След мстителя

Ретро-5

Смуглое матовое тело Джоанны серебрилось в свете по-южному крупной луны.

— А как твое настоящее имя?

Она спрашивала нежно, уютно устроившись на его мощном бицепсе.

— Какая тебе разница? — утомленно ответил Александр. — Нам ведь и без имени хорошо с тобой.

Джоанна мягко провела ладошкой по его небритой щеке.

— Ты ведь террорист…

Харченко отдернул голову. Ответил излишне резко:

— Я? Я не террорист. Террорист — это тот, кто угрозой применения силы старается добиться исполнения каких-то своих планов.

— Или угрозой применения силы старается воспрепятствовать свободе волеизъявления. Разве не так?

Он промолчал. Джоанна про него мало что знала наверняка. Больше догадывалась. Вот и теперь он не исключал, что где-нибудь стоит диктофон, который скрупулезно зафиксирует его признание.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — усмехнулся Александр. — Но если попытаться говорить на отвлеченные темы, могу ответить. Любая страна имеет право бороться с утечкой сведений, представляющих секрет. Можно спорить о том, правильный ли выбран метод. Но о принципе спорить не приходится.

— Но ведь ты своих убиваешь…

— Я? Да никогда в жизни! Но если вдруг возникнет необходимость, предателей своей страны могу и убить… В принципе я такое не исключаю.

Джоанна поерзала, улеглась поудобнее:

— Мы с тобой о политике говорить будем?

…Это было уже после того, как он сумел не попасть в подготовленную ею засаду.

1

Солнце безжалостно хлестнуло по глазам. Александр проснулся мгновенно, выбросил перед собой ладонь, спасаясь от беспощадных жестких лучей.

Услышал звонкий девичий смех.

Тут только сообразил, что лежит на матрасе, на полу своей квартиры, головой к окну, а значит, солнце не может бить в него прямыми лучами.

— Зеркало убери, — не выдержал, улыбнулся.

В голосе Анастасии слышалось явное разочарование:

— А как ты про зеркало догадался?.. Завтрак готов, засоня.

Из-под век исчезли красно-радужные разводы. Александр открыл глаза. У двери комнаты стояла Анастасия, держала в опущенной руке сияющий диск его бритвенного зеркала.

— Юмористка, — недовольно пробурчал Харченко.

А сам невольно залюбовался ею. Молодая, улыбающаяся, коротко стриженная, без единой морщинки на лице, свежая, успевшая чуть подкраситься… Все же у девичества есть свое очарование. Хоть Александр и предпочитал зрелых женщин, сказать, что не заглядывался иной раз на такие вот неоформившиеся пока, почти детские, фигурки, было бы неправдой.

Легко откинув простынку, хотел было подняться… И тут только понял, что спал обнаженным. Анастасия глядела с нескрываемым любопытством: как-то ты себя поведешь. Смущения не показала. Нагляделась уже небось…

Ну и я не буду смущаться!

Харченко, стараясь не выглядеть растерянным под ее насмешливым взглядом, подскочил и… взялся за гирю. Начал легко подкидывать ее, делая зарядку. Не выдержала Анастасия. Прыснув, вышла из комнаты.

И ему стало неловко. Что и кому он этой выходкой доказал?

…Завтракали чаем с бутербродами.

— Если доведется нам с тобой еще когда-нибудь вместе завтракать, соизволь приготовить мне что-нибудь посущественнее, — добродушно пробурчал хозяин. — Я предпочитаю завтракать плотнее.

Анастасия даже жевать перестала:

— А такое возможно? Я говорю о том, чтобы я у вас ночевала…

Харченко усмехнулся. Ситуация его забавляла.

— Почему бы и нет? Негде будет ночевать — приходи, всегда приму. Понятно, тебе с… — чуть было не сказал «с Павликом», но вовремя поправился: — Со сверстниками веселее, чем с таким старым перцем, как я, но на худой конец могу сгодиться… Или нет?

Она ничего не ответила. Молча прихлебывала чай. Александр и сам ощутил, насколько сказанное им пошло и… не по-мужски, что ли.

Но не извиняться же!

— Знаете, а мне, честно говоря, больше нравится иметь дело именно с мужчинами старшего возраста, — заговорила после затянувшейся паузы девушка. — С вами интереснее. И разговаривать, и вообще общаться. Понятно, я имею в виду тех, кто не опустился… У вас есть интересы, какие-то знания более широкие, эрудиция, с вами всегда найдется о чем поговорить… Даже в постели с вами интереснее. Молодые парни все умеют, все знают, все испытали, им чего-то такого нового, необыкновенного надо. А вы умеете быть благодарными женщине за то, что она для вас сделала.

Александр растерялся. Уже не в первый раз эта девчонка сумела загнать его в тупик. Сейчас он мог ожидать чего угодно, но только не гимна мужской зрелости из юных уст этого полуребенка. До него и без того не доходило, чего ради пигалица пришла к нему, осталась у него, да еще и… А тут — новая вводная поступает!

— Ну уж благодарности от меня сегодня ночью было… — пробормотал он растерянно.

— Вы просто устали очень, — легко оправдала она его. — И вообще вы такой грустный, такой… Я же чувствовала, что вы плакали ночью.

Давно Харченко не краснел так сильно, как сейчас. И это заметила!

Ой, как же она непроста! Не может же, никак не может оказаться девчонка в ее возрасте настолько чуткой. Или все-таки может?

Черт их, баб, разберет!

Анастасия отодвинула недопитую чашку.

— Я пойду, Александр Михайлович.

— Иди, — кивнул. Добавил, отведя взгляд в сторону: — Ты извини, если что не так. И за пошлость не сердись. Не за этим самым ко мне заходи. Если помощь какая будет нужна — я всегда к твоим услугам.

Она напряглась. Молча теребила край старенькой истрепанной клеенки, покрывавшей стол. «Опять глупость сморозил», — понял он. Это в чем он ей помочь сможет? Опять кого замочить, если только…

— Хорошо, — сказала она. — И вы не держите на меня зла.

— Да за что же, милая? — вырвалось непроизвольно.

Она не ответила. Молча поднялась из-за стола, протиснулась мимо Александра. На секунду, колеблясь, остановилась на порожке кухоньки. Не то сказать что-то хотела, не то от него каких-то слов ждала… Потом резко повернулась и вышла. Громко звякнула защелка дверного замка.

Харченко еще немного посидел. Достал бутылку, выплеснул остатки коньяка в чашку, прямо в него всыпал полную ложку кофе и залил все это крутым кипятком. По квартире поплыл сладко-горький аромат.

Одолевала растерянность. Человек конкретный, Александр не мог мириться с чем-то, чего не понимал… Что же это было? С его стороны понятно. А с ее? Авантюра — чтобы перед подружками было чем похвастаться? Безрассудство? Стремление приткнуться к сильному мужчине? Завязка сложной интриги, конечной целью которой будет месть за Павлика?..

С мужчинами легче — они понятнее. Даже в подлости, в хитрости, в сволочизме… Все равно понятнее. На что уж Ркацетели непредсказуем был, но даже его в конце концов вычислить удалось. А вот как эту пигалицу понять?

Задумчиво потягивая кофе, отставной оперативник вдруг заметил, что на подоконнике лежит что-то незнакомое. Поднялся, подошел взглянуть. Это была женская косметичка. Щелкнув зажимчиком, открыл крышечку. Обычная бабья дребедень — помада, пудра, карандаш для глаз, тушь, пилочка, ножнички… Чего только не понапридумали для того, чтобы казаться красивее, чем природа одарила!

Нужно, кстати, на всякий случай номер телефона ее запомнить. Мало ли что… Вдруг когда понадобится. Ту же косметичку вернуть, например.

Александр подошел к аппарату, нажал кнопку. И тупо уставился, ошеломленный, на высветившиеся на табло цифры.

До него начало медленно доходить, что именно ее так в нем привлекло.

В сером окошечке обозначился номер, который, по словам Леонида Васильевича, знают очень немногие — номер личного телефона Виктора Борисевича, начальника охраны банка «Плутон». Ранее майора КГБ, а ныне преступного «авторитета» по кличке «Сева». Человека, который отдал приказ об убийстве Анны.

Выходит, Анастасия была тут по заданию его старого сослуживца.

Это объясняло многое. Одновременно запутывая ситуацию в невообразимо сложный узел.

2

Итак, деятельность офицера спецслужбы запаса Александра Харченко для мафии секретом больше не является. Преступный мир знает теперь о нем практически все: имя-фамилию, домашний адрес, род его предыдущей деятельности… Каким образом сумели на него выйти — вот вопрос. Как могло получиться, что в нужный момент в нужном месте оказался нужный человек? Подобным образом спланировать, спрогнозировать, смоделировать ситуацию может только спец высшей категории.

Борисевич к таковым принадлежал. Он в свое время такие комбинации просчитывал — закачаешься. И Моисеев, и Идальго его заслуга, Александр был лишь ведомым исполнителем. Даже из-под «колпака» Джоанны он умудрился выпутаться без особых для себя потерь, в значительной степени благодаря великолепно задуманной афере Борисевича.

Впрочем, попытался упростить ситуацию Александр: не слишком ли я о Викторе высокого мнения? Все могло сложиться значительно примитивнее.

Анастасия действительно попала к Павлику в тот вечер совершенно случайно. Не исключено, кстати, что она вообще все эти дни жила у него постоянно. Если это допустить, девушка оказывается во всей этой истории, как к караваю сбоку припека.

Допустим. Но тогда совершенно необъяснимо, почему это она вдруг увязалась за ним? Никакого другого ответа не существует, кроме как для того, чтобы точно узнать, кто он такой и где живет. Даже если она действительно раньше его видела, Анастасия могла не знать, кто он такой. Попав к Александру домой, увидев фотографию Аннушки, она все поняла. Потом позвонила и сообщила обо всем Борисевичу. Кстати, присовокупив информацию о том, что у него в гостях был следователь МУРа Буераков. И это, наверное, самое худшее во всей этой истории. Одинокому мстителю что-то еще может сойти с рук. Человеку, работающему на «уголовку», — нет.

Итак, версия о случайном участии Анастасии в этой истории критики не выдерживает. И получается, что Борисевич, подставляя эту пигалицу, должен был точно знать, что рано или поздно к Павлику придет некто, объявивший войну мафии. Откуда? Как он мог это вычислить? Ответ сможет дать только сам Борисевич.

…Размышляя и потихоньку потягивая из горлышка бутылки какое-то импортное пиво, Александр сидел на краешке невысокой каменной оградки. Отсюда хорошо был виден вход в банк «Плутон», в то время как сам он охраннику в глаза особенно не бросался. Набравшись терпения, Харченко дожидался своего друга-противника. Необходимо было установить, постоянно он находится здесь или же только изредка наведывается. Какого-то плана действий у Александра не было. Просто захотелось взглянуть на Борисевича разочек, хотя бы издали.

А мысли текли своим чередом.

Где и как было бы удобнее отловить Виктора? Как сделать, чтобы можно было с ним поговорить? Не лезть же, право, напролом…

В принципе убить человека, какой бы пост он ни занимал, не Бог весть какая проблема. Более или менее нетрудно обеспечить себе пути отхода и алиби… Убийца президента с ножом в кармане — сказочка для дураков. В крайнем случае — сказочка про дурака.

Впрочем, с политическими лидерами Харченко никогда не связывался. Да и не желал того. А вот с преступными «авторитетами» самого высшего ранга «работать» приходилось. В том числе и за границей. Бразилия, Ангола, Португалия… Не говоря уже о Советском Союзе, который довелось изъездить в свое время вдоль и поперек.

Так что убить сейчас того же Борисевича, как бы тот ни был готов к встрече, не столь уж сложная задача. Проблема в другом. Во-первых, предварительно необходимо с ним поговорить. Получить ответы на вопросы, которые занозой сидят у Александра в голове, в душе, в сердце… А во-вторых, стрелять из-за угла в человека, с которым когда-то работал… Да и в Гвинее… Ведь именно Борисевич пусть и не спас, но здорово выручил его.

Нет, просто выстрелить в Виктора из-за угла он не мог.

Даже не так… Александр вообще не знал, сможет ли убить его. Даже если бы на все сто был убежден, что Борисевич сознательно отдал приказ убить Анну. Как бы ни относился Харченко к Анне, мужские взаимоотношения предполагают нечто большее, чем месть за женщину… Опять же не так. Месть — это святое, это именно мужское. Месть кому бы то ни было. Тем более месть за женщину. За любимую женщину… Но тут — особый случай. С Виктором они вместе служили, работали, на задания, где платой за ошибку была жизнь, вместе выезжали… Их связывает нечто большее, чем воспоминания о совместных командировках…

Александр почувствовал, что запутался. И теперь терпеливо ждал, когда появится Борисевич. Чтобы взглянуть на него хотя бы издали. Это ему казалось сейчас самым важным.

3

Борисевич появился только под вечер. Он подкатил на «мерседесе». Что, они на всю фирму закупили одинаковые машины, что ли? Или это сделано специально, чтобы запутать тех, кто будет следить за ними?

Вышколенный охранник подскочил, распахнул дверцу. Всем своим видом показывал готовность едва ли не дорожку перед шефом расстилать — или самому вместо дорожки расстелиться. И Виктор ступил на тротуар.

Насколько можно было судить с такого расстояния, он не изменился. Только стал солиднее. Многие люди, наверное, обращали внимание на ту уверенность, с которой ходит, носит себя солидный человек. Он не просто убежден, что все в этом мире принадлежит ему. Это у него успело впитаться в подкорку. Он держит себя так, словно своим поведением показывает: я уже поднялся на такую вершину, до какой вам всем тянуться — не дотянуться.

Борисевич что-то коротко спросил у охранника. Тот все так же подобострастно ответил. Подскочил, обежав шефа, к двери, распахнул тяжелую, деревянную с медью створку. И Виктор исчез в чреве банка. Свидание старых друзей можно считать завершенным, усмехнулся Александр. Теперь неплохо было бы сделать так, чтобы появилась возможность им пообщаться где-нибудь наедине.

Встреча в банке — вариант, естественно, не лучший. Коли Борисевич предупрежден, что Харченко лично занимается этим делом, гостя в здание впустят без проблем. Но там он либо ничего не добьется, либо не сможет оттуда выйти. В пасть дракону лезть нужно только в случае, когда дракон понимает, что тебя лучше отпустить. Ну а кроме того, если пойти по пути наименьшего сопротивления, условия игры будет диктовать противник. Это сомнительный путь к успеху.

В былые времена Александр любил при случае расписать преферансную «пулечку». Игроком он был неважным — прежде всего потому, что в карты ему всегда не везло. Но сказывалось и другое: в погоне за тем, чтобы самому вести игру, он часто неоправданно рисковал. Заказывая рисковый «мизер», он ощущал азарт дуэлянта, бросившего перчатку более опытному фехтовальщику. Ну и проигрывал, естественно. Не всегда, но чаще, чем хотелось бы. Зато он считался непревзойденным мастером ловить чужие «мизера». Разрушить планы соперника, подловить его в ситуации, когда тот считает себя в полнейшей безопасности, — вот в чем он видел подлинное мастерство.

Короче, прямой путь в банк Александр отмел напрочь. Попытаться проникнуть в него потихоньку? Так ведь банк специально оборудуется, чтобы в него проникнуть было невозможно. Опять попытаться проследить, куда поедет Борисевич? Этот вариант был хорош с дилетантом Стаховичем. С Виктором он не пройдет — тот слежку почувствует мгновенно.

Ну что ж, придется по-прежнему действовать осторожненько. Пусть противник предупрежден, нервировать его не следует.

Следовало подумать и о том, как теперь станет действовать сам Борисевич. Итак, он уже осведомлен, что нескольких его сподвижников на тот свет отправил бывший сослуживец. Что он может предпринять? Подослать к нему домой костоломов-боевиков — того же Анастаса, например, или Малыша — Ганиева. Цель? Месть за товарищей по преступному ремеслу… Слабо. Виктор не станет подставляться из-за Павлуши с Германом. А если он пришлет костоломов, покажет Александру, что криминальный мир осведомлен о его деятельности. Ведь сегодня о степени информированности Харченко мафия пока не подозревает. К тому же вчерашний визит к нему следователя МУРа…

Скорее всего, Виктор решит немного выждать. Не форсировать события. Поверил ли он «дезе», которую подсунул ему бывший сослуживец, будто отомстил всем, кому считал нужным, и больше стрелять не собирается? Скорее всего, принял к сведению, но сомневается. Борисевич никогда ничему не верит сразу, всегда во всем сомневается, пока не будет убежден окончательно. По той же причине, рассчитывал Харченко, старый приятель и сейчас не станет форсировать события, пока не удостоверится в том, что Александр продолжает действовать. Значит, осечку допустить теперь никак нельзя. И выходить нужно непосредственно на Севу.

День клонился к вечеру. Решительно отставив пустую бутылку, Александр зашагал к Садовому кольцу.

4

Ночь выдалась лунная. Хорошо отдохнувший, Харченко, оставив нанятого частника за несколько кварталов от нужной улицы, остаток пути прошел пешком. Остановился по пути у ярко освещенного коммерческого киоска, купил у клевавшего носом торговца пару бутылок пива. Специально попросил, переплатив, достать напиток из холодильника. Одну бутылку открыл. К подъезду подошел, демонстративно приложившись к подернутому росой горлышку.

Дом, в котором жил Борисевич, располагался недалеко от Садового кольца, в тихом скромном переулке. Среди облупившихся, потрескавшихся, «охраняемых государством», тихо разрушающихся двух-трехэтажных домиков высилась липецкой кладки кирпичная башня, при тусклом ночном освещении сияющая широкими застекленными лоджиями. За огромным стеклом залитого светом вестибюля, среди густых зарослей разлапистых вьющихся растений виднелся столик, за которым клевал носом, пытаясь бороться со сном и равнодушно, как автомат, пережевывая жвачку, здоровенный мордоворот, которого, при его комплекции, нежным словом «консьерж» и называть-то неловко.

Харченко лично против этого человека ничего не имел. Но теперь, после того как стало ясно, что мафия так или иначе контролирует его деятельность, приходилось ускорять события. А потому, отдавал себе отчет Александр, не исключено, что в отношении этого человека ему придется поступить излишне жестоко, так как ему необходимо сейчас решить две взаимоисключающие задачи: проникнуть в квартиру к Борисевичу и сделать так, чтобы страж не смог предупредить его старого приятеля о нежелательном визитере. Так что единственное, что могло облегчить участь охранника, — если этот парень настолько ему поможет, что в его молчании можно будет увериться, как говорится, на сто двадцать процентов.

Особо рассчитывать на это было бы наивно. Александр исходил из того, что вполне логично, если столь крупный мафиози обязательно посадит у двери своего дома надежного человека, чтобы максимально обезопасить себя от всяческих незваных гостей. Тогда он, охранник, непременно постарается известить патрона о грозящей опасности.

…Услышав стук в стекло, страж тяжело поднял веки и уставился крохотными глазками за широкий экран стекла. Смерив взглядом фигуру Александра, поднялся и вразвалочку направился к двери.

— Чего надо?

Дверь он не открыл, разговаривал через стекло, хотя слышно было хорошо. Глядел при этом недобро, недоверчиво, исподлобья. С видимым сожалением скользнул глазами по матовой запотевшей пивной бутылке.

— Фирма «Гринго», — сообщил Харченко. — Вызов в двенадцатую.

Казалось, даже сквозь стекло двери стало слышно, как тяжело начали проворачиваться мысли в мозгах парня. Он не знал, как поступить в подобной нестандартной ситуации. Обычно жильцы обязательно предупреждали консьержа, если ждут ночью гостей.

— Ну, чего торчишь, как кое-что в брачную ночь? — весело поторопил Александр. — Время-то идет. Меня вызывали, ждут уже…

Наконец у стража созрел вопрос:

— А к кому ты?

— Откуда я знаю? Сказано же: в двенадцатую.

— Почему хозяева не предупредили? — по-прежнему колебался охранник.

— Это уже не мое дело, — раздраженно пожал плечами Александр. — Сам разбирайся со своими квартирантами. Давай-ка открывай.

— А зачем?

Харченко ухмыльнулся двусмысленно:

— Ты что, дурак? Сказано же тебе: по вызову. Не знаешь, кого в четыре утра вызывают?

Страж не знал. Девочки приезжали, бывало, и мальчики… Но чтобы зрелый мужчина не слишком видной внешности… Такого припомнить он не мог. Справедливости ради надо добавить, что и сам посетитель не знал, что скажет, если страж станет допытываться о подробностях вызова. Он блефовал, как хорошо умел делать в былые времена. Тем более что и само название фирмы придумал только что, экспромтом.

— Я должен позвонить и спросить, — решил, наконец, охранник.

— Звони, раз положено, — согласился Александр. — Только впусти сначала, я у тебя посижу — очень уж жарко сегодня на улице.

И выбросил козырь: достал непочатую бутылку пива и показал через дверь:

— Будешь?

Больше всего он боялся, что парень обратит внимание на резиновые перчатки на руках искусителя.

Обошлось. Студеная, даже на вид, бутылка решила вопрос. Охранник отодвинул могучий засов и распахнул дверь.

Харченко шагнул через порог. За спиной вновь проскрежетала в пазах полоса стали. Теперь все зависело только от того, сумеет ли он договориться с этим бугаем.

Охранник взял бутылку. Умело подцепил пробку зубами. С наслаждением сделал несколько больших глотков. По горлу крупно, как поршень, прошелся кадык.

Сейчас бы по нему, по кадыку, — совсем легонько, ребром ладони…

Нельзя. Слишком рано. Нужно сначала узнать все о Борисевиче.

В душе шевельнулась жалость. Парень-то этот при чем? Работает вот так… Доверчивый. Глупый. В чем он-то виноват?.. И если парня этого и в самом деле убить придется, чем тогда он сам, майор запаса государственной безопасности Харченко, от преступника Стилета отличается, коль тоже начнет убивать невинных? Это ведь не телохранители в лесу, сами готовые изрешетить его изо всех стволов…

Сам себя пытался убедить: вон Анастасию пожалел — а она на него тут же «накапала». Павлика пожалел — и он обманул… Но убедить себя не получалось. Парня все равно было жаль. Но ведь и оставлять его никак нельзя. Борисевич ни в коем случае не должен быть предупрежден, что Харченко выходит на него непосредственно.

Как же быть-то?..

— Так к кому ты? — благодарно оторвался от бутылки охранник.

— В общем-то к тебе.

— Я-то тебе на кой хрен? — добродушно осклабился тот. — Я не из тех, кому нужен мужчина в четыре часа утра.

Вон ведь как повернул, оценил Александр. Наверное, доводилось стражу по ночам пропускать в дом и мальчиков, и девочек по вызову.

— Поговорить надо.

Тут только охранник насторожился. Перехватил полупустую бутылку половчее, чтобы ударить можно было. Поздно, батюшка, поздно…

— О чем?

— Меня интересует некто Виктор Анатольевич Борисевич, жилец этого дома.

Парень напрягся. Теперь уже Харченко не сомневался, что это и в самом деле человек Виктора. Или все-таки нет?.. Может, просто он всех жильцов тут знает?

— Кто ты такой?

— Какая тебе разница, кто такой я? — склонив голову к плечу, произнес Александр. — Речь идет о том, кем ты будешь через полчаса. Живым человеком, который сможет утром выпить еще бутылочку пивка, или же покойником, на котором студенты станут учиться делать операции. Выбирай.

Бугай — он и есть бугай. Ума у него… Охранник аккуратно поставил недопитую бутылку на стол и вытянул вперед могучие лапы.

В следующее мгновение он уже лежал на полу, прижатый коленом между лопаток.

— Не дергайся, парень. Ты главную глупость уже сделал, когда впустил меня сюда. Теперь только от твоего поведения зависит, сколько тебе жить осталось: лет пятьдесят или пятнадцать минут.

Охранник дернулся, еще раз попытался вывернуться. Харченко схватил его за волосы, мощно рванул голову на себя. Захрустели шейные позвонки.

— Еще раз дернешься — получишь по затылку. Да так, что морда твоя красивая в блин превратится, — пообещал пришедший. — Усвоил?

Охранник затих.

— Так поговорим? — чуть побольнее выкрутил ему руку Александр.

— Поговорим, — охнул страж.

— Вот и ладненько.

Александр провел по его карманам, по поясу. Ничего не обнаружил. Поднялся, отпустив парня из своего железного захвата, отодвинулся к столику. Выдвинул ящик. Там лежал пистолет.

И тут в глаза бросилась промелькнувшая по губам злорадная ухмылка потирающего плечо охранника.

Что случилось? Мгновение назад этот дебил был напуган и мечтал только о спасении. И вдруг — улыбка. Почему? Это нелогично, психологически неоправданно…

Если только… Если только он не сумел своим сигнал подать. Но как? Каким образом? Он же эти несколько секунд все время был в поле зрения Александра.

А вдруг… Мысль была нелепой, невероятной. Но единственно она могла объяснить эту ухмылку…

Харченко рванул на себя ящик стола. Тот с грохотом вывалился из гнезда. За ним потянулась и тут же лопнула тоненькая жилочка провода.

Все ясно. Когда он открыл ящик, где-то сработала сигнализация. И сюда уже устремились головорезы-охранники. Этот ящик открывается только для подачи сигнала тревоги.

Логично — одним движением и пистолет достаешь, и подмогу вызываешь.

Куда мог пойти сигнал? Если в милицию, машина ПМГ может подъехать в любую минуту. Если в дежурную службу частного охранного предприятия, какое-то время еще имеется. Но исходить, понятно, нужно из худшего варианта.

— Ты допустил ошибку, парень, — спокойно произнес Александр. — Тебе следовало меня об этом предупредить.

Он достал из висевшей на плече сумки пистолет с заблаговременно навинченным цилиндром. Увидев оружие, охранник побледнел.

— Погодите! Я вам все скажу, — взмолился он. — Борисевич сегодня прямо с работы поехал на дачу. И завтра весь день будет там же. С дачи поедет на работу. Здесь появится только вечером в понедельник. Я тогда тоже буду дежурить. Я никому ничего про вас не скажу. Я вас сам в понедельник сюда впущу… Только не убивайте!

— Слишком поздно, парень. Ты должен был меня предупредить о сигнализации. Извини…

Вышвырнутая зубом выбрасывателя пистолета гильза, прыгая по бетонному полу, звенела громче, чем хлопнул выстрел. Охранник нелепо взмахнул руками и повалился, опрокинув стул. Он еще сучил ногами, размазывая по мраморной крошке широкой струей льющуюся кровь, когда Александр, торопливо бросив в сумку оба пистолета — свой и охранника, — уже выворачивал его карманы. Понятно, что Борисевич в подобное совпадение не поверит, но для других стоило попытаться на всякий случай сымитировать убийство с целью ограбления.

Потом Харченко поспешно вышел на улицу. Тишину предрассветных сумерек нарушали только птичьи трели. Шевельнулась мысль: может, никакой тревоги и не было? Может, напрасно он этого беднягу пристрелил?

Словно в ответ на сомнение, в конце переулка мигнул отсвет фар приближающегося автомобиля.

Харченко спокойно прошел в скверик, выбрал уголок потемнее, присел на скамейку, укрывшись за плотным рядом стоящих на стоянке автомобилей. Вовремя. Из притормозившего «рафика» высыпали люди. Все крепкие, плечистые парни, у всех куртки расстегнуты, под ними, без сомнения, пистолеты на боевом взводе.

Расположились они умело. Двое остались на улице, внимательно глядя по сторонам. Остальные прошли внутрь. Находились там недолго. Вышли обратно.

В предрассветной тишине голоса разносились громко и далеко.

— Опоздали. Нам тут делать нечего, — прокомментировал один из приехавших. — Гарик, вызывай милицию. Пусть они ищут, — и добавил с неожиданной горечью: — Жаль Серегу. Какая скотина тут побывала?

Милицейская машина подъехала на удивление скоро.

— Что тут у вас произошло? — начальственно спросил старший ПМГ.

— Нападение, лейтенант. Убили нашего охранника. Похищено оружие. Похоже на ограбление.

Прибывший милиционер гонор поубавил:

— А вы кто такие?

— Вот мои документы, лейтенант. Я оперативный дежурный охранно-детективной фирмы «Плутон-дубль». Погибший — наш сотрудник Сергей Иванов.

Харченко почувствовал, что у него внутри что-то оборвалось. Выходит, это был не человек Борисевича. За что же я его тогда?..

Жизнь человеческая… Как же мало ты стоишь…

Хотя, с другой стороны, опять «Плутон»… Что это: случайное совпадение или тоже дочерняя фирма, типа того же «БИпи»?

Да какая разница? Парня необходимо было убить, чтобы он не поднял тревогу, чтобы информация о том, что он разыскивает Борисевича, не дошла до того раньше времени, чтобы ни у кого не было описания его внешности… Все это было так. Но Иванова было жаль. Александр знал, что на его совесть легло еще одно кровавое пятно.

А с души кровь не смывается ничем.

5

Что-то, Харченко, похоже, ты расслабился. То бездарно подставился пигалице, благодаря чему мафия теперь осведомлена о твоей деятельности. То теперь убил человека, который, по всей вероятности, ни сном ни духом к убийству Аннушки отношения не имеет. Да, неприятный тип, да, тупой, да, получилось так, что из-за него тревога поднялась… Но ведь этот парень всего лишь выполнял свои обязанности! Он деньги получал за то, чтобы вовремя тревогу поднять! А ты его ни за что ни про что…

Александр вернулся домой, когда уже совсем рассвело, и теперь лежал на диване, не в силах уснуть, размышляя о происшедшем, анализируя, какие и когда допустил ошибки. Картина рисовалась не слишком красивая. Впредь так наобум подставляться нельзя. Подобные подставки в играх, где на кон поставлена жизнь, как своя, так и чужая, не прощаются. Себе, во всяком случае, смерть Сергея Иванова Харченко не простит. Беда в том, что никакое раскаяние убийцы жертву в мир людей уже не вернет.

Теперь о деле.

Можно констатировать, что первая вылазка против Борисевича с треском провалилась. И Виктор теперь точно знает, что за ним охотятся, а также осведомлен, кто конкретно. Так что вполне возможно, он сегодня же направит сюда своих костоломов. Хотя… Хотя необязательно. Во всяком случае, есть шанс, что это произойдет не сегодня. Скорее всего, у Александра до понедельника есть фора. Ведь уик-энд Виктор должен проводить на даче. Коли убитый охранник не является его сотрудником, Борисевич до понедельника, скорее всего, не узнает о происшествии в подъезде его дома. Даже если это его сотрудник, о гибели рядового охранника босса могут и не проинформировать. Не исключено, правда, что про этот случай расскажут по телевидению. Но даже если «Дорожный патруль» сюжет продемонстрирует, вполне может получиться, что Борисевич и его люди передачу не увидят. И в самом худшем случае, если о происшествии в собственном доме Виктор узнает, вряд ли он прервет отдых ради того, чтобы лично разобраться в ситуации, отложит до следующей недели. В крайнем случае ограничится тем, что отправит кого-нибудь из подручных…

Короче говоря, время для того, чтобы организовать неожиданный визит к старому другу, похоже, есть. Именно данный визит, по мнению Александра, является наиважнейшим делом на сегодняшний день. Соломоном можно будет заняться и потом. Да и с Анастасом разобраться тоже, хотя его роль в данной истории вообще не слишком понятна.

Итак, сейчас обязательно нужно узнать адрес дачи Борисевича. Его Буераков не сообщил. Не исключено, что и сам не знает. А как тогда его можно узнать? Харченко решительно потянулся к телефону. Начал было уже набирать номер Васильковского, но на середине остановился. Стоп! Хватит уже необдуманно действовать! А если Михаил все-таки поддерживает отношения с Борисевичем? Ведь исключать такое нельзя. Сейчас я спрашиваю у него: как, мол, найти Витьку? Если Михаил хоть в какой-то степени связан с Борисевичем, вполне возможно, сообщит тому об этом звонке. Присовокупив, без задней мысли, чем и почему сейчас занимается Александр. И будет прав. Он-то, скорее всего, и не подозревает о роли их общего старинного сослуживца во всей этой истории. Не зная всех подробностей, он может решить, что у Александра сдвиг на почве убийств и мщения, помноженный на длительное пристрастие к алкоголю. Если же Васильковский с Борисевичем никак не связан, тогда звонок и вовсе окажется лишним, он ничего не даст… Нет, Миша ему в этом вопросе не помощник.

Колебания Александра прервала телефонная трель. Когда не знаешь, что предпринять, трубку хватаешь быстро, будто надеешься подсознательно, что звонок может послужить перстом судьбы. Вот и теперь он даже на табло не взглянул, не узнал, кому понадобился.

— Слушаю вас!

— Сало, — донесла мембрана.

Харченко подобрался. С чего это Буераков решил ему звонить?

— Слушаю, — повторил.

— Это ты в дом пытался прорваться?

А, черт! Лучше бы посмотрел на индикатор и не поднимал трубку! Механически взглянул на табло. Там высветился ряд прочерков — номер не определился. Буераков звонил либо по автомату, либо с какого-то закрытого для определения номера. Опасается подслушивания, понял отставной оперативник.

— Да.

— И зачем тебе этот парень нужен был? — В голосе Буеракова ясно слышалась злость.

Очевидно, он до последнего момента надеялся, что его знакомый к этому убийству отношения не имеет. И теперь в нем поднимался протест профессионала: знает убийцу, а ничего поделать не может.

— Я не хотел. Так получилось, — с досадой произнес Александр.

— У него получилось… А мне что прикажешь делать?! — сорвался на крик голос. Но тут же сбавил тон: — Ладно, об этом мы еще поговорим. Ты там, кретин, опять подставился. Профессионал гребаный, …твою мать! А теперь пиши адрес…

Александр подтянул к себе блокнот, записал продиктованное.

— Позвонил бы мне, — продолжил Леонид Васильевич, — не пришлось бы лишнюю кровь проливать… Это адрес дачи твоего друга. Но только… — говоривший запнулся, — туда легче попасть, чем выбраться… Пойдешь?

— Уже решено.

— Помощь нужна?

— Пожелай мне удачи.

— Удачи тебе!

— Спасибо. Все?

— Нет. Там в усадьбе ночью во дворе собаки. Днем их запирают. А телекамеры работают круглосуточно. Охраны и обслуги до десяти человек. Там же у него склад, я подозреваю, «порошка». Имей в виду, что бы ты до сих пор ни натворил, если сумеешь найти наркотики, тебе половина грехов будет списана.

— На том свете или на этом? — усмехнулся Харченко.

— На этом. Потусторонней юриспруденцией я не распоряжаюсь.

— Что ж, и на том спасибо. Не поминай лихом, если что. И знай: если что со мной, я тебе разрешаю повесить на меня все, что ты сочтешь нужным, — и, не дождавшись ответа, опустил трубку.

Перед боем, как говорил старик Кутузов, не мешало бы поспать. Александр повернулся на бок. Но телефон зазвонил вновь.

Чертыхнувшись, он взглянул на табло. И усмехнулся, увидев номер вызывавшего абонента. Звонивший был способен отвлечь от самой мрачной действительности.

— Ну ты гад! — весело сообщила мембрана. — Появился, как свет в окошечке, и исчез. Ты же обещал появиться. Только обещать и можешь! Жена не слышит меня? Или она опять от тебя ушла? Я бы от тебя тоже ушла, не то что ушла бы — убежала вприпрыжку. За что только тебя люблю? Понимаешь, появился, наобещал, я его жду, а его нет. Звоню, а телефон не отвечает. Ты по ночам где шляешься, чем занимаешься, раз до тебя не дозвониться? У меня бутылочка коньяку тебя ждет, твоего любимого. Ты думаешь, я не помню, какой коньяк ты больше всего любишь? Специально для тебя приготовила, а тебя все нет. Ты хоть сейчас один или какая-нибудь подруга тебя обхаживает? Я ей глаза повыцарапываю, космы-то повыдергаю. Или все же жена дома? Дай ей трубку, я скажу, что ты ко мне заходил, чтобы она тебе женилку вывернула. Или ты опять холостяк? Ты чего молчишь, стыдно небось? Или не слушаешь? Ты когда у меня появишься, можешь мне внятно сказать? А то вчера уже Алька заходила — помнишь такую? — я как сказала, что ты заезжал, она офигела…

Александр улыбался. Марина была в своем репертуаре. Теперь можно трубку на столике оставить и идти обедать — она этого не заметит.

— Харченко, ты где? Ау-у!

— Тут я, тут.

— А чего молчишь? Стыдно?

— Очень стыдно, — соврал он. — Маринка, милая, у меня сейчас работа очень важная и очень срочная. Поэтому я весь в бегах.

— А ночью? — быстро спросила.

— Да ты, никак, ревнуешь? — не преминул поддеть подругу.

— Было бы кого! — возмущенно фыркнула она. — У меня таких, как ты… Так что, у тебя ночью и в самом деле кто-то был? А ведь мне обещал…

— Нет, меня и в самом деле дома не было… Мариночка, лапушка хорошая моя, обязательно заеду в ближайшие дни. Слово даю!

— От твоего слова… — фыркнула Марина. — Смотри, какая погода! Поехали на выходные куда-нибудь на природу? Здорово ведь будет!

Александр и сам не прочь был бы отвлечься. Но… Борисевич! Вот задача на выходные.

— Не могу, честное слово, не могу.

— Харченко, я тебя ненавижу! — весело сообщила Марина. — Но если ты у меня покажешься, я тебе все прощу!

В трубке запищали гудки.

Он покрутил головой. Вот это энергия! Не дай Бог такую жену!

И тут же одернул себя: а какую жену тебе надо? Такую, как Аннушка, чтобы уходила, скандалы устраивала, рога наставляла?..

Вновь почудился холодок на щеке. В самом деле, о чем это он думает, когда покойная еще не отомщенная лежит.

Кстати, а где лежит? Когда и где похороны? Кто взял на себя хлопоты обо всем?

Харченко решительно сел на диване. В голове мелькнула какая-то мысль. Погоди-ка… Похороны… Кто их организует?..

Вот оно! Нужно обязательно побывать на похоронах. И посмотреть, кто на панихиду приедет! Это уже само по себе может подкинуть какую-никакую информацию.

Впрочем, может и не подкинуть.

Когда же похороны? У кого узнать?

Надо ж, закрутившись с происшествиями последних дней, не подумал о главном! Он опять потянулся к аппарату.

6

— Магазин «Диета». Слушаю вас.

— Здравствуйте. Не могли бы вы сказать, когда и где состоятся похороны Анны Валентиновны?

В трубке зависла пауза. Потом женский голос нерешительно поинтересовался:

— А вы кто?

К такому вопросу Александр был готов. Ответил якобы смущенно:

— Я ее старый знакомый.

— Видите ли… Похороны уже состоялись. Вернее, не похороны. Ее кремировали. Вчера. Вчера же состоялась и панихида…

У Александра перехватило горло. Его Аннушку… сожгли. Ее прекрасное тело, ее великолепное тело, ее изумительное тело превратилось в кучку пепла. Совершеннейший мозг, гордое сердце, чудные глаза, гладкая бархатистая кожа, ноги, на которые все заглядывались… А что осталось от ее ума, от ее чувств, от ее страстей, от ее грехов, в конце концов?.. Неужто вовсе ничего?

Он невольно прикоснулся к своей щеке, на которой в последние дни все время чудилось неземное дыхание эфира. Но сейчас не почувствовало ничего. В принципе так оно и должно быть — не верил Харченко в то, что кое-кто из умерших может вмешиваться в дела живущих. Мистика все это, бабушкины сказки, самовнушение, брожение совести. Только в памяти остаются они у тех, кто еще какое-то время помнит ушедших. Но это уже дело живых. От каждого со временем тоже останется лишь кучка праха.

В чем же смысл жизни? В самой жизни. Бесспорно прав философ.

— Вы меня слушаете? — осторожно напомнил о себе голос в трубке.

— Да-да, конечно, — спохватился Александр. — А кто забрал… прах?

Опять пауза.

— Простите, я не уверена, что должна отвечать вам на этот вопрос. Только прах забирают не сразу, через неделю, а то и через две.

«Умница, — оценил Харченко. — Интересно, кто это там такой чуткий?»

— Да, конечно, — повторился он. — Скажите, а я мог бы поговорить с Анастасией?

— А я слушаю и боюсь ошибиться. Я вас узнала. Это я, Стася.

Александр понимал, что он должен бы держать камень за пазухой в отношении этой пигалицы. Но не мог. После прошлой ночи. И вообще… В конце концов ее вина еще нуждается в доказательстве. Закон римского права.

— Стасенька, милая, — голос его дрогнул. — Что ж ты мне не сказала ничего?

Опять пауза.

— Я не была уверена, что вы захотите присутствовать при этом. Что вы этого желаете…

Не была уверена, подумал он раздраженно. Но спросить-то можно было, сообщить хотя бы. Думала она…

— Так, значит, вчера, когда ты от меня уходила, знала, что идешь на панихиду?

Пауза.

— Да, знала.

Что тут скажешь? Наверное, она чем-то руководствовалась, какие-то мысли у нее были, какие-то соображения. Девка себе на уме.

— Ладно, проехали. Нам надо встретиться.

— Зачем? — Она спросила быстро, будто опасалась чего-то. Или, наоборот, ожидала этого предложения.

— Чтобы узнать, как и что было во время… Во время панихиды.

Слово «похороны» к кремации не подходит. Ну а слово «кремация» произносить и вовсе не хотелось.

— Хорошо. Когда? И где?

Быстрый взгляд на часы.

— У вас скоро обеденный перерыв, — прикинул Харченко. — Приходи ко мне, если ничего не имеешь против. Я тебя и накормлю. Теми макаронами, которые ты варила… — еще и пошутить попытался.

Опять пауза. Потом — с сомнением:

— Хорошо. Буду.

Александр опустил трубку. И задумался.

Позвал девчонку. А надо ли? Что ему может дать беседа? Что он рассчитывает узнать?

Если все будет нормально, вообще-то кое-что у нее можно вызнать. Вот только стоит ли эта информация потерянного времени? Ведь после прошедшей ночи необходимо выспаться. И отправиться на дачу к Борисевичу. Сделать это нужно обязательно сегодня. Хотя бы для разведки.

Он прошел на кухню. Пригласил девчонку на обед — надо хоть что-то приготовить. Готовить Александр умел и любил. Особенно когда было из чего.

…Анастасия пришла десять минут второго — обеденный перерыв в магазине начинался в час. Глядела настороженно. Чувствовала себя явно не в своей тарелке. Можно понять ее, думал Харченко.

Вот самого себя понять он не мог. Быть на крючке у этой пигалицы и еще в гости ее приглашать. Хотя, с другой стороны, с ней сейчас лучше поддерживать видимость добрых отношений. И не демонстрировать свою информированность. Пусть думает, что он ничего не знает. Пока, во всяком случае.

— Проходи, — Александр лучился радушием. — Обед готов, тебя ждет. Ты что пить будешь?..

За обедом и разговаривали. Анастасия ела мало, выпила только глоток коньяку, да и то под кофе. Наверное, она хотела закурить, но Харченко не предложил, а она попросить не решилась.

— Так где… где все это происходило?

Неприятных слов они оба, по мере возможности, старались избегать.

— Это где Донской монастырь.

— Там и… кремировали? — Это слово выговаривалось с трудом.

— Нет, там крематорий не работает уже давно. Вернее, работает очень редко, только для высокопоставленных покойников…

Александр скривил губы:

— Даже после смерти нет равенства… А почему же тогда именно там панихиду проводили?

— Это очень престижно — в Донском великолепный духовой орган. Так что весь ритуал провели там, а потом отвезли в Николо-Архангельский крематорий.

— Понятно. — Слышать все это Александру было тяжело, но необходимо. — И кто присутствовал на панихиде?

— Приезжала какая-то родственница Анны Валентиновны. Суровая такая женщина…

Это была какая-то тетка Аннушки, едва ли не единственная ее родственница. Она с первого дня знакомства невзлюбила Александра, всю жизнь была уверена, что именно он исковеркал жизнь племяннице. Впрочем, он и сам не особенно стремился наладить с ней контакт. Потому, наверное, тетка и не позвонила ему сейчас…

— Она урну забрала?

— Урну выдают не сразу. Но должна забрать она.

— Ясно… Ну а кто еще был? От магазина?..

— Нас было несколько человек. Все обратили внимание, что нету… Что Павлик не пришел.

— А его что же, все знали?

Анастасия опять походила на смущенную прилежную отличницу, теребила клеенку.

— Знали. Он иногда заходил к нам.

Это что-то новое. Ведь Буераков говорил, что Павлик никогда в магазине не бывал. Впрочем, какое это сейчас имеет значение? Или имеет? Нужно сделать на всякий случай зарубочку на память.

— Ну а про вас с ним в магазине тоже знали?

Она опять кольнула его остреньким взглядом:

— Александр Михайлович, давайте оставим все это! Они ведь уже… Их ведь нету уже. Не стоит трепать их память без надобности.

Харченко склонил голову: как хочешь, мол. Про себя еще одну зарубку сделал: что-то не все чисто в этом треугольнике любовном. Если просто «клубничку» она от него скрывает, хрен с ней. (Скаламбурил, называется: хрен с клубничкой…) Вот если тут что-то более серьезное, интересное для его практически уголовного расследования…

— Может, ты и права… А кто еще приходил? Из посторонних?

Снова быстрый укол ее взгляда. Но Харченко сидел совершенно спокойный, даже не глядел на девушку, демонстрируя, что спрашивает из чистого любопытства.

— Ну, было еще несколько человек. Старые ее приятели, с кем она дела вела.

— А эти были… Ну, которые ей покровительствовали, из мафии?

— Кого вы имеете в виду?

Она глядела на него удивленно. Он воззрился на девушку не менее изумленно… Прямо как будто тест на степень наивности сдавали.

— Как кого? Мне ведь Павлик рассказывал, когда мы с ним в первый раз виделись. Что ей кто-то «крышей» служил, а потом от нее отрекся.

Глаза Анастасии тревожно вильнули. Этого было достаточно.

Харченко решительно отставил кофе. Отодвинул рюмку с коньяком, к которому не прикоснулся. И заговорил с девушкой уже иначе: жестко, четко, с напором.

— Слушай меня внимательно, Стася. Я уже старый, много чего пережил, меня жизнь немало потрепала. Поэтому учти, что ты еще слишком молода, дорогуша, чтобы меня пытаться вокруг пальца обвести. Я про тебя знаю намного больше, чем ты можешь себе представить. И уж подавно, чем тебе хочется. Во всяком случае, я сейчас совершенно четко знаю, почему ты меня не выдала. И не выдашь, кстати. Так что не надо пытаться строить из себя наивненькую девочку. Тебе это удается блестяще, я тебе поначалу даже поверил. Но только сейчас, милая моя, такая позиция ни к чему хорошему не приведет. Мне плевать на то, что у вас с Анной было интимного. А вот о криминальных делах подробности тебе придется мне выложить.

Анастасия сжалась. Сарафан впереди оттопырился. В вырезе топорщились ее крохотные грудки. Девушка начала понимать, что Александр и в самом деле знает гораздо больше, что он еще не остановился в своем мщении. А главное — она может стать источником информации для сурового собеседника. Она знала, что убивать он умеет, значит, наверное, умеет и пытать.

Теперь девушка глядела на этого мужчину, которого час назад считала подконтрольным себе, как на палача. Со страхом. На ее верхней губке заблестели меленькие капельки.

Эффект был достигнут. Уловив это, Харченко резко сбавил тон:

— Стасенька, милая, ты что же это так испугалась? Ну прости, я не хотел тебя напугать…

Он уже стоял возле нее на одном колене, слегка приобняв за плечи и поглаживая по коротеньким волосам.

— Успокойся, все, все. Молчу, больше об этом говорить не будем.

Не поднимаясь, хозяин долил ей коньяку в рюмку, подвинул к ее руке. Девушка качнула головой, отказываясь. Проговорила робко:

— Мне пора на работу.

«Еще минут десять вполне может посидеть», — прикинул Харченко. Но сказал совсем иное:

— Конечно, конечно, работа прежде всего.

Поднялся. Чуть подался в сторону, чтобы не мешать ей выбраться из-за стола. Но едва она напряглась, чтобы встать, негромко сказал:

— Только Борисевичу звонить не советую.

Она рухнула на табуретку. Посмотрела на Александра с ужасом. Наткнулась на мягкий, веселый взгляд.

— Договорились?

Мужчина легко провел ладонью по ее волосам. Потом остановил руку у нее на затылке, крепко зафиксировал голову. Резко наклонился и уставился глаза в глаза.

— А теперь говори быстро, четко, ясно! Борисевич на похоронах был?

Не в силах оторвать взгляд от его глаз, Анастасия отвечала едва ли не эхом. Так же быстро, как Александр задавал вопросы.

— Был.

— Соломон?

— Не был. Он сейчас за границей.

— Анастас?

Она на мгновение припоздала с ответом. После паузы произнесла:

— Не видела.

— Кто еще был из этой кодлы?

— Маркел. Стас. Лизанька…

Анастасия говорила словно загипнотизированная.

Александр ее отпустил. Выпрямился.

— Вот и все. Видишь, как все просто?

Он сел на свое место. Поднял рюмку, смочил пересохшие губы коньяком. Произнес чуть насмешливо:

— За наше дальнейшее сотрудничество!

Анастасия тряхнула головой, словно от наваждения пыталась избавиться, и резко опрокинула свою рюмку в рот.

С этого момента беседа приобрела совершенно неожиданную для Александра направленность.

Анастасия заговорила… Он никак не ожидал от нее такого тона. Девушка говорила жестко, с прищуром, словно в прицел глядя на него:

— Ну ты даешь! В первый раз встречаюсь с таким, как ты!.. Но только, Саша, со всеми тебе все равно не совладать. В одиночку.

Пораженный такой переменой тона, Харченко постарался этого не показать:

— То же самое мне говорил и Герман. Но, как видишь, жив я, а не он!

— Герман — не Борисевич!

— Ну так ведь и я не Павлик.

Он ожидал, что при упоминании о любовнике Анастасия как-то покажет свое огорчение. Но она усмехнулась жестко и цинично:

— Это точно, ты не Павлик.

Девушка поднялась из-за стола. Шагнула в коридор:

— Позвонить можно?

Ошарашенный такой переменой, хозяин кивнул. Она подняла трубку, быстро настучала номер.

— Валерия Константиновна? Анастасия. Валерия Константиновна, вы уж там пока без меня немного поруководите. Хорошо? Я немного задержусь… Спасибо. Что у нас там? Да… Да… Хорошо. Это я возьму на себя. Что еще?.. Так… Пусть Ашот свою задницу поднимет и сделает… Короче, все решайте сами. До встречи!

Анастасия вернулась к столу. Теперь она уже не выглядела прилежной отличницей. В глазах ее горел огонь. С таким взглядом на кон ставят последнее бабушкино колечко. Или «гусарскую рулетку» объявляют.

— Ну что, Михалыч, — смотрела весело и открыто. — Наливай! Разговор есть.

И поддернула бретельку сарафана. Не скромненько, как раньше, а кокетливо-многообещающе. И подставила рюмку. Она на что-то решилась. На что?..

7

— Скажи мне, Саша, честно: ты и в самом деле уверен, что сумеешь справиться с Борисевичем, Соломоном и всеми остальными? — Она неожиданно усмехнулась и добавила: — И даже с самим Анастасом?

К этому времени он уже несколько успокоился. Вспомнил, что несколько раз замечал, что девушка… Впрочем, теперь слово «девушка» в отношении Анастасии не подходило. Это была женщина, и не просто женщина — женщина-хищница, женщина-амазонка… Валькирия! Так вот, вспомнил Александр, что не раз уже подмечал, насколько она непроста. И теперь быстро перестроился под правила игры, предложенные ею. В конце концов, инициатива по-прежнему принадлежит ему. Хотя бы потому, что он обладает большим объемом информации, чем она думает. Это само по себе дорогого стоит. Кроме того, теперь, после того как она проговорилась, кто был на похоронах, информировать того же Борисевича о данной беседе ей становится невыгодно. В свете происшедших перемен даже то, что ее у него в прошлый раз встретил Буераков, сейчас Александру оказывалось на руку. Как теперь ей невыгодно было бы подослать к нему каких-нибудь головорезов, ибо, случись с ним что, она тоже окажется в кругу подозреваемых.

— Стася, милая, ты видишь, что я не так уж глуп, — ухмыльнулся Харченко. — Кто ж может быть уверен, что сможет совладать с гангстерами такого ранга? Конечно, не уверен. Но я очень постараюсь сделать это!

— В самом деле очень постараешься? Или ты просто нервы себе щекочешь, опасностей ищешь?

Александр скривил губы:

— Мне моя кровь и жизнь пока не надоели. Хотя сказать, что очень уж дорожу ими, тоже было бы неправильно. Просто сейчас у меня имеется цель, и я не успокоюсь, пока ее не выполню. При этом слово «успокоюсь» можно понимать в любом смысле…

Стася кивнула. Смотрела на него с уважением. Но и с жалостью:

— И на что ты рассчитываешь?

— На то, что они меня не ждут.

— А ты уверен, что они тебя не ждут?

Вопрос был несколько неожиданным. Но Александр среагировал:

— Конечно же, не уверен. Но ведь они не знают, когда именно, в какой конкретно момент и в каком месте появлюсь! А в этом деле я мастер!

— Скромно, — усмехнулась.

— Зато правда, — в тон усмехнулся он.

Она отпила коньяк. Поморщившись, отщипнула кусочек хлеба.

— А если я тебе помогу?

К чему-то подобному Александр был уже готов.

— Это предложение? Или риторический вопрос? Или просто пробный камень?

Женщина опять усмехнулась — оценила то, как Харченко перевел разговор в деловое русло.

— Предложение. Официальное предложение к деловому сотрудничеству.

Разговор становился интересным.

— Зачем ты станешь мне помогать? И чем конкретно ты можешь мне помочь?

Она пожевала губами:

— Ну, зачем — это мое дело.

— Конечно. Это я просто так спросил. Потому что причины ясны, как светлый день. Во-первых, тебе желательно бы избавиться от покровителей, которые показали, как могут поступить с тобой в случае, если ты перестанешь безропотно принимать их правила игры. Во-вторых, у кого-то из этих покровителей, или у каждого из них, имеется на тебя некий компромат, которым они имеют возможность держать тебя в узде. Есть что-то еще, в-третьих?

В глазах Анастасии сквозило уважение, едва ли не восхищение.

— Давно я не встречала таких мужчин, как ты, — проговорила, приподняв — за тебя! — рюмку. — Ты кем был раньше, до того как…

Замолчала, подбирая слово.

— При историческом материализме? — помог ей сформулировать вопрос Александр. — Какая тебе разница? Главное — кто я сейчас.

— И все же? Не в милиции работал?

— Нет, что ты! — очень искренне отмахнулся он от такого предположения.

В КГБ к милиции в целом относились с нескрываемым высокомерием. Считали себя интеллигенцией по сравнению с чернорабочими, вкалывающими «на земле». Хотя к МУРу, например, все же питали изрядную долю уважения.

— Ну и ладно, — не стала настаивать гостья. — Ты еще спрашивал, чем конкретно я смогу тебе помочь.

— Конечно.

— Но прежде ты должен четко сказать, что принимаешь мою помощь.

Куда она клонит, догадаться труда не составляло.

— Потому что у тебя имеются некоторые предварительные условия… Ведь так?

Женщина кивнула и снова пригубила коньяк. Очевидно, ей трудно было вести этот разговор и она стимулировала себя спиртным. Глаза у нее уже слегка захмелели. Глядели на Александра со знакомой маслянистой поволокой.

— И какие же?.. — хмыкнул Харченко. — Впрочем, и так понятно. Ты хочешь оговорить неприкосновенность для некоего человека. И кто же он?

Она слегка пристукнула по столу своим крохотным кулачком:

— С тобой разговаривать невозможно! Ты что же, мысли мои читаешь?

— Если бы читал, не стал спрашивать, за кого персонально ты хлопочешь… Договорились. Любой человек, которого ты сейчас назовешь, останется жив. Но при соблюдении встречного условия: если он не выступит против меня. Принято?

— Принято, — кивнула она, загадочно улыбаясь. — Ты его не должен трогать, пока он против тебя не выступит.

Харченко уловил подмену понятия.

— Стоп! Нечестно получается, — он покачал головой. — Выходит, право нарушить договоренность принадлежит другому… Нет, так не пойдет.

Анастасия немного подумала. И опять улыбнулась:

— Хорошо, принято. Ты обязательно узнаешь заранее, когда договоренность прекратит свое действие. В этом я тебе даю слово.

«Мне твое слово…» — подумал мужчина. Но ничего не сказал. Кивнул:

— Это другое дело. Итак, кто же этот таинственный подзащитный?

— Погоди! Определимся в исходной позиции. Ты собираешься свести счеты со всеми, кто имел отношение к убийству твоей бывшей жены. Ты мне даешь слово, что, если ты где-то попадешься, об этой нашей договоренности никому не скажешь. Обрати внимание — я рискую больше твоего и при этом полагаюсь на твое слово. Оценил? Но на всякий случай имей в виду: если даже ты про этот разговор кому-то что-то скажешь, я от него отрекусь, и мне поверят. И ты уж тогда на меня не обижайся.

— Конечно.

— Не перебивай! Ты опять даешь мне слово, а я опять этому слову верю, что названного мною человека ты трогать не станешь. Я со своей стороны помогаю тебе найти этих людей… Ну и еще, чем смогу, помогаю против них. Все правильно?

— Сумбурно, но сойдет, — подтвердил отставной оперативник. — Так я жду. У нас мало времени.

— Погоди еще чуток.

Она сама взяла бутылку, вылила остатки коньяка себе в рюмку. Потом отлила еще и у Александра.

— За наш альянс!

Он тоже поднял рюмку. Глотнул. Ароматная жидкость перехватила горло. Хорошая вещь хороший коньяк. И чего мы водку-то хлещем?..

— Ну а теперь — главное.

Девушка решилась. Глядя прямо в глаза Александру, четко произнесла:

— Я прошу тебя не трогать Анастаса.

Харченко смотрел на нее долго. Наверное, так же глядел Цезарь в роковой день на своего приемного сына. Потом поджал губы, вздохнул и кивнул:

— Хорошо, раз уж я обещал, так и будет. Но ты… Ты со мной поступила… некрасиво.

— Ты считаешь? Может быть. А может, со временем ты сам изменишь свое мнение. Время покажет.

Поднявшись с табуретки, она скользнула к Александру, прижалась худеньким тельцем:

— Пошли, закрепим наш союз. И если ты считаешь, что, заступаясь за Анастаса, я поступила некрасиво, попробую искупить свою вину.

8

Из кустов, где обосновался Александр, дача отнюдь не выглядела неприступной цитаделью. Забор был хотя и плотным, но не слишком высоким. Вышек с пулеметами или колючей проволоки на изоляторах не наблюдалось.

Но Харченко знал, насколько может оказаться обманчивой такая простота. Как-то под Кашуэйра-ду-Сул, в южной бразильской провинции Риу-Гранди-ду-Сул, ему тоже пришлось проникнуть на такую же вот внешне безобидную «дачу»… Тогда он оттуда едва ноги унес. Правда, надо сказать, его тогда страховали надежные ребята. В том числе и Борисевич, к слову. А сейчас…

Сейчас полагаться приходилось только на себя. Более того, оба союзника, которые были осведомлены, где он находится и чем занимается, при любой осечке готовы от него отречься. Буераков уже показал, что, если потребуется, без особых угрызений совести пожертвует им. Да и Стася тоже…

Стася… Загадка. Клубок противоречий. Совсем еще девчонка. А в делах любви — ас. Когда только опыта набралась? Молодежь нынешняя… А артистка какая! Зачем только она все эти перевоплощения для него затевала? Что она вообще из себя представляет?

Стоп! Думать нужно о деле, а не о бабах!

Итак, задача-минимум: проникнуть на дачу, не подняв тревоги. Это достаточно проблематично — проектировщики и строители ее учитывали то, что хозяину необходимо обезопасить себя от таких вот нежелательных гостей. С другой стороны, хозяин и его охрана убеждены в абсолютной неприступности своих апартаментов. Следовательно, вариант, как проникнуть на неприступную территорию, обязательно отыщется.

…Харченко подъехал к дачному поселку на частнике. Отпустил машину на окраине, остаток пути прошел пешком. Дом Борисевича отыскал быстро. Тот стоял на отшибе, в лесу, так, чтобы за густым подлеском его не было видно ни с шоссе, ни со стороны остальных домов.

Летние вечера долгие. Когда Александр добрался до нужного строения, было еще довольно светло. Это его вполне устраивало. С людьми договориться легче, чем с собаками, даже если они не так натасканы, как на охрану, как обратившие его в бегство филу бразильеро — сторожевые псы, которых в мире совсем немного и которых специально готовят для роли личных телохранителей бразильского президента… К тому же и охранники сейчас, при солнечном свете, не так осторожны. Ну а главное, именно на вечер приходится львиная доля неожиданных визитов. Охранники к этому, по логике, должны привыкнуть. Ночью, под утро, когда особенно клонит в сон, страж может и пальнуть сдуру. А сейчас — выслушает более или менее внимательно. Именно нелогичность поведения нередко становится залогом успеха. Эту истину Харченко усвоил давно.

Расположение дачи и помещений внутри ее Александр знал от Анастасии. Она даже план на листочке набросала. Рассказала и о порядке пропуска на территорию. Хотелось верить, что она сделала это правдиво и искренне, а не для того, чтобы заманить его в подготовленную ловушку. И такую вероятность исключать, понятно, было нельзя. Но приходилось рисковать. Тут уж, как говорится, или пан — или пропал.

Во всяком случае, экипировался мститель с учетом того, что обстоятельства могут сложиться как за, так и против него. Главное сейчас — пробраться к Борисевичу, добиться возможности поговорить с ним. А там будь что будет! Скорее всего, завтрашнее утро наступит только для одного из них. Причем неожиданность визита в полной мере компенсировалась многочисленностью и подготовленностью охраны, оборудованием дома… Нет, даже не компенсировалась — фактор неожиданности полностью перечеркивался, ибо действовал только до первой ошибки.

Повозившись в кустарнике неподалеку от дачи, напротив ворот, он вышел на дорожку, спокойно и решительно направился к калитке в глухой стене забора. Подойдя к ней вплотную, разглядел поблескивающую в прорези досок линзу камеры. Приветливо помахал в нее рукой. Выразительно постучал пальцем по циферблату часов: давайте, мол, поторапливайтесь, ребята, я тут торчать долго не собираюсь.

В калитке приоткрылось окошечко.

— Чего тебе?

Охранника узнал мгновенно. И почувствовал, что у него опустилось все внутри. Он уже думать забыл об этом человеке. Даже тени мысли не возникло, что у калитки стражу будет нести Малыш. Тот самый Малыш, который с покойными уже Стаховичем и Поляком пытался завербовать их с Иванушкиным распространять наркотики.

Тот глядел исподлобья, пока не узнавая Александра. Тогда отставник выглядел далеко не так эффектно. Сейчас на нем красовался новенький модный спортивный костюм, «адидасовские» кроссовки и дырчатая кепка-«бейсболка». Глаза прятались за зеркалами больших очков. На плече — спортивная сумка на длинных ручках, которую можно было при необходимости забросить за спину, чтобы не мешалась. Все это Александр специально приобрел, готовясь к данному визиту. Чтобы ловчее действовать, если «махаться» придется. Или удирать.

— У меня срочное дело к господину Борисевичу, — небрежно произнес охраннику.

— Ну и что?

Малыш начал хмуриться, пытаясь вспомнить, где он мог видеть пришедшего.

Александр старался вести себя как можно спокойнее и наглее. В прошлый раз он держался скромненько и в сторонке, потому не хотел, чтобы в тупых мозгах стража сработала аналогия.

— Послушай меня, юноша! Если я приехал сюда черт-те откуда и говорю, что мне нужен господин Борисевич, это не значит, что я стану говорить с какой-то «шестеркой». Понял? Иди докладывай. И побыстрее.

Малыш наливался кровью. Он готов был вогнать в землю наглого пришельца. Но сдерживался, считая, что коли тот так ведет себя, значит, имеет на то право. Вот если ему дадут от ворот поворот — тогда можно будет и разобраться… Рефлекс холуя, так сказать.

— Сейчас доложу, — дрожащим от злости голосом произнес охранник.

— Доложи-доложи! И побыстрее, в темпе вальса! — поторопил его Александр. — Дело срочное. Да и мне тут сегодня, в субботу, торчать не больно большое удовольствие.

Малыш достал из кармана портативную рацию. Проговорил в микрофон:

— Здесь к шефу просится… — покосился на нагло ухмыляющегося Александра, — слишком напористый мужчина.

— Цель визита? — донеслось из коробочки рации.

— Не говорит. Ругается.

— Ругается? Что ж, посмотрим, что за гусь. Проведи его ко мне.

Пока все шло по плану. Стася рассказала, что Борисевич не любит, когда его беспокоят без достаточных на то оснований. Окна его помещений выходят в сторону, противоположную входной калитке, чтобы ничто не отвлекало от дел. Плановых визитеров пропускают только по предварительному указанию Виктора. Нежданные визитеры попадают к начальнику охраны дачи. Потом с ними беседует личный секретарь Борисевича. И лишь потом, если тот сочтет повод достаточным, пришедший предстает пред ясные очи.

Александр сейчас нагло блефовал. Но вполне рассчитывал на успех. Он надеялся проскочить именно за счет наглости. Ну кто может ожидать, что вот так, в открытую, на дачу заявится убийца. Разве что убийца с приставкой «само». Куда больше охранники боялись сейчас прогневить хозяина.

Дача была хороша. Харченко всегда мечтал иметь такой вот уголок для отдохновения. Чтобы лес, тишина, речка неподалеку, птички поют, рыбалка, грибы… Аннушка, горожанка до мозга костей, никогда этого его пристрастия не понимала. Даже по грибы с ним ездить не любила.

…Двухэтажный домина. Внутри, судя по схеме, набросанной Стасей, планировка довольно сложная. Главный принцип ее заключается в том, чтобы хозяин мог спокойно заниматься своими делами, а охрана и обслуга — своими, и при этом все они встречались как можно реже. В данный момент это вполне устраивало мстителя.

— Оружие есть? — уже на пороге домика вдруг спохватился Малыш.

— А это, юноша, не твое дело.

Оказавшись на охраняемой территории, Харченко решил еще подбавить нахальства.

— Но-но, ты того, не заговаривайся! — Малыш был едва ли не в бешенстве.

— А то что? — прямо в его багровую физиономию ухмыльнулся Александр и решительно распахнул дверь.

Коротенький коридорчик. Несколько дверей. Если Стася не обманула, чего исключать никак нельзя, дверь в противоположном торце коридора ведет на половину шефа.

— Куда здесь?

На схеме значилось, что комната начальника охраны — вторая слева. Но показывать свою осведомленность не стал. Кроме того, он хотел сейчас убедиться в том, насколько точно Стася описала дом.

Малыш показал. На вторую дверь слева. Значит, Анастасия схему нарисовала более или менее правильную. Что ж, уже легче.

Александр вслед за провожатым вошел в указанную комнату. Увидел там именно то, что ожидал увидеть. Пульт с несколькими горящими разноцветными лампочками. Десяток экранов в два ряда. Скучающего парня перед всей этой электроникой. И еще одного, рядом с входной дверью.

Главная беда любой охраны — привычность к мысли о теоретической возможности нападения. Нет сомнения, что на первых порах каждый из этих ребят помнил о том, что враг не дремлет. Они и сейчас об этом помнят. Только слишком свыклись с этой мыслью, чтобы воспринимать ее всерьез. Они даже представить себе не могут, что кто-то и впрямь попытается затронуть их шефа. И уж тем более, вот так нагло явившись к нему в дом, где полно охраны. Не доходит до них, что каждый из охранников полагается на то же самое. Потому и появляется шанс пробиться к главному.

— Ну и в чем дело? — лениво поинтересовался парень у пульта.

Харченко времени тянуть не стал. Спокойно, не дергаясь, чтобы не испытывать реакцию присутствовавших, сунул руку в спортивную сумку, которая висела у него на плече. Достал пистолет, трижды нажал спусковой крючок…

Никто из охранников не успел даже понять, что же произошло.

Как это просто — убивать! Когда от тебя не ожидают выстрела…

9

Старший охраны еще сучил ногами. Александр добивать его не стал. Глупо — но у него кончились патроны в ТТ. Больше не было.

Пришлось приготовить «ламу». К ней глушитель не подходил. А потому выстрелы из нее, доведись открывать огонь, будут греметь куда громче…

Он подошел к пульту. Быстро пробежал глазами по надписям у кнопок. Создававший схему электронщик постарался на совесть. Все было понятно.

Вот она, красная кнопка. Надписанная кривовато: «Общая тревога».

Экс-оперативник аккуратно поддел кнопку ножом, вытащил из гнезда. За ней потянулись два проводка. Он легко отломил один из них, скрутил его и утопил в гнезде так, чтобы, не дай Бог, не коснулась оголенная жилочка какой-нибудь железки. Пристроил кнопку на место, стараясь, чтобы, хотя бы на первый взгляд, поломка не бросалась в глаза.

В коридоре послышались шаги. Харченко стал за дверь. Вовремя.

Створка распахнулась. Кто-то шагнул в комнату. Начал было говорить:

— Кто тут к нам ломился?.. — и осекся, увидев открывшуюся картину.

Александр легко и бесшумно прикрыл дверь и, оказавшись за спиной вошедшего, умело захватил его за шею. Тот дернулся было, но быстро оценил ситуацию. Раскинул руки, демонстрируя покорность. Напавший ослабил хватку.

— Убью, — тихо пообещал вошедшему.

— Верю, — мгновенно откликнулся тот. — Что нужно, чтобы не убил?

Харченко даже хмыкнул. Ну и нервишки у парня, шутит в такой ситуации.

Не отпуская шею охранника, провел рукой по его поясу и карманам. Оружия не обнаружил. Лишь тогда резко оттолкнул пришедшего, а сам отшагнул в угол комнаты. Взял пистолет наизготовку.

Мужчина оглянулся. Смотрел бесстрастно, чувствовалось, что оценивает обстановку: решительный вид Харченко, насколько умело он держит свою «ламу», три трупа… Понял, что сейчас не время для активного сопротивления. Бочком чуть придвинулся к пульту.

— Убьешь? Или поторгуемся? — спросил деловито.

— Будешь умничкой — помилую, — пообещал мститель. Искренне пообещал, без задней мысли.

— Не верю.

— Резон простой. Мне нужен только один человек. Остальные — случайные или попутные жертвы, которые могут помешать выполнению задачи. Я против каждого из вас ничего не имею, значит, и трогать без надобности никого у меня необходимости нет. Убедил?

— Убедил, — согласился мужчина. — И все равно не уверен, что ты меня помилуешь.

«Логично мыслит», — оценил Харченко. И произнес рассудительно:

— Но так у тебя появляется шанс. В противном случае и его не будет… С этим ты согласен, надеюсь? Мне нужен Борисевич. Только он один. Если я его достану, ручаюсь, тебе лично ничего не грозит.

— А если не достанешь? Меня кончит он.

Тоже логично.

— Ты кто? — Александру вошедший понравился.

— Я — Маркел. Секретарь Борисевича.

— Понятно. Слыхал про тебя… Так вот, Маркел, тебе сейчас самое время перейти на мою сторону.

— А зачем?

— У меня на тебя «зуб» нарисован. Или ты со мной — или против меня.

Маркел показал пальцем на пистолет:

— Это таким образом ты вербуешь себе друзей?

Он Александру нравился все больше.

— Нет, друзья у меня искренние. Наверное, потому у меня их не очень много… А тебя я вербую не в друзья, только в союзники. Быть может, даже временные. Просто у меня сейчас тоже нет выбора: или ты принимаешь мою сторону — или ты отсюда не выходишь.

— Есть резон, — не стал спорить Маркел. — Так что от меня требуется?

Харченко понимал, что при первой же возможности Маркел от него постарается избавиться. Но уже сейчас он решил, что без крайней необходимости убивать его не станет. Маркел был ему симпатичен.

Странные это понятия — симпатия и антипатия. Возникают на каком-то подсознательном, едва ли не рефлекторном уровне. И даже самому себе не можешь объяснить, почему тот или иной человек тебе нравится, а другой нет. Хотя нередко и понимаешь, что должно бы быть наоборот…

Мысль мелькнула и пропала. Сейчас важны не абстрактные рассуждения, а конкретные дела.

— Мне нужно попасть к шефу, чтобы по пути меня не остановили. Потому что тогда придется начинать стрелять. А мне этого, сам понимаешь, не хотелось бы.

— Скромные у тебя желания, — ухмыльнулся Маркел. — А потом ты меня?..

— Потом мне будет не до тебя, — в тон ухмыльнулся Александр. — Если победителем выйду я, тебе вообще нечего бояться. Если он — ты можешь сказать, что действовал под пистолетом. Такой аргумент, как пистолет, любого убедит. Согласись, что это алиби.

— Для шефа — да. А для себя самого?

Харченко понял.

— Ты откровенный человек.

Нимб над головой Маркела в его глазах потускнел. Достал из кармана пару сотенных долларовых купюр, скатал их шариком, бросил предателю.

— Это аванс. Когда я отсюда уйду, дача окажется на какое-то время в полном твоем распоряжении. Я думаю, ты знаешь, чем здесь можно поживиться…

Маркел согласно склонил голову. Сделка его устраивала. Потому он перешел к делу:

— Что тебе нужно знать?

Зловещая усмешка мстителя обнажила зубы.

— Не знать. Вернее, не просто знать. Ты спроси, Маркел, что ты должен для меня сделать.

Тот удивленно поднял брови:

— А я что-то должен делать?

— Неужто ты жизнь свою так мало ценишь? Конечно же, должен. Ты оплатишь свое существование на бренном свете жизнью тех, кто может оказаться на моем пути. Ни больше ни меньше. Договорились?

Скомканные долларовые купюры вывалились из рук предателя.

— Лучше уж убей, — с нескрываемым страхом проговорил Маркел.

Харченко ухмылялся по-прежнему, насмешливо и зло:

— Поздно, батюшка, поздно! На купюрах уже имеются твои «пальчики». Значит, как бы дело ни повернулось, объясняться тебе придется.

Секретарь глядел на него с ненавистью. А он откровенно смеялся.

— Ты у меня в руках, Маркел. Лучше принимай мои правила игры. Это тебе выгодно, — и добавил просто так, наугад, чтобы припугнуть: — Месяца три назад ты условия диктовал — сегодня моя очередь.

Бледность залила лицо подручного Борисевича.

— Так вон ты откуда, — упавшим голосом проговорил он и откинулся на стуле. — Теперь понятно…

— Вовремя надо соображать.

Не могло быть так, чтобы такая личность, как Маркел, кого-то не держал за жабры месяц назад или даже полгода. А потому такой отвлеченный срок, как «месяца три», мог пробудить у него любые ассоциации. На это Харченко рассчитывал. И расчет сработал.

— Так что? — повторил внушительно. — Ты со мной или против меня?

Маркел глядел на него теперь с искренним уважением и с не менее искренним страхом.

— За тебя, конечно. Но если ты проиграешь — мне головы не сносить.

— Это уже твои проблемы, — равнодушно пожал плечами Харченко. — Я ведь о своей голове не говорю.

— И это твои проблемы, — проворчал в тон Маркел. — Что нужно делать?

— Я уже говорил: ты должен обеспечить мне беспрепятственный проход к Борисевичу. Обеспечишь — ты жив. Нет — умрешь. По-моему, все честно.

— Хорошо, — решился Маркел. — У тебя пистолет — у тебя и право.

Он поднялся к пульту:

— Кого вызывать?

Понимая, что сейчас произойдет, Александр не выдержал, рассмеялся:

— Кого сочтешь нужным.

Маркел покосился на него и, поколебавшись, утопил кнопку общей тревоги.

— Не старайся, — потешался Харченко. — Эта кнопка не работает. Я ее уже отключил.

Взгляд секретаря был исполнен страха. Животного страха за свою жизнь. До этого момента он надеялся, что сумеет поднять тревогу и тем самым искупить вину за свое предательство. Теперь должно было последовать возмездие.

— Маркел, дружище, — проникновенно произнес Александр. — Я же тебе сказал, что ты будешь жить. Так не провоцируй меня на адекватные действия. Понял? К тебе ведь не какой-нибудь ханурик пришел — я твои мысли и шаги на два хода вперед предвижу. Уловил? Вот и хорошо. Тогда четко и ясно скажи: как ты обеспечишь мое проникновение к Борисевичу? Имей в виду: я к нему попаду в любом случае, с твоей помощью или без оной. Так что в твоих интересах сделать так, чтобы ты оказал мне в этом деле посильное содействие. Ну так что?

— Что вас интересует?

Маркел был сломлен. И даже перешел на «вы».

— Сколько человек задействовано в охране?

— Четверо. — Потом покосился на трупы. Поправился: — Теперь один.

— Почему так мало? — немного удивился Александр. — Обычно больше.

— Да нет, так и есть. Обычная охрана — смена в пять-шесть человек.

— Ладно. И где этот последний из могикан?

— Внешняя охрана.

— Когда он здесь появится? Когда выходит на связь?.. Короче, где он?

— Он возлежит в гамаке на заднем дворе. Сюда придет к ужину.

— Когда ужин?

Большие настенные часы над пультом показывали без двух минут девять.

— Скоро, — неопределенно пожал плечами Маркел. — Через полчасика примерно. Может, позже…

— Собак он выпускает?

— Он.

— Когда?

— После ужина, как совсем стемнеет.

Ясно. Такого человека в тылу оставлять нельзя.

— Дальше! Кто еще вхож сюда?

— Практически никто. Мы не любим охранников, — Маркел покосился на убитых. Кровь из ран уже не струилась, пропитала одежду, устоялась лужицами на затоптанном линолеуме. — Дармоеды… — добавил с чувством.

— Ну зачем же так о покойных… Кто в ближайшее время должен входить к шефу?

— Только повар.

— Когда?

— Когда будет готов ужин. Совсем скоро.

— Ясно… Шеф кого-нибудь ждет сегодня?

Маркел не ответил. Покосился на дуло пистолета, направленного на него.

— Ну же?

— У него сейчас… гостья.

— Любовница, что ли?

Опять Маркел ответил не сразу:

— Скажем лучше, подруга на вечер.

Понятно.

— Кто сейчас должен находиться в «предбаннике»?

— Я.

— А кроме тебя?

— В данный момент никого нет.

— А кто может появиться?

Опять пауза.

— Так кто же?

— Стас.

— Ба, знакомые все лица! — воскликнул Александр. Маркел и Стас — эти два имени или, скорее, клички назвала Стася среди присутствовавших на похоронах Аннушки. — А Лизаньки сегодня не ждете?

— Нет, — угрюмо буркнул секретарь. — Она в выходные здесь не бывает.

— Ну а Стас-то зачем пожалует?

Маркел взглянул удивленно. Харченко понял, что сказал что-то не то. И попытался тут же исправить оплошность:

— Собственно, зачем он может появиться, понятно. Меня интересует, почему у тебя?

— Как это почему? Кроме как через мою комнату, он к шефу попасть не сможет.

Вот тут ты врешь, братец. Стася четко указала, что в апартаменты Борисевича можно попасть и через другой вход, минуя комнату охраны. Им, в частности, пользуется повар… Ну да ладно, каждый человек имеет право на маленькие тайны. Так думай же, что ты меня сумел обмануть.

— Ясно. Ну что ж, дружище, хватит болтать, пора к делу приступать. Зови внешнего охранника!

Маркел колебался.

— Слушай… — начал было Харченко и запнулся: — Кстати, как тебя по-человечески зовут?

— Евгений.

— Пойми, Женя, тебе другого пути нет, как мне подчиниться. Еще Пифагор говорил, что идти несколькими путями невозможно. Я же не предлагаю тебе позвать твоего друга Стаса. Тот, коли подвернется, сам будет виноват. Ты даже перед своей совестью будешь чист. Но этого дуболома — охранника, которого ты сам же считаешь дармоедом, — неужто из-за него тебя совесть мучит?

— Свой все-таки, — буркнул Маркел.

Но кнопку вдавил, подтянув к себе микрофон.

Александр выразительно поднял пистолет, направил точно в лоб говорившему: мол, попробуй только ляпнуть не то, что нужно! Тот отмахнулся раздраженно: мол, и сам понимаю, что к чему.

— Жора, это я, Маркел. Загляни-ка ко мне…

— Сейчас буду, — громко сообщил динамик.

Маркел отключился. Угрюмо и выжидательно посмотрел на Харченко.

— Ты его убьешь?

— Тылы надо обезопасить, Женя. А кроме того, сейчас я отрежу тебе путь к отступлению.

Тот обреченно опустил голову. Томительно тянулись минуты.

Охранника мститель убивать не стал. И без того на его пути остается жертв куда больше, чем ему хотелось бы. Стража он от души огрел рукояткой пистолета по голове. И сковал за спиной руки наручниками.

— Вот так, Маркел, — сказал он потрясенному происшедшим секретарю. — Мне лишняя кровь не нужна. Твоя жизнь — тоже. Мне нужен Борисевич. Я тебе предлагаю баш на баш. Ты меня проведешь к Севе. И живешь. Или я прохожу к нему сам. Но ты не живешь.

— Но подожди… — секретарь был ошеломлен. — Ты хочешь сказать, что я тебя проведу и буду свободен?

— Именно это я и говорю, — Харченко наслаждался изумлением своего собеседника. — Но только не думай, что я до такой степени дурак. Я понимаю, что ты можешь тут же вызвать подкрепление, что можешь посадить в коридоре пару-тройку ребят с автоматами… Ты прав, ты все это можешь. Но только делать ты ничего этого не станешь. Потому что мне главное — войти туда. А из комнаты шефа выйдет только один из нас. Если выйду я — твоя месть будет глупа. Если он — подкрепление и подавно не понадобится. Логично? Логично. Так что веди меня к Борисевичу. Повар пусть входит. А вот Стаса предупреди, чтобы он не совался в мужской разговор. Вдруг мы там будем интимом заниматься?…

10

Александр вошел в комнату, держа миниатюрную «ламу» наготове. Наверное, это смешно, но больше всего он сейчас не хотел, чтобы Борисевич оказался в постели. Прерывать любовные ласки всегда неприятно. У него такой случай уже был, когда ворвался в спальню на фазенде…

К счастью, все оказалось проще. Виктор в халате и полуодетая девица сидели в креслах за низеньким столиком. На стеклянной поверхности теснились несколько бутылок, блюдечко с дольками лимона, вазочка с колотыми орешками, открытая коробка конфет…

На появление нежданного гостя они отреагировали по-разному. Девица тупо вытаращила на него огромные глазищи. Взмахнула несколько раз пышными ресницами с налипшими каплями туши… Красивая самка — и ничего больше. Ограниченная по уму и неограниченная в похоти принадлежность для удовлетворения мужского естества.

Борисевич сохранил спокойствие, как будто даже не удивился. Сделал вид, что не заметил пистолет, который бывший сослуживец поспешно засунул в карман куртки. И который извлечь оттуда можно было в один миг. А можно было пальнуть и так, не извлекая…

— Какие гости! — непринужденно и приветливо проговорил Виктор. — Здравствуй, Саша!

Харченко не ответил. Небрежно, не подчеркивая свои действия, прошелся по комнате, заглядывая во все углы. Нигде никого видно не было.

— Одни мы, одни, — успокаивающе кивнул старинный приятель. — Присаживайся, пожалуйста. Гостем будешь.

Взглянул на свою подружку. Улыбнулся дежурно:

— Иди в спальню, дорогая. Хорошо? Я недолго. Друг старый пожаловал. Сколько лет не виделись…

Так и не сказав ни слова, одарив Александра томной многообещающей улыбкой, девица грациозно поднялась из кресла. Соблазнительно покачивая едва прикрытой попкой, продефилировала к одной из дверей.

Харченко опустился на ее место. Проследил за тем, чтобы гостья, еще раз сверкнув ослепительными зубами, поплотнее прикрыла за собой дверь. Лишь тогда перевел взгляд на старинного приятеля. Глядел в упор и строго. Тот держался спокойно и уверенно, небезуспешно демонстрируя, что не замечает этой строгости.

— Я тебя ждал, Саша, — безмятежно заговорил хозяин. — Выпьешь?

Александр расслабленно откинулся на спинку. В том, что в данный момент Виктор не станет искушать судьбу, он не сомневался.

— Наливай.

Это было первое слово, которое он произнес после того, как переступил порог комнаты.

Борисевич взял большую квадратную бутылку виски налил в стаканы. Себе — не меньше, чем Александру. Поднял свой, отхлебнул добрый глоток. Поморщившись, бросил в рот ломтик лимона.

— За здоровье пить не будем, — прокомментировал он. — В твоем здоровье я не уверен. Да и ты, как я понимаю, мечтаешь, чтобы мне мое здоровье тоже больше не понадобилось.

Он сидел в кресле, в модном халате, сытый, вальяжный, холеный. Такой же, как был и раньше, во время «разработки» Идальго, под Регенгуш-ди-Монсарашем, когда играл роль богатого наркобарона, например.

— Я слушаю тебя.

Харченко по-прежнему молчал. Как долго он шел к этой встрече — и вот достиг, чего хотел. Слишком долго шел, слишком много крови пролил по пути — и теперь не знал, с чего начать.

Борисевич понял его. Виктор всегда был умным человеком. Опять отхлебнул из стакана, с легкой улыбочкой глядел на гостя.

— Я и в самом деле не сомневался, что рано или поздно ты сюда заявишься, — заговорил он, не дождавшись. — Вот только не знал, когда, где и как ты меня достанешь… Сколько трупов лежит внизу?

— Трое, — равнодушно произнес Александр. — И еще один в наручниках.

Борисевич покивал, усмехнулся легко:

— А как сюда попал? Кто-то из моих провел?

— Естественно. Куда деваться, если пушка на тебя глядит?

— Конечно, — так же равнодушно не стал спорить Виктор. — Ты чего ж не пьешь? Может, чего другого желаешь?.. Я тебя сегодня не ждал, твои любимые напитки не приготовил.

Подняв свой стакан, Александр тоже отхлебнул. Бросил в рот несколько орешков.

— Когда я узнал, что ты в это дело вмешался, понял, что рано или поздно у меня нарисуешься, — продолжал между тем Виктор.

— Вот как? А если бы я не вмешался? Все было бы в порядке? Или все же не совсем?..

Опустив взгляд, Виктор раздумчиво покачал виски в стакане. Слегка пожал плечами:

— Тебе, я думаю, этого не понять. Ты всегда был идеалистом… Тебе не понять, что я вынужден был на это пойти, потому что так сложились обстоятельства.

Александр внимательно глядел на бывшего приятеля. Старался поймать его взгляд. Увидеть глаза собеседника так и не удалось.

— Значит, ты изначально знал, что это моя Анна, — проговорил утвердительно.

Это было главное, почему он так стремился к разговору. Теперь, узнав правду, Харченко почувствовал в душе какую-то опустошенность. До сих пор он все же надеялся на непричастность Виктора.

Борисевич взгляд не поднимал. Ответил, упорно глядя в стакан:

— Конечно. Я хорошо знал, кого приговорили… И не возражал.

Александр машинально провел рукой по щеке, на которой в последние дни ощущал потустороннее дуновение. Сейчас ничего не ощутил… Интересно, Аннушка сейчас разговор слышит или нет?

Он одним глотком влил в себя виски. Задохнулся слегка.

— Какая мерзость, — сказал гадливо.

И было непонятно, к чему относится его реплика.

Борисевич уточнять не стал. По-прежнему задумчиво раскачивал свой стакан.

Опять голос подал, не дождавшись реакции собеседника, Александр:

— И за что же ты так с ней?..

— Долгая история.

— И все же? Ты ведь меня знаешь. Я слишком долго шел за ответом, чтобы просто так уйти.

Хозяин кивнул: знаю, мол. Потом предложил:

— Поужинаешь со мной?

— Почему бы и нет?

— Тогда пошли.

Столовая располагалась в соседней комнате. Стол был накрыт на двоих. Понятно, повар второй прибор приготовил для девицы. Но ни одним жестом, ни одним взглядом не выразил свое удивление.

— Нашей гостье подай ужин в спальню, — распорядился Борисевич. — А нас оставь вдвоем.

Тот молча склонил голову. Открыл блестящий колпак, начал что-то расторопно накладывать в тарелки. Еще раз склонил голову. И вышел.

— Вышколены они у тебя, — оценил Харченко, усаживаясь за стол.

— А как же? Я его в два счета вышибу, если что-то будет не так… Ну-с, что мы будем под рябчика?

…Ели неторопливо. Выпивали умеренно. Больше говорили.

— Так за что же вы ее все-таки?

Виктор и теперь ответил не сразу. Да и когда заговорил, слова произносил медленно, как будто подбирал, что следует сказать.

— Знаешь, Саша, если бы я мог предположить, что в это дело вмешаешься ты, возможно, постарался бы найти другое решение проблемы.

— И на том спасибо. Ты что же, с самого начала знал, что я вмешался?

— Нет, что ты! Это я уже потом понял. После твоего звонка по поводу Павлуши и Германа у меня появилось ощущение, что что-то идет не по плану… Но в тот момент я среагировал именно так, как ты и рассчитал. Ну а потом, постепенно, я вычислил тебя. А поначалу у меня и в мыслях не было, что ты вмешаешься.

Тут уже паузу сделал Харченко. Кто знает, вмешался бы он в дальнейшее развитие событий, если бы в то утро не оказался у Анны? Скорее всего, нет. Хотя бы уже потому, что узнал о происшедшем поздно, да и без информации об обстоятельствах, которые подвигнули его на активные действия… Воистину жизнь скопление случайностей.

— Ты все время пытаешься уйти от ответа, — напомнил после паузы Борисевичу. — Чем же это она так провинилась перед вами? Неужели только тем, что Протасову отказала в хранении наркоты?

Хозяин промакнул салфеткой губы. Бросил накрахмаленную ткань на стол. Отпил сока.

— Конечно, нет, Саша. Все было гораздо хуже.

— Ну а что может быть хуже? Ведь не то, что Анна Соломону в интиме отказала. Это тоже не может быть веской причиной. Разве не так?

Ответ последовал не сразу.

— Саша, а ты уверен, что тебе нужна вся правда? — Виктор рассеянно ковырялся вилкой в мясе. — Ведь все уже в прошлом. Или ты обязательно жаждешь моей крови? — Он поднял глаза, отшвырнул вилку, перегнулся через столик. Уставился в упор. — Ну так я в твоих руках. Пистолет у тебя в кармане. Ты знаешь, я сопротивляться не стану. Пальчиком поведешь — и все, и нет меня!

Тут уже Харченко почувствовал себя на высоте. Брезгливо отмахнулся от Борисевича:

— Это все потом, успеется. А пока мне нужно знать причины, по которым ты убил женщину, с которой когда-то был приятелем.

— И любовником!

Виктор произнес это слово с наслаждением, явно стараясь сделать Александру побольнее.

Харченко сохранить непроницаемый вид не сумел. Вскинул удивленно брови:

— Даже так? И когда же вы… когда мы с тобой породнились?

Тот откинулся на спинку стула. Усмехнулся цинично и самодовольно:

— Во всяком случае, еще до того, как у вас первый раз все наперекосяк пошло.

— До Бразилии?

— Намного.

Харченко скрипнул зубами. О том, что жена ему изменяет, он, как водится, узнал последним. По молодости был уверен, что она, подобно жене Цезаря, вне подозрений. Потом уже прозрел.

Но чтобы с Витькой!..

— Сволочь, — выдохнул с чувством.

— Да? — хмыкнул Борисевич. — А ты, когда Савишникову рога наставил, кем был?

Второй раз подряд он загнал Александра в угол. Но только немного не рассчитал, переборщил. Или, наоборот, специально спровоцировал?

Александр вспылил:

— Ты прекратишь юлить? Я тебя ясно и четко спрашиваю: за что вы убили Аннушку?

Из Виктора будто пар выпустили. Он обмяк, сгорбился. Даже будто постарел сразу. Глаза опять спрятал, гонор приубавил.

— Если ты настаиваешь… Ты поел, кстати?

— Да, спасибо.

— Тогда пошли в комнату. Там и поговорим. Ты по-прежнему не куришь?

— Нет.

— Я тоже бросил… Так что за шампанским посидим. Годится?

Александр молча поднялся. Он был подавлен. Вон, оказывается, откуда у этой истории ноги растут. И вон еще когда Анна гулять начала.

Стервой все-таки всю жизнь была, прости, Господи, что так о покойнице!

Если бы сейчас повеяло холодом в щеку, Харченко не стал бы прикасаться к месту, которого это дыхание коснулось. Но дуновения не было. Куда ж ты подевалась-то? И при жизни не слишком-то стыдливая была. А уж там, за чертой-то…

Эх, Аннушка…

11

— Ты какое будешь? — Борисевич открыл бар, показал на бутылки.

Харченко махнул рукой:

— Какое нальешь.

— Ну смотри…

Бокалы вскипели пеной. Затем она с чуть слышным шипением начала оседать.

— Что ж, слушай, раз тебя так припекло, — решил присыпать соли на рану Борисевич. — Мы с Анной сошлись, когда ты в командировке был…

— Воспоминания о своих сексуальных похождениях можешь оставить при себе, — хрипло выдавил из себя Александр. — Ты же знаешь, что меня интересует.

— Ладно. Хотя я думаю…

— Я же сказал: о деле говори!

Виктор посмотрел на него немного удивленно. Дело давно минувшее, у Анны и кроме него приключений хватало. Да и нет ее уже. Чего ж это старый приятель так ерепенится?

— Хорошо-хорошо, не злись. Буду говорить о том, что тебя интересует. Когда вы в последний раз надумали разбегаться, Анна как-то приехала ко мне. К тому времени она уже работала в этом чертовом магазине, будь он неладен. Администратором, кажется. В общем, не помню, кем именно. Да это и неважно. И вот она советуется со мной: ей вдруг предложили сразу стать директором. Я, понятно, удивился. Знаю же, как трудно заполучить такую хлебную должность. А тут — предложили. «Кто?» — спрашиваю. Она и отвечает: «Соломон». Тогда, естественно, я сразу все понял.

— Что именно?

— Тут надо Соломона знать. Это маленький, пузатенький, похотливый бонапартик. У него мания — обожает высоких, красивых женщин. А если она к тому же эффектная, он для нее на все готов… Короче говоря, понял я, что он надумал ее обязательно к себе в постель затащить. Естественно, тут же ей об этом сообщил.

— Погоди. В постель — понятно. Но при чем тут директорство?

— Все просто, Саша. Соломон понял, что Анна не из тех, кого можно быстро уломать или за ужин с шампанским трахнуть и разбежаться. Он хотел ее купить пышностью, великолепием. Соломон возил Анну на банкеты, пикники, приемы. Сам понимаешь, она на всех этих фуршетах чувствовала себя как рыба в воде… Но одно дело представлять ее как администратора, а другое — как директора магазина. Согласен?

— В принципе да, — пожал плечами Харченко. — Но пока не слишком убедительно.

— А что тут неубедительного? — чуть раздраженно бросил Виктор, досадуя, что приходится тратить время на объяснение элементарных, с его точки зрения, вещей. — Во-первых, он рассчитывал на ее благодарность. Во-вторых, а это тоже в нашем деле очень немаловажно, она создавала ему имидж. В-третьих, будучи его человеком, она могла что-то пропускать через магазин. Часть доходов она ему же «отстегивала» без проблем… Короче, виды на нее он имел большие.

— Ну ладно. Может быть. Я в ваших делах — вульгарус профанум. Так что же было дальше?

— В тот раз Анна засмеялась и говорит, что таких козлов умеет ставить на место. Она, ты это не хуже меня знаешь, всегда чересчур самоуверенная была… Короче, на предложение Соломона вступить в должность Анна согласилась, уверенная, что ситуацию всегда сумеет держать под контролем. И приняла директорство. У Соломона ведь, сам знаешь, возможности о-го-го какие!

Откуда же Александр мог об этом знать? Но не признаваться же Борисевичу, что он больше блефует, чем реальной информацией располагает. Приходилось верить бывшему приятелю на слово…

— Потом вы с ней разошлись в очередной раз, — продолжал между тем Виктор. — И ей тут же Соломон сделал предложение переселиться к нему.

— А он разве не женат?

— Года три назад на него покушение было. Машину заминировали. А в нее жена села…

— Понятно. И что же Анна?

— Она опять приехала за советом ко мне. И я ей купил квартиру.

Харченко зло хмыкнул:

— За просто так? Какой же ты добрый!

Борисевич глянул холодно. Глотнул шампанского. Лишь потом ответил:

— Обойдемся без иронии. Я не добрый. Просто у меня на Анну свои виды были.

— Вернее, не на Анну, а на складские помещения ее магазина.

— Тогда еще нет, — покачал головой Виктор, никак не отреагировав на степень осведомленности собеседника. — Вернее, тогда нам она понадобилась по другой причине… Кстати, о помещениях!

Он перегнулся к столику, взял телефонную трубку. Заметив движение руки Александра к карману, ухмыльнулся. Но ему ничего не сказал. Заговорил в трубку:

— Маркел, это ты?.. Да ладно тебе, не оправдывайся, я все понимаю… Так вот, ты там внизу порядочек наведи. Чтобы никаких следов нигде не было. И памяти об этих ребятах никакой — пусть вода им будет пухом. Усек? Ко мне никого не впускать… Да, чуть было не забыл! Подругу эту забери и отправь с поваром отсюда. Она мне больше не нужна… У тебя что, Маркел, от страха мозги отсохли? Я сказал, не сегодня не нужна, а вообще не нужна… Все!

Бросил трубку на рычаги. Произнес с раздражением:

— Завтра же уволю!

— Не боишься?

— Чего?

— Ну, Маркел много ведь про тебя знает. Да и в акциях некоторых участие принимал.

Сказал, а сам подумал: ты еще доживи до завтра… И тут же сам себя поправил: а ведь, судя по разговору, не исключено, что Виктор вполне может до утра дожить. И тогда Маркела он не уволит, а попросту прикончит. Еще одна смерть будет на совести Харченко. Если, к слову, к тому времени он сам жив будет…

Борисевич между тем посмотрел на него настороженно. Нахмурил брови.

— Пожалуй, в этом есть резон… Ну да ладно, это наши проблемы.

Он опять пригубил шампанское. Откинулся в кресле, заложил ногу на ногу. Сидел спокойно и вальяжно. И говорил размеренно, будто кино какое-то пересказывал.

— В то время бум был, всюду пункты обмена валюты открывались, как грибы после дождя росли. Никаких разрешений для этого можно было не получать, а деньги накручивать очень неплохие. Ты даже не представляешь себе, какой это чудесный период был. Мы с помощью таких пунктиков знаешь сколько денег заработали! А сколько «отмыли»!.. Организовали мы точку и у Анны в магазине. Ну и еще кое-что через нее делали. Короче, мне та квартира окупилась с лихвой. К тому же купил я ее за деньги банка.

— Вот даже как? Ты можешь средствами банка распоряжаться на свои нужды самостоятельно?

Высокомерный взгляд богатого, преуспевающего человека на нищего плебея.

— Саня, не пытайся рассуждать на темы, в которых не смыслишь. Все решаемо в этом мире… Короче говоря, все шло неплохо. Правда, обменный пункт в Аннушкином магазине со временем пришлось закрыть. Ну, да это для нас не так уж страшно было… Соломон по-прежнему ходил вокруг Анны, как кот вокруг сметаны. Она его отфутболивала. Но не очень резко, чтобы он не разозлился.

— А потом вы получили очередную партию наркотиков. Откуда, кстати?

— В данном случае из Африки. Но у нас в этом деле связи большие, в том числе и в Латинской Америке. Не зря же я в последний раз с тобой в командировку в Бразилию сам напросился.

— Так ты этим делом уже тогда занимался? — Александр был поражен.

Опять высокомерная ухмылка.

— Саша, умные люди уже в восемьдесят шестом… Нет, приврал. Уже в восемьдесят седьмом поняли, что пора зарабатывать деньги, потому что скоро нашу систему вдребезги разнесут. Не все же были такими ограниченными бессребрениками, как ты или Савишников.

Харченко почувствовал себя уязвленным. Но не мог сам себе не признаться, что собеседник прав. Кто раньше это понял, тот нынче на коне.

— Правда, в этот раз у нас скандалец получился… — Борисевич говорил об этом спокойно, будто сообщал о том, что какую-то мелочь потерял. — Ну, да это пустяки.

— Конечно, пустяки, — не упустил возможность взять реванш Александр. — Было бы о чем речь вести… Подумаешь, с пяток человек «замочили».

На этот раз Борисевич не выдержал, внимательно посмотрел на него:

— Я смотрю, ты о многом осведомлен.

— Добавь еще зловещим голосом: он слишком много знал… Будет совсем как в кино. Не отвлекайся лучше. Слушаю тебя дальше.

Виктор пожевал губами. Заговорил вновь:

— Ты прав. Должны были мы получить очередную партию наркотиков. И вдруг выясняется, что наш основной склад под наблюдением.

— Погоди-ка, Витек! — опять перебил Харченко. — Ваш склад ведь здесь, на этой даче. Так она что же, под наблюдением? И сейчас тоже? Под чьим?

В глазах Борисевича вскипело холодное бешенство. Но он сдержался. Правда, теперь Александр был убежден, что Виктор обязательно постарается от него избавиться.

— Склад был на даче, — хозяин подчеркнул слово «был». — Но мы заметили наблюдение. Кто следил — не знаю. Может, менты. Может, наши с тобой коллеги. Может, конкуренты. Не знаю. Да и неважно это. Важнее, особенно в тот момент, было другое. Везти партию сюда стало опасно. Нам срочно понадобился новый склад. Вот тогда мы и подумали об Анне.

— Подослали для переговоров Павлушу…

— И этот идиот все испортил. Он не просто неправильно повел разговор с самого начала. С ней надо было начать с разговора о выгоде, о деньгах. А он начал Анне угрожать. Ну а ты Анну знаешь: если уперлась — все, не сдвинешь. Когда Павлуша от нее уехал, она начала звонить Соломону. А тот, узнав, о чем идет речь, сам в штаны наложил. Решил, что, коли с таким предложением подъезжают к ней, ему лучше отойти в сторону. Тем более что своего от нее он так и не добился. Анна решила обратиться к Анастасу. Но там тоже у нее получился облом. Ребята Анастаса могут, конечно, цепями помахать, из кого-то должок выколотить, квартиру или машину подпалить… Но против серьезных людей не пойдут.

— И тогда она обратилась к тебе. Не зная, что Павлуша с Германом — твои люди.

— Совершенно верно. Я ей и посоветовал: чего ты переживаешь, мол, сдавай помещение, греби деньгу… и ничего не бойся. Если что, говорю, ты можешь легко откреститься от всего: мол, я не я и хата не моя. Если надо будет — прикроем… Она сначала вроде слушала. А потом, наверное, как-то разнюхала, что предложение исходило от меня. Ты бы послушал, как она на меня орала! Я от женщин такие слова редко слышу.

Виктор несколькими глотками осушил свой стакан. Налил свежего шампанского. Жестом предложил Александру. Тот отказался.

— Самое глупое, Саша, что она тогда сделала, — это пригрозила мне, — ровным тоном продолжил Борисевич. — Сказала, что ни в коем случае не допустит размещения наркотиков в магазине. И что обо всех моих делах узнает кто следует. А знала она обо мне немало.

— И ты принял решение…

— Не сразу. Стервятник получил указание давить на нее морально, заставить принять наше предложение. Мы тянули до последнего дня.

— Но ведь она на тебя не «накапала»…

— Ну, во-первых, это еще неизвестно. Сам же понимаешь, подобные обвинения доказать нужно. А у нее доказательств не было.

— Ты уверен? — усмехнулся Харченко.

Борисевич даже подскочил:

— Ты что-то знаешь? Что именно? Откуда? Следователь сказал?..

— Что ж ты так неосторожно своих осведомителей сдаешь? — Александр с наслаждением отыгрывался за циничные откровения приятеля и от этого развеселился. — Следователя у меня видел только один человек. Следовательно, по твоим словам я мог бы догадаться, кто тебе об этом сообщил.

— Мог бы? А ты что же, знал о том, что она мне «капает», и раньше?

— За фраера держишь, гражданин начальник? — ерничал Харченко. — Конечно, знал, секретный ты мой!

— Но откуда? Как ты ее вычислил?

— Витя, мы с тобой такие приключения пережили, с такими асами сражались, что с этой пигалицей совладать было совсем несложно.

В глазах собеседника мелькнула тень насмешки. Тот, конечно, и мысли допустить не может, что Харченко не только расколол Стасю, но и договорился с ней. Что ж, смейся, паяц…

— Так что же произошло дальше? — попытался Александр вернуть разговор в прежнее русло.

— Дальше… Анна уперлась, ни в какую не соглашалась. Стервятник в тот, последний, день приехал к ней и спросил напрямую: согласна она на наше предложение или нет. Она так же напрямую отказалась… И у нас после этого не оставалось иного выхода. Вот и все.

Они помолчали. Первым нарушил тишину Виктор:

— Если бы она не грозила мне, если бы не грозила… А я до сих пор не уверен, что Анна не сообщила про меня что-нибудь в милицию… Так тебе следователь ничего об этом не говорил?

Харченко наклонился вперед. Он ничего не знал о том, сообщила ли Анна кому-нибудь что-то о своем любовнике или нет. Но ему очень уж хотелось как можно сильнее уязвить собеседника. Поэтому он с искренней ненавистью уставился Борисевичу в глаза:

— Ничего никому она не сообщила. Ничего и никому. Понятно? И знаешь почему?.. Потому что Анна не могла донести на своего любовника. Даже бывшего. Даже предавшего ее. И при этом наивно полагала, что этот ее бывший любовник, со своей стороны, встанет на ее защиту и не позволит поднять на нее руку. Поэтому она так упорно, до последнего, стояла на своем. Понял, скотина? Она верила тебе. Не понимала, дурочка, что в вашем дерьме, которое вы бизнесом называете, понятия о чести, совести и порядочности — понятия абсолютно абстрактные.

Сказал и снова откинулся в кресло. Вылил в пересохший рот выдохшееся теплое вино. Поставил стакан на столик и спросил небрежно, глядя в сторону и скривив презрительно рот:

— Так что мы с тобой, друг сердечный и брат молочный, будем дальше делать? Нам ведь вдвоем тесно будет жить на нашем шарике.

Борисевич глядел исподлобья. Было видно, что и он того же мнения. Но сообщать об этом не спешил.

12

— У меня другое предложение.

Удивленный Александр с любопытством выгнул бровь. Он был убежден, что Борисевич, оценив его осведомленность, непременно попытается от него избавиться. Причем поскорее. Каким образом? Вариантов — сколько угодно. А тут, как говорится, «возможны варианты». Хотя, быть может, это какой-то хитрый ход? С Борисевича станется… Как он в свое время того же Идальго провел! Классика!

— Слушаю тебя.

Борисевич не спешил:

— Погоди чуток. Mais vale ma avenca que boa sentenca. Согласен, надеюсь?

Кто бы спорил! Худой мир, естественно, лучше доброй ссоры. Но ведь не любой же ценой!

— Конкретно, что ты предлагаешь?

Вновь пригубив шампанского, Виктор согласно склонил голову:

— Думаю, ты согласен, что у нас с тобой теперь два пути. Либо мы будем вместе, либо, ты правильно сказал, одного из нас быть не должно. Поэтому логично было бы до окончательного решения быть друг с другом максимально откровенными. Не так ли?

Логика в предложении была. Но быть откровенным до конца Александр не собирался. Как не был уверен в предельной откровенности Виктора. Вернее, был уверен в том, что Борисевич откровенничать не станет. Тем не менее согласно склонил голову:

— Бесспорно.

— Тогда теперь я слушаю тебя.

Харченко опять вскинул брови:

— Меня? Не понял… А что тебя интересует?

— Как это что? Все! Как ты на меня вышел. Как вычислил нашу общую подругу. А главное — на кой черт ты вообще влез в это дело?

Суровый гость сделал паузу. Отпил шампанского, которое долил ему хозяин. Лишь тогда заговорил:

— Почему влез, спрашиваешь? Очень просто. Анна собиралась вернуться ко мне. Я был готов заблудшую овечку принять. Формально мы с ней разведены не были. Так что, выходит, я начал мстить за родную жену. А это, согласись, несколько меняет дело.

Теперь уже Виктор опешил:

— Она хотела к тебе вернуться?.. А ты бы ее после этого всего принял?!

— А почему нет, Витя? Сам я тоже не без греха. Дурью помаялись по молодости. Сейчас уже старость не за горами. Человеку по молодости нужны разгул, фейерверк страстей, все такое прочее. А к старости ему необходимы дом, семья. Не согласен?.. Анна, похоже, многое поняла. Так я рассуждал. К тому же, обрати внимание, когда все это начиналось, я практически ничего о последних ее приключениях не знал. Зато сейчас понимаю, что она, очевидно, хотела от всего этого вашего дерьма вообще удалиться. Перебесившись, может, нормальной женой стала бы…

— Горбатого… — начал было Борисевич, но осекся.

— Ну, могилу ты ей уже обеспечил, — криво улыбнулся Александр.

Улыбка больше походила на оскал.

— Хорошо, хоть на похороны… Вернее, на кремацию пришел. Как это трогательно: прийти на похороны бывшей любовницы и нынешней жертвы.

— Ты зато вообще не соизволил появиться, — огрызнулся Виктор.

— Не появился, — легко согласился Харченко. — По единственной причине: я не знал, когда они. Твои архаровцы забыли меня известить… Да и занят я в тот день был. Не догадываешься чем?

Хозяин вдруг резко приподнялся. Харченко рефлекторно отпрянул. Рука дернулась к карману.

— Нервишки? — желчно ухмыльнулся Виктор.

Достал новую бутылку шампанского, приготовился ее открывать.

— Стоит ли?

Борисевич вопросу не удивился. Ответил абсолютно спокойно:

— Не просто стоит. Необходимо. Потому что эта бутылка станет либо последней для одного из нас, либо первой в нашей совместной работе.

— Логично, — вновь оценил Харченко. Он вообще удивлялся тому, как протекает их беседа. Будто действительно двое старинных приятелей после долгой разлуки спокойно обсуждают отвлеченные проблемы… — Итак, что ты предлагаешь?

— Ты еще не ответил на все мои вопросы.

— Зато отвечу на главный. Я изначально не согласен ни на одно из твоих предложений. Кто-то из нас двоих до утра не доживет.

И это не удивило Борисевича. Хлопнув пробкой, он наполнил бокалы. Сказал раздумчиво, спокойно:

— Но я все равно не могу понять почему. Ведь она была самой обыкновенной б…

— Senhor, ты оскорбил мою покойную жену, — холодно напомнил гость.

— Саша, не надо демагогии, — раздраженно поморщился Виктор. — Ты даже не представляешь, сколько отростков произрастало на твоих рогах… Так что давай все же попытаемся договориться.

— О чем?

Ответил он не сразу. Да и потом прямой разговор повел издалека.

— Должен сказать, Саша, ты меня очень сильно удивил. Я думал, что ты окончательно спился. Причем не только ты. У всех наших судьба по-разному сложилась. Мишка Васильковский частным сыщиком заделался. Володя Забровский сейчас работает начальником службы физической защиты налоговой полиции Московской области. Честно говоря, я его больше всех боюсь. Вернее, боялся, пока ты в это дело не встрял… А Серега Борщевский бомжует на Киевском вокзале — железки всякие ломает за пару пива… О том, что ты на самое дно опустился, я, естественно, слыхал. Был уверен, что окончательно. А тут вдруг почувствовал, что ситуация после… после того, как не стало Анны, начала развиваться не так, как я планировал. Просчитал я все и понял, что вмешался профессионал. О тебе, конечно, тогда и мысли не было… Зато понял главное: коли всерьез кто-то копать начал, рано или поздно обязательно выйдет на Павлика…

— И ты подставил ему Стасю?

— Стасю?.. А, ну да, конечно… Согласись, что она все сделала блестяще.

Кто бы спорил! Теперь многое становилось понятным. И ее пикантная ласка, естественно, коньяк после этого. И его глубокий сон после всех приключений и щедрой дозы спиртного… Классика!

— Ты, Витя, всегда был мастером, — искренне сказал Харченко.

Борисевич понял, что сказано от души. А кому искренняя похвала не приятна?

— Саша, иди ко мне!

— В смысле?

— В прямом. Мне нужны крутые ребята.

— Чтобы других Аннушек «мочить»?

Опять зависла пауза.

— Зачем ты так? Мне и самому все это…

— Верю. Но ведь ты это сделал, — безжалостно обрубил Харченко. — А я не желаю становиться таким, как ты. Мне это не по душе. Я буду пить, опускаться на самое дно, спать с продавщицами… Но я не стану убийцей по найму.

— А кем ты был в Сан-Жуан-ди-Мерити?

Перед глазами Александра возник тот знойный влажный день в пригороде Рио-де-Жанейро. Речка Акари. И перекошенное ужасом лицо…

— Он был предателем, — угрюмо произнес Харченко.

Дернул головой. Слегка задохнувшись газом, влил в себя шампанское. Предпочел бы, чтобы сейчас вместо него оказалась водка… Это воспоминание было едва ли не самым тягостным в его жизни. Александр на многое теперь смотрел иначе. Как, наверное, большинство людей, с которыми он когда-то выполнял подобные «спецзадания».

— Предателем кого или чего? — столь же безжалостно отыгрывался Борисевич. — И мстителем за чьи интересы выступал тогда ты?

— Это разные вещи, — неубедительно возразил отставной майор. — Тогда я был уверен, что поступаю правильно, в интересах Родины…

— Понимаю. Тогда ты это слово писал с большой буквы, — Борисевич издевался, не считая нужным это скрывать.

— Да, с большой! Если бы для всех слово «Родина» звучало с большой буквы…

— Ах-ах-ах! Сколько патетики! Сколько экспрессии!.. Вот только скажи мне, пожалуйста, Саша, что ты делал в августе девяносто первого? И в октябре девяносто третьего?.. Что-то я не видел тебя на баррикадах, в рядах защитников милых твоему сердцу идеалов. Или ты там был?.. Саша, друг ты мой сердечный, не надо разводить демагогию, — повторил Виктор. — Читай Льва Гумилева — там все написано. Не слыхал про такого? Напрасно. Это сын того самого поэта Николая Гумилева и той самой поэтессы Анны Ахматовой. У него есть замечательная теория пассионарности и этногенеза. Такие вещи надо знать, мой дорогой… Нация, народ, этнос, доказывал он — и я ему верю, — как и любой живой организм, имеет момент рождения, фазы развития, зрелости, старости, смерти. Уловил? Мы, русские, сейчас агонизируем, дружище. Народ, Родина, национальные интересы — все это чушь, херня, дурь на постном масле. Уже при наших внуках, ну, может, правнуках Россия перестанет существовать, а остатки русских при самом идеальном раскладе окажутся нацменьшинствами на территории некоего государства, которое образуется на территории России. И дай Бог, чтобы это государство было славянским, а не тюркским, например. Понимаешь? Нашим потомкам, считай, уготованы резервации!.. Так почему же мы сейчас должны думать о величии своего государства, которое обречено самими законами этногенеза? Человек всегда, а в период развала своей страны в особенности, должен жить для себя, в какой-то степени ради своих детей, но никак не для народа, который объективными законами бытия лишен будущего. Это объективная реальность, хотя ты, да и не только ты, не желаешь это признавать. Потому каждый должен быть только за себя. Что я предлагаю и тебе. Ты будешь кататься как сыр в масле…

— За что?

Во время пространной речи Борисевича Александр чувствовал, как словно бы озноб передернул его плечи. Неужели этому мрачному прогнозу суждено оправдаться? Что ж это за теория такая зловещая? И неужто она и в самом деле так убедительна, коль ей поверил такой циник, скептик и материалист, как Виктор Борисевич?

…Усмешка на устах Борисевича стала издевательской:

— За выполнение сугубо специфических заданий, мой дорогой. Неужели непонятно?

Откровеннее не скажешь.

— А если нет?

Виктор откинулся на спинку кресла.

— Ты меня загоняешь в угол, Саша, — тихо сказал он. — Я бы не хотел убивать своих.

— Кого своих? — теперь уже безжалостен был Харченко. — Свою любовницу, которая просила у тебя помощи, ты уже убивал. А кто я тебе? Спившийся рогоносец… Так что же тебя останавливает? Убей врага, как писал Илюша Эренбург.

Виктор откинулся в кресле. Он понял, что старинный его приятель нацелен только на месть. И потому поинтересовался спокойно и холодно:

— Что ты предлагаешь? Ты хочешь меня просто убить? Не верю.

Александр в очередной раз показал себя:

— Правильно делаешь, что не веришь. Я не такая гнида, чтобы нанимать киллера, который убил бы мою любовницу… Я тебе предлагаю дуэль.

Борисевич даже в кресле приподнялся:

— Дуэль???

— Дуэль. Просто так пристрелить тебя я не могу, в этом ты безусловно прав. Но и дать тебе или твоим дуболомам пристрелить себя — тоже. Оставлять тебя наедине с собственной совестью бесполезно, потому что у тебя нет совести. Остается дуэль.

— И как ты ее себе мыслишь?

Виктор уже овладел собой. Скосил взгляд на бутылки шампанского. Он выпил больше Харченко, о чем теперь сожалел. Хотя и надеялся, что годичный запой Александра понизил его мастерство.

Александр ответил спокойно, трезво, ясно:

— Ты отсылаешь своих костоломов. Мы с тобой остаемся вдвоем в доме. У нас по пистолету или револьверу — на твое усмотрение. И кому поможет Бог.

Борисевич немного подумал. Потом кивнул:

— Согласен. Одного только не пойму: на что ты рассчитываешь? Я ведь все время тренировался.

— Неужто непонятно? На моей стороне справедливость.

Челюсть у Виктора поползла вниз. Потом он спохватился. И расхохотался:

— Саша, дружище! Что такое справедливость? Категория, придуманная человеком. А мастерство воспитывается… Ты и в самом деле собираешься поставить на справедливость? Не смеши, пожалуйста!

Впервые за последние два дня Александр ощутил на щеке льдистое дыхание. Оно не было нежным, как раньше. От него веяло могильным холодом. Аннушка с того света предупреждала, что она ему не помощник. Что ему вообще нынче никто не сможет помочь. Только он сам.

Тем не менее Харченко произнес твердо:

— Да, Витя, я ставлю на справедливость. Потому что, если не верить в то, что она существует, нам больше верить вообще не во что.

Борисевич, склонив голову, внимательно посмотрел на бывшего приятеля.

— Саша, а ты, случайно, не хочешь умереть?

— Как тебе сказать… Любой человек хочет жить. И я тоже. Это инстинкт самосохранения. Биологический закон. Но и цепляться в этой жизни мне больше особенно не за что.

— Что ж, дело твое. Только имей в виду: когда придется нажимать курок, у меня рука не дрогнет.

— Знаю. Уверяю: у меня тоже.

Борисевич поднялся. Легкий, подвижный, накачанный на тренажерах, спортивный, ладный…

Взял трубку.

— Маркел, принеси мои револьверы.

Опустил телефон. Усмехнувшись, попросил:

— Саша, дай, пожалуйста, твой пистолет.

Александр протянул ему свою «ламу». Протянул, стараясь не показать, как внутренне напрягся. Виктор взял пистолет, будто и не сомневался, что получит его. Осмотрел. Опустил в карман халата.

Маркел вошел, вежливо постучавшись. Принес кобуры с сияющими никелем револьверами. Аккуратно положил их на стол. Рядом поставил коробку. С патронами, понял Харченко. Глядел на обоих с удивлением. Покосился на пустые бутылки из-под шампанского.

— Кто сейчас находится на даче? — Борисевич был сама любезность.

— Повар уехал с подругой. С Жоры наручники я снял, он понять ничего не может. Ну, и Стас с полчаса назад приехал. Больше никого.

— Понятно… — Борисевич призадумался на миг. — На сегодня вы свободны. Завтра к девяти… Нет, к полдесятого… Короче, давайте все трое ко мне!

Маркел поднял трубку.

— Жора, позови Стаса — и к шефу… Не знаю. Делай, что сказано!

Жора и Стас вошли и остановились у двери. Смотрели преданно, в готовности выполнить любое распоряжение шефа. Виктор шагнул к ним. Произнес быстро, с извиняющейся ноткой в голосе:

— Ребята, бывают разные обстоятельства. Вы должны меня понять…

Два выстрела прогремели подряд. И в следующее мгновение пистолет был уже направлен на Маркела.

Борисевич смотрел спокойно и как будто бы даже искренне. Если бы Харченко не знал этот взгляд…

— Знаешь, Маркел, почему я убил их, а не тебя?

Секретарь стоял бледный как полотно. Отрицательно качнул головой, с ужасом глядя на «ламу» в руке шефа.

— Понимаешь, Женя, — проникновенно продолжал Борисевич, — они передо мной ни в чем не были виноваты. Потому умерли сразу, не мучаясь… Теперь понял?

Маркел дернул головой в сторону Харченко.

— Совершенно верно. Ты меня предал. Пусть даже из чувства самосохранения. Но это тебе не поможет, Маркел. Потому ты умрешь, наперед зная об этом.

Борисевич умолк. Он ждал ответа.

— Убивай, — неожиданно спокойно произнес Маркел.

Он понял, что ему не спастись. И теперь стоял, бледный, у стены, скрестив на груди руки.

— Ты всегда был сволочью, — Маркел говорил спокойно, не повышая голос и не торопясь, отдавая себе отчет, что это, скорее всего, последняя речь в его жизни. И от осознания этой истины осмелев. Человек больше всего боится неизвестности. Когда будущее очевидно, страх уходит. — Я всегда знал, что рано или поздно ты так поступишь. Жаль только, не понял, что это произойдет именно сегодня… Так вот, скотина, я надеюсь на этого человека, — он кивнул в сторону Александра. — Он тебе отомстит. За всех отомстит. Он более порядочный, чем ты. Я для него враг — но он меня не убил. Я — твой человек, но ты меня застрелишь. Но даже если ты будешь сейчас проворнее, если ты сегодня победишь, рано или поздно ты все равно на ком-нибудь споткнешься. Потому что в мире должна быть высшая справедливость. Сегодня она карает меня. Наверное, я это заслужил. Хотя в отличие от тебя никогда не убивал своих. Завтра придет и твой черед.

— Но это будет завтра, — ответил Борисевич.

Он был не менее бледен, чем Маркел.

— Оставь его.

Харченко вмешался неожиданно даже для себя.

— Почему?

В голосе Виктора слышалась надежда, что Александр приведет аргумент, который позволит ему помиловать своего секретаря.

— Это элементарно, Ватсон. Если останешься в живых ты, Маркел тебе еще сможет послужить. Если же нет — тебе будет все равно.

— Он меня предал, — уже без былого напора произнес Борисевич.

— А ты их не предал? — Александр кивнул на два тела у двери. — Не надо быть фарисеем, Витя. Рассуди сам: если ты окажешься проворнее, тебе обязательно понадобится человек, который все здесь приберет и обеспечит тебе хоть какое-нибудь алиби.

Борисевич в задумчивости опустил пистолет. Произнес, глядя в сторону:

— Маркел, имей в виду: приговор я тебе вынес. И отменю его только в случае, если ты поможешь мне навести здесь завтра порядок. Если попытаешься сбежать — я тебя со дна моря достану.

— Знаю, — буркнул Маркел. Лицо его было покрыто крупными каплями пота. — Но и ты имей в виду: я тебе всего этого никогда не забуду. И сейчас буду на стороне этого парня.

— Но только до утра у вас мир, — торопливо произнес Харченко.

— Хорошо, — ответил после паузы Маркел.

Ненавидяще посмотрев на своего шефа, он направился к двери. Уже оттуда бросил:

— Кто бы из вас ни остался в живых, я жду ваш вызов. Помогу здесь навести порядок. И после этого, Сева, берегись, сволочь!

Это были последние слова в его жизни. Борисевич не решился стрелять ему в лицо. Он выстрелил в затылок.

— Зачем? — тихо спросил Александр. — Мы же с ним договорились…

— Ты — может быть. Я — нет.

Борисевич сказал и забросил «ламу» в угол комнаты. Александр понял зачем. Чтобы потом, если возникнет необходимость, свалить все смерти на убитого. Борисевич не сомневался, что этим убитым будет Харченко.

Что ж, излишняя самоуверенность еще никому не шла на пользу.

На даче не осталось ни одного человека. Кроме двух старых приятелей. Один из которых тоже должен был стать трупом.

13

У Борисевича, это Харченко понимал, было огромное преимущество — он прекрасно знал свою дачу. В то время как Александр представлял расположение комнат только приблизительно, по схеме, небрежно, в спешке набросанной на клочке бумаги Анастасией. И потому он счел за лучшее избрать оборонительную тактику, решил выждать паузу, не лезть на рожон, постараться не подставиться.

Он замер там, где и было определено по условиям поединка: в углу коридорчика, в который выходили несколько дверей. Револьвер держал наготове.

Ему начинала надоедать вся эта история. Слишком много смертей, чересчур много крови. А впереди еще Соломон, до которого добраться тоже будет нелегко. Тем более что он сейчас за границей…

Борисевич, несомненно, достоин смерти… Даже не так, не смерти он достоин. Борисевич недостоин жить. Борисевич обязан пополнить ряды мертвых. Александр пытался себя в этом уверить. Но сейчас, после всего происшедшего, после всего того, что он узнал, Харченко был бы даже не против того, чтобы самому заполучить пулю. Предпочел бы только, чтобы смерть была мгновенной. Потому что месть его зашла в тупик. Потому что Анна теперь не казалась в его глазах достойной такого мщения, такой крови и стольких смертей. Потому что Борисевич, даже показав себя отъявленной сволочью, просто играл по правилам, принятым в его среде. Потому что сам Харченко даже в собственных глазах теперь не выглядел рыцарем без страха и упрека.

Слабость длилась недолго. Потом память услужливо подсунула несколько фрагментов из событий последних дней. Страстный шепот Анны тогда, у нее в кабинете, на диване. Тонкий след от стилета на ее шее. Отброшенное автоматной очередью на скамейку тело Сереги Иванушкина…

Нет, за жизнь нужно бороться. Хотя бы для того, чтобы отомстить. Человек не должен сдаваться, тем более подставлять лоб под пулю, которую выпустит не кто иной, как человек, лично повинный в гибели Анны и Сереги. Если победит Виктор, вновь победит чудовищная несправедливость, потому что, кроме Александра, мстить Борисевичу не сможет никто.

Да и отступать уже поздно. С дачи должен уйти только один из них. И пришедший мстить за любимую и друга мужчина постарается, чтобы этим единственным стал именно он.

Отставной оперативник понял, что бывший друг тоже сейчас где-то притаился и ждет его появления. Так стоять можно до бесконечности. А время на руку противнику. Потому что на дачу может заявиться кто-нибудь еще.

«Чего ждет Виктор?» — старался просчитать Харченко. Что Александр начнет бродить по комнатам, тыкаясь наугад из одного помещения в другое. Как в этом случае следует поступить ему? Как-то так, чтобы это стало неожиданным для Борисевича.

Но как? Как?? Как???

Очевидно, так, чтобы никто не смог вычислить ход мысли мстителя.

Харченко тихо открыл входную дверь и выскользнул во двор. Быстро огляделся. В свете убывающей луны двор выглядел не слишком отчетливо. Тем не менее, осмотревшись, Александр разглядел, что ему нужно. Возле дома росло как раз подходящее дерево — с одного корня поднимались два могучих ствола под густой общей кроной.

Хорошо, хоть собак охранники не успели на ночь выпустить. Воют, наверное, псы сейчас где-нибудь в сарае, не понимая, почему не могут нынче побегать на воле.

На воле… Воля-то для них обычно ограничена забором. Так и все мы — стремимся к максимальной свободе, не понимая зачастую, что у любой свободы имеются ограничения. И благо, если человек это осознает…

Где только не доводилось лазать по деревьям Александру. Даже в амазонской сельве карабкался по переплетениям лиан, мечтая не ухватиться ненароком за змею. А уж тут, в России-матушке…

Взобраться на крышу для опытного человека — дело нескольких секунд. Оттуда Александр бесшумно, опустившись на руках, спрыгнул на балкон. Притаился. Если Виктор находится в этой комнате и если он заметил прыжок, сейчас прогремит выстрел.

Пуля, этот легкий закругленный комочек металла, выбитая из привычного гнезда взбесившейся энергией сгораемого пороха, продавится сквозь тесный канал ствола, царапая бока о спиральную нарезку, ввинтится в воздух и, освобожденная, устремится вперед. Она вломится в лобовую кость, раздробив ее, проломив крошечную девятимиллиметровую дырочку, и, потеряв изрядную толику инерции, погрузится в студенистую массу самого совершенного и удивительного вещества на свете, Человеческого Мозга. Беспорядочно кувыркаясь, пуля будет стремительно, но последовательно обрывать мысли и чувства, останавливать команды, посредством которых мозг руководит сложнейшим механизмом тела. А параллельно, широким конусом, в жирную мякоть мозга, довершая разрушения, вопьются тысячи меленьких острейших осколков лобной кости черепа. Они вместе уничтожат все то, что позволяет сгустку протоплазмы именоваться гордым словом ЧЕЛОВЕК…

Харченко тряхнул головой, отгоняя видения. Выстрела не последовало. Значит, Борисевича в этой комнате нет… Да и правильно. Он должен находиться где-нибудь в таком месте, чтобы перед ним была только одна дверь. Чтобы обосноваться в комнате, в которой имеется несколько входов, нужно быть авантюристом Александром Харченко, а не рассудительным прагматиком Виктором Борисевичем.

По случаю теплой погоды форточка была слегка приоткрыта. Александр поднялся, открыл ее пошире, понимая, насколько великолепную мишень он из себя представляет на фоне залитого лунным светом окна. Перегнулся внутрь, дотянулся до ручки, повернул ее.

Путь в комнату был открыт. Лишь бы только под окном не оказалось какого-нибудь столика или чего-нибудь еще — в темноте ничего не видно.

Не знающий точного расположения помещений, мститель оказался в той же комнате, где они с Борисевичем так долго разговаривали. Это было очень плохо. Сюда выходили, по меньшей мере, три двери и два окна в разных стенах. Единственное, что успокаивало, что Александр здесь уже бывал и знал конфигурацию комнаты. Виктор, оставалось надеяться, никак не должен заподозрить появление Александра именно здесь.

Стараясь не шуметь, Харченко подвинул кресло в угол, в самую густую тень. Нащупал бутылку шампанского. Осторожно откупорил ее — пробка даже чуть слышно хлопнула. Наполнил стакан. И приготовился ждать.

Нервы у Борисевича должны сдать раньше. Потому что он больше дорожит жизнью. Он слишком самоуверен.

И когда он отправится на поиски своего противника, непременно сюда попадет.

Так Александр и сидел: мрачный, со смятенной душой, осознавая, что ради этого мгновения он пролил слишком много крови, в том числе и невинной. Держал в одной руке револьвер. А в другой — стакан, из которого потихоньку цедил студеную колючую влагу.

14

Когда кого-то или чего-то долго ждешь, всегда есть время подумать. Так и теперь Александр Харченко размышлял обо всем происшедшем, обо всем, что узнал за последнее время.

Как теперь относиться к Анне? Не к покойнице Анне, разумеется. А к Анне, мстить за которую он вышел на тропу войны. Он всем: Буеракову, Борисевичу, Анастасии, даже себе самому говорил, что готов был принять жену к себе. Но готов ли был он это сделать, если бы ее не убили? Простить, да, он смог бы. Но забыть… Забыть все то, что узнал за эти несколько дней…

Да и вообще, можно ли вычеркнуть из жизни какой-то период?

Когда-то Александру в руки попалась книжка стихов неведомого ему поэта Андрея Матяха. Стихами он никогда не увлекался. Но тут поразило его одно стихотворение, которое как нельзя лучше подходило к данной ситуации.

Вот и теперь, понимал Харченко, он уже далеко не тот, что был раньше. Теперь он не пошел бы в разведку с Борисевичем. И понимал, что и друг, бывший друг, не взял бы его с собой. И Аннушка казалась теперь не слишком-то достойной такого мщения, которое он сейчас осуществлял. Да и сам выглядел в собственных глазах отнюдь не лучшим образом.

Не те мы нынче, не те. Хорошо это или плохо? Просто закономерно. И не более.

Грешил Харченко в этой жизни? Сейчас, когда до рокового выстрела остается все меньше времени, когда неведомо, чей выстрел окажется удачнее, он мог сам себе признаться, что грехов на его совести куда больше, чем он того хотел бы. И страстная скоротечная любовь с Джоанной, бывшая, по сути, почти предательством по отношению к своему делу, едва ли не милая безделица на фоне того, что ему приходилось убивать людей лишь по той причине, что оказались у него на пути. Убивал ведь!

Даже теперь на его руках оказалась кровь невинных.

И что можно изменить, даже попытавшись войти в остановившуюся реку времени? Воскресить невинно убиенных? А дальше? Опять идти их убивать? Иного пути нет! Потому что раньше он служил государству, которое давало ему задание. Сейчас он служит собственному чувству необходимости мщения, потому что иного пути не видит.

Да, река меняется. Но вместе с ней меняемся и мы. Взрослеем, стареем, мудреем, глупеем… Это и есть жизнь. Во всей ее непредсказуемости.

15

Ждать пришлось очень долго. Так долго, что… Просто неловко об этом говорить.

…В этот вечер и ночью Александр выпил слишком много шампанского. И теперь оно, это коварное пенистое вино, клокотало и стремилось вырваться наружу.

Ну где же этот Борисевич?!

Харченко ерзал на месте, чувствуя, как у него скоро лопнет мочевой пузырь. В кинокомедии это выглядело бы, наверное, очень смешно: благородный рыцарь пришел мстить — и обосс… простите… лся.

Но то в кинокомедии. В реальной жизни было не до смеха. Он попросту не знал, как поступить. Встать и идти искать туалет — все равно что самому напроситься на пулю. Но не мочиться же в комнате. Глупо, пошло, стыдно, не по-мужски…

К тому же он стеснялся покойников. Маркел, Стас и Жора по-прежнему лежали у двери. Их неподвижные тела темнели у порога в призрачном лунном свете.

Нестерпимо хотелось по нужде. Но не делать же это в доме.

Ну а если нет другого выхода?

Что же делать?

Вот тут только и появился Борисевич.

Глаза Александра уже приноровились к лунному полумраку комнаты. Привыкшие к тишине уши напряженно ловили малейшие звуки. Поэтому, когда едва слышно провернулись хорошо смазанные петли, Харченко уловил этот невесомый шум. Одна из дверей едва заметно начала приоткрываться.

Мститель напрягся. Ради этого мгновения он шел сюда так долго. А потому тотчас отключился от всего, что могло хоть как-то помешать акту мести.

В открывшемся проеме царил полный мрак. Потом в этом мраке что-то шевельнулось. Чуть заметно блеснул хромированный револьвер. Борисевич из тьмы вглядывался в комнату. Потом шагнул через порожек и тотчас отпрянул назад. Провоцирует! — понял Александр. Старый трюк, для новичков.

Виктор появился опять. Он шагнул раз, потом другой… Теперь убегать ему поздно. И Харченко негромко поздоровался по-португальски:

— Boa noite, senhor! О que ha de novo? (Доброй ночи, сеньор! Что нового?)

Первое движение Борисевича было чисто рефлекторное: он присел, готовый отскочить в сторону. Но потом усилием воли остановился, понял, что на мушке. Замер, опустив руку с револьвером.

— Опять ты меня переиграл, — произнес с досадой. И выкрикнул с вызовом: — Ну так стреляй же, так твою растак!

— Да в тебя и стрелять-то неинтересно, — оскорбительно хмыкнул Харченко. — Хвастался, хвастался… Совсем ты жиром заплыл, Борисевич.

Виктор с досадой швырнул револьвер на столик.

Харченко не скрывал своего лидирующего положения в сложившейся ситуации:

— Свет включи!

Борисевич не стал противиться, прошел к двери, щелкнул клавишей выключателя. Харченко вовремя прижмурился, глаза быстро привыкли к свету.

Виктор глядел на него со смешанным чувством восхищения, зависти и ненависти. Доконал его бокал шампанского, который Александр поднес к губам.

— Ну ладно, — с презрением сказал Харченко. — Мне здесь делать больше нечего. Знай же, ублюдок и скотина, что ты сегодня остался в живых только потому, что я, человек, который тебе доверял и которого ты обманывал, человек, жену которого ты соблазнил, а потом убил… Короче говоря, я не считаю тебя, Борисевич, достойным даже того, чтобы убить. Ты мразь, для которой слишком велика честь погибнуть в честном поединке. Можешь подослать ко мне киллеров — тебе это привычно и денег хватит — ведь за твои грехи платит твоя фирма… Мне очень жаль всех людей, которые погибли от моей руки, пока я до тебя добирался. Они, имей в виду, не на моей, а на твоей совести… Всегда помни, сволочь: я бы тебя никогда не предал. И Аннушка тебя не предала. Не мы тебя, а ты нас всех предал и продал. А потому не сомневайся: твои нынешние дружки, в отличие от нас, если будет выгодно, о тебя ноги вытирать станут. И совесть или сострадание у них даже не шевельнется…

Виктор стоял бледный, сжимая в бешенстве кулаки. Он бы бросился сейчас на Александра даже с голыми руками. Если бы… Если бы не осознавал, что в глазах своего бывшего сослуживца он именно так и выглядит. А выслушивать правду, когда понимаешь, что это и в самом деле правда, из уст друга или врага, одинаково неприятно. От врага даже хуже, потому что в глазах друга можно выглядеть не лучшим образом, ибо друг простит; в глазах врага стараешься выглядеть более благородно…

— Я пошел. — Александр был по-прежнему снисходительно-безжалостен. — Я уже говорил, что жалею только об одном: чтобы добраться до тебя, я лишил жизни нескольких невинных людей. А тебя вот пожалел… Тебя, убийцу своей жены, пожалел… Хотя было бы правильно именно тебя утопить в крови всех людей, что погибли, пусть и по моей вине, но по твоей милости. Уверен, что это было бы справедливо.

Харченко повернулся и направился к двери, переступая через мертвые тела. Он знал, что сейчас произойдет. Он шел, напряженно ожидая выстрел в спину.

И он прозвучал, этот выстрел.

Револьвер грохнул оглушительно. Александр, понимая, что это бесполезно, что он не успеет ничего сделать, повернулся и тоже нажал спусковой крючок.

В последний момент он хотел было остановиться. Но было уже поздно — курок сорвался, ударив по капсюлю.

Было слишком поздно.

Борисевич стоял посреди комнаты, подняв ствол револьвера к потолку. Он выстрелил вверх, провоцируя выстрел мстителя. А в следующий миг упал, отброшенный пулей, на спину.

16

Александр вышел из дома без препятствий. Во дворе никого не было. Он поднял лицо навстречу струящимся лучам лунного света. Чуть ущербленный диск ночного светила глядел темными пятнами — глазами своих морей. Селене было наплевать на страсти, кипящие на голубоватом космическом шарике, к которому ей навеки суждено оказаться прикованной силами вселенской гравитации.

Ну вот и все. Главный, ключевой человек, повинный в смерти Анны, перестал существовать. Причем умер он, если разобраться, сам, спровоцировав выстрел.

Совесть… Что такое совесть, кто бы объяснил? Нет сомнения, что Борисевича она мучила, как бы ни пытался он доказать сам себе вынужденность убийства Анны. И теперь, когда Александр сумел показать степень его подлости, Виктор не смог это пережить. Возможно, даже наверное, если бы у Борисевича оказалось хотя бы несколько минут на размышление, он так не поступил бы. Но этих минут у него не было. И он поступил так, как толкнул его порыв совести. Толкнул, по сути, на самоубийство.

Не бывает людей абсолютно бессовестных. Просто совесть каждый человек понимает по-разному. Да и проявляется она у всех по-разному.

…Пора было уходить.

Искать помещение, где хранили наркотики, Александр не стал. Бог с ними, с наркотиками, пусть их ищут те, кому положено. Харченко сюда пришел не за тем.

Он вернулся в дом. Дача деревянная, гореть будет хорошо. Даже искать бензин или какое-нибудь другое горючее не было необходимости. Даже наоборот — пока разгорится, Александр успеет подальше отойти.

Харченко собрал несколько старых газет, сложил аккуратным шалашиком. Сунул сюда же разодранную картонную коробку, попавшуюся под руку палку. Зажигалкой поджег костерок. Огонь занялся весело, бодро побежал по газетам желтыми язычками.

Александр еще постоял немного, ожидая, чтобы занялись стены. И только когда поток раскаленной плазмы начал набирать грозную силу, вышел на улицу, аккуратно прикрыв за спиной дверь.

…Александр успел уже достаточно отойти по лесной дорожке, когда где-то далеко за спиной проявился первый отблеск бушующего пламени. Теперь мститель чувствовал себя в безопасности.

А когда он добрался уже до шоссе, где-то далеко-далеко прогремел взрыв. Очевидно, на даче хранились не только наркотики…