След мстителя

Ретро-2

Прогноз Виктора, как всегда, оправдался.

— Пойми, — внушал он, — если ты, европеец, окажешься в квартале для бедноты, к тебе обязательно кто-нибудь подойдет, «травку» предложит. И тогда уже — действуй!..

Так и вышло. Александр не успел допить стакан кислого вина, как рядом остановился темнокожий парень.

— Что желает сеньор? — спросил он на ломаном английском.

Александр достал из кармана пятидесятидолларовую купюру — целое состояние для местного населения. У парня вспыхнули глаза. Нехорошо вспыхнули. Теперь он был готов на все: хоть продать своих, хоть убить этого gringo.

— Мне нужен Белый Жоау, — по-португальски произнес Александр.

Белый Жоау был бандитом средней руки, державший под своим контролем торговлю наркотиками в этом районе.

Глаза темнокожего вильнули. Алчность боролась со страхом. Победила первая.

— Он у Марии, в Жанарепагуа.

— Поедешь со мной, покажешь, где именно.

— Не поеду!

— Как хочешь. Тогда денег не получишь, а Жоау узнает, кто меня на него навел.

Кожа у парня стала серой. До него дошло, что он влип. Покорно уселся в автомобиль.

Александр оставил его, оглушенного, на обочине дороги в Падре-Мигель. Засунув обещанную купюру поглубже в карман, чтобы кто-нибудь не вытащил…

Через Жоау они рассчитывали отыскать выходы на Идальго.

1

Серега тоже воззрился удивленно.

— Ты с чего это так вырядился, Саня? — и тут же, без перехода: — А тебя вчера тоже допрашивали? Ты не в обиде, что я про вас с Наташкой сказал?..

Александр не дал ему развить тему. Решительно потянул в сторону.

— Знаешь, Серега, я сегодня ночью подумал над твоим предложением. В самом деле, чем черт не шутит, пока Бог спит… Может, ты в самом деле прав? Давай-ка, наверное, все же рискнем.

— Не понял. Ты о чем?

— Ну, об этом твоем вчерашнем предложении. Деньги-то нам нужны? Нужны. Честным трудом их заработаешь? Хренушки. Вот я и подумал, может, стоит все же рискнуть… Ты как?

Серега смотрел удивленно:

— Тебя, Саня, не поймешь. Ты же сам мне вчера на этом самом месте говорил…

— Так то вчера. А теперь вот ночью рассудил, что можно попытаться ухватить Бога за бороду.

Теперь уже в роли возражающего был Иванушкин.

— Но ведь это же наркотики…

— Стоп! Ни разу, никогда, никому, ни при каких обстоятельствах не произноси это слово. Никогда не поддавайся, кто бы с тобой об этом ни заговорил. Если кто спросит, говори, что торгуешь мелким штучным товаром… Погоди, ты меня сбил с толку… Так вот, я согласен, что быть распространителем этой гадости некрасиво и аморально. Тут не с чем спорить… Но если человек колется, курит или нюхает, он ведь заразу и без нас отыщет. — Еще и пошутил: — Так или где? Или сколько?..

— Так-то оно так… — промычал Иванушкин. — Но ведь ты сам говорил, что стоит только начать — потом от мафии не отделаешься…

— Вот! — Указательный палец отставного майора показал в небо. — Вот это и есть главное, о чем я размышлял сегодня ночью… На чем обычно горят мелкие преступники? На жадности, на том, что не могут вовремя остановиться. А мы с тобой поступим иначе. Затягивать с этим делом не будем, активно беремся за дело, быстренько зашибаем деньгу — и исчезаем. Уловил? Исчезаем, чтобы нас найти не смогли.

— Куда?

— Да куда угодно. В Курск, Барнаул, Магадан…

— Вот-вот, в Магадан — запросто, — с готовностью хмыкнул Серега.

Но не очень уверенно хмыкнул, колеблясь уже.

— Ну, брат, тут уж как получится: или пан — или пропал. Зубов бояться, как говорится, французской любовью не заниматься… Короче, решайся. Я лично намерен-таки попытать счастья.

Иванушкин выбросил последний козырь:

— Ну а милиция? Ведь если попадемся…

— Конечно, не исключено. Но я намерен рискнуть. Главное — вовремя смыться. Не забывай, что я сам кое-где работал, кое-что знаю, как обезопасить себя. Суди сам: пока на тебя кто-то «капнет», пока тебя «разрабатывать» станут, компромат собирать, то да се… Это время! А мы быстренько — и нет нас! Но только имей в виду: когда я скажу, что пора «делать ноги», — не перечить и не уговаривать еще денек-другой погодить!

…Врать было стыдно. Использовать друга вслепую — тоже. Вышедший на тропу войны, Александр рассчитывал, что, собственно, на работу, на которую он агитировал теперь Иванушкина, уйдет день, максимум два. Потом он сумеет друга уговорить ее бросить. Но и раскрывать перед ним карты не собирался. Секрет остается секретом, только пока хранится в голове. Кто там собирался подушку сжечь, если бы она знала его мысли? Наполеон или Цезарь?.. А о планах мести и так уже два человека лишних знают. Но тем двоим хотя бы распространяться не резон. Ну а Серега, выпив, разболтать может все, да еще приврет от себя чего-нибудь… Нет, раскрываться перед приятелем нельзя. Может быть, потом, когда-нибудь, когда вся эта история в прошлое уйдет. И только в случае, если сам исполнитель мести в живых останется. На что, прекрасно он понимал, шансов чрезвычайно мало…

Серега уже поднял было руку, чтобы махнуть решительно, но вспомнил вдруг:

— Погоди-ка. Ты говоришь «уехать»… А квартира?

— Предусмотрено. Мы заранее подыскиваем квартирантов, сдаем им квартиры, скажем, на год вперед. А через год наркомафия нас уже забудет.

— Убедил, — согласился наконец Серега. — Но у меня имеется одно условие.

— Что еще?

— Если нас все же посадят — будем перестукиваться.

Александр рассмеялся:

— Договорились.

И осекся, оглянулся встревоженно — словно ветерком студеным дохнуло в щеку. Дух Анны витал рядом, напоминая, что веселиться не след.

2

Вчерашний «мерс» стоял на автоплощадке у станции метро «Ботанический сад». Место, оценил Александр, было выбрано удачно. Не слишком людное, но все же достаточно оживленное. Здесь можно находиться, не привлекая постороннего внимания, довольно долго, но в то же время и наблюдать за обстановкой удобно.

Друзья вышли из автобуса, отделились от потока пассажиров, спешивших к круглому цоколю метро, и направились к машине. Александр, немного до нее не доходя, остановился у коммерческого киоска, разглядывая плотные ряды бутылок со спиртным. Серега приблизился к «мерседесу» и наклонился к приспущенному стеклу окошка автомобиля, из которого торчал мощный загорелый локоть. Разговаривал он, неудобно склонившись к сидящему в машине человеку, недолго. Призывно махнул рукой Александру. Делая вид, что нехотя, Харченко вразвалочку приблизился.

Сидевший рядом с водителем «качок» скептически оглядел его сухопарую фигуру. Что-то сказал водиле, и оба рассмеялись.

«Ничего, ребятки, недолго вам веселиться осталось… Вы у меня первыми в списке значитесь».

— Так ты что, батя, готов друга от происков врагов оберегать?

— Боже, убереги меня от друзей. А с врагами я как-нибудь и сам справлюсь, — проговорил, усмехнувшись одними губами, Александр.

И уставился выжидательно на нанимателей. Номер автомобиля он уже запомнил. Теперь впитывал в память обличья сидящих в нем.

— Ну а что ты умеешь? — «Качок» умствования Александра пропустил мимо ушей. Скорее всего, просто не понял сказанное.

— Да так, умею кое-что… Если придется — в харю не промахнусь.

Удовлетворившись столь туманным ответом, «качок» обратился к Иванушкину:

— Ладно, тебе виднее. Главное — чтобы вы доверяли друг другу. Значит, так: твоя точка будет находиться у Хованского входа на ВДНХ…

— А где это?

— Ты что, совсем мозги пропил, батя? Это если обходить ВДНХ слева от метро…

«Качок» начал подробно инструктировать Серегу, а Александр, отойдя в сторонку, раздумывал, как быть дальше. Соблазнительно, конечно, прямо сейчас разделаться с одним из этих, а из второго вытрясти, где и как найти Стилета. В принципе это можно сделать, несмотря даже на то, что вокруг снуют люди. Но что-то уж очень легко все получается. Легкость при выполнении задания всегда настораживала его.

…В крохотной пивнушке в деревушке близ городка Кашуэйра-ду-Сул как раз простота осуществления задачи насторожила его, и как выяснилось, не напрасно. Ситуация и впрямь оказалась подстроенной. И когда подоспела полиция, Александр любезно предложил выпить обескураженной неудачей красавице Джоанне… А Идальго, как потом выяснилось, в это время отдыхал на курорте Посус-ди-Калдис, неподалеку от Сан-Паулу…

Наркотики слишком опасный и дорогостоящий товар, чтобы для его продажи привлекать случайных людей с улицы. Тем более таких, кого подобрали у распивочного окошка… Нюх, уже подутраченный нюх человека, которому не раз доводилось сталкиваться с опасностями, ему подсказывал: что-то тут нечисто, что-то развивается не по правилам, а значит, ухо нужно держать востро.

Между прочим, почему бы не предположить, что этот разговор кем-то контролируется, что этих двоих страхует кто-нибудь третий? Вполне возможно.

Но даже и не это главное. Просто Харченко понимал, что в этом деле действовать напролом не следует. Только наверняка. Чтобы не спугнуть, не насторожить раньше времени остальных.

Так что пусть живут пока…

Кстати, любопытно, почему эти наркомафиози обратились именно к Сереге? И как? Просто так подошли и предложили? Или там, у Наташкиного окошка, в тот момент не было других клиентов?.. Нужно будет поинтересоваться у него, как они к нему обратились.

Нет, нетерпячку нужно в узел завязать и пока что выждать. Тем сладостнее потом будет месть…

Серега между тем закончил разговор. Подошел к Александру, сказал довольно:

— Завтра и приступаем… Пошли, отметим это дело!

Тут Харченко не выдержал. Бросился наперерез готовому рвануть с места «мерсу»:

— Стой!

«Качок» недовольно высунулся из окошка:

— Не суетись, батя, внимание привлекаешь… Чего ты хотел? Только быстро.

— Погодите, ребята. Во-первых, вы со мной еще условия не оговорили…

— Не ссы, батя, будешь доволен, — осклабился «качок». — Мы твоему приятелю все изложили, он претензий не имеет, чуть в штаны не наложил от счастья… Что еще?

— Почему завтра работать начинаем? Ведь можно прямо сейчас…

Сидевшие в машине переглянулись. Водитель пожал плечами: почему бы, мол, и нет, коль хочется… «Качок» слегка призадумался.

— Ну-ка, батя, сдай назад, нам тут пообщаться без свидетелей нужно.

Александр отошел на несколько шагов. Но следил за говорившими напряженно, стараясь понять, о чем у них идет речь. Напрасно: ничего не разглядел в полумраке за тонированными стеклами.

Наконец «качок» подозвал его небрежным взмахом мускулистой загорелой руки.

— Годится, — проговорил он. — Начинайте сегодня. Сейчас сколько натикало?

Часов на запястье у него не было — очевидно, чтобы не оставалась незагоревшая полоска кожи.

— Без двадцати час, — с готовностью взглянул на хронометр Александр.

— В два ровно будьте на месте. Мы подъедем. Все, до встречи!

Взвизгнув колесами, «мерседес» отпрянул назад, на мгновение замер у бордюра, а потом, чуть слышно поурчав коробкой передач, по крутой дуге рванул по улице Вильгельма Пика к Центру.

— Живут же люди, — с завистью проговорил подошедший сзади Иванушкин. — Все-то у них схвачено, все-то у них есть… А тут… — и сплюнул смачно на пыльный асфальт.

— Не завидуй, Серега… — сквозь зубы процедил Харченко. Он вдруг вспомнил, что с момента убийства Анны прошли ровно сутки. А эти сволочи все еще живы… — Недолго им осталось небо коптить.

— Не понял.

Фу, черт, он же не знает ничего!

— Я имею в виду, что такие, как они, долго не живут, — вывернулся Александр. — Хотя, с другой стороны, кто знает судьбу свою?

Если бы он знал, насколько в этот момент был близок к истине…

3

Поставщики опоздали минут на пятнадцать. Все это время Харченко с Иванушкиным, делая вид, что им все равно, трепались о чем-то нейтральном, нетерпеливо поглядывая в сторону проспекта Космонавтов, ожидая, что знакомый «мерс» подрулит именно оттуда. И когда неподалеку притормозил видавший виды старенький «москвичок»-«каблучок», обратили на него внимание не сразу. Лишь после того, как тот коротко взлаял клаксоном, поднялись со скамейки.

Из машины выбрались двое: все тот же «качок» и незнакомый водитель — невзрачный, обтрепанный парень с быстрыми бегающими глазами. Чувствовалось, что у него голова работает куда лучше, чем извилины «качка», привыкшие руководить только кулаками да жевательными мышцами. Александр сразу подобрался: здесь поединок интеллектов ни к чему, здесь только круглого дурака нужно играть.

— Они? — спросил водитель, глядя на переминающихся с ноги на ногу друзей.

— Они.

«Качок» улыбался довольно. Приехавший ничего ему не сказал, цепко окинул взглядом Александра и Сергея. Очевидно, остался удовлетворен. Заговорил деловито:

— Значит, так, мужики. Место встречи наше будет здесь. Товар я буду привозить каждое утро, скажем, в двенадцать часов. Устраивает?

Харченко с Иванушкиным дружно кивнули.

— Отсутствие на месте в указанное время прощаю только один раз. Второе опоздание — и вы уволены. Ясно? — Дружный кивок. — Расчет утром, при получении новой партии товара. Режим работы — более чем свободный. Когда хотите, тогда и действуйте. В ваших интересах вкалывать от зари до зари — ведь получаете вы процент от оборота. Вздумаете завышать цену не советую: клиенты тут же на вас «капнут». Имейте в виду: партия товара не слишком большая — когда она кончится, кончится и ваша работа. Ну а звать вас, когда придет следующая партия, или нет, мы решим в зависимости от того, как вы будете вкалывать. Вопросы?

Вопросов не было.

— Тогда последнее. Имейте в виду: если вздумаете донести на нас — вам же хуже будет.

Друзья заверили, что ни на кого доносить не собираются. Не слушая их, тот вернулся к машине и принес небольшой сверточек.

— Вот, это для пробы. До завтра.

Александр с Серегой уселись на скамейку. Харченко достал из полиэтиленового пакета две бутылки пива. Поддел пробки о край скамейки. Подумаешь, праздные мужики в жаркий день сидят, пивком балуются…

Серега между тем развернул газету. В ней оказалось десятка два небольших пакетиков, свернутых наподобие того, как в аптеках раньше продавали порошки.

Иванушкин хотел было развернуть один, взглянуть на содержимое, но Александр его остановил:

— Не надо, Серега. Не нужно, чтобы на тебе оставался запах наркоты.

— А так он что, не останется?

— Во всяком случае, не такой сильный. Мы ведь недолго собираемся работать, так и не нужно судьбу искушать.

Дальше Серега действовал сам. Он притащил с собой в полиэтиленовом пакете с джинсовой задницей на весь, так сказать, «экран» подобранные на улице измятые пустые пивные банки, маленькие пакетики из-под детского молока, сигаретные пачки… В каждую такую «упаковку» вкладывал одну-две дозы зелья.

— Ты прямо как профессионал, — усмехнулся Александр. — Сам придумал или эти подсказали?

— В кино видел, — бросил Серега. — Если что — главное, чтобы в руках ничего не было.

— А отпечатки пальцев?

Иванушкин даже вздрогнул от неожиданности:

— Разве отпечатки на таких вот предметах остаются?

— Они на всех предметах остаются, — равнодушно произнес Харченко. — Так что ты в следующий раз лучше все это проделывай в резиновых перчатках.

Серега поежился — он был уверен, что действует наверняка.

— А как мы будем работать? — спросил Харченко. — Ходить и спрашивать, кому нужно это все?

— Здесь одна из точек тусовки наркоманов, — ответил Серега. — Они сами станут подходить. Только ты отойди в сторонку. Ты и видеть будешь все лучше, и не будем светиться вместе, пусть думают, что я один.

Это устраивало и Александра. Он поднялся, прошел вдоль забора, рассеянно прислонился к ограде, наблюдая за происходящим.

Серега сложил часть «снаряженных» банок и пачек в пакет. Поднялся, с рассеянным видом прошелся вдоль забора. Небрежно уронил сигаретную пачку, стараясь, чтобы она не слишком бросалась в глаза. В щель в заборе просунул пивную банку. Возле урны оставил еще какой-то «контейнер»… Вернулся к скамейке, уселся. И начал ждать.

Вокруг сновали люди. Но их было не слишком много, так что Серега был все время на виду.

Вот к нему подошел длинный бледный парень, о чем-то спросил. Серега растерянно оглянулся на Александра. Тот успокаивающе кивнул: я, мол, здесь, рядом, не бойся. Иванушкин о чем-то поговорил с парнем. Тот сунул ему в руку, стараясь сделать это возможно более незаметно, несколько купюр. Поднялся и заковылял в сторону Харченко. Подобрал с асфальта сигаретную пачку и пошел быстрее.

Александр имел возможность его разглядеть. Бледное бескровное лицо, лихорадочно блестящие глаза в красных прожилках, дрожащие руки, судорожно сжимающие заветную пачку… Рукава длинной рубашки, несмотря на жару, спущены — наверное, все вены уже исколоты…

Мысли, нацеленные только на одно — на мщение, потекли по другому направлению.

Чего им надо, таким вот совсем еще молодым ребятам? Сейчас всюду, по радио и телевидению, в газетах говорят и пишут о том, что наркотики разрушают мозг, снижают интеллект, превращают человека в раба, в идиота… Это знают все, но как же много людей добровольно стремятся в их сети!.. По разным данным, от пяти до десяти процентов жителей России хотя бы изредка «балуются» наркотой. Страшная цифра. Неужто они не понимают?..

А ты сам-то, Саня, когда глушишь водку и портвейн, не знаешь разве о том, что алкоголик немногим лучше наркомана? Ты-то пьешь, хотя и знаешь, насколько это вредно… Нет, я другое дело, я могу остановиться… Вот и они, те, кто только пробует от безделья, из любопытства или за компанию, тоже уверены, что затянуть может кого угодно, но только не его… Но ведь я сейчас, раз надо, не пью… Не пьешь. Но только первый день. Неужели для того, чтобы «завязать», должна была Аннушка погибнуть?.. Нет, конечно, просто теперь у меня ясная, конкретная, лютая цель имеется. И пока я убийцам не отомщу, без нужды глотка не выпью… Вот-вот, пока цель имеется. А потом? Опять каждое утро у Наташкиного окошка отираться станешь?..

Александр запутался и махнул рукой. Мысленно, конечно. Все равно ничего сейчас не придумаешь на будущее. Когда был он молодым, красивым лейтенантом… даже еще капитаном… разве мог он подумать о том, что он до таких пределов может опуститься, что станет наркотики распространять?.. Впрочем, наркотики сейчас — только средство достижения цели. Какой цели? Отомстить за жену. А разве месть за погибшую бывшую жену может оправдать его участие в таком подлом деле?..

Счастлив был Данте Алигьери! Как написано в «Божественной комедии», он очутился в сумрачном лесу, земную жизнь пройдя лишь до половины. И сумел-таки, пройдя все круги Ада, подняться к светилам… А вот очутиться в сумраке, когда уже давно перевалил за середину жизни, да еще если нет ни малейшей надежды на то, что повстречаются тебе мудрый Вергилий или прекрасная Беатриче, которые укажут верный путь во тьме долины…

Возле аэропорта Галеано, на острове Говернадор, что под Рио-де-Жанейро, когда он сбросил с моста в воды бухты Гуанабара попавшегося в ловушку изменника Моисеева, он тоже действовал нелегально. И убийство совершил по приказу, хотя и без суда и санкции прокурора. Но тогда было другое дело — он знал, что, попадись он, хоть официально от него отрекутся, но обязательно примут меры, постараются «вытащить». А теперь… Теперь не только не протянут руку, но еще как бы и не подтолкнули, чтобы удержаться не смог. И тоже будут ссылаться на интересы общества.

О tempora, о mores![1]

4

К вечеру Александр изнемогал от безделья. Серега время от времени хоть чем-то занимался. К нему изредка кто-то подходил, что-то спрашивал, отдавал деньги, забирал с указанных Иванушкиным мест оставленные «контейнеры» с «порцайками»… Раза два Серега поднимался и пополнял тайники. В этих случаях он издали кивал своему охраннику, а тот подменял его на скамейке, возле которой небрежно валялся пакет с джинсовой задницей, где находился сверток с пакетиками «порошка». Остальное время Харченко просто бродил вокруг, присаживался на бетонное основание ограды, прислонялся к его металлическим прутьям, в готовности при необходимости подстраховать друга. Но такой необходимости не возникало. К счастью.

Сидеть в засаде Александру доводилось неоднократно — по роду своей предыдущей деятельности. В ожидании Идальго как-то пришлось почти двое суток просидеть в небольшом домике — вот тоска была!.. Так что выжидать он умел. Но когда четко знаешь, что именно и хотя бы примерно когда должно что-то произойти или кто-то должен появиться, тягучее ничегонеделание переносится легче. Сейчас, когда ждать приходилось неведомо чего, одолевала скука. Становилось очевидно, что долго такую тягомотину Харченко выдержать не дано. Необходимо было действовать, что более отвечало его натуре.

Александр всегда с сочувствием глядел на людей, которые в силу особенностей специальности вынуждены заниматься каким-нибудь до крайности однообразным делом. Например, целыми днями сидеть в стеклянных будочках у эскалаторов метро. Ни почитать, ни заняться чем… Тоска зеленая! Такая работа Харченко никогда не прельщала, сколько бы там ни платили или какой бы щадящий график дежурств ни обещали. Жизнь свою растрачивать на бесцельное сидение было жалко, насколько ни важна такая работа.

Завтра, думал он, завтра же начну действовать. Больше оттягивать нельзя.

Так решил Александр. Но внешние обстоятельства вновь вмешались в ход событий.

Летом в Москве темнеет поздно. Было еще совсем светло, когда к скамейке, где восседал довольный вырисовывавшимся доходом Серега, подрулил «мерседес». К машинам этой марки Александр со вчерашнего дня испытывал болезненное любопытство, а потому первым делом обратил внимание на номер. Поначалу показалось, что встревожился напрасно: он не совпадал с тем, на котором приезжал «качок».

Автомобиль приостановился у бордюра, но мотор не заглушил, продолжая чуть слышно урчать. Из задней дверцы показался тот самый невзрачный парень, который приезжал с «качком». Он подошел к Сереге, что-то сказал ему. Тот повернулся, нашел глазами своего стража, призывно махнул рукой.

Харченко колебался. Он очень не любил карточные игры, где не только козырь, но даже сами правила можно менять по ходу игры.

Этот человек должен был приехать только завтра. Вдруг подъезжает сегодня… На новой машине… Никто из нее не появляется… Подзывает охранника…

Значит, что-то где-то случилось. Что? Где?

Если бы чувство опасности, которое охватило Александра, имело звуковую сигнализацию, ее рев разнесся бы далеко по округе.

Харченко направился к нетерпеливо глядящим на него Сереге и их нанимателю. Стекло в задней правой дверце «мерседеса» плавно заскользило вниз. В темноте салона что-то тускло блеснуло. Очень знакомо блеснуло. На него, Александра Харченко, сейчас глядели из окна, из глубины образовавшегося провала над сияющим отраженными лучами заходящего солнца зеркальным стеклом — он этот взгляд чувствовал нутром.

И Александр во всей полноте представил, что должно произойти через несколько мгновений. Когда они все трое окажутся рядом, их попросту расстреляют из автомата. Он не сомневался, что это именно оружие вороненно блеснуло в салоне… Даже не сочтут нужным поставить в известность, почему их лишают жизни. Обыкновенные мафиозные разборки, в которых чаще всего страдают как раз рядовые, ничего не понимающие исполнители воли сильных сего.

Трупы. Никаких следов. Наркотики на руках. Милиция даже копать глубоко не станет — сейчас более серьезных людей убивают, и никто отыскать следы киллеров не может. А уж эти двое с наркотой…

Александр, шедший до сих пор внешне спокойно, остановился за могучим стволом дерева и, осторожно выглянув, отрицательно покачал головой Сереге. Тот с тревогой поглядел на подошедшего. В свою очередь, невзрачный оглянулся на автомобиль. На мгновение все растерянно притихли.

И тогда Серега не выдержал. Он оттолкнул худосочного и попытался вскочить со скамейки и броситься наутек. Торопливо протарахтела короткая автоматная очередь. Разбрызгивая кровь, пули по диагонали пронзили тело Иванушкина, отшвырнув его опять на скамейку. Звонко подпрыгивая, рассыпались по асфальту выбрасываемые затвором гильзы.

Худосочный успел сделать к машине всего лишь один шаг. Очевидно, он предполагал, что его убивать не собираются. Ошибся. Автоматная очередь не остановилась на Сереге, хищно перекинулась и на него. Он нелепо взмахнул руками и осел на тротуар, завалившись на бок и судорожно подтянув к животу ноги.

Все это Харченко успел разглядеть в несколько мгновений. Не дожидаясь развития событий, он метнулся к высокой прочной ограде, легко подпрыгнул, подтянулся и привычно перебросил тело через верх. Не задерживаясь ни на мгновение, сиганул вниз. Долго, очень долго он падал, представляя мишень для автоматчика. Наконец оказался на земле и упал в высокую траву. Лишь тогда услышал, как вслед простучала еще одна очередь. Высоко над головой просвистел косячок пуль. Где-то рядом одна из них, взвизгнув, срикошетила от камня.

За изгородью резко взвыл мотор и было слышно, как машина умчалась.

Попадать в руки милиции и отчитываться о том, как он тут оказался, Александру не хотелось. И он, стараясь особенно не высовываться, стремительно побежал в глубь редко растущих деревьев.

5

Промчавшись мимо зданий бывших Дома книги и Театра эстрады и оказавшись на аллейке, Александр пошел медленнее. Привлекать к себе внимание не хотелось. А выйдя к площади, где мечтали о небе выпотрошенная космическая ракета и бессильные сухопутно-выставочные самолеты, вовсе пошел вразвалочку, будто и не мчался только что, пытаясь скрыться от пуль.

Старался выглядеть безмятежно. Внутри, в душе, все клокотало.

Серегу убили… Кто? За что?

«А ведь это я виноват, — терзался Александр. — Кругом виноват. Серега верил мне, не случайно именно у меня вчера спрашивал, стоит ли ввязываться в это дело. И послушался, когда я порекомендовал и думать забыть о том предложении. А сегодня утром я же уговорил его стать распространителем наркотиков, стараясь достичь своей личной цели. Не попросил помощи, как следовало бы по-мужски, а все сам решил, использовал друга вслепую. Вот и дорешался… Смерть Сереги целиком на моей совести. И эту кровь с совести своей так просто не смоешь… Вообще ее никак и ничем не смоешь. Если бы я только мог предположить, чем дело закончится…

Серега, Серега… Всю жизнь тебе не везло. Занимался любимым делом — тебе за это ни хрена не платили. А потом вообще вышибли коленом под зад. Жена тебя, безработного, бросила… А теперь вот друг, которому доверял, получается, под пули подставил… Ну, гады, ну, сволочи, имейте в виду: я теперь буду мстить уже не за одного убитого вами близкого мне человека, а за двоих. И опыта убивать у меня на вас, стервецов, хватит! Я вас, …, всех в могилу уложу!!!»

Александр пытался себя распалить. А сам чувствовал, как на глаза наворачиваются слезы… Жалко. Обидно. Горько… Один остался. Совсем один. Лишь только месть в душе вскипает…

Вокруг клубилась потная и распаренная людская круговерть. Все несли яркие ящики и коробки с телевизорами и магнитофонами, катили тачки и тележки… И никому из этой толпы не было дела до человека, потерявшего только что друга, которого сам же подвел под пули.

Александр ткнулся в первый попавшийся павильон.

— Где я тут могу найти кого-нибудь из администрации? — спросил у дюжего камуфлированного охранника с дубинкой-«демократизатором».

Тот лениво перетащил жвачку с одной стороны челюсти на другую. Лишь тогда спросил:

— А кто вам нужен?

— Я задал вопрос четко и ясно, — едва сдерживаясь, раздельно произнес Харченко. — Мне нужен кабинет, где сидит кто-нибудь из администрации вашего долбаного павильона.

Охранник хотел было что-то ответить порезче, даже дубинку поудобнее перехватил, но, взглянув на побелевшее от сдерживаемой ярости лицо посетителя, артачиться не стал. Процедил сквозь жвачку.

— За углом по коридору, слева. Там увидите.

— Спасибо!

Прошел в указанный закуток. Там и в самом деле увидел дверь. Толкнул ее плечом. Дверь не поддалась. Постучал. Потом еще раз, сильнее. Ответа не было.

Зло выругался.

— Вам кого?

За спиной стоял милиционер. Ухмылялся, поигрывая дубинкой.

Да, на этого «наезжать» не стоит. Представитель власти, как ни крути. Заговорил просительно:

— Понимаешь, дружище, мне срочно нужно позвонить, а неоткуда. Вот я и хотел попросить у администрации телефоном воспользоваться.

Сержант равнодушно заметил:

— Для этого автоматы есть.

— Разговор у меня служебный, — и, понизив голос, добавил: — Я с Лубянки. У меня сообщение, так сказать, не для посторонних ушей.

Милиционер растерялся. Дубинку опустил. Кивнул в сторону выхода:

— Коль такое дело… Пошли!

Вместе направились из павильона. Охранник, увидев их, злорадно ухмыльнулся. Обошли здание вокруг, милиционер толкнул неброскую дверцу. Кивнул на нее:

— Видите, в каких условиях приходится работать?..

Помещение действительно было невзрачное. В другое время, возможно, Александр сержанту и посочувствовал бы. Но теперь было не до того. Он схватил телефонную трубку. Выжидательно взглянул на сержанта:

— Прямой?

— Через «восьмерку».

Харченко начал лихорадочно накручивать номер. Раз, другой… Всякий раз сбрасывало после первых трех цифр.

— Я вот все думаю: как на Лубянку агенты дозваниваются, если там все время занято? — дежурно пошутил милиционер.

— Не беспокойся, кому надо, дозвонится, — процедил Александр.

Ему было не до смеха. И уж подавно не до шуточных потуг постового.

Наконец прошел длинный гудок.

— Слушаю.

— Леонид Васильевич?

— Сейчас даю трубку.

— Слушаю, Буераков.

— Леонид Васильевич, я звоню вам из отделения милиции. Прикажите, пожалуйста, сержанту, который меня привел, на пару минут выйти из помещения.

— Кто это говорит?

— М-м… Как бы это… Небезызвестный вам украинский продукт питания.

— Понял. Дайте трубку милиционеру.

Отставной майор протянул трубку ошалевшему от такой наглости сержанту. А сам подумал при этом, что нехорошо получится, если Буераков произнесет слово «Петровка» вместо «Лубянка».

Милиционер слушал всего несколько секунд. Потом с готовностью повторил:

— Понял, товарищ полковник. Оставить на несколько минут…

Оставшись один, Александр зачастил:

— Говорит Сало. Только что у Хованского входа на ВДНХ была стрельба. Убиты два человека. Один из них — распространитель наркотиков, я его не знаю. Второй — человек, который оказался замешан в это дело абсолютно случайно. Его звали Сергей Иванушкин. Стреляли люди, каким-то образом связанные со Стилетом. Я тоже там был, но успел убежать. У меня пока все.

— Понял. У вас проблемы?

— Надеюсь, что нет.

— Понял. — Буераков чуть помедлил. Потом спросил осторожно: — В нашем деле прогресс есть?

— Намечается. А у вас для меня информация новая имеется?..

— Ничего особенного. Завтра позвоните?

— Как получится. Во всяком случае, ночевать собираюсь дома. Так что если до утра я вам понадоблюсь…

— До свидания.

Следователь говорил намеками. Его можно было понять. Он и в самом деле здорово рисковал, связавшись по этому поводу с Харченко.

С другой стороны, Александр не был до конца уверен, что Буераков не ведет какую-нибудь хитрую игру. Кто, их знает, этих сыщиков-интеллектуалов, которые по бумажкам способны вычислить убийцу?

Сержант со скучающим видом сгорал от любопытства под дверью.

— Спасибо, — вежливо произнес Александр. — Благодарю за помощь.

Мелькнула мысль: интересно, а в других странах, которые принято именовать цивилизованными, представься человек сотрудником спецслужб, ему тоже полисмен поверит без предъявления документов или же нет?

Следующая мысль его расстроила: забыл спросить у Буеракова едва ли не самое главное на данный момент: кому принадлежит «мерседес», из которого стреляли и номер которого он держал в голове. Но возвращаться в отделение не стал: а ну как у сержанта проснется бдительность и он спросит-таки удостоверение.

Побрел по направлению к метро. Уже пройдя полпути до выхода, остановился. Он вдруг вспомнил один недавно состоявшийся разговор и прозвучавшую в нем информацию, которая, вполне вероятно, могла ему сейчас пригодиться. Помнится, стояли не так давно они с мужиками у Наташкиного окошка и кто-то рассказал, что…

Мысль показалась удачной. И Харченко круто повернул обратно. Вот только в каком павильоне продается то, что ему нужно?

Поймал за руку какого-то мальца, который, чувствовалось, ориентируется здесь достаточно уверенно. Показал ему долларовую бумажку.

— Слушаю вас, — с готовностью подтянулся малец.

— Где тут у вас военной и спецназовской атрибутикой торгуют?

Малец нахмурился соображая. Потом просиял:

— Это во-он в том павильоне. Видите, слева?..

— Пойдем, проводишь.

Малец было хотел отказаться, но, покосившись на «зелененькую», которую Александр по-прежнему держал в руке, вздохнул:

— Пойдемте, проведу.

Вдвоем они втиснулись в толпу у входа в какой-то павильон, поднялись на второй этаж, прошли направо. Увидев витрину, Харченко сунул зеленую бумажку провожатому и тут же забыл о нем.

Тут действительно чего только не было!

В то утро у «реаниматора» мужик рассказывал-возмущался, что бандюгам нынче раздолье — все для них имеется в открытой продаже. И прав ведь оказался! Тут была униформа-«камуфляжка» для любой погоды и времени суток, лежали наручники нескольких модификаций, маски, дубинки…

— Это у вас можно приобрести? — небрежно поинтересовался Харченко.

— Кроме спецсредств.

— И это правильно, — усмехнулся Александр. Он парня понял: все решаемо в этой жизни.

Так оно и вышло — решилось легко и просто. Выходил из отдела он уже обладателем нескольких весьма ценных с точки зрения проводимых им мероприятий предметов.

Пора было переходить к более активным действиям.

6

Александр ехал в метро и прикидывал, что еще можно сделать за этот вечер.

В принципе правильнее было бы сейчас просто завалиться спать — слишком много за эти два дня обрушилось на него проблем, хлопот и волнений. Будто целую вечность копился где-то за плечами у судьбы мешок с напастями для него, а сейчас вдруг прорвался… Да и прошлую ночь поспать почти не удалось.

Но уснуть сейчас не удастся — это он хорошо понимал. Да и время терять было жалко. Душа жаждала мщения. Потому и продумывал, что можно было сегодня для этого предпринять, каким образом хоть немножко форсировать события. Уже сутки прошли после убийства, а он в своем расследовании практически ни на шаг не продвинулся… Впрочем, конечно, продвинулся. Но не настолько, как хотелось бы.

О том же размышлял и в автобусе. Вышел на своей остановке, так ничего для себя и не решив.

Проходя мимо темного, заставленного железным листом Наташкиного окошка, Александр почувствовал, что у него сжалось сердце. Целый день Серега хотел выпить, а он ему так и не дал, если не считать той бутылки теплого пива, которую Иванушкин часа два цедил для маскировки. Бедняга… Отмучился уже на этом свете.

Ну, сволочи, погодите, доберусь я до вас…

Александр понимал, что чересчур храбрится. Слишком много непонятного переплелось вокруг, слишком много противников бестелесными пока тенями теснится вокруг… А о скольких он даже не подозревает! В одиночку с ними практически невозможно совладать. Если только, как Михаилу говорил, на жизнь свою не наплевать. Впрочем, без рисовки, и впрямь, чего за нее теперь держаться-то? Только вчера забрезжил просвет в его сумрачном существовании — а его, этот просвет, кровью загасили, кровью любимой женщины… Так что теперь… Теперь заботу трепетную о себе отринуть нужно, только направленные на мщение мозги беречь да руки тренировать.

Первым делом, понимал Александр, надо зайти к матери Сереги.

Надо сказать, он страшно боялся подобных визитов. За долгую, полную опасностей службу ему, хоть и нечасто, доводилось терять товарищей. И всякий раз он старался уклониться от походов к родным с печальным известием. Не потому что был черств и не любил товарищей. Просто не мог переносить первые минуты плача и причитаний, когда мать или жена узнавали, что ЕГО, единственного, больше нет.

Но теперь идти больше некому.

Александр нажал на кнопку звонка не сразу, потоптался на резиновом коврике у двери. И лишь уже нажав на пуговку, услышав отрывистую трель в квартире, понял вдруг, какую глупость собирается сделать. Ведь он не может знать о гибели Сереги! Сообщив его матери скорбную весть, Александр выдаст себя со всеми потрохами, что именно он находился рядом с другом в момент перестрелки. Завтра прибудет милиция с официальным извещением — а мать уже знает. Откуда? От Сашеньки Харченко. А тот откуда знает?.. И начнется. Буераков заступаться не станет — и правильно, к слову, сделает.

— Кто там? — раздалось из-за двери.

— Всиль Петрович дома? — пьяно рявкнул Александр.

— Нету у нас никаких Петровичей, — сообщила Серегина мать. — Ошиблись вы.

— Звиняюсь…

Едва не вляпавшийся в неприятность визитер поспешно вдавил кнопку вызова лифта. И стоял возле, слушая, как ползет вверх, погромыхивая, подъемная кабинка, с опаской поглядывая на дверь, в которую вполне могла высунуться любопытная старушка.

Лишь на улице перевел дыхание. Да и то постарался пройти от подъезда так, чтобы в окно его не смогли увидеть. Нет, так вот, с бухты-барахты сейчас никаких шагов предпринимать нельзя. Надо ж, чуть было так по-глупому не подставился…

Вот к любовнику Аннушки наведаться вполне можно. Даже не можно, а необходимо. И разговаривать с ним пожестче. Вдруг, удастся у него узнать что-нибудь из того, что тот от милиции утаил.

Александр помнил адрес, хотя ни разу у своей бывшей жены в новом жилище не бывал. Поэтому дом и квартиру отыскал не сразу. К тому времени уже совсем стемнело. Улица осветилась множеством фонарей и окон.

Харченко даже начал сомневаться, не почивает ли уже его «молочный брат».

Но опасения оказались напрасными. Даже из-за могучей стальной двери были слышны смех, гремела музыка, доносились оживленные голоса… «Поминки справляют, — криво усмехнулся Александр. — Может, и впрямь этот хмырь к убийству причастен?» — подумал он, вдавливая кнопку звонка. В конце концов, почему Буераков со своими так уверен, что этот юнец для подобного шага слишком слаб? От слабости тоже можно убить — как ни парадоксально это звучит…

Дверь распахнулась. На пороге стоял раскрасневшийся молодой парень в распахнутой на груди рубашке. Он был весел, женственно красив и слегка пьян.

— Вам кого? — лучезарно заулыбался он.

— Тебя.

— Проходите, — сделал тот широкий жест. — Извините, у меня гости.

— Ничего, я тебя не задержу.

Из коридора взглянул в дверной проем. Там, в комнате, за беспорядочно заставленным бутылками и тарелками столом, окутанные густыми клубами табачного дыма, гуляла разудалая молодежная компания. Кто-то из парней уже скинул пропотевшую рубашку. Да и девушки не были обременены избытком одежды. Нетрудно было предположить, чем может закончиться это хмельное пиршество.

«Поминки…» — опять криво усмехнулся Харченко.

— Где мы можем поговорить?

— Прошу к столу!

— Спасибо. Потом, может быть…

— Тогда во вторую комнату.

Спальня. Широкая кровать… Это первое, что бросилось в глаза Александру. Еще вчера утром Аннушка лежала на ней. Гляделась в этот трельяж. В этом шифоньере, наверное, висит ее домашний халат…

— Так я слушаю вас, — улыбался парень. — Только если можно, недолго.

— Как получится. Это от тебя будет зависеть. Как тебя зовут?

— Павлик.

Александра передернуло. «Павлик»… В его-то годы — и все еще Павлик. Как она его могла взять в любовники?.. Хотя, может, потому и взяла, что надоел ей Харченко с его строптивым характером и этот… как его… В общем, к которому она в первый раз уходила. Тот вообще не терпел в семейной жизни малейшего проявления свободомыслия.

— Значит, так, Павлик, — подчеркнуто мягко проговорил Харченко, — хочу тебя сразу предупредить, что последствия нашего разговора для тебя могут сложиться самые различные. Диаметрально, я бы даже сказал, противоположные.

С холеного лица парня медленно сползла улыбка. Он растерянно заморгал длинными девичьими ресницами.

— Простите… — промямлил. — Я что-то вас не очень понимаю…

— Щас поймешь. Куда тут можно присесть?

— Вот сюда, пожалуйста, — дрожащей рукой Павлик указал на банкетку.

Что за размазня! К нему какой-то хам заявился, угрожает, а он ему — «присаживайтесь, пожалуйста!». Кликнул бы своих приятелей, чтобы вышвырнуть отсюда нахала… Так даже это сделать боится, хочет, чтобы все уладилось само собой, чтобы решение не надо было принимать.

Александр опустился на низенькое сиденье.

— Спасибо… Да ты тоже садись, в ногах, утверждают, правды нет. А нам нужна правда, только правда и ничего, кроме правды. И в данном случае, когда мы говорим о правде, речь идет, как ты понимаешь, отнюдь не о газете. Итак, приступим. Ты, надеюсь, не дурак и понимаешь, что у нас вся торговая сеть контролируется… Как бы это сказать… некими группировками. Знаешь ты об этом?

— Да-да, конечно, естественно, — с готовностью подался вперед Павлик.

— Очень хорошо. Я — представитель группировки, которая имела определенные отношения с Анной Валентиновной. Мне поручено провести частное расследование, за что с ней так сурово обошлись. И главное — кто. У меня есть основания полагать, что ты сможешь мне ответить на несколько вопросов. Предупреждаю: не юлить, не выкручиваться, говорить только правду. Тогда через полчасика ты спокойно вернешься к своим баранам, то бишь к гостям, мы выпьем по рюмке за упокой души Анны Валентиновны, и я уйду, а ты обо мне навсегда забудешь. Если мы с тобой не сможем достичь консенсуса… Мне бы этого очень не хотелось, Павлик. Ведь я, учти, не из уголовного розыска, так что все эти кодексы мне до лампочки. Мне нужна истина, а не протокол. Усек?

— Усек, — с готовностью подхватил Павлик. — Все, что знаю, все скажу.

Не расскажет, понял Харченко. Слишком ретиво отвечает. Значит, есть что скрывать. Тем не менее кивнул удовлетворенно:

— Это хорошо, умница. Тогда давай по порядочку. Что ты знаешь о тех, кто окружал Анну Валентиновну, из людей ее круга?

— Но вы их, думаю, не хуже меня знаете…

— Павлик, дружок, не пытайся думать, тебе это не идет. Да и в функции твои сейчас это не входит. Договорились?.. Я наших людей знаю с одной стороны, ты можешь знать с другой… Кроме того, в ее окружении могли оказаться не только те люди, которых я знаю… Меня интересуют все, кто крутился возле нее. Особенно в последнее время.

Павлик говорил много и бестолково. Александр постоянно задавал ему наводящие вопросы, возвращал к существу темы. Запомнил Харченко много, просмотрел несколько фотографий последнего времени, стараясь выудить, почувствовать, интуицией уловить зацепку. Но похоже было, Павлик и в самом деле мало чем мог помочь. Может быть, наверняка даже среди тех людей, кого он называл, были ее «боссы», но парень не сумел, да и не пытался этого понять. Он был просто любовником, находящимся на содержании у женщины, и даже не стремился стать ей другом, жить ее интересами…

— Ладно, хватит, живи. Пока, во всяком случае, — смилостивился Харченко. — Похоже, ты и в самом деле ни черта не знаешь… Только скажи на милость, Павлик, у тебя ведь только вчера подругу убили… А сегодня у тебя уже такая крутая гулянка…

Хозяин, обрадованный, что страшный гость собирается уходить, расслабился, разоткровенничался:

— А вы думаете, так уж просто и интересно жить с богатой стареющей бабой? Которая к тому же не желает мириться с тем, что она стареет, и считает, что, если она меня содержит, имеет право полностью подчинять меня себе… Вы знали Анну?

— Ну… Так, немного.

— Тогда можете считать, что не знали ее вообще. Она… она…

— Я понял.

Александру неприятно было глядеть на парня, и он скользнул глазами на трельяж. Там теснились коробочки с различной косметикой, флаконы духов, какие-то шкатулочки… Еще вчера она каких-то из этих вещей касалась, чем-то пудрилась, душилась… Волосы у нее там, на диване, пахли чудесно… Рядом находился этот щенок. Неужели ж ты не чувствовала, как он к тебе относится, милая? Ты же умная была… Как же ты рядом с собой это женственное ничтожество терпела?

— А что ж ты в таком случае не ушел от нее, коль она твою свободную личность подавляла?

Павлик цинично усмехнулся:

— А кто ж от полной кормушки уходит? С вечера немного да с утра разочек поработаешь, а потом делай что хочешь. Никаких забот и проблем. Она всем обеспечивала… Понятно, со временем я ей надоел бы, захотела бы от меня избавиться… Так я бы при расставании слезную сцену устроил бы и отступного еще получил немало.

— Хорошо устроился, — похоже, кривая усмешка напрочь прикипела к губам Александра. — Ну а сейчас ты как же?

— А что сейчас? Квартира приватизирована. Я здесь, пусть временно, прописан. Наследников и претендентов на нее нет. Так что, выходит, квартира моя. Деньги, валюта, еще кое-что имеется… Нет, не здесь, — спохватился Павлик. — Просто имеется…

— Не дрейфь, я тебя грабить не собираюсь, — успокоил его Харченко. — Не мой это профиль… В общем, устроился нормально… Ну-ну.

Павлику тон Александра не понравился. Он взглянул с беспокойством:

— Что-то не так?

— Послушай, парень, — как можно задушевнее произнес Харченко. — У меня есть подозреньице, что ты к убийству тоже руку приложил.

Рот Павлика раскрылся и захлопнулся, так и не выронив ни звука. Он сухо сглотнул. В глазах вновь всколыхнулся страх.

Либо он и впрямь ничего не знает, либо так умело притворяется. Хотя страх сам по себе уже хороший щит, способный надежно укрыть истинные чувства.

— Так вот и хочу я у тебя спросить, — негромко и ласково и от этого еще более зловеще проговорил Харченко. — Если ты об убийстве хоть что-нибудь знаешь, лучше скажи честно и прямо…

— Я не…

— Молчать! Анну Валентиновну все равно уже не вернуть, так что ты отделаешься от нас только штрафом и легким испугом. Но если ты мне сейчас ничего не скажешь, а я потом докопаюсь — а копать я умею глубоко, уж поверь мне на слово, — что ты тут хоть капельку замешан, гарантирую: тебе будет очень плохо.

— Говорю же, я не…

— И я тебе говорю: не перебивай старших! Если ты меня обманешь… Я тебе сейчас могу рассказать кое-что из того, что с тобой тогда сделаю. Например, провода подсоединю к твоим нежнейшим гениталиям, а другие концы воткну в розетку… И это будет только первым актом нашей совместной пьесы. Ну а теперь тебе минута на размышление. Время пошло!

Александр демонстративно расстегнул браслетку, снял часы и уставился на циферблат. Вернее, только сделал вид, что следит за судорожно прыгающей секундной стрелкой, сам глядел поверх хронометра на не менее судорожно хлопающие изогнутыми ресницами глаза Павлика.

— Погодите, пожалуйста. Я ведь ничего не собираюсь скрывать. Я не знаю, что нужно рассказать. Я точно ничего не знаю. Я к этому всему не причастен. Я просто этот, содержанец…

— Альфонс.

— Пусть будет альфонс… Я не хотел, чтобы ее убивали. Зачем мне это? Мне ведь под ней хорошо жилось… Я просто слышал от нее как-то… Но не знаю даже, нужно ли это говорить.

— Не просто нужно, а крайне необходимо! — сказал, как припечатал, Александр.

Интуиция подсказывала: вероятно, именно из-за того, что он сейчас услышит, стоило сюда приходить.

— Не так давно Анна пришла домой расстроенная, — торопливо начал Павлик. — Она со мной обычно не делилась своими проблемами, строгая, гордая была… Да и мне ее проблемы не нужны были… А тут ее будто прорвало. Достала бутылку, наливает сама себе и сама же пьет. Говорит, говорит, имена какие-то… Я-то их не знаю никого, не разбираюсь в этих всех заморочках… Но сижу, слушаю. Я так понял, что на нее стали «наезжать», так как ее покровитель ослабел или по каким-то другим причинам отвернулся от нее. Короче говоря, на нее какие-то посторонние начали давить. А она заартачилась, не захотела менять хозяина. Надеялась на какого-то крутого «авторитета». Тогда ей стали угрожать. Она пожаловалась своим шефам, те на словах ее поддержали, но она откуда-то узнала, что шефы ее продали, только ей об этом ничего не говорили. И «авторитет» ее не поддержал…

— Почему она так думала? Почему продали? Почему ей ничего не сообщили? Почему не поддержали?..

— Поверьте, не знаю, — Павлик чуть не плакал. — Я вам все сказал… Не разбираюсь я в этом всем!

Харченко склонен был ему поверить. Спросил напоследок построже:

— Имена, которые она называла!

— Те, что я помню, все назвал. Больше не помню ничего и никого…

Пора было уходить.

— Неси бутылку!

Павлик подскочил, будто в зад ему впился гвоздь. Через мгновение вернулся, держа в руках чуть початую литровую бутылку «Смирновской» и две рюмочки. Вопросительно посмотрел на Александра. Тот кивнул: наливай. Павлик дрожащей рукой, расплескивая водку на полировку, наполнил рюмочки, поднял одну, протянул визитеру. Пришедший взял ее. Хозяин потянулся за второй.

— Нет, бери бутылку.

— Что?

— Бутылку бери.

Павлик поднял посудину двумя руками, стараясь унять дрожь.

— За все то, что для тебя Аннушка сделала, помяни хоть ее по-мужски, по-человечески, без прошмандовок своих, — процедил Александр.

Тот по-прежнему ничего не мог понять.

— Пей!.. Пей, сучонок… твою мать!!!

Павлик вздрогнул, затравленно оглянулся на прикрытую дверь. Прижался красиво очерченными губами к горлышку и начал сосать водку, словно ребенок соску.

«Он ведь и пить-то из горла не умеет», — с нарастающим раздражением подумал Александр. И стало еще горше, как будто именно тот факт, что этот щенок не умеет пить из горла, обидел его больше всего. Эх, Аннушка, не могла ты себе хоть нормального мужика найти, чтобы можно было сесть с ним сейчас да помянуть тебя по-человечески…

Павлик оторвался от горлышка. Он икал, тело его сотрясалось конвульсиями. Щеки блестели размазанными слезами. От уголков губ на рубашку стекали струйки.

— Не могу больше.

— Пей!

Парень испуганно всосался в горлышко, захлебываясь, проливая на вспотевшую грудь дорогую водку, икая, хрюкая…

Опять оторвался.

— Н… Не мгу бльше, — сквозь слезы и судорожную отрыжку проикал он.

— Ставь бутылку.

Павлик расслабленно опустил посудину на столик трельяжа. Александр глядел с гадливостью на смесь преданности, заискивания, подобострастия, которая сочилась из заплаканных угодливых глаз Аннушкиного любовника. Сейчас скажи ему, чтобы штаны снимал, — сам ведь задницу подставит…

Харченко сказал как можно ласковее:

— Подойди ко мне, дружок.

Тот с готовностью приблизился. Александр повернул его поудобнее и с садистским наслаждением двинул кулаком в лицо. Ударил несильно, чтобы серьезно не повредить чего. Потом поднял за грудки упавшее на кровать тело и добавил, стараясь, чтобы на лице осталось побольше следов.

Павлик попытался было взвыть, но Александр ласково предупредил:

— Молчи, а то вообще дух вышибу!

Швырнул его, бессильно обмякшего, опять на кровать. Поднял свою рюмку:

— Пухом тебе земля, Аннушка!

Выпил махом. Достал носовой платок, аккуратно обтер рюмочку и вышел. Дверь открывал тоже платком, чтобы не оставить нигде отпечатков. Хотя и не думал, что сопляк побежит жаловаться, но все же предосторожность не помешает.

…Компания по-прежнему шумно гуляла. В спальне плакал, размазывая кровь, слезы и розовые сопли, пьяный Павлик. А на улице Александр размышлял, куда еще можно сегодня наведаться в столь поздний час.

7

Утром Харченко позвонил Михаилу.

— Bom dia, Мишель. Скажи, можно ли узнать владельца машины по номеру? Вернее, я понимаю, что можно. Подскажи, как именно…

— Номер московский?

— Да, две «семерки».

— Диктуй.

Он продиктовал номер машины, на которой вчера приезжал «качок». Номер «москвичонка»-«каблучка» Александр не запомнил. А цифирь авто, из которого был расстрелян Серега, он при всем желании не смог бы разглядеть, потому что находился сбоку от нее.

— Ты дома?.. А, ну да, вижу… Жди, узнаю, потом перезвоню.

Александр ночевал дома. Бесцельно побродив по улицам с полчасика после визита к Павлику, он вернулся в свои опостылевшие стены и завалился в постель. Уснул на удивление быстро. Всю ночь ему снились Анна и Серега. Утром проснулся отдохнувшим, бодрым, жаждущим действия.

Только в уголках глаз шелушились высохшие слезинки.

Холодильник был привычно пустым. Если не считать, конечно, неровно взрезанной консервной банки с пересохшей неведомой рыбой в томате, нескольких сморщенных морковных запятых, сковороды с заплесневелыми макаронами… В гнезде на дверце все та же бутылка, к которой он вновь не прикоснулся.

Это было любопытно. Даже не тянуло.

Эх, Аннушка, даже теперь меня воспитываешь… И вновь почудилось эфирное дуновение в щеку.

Мистика какая-то. Самовнушение. Месть — вот что материально.

Но щеку, где почудилось неземное дыхание, погладил. С нежностью. Может, и в самом деле Аннушка где-то рядом? Сейчас вон сколько пишут и говорят про какие-то параллельные миры, про переселение душ, про какие-то монады и астральные тела… Может, и в самом деле смерть — это не полное исчезновение, а просто переход в иное качество?

— Подала бы знак мне какой, Аннушка, — вслух попросил Александр, стыдясь самого себя. — Если ты и в самом деле где-то рядом, если слышишь меня… Видишь же, как мне сейчас помощь нужна.

Словно в ответ на его просьбу, затрещал телефон. Александр схватил трубку:

— Да.

— Записывай. — Это был Михаил. — Стахович Валерий Борисович. Работает водителем-экспедитором в коммерческой фирме «Борисевич — Ивановский плюс инк». Машина принадлежит фирме, арендуется у нее Стаховичем. Адрес фирмы узнай сам. Чем еще могу?..

— У тебя, наверное, ведется какой-нибудь архив, куда ты вносишь на всякий случай сведения, которые могут когда-нибудь пригодиться?

— Естессно. А что?

— Зафиксируй там у себя, что эта фирма причастна к распространению наркотиков в Москве. И стреляют прежде, чем думают.

— Понял, спасибо. Все?

— Пока да. Счастливо!

— Погоди, Саня, — Михаил чуть помялся. — В общем, Людмила тебе соболезнования и так далее… Она второй день в трансе…

— Спасибо, Мишель. Когда все это закончится, я к вам обязательно зайду.

Михаил ничего не ответил, в трубке отбойно запищали гудки. Очевидно, он попросту не верил, что из всей этой истории Харченко сможет выкарабкаться живым.

Итак, нужно найти фирму… Черт, накрутили в названии… Александр вообще не понимал, зачем в названиях обязательно должны стоять все эти «плюсы», «Лтд», «инк» и так далее. Как будто нельзя придумать название попроще и «порусскее». Он вспомнил, что доводилось ему иметь дело с одной фирмой, глава которой обозначил ее скромно, «ЯСУ», что расшифровывалось, как «Я — самый умный»…

Борисевич… Когда-то у Харченко сослуживец был с такой фамилией. Дружили даже… Как давно это было… Ну да, наверное, совпадение. Мало ли донов Педро в Бразилии…

Долго набирал «09». Наконец, пробился. Узнал номер платной справочной. Дозвонился туда. И заполучил, наконец, нужный адрес.

У него появился первый реальный ориентир в деятельности.

8

Знакомый «мерседес» Александр увидел издалека. Он стоял возле старинного особняка, сияющего новенькими широкими, золотистого цвета стеклами. Того самого особняка, адрес которого сообщили в справочной.

Это было странно. Отставной оперативный работник, при его немалом опыте, направляясь сюда, был убежден, что фирма, занимающаяся столь рискованным бизнесом, как распространение наркотиков, вряд ли станет выпячивать свои доходы. Во всяком случае, так было во всех странах, где ему доводилось бывать… Вместо этого — такое подчеркнутое великолепие. Здание прошлого века располагалось в переулочке неподалеку от Садового кольца, было свежеотремонтировано, участок тротуара перед ним зеленел искусственной травой, перед дверью маячил охранник с рацией в кармашке на груди… Подобное не вписывалось в представление Александра о соотношении легальной и нелегальной коммерции.

Впрочем, недоумевать пришлось недолго. Над входом в офис гордо сияло на солнце совершенно иное название, широко известное, настолько часто рекламируемое, что в КВНе по телевизору не раз обыгрывали их «шутихи». Это был ни много ни мало офис банка «Плутон», который, как известно, входит в число наиболее известных и богатых банков Москвы, а может, и России. Так что нарочитая подчеркнутость солидности была вполне понятной.

Но где же тогда эти самые Борисевич и Ивановский?.. И машина искомая на месте…

Стараясь не привлекать внимания к своей персоне, Харченко прошел мимо скучающего охранника и свернул за угол. Там замедлил шаги. В чахлом скверике присел на скамеечку. Начал прикидывать варианты.

Скорее всего, данный банк занимается законными рублево-валютными спекуляциями или какими-то вполне легальными поставками, а параллельно прикрывает этого Борисевича, а может, и не его одного, в их криминальной деятельности. Если начнут искать эту самую «БИпи» — аббревиатура Александру понравилась, — наткнутся на этого кита российского бизнеса. А здесь скажут: «Какой такой павлин-мавлин? Не знаю я никакого Борисевича…» У самого же «БИпи» своего офиса, скорее всего, вообще нет.

Дело осложнялось. Теперь необходимо выследить Стаховича — только это давало какой-никакой шанс отыскать выходы на Стилета и компанию.

Харченко поднялся, вернулся к перекрестку. Осторожно выглянул. «Мерседес» стоял на прежнем месте. Охранник маячил неподалеку.

Между тем в голове привычно прокручивались варианты дальнейших действий. Машина, скорее всего, стоит с включенной сигнализацией. Да и охранник рядом. Значит, в нее незаметно не заберешься. Раньше, когда всех этих сигнализаций не было, работать было куда проще. В Сан-Жозе-ду-Риу-Прету достаточно было забраться на заднее сиденье автомобиля афериста по кличке «Ркацетели», чтобы попасть куда надо…

Впрочем, чего ж сейчас прошлое вспоминать! Надо решать, что делать сейчас.

…Дверь банка открылась, и вышел какой-то мужчина. Накануне Александр водителя «мерседеса» разглядел не очень хорошо. И все же, похоже, это был он.

Вышедший направился прямиком к машине, за которой наблюдал мститель. Достал ключи — и тотчас «мерседес» коротко пролаял, подмигнул сразу всеми фонарями. Сигнализация отключилась.

Водитель привычно распахнул дверцу, уселся… Легко завелся хорошо отрегулированный мотор… Александр лихорадочно старался придумать какое-нибудь решение, которое позволило бы разрешить ситуацию. Сейчас «мерс» уедет — и поминай как звали. Где его потом искать? Опять за помощью обращаться к Михаилу или Буеракову? Тоже не хочется их лишний раз к делу привлекать.

Машина тронулась с места и резко рванула вперед. Момент был упущен.

Хотя, может, это-то и поможет?..

Не раздумывая больше, полагаясь на экспромт, оперативник-доброволец торопливо вышел из-за угла. Лишь бы охранник не запомнил его, когда он проходил мимо полчаса назад. Вряд ли, конечно, мало ли мимо него здесь народу за день проходит…

Запыхавшись, Александр направился прямо к парню с рацией. Тот обратил на него внимание, напрягся, сбросив полусонный вид, глядел настороженно.

— Я вас слушаю.

— Валерка уже уехал? — спросил Харченко.

— Какой Валерка?

— Ну этот, как его, Стахович… На «мерсе»…

— А что? — Охранник был хорошо вышколен.

— Да ну его, тридцать три несчастья в один день. Договорились, что я к одиннадцати подъеду, а тут машина звездой накрылась. Я на «мотор» — в пробку попал… Так где Валерка? Не дождался?

Охранник взглянул на часы.

— Ты бы еще позже приехал, — проворчал миролюбиво. — Только что отчалил. Шеф его здесь…

— Это Александр, что ли? — наудачу назвал Харченко самое распространенное в мире имя.

— Нет, Протасов.

— A-а. Он мне не нужен. Ты не знаешь, куда Валерка поехал?

— На Кузнецкий.

Харченко не сдержал улыбки:

— Это в контору, что ли?

— Да нет, в банк. При чем тут контора?

— «Конторой» большой дом на Лубянке называют.

— Тьфу на тебя, — едва не перекрестился охранник. — Ляпнешь тоже…

И насторожился: не ляпнул ли сам чего лишнего.

— На Кузнецкий, говоришь? Ну, тогда я знаю, где его там отыскать. Спасибо.

Охранник ничего не ответил. Было видно, что он казнится за откровенность, — как бы не стало известно это его работодателям.

Александр между тем скорым шагом добрался до Малой Бронной, едва не попав под колеса, остановил «жигуленка». Не давая времени водителю разразиться бранью, распахнул дверцу и скомандовал:

— На Кузнецкий мост, срочно, — и плюхнулся на сиденье. Свирепо заорал растерянному хозяину: — Я тебе заплачу по высшей шкале! Только быстро! Срочно, черт тебя побери!!!

Водитель, так ничего и не сказав, выкрутил руль влево, вдоль Патриарших. Мелькнул памятник Крылову, место гибели Берлиоза, ставшего жертвой пророчества Воланда, проскочили мимо домов Алексея Толстого и Горького, в последнем из которых до сих пор имеется тайная комната для масонских сборищ, миновали храм, где в свое время Пушкин с Натальей Гончаровой венчался, едва успели на зеленый свет проскочить оживленный перекресток с бездарным памятником Тимирязеву, махиной бывшего ТАСС и театром у Никитских ворот-

Александр размышлял. Если он сейчас не перехватит Стаховича, дело осложнится. Предупрежденный о визите неизвестного, тот постарается скрыться или, по крайней мере, вычислить этого неизвестного… Хотя, с другой стороны, охранник может никому не рассказать об этом разговоре, опасаясь нажить тем самым себе неприятности. Кроме того, у Стаховича в машине может стоять радиотелефон… В общем, гадать на кофейной гуще и то более продуктивно.

— Куда именно на Кузнецком? — поинтересовался водитель, когда проскочили Пушкинскую улицу.

— Медленно прямо.

И подался вперед, всматриваясь в теснящиеся вдоль тротуаров автомобили.

Вон он! «Мерседес» стоял, наехав правыми колесами на тротуар.

— Стоп!

Водитель резко ударил по тормозам. Харченко достал из кармана десятидолларовую бумажку, бросил на полочку между сиденьями.

— Хватит, надеюсь?

Водитель промолчал. Этого было вполне достаточно. Но еще одна десятка была бы приятнее. Александр бросил еще пять долларов.

— Это за мою наглость, — ухмыльнулся он и выбрался из «жигуленка».

Теперь упустить Стаховича было никак нельзя.

9

Вновь пришлось ждать. В последние дни это стало слишком привычным занятием. Но теперь он четко знал, кого ждет. А это уже легче. Особенно когда предвкушаешь, что скоро ожидание закончится и можно будет переходить к более активным действиям.

По узким тротуарам в обе стороны спешили потоки людей, по мостовой плотно и медленно протискивались машины. На углу пытался вывернуть троллейбус. Часть улицы оказалась отгороженной забором, за которым укрылись зеленой материей строительные леса.

Александр никогда не любил эту улицу. Тут всегда было слишком суетно-многолюдно, тесно и неуютно. И теперь ему казалось, что все эти жаркие, потные, взбудораженные люди, снующие вокруг с сумками и тележками, кейсами и с пустыми руками, обязательно стараются задеть его, толкнуть.

Впрочем, бесцельно на тротуаре он проторчал недолго. Продумав план дальнейших действий, принял необходимые для его реализации меры. И надолго задумался.

Стаховича все не было.

Интересно, банк, о котором упомянул охранник, это и в самом деле некий банк или же какой-то термин, который должен понимать только посвященный? Если настоящий, водитель в нем, скорее всего, не должен задержаться надолго — слишком мелкая он сошка, чтобы претендовать, в представлении Александра, на роль денежного воротилы. Не должен… Ну а если Стахович является параллельно водителем какого-то «туза» этого банка? Или, что более вероятно, этот самый «туз» является боссом в обеих фирмах — и в «Плутоне», и в данном таинственном банке? Тогда дело другое, тогда он вполне мог застрять здесь на неопределенный срок.

Водитель появился почти через час. К этому времени следивший за ним уже сидел в автомобиле. Нападать на человека в самом центре Москвы было, по меньшей мере, неразумно. Да и что у него тут узнаешь, в такой круговерти? Рассудив так, Харченко договорился с частником, которого соблазнил опять же долларами.

Дорогонько обходится ему слежка. Впрочем, если бы ему предложили сейчас на льготных условиях нанять киллеров, которые бы «замочили» всех причастных к этому делу подлецов, Александр не колеблясь отказался бы. Во-первых, кровная месть сама по себе сладостна, сколько бы ни говорили о ней, как о дикости. Ну а во-вторых, тогда у него вновь пропала бы цель. Этого мститель теперь боялся едва ли не больше всего. Слишком много за эти дни пережито, чтобы теперь, найдя реальный след, уступить его кому-то другому.

И была еще одна причина, в которой он стеснялся признаться даже самому себе. Будучи закоренелым махровым материалистом, который не прошел обряд крещения даже теперь, когда это таинство стало едва ли не модой, вдовец сейчас постоянно ощущал рядом присутствие Аннушки. Вернее, правильнее, было бы сказать, не ощущал. Александр ЗНАЛ, что она все время рядом, что она смотрит на него, что она мучается там, в проклятом своем эмпирее. Потому что она не отомщена. Потому что бросился в бой за ее память не любовник, не криминальные покровители, не кто-то еще, чье вмешательство в события было бы понятным и оправданным… Нет, бросился мстить за нее человек, которому она изменяла (и сколько раз!), от которого уходила, тоже не раз, которого сама же бросила, когда ему было невыносимо трудно, которая не пришла ему на помощь, когда он ей позвонил…

Она, Аннушка, быть может, только теперь, оттуда, из неведомого далека, из-за той роковой черты, пересечь которую можно только в одну сторону, поняла, кто и в какой степени был достоин ее любви…

В конце концов Стахович появился. Вновь, повинуясь его брелочку, «мерседес» мигнул фонарями.

— Вот он!

Дремавший рядом водитель встрепенулся. Спать все свободное время, наверное, черта, объединяющая шоферов всего земного шара.

— Договариваемся так: если он от тебя не сумеет оторваться, мы с тобой рассчитываемся, как я обещал, — торопливо, сквозь зубы, выдвинул условие Харченко. — Если упустишь — ты мне платишь столько же.

С нанятого водителя сон слетел окончательно. Он от злости даже задохнулся:

— Ты что, офонарел? Мы не договаривались так!

Собрав морщины в жесткой усмешке, отставник взглянул на шофера сузившимися глазами. Процедил сквозь зубы:

— Договаривались — не договаривались… Вот теперь и договоримся. Если боишься, что не справишься, так и скажи, у меня еще есть время другого водилу, поумелее, чем ты, найти…

Водитель только зубами скрипнул. Заработать ему хотелось. А тут еще и гордость профессиональную задели.

— Ну гляди, — процедил он.

И выругался.

Теперь от «фирмача» не отстанет…

10

Как скоро выяснилось, цеплять гордость водителя не было необходимости. «Мерседес» впереди ехал строго по правилам, стараясь не провоцировать многочисленных гаишников с автоматами.

В самом деле, сейчас иметь иномарку, несомненно, престижно и шикарно. Но и хлопотно — слишком пристальное внимание привлекают к себе все эти «вольво», «мерседесы» и прочие «бээмвэшки». Отечественных «жигулят» или «москвичей», не говоря уже о старичке «запорожце» (тоже, к слову, нынче иномарка), тормозят редко, действительно только за дело. А заполонивших московские дороги авто «забугорного» происхождения нередко останавливают просто для выяснения личности водителя.

…Попетляв по узеньким улочкам Центра, обе машины выкатили на Тверскую. Тут, как обычно в это время дня, автопотоки шли плотно, так что перегнать или отстать было трудновато. Лишь бы только не проморгать момент, когда преследуемый попытается перестроиться в крайний ряд, чтобы свернуть со столбовой дороги. Но этого не происходило. Поток медленно дотянулся до моста у Белорусского вокзала. И едва машины его преодолели, дружно развернулись веером, прибавили скорость. Ленинградское шоссе, наверное, вообще можно признать эталоном городских магистралей: по нему можно идти на скорости не опасаясь. Ему бы только от светофоров напрочь избавиться… Как в Киеве на проспекте Победы.

За «мерседесом» и здесь следить было несложно — поток машин шел так, что держать большую дистанцию не было необходимости.

Миновав Сокол, ушли левее, по Волоколамке. Опять прибавили скорость. Проскочили по путепроводам над железной дорогой, мимо платформы Покровское-Стрешнево…

— Куда он тянет-то? — пробурчал водитель.

Хотел бы и Александр это знать. Тогда бы долларами не стал сорить, разыскивая.

Наконец, когда миновали тоннель под каналом, «мерседес» начал притормаживать, включил правый поворот.

— В Тушино пойдет.

Александр этот район знал очень плохо, не помнил даже, когда доводилось бывать. Попетляв по старым, обсаженным разросшимися деревьями улочкам, «мерс» прижался к бордюру и остановился. Стахович выбрался из него и направился к подъезду. Автомобиль прощально мигнул огнями и коротко просигналил.

Харченко бросил своему водителю смятую зеленую бумажку и, не дожидаясь сдачи, бросился вдогонку.

Он успел как раз вовремя.

Шаги наверху замерли, зазвенели ключи.

«Третий этаж», — прикинул преследователь и быстро, прыгая через ступеньку, стараясь как можно меньше шуметь, побежал наверх. Ему сегодня везло — опять успел вовремя. Заметил, какая из дверей захлопнулась. На ней значилась цифра «8».

Это был успех. Это была удача. Это был след. Реальный, настоящий след. Теперь, когда кончик этой тоненькой ниточки оказался в руках, главное заключалось в том, чтобы не оборвать ее.

Пришедший мстить человек, теперь уже не торопясь, поднялся на площадку. Несколько секунд постоял, стараясь хоть немного унять колотящееся от волнения сердце. Слишком долго он сюда стремился, чтобы оставаться спокойным.

Но и слишком долго тянуть было нельзя. Нужно действовать! Хотя бы уже потому, что Стахович мог, придя домой, первым делом взяться за телефон.

Узенькую ленточку провода отыскал сразу — она находилась там, где и должна была обнаружиться: выглядывала из-под скрывающего антенный кабель, тянущегося вдоль стены кожуха. Опытный оперативник достал из кармана видавший виды перочинный ножик и, немного вытянув провод, по очереди, чтобы не замкнуть их, легко перерезал тонкие медные жилочки. Конечно, у Стаховича мог оказаться и радиотелефон, но с этим уж ничего не поделаешь — создателя радиопомех у уволенного со службы майора быть не могло.

Пора! Мститель подошел к «восьмой» двери. На секунду притормозился. По большому счету нужно бы дождаться темноты, убедиться, что Стахович в квартире один… Но остановиться Харченко уже не мог. Как стайер после долгого марафона. Решил полностью положиться на удачу. Дуновения эфирного ветерка на щеке не чувствовал. И расценил это как Аннушкино поощрение к действию. Хотя, ощути он такое дуновение, расценил бы его точно так же.

В конце концов, подумалось: рано или поздно все равно придется умирать. Так почему это не может случиться сегодня, сейчас, коль уж решился на такое дело? Если разобраться, риск оправдывается ничуть не реже, чем подводит безрассудство. Это, по сути, одно и то же. Только именуется по-разному. Да и то чаще лишь в зависимости от результата, то есть задним числом.

Александр спрятал нож, достал из кармана тонкие резиновые хирургические перчатки, с трудом натянул их. Пошевелил пальцами, чтобы сидели плотнее. Вздохнул. Вдавил кнопку звонка.

И похолодел. За дверью громко взлаяла собака. Как же он сразу не подумал о такой вероятности? Сейчас ведь в Москве псину иметь старается каждый… Болван, совсем опыт растерял…

Лай пошел на спад. Харченко перевел дух. Это была не собака. Просто звонок имел такой сигнал.

— Кто там?

— Валерка, открой, это я, Саня.

— Какой Саня?

Вопрос оказался риторическим — послышался лязг отодвигаемого запора.

Дверь распахнулась. За ней стоял Валерий Стахович. Человек, который должен был дать первичную информацию, с нее-то мститель собирался начать раскручивать весь клубок.