Скорая 2025

Скорая. Монах

— И еще! — через время произнес голос в голове Глафиры. — Когда ты подойдешь к самолету и в твоем сознании красной строкой высветится, что твой самолет не долетит до пункта назначения, выключи свою панику и поверь мне хоть раз! Садись и лети уже! Куда бы он ни летел, лети ко мне!

У нее не было смыслов, не было желаний, не было ничего, чтобы ее здесь держало, поэтому она, выдохнув, расслабилась и решила отправиться туда, где ее ждали, или, по крайней мере, ей так казалось, что ее ждали…

Таксист был приветливым русским малым. Травил байки и изо всех сил старался шутить. Выехав из города, Глафира успокоилась и решила покориться судьбе.

Но когда до аэропорта оставались считанные километры, она заорала на всю Вселенную:

— Стоооп!

Водитель от шока еле справился с управлением на подмерзающей дороге.

— Стойте, — Глафира зажмурилась и схватилась за сердце, которое пронизывала какая-то неземная боль и тоска! — Вернитесь, пожалуйста, немного назад.

Водитель после такого крика не посмел ослушаться. Включив аварийные сигналы, сдал назад и остановился по требованию пассажирки напротив церкви, которую они только что миновали.

— Я выйду. Подождите меня, здесь вам хватит и за беспокойство, и за ожидание, сколько бы оно ни продлилось…

Глафира протянула деньги и нерешительно вышла, пошатываясь.

Первый шок прошел, надо было сообразить, что делать!

— Глашенька, может не стоит вмешиваться? — прошептал в голове Глафиры голос маленькой Фирочки, всегда скрывающейся где-то в глубинах подсознания. — У нас с тобой нет ни поддержки, ни таких умений, ни понимая того, что здесь происходит! Ты чувствуешь? Там же десять тысяч баллов из тысячи возможных! Тебе о таком даже никто не рассказывал, что такое бывает! Тысяча — это вышка. Больше вообще не может быть!

— Не может! — вынуждена была признаться сама себе взрослая Глафира. — Но разве у нас есть варианты?

— Глашенька! Здесь Скорой даже не пахнет! Его не пеленгуют и не регистрируют! Куда ты, солнце мое, лезешь? Я тебя спрашиваю, дура несчастная! — начала ругаться сама на себя Глафира.

— С чего ты решила, что не пеленгуют его, а не ее? — удивилась взрослая Глафира.

— Глашенька, солнце, ты уже сама с собой разговариваешь! Ты не справляешься уже на подступах!

Ноги действительно не слушались, она брела как в тумане, еле-еле нащупывая путь.

— Так почему это он, а не она? — настаивала Глафира.

— Потому что тётки так не умеют! Только мужик может себя так загнобить и закопать!

— Ладно, — вздохнула Глафира. — Пойдем посмотрим.

— Глашаа! Скорая не знает об этом чудике, при такой его мощи тебя никто не упрекнет, что ты прошла мимо! О! Смотри сигнал пропал, желание умереть упало до нуля, бежим! Ах! Опять взлетело до небес! Что ж там за чудо-то такое? — заинтересовалась уже и детская сущность Глафиры.

Глафира открыла грузную дверь в храм и перешагнула порог, мгновенно осознав, что обратного пути теперь нет и не будет.

В середине храма около царских врат стоял на коленях монах.

Глафира, вспомнив свое настоящее имя, перекрестилась и попросила помощи у Бога…

А затем медленно подошла к монаху и встала, молча, рядом на колени. Так они и стояли молча вдвоем. Монах, молящийся о чем-то своем, и Глафира, четко понимающая, что ей эту тяжесть не поднять, не вывезти и не разрулить.

Через время монах встал с колен и пошел к выходу. Глафира встала и пошла вслед за ним…

На улице, не представляясь, тронула монаха за руку и почувствовала в ответ ту самую мощь отчаянья, от которой закричала в машине.

— У меня к вам просьба, — сдавленным и хриплым голосом обратилась Глафира к мужчине. — Вы не могли бы мне посоветовать к кому обратиться?! Я боюсь, что сама не смогу справиться с той тоской, которая теперь живет в моем сердце!

Монах посмотрел на Глафиру изумленно, отрицательно покачал головой и, отвернувшись, попытался продолжить путь.

Серафима снова тронула монаха за руку. Вторая волна черного уныния нахлынула на Глафиру, и она вскрикнула от боли, пронзившей ее сердце. Ноги подкосились, и Глафира еле удержалась, схватившись за руку подхватившего ее монаха…

— Там такси, — еле смогла выговорить Глафира. — Вы же из монастыря?

Монах кивнул.

— У вас же, наверняка, есть хоть кто-то, кто сможет мне помочь! — приходя немного в себя, проговорила Глафира.

Монах снова кивнул.

— У вас обет молчания?

Монах кивнул.

— Ясно. Напишете на бумажке, куда ехать?

Монах кивнул.

Таксисту выдали указание. Монах принялся за молитву, перебирая свои четки. Глафира закрыла глаза и отключилась, не имея ни капли сил находиться в сознании рядом с такими скачками уныния.

Часа через три добрались до монастыря. Монах хотел ретироваться, но Глафира вцепилась в него и сказала, что пойдет за ним, куда бы он ни пошел! А если он не войдет в монастырь, то ему придется убить ее, чтобы отвязаться!

Монах подчинился и повел ее к своему старцу.

В келье, когда эти двое обнялись, поприветствовав друг друга, Глафира рухнула без сознания.

Очнулась в монастырской больничке спустя пару дней, как потом выяснилось.

Всю следующую неделю братья монастыря приносили Глафире гостинцы и благодарили за то, что она вернула к ним их любимого брата!

А спустя неделю он и сам объявился и рассказал свою историю, что не мог выдержать обета молчания и был согласен самовольно его нарушить, потому что признаться, что смалодушничал, было стыдно, и решил уйти из монастыря и отказаться от монашества, что в его случае было равносильно самоубийству, и он уже даже и об этом думал, потому что отказаться от такого обещания Богу было для него высшей степенью предательства.

Старец, которому монах давно боялся попадаться на глаза, конечно, выведал у него все, когда они встретились, разрешил все его недоумения и спас от столь страшного для него шага, освободив и от обета молчания.

— Ну вот, Фирка, а ты боялась! — смеялась над собой маленькой Глафира. — Нам даже делать ничего не пришлось, они все сами и разрулили!

— Ага! Только чуть Богу душу не отдала, — парировала мелкая.

— Да ладно тебе! Отдать Богу душу среди таких монахов — высшее счастье… наверное! А спасти монаха — вообще!

— Ой, Глашка! Ну тебя! — засмущалась мелкая от такой чести.

Взрослая Глафира благоразумно промолчала.

— И теперь куда мы? — поинтересовалась маленькая Глафира у взрослой.

— Не знаю! А ты не могла бы спрятаться обратно и не мешать нам жить?

Глашка обиделась и исчезла.

Глафира взяла в руки смартфон и наконец-то решилась проверить информацию о своем самолете, который должен был увезти ее к друзьям.

Ничего обнаружить не удалось и, немного поразмыслив, она решила позвонить Александру. Больше вообще никого не знала в городе. Не к Олегу же возвращаться!

— Глафира! Как же я рад, что ты нашлась! — завопил Александр. — Мы тебя обыскались!

— Кто мы? — удивилась Глафира.

— Викентий, Анфиса! — в ответ удивился Александр.

— Они разве живы? — не решаясь поверить, переспросила Глафира.

— А что с ними должно было случиться?

— Самолет же разбился! — уверенно произнесла Глафира.

— Почему? — опешил Александр.

— Я … — запнулась Глафира… — Я не знаю.

— Да долетели они прекрасно! И попросили тебя найти и все рассказать!

— Что рассказать?

— Приезжай!

— Не поеду! Ты приезжай! — решила подстраховаться Глафира, надеясь, что Александр не посмеет с ней ничего сделать в окружении такого количества монахов. — Стой! А ты можешь узнать инфу по одному самолетику?

— Конечно! Диктуй!

— Жуковский, взлет 14.50 ровно десять дней назад.

— Не долетел, разбился спустя несколько минут после взлета. Все погибли, — спустя пару минут ответил Александр.

— Были пассажиры?

— Были! Восемь человек!

— Шикарно! — всё, что смогла произнести Глафира. — Приезжай, пожалуйста, я тебя очень жду!

Ожидание. Оно тянулось долго! Глафира, шагая по живописным дорожкам монастырского сада, пыталась сообразить, когда начались несуразности в ее жизни.

Из последнего: это странное состояние около трапа самолета, высвободившее как по щелчку пальцев маленькую Глафирку из глубин подсознания, которая начала вопить, капризничать, плакать и бояться.

Глафира взрослая вообще не помнила, чтобы так несуразно себя когда-нибудь вела! Тогда казалось такое поведение нормальным: она почувствовала то, что никто не мог почувствовать! А критичность была отключена совсем. Рядом стояли два работника Скорой, которые не разделяли ее паники. Два. А в панике была только она одна!

Викентий почему-то просил его не бросать. Странная просьба. Она ж не собиралась.

Да, он не мог силой заставить ее сесть в самолет. Заставлять кого-либо делать что-либо помимо его воли, даже если это во благо, означало потерять все свои способности разом.

Приставлять пистолет к виску клиента и даже бить его — всего лишь предельно допустимый вид агрессии. Но заставлять жить — прямая дорога в профессиональное бессилие.

И Викентий по понятной теперь для Глафиры причине не мог остаться. Длинные разбирательства с Безопасностью Скорой, почему он работал без лицензии, и скорее всего тюрьма за хулиганку, потому что никто не стал бы прикрывать обычного человека от его в какой-то мере противоправных безрассудных действий.

Анфиска ревела, понимая, что с Глафирой что-то творилось, но была не в силах спорить со старшей, когда даже Викентий не мог образумить.

Окей! Предположим какое-то внешнее воздействие на психику. Вполне себе реальное объяснение!

Теперь ранее. И Анфиса, и Викентий были уверены, что Александр — предатель, а потом ей Безопасность сказала, что он просто актер. Просто актер не смог бы выдать ей инфу по самолету, которой не было в открытых источниках!

Значит, Безопасность Скорой ей врала! Или…

Глафира остановила мысли и уставилась на белку, мирно жующую свои орешки в лесочке в пределах монастырской ограды.

Или это была не Безопасность Скорой, а конкретный человек в этой структуре, связанный с теми, кто привел Ольгу на крышу! Он ведь даже не представился! В таком громадном здании, если ее отслеживали и знали каждый ее шаг, взять пустующую комнату, парочку статистов и прикинуться работником Службы Безопасности Скорой, — вообще не было проблемой.

Теперь стало ясно, что ее не просто хотели подставить, ее хотели физически уничтожить, не дав сесть на самолет с друзьями, а посадить на тот, который взорвется в воздухе через несколько минут!

Что еще можно было понять на данный момент? Ее не идентифицировали. Александр, если он действительно обладает всеми теми программами, о которых она знала, должен был определить ее местоположение, но он не мог. Значит, и те недруги не могли.

Произнести слово «враги» у Глафиры не получалось!

Взгляд остановился на неказистом старичке в одеянии монаха, сидевшем на внушительного размера бревне, застеленном таким количеством толстых подстилок, что становилось понятно: это было его место, заботливо подготовленное братией к непогоде.

Старичок хитро улыбался и смотрел на Глафиру ясными, полными какого-то неизъяснимого знания глазами.

— Скорая? — спросил он, больше не медля.

Глафира не смогла ответить. Что-то защемило в груди, а на глаза навернулись слезы, она лишь кивнула.

— Садись, деточка, рядышком! — похлопал старичок по бревну.

Глафира повиновалась и села. Подстилки были такими теплыми, что казалось, подогревались электрической грелкой, которая, конечно же, не могла оказаться в такой дали от корпусов монастыря.

— Наслышан я о твоем подвиге, наслышан, — приветливо смотря на Глафиру, улыбнулся монах.

Глафира молчала, боясь пошевелиться.

— Не каждому удается вытащить монаха из такой пропасти!

— Да я вроде и не сделала ничего, — попыталась откреститься Глафира от такого подвига. — Я же только привела его сюда.

— Нет, не только! — решительно возразил монах. — Ты взяла часть его боли на себя. Ему стало чуть легче, и он смог принять правильное решение. Если бы ты не остановила такси, если бы прошла мимо, если бы испугалась и убежала, его бы уже никто не смог спасти!

Ты не думала, что пора уходить из Скорой? — ошарашил монах Глафиру вопросом. — Ты и сама бы справилась без такой громадной структуры над твоей головой. Друг же твой как-то справляется…

Глафира не удивлялась знаниям монаха о ее жизни. Она тоже умела так вытаскивать информацию о человеке, удивляло другое: почему он думал, что без Скорой можно обойтись?

— Скорая — это всего лишь снисхождение к человеческим немощам, — отвечая на мысли Глафиры, продолжил монах. — Люди не верят в свои уникальные способности, и им кажется, что, обладая каким-то руководством в лице какой-то мощной структуры, они становятся более могущественными. Поэтому существуют секты и подобные организации, похожие на твою Скорую. Люди начинают верить в свою избранность и расправляют крылья!

Но твои-то чешутся не потому, что устали летать, а потому что стоят без дела. Ты их связала и ходишь по земле, забыв об их существовании.

Ведь не Скорая выдала тебе твои способности, а она подхватила тебя, обнаружив их.

Скорая — это лишь костыли для таких, как ты. Много, очень много людей умеют делать то, что умеешь ты, не являясь работниками Скорой. Просто для этого требуется мужество.

— Хорошо. Допустим, что вы правы! Викентий вернулся из аэропорта еле живой. У нас идет энергетическое вознаграждение за каждого клиента, благодаря которому можно жить и спасать остальных дальше!

— Ты забыла или не захотела тогда заметить! Он сказал тебе, что аэропорт прошел на автопилоте, твоя неверность так сильно его подкосила.

Глафира была вынуждена признаться себе, что за последующими событиями это просто вылетело у нее из головы.

— И посмотри! Нашего брата — монаха ты вытащила не как работник Скорой, а как обычный человек. Ты вспомнила свое настоящее имя и, призвав помощь Бога, не задумываясь, ринулась в бой. Зачастую этого достаточно, чтобы совершить то, что ты совершила.

— А потом десять дней на больничной койке! — ухмыльнулась про себя Глафира, но вслух не стала произносить.

— Да! Случается такое, не стану отрицать! Мы все-таки серьезно ограничены человеческим телом.

— Хорошо! Если уж мы заговорили о физическом теле. А жить без Скорой на что?

— Как все остальные люди, как Викентий — работать! Работать, а не прикидываться беспомощной: я умею только спасать людей, и больше ничего! — передразнивая кого-то маленького внутри Глафиры, произнес забавным тоном старичок, а потом добавил: — А вообще-то, есть кое-что, что тебе пора уже было бы узнать. Получая вознаграждение за свои добрые дела здесь, на земле, ты лишаешься небесного вознаграждения. Ты переходишь в Вечность человеком, просто выполнившим свой долг, но не заработав на этом ничего вечного. Пустая, как большинство людей. А если ты не берешь здесь оплату за свои дела, то ты получаешь за это награду в Вечности, а это, скажу я тебе, в миллиарды раз ценнее!

Да, ты провалялась десять дней на койке за спасение монаха, но ты даже представить себе не можешь, какая тебя ждет радость за этот поступок там, на небе, когда ты туда попадешь! Ангелы будут петь тебе и дарить ту, неземную радость!

— Стоп! Мне надо все это осмыслить! Моя голова не вмещает столько всего за один раз!

— Конечно, радость моя, иди, подумай! Времени у тебя пока еще достаточно! И да! — остановил монах пытающуюся вскочить и удрать Глафиру. — Дети, твои собственные… Ты уверена, что ты сможешь совмещать работу в Скорой и заботу о своих детях, если ты на них решишься и они появятся?

— Но вы же знаете, что я должна отработать…

— Тот косяк, как ты его называешь?

— Да!

— Ты не вольна решать, кому жить! Нет никакой уверенности, что твоя сигарета спасла бы ей жизнь! Это лишь твое предположение!

— Но… — попыталась что-то возразить Глафира.

— И та тысяча клиентов, которые не прошли и не пройдут мимо тебя, — всего лишь уловка твоего сознания. Ты решила, что только так сможешь себя простить! А Скорая это тебе только озвучила.

Ты давно прощена, потому что в принципе не была виновата в той смерти!

— А десять лет, потраченных на Олега? — вдруг осенило Глафиру.

— Все люди совершают ошибки, все мы несовершенны! Безгрешным на этой земле был лишь один человек, и тот оказался Сыном Божьим. Если примешь все как от руки Божьей: и радость, и безотрадность, то получишь в следующем веке за это воздаяние. Если не сможешь, значит, можешь считать, что просто выкинула десять лет на мусорку.

Глафира встала и поняла, что должна перевернуть всё с ног на голову, чтобы хоть что-то теперь понять о себе и своей жизни!

— И да, я бы тебе не советовал идти искать того, кто тебя пытался убить. Не трать на это время. Просто выйди из Скорой. Для этого надо лишь отказаться от имени Глафира и вернуться к своему обычному имени. И больше никто не станет тебя искать. Тебя поэтому и не могут найти, потому что здесь, в монастыре, ты просто Ксения, просто чадо Божье, а не работник Скорой.