Их назвали индейцами, потому что Колумб думал, будто они живут в Индии. Но он ошибался, они жили не в Индии.
Их назвали краснокожими, потому что наука считала их представителями «красной» расы. Но наука ошибалась — у них не красная кожа. Их кожа бывала красной только тогда, когда они сами наносили на нее боевую раскраску.
А еще их называли дикарями, потому что это давало право уничтожать их. И здесь уже не было никакой ошибки. Это было преднамеренное уничтожение. «Краснокожие индейцы», две тысячи разных народов, говорящие на двух тысячах разнообразных языков, на свою беду жили на земле, которая была нужна белокожим испанцам, португальцам, англичанам, голландцам и французам.
Впрочем, французы меньше всего интересовались землей Америки. Захватив огромную территорию и назвав ее, в честь короля Луи, Луизианой, они поспешили избавиться от нее, продав по дешевке молодой республике со столицей в Вашингтоне. Французы слишком любили свою Францию, чтобы еще осваивать колонии. В Америке они оставались французами. Они вели торговлю и добывали меха, и им незачем было уничтожать местных обитателей, которые расплачивались пушниной за их товары.
Голландцы первыми додумались покупать землю у индейцев. В 1626 году они заплатили целых шестьдесят гульденов за то, чтобы краснокожие покинули покрытый лесом остров Манхэттен. И когда о своих правах на остров заявили англичане, управляющий голландским поселением сунул им под нос справку об оплате. Впитанное с молоком матери уважение к платежным документам заставило гордых британцев отступиться. Но это был хороший урок. С тех пор они начали платить индейцам перед тем, как изгонять их.
Вест-индская компания голландцев рухнула вместе с британским правлением, колонии стряхнули гнет одряхлевшей монархии, но для индейцев ничего не изменилось. Их по-прежнему считали дикарями и по-прежнему сгоняли с тех земель, которые становились позарез нужны белым людям.
Индейцы пробовали сотрудничать с белыми, но каждый раз дело кончалось нарушенными обязательствами. Они пытались сопротивляться, однако потерпели поражение в долгой войне. Им осталось только воспринимать нашествие Белого Брата как неизбежное зло вроде потопа, землетрясения или засухи. Но если ты не хочешь утонуть во время потопа, надо учиться плавать или строить лодки. Чтобы выжить, индейцам надо было как-то приспособиться к той цивилизации, которую несли им белые.
Кочевники Великих Равнин не могли превратиться в скотоводов, потому что привыкли не пасти скот, а ловить его. Пока прерии были полны бизонов, команчи охотились на бизонов.
Когда прерии заполнились коровами, переселенцами и поездами, команчи стали охотиться на поезда и на переселенцев. Коровы их привлекали меньше, ведь их мясо нельзя было даже сравнить с мясом бизона.
Оседлые же индейцы не могли превратиться в фермеров. Они не знали плуга и обрабатывали почву заостренными палками, продавливая в земле лунку и опуская в нее зернышко или рассаду. К тому же земледелие было женским занятием, а мужчины крали, торговали и воевали.
Проявив неслыханное милосердие, Белые Братья создали для индейцев резервации. Здесь уцелевшим племенам предназначалось доживать свой век, получая от Правительства все необходимое. Вожди племен могли даже свободно выбирать место для поселения, но только там, где не было ничего ценного для Белых Братьев — в пустынях, каньонах и на голых скалах.
Но жизнь не стояла на месте, и порой границы резерваций становились досадной помехой на пути прогресса, особенно если прогрессу нужны были новые месторождения или дороги.
Так случилось и в этот раз. Шайены и сиу, устроившись в Оклахоме, вдруг узнали, что даже здесь они снова мешают кому-то из Белых Братьев. Их вождей стали все чаще приглашать на дружеские беседы в форты и столицы округов, генералы и сенаторы трясли им руки, улыбались, дарили сигары и ножи. Но вождям не нравилось, как улыбались генералы. Вождей настораживало то, как им трясли руки. Сигары были плохими. А подарить нож — все равно, что пожелать скорой гибели.
И тогда они назначили встречу тем, кто издавна жил в этих краях — вождям народа кайова.
Шайены и сиу хотели знать, что их ждет в будущем. Останутся ли они на этих землях или их выгонят еще куда-нибудь? Или, быть может, им суждено умереть здесь, как вымирали от голода и эпидемий другие народы — осаджи, пауни, тетоны?
О будущем знали только шаманы и Большие Белые Вожди. Шаман Воточака из Аризоны прибыл вместе с шайенами. Белого Вождя доставил на встречу Темный Бык.
Воточака умел общаться с духами. Давно умершие индейцы рассказывали ему о будущем, которое они могли разглядеть с небес, точно так же, как орел, парящий под небесами, мог бы рассказать о далях, невидимых для оставшихся на земле.
Инженер Скиллард мог дополнить эту картину, рассказав о планах горнорудной компании.
Воточаке индейцы верили. А что касается Скилларда, то они надеялись заставить его сказать им правду.
Место у Скалы Белого Мула было выбрано для общего сбора не случайно. Оно находилось примерно на одинаковом расстоянии от резерваций, разбросанных среди гор и пустынь. Кроме того, здесь хорошо сохранились следы зловредной деятельности белого человека, и об этой деятельности не мешало бы напомнить генералам и сенаторам, которые собирались снова послать сюда белых людей.
Вожди прибыли со своими семьями. Но только Темный Бык, вождь кайова, привел с собой женщин и детей. Шайены Волчий Глаз и Хромой, взяли на сбор только воинов — сыновей, племянников и внуков. И это был дурной знак…
Весь день и всю ночь вожди сидели в палатке шамана, а их родня ждала, чем закончатся переговоры.
Ждали и гости — четверо белых (однорукий — не в счет) и один индеец.
На рассвете Полли приготовила кофе, и к ее костру пришли люди Темного Быка — Ник и черный Саймон. С ними были и двое чужаков — навахо в полосатом мексиканском пончо и шайен в солдатской куртке, украшенной иглами дикобраза. Кирилл угостил всех сигарами, и вокруг утреннего костра заговорили о том же, о чем сейчас, наверно, беседовали вожди. Но здесь, у костра, не нужно было соблюдать тонкости этикета.
Разговор начал инженер Скиллард.
— Я теряю еще один день, — проговорил он, стараясь скрыть раздражение. — Страшно подумать, что сейчас творится на карьере.
— Конечно, без вас вся работа остановится. Странно, что солнце взошло без вашего участия, — сказал фотограф Грубер. — Если бы эти люди знали, что вы такая важная персона!
— Они прекрасно все знают, — сказал Скиллард. — Я очень удивлен, что они позволили себе такое безобразие. С Темным Быком у нас никогда не было никаких недоразумений.
— Да, — сказал Ник, — мы знаем, что инженер Скиллард важная персона. Вы — самая важная персона во всем поселке. Вы главнее шерифа. Вы все знаете. Поэтому вас и привезли сюда. Ваше слово много значит для компании. Если вы скажете, что здесь нельзя работать, здесь не будут работать.
— Но почему вы решили, что компания собирается здесь работать? — вяло возмутился Скиллард. — Компания давно вычеркнула этот район из своих планов. Здесь слишком бедные пласты, уголь грязный, никаких дорог. Компания и не думает сюда возвращаться.
— Когда вожди позовут вас, вы им это объясните. Но сначала надо подождать их решения, — сказал Ник.
— Какого еще решения?
— Они еще не решили, можно ли вам верить.
— Да? Интересно, и кто же это решит?
— Воточака. Он получит видение и узнает будущее.
— Воточака — хороший шаман, — сказал шайен. — Духи слушаются его. Он выгоняет пули из ран. Он сильный шаман.
Шайен глубоко, со свистом, затянулся, потом медленно выпустил дым через ноздри и повернулся к сидящему рядом навахо.
— Да, — подтвердил навахо. — Он никогда не ошибается. Он говорит, что будет наводнение, и наводнение приходит. Он говорит, что будет засуха, и все вокруг выгорает.
Навахо тоже выдохнул дым и посмотрел на Ахо, который сидел слева от него, словно передавая ему право выступления. Ахо сказал:
— Даже великие шаманы иногда ошибаются.
Все смотрели на него, ожидая продолжения. И он сказал:
— Великий шаман Уовока обещал людям сиу, что те, кто погибнет в битве с белыми, воскреснут через два года. Я знал многих, кто поверил ему. Прошло пять лет. Они до сих пор не воскресли.
— Кайова не верят нашим пророкам, — сказал навахо. — Кайова верят богу белых людей. Они хотят жить как белые люди. Они не ловят больше лошадей, они их покупают за деньги.
Он сказал это важно и немного печально, без осуждения. Ник ответил ему так же, даже с сочувствием в голосе:
— Навахо теперь тоже не ловят лошадей. Они получают их от Правительства. Они получают и одеяла, и рис, и сахар. А мы все это покупаем за деньги.
— Вы просто возвращаете белым их деньги. Они вам платят за уголь, добытый на вашей земле, и тут же забирают свои доллары обратно.
— Ну, кое-что остается, — сказал Ник. — Школу построили, пригласили учителей из Канзаса. Вряд ли белый учитель согласился бы работать за беличьи шкурки.
Навахо хотел что-то ответить, но шайен бросил недокуренную сигару в огонь и встал. Навахо тоже поднялся.
— Вы слушаете голос денег, а не голос духов, — сказал шайен, и они ушли.
Эта беседа не улучшила настроение инженера Скилларда. Он продолжал что-то ворчать, но его уже никто не слушал. В словах шайена прозвучала плохо скрытая угроза, и мужчинам у костра пришлось сменить тему.
— Сколько у вас людей? — спросил Ахо у Ника.
— Вместе с отцом — двадцать.
Ахо вопросительно оглянулся на Кирилла и тот, не задумываясь, кивнул.
— Вместе с нами двадцать два, — сказал Ахо. — Женщин, детей и фотографа с инженером надо охранять. С ними оставим четверых. Самых молодых. Остальным придется тяжело.
— Отец не доведет до драки, — сказал Ник. — Большой драки не будет.
— Если в маленькой драке убьют гостя, то начнется маленькая война, — сказал Ахо. — Дикие шайены уйдут в горы, а нам достанутся солдатские пули и штыки.
— Они только этого и хотят, — с болью в голосе сказал Ник.
— Мы знаем, — вмешался черный Саймон. — Хозяин поручил мне беречь инженера. Никто его не тронет.
Черный Саймон был рабом Темного Быка. Его родня жила в Канзасе, и он давно мог бы уйти к ним. Они были свободны, но продолжали работать на той же плантации, где работали их отцы и деды. Так и Саймон продолжал служить вождю, сыну того вождя, который когда-то купил его за связку беличьих шкурок. Разница было только в том, что в прежние времена рабам не доверяли оружие.
Сейчас Саймон не расставался с обрезом дробовика. Он уже не полагался на свое зрение, но из обреза даже такой старик не промахнется с десяти шагов.
Утреннее солнце прогрело землю и высушило траву, когда вожди вышли из шатра. Они разошлись в разные стороны, каждый к своим людям. Но Темный Бык не задержался у семейного костра, а сразу направился к навесу над длинным столом, где его с нетерпением ожидали гости.
Вождь был укрыт шкурой бизона, отделанной спереди бахромой. Сзади свисал, скользя кисточкой по траве, хвост, перевязанный красными шнурами. Темное лицо вождя было усталым и осунувшимся.
Полли вышла к нему навстречу, и он, не останавливаясь, обнял ее за плечи одной рукой.
— Мистер Скиллард, — сказал вождь, подойдя к столу. — Я сделал все, что мог. Пророк видит смерть, спрятанную под землей. Вожди опасаются, что ваша компания выпустит эту смерть наружу. Я убедил их, что надо выслушать вас. Вы можете дать слово, что на скале Белого Мула не будут рыть еще один карьер?
— Дать слово? Как я могу решать за руководство? — развел руками Скиллард. — Это не в моих силах.
— Мне не нравится такой ответ, — сказал Темный Бык. — А вот шайенам он бы понравился….
— Почему?
— Потому что они знают, как заставить ваше руководство не соваться сюда. Они хотят послать компании предупреждение. Очень серьезное предупреждение. — Темный Бык смерил взглядом тщедушную фигурку инженера. — Вы видите этот стол? На нем лежали кости людей. Тех людей, которые уже были здесь двадцать лет назад. Они все умерли. С тех пор белые не появлялись здесь. Ваши хозяева знают это?
— Вероятно. Но этот район компании не нужен. Абсолютно не нужен. Я впервые слышу о Белом Муле. Если даже я, инженер, не знаю о планах компании, то откуда их могут знать индейцы?
— Им сказал верный человек.
— Верный человек! Шаман, что ли? А ему, конечно, доложили духи? Ладно, ладно, — Скиллард вовремя унял неуместную иронию. — Конечно, я передам мистеру Кребсу ваше предупреждение, он обязательно будет учитывать мнение местных жителей…
— Нет, мистер Скиллард, — Темный Бык поднял ладонь. — Вы не должны передавать предупреждение. Вы должны сами получить это предупреждение, понимаете? Вас привезли сюда как пленника, но вы не пленник. Вы — Большой Белый Вождь. Вы сильнее и умнее вождей, которые ждут вас.
— Что-то незаметно, — неуверенно улыбнулся Скиллард.
— Видите эту бизонью шкуру? — Темный Бык погладил свалявшуюся бурую шерсть. — Я надел ее не потому, что мне холодно. А потому что в ней сила моего племени. Я прошу вас: наденьте на себя шкуру медведя. Станьте медведем, и тогда вы сможете говорить с волками.
Скиллард отступил на шаг и скрестил руки на груди.
— С волками? Они что, хотят меня убить?
— Они не убьют вас, если вы будете говорить с ними, как медведь с волками.
Инженер кивнул:
— Я вас понял. Я очень хорошо вас понял. Дайте мне пару минут. Хочу собраться с мыслями.
— Хорошо, — Темный Бык скинул с плеч шкуру и растер ладони. — Вижу, вы на верном пути. Поговорите с вождями. А потом мои люди вас проводят. Я дарю вам коня, на котором вы сюда приехали.
Он снова обнял Полли одной рукой и сказал:
— Колдунья, зачем ты привезла Однорукого? Отдай его белым.
— Белые хотят его убить.
Темный Бык понимающе кивнул, продолжая снимать с себя ритуальные украшения. Он вытащил перо из густых черных волос, собранных в пучок под затылком, а потом снял с груди панцирь из конических ракушек, похожих на детские пальчики.
— Я пошлю с вами Ника и его братьев, только собирайтесь скорее. Старуха говорила, что ты привезла ей подарки. Я их сам разберу, а ты не теряй время, собирайся.
Фотограф Грубер разочарованно протянул:
— Как же так? Неужели вы не позволите мне сделать хотя бы несколько фотографий? Я так ждал рассвета, и все понапрасну?
— Никаких фотографий, — сказал Темный Бык, который без ритуальной шкуры и перьев сейчас казался просто фермером — в клетчатой рубахе и комбинезоне с большими накладными карманами. И только массивная серебряная застежка с крупным рубином, стягивающая шелковый платок на шее, напоминала о его ранге. — Не всем это нравится, да и времени нет. В следующий раз, брат мой.
Темный Бык говорил ясно и грамотно. Он хорошо знал язык белых, потому что на этом языке была написана единственная книга, по которой он научился читать, и которую читал и перечитывал все время — Евангелие, подаренное ему миссионерами. Да, он оставался Темным Быком, потому что это имя перешло к нему от умершего отца. Но вождь любил свое христианское имя — Джошуа.
Он принял веру так же легко и естественно, как когда-то его предки приняли лошадей и огнестрельное оружие. Учение Христа не противоречило тому, что знали индейцы о жизни и смерти. И ему было непонятно, почему эта вера и этот язык еще не охватили всех остальных индейцев. Даже не все его родные братья приняли крещение, а брат отца, старый Коготь, категорически отказывался произнести хотя бы слово на языке белых.
Красный Коготь сам вызвался привезти Скилларда, и Темный Бык не мог ему в этом отказать. Он отправил с Когтем своего Саймона и поручил негру оберегать инженера, потому что хотел сохранить мир. А Красный Коготь не любил мир, он не любил жить дома и пропадал где-то в Колорадо с мелкими бандами. Коготь и здесь, на встрече, о чем-то шушукался со своими приятелями шайенами.
Вспомнив об этом, Темный Бык нахмурился и поторопил Скилларда:
— Идемте, мистер инженер! Вы скажете вождям свое слово, и отправитесь домой.
Темный Бык подвел инженера к костру, вокруг которого сидели на земле вожди шайенов. Здесь же был и Красный Коготь. Они замолчали, когда Темный Бык приблизился.
— Вы хотели слышать, что думает Компания, — сказал он, опускаясь на колени и за руку усаживая рядом с собой инженера. — Компания не собирается ломать наши границы. Не так ли, мистер Скиллард?
— Истинно так, — откашлявшись, подтвердил инженер. Он поправил свою белую шляпу и добавил: — На договоре о границах резерваций стоит подпись Президента. Его слово — закон для всех граждан Америки. Для простых людей, для вождей и для компаний.
Шайены молча смотрели на него, ожидая продолжения, но Скиллард явно не был готов к длинной речи. Темный Бык пришел ему на помощь.
— Компания знает, что здесь, у скалы Белого Мула, нельзя рыть землю. Не так ли, мистер Скиллард?
— Да, конечно.
Скиллард отогнал рукой дым, щипавший ему глаза, и продолжил:
— Я внимательно выслушал ваши пожелания. Я подробно изложу их в своем обращении к руководству Компании…
Он пытался заглянуть в глаза кому-нибудь из вождей, но их лица были неподвижны. Они еще не услышали того, чего ждали, и он заговорил снова:
— Поверьте, я не последний человек в Компании. К моему голосу прислушиваются… Да, прислушиваются, и не только в администрации карьера. Я сделаю все, чтобы этот район был объявлен запретным для любых работ… И еще есть знакомые газетчики, я свяжусь с ними. Знаете, на что способны газетчики? Они такое напечатают, такое! Тогда не только наша компания, но и любая другая не захочет здесь работать. Да-да, газеты — великая сила!
Он говорил, а Темный Бык быстро переводил его слова для Когтя. Вожди шайенов понимали речь Скилларда, но, когда он замолчал, Хромой заговорил по-шайенски, а Волчий Глаз (он был младше) перевел:
— Если твоя банда не будет работать, вы все умрете от голода. Завтра в ваших ямах кончится уголь, и вы придете сюда, чтобы копать новые ямы. Ваши люди будут умирать здесь, но вы наймете новых. У вас много бедняков, которые пойдут сюда умирать за деньги. А подпись президента для вас ничего не значит. Вы всегда нарушаете свои обещания.
— Обещания? Я? Разве я вас когда-нибудь обманывал? — спросил Скиллард, обращаясь к Темному Быку.
— Вашему слову можно верить.
Шайены заговорили разом, но Темный Бык не дал себя перебить.
— Слово инженера Скилларда — верное слово, — сказал он. — Он знает числа и меры. Он видит на земле то, чего не видим даже мы. Его голос будет услышан в Компании.
Шайен Волчий Глаз сказал, нацелив на инженера томагавк:
— Твой голос слаб, и в твоих глазах нет крови. Кто станет слушать мужчину, у которого нет ни одной жены? Кто посмотрит в сторону мужчины, который не носит оружия и не имеет шрамов на лице? Кто не перешагнет через мужчину, который ездит в коляске, а не в седле?
Скиллард покраснел и сжал кулаки.
— Мой голос каждое утро заставляет несколько сотен мужчин работать на меня. В роскошных домах Калифорнии и Канзаса живут десятки моих женщин. Я не ношу оружия? Для этого есть другие. Сотни, тысячи других, которые носят мое оружие, да-да, мое, купленное на мои деньги. И в их глазах столько крови, что ей можно залить всю Оклахому!
Шайен, по-птичьи наклонив голову к плечу, с любопытством рассматривал инженера.
— У тебя есть семья? Есть у вас земля?
— Да, у меня есть семья. Мой отец и его братья — они владеют землями в Канзасе. Компания Кребса — это маленькая часть наших владений. И если я говорю, что компания не тронет вашего драгоценного Белого Мула — значит, так и будет.
Волчий Глаз встал:
— Дай нам слово, что твоя банда не полезет в наши земли. Ты дашь слово, и ты будешь отвечать, когда это случится.
— Ничего не случится, господа, даю слово, — Скиллард поднял перед собой руки, чтобы успокоить индейцев. С каждой минутой его голос становился увереннее и крепче. — Ничего не случится с вашими землями. Вы спокойно будете на них жить и получать полную поддержку Правительства, как это было и раньше.
Компания не собирается всю жизнь рыть ямы, как вы выражаетесь. Знаете, что здесь будет? Мы построим здесь новые города с высокими каменными домами, с большими школами для детей, с огромными театрами. Мы проложим дороги от одного дома к другому, мы проведем телеграф в каждый дом, и на улицах вечерами будут гореть фонари, и ночью в городе будет светлее, чем днем. Знаете, кто будет жить в этом прекрасном городе? Там будут жить все — и белые, и негры, и индейцы. Граждане одного союза наций, а не люди из разных племен. И вы, и ваши дети, и внуки будут жить в этом городе вместе с моими детьми и внуками…
— Мы не спрашивали тебя о том, что будет с нашими внуками, — сказал Волчий Глаз. — Лучше подумай о том, что будет с тобой. Ты дал слово. Посмотрим, крепкое оно или нет. Прощай.