В жизни у меня есть лишь два настоящих таланта: лазерная точность в нанесении жидкой подводки для глаз (я делаю это одним плавным движением, не отрывая кисточки от века) и рисование шаржей на друзей и врагов (отличить первых от вторых очень легко, так как я с искренним удовольствием наделяю тех, кого ненавижу, огромными носами и оттопыренными ушами). Рисунки получаются довольно хорошо; всем нравится, когда на дружеских вечеринках я схватываю чье-нибудь выражение лица и запечатлеваю его на бумаге. Кроме того, рисование помогает расслабиться, поэтому спустя некоторое время после того, как мне поручили «сверхответственное дело по групповому иску» и я уже начала впадать в панику, представляя себе горы бумаги, в которых предстоит зарыться, я сидела в кофейне «Старбакс», удобно расположенной всего в нескольких кварталах от моего дома, и рисовала невысокого муж чину, сидевшего напротив. Я пыталась перенести на бумагу черты его лица – он чем-то походил на Элмера Фадда – и толстый, колышущийся живот. На самом деле непросто рисовать человека, чтобы он не заметил, как ты внимательно его разглядываешь и «фотографируешь» изрезанный морщинами лоб, багровый нос пьяницы и капризно изогнутые губы. Приходится очень часто смотреть на «модель», подмечая как можно больше деталей, а потом быстренько опускать глаза, прежде чем «натура» поймает твой взгляд. Я уже делала это раньше, и порой мужчины, которых я рисовала, думали, что их завлекают. Один даже подошел и выхватил у меня блокнот, но обнаружил в нем лишь карикатуру на себя самого – со лбом пещерного жителя и задницей-кошельком.
Я люблю сидеть в «Старбаксе», хотя Нина всегда обзывает кофейни этой сети безвкусными и мещанскими. Ей претят чересчур изысканный декор заведения и высокие цены, а особенно развешанные по стенам портреты известных писателей (многие из них жили в разное время, но на картинах они изображены вместе за чашечкой кофе). Нина утверждает, что это искажение искусства, превращающее образы писателей в капиталистическую валюту. Я с ней не спорю. Мне-то нравится и мягкое освещение, и смешанная атмосфера прошлого с современностью, и слишком дорогой кофе. Даже картины на стенах кажутся довольно милы ми. Наверное, в душе я капиталист, и меня ничуть не оскорбляют корпоративные попытки сделать мою жизнь столь же стильной и модной, как на глянцевых страницах каталога «Поттери Барн». Бог свидетель, я просто не успеваю одновременно трудиться на юридическом поприще, искать любовь своей жизни и тратить необходимое время и усилия, чтобы создать вокруг себя элегантную, комфортную и умиротворяющую обстановку.
Пока я сидела и рисовала Элмера, увековечивая на бумаге его необъятное пузо, женщина за соседним столиком начала истерически хохотать. Я обернулась: это была тучная дама в бигудях и домашних тапочках, и читала она вебстеровский толковый словарь в мягкой обложке. То ли ей попалось какое-то особенно смешное слово, достойное столь бурной радости, то ли она просто была чокнутой и в любую минуту могла достать из пластиковой хозяйственной сумки автомат и превратить уютное кафе в кровавую бойню – когда живешь в большом городе, нельзя исключать и такие варианты. Я прикидывала вероятность обоих сценариев, украдкой поглядывая на тетку из-под полуопущенных ресниц, и неожиданно заметила Теда. Он занял очередь, чтобы сделать заказ, а рядом с ним стояла весьма привлекательная женщина лет сорока с небольшим. Я не встречала Теда с того злополучного ужина в августе.
У них свидание, решила я, увидев, как спутница Теда дотронулась до его руки, словно желая привлечь к чему-то внимание собеседника. Она воспользовалась старой как мир уловкой, при помощи якобы невинного прикосновения придавая отношениям сексуальный оттенок. К превеликой моей радости, Тед не ответил на касание. Правда, он улыбался и кивал женщине, а она болтала без умолку, и ее гром кий, резкий смех разносился по всему залу, отчего другие посетители бросали на нее недовольные взгляды. И еще она цеплялась за руку Теда, как будто без его поддержки могла завалиться.
Мне пришлось признать, что спутница Теда красива. У нее были стройная фигура, темные, аккуратно уложенные волосы до плеч и правильные черты лица. Голубовато-серый костюм, сумочка без ремня и туфли на высоком каблуке очень ей шли и определенно были недешевы. Короче, у нее был вид состоятельной и холеной дамы, жены преуспевающего политика. Кроме того, она выглядела старше меня и наверняка подходила под категорию счастливиц, чей возраст допускал возможность общения с Тедом. Я рассматривала ее так долго, как позволяло приличие, но едва Тед за брал бумажные стаканчики с дымящимся эспрессо и повернулся в мою сторону, я скрючилась, сгорбилась – а сделать это на узком стуле в стиле модерн не так-то просто – и выставила перед собой блокнот, закрываясь от острого репортерского глаза. Сердце у меня заколотилось, и я почувствовала себя пятнадцатилетней девчонкой, случайно заметившей за столиком напротив капитана школьной команды по футболу. Соблазн взглянуть на Теда был велик, однако я взяла себя в руки: если он меня увидит, это будет катастрофа. Поймать взгляд мужчины, которому хочешь понравиться, – это одно, а посмотреть в глаза человеку, отвергшему тебя на первом же свидании, – совершенно другое.
«Только не поднимай глаза», – твердила я себе.
– Привет, Элли, – раздалось у меня над ухом.
Я чуть не подпрыгнула на месте. Тед усадил симпатичную брюнетку за столик на другом конце зала и теперь сто ял рядом. Он показался выше, чем я его запомнила во время нашей последней встречи. Если честно, мне ничего не надо было запоминать, потому что с некоторых пор я стала записывать его программы на видео и просматривала их вечером, приходя с работы (хотя я ни за что не созналась бы в этом Хармони, которая не терпит детских глупостей в сердечных делах). Я, однако, нашла, что влюбиться в телевизионщика очень удобно – можно записывать его передачи и пересматривать их хоть по сто раз, причем втайне от остальных. Конечно, это немного смахивает на юношескую влюбленность в косматого поп-идола, когда ты знаешь его биографию наизусть и перед сном целуешь постер с его фотографией.
– Привет! Как поживаешь? – спросила я и почему-то вспыхнула. К несчастью, у меня бледная кожа, и я всегда краснею, когда стесняюсь или сержусь или, к примеру, если на меня смотрит сексуальный мужчина, от которого я без ума. Этот недостаток просто бесит, особенно когда хочешь выглядеть холодной и загадочной королевой, а не запинающейся от волнения, по уши влюбленной девчонкой.
– Спасибо, хорошо. Я увидел тебя и… Я собирался тебе позвонить, – сказал Тед.
– Неужели? – В моем голосе прозвучало гораздо больше заинтересованности, чем следовало бы.
– Да. Я должен перед тобой извиниться за тот вечер, когда мы… гм… – он бросил взгляд на брюнетку, которая напряженно улыбалась, явно недовольная тем, что Тед заставляет ее ждать, – вместе ужинали. Мне стыдно, что я себя так повел. Я не должен был злиться на тебя.
– Вообще-то ты не столько обидел, сколько оскорбил меня, – проговорила я и, увидев на лице Теда смущение, добавила: – Своими словами насчет возраста. Если быть абсолютно точной, насчет того, что я выгляжу на десять лет старше, чем на самом деле.
Теперь у Теда был совсем виноватый вид.
– Господи, и о чем я только думал. Я вспылил и сказал не то, что хотел. Ты вовсе не выглядишь на… Просто тогда, на приеме у сенатора, на тебе был костюм, и я решил, что… а ты еще сказала, что ты юрист, и плюс та прическа… Но сегодня, увидев тебя здесь… – на мне были джинсы и светло-коричневый хлопчатобумажный свитерок, а распущенные волосы были в беспорядке рассыпаны по плечам, – я бы не дал тебе больше двадцати, – великодушно закончил Тед.
– Правда? – робко переспросила я, просияв от комплимента.
– Правда, – подтвердил он и, как всегда, чуть насмешливо улыбнулся.
– Благодарю. Извинения приняты. Ты тоже меня извини. В смысле, за то, что я ушла, хлопнув дверью.
Тед опять улыбнулся.
– Что ты рисуешь? – поинтересовался он и, когда я показала ему свой блокнот, очень удивился. – Ты нарисовала это сама? Прямо сейчас?
– Да это все не всерьез, я ведь не профессионал, – смущенно проговорила я.
– Напротив, рисунок превосходный. Сили Говард, не так ли?
– Прости, не поняла?
– Твой рисунок. Это карикатура на члена палаты представителей Сили Говарда, так ведь?
– Я не знаю, как его зовут. Это просто набросок с посетителя, который сидит вон там, – объяснила я и кивнула в сторону Элмера Фадда. Тед обернулся, а Элмер вскочил со стула и подбежал к нам. Я быстренько закрыла блокнот, чтобы спрятать далеко не лестный портрет.
– Тед, какая приятная встреча! – пробасил Элмер звучным, хорошо поставленным голосом политика, потряс руку Теда и хлопнул его по плечу. Повторилась та же сцена, что и на приеме. Меня раздражало, что люди вот так запросто вклиниваются в нашу беседу, но все же… это о многом говорило. Тед оказался влиятельной фигурой. И в этом было что-то очень сексуальное.
– Рад вас видеть, конгрессмен. – Тед говорил спокойным и серьезным тоном, в котором, однако, сквозила не уловимая насмешка. Этот голос принадлежал человеку, который смотрит на мир глазами циника и испытывает от этого удовольствие.
– В последнее время я пробиваю новый закон по социальному обеспечению. Если вам… гм… захочется пригласить меня в свою программу, то с радостью побеседую с вами на эту тему.
Все с тем же насмешливо-заинтересованным видом Тед лишь коротко кивнул, и после еще некоторого количества откровенной саморекламы и похлопывания Теда по спине, Элмер/Сили покатился обратно к своему столку, весьма довольный собой. Я вопросительно посмотрела на Теда.
– И так все время, – пробормотал он. – Политики спят и видят, как бы попасть на телеэкран.
– Тед, – позвала его женщина в дорогом костюме. Она смотрела на меня, как кошка смотрит на мышь, прежде чем выпустить когти и разорвать ее на клочки. Однако едва Тед обернулся к женщине, она одарила его самой сладкой улыбкой.
– Думаю, тебя уже заждались, – сказала я Теду, кивнув на его спутницу. – Твоя подруга.
– Ах да. Только она мне не подруга, – уточнил он, и на один-единственный краткий миг мне показалось, что он слегка смутился. Ага!
– Понятно, – небрежно бросила я.
– То есть… да, мы обедали вместе, хоть я ее не приглашал. Мы… словом, это устроил… наш общий знакомый, – сказал Тед с печальной улыбкой, засунул руки в карманы и покачался на каблуках.
Он все еще стоял возле моего стула, и мне приходилось чуть-чуть откидывать голову, чтобы видеть его лицо.
– Ладно, мне пора. Был рад встретить тебя, Элли, – попрощался Тед и вернулся к своей «невольной» спутнице.
«Он что, нарочно дал понять, что между ними ничего нет?» – размышляла я, снова склонившись над блокнотом. Я изо всех сил старалась не смотреть на Теда с его брюнет кой и не беситься из-за того, что она находила все новые и новые причины касаться руки собеседника, искусно притворяясь, что стряхивает с его рукава бесчисленные пылинки и ниточки.
На следующий вечер я снова пришла в «Старбакс». И на следующий. И еще через день. В конце концов, кофейня находилась недалеко от моего дома, рассудила я, и там всегда можно встретить других завсегдатаев вроде меня – например, студента, стучащего по клавиатуре своего ноутбука, или женщину средних лет с длинной седой косой, читающую книжку, рекомендованную «Книжным клубом» Опры Уинфри. Я не спрашивала Теда, где он живет, но поскольку я встретилась с ним, когда он выгуливал пса, а потом на толкнулась на него в этой кофейне, расположенной в пяти минутах ходьбы от моей квартиры, то не сомневалась – Тед живет где-то по соседству. Ну а если он повстречает меня в «Старбаксе», это будет чистым совпадением.
Тед объявился в кофейне на пятый день, на этот раз один. Войдя, он обвел глазами зал, и, когда его взгляд остановился на мне, приветственно махнул рукой, а я расплылась в глупой улыбке. Он взял бумажный стаканчик с кофе и подсел за мой столик.
– Я надеялся увидеть тебя здесь, – сказал Тед.
– Да?
– Хотел поговорить с тобой насчет карикатур, – продолжил он. – Шарж на Сили Говарда великолепен. У тебя под рукой есть другие рисунки?
Я колебалась. Блокнот лежал на столике, и я инстинктивно прикрыла его рукой. Я рисовала ради забавы, просто чтобы весело провести время. Друзьям нравились мои шаржи, но я не знала, хочу ли, чтобы этот полузнакомый мне человек – уже несколько месяцев бывший предметом моих сладких и непристойных грез – увидел их.
– У тебя с собой есть еще карикатуры? – повторил вопрос Тед, а затем просто вытащил блокнот из-под моей руки и принялся листать страницы, одобрительно кивая, улыбаясь и подолгу разглядывая некоторые наброски. – Эти про сто идеальны.
– Идеальны для чего?
– Наша сеть создает виртуальный политический журнал, чтобы увеличить трафик на новостных интернет-страницах. Мы планируем привлечь к работе обозревателей из различных печатных агентств и некоторых политиков, о которых сейчас пишут.
– И ты хочешь использовать мои рисунки? – в полном недоумении спросила я.
– Я бы хотел показать их Нику Блумфилду. Он – редактор сайта, и последнее слово принадлежит ему. Однако я уверен, это именно то, что мы ищем. Разумеется, мы тебе заплатим.
– Даже и не знаю… То есть, конечно, бери их, – нерв но сказала я, указывая на блокнот. Мне просто не верилось, что кто-то захочет купить мои шаржи. Я никогда не считала себя художницей, хотя рисовала практически всю свою сознательную жизнь. Рисование доставляло мне радость, было моим отдыхом и увлечением, но я ни на секунду не представляла, будто на этом можно сделать деньги. Мне жутко польстило, что Теду понравились мои шаржи и он счел их серьезными творениями. С другой стороны, я слегка разочаровалась, узнав, что его интересуют только мои рисунки, а не я сама. Когда он сел за мой столик и сказал, что надеялся найти меня здесь, я решила – он имеет в виду… Да ладно, за ужином в день нашего злополучного свидания Тед недвусмысленно заявил: он не хочет встречаться с женщиной моих лет. Да, я мечтала о нем… Только это не означало, что он испытывает ко мне те же чувства.
– Ты придешь сюда завтра вечером? – спросил Тед. – Ты не против, если мы здесь встретимся? Я верну блокнот и сообщу, что сказал Ник.
И пусть я знала, что Тед хочет увидеть меня лишь по делу, в моей душе расцвела надежда.
– Конечно. Завтра вечером, – согласилась я. – Во сколько? В восемь?
Тед пришел в «Старбакс» раньше меня. Я застряла в конторе, просматривая сотни страниц письменных показаний и проверяя, все ли свидетели упоминали некое конкретное имя, – увлекательнейшее занятие, прямо как в сериале «Элли Макбил», – поэтому домой я попала только после семи часов. Выпустив Салли, я металась по квартире как угорелая: сменила скучный костюм на мои любимые «ливайсы» и черную водолазку, освежила макияж, тщательно причесалась и ровно в восемь закрыла за собой дверь. Когда я вошла в кофейню, Тед сидел за тем же столиком, что и накануне вечером. Я направилась прямиком к нему и легко коснулась его руки в знак приветствия. А что, я ни когда не ставила себя выше этой маленькой хитрости.
Я полностью сознавала, что сама напрашиваюсь на не приятности и мое безрассудное увлечение отдает мазохизмом. То же самое было в седьмом классе, когда мною вдруг овладела жгучая страсть к молодому, симпатичному (и не давно женившемуся) учителю рисования. Результатом этой безнадежной влюбленности, понятное дело, стало разбитое девичье сердце: я увидела его с женой в кинотеатре – он нежно взял ее ладонь в свою и украдкой поцеловал в шею. Правда, учитель рисования никогда не назначал мне встреч в кофейне – ни деловых, ни каких-либо иных.
Почти всю прошлую ночь я провела, беспокойно ворочаясь в постели и грезя о Теде Лэнгстоне. Фантазии мои варьировались от романтичных (Тед берет мое лицо в свои ладони и нежно целует) до нелепых (мы женимся, все уст роено по высшему разряду, на свадьбу приглашена сплошь вашингтонская элита) и эротических (нежный поцелуй за ходит чуть дальше). Кроме того, я все ломала голову – неужели разница в возрасте на самом деле такое серьезное препятствие для наших отношений, как полагает Тед. Он и вправду старше меня почти на четверть века, тут уж ничего не попишешь. В первые двадцать лет моей жизни он вообще не имел права рассматривать меня как объект желания. И все же, как это всегда бывает с грустными песнями – они начинают звучать на каждом углу, как только тебя сразит несчастная любовь, – я вдруг стала припоминать все больше известных людей, состоящих в счастливом браке типа май – декабрь: во-первых, Майкл Дуглас и Кэтрин Зета-Джонс; во-вторых, Руперт Мердок – жена была моложе его на тридцать пять лет, и у них родился ребенок.
В-третьих, Чарли Чаплин – та же история. И потом, были еще Ширер Дерьмовый и Кэтрин Польк. Сладкой парочкой я бы их не назвала, но, как ни крути, они встречались и между ними существовала как минимум такая же разница в возрасте, как у меня с Тедом.
Однако если вспомнить наше омерзительное первое свидание… Точнее, первое и единственное. Узнав, сколько мне лет, Тед повел себя не очень-то любезно, а я, несмотря на аллергию на скучных до зевоты Порядочных Парней, моих бывших приятелей, по-прежнему считаю доброту одним из главных качеств, которые должны присутствовать в характере моего потенциального избранника. Но ведь потом Тед извинился за свою невежливость, и его промах легко можно было оправдать изумлением. Когда я сообщила свой истинный возраст, он чуть не упал со стула от неожиданности, и это совершенно выбило его из колеи.
И вот теперь мы встречались уже третий раз за неделю, причем по предварительной договоренности. От контакта с рукой Теда по моей коже от ладони до самого плеча побежали восхитительные мурашки, и я обратила внимание на выражение его глаз. Это был не бесстрастный деловой взгляд Ширера и не снисходительный взгляд старшего наставника. Точно так же смотрел на меня Чарли, перед тем как поцеловать в машине – в его глазах светились удивление, интерес и надежда.
– Привет, – бросила я.
– Здравствуй. Я уж думал, ты собираешься меня продинамить.
«Продинамить»? Это словечко явно не из бизнес-лексикона, промелькнуло в моей голове. Я решила начать под счет баллов и занесла первое очко в графу «свидание» против нуля в графе «деловая встреча».
– Извини, я задержалась на работе. Я бы позвонила, но… – не договорила я. Мне не хотелось, чтобы он поду мал, будто я выпрашиваю номер его сотового телефона.
– Позволишь угостить тебя кофе? – спросил Тед.
«Угостить кофе» – выражение из того же репертуара, завуалированное «я пока не готов пригласить тебя на обед», но определенно не лексикон деловой встречи. Два ноль в пользу свидания.
– С удовольствием, – ответила я.
Тед встал и уже было направился к стойке, но потом обернулся ко мне:
– Знаешь, здесь не подают обычного кофе. Что предпочитаешь: с обезжиренным молоком без пенки, десятерной эспрессо или что-нибудь другое?
Я рассмеялась:
– Большую порцию мокко, пожалуйста. Со взбитыми сливками.
Через минуту Тед вернулся с дымящимся напитком. Снаружи температура впервые за месяц упала до десяти градусов, и вечер в уютной кофейне, за чашечкой горячего шоколада с чуточкой эспрессо, все больше и больше напоминал настоящее свидание. Испугавшись, что у меня завелся пунктик, я попыталась заставить себя отвлечься от мыслей по поводу того, считать ли нашу встречу с Тедом свиданием или прелюдией к будущим свиданиям. Так, о чем бы подумать?
Да… в этом свитере Тед выглядит жутко сексуально. Интересно, это кашемир? Он упомянул, что разведен. Хоте лось бы посмотреть на его бывшую жену. Ладно, это все равно близко к теме свиданий. Надо переключиться на что-то другое. Обувь, покупки, последняя серия «Оставшегося в живых»? Нет, ничего не идет в голову. Может…
– Элли?
Я так и подскочила от неожиданности. Усиленно пытаясь сконцентрироваться на чем-то ином, кроме Теда, я про слушала, что он говорил.
– Да? – протянула я, надеясь спрятать невнимательность под маской загадочной женщины, полной тайн. Но Тед перешел к тому, ради чего мы встретились, и заговорил бодрым деловым голосом:
– Я показал Нику твои рисунки, и они ему очень понравились. Он хочет побеседовать с тобой лично, хотя могу сразу сказать, что Ник готов предложить тебе задание: сделать шаржи на наших обозревателей – разумеется, не заключая контракта.
Я онемела. Все это казалось невероятным. Они хотят платить мне – мне, юристу, – за то, что я буду рисовать карикатуры? Работа по определению была довольно нудной – не того сорта, за которой время пролетает незаметно, сердце поет, а душа наполняется спокойным удовлетворением от самореализации.
– Ох, – вздохнула я.
Тед удивленно взглянул на меня:
– Тебе не интересно? Ты передумала?
– Нет-нет, что ты, – поспешно сказала я. – Мне очень, очень интересно. Просто я не ожидала…
Тед улыбнулся и повертел в руках бумажный стаканчик из-под кофе – я заметила, что он пуст.
– Я устрою вам с Ником встречу, и вы обсудите финансовые детали. Он знает, что ты работаешь в адвокатской конторе и что нам придется подстраиваться под твой график. Но поскольку наш сайт еще не открылся, думаю, это не проблема…
– Хорошо, хорошо, – закивала я и подумала, что, наверное, надо как-то отреагировать. Конечно, здесь подошла бы эдакая пресыщенность – «ну-еще-бы-все-же-гоня-ются-за-моими-рисунками» – или подчеркнуто деловитый тон, однако я лишь хлопала глазами, кивала и задавалась вопросом, каковы губы Теда на вкус. Они были немного тонковаты, но с четко очерченным контуром и, я знала, умели растягиваться в эту восхитительную, чуть кривоватую усмешку.
– Значит, я позвоню тебе завтра на работу? Нет, лучше, чтобы Ник сам позвонил и вы договорились о встрече, так как тебе все равно придется общаться именно с ним, – сказал Тед.
– Ох. Да, конечно, пусть он мне позвонит, – ответила я, вытащила из сумочки одну из моих визитных карточек с впечатляюще дорогим оформлением и нацарапала на обороте прямой рабочий номер. Не нужно, чтобы Ник звонил на номер коммутатора. Даже в такой крупной фирме, как наша, всегда гуляют сплетни, а руководство явно не погладит меня по головке, если узнает о совместительстве. Одну из моих коллег уволили после того, как совету директоров стало известно, что она дополнительно занимается подготовкой апелляций по уголовным делам и ежегодно прибавляет к своей зарплате кругленькую сумму в сорок тысяч долларов.
Тед кивнул, и я решила, что сейчас он быстренько встанет и уйдет, смяв картонный стаканчик и швырнув его в мусорное ведро, как сделал вчера. А Тед продолжал сидеть и смотреть на меня.
– Как твои дела? – спросил он таким голосом, будто его это действительно интересовало.
– Отлично. В конторе сейчас горячее время. Приходится выкладываться на все сто, но, в общем, все замечательно. А как ты? Больше не летал в Англию?
– Нет, хотя пришлось много поездить по Штатам. Надеюсь, теперь командировки будут пореже. Мне очень хотелось бы проводить больше времени в городе, чтобы заниматься развитием нашей телесети, – сказал Тед.
– Для меня поездки по экзотическим местам – настоящая сказка. Правда, наверное, и они утомляют?
В течение следующего часа мы болтали о работе и жизни. Тед недавно сопровождал президента в официальной поездке в Индию и признался, что опять не успел осмотреть достопримечательности.
– Думаю, меня бы взгрели, если бы я пропустил сов местную конференцию нашего президента и премьер-министра Индии ради экскурсии по Тадж-Махалу, – улыбнулся Тед. – Так ты говоришь, в последнее время у тебя прибавилось работы?
– Да. Два моих шефа возглавляют отдел судебных тяжб. Они назначили меня ведущим специалистом по одному групповому иску. Кажется, это очень крупное дело, – робко заметила я. Мне так не хватало шика, с каким Кэтрин отбрасывала назад волосы, хвасталась своим резюме и пре вращала каждое свое задание в дело государственной важности, особенно в разговоре со звездой телевидения, одним из главных людей на мощном информационном канале.
– Поздравляю. Должно быть, руководство тебя очень высоко ценит, – тепло произнес Тед.
– Да, наверное, – с сомнением проговорила я. Ширер Дерьмовый и его прихлебатели высоко меня ценят? Вряд ли. Моя антипатия к юриспруденции и в особенности к судебному делопроизводству была известна в конторе всем. Равнодушие, а точнее, ненависть к работе не очень-то способствовала выполнению сверхважного задания. Я никогда не проявляла особого пыла – не рвалась приходить в офис по субботам, не выклянчивала более ответственных поручений, не отсасывала у шефа (как Кэтрин).
Тед выжидающе смотрел на меня.
– Ты полагаешь, в этой фирме у тебя нет будущего? Тебе ни за что не поручили бы вести одно из самых серьезных дел, если бы не готовили к повышению. Тебе явно светит стать компаньоном.
– О нет, искренне надеюсь, что этого не произойдет, – вырвалось у меня. И зачем я позволила разговору свернуть на эту тему! Я ненавидела судебные тяжбы, ненавидела нудную, тяжелую работу, постоянные конфликты. Порой я почти не спала по ночам, с ужасом представляя, что утром снова надо тащиться на работу. Мысль о том, что я буду компаньоном, навсегда останусь юристом и мне суждено прозябать в этой конторе до конца жизни, или о том, что придется пахать еще больше, чем сейчас, сводила с ума. Я не хотела становиться компаньоном, не хотела браться за этот дурацкий иск и всей душой мечтала, чтобы его отдали Кэтрин или кому-нибудь еще.
– В чем дело? – мягко спросил Тед.
– Ни в чем, – вздохнула я. – Так, задумалась о работе.
– Поделись со мной, – предложил он.
– Не хочу надоедать тебе скучными рассказами, – сопротивлялась я.
– Я бы не просил тебя об этом, если бы мне было неинтересно. Расскажи, – настаивал Тед.
И я рассказала ему обо всем. От начала до конца. А он сидел и слушал. Нет, он не заключил меня в объятия, не утирал слез и не целовал в губы, как в старых голливудских фильмах. Он не кривился и не изрекал избитых пошлостей вроде «на все есть свои причины» или «у тебя еще все наладится». Тед просто выслушал меня. Очень внимательно.
– А почему ты вообще пошла в юристы? – поинтересовался он, когда я закончила.
– Из-за отца. Он судья и всю жизнь мечтал, чтобы мои братья – оба моих брата – пошли по его стопам, а когда они этого не сделали, я подумала, что хоть я доставлю отцу радость. Кроме того, я всегда училась на отлично и профилирующим предметом выбрала историю, так куда же еще мне было пойти? Я подала документы в несколько заведений, меня приняли в университет, на престижный юридический факультет, и казалось, что все здорово. Все были счастливы и радовались, что я делаю отличную карьеру… – развела я руками.
– Но тебе самой это не нравилось.
– Я не задумывалась об этом. Во всяком случае, до тех пор, пока не поступила в университет. Впрочем, я очень быстро все поняла, когда преподаватель по гражданскому судопроизводству – самовлюбленный ублюдок, считавший себя Джоном Хаусманом из «Бумажной погони»,[11] – на первом же занятии довел меня до слез. Припечатал одной из этих гадких фраз типа «позвони своей мамочке и передай ей, что тебе никогда не выучиться на адвоката». Ну не то чтобы именно в этих словах, но смысл был примерно тот же. И с каждым днем становилось все хуже. – Я вдруг поняла, что выболтала все на свете, и покраснела. – Ох, прости. Тебе, наверное, пора?
Тед лишь махнул рукой, раздосадованный то ли моим извинением, то ли мягкотелостью.
– Почему же тогда ты все не бросила?
– И чем бы я занялась?
– Для начала хотя бы рисованием. Ты очень талантлива. Не поверю, что до меня тебе этого никто не говорил! – воскликнул Тед.
– Художествами много не заработаешь, – возразила я.
– Но мы же собираемся тебе платить.
Я пожала плечами и усмехнулась:
– Все это, конечно, прекрасно. Но каковы шансы, что вы дадите мне постоянное место? Один на миллион? И какова вероятность, что я найду себе другую работу, да еще такую, которая позволит мне прокормиться?
– По-моему, у тебя есть все шансы, – сказал Тед. – Тебе стоит хотя бы попробовать.
– Не уверена.
– Зато я уверен.
Тед улыбнулся, и в спокойном, уверенном сиянии его глаз было что-то такое, что заставило меня задуматься – а может, он прав?