Вчера, сколько было прилично, Викентий с Глафирой пробыли у дона Диего, болтая обо всем, что приходило в голову! И о работе, и о жизни, и о его детях, и об Испании.
Потом Диего посоветовал им знакомого, любителя истории города, и отправил на экскурсию. Фернандо так и не вернулся в дом отца, оставшись с племянницей и семьей сестры. Диего ходил к ним на ужин, но поговорить с сыном так и не смог.
Утром в гостиницу доставили записку от Фернандо в таком же фамильном конверте, как и в первый раз.
Юноша-посыльный был несказанно удивлен такой эпистолярной активности жителей этой загадочной виллы, хозяина которой, как выяснилось, считал главой мафиозного клана.
Глафира прочитала вслух, переводя с английского:
— Дорогая Глафира! Отец приглашает вас на званый ужин по поводу нашего с ним примирения. Будут все наши многочисленные родственники, его друзья и спектакль местного театра.
Очень надеюсь, что твой Викентий разрешит мне поговорить с тобой тет-а-тет.
Твой Фернандо.
Глафира рухнула на гостиничный диван и, закрыв глаза, тяжело и как-то горестно вздохнула.
— Это то, о чем я думаю? — спросил Викентий, не выказывая никаких эмоций.
— О чем ты думаешь? — не открывая глаз, спросила в ответ Глафира.
— Ты боишься! — внимательно изучая реакцию любимой, то ли просто утвердительно, то ли насмешливо произнес Викентий, а может даже с тревогой в голосе. Глафира не разобрала.
— Чего? — заинтересовавшись, открыла она глаза.
— Себя!
— То есть? — подняла бровь Глафира в удивлении, улыбаясь.
— Он тебе нравится. И ты боишься не устоять под его чарами. Испанцы — горячие. Он — неординарный человек, и мы оба для тебя где-то на одном уровне твоего счастья находимся.
Глафира улыбалась. Улыбалась и мысленно хихикала.
— Знаешь, Вик! Честно говоря, первым порывом было сбежать! Не раздумывая и не оглядываясь! Но теперь… после твоих слов… я останусь, и мы пойдем туда, и ты мне дашь возможность объясниться с ним с глазу на глаз.
— Почему так? — решился спросить Викентий.
— Ну, во-первых, доказать тебе свою верность.
— А если не устоишь все-таки? — с тревогой в голосе уточнил Викентий.
— Я отвечаю на вызовы! И всегда с ними справляюсь. А во-вторых, нехорошо бросать мужчину, не объяснившись. Надо ставить точки и жить дальше.
— Здесь ты права. Нехорошо оставлять человека с открытой раной…
— А пока есть время, пойдем позавтракаем и сходим на экскурсию в Собор, если там есть экскурсии, или просто посмотрим, что внутри… — стараясь скрыть волнение, почти беззаботно произнесла Глафира.
Викентий шел задумчивый и на подступах к величественному Бургосскому кафедральному собору вдруг попросил Глафиру:
— Ты не могла бы погулять здесь вокруг и дать мне пять-десять минут побыть внутри одному. Поговорить хочу…
— Да, конечно! Не вопрос! Я с удовольствием поброжу вокруг, — отозвалась Глафира, осознавая, что и она в нынешней своей ситуации с радостью пообщалась бы с Богом. Но решила сделать это после Викентия, чтобы не мешать ему, раз уж он попросил одиночества от нее.
Глафира кругом обошла собор, восхищаясь мастерством человеческих рук, и, подходя во второй раз к входу, услышала в своей голове немолодой мужской голос:
— Наконец-то! Хотя бы ты…
Глафира огляделась в поисках источника голоса. На ступеньках собора сидел благообразного вида старичок и смотрел в упор в ее глаза.
Глафира подошла и села на ступеньки рядом. Старичок заговорил по-русски.
— Небольшой городишка. Проблема в том, что работников Скорой мало. А таких, которые нужны в данный момент, здесь и сейчас, вообще не сыскать. Но Бог милостив и послал ей тебя.
— Кому ей? — понимая, чего хочет старик, Глафира решила перейти сразу к делу, чтобы не терять, возможно, и так ограниченного рамками чьей-то жизни времени.
— Русская девчонка, лет 25, сидит в третьем ряду справа. Как обычно в таком возрасте случается — несчастная любовь. Как там говорят по-русски? Поматросил и бросил. История немного не твоего профиля, но помочь надо! Хочет податься в монашки. Причем в католические, исходя из возможностей местности. Но совсем не ее вариант. Станет монашкой, побудет, оглянется вокруг, поймет, что сделала ошибку, но как душа чистая, не сможет просто выйти из монашества, предав свое обещание Богу, и наложит на себя руки. А если останется в миру, все будет хорошо. Встретит хорошего человека, нарожает мелких испанчиков и будет почти счастлива, если снова не наделает глупостей. Иди, отговори и спаси! Там не особенно нужно работать… Просто вмешаться и сменить вектор потока мыслей.
Глафира не стала задавать лишних «почему» и «зачем», понимая, что в жизни и не такое случается, и отправилась в храм.
Как и сказал старик, в правом третьем ряду сидела с возведенным взглядом к небу по всему видно славянская девушка.
— Вик! — позвала мысленно Глафира. — Здесь русская, возьмем с собой.
И пока шла по проходу, услышала в ответ: «Хорошо!».
— Здравствуйте! — произнесла шепотом Глафира. — Извините, что отвлекаю! А я иду и вижу вас. Вы ведь русская?
Девушка подняла на Глафиру мокрое от слез лицо и кивнула.
— Ой, простите! Вы плачете, что-то случилось? Я могу помочь?
— Нет! — покачала в ответ девушка, вытирая руками слезы. — Что вы хотели?
— Мы с мужем первый день здесь, нечаянно завернули в этот городишко, никого из русских не знаем. Хотелось бы узнать, как здесь жизнь, стоит ли остаться и, возможно, поселиться. Вроде, на первый взгляд, мило и спокойно.
Девушка, пытаясь переключиться, всхлипнула и задумалась.
— Но если я слишком напрягаю, то прошу прощения, могу уйти…
— Нет-нет! Возможно, вас сам Бог послал в ответ на мои молитвы. Я сейчас… Просто думаю, как вам ответить…
— Может, прогуляемся? Если вы не против! Вы давно здесь? Покажете нам, что здесь да как!
Девушка кивнула.
— Глафира, — представилась Глафира.
— Злата, — ответила на рукопожатие девушка.
— Очень приятно!
— Пойдемте, — приглашая на выход, встала девушка.
Викентий ждал около входа, пожилого джентльмена, как и предполагала Глафира, на ступеньках уже не было.
«Все буднично: выдал указание и исчез. Нормальная жизнь работника Скорой», — усмехнулась в душе Глафира.
Девчонка была умницей и красавицей. Просто от невозможности с кем-то обсудить ситуацию загнала себя в угол. Несколько лет назад уехала из России в поисках лучшей жизни. Устроилась в испанскую семью няней. Познакомилась с приличным парнем, но как иногда случается в жизни, не понравилась его маме, и испанская родня настояла на своем, и девушку не приняли в семью. Несколько лет обещаний с его стороны все уладить и окончательный разрыв.
Родственникам в России сообщать ничего не хотелось, друзей душевных здесь не завела.
Прогулялись по городу, пообедали, снова побродили, наговорились вдоволь и пригласили с собой на званый ужин к Диего.
Злата, конечно, слышала о таком доме и рассказала о слухах, что дон Диего Гарсиа был очень влиятельным в городе человеком, помогал многим, кто просил о помощи. И странным образом распознавал мошенников, приходящих к нему с протянутой рукой, а на самом деле пытающихся нажиться на добром сердце. Таких всегда выпроваживал. Многие из них пытались отомстить или просто ограбить. Но ни одному человеку почему-то никогда это не удавалось, несмотря на то, что дом не особо охранялся. Каким-то невообразимым для горожан образом в нужный момент всегда рядом с домом оказывалась полиция, предупреждая любые противоправные действия. Об этих историях в городе ходили легенды. Местные решили, что сам Бог охранял Диего. И любым залетным гастролерам быстро объясняли, что соваться в этот дом не стоит. Тем более, что реально нуждающимся Диего помогал всегда. Устраивал благотворительные вечера, собирая деньги на нужды не только живущих в его городе, но и в окрестностях.
Поговаривали, что он мафиози, но на самом деле, считала Злата, скорее всего просто удачливый бизнесмен с обширными связями, потому что умел помогать не только бедным, но и всем, попавшим в сложные ситуации.
А лет 15 назад что-то случилось в его жизни, и он закрылся на своей вилле, только изредка выходя в театр или на какие-то большие городские праздники.
Все дела передал управляющему, перестал лично встречаться с просителями. Слухи о том, что он кому-то помог материально, затихли, но стало появляться все больше рассказов и из настоящего, и из прошлого, что он спасал людей от самоубийств, каким-то невероятным способом прозревая о наступающей беде.
Услышав о возможности попасть в такой дом, Злата очень удивилась, немного воспрянула духом и, попросив дать ей время подготовиться к такому событию, исчезла на пару часов.
Гости собирались неспешно. По всему было видно, что к дону Диего все они относились с неподдельным уважением, и поэтому каждый хотел выказать свое почтение личным приветствием и хотя бы несколькими минутами общения…
Народу пришло много. Между собой люди шептались, что, по всей видимости, старик воспрял духом после возвращения сына и, видимо, решил передать ему все дела и свое немалое состояние.
Играл местный неплохой оркестрик. Злате организовали место за столиком Глафиры и Викентия. Четвертый стул напротив четвертого комплекта столовых приборов оставили пустующим.
По всему было видно, что всех ожидала театральная постановка. Хорошая музыка придавала вечеру торжественности и, казалось, обещала что-то выдающееся.
Злата была в восхищении и от новых друзей, и от вечера.
Испанец подошел к столику, когда начало смеркаться.
— Викентий, мне кажется, она должна была с вами договориться о нашем с ней разговоре один на один, иначе, я думаю, она не пришла бы сюда. Я прав? Я украду ее на полчасика?
Викентий, набрав полную грудь воздуха и сдерживая эмоции из последних сил, молча кивнул.
Глафира направилась за Фернандо, Викентий взял ее за руку, пытаясь задержать. Глафира обернулась и взглядом попросила: Не надо!
Викентий отпустил.
— Напьемся? — спросил Викентий Злату, подозвал официанта и заказал рома себе и вина Злате.
Фернандо взял Глафиру за руку и повел вглубь роскошного испанского сада.
В беседке, где был накрыт простенький стол с цветами, вином и фруктами, Фернандо сказал:
— Я прошу тебя на прощание сыграть со мной в игру. Ты ведь пришла попрощаться, так?
Глафира утвердительно кивнула, внимательно вглядываясь в собеседника и стараясь не делать лишних движений, чтобы не вызывать ненужных им обоим эмоций.
— Хочу встретиться с тобой как будто впервые. Будто не было поясов со взрывчаткой, словно я не хотел тебя убить, будто не отказался на тебе жениться. Как будто впервые. Пожалуйста!
Фернандо сложил руки в умоляющем жесте и улыбнулся.
Глафира, едва улыбаясь, согласно кивнула в ответ.
— Фернандо, — протянул руку для знакомства испанец.
— Глафира, — широко и радостно улыбаясь, ответила Глафира.
— Один бокал вина, ничего не значащий разговор об Испании, и я тебя отпущу, хорошо? Если не захочешь, больше никогда не появлюсь в твоей жизни. Будто мы встретились впервые, мило поболтали и просто разошлись друзьями. Ладно?
Глафира, улыбаясь, кивнула и взяла бокал из рук Фернандо.
— Как тебе Испания? — поинтересовался Фернандо, чокаясь с Глафирой и делая один глоток.
— Очень мило, только знаешь… — усмехнулась Глафира, — люди, которые не хотят жить и встречаются на каждом шагу, немного мешают наслаждаться новыми впечатлениями, и ощущаешь себя как дома, потому что всегда на работе.
— А я даже не помню тех времен, когда был не на работе. — отозвался Фернандо. — Отец из Скорой. Всегда таскал меня с собой и очень рано настоял на том, чтобы я начал работать. Я всегда на работе. Но сколько себя помню, никогда не встречал кого-нибудь, похожего на тебя. Не уверен, что я бы справился с таким, как я сам. Там, в Париже, действительно нужна была женская хитрость. Я бы действовал грубее и проще. В общем, я хотел сказать тебе спасибо, что ты меня спасла. Жизнь стоит того, чтобы ее жить! Мне кажется, если бы ты появилась в моей жизни чуть раньше, я бы никогда не смог так поступить…
Фернандо поставил свой бокал, взял бокал у Глафиры и тоже поставил обратно на стол.
Глафира смотрела молча и улыбаясь.
— У меня еще одна просьба! Если мы больше никогда не увидимся, можно я на прощание один раз тебя обниму? Просто, по дружески, без намеков. Просто обниму…
Глафира, улыбаясь, молча качнула головой в знак согласия.
Она раскрыла руки, и Фернандо заключил ее в свои объятья.
Тело Глафиры ответило легкой дрожью на этот странный, непрошеный контакт.
Она резко отпустила руки, отбросила Фернандо и закричала:
— Зачем? — отшатнувшись и сползая по стеночке беседки с горестным видом, опустилась на пол.
— Это месть, моя дорогая! — спокойно прищурившись, улыбнулся испанец. — Ну, или подарок, как хочешь!
Я теперь пообещал тебе остаться с тобой до того момента, пока ты не откажешься от своего, разрушающего тебя, желания покончить с этой жизнью, каким бы легким и незначительным это желание тебе сейчас не казалось. Я прошел через это! Я тоже думал, что для работы использую это один раз и потом избавлюсь! Не тут-то было! Ты видела, до чего я дошел и куда меня это привело! Рассказывай! — почти приказал испанец.
Глафира сидела в вечернем платье на полу беседки, прислонившись к ее стенке. Из глаз текли слезы.
— Поднимайся, садись в кресло, пить больше нельзя. Говори, почему тебя зацепило, в чем нашло отклик, почему не пронесло мимо? — серьезным тоном без тени влюбленности чеканил каждое слово работник Скорой.
Глафира молча сидела, руками закрывая глаза, и не могла произнести ни слова. С виллы слышалась музыка, оркестр играл что-то красивое, медленное и классическое. От этого становилось еще хуже.
Она ясно осознавала, что никогда в жизни не захотела бы рассказывать никому, что чувствует и почему. А это чувство, когда напротив теперь сидит человек, который ей действительно нравится и, как сказал Викентий, находится с ним на одном уровне ее счастья, но теперь готовый слушать ее боль, а главное, освободить ее от нее, — это злило и выносило мозг. Он поймал ее в ловушку, точно так же, как она поймала его тогда, в посольстве. Ни один работник Скорой теперь не имел права без согласия Фернандо работать с ее нежеланием жить.
Глафира встала. Ее сердце разрывалось пополам! Хотелось довериться, все рассказать, все скинуть с себя и начать если не новую, то просто свободную жизнь от своих страхов и боли. Но!
Глафира посмотрела на Фернандо, который так же изучающе смотрел на нее.
— Теперь ты понимаешь, что чувствовал я, когда убивал нас, да? Ты — самая родная, самая сияющая и лучистая — обманула. И вроде из лучших побуждений, но обманула. Жестоко и цинично, просто профессионально делая свою работу. А потом обещала выйти замуж за меня, лишь бы я остался жить на этой планете, и через минуту, как я, поверив тебе, очнулся, упорхнула с другим. И ты думала, это все так просто может закончиться? Я, Глаш, с пятнадцати лет в Скорой, я спас тысячи людей, я — суицидник! Я умею такое вытворять, что твоему Викентию и не снилось! И я люблю тебя! И либо ты мне сейчас расскажешь, почему тебя накрыло нежелание жить, либо я буду мониторить тебя всю нашу жизнь и при первом звоночке отказа от жизни буду приезжать, прилетать, прибегать к тебе или просто жить в соседнем доме, соседнем подъезде и ходить всегда рядом по тем же улицам, по тем же твоим тропинкам! Чтобы ты всегда помнила, как мне больно и что тебя люблю я, а не все они!
Глафира провела рукой по его лицу, он задержал руку и поцеловал. Глафира грустно забрала руку, опустила глаза и пошла прочь.
Было чудовищно больно уходить от того, кто готов был принять ее любой, выслушать, нянчиться с ней, лишь бы помочь, стать ей папой, мамой, братом и сестрой одновременно, быть самым родным и самым отстраненным в тот же момент, чтобы спасти, чтобы ей стало легче.
— Ты забыл, что ты мне нравишься! Не могу я тебе все это рассказывать! — прошептала Глафира, удаляясь, возможно, от самого лучшего варианта мужчины своей мечты.
Не заходя за Викентием, Глафира добралась до гостиницы, не раздеваясь, легла в кровать, закуталась в одеяло и уснула, решив сегодня больше ни о ком не думать!