Сладкое искушение

Глава 15

— Они… они занимались любовью? Ты уверен?

Джайлз стиснул ее руку:

— Долли и Рувим с самого детства были неразлучны, вместе ходили в школу, вместе отдыхали — плавали, загорали, посещали вечеринки, ну и, естественно, влюбились друг в друга.

— Вот оно что… Тогда не понятно, почему Долли вышла замуж за Бенджамена?..

— Обитатели острова шутили, что она вышла за него из-за настоящей ванны, каких здесь было совсем немного, но я в этом не уверен. Возможно, она просто в какой-то момент растерялась. Они были такие разные… В отце, как бы это сказать… преобладало рациональное начало. Он обеими ногами стоял на земле, трудился с утра до ночи…

«И был таким же красивым, как и ты», — подумала Кира.

— А Долли… — Джайлз умолк.

— Свободолюбивая, как я поняла, диковатая, верно? С ней хватало забот. Она обожала бегать к морю, даже когда появился ребенок, нуждавшийся в ее заботе.

— Никто не знает, что именно происходило, но ни для кого не секрет, что они обезумели от любви. Рувим считал ее единственной и неповторимой. Бенджамен — тоже. А Долли… Она, по-моему, сама не знала, что ей нужно.

— Нет, я думаю, она любила Рувима, — поспешно заметила Кира. — А Бенджаменом… была немного… увлечена.

— Мой отец тогда не мог еще жениться и обзавестись семьей. Ему исполнилось двадцать, и он не имел права распоряжаться деньгами. В ту пору строилась новая фабрика, и в связи с этим возникли денежные проблемы.

— Итак, Долли предпочла Бенджамена, более солидного и взрослого, — задумчиво проговорила Кира. — Знаешь, если Рувим тянул со свадьбой, возможно, она сделала это в отместку ему, желая доказать, что ее добивается не только он.

— Едва ли Долли сама понимала, что делает. По рассказам, она отличалась крайней импульсивностью.

Замолчав, Джайлз взял руку Киры, повернул ее ладонью вверх и посмотрел на линию жизни, словно пытаясь узнать, что унаследовала от Долли ее внучка.

— Значит, они занимались любовью, — тихо повторила Кира, забыв в этот миг об урагане, бушевавшем снаружи. Здесь, с Джайлзом, ей было уютно и спокойно.

Оба помолчали, занятые своими мыслями.

— Все знают, что Долли и Рувим провели вместе ночь в Шугар-Хилле незадолго до ее свадьбы, — сказал наконец Джайлз. — Собственно, они особо и не скрывали это. Поначалу ни о чем не подозревал только ее муж, хотя сплетничали и слуги, и рабочие на плантации. На таком небольшом острове, как наш, слухи распространяются поразительно быстро…

Кира вдруг похолодела, догадавшись, что сейчас Джайлз заговорит о Тамаре… и о ней самой.

— Получается, что Долли могла забеременеть именно в ту ночь. — Голос Киры вибрировал от волнения. — И вполне вероятно, что отец Тамары — Рувим, а не Бенджамен… — Спазм сжал ее горло. — Господи, Джайлз, а как же я? Как мы с тобой? Что теперь будет?

Спокойно и уверенно он обнял ее за плечи — как друг, желающий поддержать и успокоить. Трепещущая девушка порывисто прижалась к его груди. Сердце ее неистово билось.

И вдруг Джайлз стиснул Киру в объятиях, да так сильно, что она едва не задохнулась, и стал покрывать поцелуями ее глаза, щеки, губы.

От этих жадных поцелуев она пришла в полное смятение. Когда он наконец отстранился, Кира нежно провела ладонью по его лицу, освещенному колеблющимся светом масляной лампы. Она любит этого человека и не хочет его терять, что бы он ни говорил о ее матери и бабушке, какие бы ни проводил аналогии.

— Мне не следует тебя целовать, Кира. Понимаешь, мы не должны поддаваться чувствам. Боже мой, ну почему все так запуталось?.. Позднее Рувим все-таки женился на дочери одного плантатора. Я — сын Элизы и Рувима. Но здесь никто не сомневается, что Тамара — дочь Рувима, а значит, моя единокровная сестра.

— Сестра? — в ужасе выдохнула Кира.

— Вот именно. Я не могу жениться на… племяннице. Вспомни Библию — в двадцатой главе Левита сказано: «Наготы сестры матери твоей и сестры отца твоего не открывай: ибо таковой обнажает плоть свою; грех свой понесут они». Поменяй пол с мужского на женский, и получится «наготы брата матери твоей»… то есть моей. Я — брат твоей матери.

— Не верю! Не верю! Не верю! — Кира прижала ладони к ушам, не желая слышать ни страшные откровения, ни завывания бури за толстыми стенами дома. — Это все слухи, досужие домыслы! Люди часто ошибаются. Грех… Какой же грех в том, что я так люблю тебя?

Она разразилась рыданиями. Джайлз, охваченный нежностью и состраданием, никак не мог подыскать слов утешения. Он прекрасно знал, что на острове, где придерживаются строгих моральных правил, не одобрят кровосмесительный брак. А сам он никогда не покинет Барбадос, свою родину, Шугар-Хилл и фабрику, где не покладая рук трудится множество людей, полностью зависящих от него. Отказаться от всего во имя любви к Кире? А как же мать, как оставить ее, почти беспомощную женщину?

Рыдания прекратились так же внезапно, как и начались.

— Теперь я понимаю, почему Бенджамен отвернулся от моей матери в самое трудное для нее время. — Лицо Киры заливали слезы, но она не вытирала их. — Он вымещал на ней свои страдания. Пока Тамара была ребенком, он в память о Долли заботился о ней, но едва она выросла и уехала с Барбадоса, умыл руки. Она выскочила замуж за русского танцовщика столь же импульсивно, как некогда Долли.

— А ты так похожа на бабушку! Точь-в-точь такая же, как Долли на портретах ле Планте. Вот почему твое лицо сразу показалось мне знакомым…

— Я похожа на Долли?!

— Те же глаза, улыбка, даже ямочка на щеке. А Бен… Думаю, Бен чувствовал себя униженным даже после смерти Рувима. А потом у него возникли подозрения, хотя никто ничего не осмеливался произнести вслух. Тогда гибель Рувима вызвала разные домыслы, но настоящего расследования не проводилось. Полиция считала это несчастным случаем. Все знали, что Рувим был в страшной депрессии и буквально изводил себя работой. Оступился, упал, и это стоило ему жизни.

Кира зябко поежилась. Она и не подозревала, что отец Джайлза… Рувим погиб.

— А что же произошло?

— Поговаривали, будто его столкнул Бен, но я даже думать об этом не желаю. Давай-ка лучше вернемся на кухню, присоединимся к Долорес и ребятишкам. Мой кофе уже давным-давно остыл.

— Мой тоже. — Кира печально вздохнула. — Только я не останусь здесь, Джайлз, потому что сейчас нужна деду даже больше, чем когда-либо прежде. Фиттс-Хаус стоит почти на берегу и может серьезно пострадать. Если позволишь, я вызову такси.

— Ради всего святого, Кира, успокойся! Телефонные провода наверняка оборваны, и ни один таксист, если он в здравом уме, не высунет из дома нос даже ради такой красавицы, как ты. Так что сиди смирно. Ты останешься с нами.

Кира упрямо замотала головой:

— Нет, Джайлз, я должна ехать: не бросать же старика в трудную минуту. Он мой дед, кроме него, у меня никого нет!

Кира выбралась из погреба и через холл, залитый водой и засыпанный битым стеклом, побежала к двери.

— Кира, остановись! — закричал Джайлз. — Бенджамен сильный, он справится сам!

— Ну как ты не понимаешь? Мне необходимо быть рядом с ним! — крикнула, не оборачиваясь, Кира.

Открыв дверь, она вцепилась в ручку, но все же едва устояла на ногах. Ураганный вихрь оторвал от земли тяжелый «мерседес» и с грохотом отбросил его к воротам. В воздухе, словно в безумном танце, кружились ветви деревьев, листья, щепки, обломки рухнувшего забора.

Прикрыв глаза, задыхаясь и отплевываясь, Кира отступила. Джайлз прав: ей не добраться до деда, даже и шагу не ступить.

Тайфун с ласковым именем Ханна стремительно набирал силу. Сметая все на своем пути с первобытной яростью, он обрушился на остров. Его скорость превышала сотню миль в час. На прибрежные районы обрушивались огромные океанские волны, в черных тучах непрерывно сверкали молнии.

Разгул стихии поражал и пугал. Мысли Киры лихорадочно метались. Что же делать? Нужно спешить к Бенджамену, успокоить его, сказать, что она все поняла, простила…

Дверь снова открылась, и рядом с Кирой появился Джайлз.

— Ну вот что, — хрипло бросил он, — жди меня здесь и не волнуйся — я привезу Бенджамена сюда.

— Нет, я поеду с тобой!.. — Кира вцепилась в его ремень.

Джайлз обернулся и что-то сердито проговорил, но рев ветра заглушил его слова. Он попытался оторвать ее руку, но это ему не удалось. Кира не понимала, откуда у нее взялись силы, но теперь твердо знала: у них все получится, вместе они преодолеют любые невзгоды.

— Я не оставлю тебя! — крикнула она.

Наконец они добрались до ворот, куда отнесло машину, и Джайлз, усевшись за руль, включил зажигание.

— Весьма рискованная затея, но автомобиль тяжелый, и мотор у него мощный.

Прямо над капотом со свистом пронеслась толстенная ветка, чудом не задев ветровое стекло. Кира втянула голову в плечи.

— Прошу тебя, возвращайся в дом. Посиди на кухне, выпей немного рома…

— Да не желаю я возвращаться! — Кира старалась не выказывать страха. — Я хочу быть с тобой, неужели это неясно? Для меня ты самый дорогой человек на свете, и мне плевать, кем мы друг другу приходимся!

Она не знала, слышит ли ее Джайлз за грохотом и ревом стихии. Окна «мерседеса» заливала вода, дворники не справлялись. Джайлз почти наугад осторожно продвигался вперед.

— Заклинило кнопку электронного стеклоподъемника, — сказал он, не глядя на Киру. — Постарайся открыть окно. Смотри вперед и говори мне, что там видишь.

Кира повиновалась, но едва она приоткрыла окно, ливень и ветер обрушились на нее. Вытерев глаза и прикрыв их ладонями, она начала указывать путь.

— Слева, ярдах в двадцати, повалено дерево, часть ствола перегородила дорогу. Поезжай немного правее… теперь прямо… вот так. О Господи! На нас несет велосипед!

Они преодолевали путь с неимоверным трудом. Оба взмокли от пота. Едва впереди обозначились ворота Фиттс-Хауса, как сильнейший порыв ветра развернул «мерседес». Потеряв управление, машина ударилась о каменный забор, кузов угрожающе заскрежетал, двигатель взревел и замолк.

— Думаю, наше путешествие закончено. — Джайлз положил руки на руль. — Ты не расшиблась?

— Со мной все в порядке. Ох, Джайлз, твой шикарный «мерседес»… Прости меня!

— Ерунда, это всего лишь машина. Давай выбираться, дальше пойдем пешком, только держись за меня покрепче. Ничего, ты легкая, как пушинка, я доведу тебя в целости и сохранности.

Кира обвила руками его талию, и он направился вперед, преодолевая ветер. До дома оставалось лишь несколько ярдов.

Они шли по колено в воде, уворачиваясь от летящих навстречу предметов. Полосатый пляжный зонт несло прямо на них, но, к счастью, они вовремя заметили его.

— Держись! Мы пришли! — крикнул Джайлз.

Сад и подъездная дорожка превратились в сплошное месиво. Шаг за шагом молодые люди поднялись по ступеням. Широкая спина Джайлза защищала Киру от ветра. Наконец, отбросив от двери ветки и щебень, он забарабанил в нее.

Через пару минут дверь приоткрылась, и они увидели осунувшегося, поникшего Бенджамена.

— Дедушка! — Кира, раскинув руки, порывисто прижалась к старику. Тот, едва устояв на ногах, чуть отстранил девушку и внимательно посмотрел на нее. Мокрая и измученная, она радостно улыбалась: — Дедушка! С тобой все в порядке? Я так боялась, что твой розовый дворец рухнет от этого жуткого урагана! Повсюду творится что-то невообразимое! Я так волновалась, так волновалась!.. — Переполненная эмоциями, она замолчала.

Бенджамен смущенно топтался на месте:

— Успокойся, девочка, успокойся. Конечно, я в порядке. Так тебе, стало быть, все известно?.. Ты… ты знаешь, что я твой дед? Тот самый гнусный, черствый старикан, который испоганил твое детство, заставил тебя страдать, вместо того чтобы прийти на помощь…

— А ты? Когда ты узнал, что я — дочь Тамары?

— С самого начала, то есть уже давно. Но входи же, дорогая, скорее входи! По-моему, порог, вернее то, что от него осталось, не самое подходящее место для воссоединения семьи. Да и ты входи, Джайлз, не то нас всех сейчас унесет отсюда. К тому же пора все утрясти.

Он провел Джайлза и Киру на кухню — самое безопасное место в доме. Видимо, именно тут старик и укрывался от непогоды: на полу, рядом с креслом-качалкой, стояла откупоренная бутылка рома, тут же лежал раскрытый толстый журнал.

Мощный тропический тайфун прошелся по густонаселенным кварталам южного побережья, порезвился на плантации Шугар-Хилл и вернулся к морю. Позже, когда заработало радио, все узнали, что разрушению подверглись десятки миль в ширину. Однако в самой глубине острова штормовой ветер, не соединившись с потоками морских ветров, несколько поутих.

Джайлз обвил рукой плечи Киры, бедра их чуть соприкоснулись. Ей сразу стало тепло и уютно, и она прислонилась к его крепкой груди. Но он тут же отодвинулся и, криво усмехнувшись, сказал:

— Пожалуй, мне лучше оставить вас наедине. Вам есть о чем поговорить…

— Ну уж нет! — горячо возразила Кира. — Я не позволю тебе выйти из дома — это слишком опасно.

— Боже праведный, какое благоразумие! И сколь приятно слышать такие слова из твоих уст. Не по твоему ли требованию мы бросились в самый разгар урагана спасать твоего деда?

— Вот оно что… — протянул Бенджамен. — Право, я не заслужил этого. — Он открыл дверцы старого, рассохшегося буфета и вытащил две почти целые чашки. — Они, правда, из разных сервизов и не подходят одна к другой, но немного рома, надеюсь, выдержат. Вам обоим необходимо согреться.

— Мы тоже с тобой разные и не слишком подходим друг к другу. — Кира взяла чашки из дрожащих рук Бенджамена. — Но нам будет хорошо, мы прекрасно уживемся с тобой, вот увидишь. Кстати, а как ты обо мне узнал?

— Я… хм… получил из Лондона письмо от некоего доктора Армстронга. В нем он взволнованно сообщал, что у него лечилась Кира Рид, попавшая в автокатастрофу, и она, мол, собирается погостить на Барбадосе у своего дедушки. Однако пациентка не пожелала беседовать с ним о дедушке, и Армстронг заподозрил что-то неладное.

— Но… но как ему удалось связаться с тобой? Он же не знал ни твоего адреса, ни имени… Как дошло его письмо?

— Очень просто — на конверте было написано: «Господину Риду, Барбадос». Ну и первым делом письмо переслали мне. Поверь, я совсем не обиделся, узнав, что ты не захотела обо мне говорить. А когда впервые увидел тебя под тем деревом, сразу понял, что ты — моя внучка. В тебе — в твоих глазах, в овале лица, в улыбке — очень много от Долли и Тамары. Тамара была очаровательным ребенком, я в ней души не чаял.

— Однако не помог ей, когда мама в этом нуждалась. Мама была в отчаянии.

— Знаю, знаю… — Бенджамен печально покачал головой. — Ты вправе ненавидеть меня, детка. Этот грех лежит на мне тяжким грузом уже много лет. Я не мог простить Тамаре, что она покинула меня… ради какого-то русского танцовщика. Господи, будто нельзя было найти мужа здесь! Я чувствовал себя униженным, никому не нужным… Начав получать от нее письма, я решил, что она хочет от меня только денег… Прости меня, Кира, прости, если можешь! Конечно, мне следовало помогать дочери, но я не представлял, насколько плохи ваши дела. И вот отвернулся от вас обеих, замкнулся в своей обиде, и все. Никогда не прощу себе этого, никогда!

— Но я тебя прощаю, дедушка! — Кира положила руки на плечи старика. — Нам нельзя жить врозь, как прежде. Честное слово, я никогда не покину тебя.

— Даже ради Джайлза? Ведь он очень состоятельный человек и к тому же мой партнер по бизнесу. — Бенджамен посмотрел на Джайлза, прислонившегося к стене. Тот, засунув руки глубоко в карманы джинсов, внимательно прислушивался к разговору.

— Даже ради Джайлза… Мы с ним просто… хорошие друзья, не больше, — промолвила Кира, стараясь, чтобы ее слова прозвучали убедительно.

— Да, хорошие друзья, — сдержанно подтвердил Джайлз.

— Он привез меня к тебе, — зачем-то добавила Кира, — и разбил свою машину — она врезалась в забор. Так ведь, Джайлз?

Тот кивнул:

— «Мерседесу», считай, конец: фары выбиты, кузов смят, цел только номерной знак.

Старик с достоинством склонил голову:

— Благодарю за заботу о Кире. И прими мои сожаления. — И тут же язвительно усмехнулся: — Однако надеюсь, ты сможешь купить себе новую машину.

— И даже не одну.

Кира расчистила уголок кухонного стола и присела на край стула — прямехонько, как школьница. Ей вдруг стало стыдно за деда. А тот широко развел руками, словно призывая всех к примирению:

— Ну-с, и что теперь? Дорогая, думаю, ты ненавидела меня за все то горе, что я причинил твоей матери? И твои чувства вполне понятны.

Кира тяжело вздохнула. Сколько раз, сидя вечерами в своей маленькой кухне, Кира мысленно разговаривала с дедом, обвиняла его в безжалостном отношении к матери, в том, что та слишком рано умерла, а ей самой пришлось пробивать дорогу в жизнь…

Ожидая упреков, Бенджамен сел в кресло-качалку и понурил голову.

— Что ж, детка, я готов выслушать все твои упреки. В свое оправдание скажу одно: сейчас все изменилось, я стал совсем другим. — Подняв с полу бутылку, он сделал большой глоток рома. И так как Кира молчала, продолжил: — Ты принадлежишь к одному из самых старинных и почетных родов Барбадоса, девочка. Династия Ридов поселилась здесь очень давно, чтобы заняться разведением табака, однако позже выяснилось, что выращивать сахарный тростник значительно прибыльнее. Мы построили фабрики и ветряные мельницы по всему острову, наши рабочие жили в специально обустроенных для них поселках.

Он глубоко вздохнул. Кира смотрела на него, ожидая продолжения и бессознательно ощущая, что Джайлз насторожился. Бенджамен отпил еще немного рому.

— Долли умерла в 1955 году. Я не хотел жениться во второй раз, и все мои помыслы сосредоточились на Тамаре. Я надеялся, что она унаследует плантацию, дом, фабрику… И все шло отлично, пока она вдруг не повстречала этого танцовщика — парня, который ничего не смыслил в возделывании тростника… — Голос Бенджамена сорвался, но он овладел собой. — Ради этого человека Тамара отказалась от всего, даже обо мне забыла. Они, как цыгане, скитались по Европе, а я ничего о ней не знал. Впервые Тамара написала мне только тогда, когда родилась ты, И опять замолчала. Шли годы… Я и не знал, что Аронович умер.

— Да, мама ужасно страдала!

— Понимаю, теперь понимаю.

— Знаешь, дед, они были очень счастливы, хотя их счастье длилось недолго. Мама часто рассказывала мне о прожитых с ним годах и вся сияла!

— Долли тоже сияла… — Старик взъерошил седые волосы. — Надеюсь, она тоже была счастлива со мной, ну, хоть какое-то время… Господи, как же я устал! Но помни: я безмерно рад, что ты здесь, со мной, моя девочка! Тут твой дом… Знаешь, последние годы я и письма от Тамары уже не вскрывал. Вот какой подлец!

Вскочив, Кира обняла дрожащие плечи деда, словно желая снять с него тяжелое бремя вины. Как же ей ненавидеть его? Нет, он так много выстрадал, так страдает сейчас…

— Ты останешься со мной? — неуверенно спросил Бенджамен, явно опасавшийся потерять только что обретенную внучку. — И будешь жить тут, в Фиттс-Хаусе? У меня снова появится настоящая семья?

— Да, дедушка, да!

— Спасибо, милая. — Старик тряхнул седой головой. — Ты слишком добра, я не заслужил твоего прощения.

Он встал, выудил откуда-то старую мужскую куртку, расползающуюся по швам, но сухую, и протянул ее Джайлзу. Тот, натянув куртку на себя, направился к двери.

— Ты ведь не уходишь? Нет? — задохнулась Кира.

— Чуть ниже по дороге живет чета пенсионеров, раньше работавших на меня. Пойду проведаю стариков. Боюсь, не развалился бы их домик. — Джайлзу никак не удавалось застегнуть «молнию». — Этот-то дом покрепче.

Кира бросилась к двери:

— А как же мы — мы с тобой?

Джайлз осторожно взял девушку за руки и всмотрелся в ее лицо, словно отыскивая в нем сходство с Рувимом.

— Я уже сказал тебе, Кира, что мы не сможем заключить брак. Это исключено. Привыкай к этой мысли.

— Но как? — жалобно всхлипнула Кира.

— Тебе, конечно, будет тяжело, но потом, через год-другой, ты встретишь хорошего человека и влюбишься в него. И то, что произошло между нами, покажется тебе всего лишь наваждением. Вот мне придется гораздо хуже. Я-то уж точно не встречу никого достойнее тебя, да и искать не стану. Ты — та мечта, которую я ждал всю жизнь, и никто в целом мире не заменит мне тебя.

— Не говори так! Мне не нужен никто другой! — Кира зарыдала, уже не стесняясь деда. — Я хочу только тебя!

— Значит, тебя ждет безрадостная участь старой девы.

У Киры потемнело в глазах. Что он сказал? Участь старой девы? Старая дева… То же самое говорил ей еще кто-то, очень давно, только это была… это была женщина.

— Но разве мы не останемся друзьями? — дрожащим голосом спросила она. — Просто добрыми друзьями?

— Едва ли мне удастся выдержать такую пытку — видеть тебя каждый день и не сметь даже дотронуться до твоей руки, до твоего лица…

Джайлз быстро наклонился и впился в нее губами. За окном так ревел ветер, словно именно сюда, на Барбадос, слетелись на шабаш ведьмы со всего земного шара.

— Прощай, дорогая. И помни: я всегда буду тебя любить.

С этими словами Джайлз распахнул дверь и исчез. Кире показалось, что его поглотила бушующая стихия. Она окаменела: ее жизнь снова потеряла смысл, нежные ростки, взращенные любовью в ее израненной душе, опять погублены.