Слава Богу! Они все снова мертвы!

Глава 19

Маккиндер медленно открыл глаза и увидел солнце. По положению светила на небе он понял, что сейчас уже далеко за полдень. Сон вернул силы и разбудил чувство голода. Облегченно вздохнув, Маккиндер осмотрелся. «Там, где стреляют из пистолета, есть и люди. Там, где есть люди, есть и пища…» Нехитрая логическая задачка с неразгаданным концом. «Что за люди живут на этом острове?..» Потом он увидел Джа-ламу. Тот, сложив ноги калачиком, тихо молился, быстро при этом перебирая четки. Маккиндер подождал некоторое время, пока лама молился, а когда тот, завершив свою практику, спрятал свои четки вглубь своего одеяния, обратился к нему с вопросом:

— Уважаемый Джа-лама, здравствуйте! Не могли бы вы пояснить мне, почему вчера вы так неожиданно решили сбежать от нас? В чем причина? Кто-то вас обидел? Кто-то вам угрожал? Что произошло? Мне это очень важно знать.

— Уважаемый Джон! Я сейчас молился за успокоение душ наших с вами товарищей по этому, злосчастному морскому путешествию. Если бы вы не стали бы меня преследовать и не выпрыгнули с корабля вслед за мною, а остались бы на корабле, то сейчас и вас бы тоже не было бы на этом свете. Ваша решительность и смелость спасли вас, не стань вы меня преследовать, вы бы неминуемо погибли бы вместе со всем экипажем судна и вашими сопровождающими людьми. Всех их безумно жаль, но с этим сейчас нужно просто смириться. Этого уже никак не исправить. Это уже наше прошлое — спокойно и уверенно ответил Джа-лама.

Услышав такой ответ, пожилой англичанин сначала хотел возмутиться, кровь прилила к его лицу. Но потом сэр Маккиндер глубоко задумался. Действительно он слышал вчера в то время, когда боролся не на жизнь, а на смерть с морской пучиной, что на море разгорелось целое сражение. Вполне можно было допустить, что одной стороной боя мог быть тот самый корабль, на котором они плыли в Баку. Точно так же можно было теперь допустить, что этот корабль вместе со всеми кто находился на борту, мог действительно быть потоплен неизвестным противником. Но всё это можно было предположить сегодня, но не вчера вечером. Еще раз бросив пытливый взгляд на ламу Маккиндер встал на ноги и стал осматривать окрестности того места, где они сейчас находились. Он отметил про себя, что беспрерывная бахрома, запутанных и искромсанных зарослей окаймляла песчаный берег. Никаких следов человека, ни намека на звериную тропу в глухом переплетении трав, кустов и деревьев. Шлепая босыми ногами по лужам воды, поскольку сапоги вчера были им утеряны в его схватке с морем, Маккиндер двинулся вперед. Он спустился на песчаный берег примерно у того места, где он ночью вылез на берег, и стал внимательно исследовал почву вокруг и обнаружил то, что надеялся найти, — отпечатки сапог. Они были повернуты в сторону прибрежных зарослей и терялись где-то среди деревьев.

— Уважаемый, Джа-лама! Остров обитаем. Вчера здесь прошел человек, следы отчетливо видны. Так что предлагаю вам, присоединится ко мне и вдвоем отправиться на поиски человеческого общества и пропитания — обратился Маккиндер к своему товарищу по данному путешествию. Тот не заставил себя долго ждать и вот они вдвоем стали медленно продвигаться вглубь острова. Остров расположен был небольшой длинной, густо поросшей лесом полосой, вытянутой в море. Шли они достаточно долго уже больше двух часов, всё время, боясь потерять то появляющийся, то исчезающий на мокром песке след. Угрюмый мрак снова покрыл и море и заросли деревьев и кустарников, когда спутники заметили в вдалеке огни, они сразу не поверили в это. Они увидел их на излучине берега. Сначала Маккиндеру пришла в голову мысль, что он видит мираж, порождение уставшего сознания, но потом он все, же понял, что перед ним деревня, так как огней было слишком много, для одного дома. Через несколько минут, когда они подошли поближе стали видны отдельные строения, данного поселения. Людей нигде не было видно.

Маккиндер со своим спутником вышли почти в центр деревни и только тут к ним подошли двое мужчин, которые стали расспрашивать их кто они и откуда. Проведя первичный допрос, жители острова повели Маккиндера и калмыцкого ламу к своему начальству. Утопающая в зелени садов и стройных тополей островная станица казалась вымершей. Все живое попряталось. Скоро повстречалась группа конных казаков, видимо, отправлявшихся сменять дозорных. Проехали, мимо молча, окидывая пленных равнодушными взглядами, сдержанно покивали в знак приветствия конвоирам. Те так же молча, кивали в ответ.

Впереди показалась небольшая церковь. Они подходили к майдану, когда впереди послышался дробный перестук множества копыт, и навстречу им из-за деревьев вынырнули всадники, человек пять.

Конвоир тронул Маккиндера за плечо:

— Стой!

Пленники остановились, Атаман, высокий статный немолодой мужчина, в военном френче заметив на безлюдной улице казаков и двух задержанных ими оборванцев, натянул поводья. Небрежным взглядом он окинул босых, ужасно выглядевших немолодых мужчин.

— Откуда? — властно спросил он.

— Наш корабль вчера утонул, спаслись с него чудом только мы. Остальные все утопли — ответил Маккиндер.

— Как зовут вас? — снова спросил атаман.

— Меня зовут Иван, а друга моего Данила — сказал Маккиндер.

— Друг твой Данила, похоже, служитель культа. И это для вас хорошо. Что ж, это говорит о том, что вы не из чекистов. Этого нам здесь не нужно. В иное время мы бы возможно и были бы тут рады служителям культа, но не сейчас. В нынешнее время мне сейчас нужны как воздух здесь на острове солдаты, мы в большой опасности, а лишние рты нам не нужны. Я в сомнении — сказал атаман.

— А ты не сомневайся — вмешался в разговор Джа-лама — Дай-ка мне свою винтовку и я тебе покажу, что я ею могу управляться не хуже твоих ребят — обратился он к одному из своих конвоиров.

— Да дай ему винтовку — приказал атаман.

Джа-лама взял винтовку в руки и сказал, казаку чтобы тот подбросил свою шапку вверх. Тот еще раз, посмотрев на атамана, подбросил свою шапку кубанку вверх и почти тут же сразу раздался выстрел. Казак подбежал к упавшей на землю шапке, взял её в руки и начал яростно ругать ламу, который метким выстрелом её буквально изрешетил.

— Ладно — сказал атаман — подарю я тебе новую шапку, а эту кубанку отдай ламе калмыцкому, пусть она ему будет как приз за вхождение в наше славное островное свободное братство.

— Спасибо и на этом — сказал лама и взял из рук казака шапку — товарища моего проверить не желаешь, он тоже почти монах.

— Пошли, шапок на вас стрелков окаянных не напасешься — кивнул атаман своим пленникам — Остановитесь пока у меня. Поживете на наших харчах, раздобреете, здоровье своё поправите.

Джа-лама нахлобучил на голову подаренную кубанку, и, не поднимая взгляда, зашагал рядом с Маккиндером вслед за медленно едущим в наступающих густых сумерках на коне атаманом. Молча, миновали они улицу, вышли на майдан, свернули во двор поповского дома, находившегося прямо напротив церкви. Пока им открывали ворота, Маккиндер успел заметить выдвинутое над перилами колокольни тупое рыло «максима». Двое дюжих казаков, дремавших в тени крыльца на соломенных подстилках, подняли головы.

— С возвращением Сергей Васильевич. Как прошла разведка? — спросил один из них.

— Потом об этом! — сказал атаман.

Казак подхватил брошенные ему поводья, подозрительно покосился на усталых, ужасно выглядевших людей, которые сопровождали атамана.

— А это что за чучела? Птичек ими распугивать будем? — зло спросил казак…

На веранду выбежала кругленькая попадья.

— Ах, батюшка ты наш! Свет ты наш ясный! Заждались вас, обед давно уж…

Атаман легко взбежал по лестнице. Остановился перед попадьей и приказал ей:

— Распорядись, матушка, баню приготовить гостям, да быстро. Да не забудь, потом покормить сих божиих странников. Или не помнишь того, что кто божьих странников кормит, тот душу свою насыщает?

— Все будет, как вы прикажете. — Кинув любопытный взгляд на странных гостей атамана, она проворно скатилась по ступеням.

— Зойка, где ты?! — через минуту кричала она у дома для прислуги.

Дом был большой, недавней постройки, на высоком каменном фундаменте; напротив дома — обмазанный глиной пустой сарай, двор совершенно голый, без единого деревца и не обнесенный традиционным плетнем, хотя возле сарая лежали заготовленные колья и прутья. Из этого дома, как отметил про себя Маккиндер, хорошо просматривались все прилегающие улицы.

— Молодец, атаман, в военном деле имеет понятие — подумал про себя Маккиндер.

Вдоволь искупавшись, переодевшись в неизвестно откуда взявшееся свежее нательное белье, два невольных гостя затерянного в Каспийском море острова, расположились за столом в горнице и с аппетитом съели предложенное угощение. После трапезы им разрешили немного отдохнуть. Молодая девушка по имени Зоя, помогавшая по дому хозяйке, провела гостей в небольшую комнату, в которой вдоль стены стояли несколько крепко сколоченных топчанов. Здесь Маккиндер и его попутчик расположились на отдых. Через пару часов двух гостей пиратского острова разбудил один казаков и позвал на совет к атаману. Когда они вошли в горницу, они увидели, что за большим столом уже собрались шестеро человек во главе с атаманом. Шло бурное обсуждение сложившейся ситуации. Завидев новых участников совещания, все сидевшие за столом люди замолчали. Атаман тут же рассказал своим товарищам о том, что он принял решение принять в их дружину двух старых воинов, спасшихся после кораблекрушения. Никто ничего по этому поводу из присутствующих не сказал.

Тогда атаман рассказал новым соратникам о том, что остров приглянулся одному из королей преступного мира всего юга России Ахмед Хану. Вчера была проведена его людьми разведка боем. Атака была отбита казаками. Но совершенно было ясно, что враг скоро вернется, и придет он большими силами и тогда никому на острове пощады не будет. Помощи ждать островитянам неоткуда. Они сами здесь живут вне закона, грабят иногда проходящие рядом корабли, так что на содействие каких бы то ни было властей, рассчитывать им не приходится.

— Так что вам повезло, в другое время, не стал бы я с вами нянчиться, пристрелил бы сразу от греха подальше, чтобы вы чего здесь лишнего не узнали — сказал честно атаман, после того как завершил рассказ о ситуации сложившейся на данный момент.

— Спасибо за правду — ответил Маккиндер.

— Вижу я, что люди вы непростые, воинское дело вам известно. Офицерскую выправку её сразу узнаешь, так что помогите нам, а там глядишь, и я вам помогу. Так что, не будем раньше смерти помирать, с божьей помощью победим. Тем более — тут атаман на секунду замолк — был я тут у божьей старушки одной, совета у неё просил, а она мне после того как посмотрела в какой-то стеклянный шар, сказала, что спасение наше придет из моря — сказал атаман и вопросительно посмотрел на своих гостей. Те между собой переглянулись.

— Вот и я до сегодняшнего дня понять не мог, о чем старица сказывала, а как вас увидел, и услышал, как вы рассказали, что из моря спаслись, сразу понял. Вот оно предсказание то сбывается! — воскликнул атаман.

— Дай-то Бог — раздались возгласы за столом.

— Тогда, раз такая обстановка сложилась, прямо завтра с утра начнем готовить остров к отражению нападения, а для того чтобы работа эта была успешной, назначаешь меня атаман комендантом острова, и будем работать — сказал Маккиндер — Времени у нас мало. Обсуждать сейчас особо нечего. Нужно будет все детали подготовки рассмотреть непосредственно на местности.

— Максимум у нас есть три дня до нападения на остров — сказал Джа-лама и атаман с некоторым удивлением на него посмотрел.

— К словам Джа-ламы имеет смысл прислушиваться, это я на своем личном опыте знаю — сказал Маккиндер.

— Понятно — ответил атаман — Тогда не буду более вас сегодня более задерживать, отправляйтесь спать, а завтра поутру начнем работать.

— Добро — ответил Маккиндер и встал из-за стола, Джа-лама встал вслед за ним.

Маккиндер и Джа-лама расположились на ночлег в одной из комнат большого поповского дома. Большие железные кровати были застелены тончайшими перинами. Но, несмотря на относительный комфорт ночлега обоим не спалось. Джа-лама долго начитывал мантры. А после завершения практики к нему обратился Маккиндер:

— Уважаемый лама, хочу у вас поинтересоваться насчет того, что произойдет, то есть что вы будете делать, если у вас в течение какого-то периода времени не будет возможности возносить свои молитвы вашим божествам. Ведь такое вполне может случиться в ближайшее время. Как вы переживете такое неисполнение принесенных обетов?

— Ни к чему нельзя привязываться, чересчур сильно. Даже к исполнению практики. Во всем должна быть мера. Но практика не равняется одному лишь зачитыванию мантр и медитации. Сама жизнь это основная практика. Так что и работа по защите острова это для меня всё та же буддийская практика. А успешная оборона острова — это успешная буддийская практика. Разве не так обстоит дело?

— Замечательно, дорогой лама. А теперь нельзя ли подробнее рассказать об этой практике на примере именно обороны этого бандитского острова? Мне будет очень интересно и уверен полезно, узнать про такой вид буддийской практики — спросил серьезно Маккиндер.

— Хорошо. В первую очередь нам нужно будет породить в сердце сострадание к этому острову и его жителям, и тогда вы будете им помогать так, словно они ваши самые близкие друзья — ответил лама.

— Понятно, что всё не просто в этом мире, но я очень благодарен вам за данное разъяснение. Получается, что для того чтобы я хорошо организовал оборону данного острова я в обязательном порядке должен проникнуться чувством глубокого сострадания к жителям этого бандитского вертепа, пиратского гнезда, живущего убийствами и разбоем — совершенно спокойно промолвил будущий комендант острова.

— Да это так. Но при этом все же не всё так, как вы говорите. Не только к жителям острова, но еще и к самому острову, со всеми его берегами, деревьями, лугами и лужами нужно будет нам для успешной практики проникнуться состраданием. Ко всем живым существам, населяющим остров, а не только к людям, ведь все живые существа являются для нас нашими матерями. Муравьями, мошками и комарами этот остров богат просто в несметных количествах — сказал Джа-лама.

— Очень ценное дополнение, оно теперь всё поменяло в моем понимании сложившейся сейчас ситуации, и за это еще раз вам большое спасибо, дорогой лама. Муравьев в обиду врагам? Мошек наших героических предать? Оставить комаров беззащитных на потеху врагам? Ни за что! Убью всех гадов, захватчиков острова, на месте теперь просто однозначно! Пусть даже не появляются у меня на горизонте, сразу истреблю. И на этом спасибо. Спокойной ночи. Начнем завтра вместе практиковать! В смысле сражаться за независимость честных муравьев данной территории, да не посмеет враг на неё посягнуть. Иначе враг позорный будет нами полностью уничтожен — ответил Маккиндер.

— Спокойной ночи! Надеюсь, наша совместная практика будет успешной — ответил лама.

— И я на это тоже надеюсь — ответил Маккиндер. — Даже не надеюсь. Я, точнее совершенно точно знаю, что она будет успешной.

— Что же, будем надеяться, что вы хороший предсказатель — сказал Джа-лама.

Кровать была удобной, да и усталость прошедшего дня продолжала давать о себе знать, и, тем не менее, Маккиндер долго не мог заснуть. Он лежал с широко раскрытыми глазами, вспоминая перипетии только что произошедших событий. Все что произошло, за эти двое суток с ним, показалось теперь ему, лежащему в теплой, уютной кровати страшным розыгрышем судьбы, неким фантастическим сном к несчастью, произошедшему в реальности. Согласно существующему у посвященных, в сакральные знания, людей представлению, все великие изменения сначала происходят на неких «внутренних уровнях». И имеют только лишь символическое или весьма ограниченное представление. И, лишь затем они проявляются в физическом мире в своей ужасающей силе. Это означает нечто намного большее, чем просто отвечающее здравому смыслу представление о том, что действию предшествует намерение. Тут мы имеем манихейское видение вечной битвы противоположных сил в некоем ином измерении бытия. И время от времени мы видим, что одна или другая из этих сил одерживает верх. Если предположить, что к концу XIX века на невидимом плане тёмная сила стала постепенно расправлять свои крылья над Германией, то можно ожидать, что ещё до того, как влияние упомянутой силы достигнет полноты, появятся определённые знаки и на физическом уровне. Признаём ли мы эту магическую работу в том смысле, что она приводит к необъяснимым результатам на физическом плане, — не важно.

Неоспоримо вот что: практика магических техник оказывает глубокое влияние на ум и мировоззрение самого мага. Именно, исходя из этой истины, мы можем заключить, что тот, кто практиковал оккультные дисциплины: как мы уже видели, в любом случае начинает мыслить как, как маг. Говоря языком психологии, базовый склад ума определяет то, какие бессознательные силы получат возможность выйти на поверхность. И это в равной степени применимо как к коллективной, так и к индивидуальной психологии. Задолго до того, как психологи начали серьезно исследовать техники «промывания мозгов» и увещания, любая что-то собой представлявшая оккультная ложа знала, как исподволь внушить свои идеи в умы своих членов таким образом, чтобы последние приняли их без всяких сомнений. А сейчас от него, от Маккиндера во многом зависит, как будет темная сила вести себя в отношении Германии, какая психическая энергия начнет или перестанет поступать в мир. А он лежит сейчас здесь абсолютно беспомощный на острове посреди огромного чуждого озера, именуемого громко, Каспийским морем. И ничего не может сделать с этим. Он всё проиграл. Какой позор!

Но заниматься бесцельным переживанием свершившихся событий было не правильно и даже вредно. У всего должна была быть своя причина. Нужно было только правильно восстановить причинно-следственную связь, которая свяжет всё случившееся с ним в единую цепь, в которой одно звено следует аккуратно за другим звеном и тогда анализируемая ситуация превратится в полностью понятное ничто. В пустоту лишенную всякой сущности. Но при этом в пустоту полностью доступную для понимания и осмысления.

Шаг за шагом, эпизод за эпизодом он разбирал малейшие подробности прошедших дней, пытаясь в них распознать тайные причины тех бедствий, которые сейчас свалились ему на голову. Внутри него росло убеждение, что им были допущены серьезные ошибки, которые вполне возможно могли быть исправлены им в будущем. Без ошибок не могло никак обойтись. Нужно было только понять, в чем они конкретно выражались. Совершенно очевидным фактом, показалось теперь Маккиндеру, что нападение на корабль не носило случайный характер. Явно, что за судном велась охота. А это могло означать только одно. Измена! В этом нет никакого сомнения! В среде тех, кто был допущен к проведению операции, завелась измена. В этом теперь не было никакого сомнения. Этот вопрос был совершенно ясен. Теперь только было нужно понять то, кто был этим самым предателем. Кто является изменником? Это Маккиндер понял практически сразу. Помощник капитана корабля. Именно он мог точно сообщить маршрут корабля противнику. Это открытие неприятно удивило Маккиндера, но успокоило его лишь то, что противник вероятней всего уничтожил предателя точно так же как и остальных членов команды корабля. Не зря Джа-лама, в талант, которого Маккиндер начинал всё более верить, прямо сказал, что никого из тех, кого они оставили на корабле, среди живых уже нет. Значит и предатель тоже мертв.

Теперь нужно было ответить на другой важный вопрос. Кем была организована охота? Здесь тоже не пришлось долго думать. Германская разведка. Больше просто некому. Только она могла иметь такой мощный ресурс в Астрахани. Так что сомнений тут быть не должно. После данного разбора на душе стало спокойней. Всё-таки есть возможность что-то, даже в таких запутанных обстоятельствах понять.

Следующий вопрос, на который нужно было найти ответ. Как суметь покинуть остров и увести с него Джа-ламу? Но для ответа на этот вопрос пока не хватало данных. Здесь Маккиндер немного отвлекся от анализа событий прошедших дней и стал вспоминать некоторые детали вечернего разговора с Джа-ламой. Джа-лама говорил следующее:

— Я вспоминаю старую историю о сапожнике, который пришел к монаху и спросил, его о том, какое ему будет наказание, ведь из-за того, что у него много работы, ему часто приходится пропускать утреннею молитву. На что монах, спросил, что же делает сапожник, в тот момент, когда должна была, произносится утренняя молитва. Я в этот момент глубоко вздыхаю, ответил сапожник. И тогда монах сказал, что этот вздох и есть самая лучшая утренняя молитва. Но главное нужно понять, что нет никакой разницы между буддистской практикой и обычной жизнью. Если поймешь, что сансара нирвана, то всякая твоя печаль полностью пройдет. Любая человеческая деятельность подобна буддийской практике и строится на работе с 4-мя сакральными энергиями, ровно, так же как и любая иная деятельность. Это следующие четыре энергии — энергия начала, энергия отсечения, энергия продолжения или удержания, и наконец, энергия завершения. Каждая из этих сакральных энергий имеет своё особое предназначение и используется в соответствующий период жизни и работы. Без понимания того как правильно работать с данными энергиями можно допустить массу ошибок в жизни и на работе. И в буддийской практике. Поэтому и любую деятельность нужно воспринимать как продолжение буддийской практики. Для того чтобы начать молитву мы обращаемся к энергии начала, потом мы отсекаем все лишнее, что может отвлечь нас от сути нашей практики. Затем мы прикладываем силы, удерживая себя от того, чтобы бросить начатое дело. А затем мы завершаем нашу практику и делаем посвящение заслуг.

То же самое мы совершаем, когда работаем над выполнением любой нашей задачи и любого нашего проекта. Сейчас я подробно, попробую рассмотреть именно первую энергию, энергию начала. Энергия начала, она связана с состраданием или, по буддистским канонам говоря, с бодхичиттой. То есть, почему именно сострадание? Понятно, что сострадание — это само по себе вроде бы абстрактное понятие, но когда человек видит страдание своей семьи, страдание своих детей, близких, отца, матери, людей, у которых нет возможности реализовать какие-то свои желания, какие-то свои пожелания, может быть, даже какие-то глупые и не очень необходимые вещи приобрести. Тогда это сострадание — это желание дать людям близким, дать кому-то возможности превращается у такого человека в страстное желание достигнуть каких-то целей в своей жизни. Это все и дает ту колоссальную энергетику, которая чаще всего и питает человека, дает ему возможность, скажем так, начать какой-то большой проект, добиться какого-то успеха. Энергия начала — это та энергия, которая питает нашу силу, дает возможность нашей самореализации состояться. Она основывается на сострадании, сострадании к каким-то людям, которые тебе небезразличны. А может и к каким-то группам людей, организациям. По большому счету не суть важно к кому конкретно, главное, скажем, сила чувств, которое вызывает это сострадание. Если это сострадание большое, сильное и, скажем, оно обладает само по себе какой-то высокой частотой или, скажем, высокой интенсивности, понятно, что у такого человека, у которого есть способность к такому большому состраданию, естественно и будет большая возможность превратить эту энергию сострадания, энергию начала, в какой-то успешный проект. Но тут тоже не все так просто.

Маккиндер стал медленно клевать носом, медленно погружаясь в сон. Но тут что-то привлекло внимание английского джентльмена. Некое непонятное тревожное чувство посетило его. Он отбросил в сторону сон и стал внимательно прислушиваться к раздающимся вокруг в ночной тишине шорохам и шумам. Через какое-то время ему показалось, что в коридоре послышались чьи-то осторожные, крадущиеся шаги. Дверь в комнату не открывалась, но каким-то непонятным чувством Маккиндер определил, что нечто уже вошло в неё. Было странное ощущение того, что в комнате кто-то незримо находится и этот кто-то сейчас стоит прямо возле кровати, на которой лежал англичанин. И вот медленно, словно во сне Джон Маккиндер стал ощущать в голове нарастающий шум, который буквально в течение нескольких секунд превратился в ужасающую какофонию. Казалось, что в этом шуме смешались в едином крике тысячи наполненных безмерным страданием голосов людей, которых подвергали жесточайшим истязаниям. С каждой секундой крики становились, всё более отчетливыми, уже можно было отличить отдельные крики женщин, детей, которые явно терпели какую-то смертельную муку. Они взывали к помощи, но помочь им было некому, их забивали, словно скот тысячами, и спасения от жестокости убийц, от их затупленных бесконечным смертоубийством ножей не было никому. Это был какой-то ужасающий конвейер смерти. Он увидел огромные кожаные мешки, в которые складывали просто пропитавшиеся человеческой кровью китайские воины детские уши. И тут одно еще теплое ушко, отрезанное буквально недавно у малыша ойрата упало на землю, и воин стал искать его в грязи, причитая, что император хочет получить в подарок от командующего их армией 2 миллиона детских ушей, и поэтому каждое ухо теперь на пересчет.

Дальше Маккиндеру показалось, что перед ним возник силуэт старца, одетого в черные пыльные кожаные сапоги, с изогнутыми носками, это единственное, что можно было разглядеть. Весь остальной облик был, с одной стороны различаем, с другой стороны не имел какой-либо твердой формы, каких-либо ясных очертаний. Как-то сразу стало понятно, что источником кошмарного шума, который влезал тысячами голосов в сознание, была голова этого странного старца. Наконец, Маккиндер взглянул в глаза старца, которые как два синих маленьких фиолетовых облачка светились в темноте. И там он увидел, сквозь мутную пелену тумана бездонных глазниц, огромное количество умирающих в жесточайших страданиях людей. Они, женщины, маленькие дети и старики, изрезанные на куски большей частью плавали в лужах собственной крови или барахтались в своих собственных выпущенных наружу беспощадными убийцами внутренностях. Было похоже на то, что эти люди никак не могут умереть и муки их длятся уже многие годы. Из бездны на Маккиндера уставились глаза — тысячи глаз, глаз без лиц, глаз, выдранных с множества лиц. Глаз, составляющих пары и существующих поодиночке. И все они смотрели прямо на него. Были здесь совсем маленькие детские глазки, глядевшие с задумчивой невинностью; глаза, налитые кровью и горевшие устрашающим огнем; был глаз распутника и мутный, слезящийся глаз дряхлого старика. И все они звали Амурсану, звали, с неизбывной мукой вглядываясь во тьму.

Огромным усилием воли Джону Маккиндеру удалось оторвать свой взгляд от светящегося в ночи кошмара. Но тут до него донесся голос предельно измученного старца. С невероятной для мира живых злобой, он кричал:

— Вставай проклятый лежебока! Страдания мои безграничны, и это только часть тех страданий, что ожидают тебя впереди, наших общих страданий! Ты совсем забыл о своем предназначении! Что ты делаешь на этом проклятом острове? С сегодняшнего дня в наказание за твою нерадивость я буду приходить к тебе каждую ночь! Вернись на свой путь! Немедленно!

Тут Маккиндер заметил, что в него вцепились невидимые, но обладающие громадной силой руки старца. Они подняли и поставили на землю его. В этот момент невероятная боль пронзила всё тело англичанина, все мышцы тела одновременно напряглись и сократились. Боль, пронзившая тело тысячами раскаленных игл, ударила в сердце, и разум затмился, отказавшись пережить такую муку. И в тот момент, когда казалось тело, явно перейдя порог допустимого страдания, готово было распасться на мириады самостоятельных клеток, раздался сдавленный крик старца:

— Это не он! Я ошибся!

Тут же Маккиндер почувствовал, что тело его медленно летит в воздухе. Легкий удар об поверхность кровати и вот шум в ушах стал затихать, удаляясь. А призрак, от которого теперь видимыми остались лишь частично его кожаные сапоги, подошел к лежавшему на другой кровати мужчине. И тут Маккиндер увидел, что калмыцкий лама был, не так прост, как могло показаться. Неожиданно он взвился в воздух и завис над кроватью. Потом было видно, что в воздухе началась беспощадная схватка. Явно было видно, что сражающиеся между собою бойцы пытались друг друга задушить. Тончайшие хрипы рассказывали английскому джентльмену о том, что битва сейчас идет не на жизнь, а на смерть между Джа-ламой и несущим ему страдание духом. Странное мельтешение во мраке темной комнаты рук и ног продолжалась в воздухе несколько минут, затем раздался сдавленный крик, и Джа-лама медленно стал опускаться на свою постель. Как только бой этот завершился, Джон Маккиндер вскочил и бросился к двери, она оказалась запертой. Тогда он подошел к окну и выглянул наружу. Их комната находилась на втором этаже. Свет везде был погашен, светил лишь краешек желтой луны.

В ее бледном свете Маккиндер увидел темный двор, черные тени, неслышно скользившие внизу, приглушенные звуки голосов. Собаки почувствовали его и настороженно подняли морды, их глаза вспыхнули зеленым огнем. Джон вернулся назад и упал на кровать. Ему удалось вздремнуть только на рассвете, когда он услышал во дворе громкое пение первых петухов.