрасываю с ног лыжи и с ноги пробиваю обоим "корня" прямо в лица, для доходчивости. Олочи не берцы, в тех бы я им поломал носы, но и так достаточно — у обоих течет кровяная юшка, которую они судорожно сглатывают. Вид и вкус крови убедительнее слов. Они явно такого не ждали от бледнолицего, удар ошеломил, но молча терпят. Нагибаюсь над лежащими с ножом:

— Вы мои пленники. Вы просрали свое оружие, вы связаны, как рабы перед новосельем[83], вы ничего не можете сделать, даже себя убить. Сейчас вы просто живое мясо. Пока живое. Я могу снять с вас скальпы и повесить на дереве за ноги. Вам до заката выклюют глаза сороки. Могу просто бросить тут связанными. И вас сожрут гризли. Они сейчас доедают оленью требуху совсем рядом. Стоит нам уйти, они придут сюда. Ты слышишь меня? Ты понял меня? — я тычу в ухо тлинкита ножом. Несильно, но ухо закровило, алые капли потекли ему к затылку. Он кивает. Я продолжаю:

— Но я не ищу себе врагов. Вы понесете мою добычу в Ситку, вместе с нами. Перед фортом я вас отпущу, отдам луки и ножи. Я никому не скажу, как вы попали в плен. Даю слово! Будете сопротивляться — протащу по центру Ситки на веревке, покажу всем, что вас поймали бледнолицые и отдам солдатам. За попытку нападение вас повесят за шею и вы умрете. Ваши старшие скажут, что раз вы попались бледнолицым, вы потеряли лицо. Вы станете едой для собак и сорок, а над вашим родом будет смеяться все племя.

Индеец было дернулся, да без толку, китайцы его повязали на совесть. Он минут пять молчал, я уж отчаялся, что он заговорит. Уже стал прикидывать, как их тащить в город (я не садист, чтобы их просто так убить или скормить медведям, и не повесили бы их, это я так, пурги нагнал для устрашения) но индеец, наконец, родил пару слов:

— Мы нести мяса.

— Значит договорились. У форта я вас отпущу, как и сказал.

— Ихыэй усаахэй (или что-то похожее) сказал второй.

— Ты говори, они нет — перевел первый и подбородком показал на китайцев и Жозефа.

— Я их начальник. Прикажу — и они никому не скажут, будут молчать.

Тлинкит удивленно посмотрел на меня:

— Насяльник? Руске насяльник?

Кин-дза-дза какая-то! Я не удержался и заржал. Засмеялись мальчишки. Индейцы настороженно смотрели на нас — наше поведение не вписывалось в их представления о бледнолицых, о русских… А Ван сделал серьезное лицо, вытянулся, взял ружье "на краул" и лихо отсалютовал мне:

— Капитана, командуй!

— Обыщите их, тщательно! У них могут быть спрятаны ножи в рукавах, в обуви, в поясах и шапках. Заведите им руки за спину, свяжите понадежней и привяжите к своим поясам длинную веревку от их рук. Потом поставьте на ноги, сложите груз им на плечи, потом развяжите им ноги.

Тлинкит презрительно посмотрел на меня:

— Руске трус?

— Говорить будешь, когда спросят. Русский умный, потому до сих пор живой.

Китайцы обшаривают одежду пленных, Юра находит в рукаве говоруна нож, у второго в шапке опасная бритва немецкой выделки. С мрачной усмешкой смотрю в глаза тлинкиту, он после обыска потерял кураж и понуро смотрит в сторону. Так-то, наглец. Вперед!

У первых домов командую остановку. Вокруг синие сумерки, морозец окреп, под ногами звонко хрустит утоптанный снег дороги, шея стынет, пальцы начинает стягивать холод. Надо отрастить бороду и не забывать варежки! Складываю луки и ножи индейцев в колчан от стрел, перетягиваю его куском веревки и завязываю на… надцать узлов. Снимаем с индейцев груз. Говорю им:

— Я держу свое слово. Идите отсюда.

Удивленно смотрят.

— Идите домой, черти окаянные! Гоу хоум! — машу рукой в направлении тлинкитской части Ситки. Не уходят. А, вон чего, ждут свои шмутки. Кидаю колчан на снег, мы развязываем индейцам руки. Они растирают затекшие запястья, пока мы удаляемся на безопасное расстояние. Внезапно один из тлинкитов кричит:

— Эй, насяльник, как тебя зовут?

— Бэзил Трамп! А тебе зачем? Хочешь отомстить? — я удивлен.

— Нет! Я сказу про тебя отец! Ты делать как говорить.[84] — индеец поднимает колчан с дороги и они идут в сторону тлинкитской деревни.

Интересно, кто его учил русскому языку?

… утро не задалось! Мы едва продрали глаза, как в дверь затарабанили. Выскочивший в сени Жозеф вернулся и сказал, что меня вызывает "начальник Чукотки", тьфу, Аляски… Срочно! Пробормотав что-то вроде "комубляутранейметсянащабляиду", побренчал рукомойником и не завтракая, оделся и пошел, прихватив с собой Жозефа. Генерал — губернатор пипка важная, на хер не пошлешь.

Генерал Дэвис сидел в бывшей резиденции РАК за почти пустым столом. Перед ним стояла тарелка, с сиротливо лежащим ломтиком неприятного вида солонины и кусок сухаря.

— Угощайтесь! — рыкнул он.

— Гуд монинг, генерал, — я снял шапку. — разрешите присесть?

Отодвинув стул от стола, присел напротив. Генерал подвинул тарелку ко мне и снова сказал:

— Угощайтесь, Трамп.

— Я не голоден. Вы наверняка пригласили меня по делу. Я слушаю вас.

Жозеф добросовестно перевел.

Генерал встал. Пришлось встать мне и Жозефу — сидеть в присутствии генерал-губернатора невежливо.

— Вы ешьте, Трамп. Наверняка не завтракали. Угощайтесь!

Хм, что-то не нравится мне его настойчивость.

— Я не голоден. Что вы от меня хотели?

— Не нравится завтрак? А мне и моим офицерам, не говоря уж о солдатах, приходится питаться такой вот дрянью. И она уже на исходе.

— Я вас сочувствую, господин генерал.

— Вашим сочувствием людей не накормишь. Между тем, я знаю, что вы и ваша свита питаетесь вполне прилично.

Развожу руками:

— Мы подготовились к зимовке. Благодаря чему я могу пригласить вас на обед. Но только вас. Мои запасы не рассчитаны на весь гарнизон. И я хотел бы перейти к делу. Для чего вы меня пригласили в столь ранний час, господин генерал?

Девис грохнул кулаком по столу:

— Черт бы вас побрал, Трамп! Я говорю о деле! Мне нечем кормить подчиненных! А вы делаете вид, что мои проблемы вас не касаются!

— Проблемы вашего снабжения, действительно, не входят в мою компетенцию. Я сожалею.

— Вы издеваетесь надо мной? Я немедленно прикажу реквизировать ваш амбар! И посмотрим, как вы тогда запоете!

Пожимаю плечами:

— Я не певец. И вряд ли мой амбар решит ваши проблемы. Через неделю его содержимое кончится. И где вы возьмете еще один такой? А потом еще и еще?

Казалось, генерал сейчас взорвется от ярости.

— Вы смеете надо мной насмехаться? Да я вас… я вас…

— Застрелите как Нельсона[85]? Так я еще не дал вам пощечины, хоть вы ее старательно выпрашиваете. Имейте ввиду, ваш благодетель генерал Райт отсюда далеко. А я рядом. Вы меня сами позвали.

Дэвис встал с кресла, упершись кулаками в стол, у него задергалось правое веко и в нитку сжались губы.

Обернувшись к Жозефу, я приказал ему переводить дословно:

— Генерал, слушайте внимательно. Во первых, прекратите на меня орать! Моя должность лишь на одну ступень ниже вашей, но я старше вас лет на десять. И требую вести себя корректно. Во вторых — я и мои люди не служим в армии! Мы сотрудники госдепартамента и подчиняемся только Правительству! И никто, я повторяю — НИКТО, кроме Правительства Соединенных Штатов не имеет права нам приказывать, что-либо от нас требовать и оскорблять нас при исполнении должностных обязанностей! Вы — не Правительство! В третьих, если возникла проблема, то нужно ее решать, а не показывать, кто выше на стенку писает! В четвертых — я знаю, что вы любитель сначала стрелять, потом думать, иначе бы здесь не оказались. Но револьвер тут есть у каждого.

И я рывком вынул Кольт из кобуры, взвел курок и принял такую же позу, как и Дэвис — уперся кулаками в стол и уставился ему в лицо. Но в одном из моих кулаков был зажат взведенный револьвер.

— Да это мятеж! Я прикажу вас повесить!

— Насрать и засадить ромашками! Пристрелю, как собаку! Сапог тупой, ты не понял, что мне проще сдохнуть, чем позволить вытирать о себя ноги?

Жозеф побледнел, но добросовестно перевел мой спич и теперь с опаской следил, что будет дальше.

Генерал оторопело смотрел на меня остановившимся взглядом. Я тоже смотрел на него в упор. Пауза затянулась и в нее вмешался Жозеф. Он кашлянул и произнес:

— Господа, мне кажется, разговор пошел не в нужном направлении.

Дэвис свирепо выдохнул и сел на свое кресло. Я аккуратно спустил курок и бросил револьвер на стол. Генерал зыркнул глазами в сторону оружия. Играет очко, дяинка? То-то же! Дэвис неожиданно засмеялся:

— А вы, Трамп, жесткий парень! Не ожидал от штатского. И что теперь?

Он не конченый дурак. Принял пас Жозефа, не доводя до точки взрыва, отрулил назад. И даже вроде лицо не потерял. Но при случае припомнит мне каждое слово. Мысленно перевожу дух (я уже прикидывал, как будем выходить из резиденции сквозь ружейный огонь, аж смертным морозцем дернуло вдоль хребта) и светским тоном продолжаю беседу:

— Теперь нужно вспомнить, что мы первые лица территории Аляска. Прекратить бесполезную ругань. Обдумать ситуацию. Принять несколько решений, позволяющих снять проблему. Каково положение на сегодняшний день?

Дэвис молча слушал перевод, потом выдвинул ящик из стола, из которого вынул внушительный лист бумаги:

— На сегодня имеется пять бочек солонины, пятнадцать бушелей[86] маиса[87], триста фунтов[88] муки, два бушеля соли. Есть картофель, бушелей двадцать, но негодный, мороженый. Две бочки кукурузного масла, по двадцать галлонов[89]. Сушеная рыба, две связки по двадцать штук, две бочки соленой капусты. И все.

Даже не знаю, удивляться тупости Дэвиса или как… Двести пятьдесят солдат, десяток офицеров и он великий палковводец! Жратвы осталось на две недели максимум, а он сидит на жопе ровно и на мой амбар смотрит. И кто он после тогда? Ну, сожрет он его содержимое, а потом? Реквизициями займется?

— Что вы планируете предпринять, генерал? — нужно выяснить его планы, пока он не устроил что-то на манер немецкой оккупации Белоруссии вкупе с продразверсткой и военным коммунизмом. Амбиций у него выше головы, но меньше трех сотен солдат против двух тысяч тлинкитов. Когда солдатня вконец оголодает, то пойдет грабить индейцев. Ни Дэвис, ни его офицеры их не остановят, потому как сюда прислали вовсе не отличников боевой и политической… И…? И все — тлинкиты нарежут из бледнолицых ремней и прочих неизящных штук. Головы в кучку у фигвамов сложут. И скажут — так и было! Потом американцы снова пригонят солдат, устроят резню и понесется… А тебе чего? Пусть несется. Аляска русской больше не станет, кого жалеть? Каждый потраченный доллар на войну здесь — убыток всей Америки. Слышь, стратег, а ничо что ты тут посредине всего этого бардака находишься? И вместе с дебильноватым генералом очень плохой смертью помрешь. От щастья-то привалит — ценой жизни ущипнул пиндосов сквозь время! Прям глобальный диверсантище! Еще движение индейцев возглавь, за независимую тлинкитскую республику! В вожди пробьешься! Прекрати пургу нести! Слушай его!

— … реквизировать часть продовольствие у торговцев в лавках и на рынке, — четко излагает Дэвис, — выдам расписки, по которым им оплатят, когда Вашингтон соизволит вспомнить о нас.

Да уж, шыдевр военной мысли — обобрать гражданское население, тем самым настроить их против себя и ждать дальнейших распоряжений от начальства. Тем более, что это население гражданское весьма условно. В одной Ситке вооруженных и способных воевать индейцев не меньше, чем американских солдат. И этот дебил воевал с индейцами? Как? Он воообще не соображает, что собирается сделать. Хотя должен был чему-нибудь научиться, если до генерала дослужился. Должен ведь знать — людей унижать и обижать по беспределу нельзя, тем более индейцев, будешь мишенью номер раз! Внезапно в памяти всплыла давняя фраза — не ищи в жопе мозга, там говно! Точно про него!

В мирной жизни сапогов вообще нужно держать за высоким забором, близко не подпуская к делам гражданской администрации. Что-то у них во время службы с мозгами происходит неведомое, нормальным людям непонятное, но опасное шописец! Та же РАК процветала и расширяла владения, пока ее возглавляли купцы. Как только, выдавив ушлый торговый люд, в правление влезло флотское офицерье, развитие закончилось. А нет развития — упадок неизбежен. После потери Аляски компании конец. Вот оно, его логическое завершение на глазах у меня происходит — раковцам только имущество до конца распродать осталось и валить отсюда. Тут их эполеты да титулы никому ни в какое место не брякали. На равных с ушлыми американскими евреями типа Гатчиссона нашим морячкам не тягаться. Не те навыки. По большому счету морячки и профукали Аляску — вместо освоения территории отчеты писали да выполняли распоряжения из Питера. От сих до сих. Из Питера-то лучше видно, как на другой стороне глобуса дела вести. Вот и…

Дэвис, хоть и американец, но примерно того же розливу. Хоть и не аристократ, но амбиций, как у… даже затрудняюсь сравнить. Много, если коротко. Да еще и на всю башку отмороженный. С такими замашками однозначно потеряет и войско и собственную голову, да и остальных подставит. Нет, нужно вмешиваться, иначе он наворотит тут делов контору, не то что не расхлебаюсь, ног унести не успею. Но править его нужно спокойно и ненавязчиво, чтобы не взбрыкнул.

— Возможно, так и придется поступить, но, надеюсь, в самом крайнем случае, — вставляю свою реплику. — Пока же считаю разумным срочно составить донесение в Вашингтон. Вернее два донесения — вы напишете своему начальству, я — своему. Сверим содержимое, немного сгустим краски, быстрее раскачаются.

Генерал встал и начал вышагивать по комнате, разминая суставы кистей рук.

— Отправить донесения — это правильно! Но пока они дойдут, пока там решат что-то, пока пришлют ответ, пройдет не один месяц.

— Нам не нужно посылать курьера в Вашингтон. От Сан-Франциско до столицы проложена телеграфная линия. Если донесение направить телеграфом, то достаточно суток.

Дэвис затряс головой:

— Армейские донесения секретные, а так их узнает каждый телеграфист, кто-нибудь проболтается журналистам. Этого нельзя допустить! Только нарочным!

Пожимаю плечами:

— У меня нет такого запрета, потому свое донесение я отправлю телеграфом.

Дэвис махнул рукой:

— Черт с ним, будь по вашему! Со дня на день должна прибыть шхуна Гатчиссона. Шкипер и отвезет. Но как быть с продовольствием?

— Для начала предлагаю собрать охотничью команду. Мы сами недавно охотились, получилось удачно. Проводника из русских я найду, а вы, генерал, подберите из своих подчиненных десяток-другой парней, которые умеют не просто стрелять в цель, а выслеживать зверя. Даже пары оленей хватит, чтобы увеличить запас продуктов на одну-две недели. Но команду и проводника нужно собрать без огласки, чтобы местные не пронюхали и не распугали дичь. С них станется, они так русским гадили — выходили на лодках рядом с ними и распугивали морского зверя. Да, охотникам нужны лыжи, без них по снегу много не пройдешь. Лыжи есть у русских, попрошу — помогут. Дадут попользоваться.

Еще нужно отобрать десяток рыбаков и наловить рыбы. Она тоже будет к месту. Тот же палтус, треска и навага разнообразит и увеличит рацион. Ловить рыбу зимой сложнее, чем летом, но проще, чем охотиться. В рыбалке тоже не обойтись без местных. Тут финны-лютеране живут, думаю, они нам помогут снастями и лодками.

Дэвис перестал вышагивать по кабинету и с интересом слушал.

— Кроме этого я предлагаю взять в долг у индейцев бушелей сто картофеля. До прибытия первого торгового корабля. Пообещать оплату товарами — той же тканью. А товары взять в Сан-Франциско под ваши расписки. Я позабочусь, чтобы их приняли. У меня есть определенные связи.

— А почему все товары не взять в Сан-Франциско? Торговаться с чумазыми дикарями — глупость! Они обязательно обманут!

— Генерал, из Сан-Франциско нужно везти компактные грузы. И только те, которые больше негде взять — муку, крупу, масло, соль, патроны, теплую одежду, обувь. За доставку ведь тоже нужно платить. А зачем везти сюда картошку, когда ее тут полно? Кроме того, мы берем у индейцев товар в долг. И рискуют, что их обманут, они. Их еще нужно убедить.

Дэвис фыркнул:

— Мы возьмем у индейцев все, что нам нужно. И сколько нужно.

Ну вот что с ним таким делать? Может, действительно пристрелить?

— Скажите, генерал, ваши солдаты умеют воевать в условиях зимы?

Он картинно выпятил грудь и отчеканил:

— Мои солдаты будут воевать в любых условиях!

— Господин генерал, а вы сами и ваши офицеры, воевали зимой? В снег, метель, мороз?

— Какая разница?

… очень хочется со всей дури врезать в нос самодовольному барану, потом добавить сапогом по яйцам, свалить на пол и долго пинать. Пока не обоссытся и не будет, лежа на полу, вздрагивать от моих шагов и голоса. С работягами так приходилось делать — попадет чмырек в бригаду и начинает борзеть, пока на место не поставишь. Но генерал не бухой сварщик, его безопасней убить, чем набить физиономию, потому приходится сдерживать себя и спокойно убеждать тупого вояку, что он не прав. Сука, не зли меня, ааааа… Спокойно, Колян.

— Разница есть. Но вы не ответили на мой вопрос. Я спросил — умеют ли. А вы ответили что будут. Прикажете — конечно, будут. Но быстро кончатся.

Дэвис с прищуром взглянул на меня:

— Вы считаете, что мы не справимся с местными дикарями?

— Да. Они задавят нас количеством. В Ситхе живет двести индейских семей. По самым скромным подсчетам они способны выставить как минимум двести бойцов, вооруженных английскими штуцерами и американскими винчестерами. С ножами, копьями и луками — около четырехсот. За оружие нужно сказать спасибо британцам и нашим китобоям. На расстоянии дневного перехода от Ситхи, в тлинкитских деревнях, умелых бойцов наберется тысячи две. У вождей в деревнях найдутся фальконеты[90], пушки и бойцы, умеющие с них стрелять. А так же ядра, порох и свинец для картечи в достаточном для пары десятков залпов количестве.

Лицо Дэвиса выразило явное сомнение:

— Черт вас дери, Трамп! Откуда у индейцев пушки? Я еще могу поверить, что возле шалаша какого-то вождя стоит ржавый фальконет, подобранный после кораблекрушения, но исправные пушки, канониры, тысячи бойцов… Вы наслушались пьяных россказней в местном баре, а теперь пересказываете их мне!

— Если бы! Я тут уже полгода, собрал достаточно информации. Расспрашивал русских военных и старожилов, ездил по деревням с нашими торговцами и русскими моряками вдоль побережья. Можете расспросить Жозефа, он мой секретарь и переводчик. Он ездил со мной, видел то же самое, что и я. Вы слышали, что тлинкиты несколько раз нападали на Новоархангельск и Якутат[91]? Уже при первом нападении у них были фальконеты. Русские индейцам оружие не продавали, у них был на это специальный запрет, зато гудзонбайские торговцы им привозили и ружья и штуцеры и фальконеты. Пушки индейцы действительно подобрали с потерпевших крушение судов, но они исправны. Американские купцы и китобои тоже поучаствовали — у тлинкитов полно свинца, пороху, винчестеров и патронов к ним. Местные индейцы сейчас вооружены лучше нас. Могу детально рассказать, сколько орудийных стволов в каждой деревне и каких, могу сообщить, сколько в каждой окрестной деревне бойцов, сколько и каких винтовок у них есть. Я записывал имена вождей и самых активных воинов в каждой индейской деревне, где побывал. И еще много чего записывал. Материалов полно, их нужно читать, изучать, просто пересказать не получится. И еще — мои сведенья касаются только окрестностей Ситки и Якутата. В глубь материка я не забирался, времени не хватило. Но православные миссионеры мне сказали, что и на материковой части Аляски индейцы многочисленны, воинственны и поддерживают связи между деревнями.

Жозеф согласно кивнул головой. Дэвис недоверчиво поразглядывал нас минуту, потом встал на ноги и заходил по кабинету. Встал и я, но он махнул рукой:

— Сидите, Трамп. Мне лучше думается при ходьбе. Ваши сведения очень важны. Вы их уже докладывали в Вашингтон?

Я сел на стул и кивнул:

— Докладывал. С последним кораблем мне поступило указание ознакомить с ними вас. Можно сказать, я его сейчас выполнил.

Дэвис выпятил нижнюю губу и стал похож на бородатого зайца. Только без длинных ушей.

— Я, конечно, проверю ваши сведенья, но пока не доверять им оснований нет. Да, задали вы мне задачу.

Он замолчал и подошел к окну. Мы с Жозефом молча ожидали, что он еще скажет. Дэвис постоял, рассматривая что-то невидное мне со стула, потом обернулся:

— Знаете, Трамп, ваши предложения мне кажутся стоящими внимания. Охотничья команда и рыбаки… да, я немедленно распоряжусь. Но мне противно сговариваться с дикарями. Даже о торговле. Я с ними долго воевал. Они везде одинаковы. Отличаются только названия племен. А нравы… Сейчас ты с ними договорился, а через час они стреляют тебе в спину.

— Понимаю. Но тут вопрос этикета. Каждый вождь считает себя первым после бога, потому договариваться кому-то, кроме вас, будет тяжело.

— Трамп, я не политик и не дипломат. Я военный. Возьмите переговоры на себя. У вас получается. Вы умудрились даже меня разубедить кое в чем, это непросто. По значимости вы второе лицо на Аляске. Заставьте этих поганых вождишек поставить нам продовольствие.

Нет, генерал Дэвис не Спиноза, но верхнее чутье имеет Ну… иначе бы генералом не стал. Мигом просек, что в Вашингтоне обстановкой владеют. А он нет. Не наладил разведку, а между прочим, обязан был это сделать. И если я прав, то в случае провала с него спросят по полной, никто не отмажет. Если уцелеет, конечно. Умеет при нужде и подольстить. И, эдак, невзначай, нагрузить своими проблемами. Я встал:

— Насчет картофеля я договорюсь. В самом крайнем случае, приведу вождя к вам, генерал, и вы одобрите сделку. Но буду избегать обращаться с такой мелочью, в чем постараюсь убедить индейцев.

Дэвис согласно кивнул. Потом громко заорал:

— Пакстон! Пакстон, черт тебя дери!

В дверях появилась нарочито-испуганная солдатская физиономия.

— Сэр?

— Вызови ко мне всех офицеров!

— Есть, сэр!

Дэвис посмотрел на меня:

— Когда вы сможете представить мне ваши сведенья?

Я задумался:

— Быстро не получится. Мои записки нужно переводить на английский, их нужно комментировать. И для беседы с вами мне еще необходим переводчик. Может, по вечерам? Днями нам предстоит много дел.

— Да, вы правы, — согласился Дэвис. — Сейчас офицеры соберутся, я выясню, кто из солдат годится для наших задач. Сформируем команды, назначим старших.

— А мне нужно найти проводника и с финнами договориться. Нам еще донесения нужно составить. Давайте, господин генерал, встретимся после двух часов пополудни. Возможно, я к тому времени отыщу все, что нам надо. А после мы подумаем над документами. И как будем решать вопросы в Сан-Франциско. Разрешите вас покинуть?

Генерал согласно кивнул.

Взяв со стола револьвер, я вставил его в кобуру. Дэвис внезапно спросил:

— Трамп, а вы бы действительно выстрелили?

Он уставился на меня, но я молча смотрел ему в переносицу. Поняв, что ответа не дождется, дернул уголком рта и шумно выдохнул:

— Жду вас после обеда, комиссар.