Слава для Бога

Глава 8 Похищение

Слава вздрогнула и мгновенно проснулась от обжигающего кожу жуткого холода. Открыла глаза и вскрикнула от мгновенно наполнившего душу ужаса. Странное, страшное место. Где она? Кругом клубящийся, переплетающийся паутиной, белый, как молоко, туман, и она в нем парит, не чувствуя под ногами опоры. Дрожью проникающее в разум состояние полета в пустоте бесконечной неизвестности, непривычное и жуткое. Как она сюда попала? Куда она летит? Зачем? На все вопросы нет ответа.

Вечером она легла спать в палатке отца, а вот проснулась тут. Где? Что это? Такого не может быть. Ее усыпили и украли? Кто? Зачем? Кому нужна обычная девушка? Ужас льдом неизвестности сковывает душу. Белое молоко тумана куда не кинь взгляд, осознание того, что ты уже не владеешь своей судьбой порождает отчаяние. Она не умерла и не спит, она это точно знает, и от этого еще страшнее.

Неожиданно туман пришел в движение, дрогнул от порыва легкого ветра и закрутился воронкой вытягиваясь нитями потоков снежной вьюги вперед, постепенно открывая взору круглую, бесконечную пещеру, больше похожую на нору крота или червя, в которой стены, пол и потолок, составляют единое, полированное, белое целое. Где низ, где верх непонятно, и она несется в пустоту по этому ужасу, все больше набирая, и набирая скорость.

Тело скованно страхом так, что даже крик боится вырваться из трепещущей груди, сковав спазмом пересушенное горло.

Но вот впереди показалась темная точка, быстро превратившаяся в черный провал выхода. Казалось, что сильнее напугать невозможно, но это не так, тот мрак, в который вылетела в конце пути Слава, потряс ужасом, и так уже перепуганное сознание, на столько сильно, что бедная девушка не выдержала и отключилась. Жуткий мрак реальности сменился спасительным мраком небытия.

Очнулась она с мыслью о том: «Какой жуткий сон приснился», — но то, что это не сон, ворвалось в разум открывшейся взгляду картиной реальности:

Она сидит в черной траве, где каждый стебелек, каждый листок, каждая былинка отретуширована каплями алой, сочащейся крови. Впереди река, наполненная бушующим огнем, плещущимся плазмой по белому, как снег, песку пологих берегов, и антрацитовый, переливающийся электрическими сполохами, горбатый мост, перекинутый через поток лавы.

Рядом с ней три красивые, черноволосые девушки, закутанные по шею в плащи струящегося мрака. Сидят кружком, и молча смотрят в лицо, страшными глазами смерти.

— Где я? — Ответа нет. — Кто вы? — Вновь молчание. Слава попыталась встать, но сил нет, ноги не слушаются, они словно вросли в жуткую траву. — Почему вы молчите? Что со мной? — В ответ только взгляды страшных, безучастных глаз, отражающих огонь реки.

Вот на мосту показалась женщина. Она медленно перешла на их берег. Приблизилась и остановилась. Сидящие девушки молча встали, и склонились в глубоком поклоне, как своей госпоже.

Черная женщина. Черные распущенные по плечам волосы, стянутые на лбу черной диадемой, черное платье, расшитое черным орнаментом и черными кружевами, черные сапожки и белое как снег лицо с черными глазами без зрачков. Она властно махнула рукой, и девушки сели на свои места.

— Ты догадываешься кто я, и где ты находишься? — Прозвучал ее голос напевом власти, хотя черные губы даже не дрогнули.

Слава побледнела, но быстро взяла себя в руки и ответила вопросом на вопрос:

— Кто ты? Смерть? — Голос дрогнул внезапным осознанием.

Женщина рассмеялась, но не ответила. Она обошла, вокруг внимательно рассматривая сидящую пленницу:

— Что он только в тебе нашел? Обычная смертная девка, только в душе чуть больше доброты чем в других, да страха поменьше. Перепутал жалость к горбатой уродине с любовью, или чувство вины так подействовало? Поднимите ее. — Кивнула она девушкам. — Хочу повнимательнее рассмотреть невесту сына.

Три девушки подхватили Славу под руки и поставили на ноги. Женщина еще раз задумчиво обошла вокруг.

— Необычная душа в обычном теле. — Задумчиво наконец заговорила она. — Не буду томить. Я Морена — мать твоего жениха, изгнанного из Прави Богумира. Его шалость превратилась в преступление, и за это Перун выгнал внука из пантеона. Ты находишься на кромке, а перед тобой Калинов мост и река смерти.

— Богумир бог? — Выдохнула Слава. Ее почему-то мало впечатлило место перехода душ умерших в загробный мир, где она находилась, но осознание того, что ее жених всегда говорил правду о своем происхождении, а ему не верили, обожгло обидой за него.

— Бог. — Подтвердила Морена. — Теперь ты понимаешь, что он не может стать твоим мужем? Откажись от него. Сам он этого сделать не в силах, гордость не позволит признать ошибку. — Она ткнула черным, ухоженным ногтем в грудь Славуни. — Бог не может связать себя узами со смертной, этим он убьет свое бессмертие. Откажись от свадьбы если любишь. За это я верну тебе красоту. Расправлю горб и сотру с лица шрам, исполню любое желание.

— Но я люблю его, и не как бога, а как человека. — На глазах девушки показались слезы.

— Любишь? — Рассмеялась Морена. — А если я скажу, что в твоем уродстве повинен он. Это Богумир швырнул тогда в идола молнию. Это он искалечил тебя. Он принес тебе горе, и сейчас ты здесь из-за него.

— Пусть. — Упрямо насупилась Славуня. — Значит это должно было произойти. Мы встретились не просто так.

— На судьбу намекаешь? — Нахмурилась Морена. — Может и так, но я не позволю тебе убить своего единственного сына. Ты недостойна его. Он бог, а ты всего лишь смертная. Еще раз прошу: «Откажись добровольно, и весь этот ужас закончится»

***

Богумир проснулся от внезапно прострелившего душу предчувствия беды. Что-то случилось? Что с ним? Такое чувство не приходит просто так. Он сел и огляделся. Все как обычно. Ночь медленно течет своим чередом. Невдалеке горит костер пуская в темное небо танцующие искры, рядом с огнем часовой, внимательно всматривающийся во тьму. В лагере тихо. Спит, мирно посапывая Храб, а вот Орона нет, улетел.

Пространство внезапно сгустилось остановившимся временем. Костер, рядом с застывшим часовым, плюнул в небо протуберанцем пламени, крутанул вихрем искр, и оттуда в ночное небо взлетел огненный, крылатый змей. Огляделся, увидел Богумира, и опустился рядом с ним.

— Юж? — Удивился парень. (Юж — дух огня)

— Приветствую бога в мире Яви. — Склонил тот огненную голову, обдав жаром.

— Я уже не бог. Я изгнан. — Нахмурился тот.

— Пустое. Изгнан ты или нет, это не важно, все временно. Ты был и остаешься богом. Но я не для того явился, чтобы объяснять само — собой разумеющиеся вещи. С тобой хотят поговорить. Я посланец.

— Кто, мня хочет видеть? — Богумир встал.

— У кривой сосны, что в глуби соснового бора, тебя ждет Див. — Змей махнул крылом, рассыпав по темной траве искры, указав направление.

— Что такого случилось, что дух леса, предсказатель судеб, захотел меня увидеть? — Предчувствия беды еще сильнее врезалось в душу Богумира.

— Я не знаю. Я всего лишь посланец. Иди, он ждет. — Юж взмахнул огненными крыльями, взлетел в небо и оттуда, камнем, рухнул во взорвавшийся вулканом, но мгновенно осевший костер часового. Время в тот же миг вернуло свой обычный бег.

Богумир огляделся. Уйти из лагеря незамеченным не получится. Дежурный у костра сидит не просто так, он на страже, и внимательно следит за покоем спящего лагеря. Но идти надо, Див просто так звать не станет.

— Не переживай. — Из травы у ног высунулась лицо, напоминающее обломленный, подгнивший сучек. — Я отведу ему глаза.

— И ты леший тут? — Вздрогнул парень.

— Я, как и Див, служу Таре — богине леса. Это ее воля. — Пробурчало недовольно лицо.

— Тетушка хочет мне что-то сказать? — Удивился Богумир. — Она же меня терпеть не может.

— Это не мое дело. Я ее слуга, и лишь выполняю приказ. — Огрызнулся леший. — Иди, тебя ни кто не увидит.

Темный притихший лес, освещенный блеклой луной, замер в ожидании чего-то неизвестного. Подтаявший за день снег прихватило легким ночным морозцем и наст крепко держал, не давая ногам проваливаться в сугробы. Богумир шел за прыгающим впереди лешим, указывающим путь.

С одной из сосен упал сгусток мрака и выпрямился в невысокого, пухленького мужичка, одетого в рваный тулуп. Из-под потасканной, заячьей шапки, с одним опущенным ухом блеснули красные глаза. Круглый, маленький, как горошина нос фыркнул дырочками ноздрей, выпустив облачко пара, тонкие зеленые губы вытянулись в натянутой улыбке, оголив острые, как пилы, зубы. В тот же момент, с неба, скользнула тень, на миг заслонив моргнувшую луну, и на плечо Богумира упал Орон.

— Здравствуй изгнанный бог. — Див поклонился в пояс.

— Ты звал меня? — Богумир ответил на приветствие поклоном. — Что случилось?

— А ты изменился. — Мужичек с интересом посмотрел в глаза парня. — Нет в тебе больше пренебрежения к тому, кто ниже тебя. Это необычно, но приятно видеть.

— Я многое осознал в последнее время. — Кивнул согласием парень. — Но ты не ответил на мой вопрос.

— Беда у нас. Матушка твоя задумала недоброе. — Див опустил взгляд. — Славу она твою на кромку утащила.

— Как. — Выдохнул Богумир. — Живого человека в мир духов. Она сошла с ума. Чем ей девушка помешала? За что она со мной так?

— Боится твоей смерти. — Прозвучал за спиной женский голос. — Богумир вздрогнул от неожиданности и обернулся.

— Тара?! — Воскликнул он.

Если и можно как-то выразить словами внешность богини леса, так это: «Эталон женщины». Высокая, стройная, с приподнятой, упрямой грудью, и талией, которую можно обхватить двумя сомкнувшимися ладонями, подчеркивающей широкие бедра. Не худая, но и не полная, с чувственными алыми губами, слегка вздернутым, упрямым носиком и румяными на морозе щеками с милыми ямочками добра. Единственное. Что выбивалось из общего восхищения красавицей, это зеленые, неестественные волосы заплетенные в две тугие косы, капризно спускающиеся на грудь, из-под увенчанного высоким, цвета травы, кокошником на челе.

Она стояла на снегу в легеньких, туфельках, гармонирующих изумрудным цветом с воздушным, зеленым сарафаном, расшитым летними цветами, и с замысловатыми кружевами переплетения серебра и золота на рукавах, вороте и подоле. Легкий мороз нисколько ее не беспокоил. Маленькая капелька лета посреди уходящей зимы.

— Не ради тебя я тут, Богумир. — Грудной голос богини пробежался укоризной по душе. — Ты сломал судьбу невинной девушки, и продолжаешь ломать, теперь уже своей неуступчивой страстью, эгоистичным желанием обладать. В чем виновата смертная? В том, что посмела влюбиться в бога? Что с ней будет, когда она тебе наскучит, и ты ее бросишь? Ты подумал о ее чувствах?

— Ты пришла, тетушка, чтобы меня стыдить? Зря. Во мне нет эгоизма. Я действительно полюбил. Первый раз в жизни. Такого еще со мной не было. Я готов ради Славуни на все. Я откажусь ради нее от бессмертия...

Тара удивленно подняла глаза:

— Это правда? Ты действительно можешь ради любви умереть?

— Да, Род свидетель. Я не просто могу, я отказываюсь от бессмертия, и беру девушку в жены.

— И тебя не смущает ее горб и разодранное шрамом лицо? — Еще больше удивилась богиня.

— Я все еще бог, тетушка, хоть и изгнанный, и потому вижу истину, вижу всю глубину чистой души, и главный, не изуродованный облик, ту красоту, что была раньше, до беды. Славуня стала кусочком меня, той половинкой, которую невозможно оторвать не убив. Мы с ней единое целое. Я женюсь, как только подойдет время. И мне плевать, что обо мне подумают в пантеоне. И на благословение богов плевать. Я сам нас благословлю, перед своим идолом обвенчаю, благословлю и соединю руки пока еще остаюсь богом.

— Не ожидала от тебя такого. Ты сильно изменился. Только вот твоя мама против. Вряд ли она смирится с таким выбором. Не просто так она похитила Славу. — Тара тронула тонкими пальцами Богумира за руку. — Надо спасать девушку. Морена не в себе от гнева. Ты ее единственный сын, и у нее были планы соединить тебя с богиней солнечного луча, с равной тебе. Но любовь со смертной их разрушила.

— С Инглией?! — Воскликнул удивленный Богумир. — Но у нас нет с ней ничего общего, мы просто друзья.

— Это ты так думаешь. — Хмыкнула Тара. — У сговорившихся женщин другое мнение.

— Бред. Я никогда не женюсь на том, кого не люблю. Мое сердце отдано Славуне.

— Кар. — Хмыкнул Орон. — Вы не забыли, что девушке грозит опасность. Кромка не место для смертного. Если Морена вынет душу, то назад уже никогда не вернет и оставит бесплотный дух блуждать в междумирье.

— Мне не попасть туда, путь закрыт я лишен божественной силы. — Отчаяние болью вырвалось из груди, а кулак парня взорвал щепой кору ближайшей сосны.

— Я помогу. — Коснулась его плеча богиня.

— И я. — Насупился Див. — Я давно наблюдаю из леса за этой девушкой, и вижу ее великое будущее. Убив ее, Морена лишит этот мир чего-то очень важного. Пока не знаю, чего, но чувствую изменения, связанные со Славой.

— Ну и без ворона вам не обойтись. — Прокаркал Орон. Только я могу своим крылом развеять морок, и увидеть взглядом моего рода истинную тропу, среди сотен ложных. Да и интересно мне посмотреть, как Богумир будет со своей мамашей договариваться.

— Я открою вход, но не пойду, не буду нервировать Морену. Орон укажет тропу, а Див проведет по ней Богумира. — Кивнула Тара. — Идем на ближайший перекресток, там проведем ритуал. Поспешим, пока не встало солнце и Ярило, светом своим не затмил луч свечи указующий путь.

Четыре дороги расходились в разные стороны. Одна из них вела в столицу княжества, куда тянулись остальные было не важно, главное, что они были хожеными, людскими душами согреты. В руках Тары появились четыре зажженные свечи, она быстро расставила их в начале каждой из дорог, подняла руки в молитвенном жесте и запела:

Род, отец-боже!

Стою на распутье и путь тайный освещаю.

Собери мя в дорогу!

Открой тропы скрытные!

Смертью запечатанные.

Пусть их сокровенный смысл будет мне понятен!

Пусть свечи, светом своим откроют путь к тайному,

Пусть сегодня на моем пути преград не буде!

Пусть буде дорога стрелой!

Открой истину!

Славу тебе Род-боже пою, и помощи прошу в деле праведном!

Свечи вспыхнули как четыре ярких костра, окутались едким тёмно-зелёным дымом, разделившимся и потянувшимся тонкими, многочисленными тропинками в разные стороны, теряющимися в темноте.

— Теперь ты Орон. — Отступила в сторону Тара.

Тот каркнул, спорхнул с плеча Богумира и сел посередине перекрестка, расправив крылья:

— Волей своей! Силой ветра! Силой рода!

Сотру лжу морока, отделю мусор от истины!

Открываю путь истинный, к цели ведущий!

Взмах черных крыльев поднял порыв сильного ветра. Закружив снежной вьюгой, он пробежал по кругу, по сугробам, сдув ложные следы, отставив только один, тонкой ниткой мерцающего света свечи уходящий в лес.

— Твоя очередь, Див. Веди. — Прокаркал возбужденный ворон.

***

Три навьи стояли около девушки и держали ее пристальными взглядами, не давая упасть. Морена смотрела в лицо Славы, пытаясь увидеть страх, уцепившись за который, могла бы вытащить душу, из никчемной, смертной плоти, но к разочарованию богини, жертва не поддавалась никакому воздействию. Она смотрела на свою мучительницу, и в глазах девушки светилась только жалость и любовь.

«Да как она посмела, эта уродина, ее жалеть? Кто она такая, эта девчонка? Что за любовь можно испытывать к тому, кто хочет тебя убить». Угрюмые мысли не давали сосредоточится, а тут еще Слава улыбнулась прямо в лицо.

— Что смешного? — Не выдержала Морена. — Тебя убивают, а ты рада? Дура, и есть дура, что со смертной взять.

— Я радуюсь тому, что мой жених всегда говорил правду. Никто ему не верил, а он никогда не врал. Я радуюсь его честности и любви. Он, ради меня готов отказаться от бессмертия, и еще тому, что ему не придется этого сделать, так как я навсегда исчезну из его жизни. Время вылечит боль, и он когда-нибудь вновь будет счастлив. Это греет душу. Вот чему я радуюсь.

Я счастлива, что нужна, а тебя богиня мне жаль, ты не ведаешь что такое настоящая любовь. Твоя бесконечная жизнь пуста. Ты говоришь, что любишь сына, и в то же время делаешь его несчастным. Может у вас, богов, так и принято, мучить того, кто вам дорог, но люди другие, у нас, ради истинной любви, можно пожертвовать многим. Мать может отречься от сына, ради его счастья, отец принять на себя вину ребенка, а жена уйти от полюбившего другую мужа, и все это ради счастья того, кто дорог. Вот она, истинная любовь, а твоя любовь убога, богиня, мне жаль тебя.

— Пожалей себя, глупая девчонка. Твое тело сгниет в небытие, а душа навеки застрянет на кромке, между Явью и Навью.

— Пусть. Я выдержу боль и вечность ради него. Меня будет согревать любовь твоего сына, осознание того, что ради меня он был готов пожертвовать бессмертьем.

— Это ведь он искалечил тебя! Он виновник! В тебе должна вспыхнуть ненависть. — Рассмеялась Морена.

— То было сделано по глупости. — Усмехнулась Слава. — Я прощаю его за это. Что было — то было. Я его люблю, а это главное.

— Держите ее, не дайте упасть. — Морена кольнула черными глазами своих слуг — навий. — Мне надо подумать, как вынуть из нее упрямую душу.

— Остановись, мама. — До боли знакомый голос заставил черную богиню вздрогнуть.

— Богумир? Как ты сюда попал? — Она сделала несколько шагов на встречу сына и остановилась. — Тебя не должно тут быть, глупый мальчишка? Зачем ты пришел?

— Оставь мою невесту в покое. — Парень с вороном на плече быстро приближался, а за ним семенил, еле успевая Див. — Отпусти Славу, и дай нам уйти.

— Нет. Ты не понимаешь. Эта девка отнимет тебя у меня, она убьет единственного сына. Она принесет горе. — Морена выставила вперед ладони, как щит, пытаясь остановить юношу.

— Твой сын давно вырос, он способен сам владеть своей судьбой. Не мешай мне, если любишь. — Он подошел и обнял мать. — Прости, но это мой путь, мне нет жизни без этой девушки. Отпусти нас с миром.

— Любовь. — Морена стояла в объятьях сына, и черная слеза катилась из глаз. — Человеческая любовь... Как же она отличается от божественной и в то же время как похожа. Я не смогу смотреть как ты стареешь, я не смогу увидеть твою смерть. Может передумаешь, дед готов простить тебя и вернуть все назад.

— Нет, это мой выбор, мама. Слава станет моей женой. Прими это.

— Ты требуешь невозможного. — Она отстранилась и отвернулась. Долго думала, опустив голову, но вдруг подняла залитые слезами глаза. — Отпустите мою невестку. — Скомандовала Морена навьям, и вновь повернулась к сыну. — Уходите. Я больше не буду мешать вашим чувствам, я вижу, что они искренни. Но я все сделаю, чтобы найти выход. Ты не должен умереть. Не может быть, чтобы его не было. Род создал этот мир совершенным, и наверняка предусмотрел возможность сделать моего сына счастливым. — Она повернулась к Славе. — Прости меня дочка. Я мать, и надеюсь, ты поймешь мою боль. Что бы ты не думала, но я знаю, что такое любовь.

— Я не держу зла. — Подошла к ней девушка, и обняла вздрогнувшие плечи. — Я все понимаю. Обещаю, что сделаю вашего сына счастливым. Верьте мне.

— Уходите. — Отстранилась Морена. — Еще немного, и я не выдержу и не отпущу вас. — Она повернулась к сыну. — Обратись с молитвой к Роду об исцелении. Мы всем перуновым родом присоединимся к просьбе и поможем излечить твою невесту. Теперь все, скройтесь с глаз. — Она махнула черной рукой и мир кромки исчез, а на его месте зашумел снежный, залитый восходящим солнцем, лес мира Яви.