Скрипка синьора Орланди

4 ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ

Чьи-то лица с вытянутыми, как у дятлов или ворон, носами нависли над Володей, и он вначале испугался, снова закрыл глаза, но голоса людей вернули его наконец в мир печальной действительности, и Володя зачем-то спросил, вспоминая, что с ним случилось:

— А скрипка… где?

— Скрипка? — услышал он знакомый злорадный голос. — А это мы у тебя должны о ней спросить!

Володя, все ещё лежавший на спине, присмотрелся: конечно, кто, кроме Адольфины Кузьминичны, мог говорить с ним голосом инквизитора, не сомневающегося в том, что перед ней сам дьявол или, по крайней мере, злостный еретик.

— Я спрашиваю у тебя, где скрипка, которую ты взял в шкафу и на которой играл?

— Я не знаю. Разве её нет? — удивленно спросил Володя. — Разрешите мне встать…

Он с трудом поднялся. Вокруг стояли три-четыре бабульки-смотрительницы, хранительница фондов, директор, почему-то смотревшая как-то в сторону, будто ей было очень стыдно. Володя, уже все вспомнив до деталей, огляделся, ища скрипку, которая могла упасть, когда, потеряв сознание, он свалился на пол. Но скрипки нигде не было.

— Не знаю, — испугался мальчик, — я только хотел немного поиграть на ней, но потом… потом что-то случилось со мной, я, наверное, в обморок упал и уронил скрипку, а где она сейчас — не знаю…

— Поиграть на музейном экспонате? — задохнулась злым изумлением Адельфина Кузьминична. — На скрипке Антонио Страдивари, которой цена миллион долларов?! И кусачки эти ты, наверное, нарочно с собой притащил, чтобы вдоволь помузицировать?

И хранительница сунула прямо под нос Володе кусачки, оставленные им возле шкафа, а потом, повернувшись к директору, тоном, не терпящим возражений, сказала:

— Я вас предупреждала, Надежда Леонидовна, я вам говорила — вы меня не послушали, и теперь прошу, сейчас же позвоните матери этого… типа и, она ядовито улыбнулась, — вашей хорошей приятельнице, и немедленно пригласите её сюда! Нет, не пригласите, потребуйте, чтобы она приехала! Я же вызываю оперативных работников! С розыскными собаками! Я не позволю разворовывать драгоценнейшую, уникальную коллекцию, единственную, можно сказать, во всем мире! Сережа! — прокричала она кому-то, наверное охраннику. — Никого из здания музея не выпускать! — На последнем слове Адельфина Кузьминична взвизгнула, как щенок, которому нечаянно наступили на лапу.

Володю отвели в кабинет директора. Надежда Леонидовна с ним вместе не осталась, но, покидая кабинет, щелкнула замком, закрывая «типа» на ключ. Володя сидел на стуле, свесив голову на грудь и положив руки на колени. Он чувствовал внутри пустоту и холод. Так тоскливо и плохо ему давно не было. Больше всего он боялся сейчас взгляда мамы, не сердитого, не осуждающего, а печального и жалкого. Но в дальнем уголке его сознания сейчас трепетал едва теплившийся огонек — Володя понял, что исчезнувшая скрипка Орланди на самом деле заключает в себе страшную тайну, так и не разгаданную им.

Первым прибыл оперативник в штатском — молодой, жизнерадостный и красивый, но без собаки. Заскрежетали ключи, и в сопровождении директора и хранительницы фондов он вошел в кабинет, остановился перед Володей, поиграл на раскрытой ладони ключами от автомобиля и сказал:

— Ладно, пойдем в зал, похититель скрипок.

Когда все снова оказались рядом с открытым шкафом, оперативник, посмотрев на отверстия в стенде, из которых торчали куски проволоки, спросил у Володи:

— Вот этими кусачками перекусил?

Веселый тон милиционера ободрил Володю, и он ответил:

— Да. Кусачки я взял в архиве, это внизу, я там работаю.

— Ага, понятно. Ну-ка, расскажи нам, что случилось и зачем ты снял скрипку.

Володя не заметил того, как за его спиной, всего шагах в двух, встала мама, не понимающая еще, для чего её вызвали в музей, а поэтому скорее растерянная, чем испуганная.

— Значит, так, — заговорил Володя, — мне очень хотелось провести смычком по струнам скрипки, вот я и взял кусачки…

— Ах, какие мы тонко чувствующие, надо же — провести смычком по струнам! — с ехидным смехом выплеснула из себя хранительница. — А почему, скажи на милость, тебе захотелось сделать это именно со скрипкой Страдивари? Почему не с этой, не с этой или вон той! — И Адельфина Кузьминична поочередно тыкала пальцем в деки инструментов, забыв, что они «редчайшие» музейные экспонаты.

— Да, на самом деле, почему ты решил поиграть на скрипке мастера Антонио Страдивари? — спросил оперативник, прочитав название на этикетке.

— Это не скрипка Страдивари, — угрюмо сказал Володя, понимая, что ему не оправдаться, если не расскажет о документе. — Это скрипка мастера Орланди, и она, как я понял, способна, когда на ней играют, сделать человека почти безумным, довести до обморока. Я покажу вам документ, доказывающий это!

— Ха-ха-ха! — деланно рассмеялась Адельфина Кузьминична. — Ты эти бредни своей мамочке рассказывать будешь. А вот, кстати, и она! — увидела Адельфина Кузьминична Володину маму. Он сразу резко обернулся и встретился глазами с вопрошающим взглядом матери. — Подходите поближе, Виктория Сергеевна, подходите! Вас поздравить можно — ваш сынуля украл скрипку Страдивари! Ради этого он и устроился в музей, ради этого все ходил вокруг витрины, допытывался о том, как она открывается, да есть ли сигнализация. Мне говорила смотрительница, говорила! И вот сегодня он, вскрыв витрину, перерезал кусачками…

— Замолчите! — грозно сказала мать Володи. — Мой сын никогда ничего не крал! Он так же далек от преступления, как вы от культуры, любезнейшая. Сейчас он мне сам скажет: Володя, ответь, для чего тебе было нужно снимать скрипку? Говори правду!

Володя знал, как тяжело сейчас маме, а поэтому старался ответить со всей искренностью:

— Мама, честно, я хотел только услышать, как скрипка звучит. Когда я провел смычком по струнам, не помню, раза три или четыре, то потерял сознание… Не знаю, сколько времени я находился в обмороке, а когда очнулся, мне сказали, что скрипка исчезла, но я тут ни при чем! Ни при чем, ты мне веришь?

Последние слова Володя выкрикнул едва ли не с рыданиями, а милиционер быстро спросил у мамы:

— Ваш сын когда-нибудь падал в обморок?

— Да, пару раз с ним это случалось, — вздохнула мама. — Он такой… возбудимый.

— Понятно, — кивнул оперативник, — а теперь мне бы надо вот у этих женщин кое-что спросить. Подойдите к нам! — подозвал он смотрительниц и, когда те нерешительно приблизились, спросил у одной из них: — Прошу вас, скажите, где вы были, когда заиграла скрипка?

— А вот в том зале соседнем была, — показала рукой старушка на вход в зал.

— Итак, вы услышали звуки скрипки? Да? Вы удивились? Вы насторожились? Прошу остальных смотрительниц тоже подумать, как ответить на мой вопрос.

И бабульки друг за другом стали говорить, что они хоть и услышали звук скрипки, но вначале не придали этому особого значения — инструменты, когда их протирают, то и дело издают какие-то звуки, но они услышали ещё и какой-то шум — точно упал кто-то, а поэтому минуты через три решили посмотреть, не случилось ли чего. Подошли к открытой витрине и увидели возле неё лежащего мальчика. Он был без сознания, и никакой скрипки рядом с ним они не увидели.

— Без сознания! — всплеснула руками Адельфина Кузьминична. — Этого никто твердо сказать не может: в обмороке ли он был или просто притворялся. Неужели от звука скрипки можно упасть в обморок?

— Да, именно поэтому, — сказал Володя тихо. — Если бы вы прочитали то письмо, то поняли бы: эта скрипка необыкновенная…

Рассмеялась не только хранительница фондов, но и оперативник, совсем недавно занявшийся расследованием преступлений по горячим следам. Так и светясь от мальчишеской улыбки, он спросил у Володи:

— Необыкновенная, говоришь? Волшебная, значит? Ну так, значит, у неё внезапно крылышки выросли, и она улетела в окно. Форточки открытыми были?

— Да при чем тут ваши неуместные шуточки? — строго вступила в разговор мама. — Дело идет о чести моего сына, а вы тут иронизируете. Я уверена, что, пока он лежал в обмороке, кто-то взял скрипку и ушел с ней. Для этого хватило бы и минуты! Нужно допросить всех, кто был в музее в это время.

— Ну, меня допросите! — поджала губы Адельфина Кузьминична.

— И вас допросить тоже нужно! — не смутилась мама. — А за голословные обвинения моего сына в воровстве я на вас ещё в суд подам.

— Глядите-ка, напугали! Лучше бы воспитывали его как следует, огрызнулась хранительница, а оперативник сказал:

— Так, сейчас не время для ссор. Действительно, соберите всех, кто находился в здании музея в то время, когда Володя лежал в обмороке. Значит, смотрительницы, их я уже опросил. Еще кто?

— Я, директор музея, — шагнула вперед Надежда Леонидовна.

— Отлично. Еще кто?

— Главная хранительница фондов, — сказала Адельфина Кузьминична. — Но уж меня-то в воровстве вы не можете обвинить. Музей — это мое детище, к тому же я здесь главное материально ответственное лицо. Внизу ещё сидит охранник Сергей. Его позвать?

— Зовите!

Адельфина Кузьминична сама сбежала вниз по лестнице, и скоро наверх, в зал, поднялся вперевалку краснощекий парень-здоровяк в камуфляжной, как и положено охранникам, форме.

— Скажите, вы слышали звук скрипки? Это примерно час назад было. Так ведь? — уточнил следователь у смотрительниц, и те дружно кивнули.

Парень закатил глаза под не слишком выразительный лоб, провел рукой по стрижке «ежику» и ответил:

— Нет, точно, никаких звуков скрипки я не слышал.

— Понятно… — побарабанил оперативник пальцами по стеклу витрины. Ну, а тогда скажите, час назад мимо вас на улицу кто-нибудь проходил?

И снова глаза парня исчезли под нависшими надбровными дугами, и он, словно вспомнив что-то важное, сказал:

— Значит, так, выходили, человека три или четыре, но кто именно, я не рассмотрел.

— Ну… они хотя бы были музейными работниками или это были посторонние?

Сергей подвигал в разные стороны нижней челюстью и пожал покатыми плечами:

— А кто их знает. К каждому я не приглядывался. Может, наши, а может, и нет.

Охранника отпустили, и тогда оперативник в первый раз нахмурился:

— Глухое, думаю, дело ваше, господа музейные работнички. Мальчик, думаю, только в том и виноват, что самовольно скрипку снял. Взял её кто-то из случайных людей, увидел — лежит скрипка рядом с мальчиком, вот и явилась мгновенно воровская мысль. Поищите её у себя в помещениях. Далеко её, наверное, унести не могли.

Оперативник сделал вид, что собирается уходить, но Адельфина Кузьминична просто вцепилась в него клещом:

— Нет, вы так не уйдете! Украдена скрипка Страдивари! Ей цена миллион долларов. Что мы будем делать? Вы должны забрать этого молодчика в Кресты, на Лубянку, куда хотите, но только выведайте у него все. В обморок он упал! Какая дикая чушь! Он просто притворился! Он — сообщник преступников! Он сам преступник!

— Напишите заявление… — только и сказал ей оперативник через плечо, когда уже шел к лестнице.

Адельфина Кузьминична кричала, обещала жаловаться, набрасывалась на Володю, начинала дергать его за воротник, требовать рассказать «всю правду». Мальчик молчал. Ему было все равно, точно кто-то вынул из него, как из заводной игрушки, механизм, приводящий в действие чувства, волю и разум.