След мустанга

22

Лука Петрович Волков полагал за лучшее не ссориться с властями. С любыми властями, законными или незаконными. Трое ковбоев, которых привел к нему Федька Лянский, назвались помощниками шерифа.

Значков у них не было, зато было много оружия. А оружие — это не только признак власти. Оно и само по себе — власть. Так что, разговаривая с пришельцами, Лука Петрович был вежлив и краток, никаких лишних слов, никаких резких движений.

— Так ты говоришь, его увезли на ранчо Коннорса? — спросил пришелец.

— Я этого не говорил, — ответил Лука Петрович. — О ранчо Коннорса сказал тот парень, что привез раненого из города.

— Собирайся, поедешь с нами.

— Зачем?

— Дорогу покажешь.

— У вас есть проводник.

— Мы ему не доверяем.

Лука Петрович зашел в избу и долго стоял под иконой, шепча слова молитвы.

Жена, укладывая в узелок еду, неодобрительно поджала губы.

— Передашь Мойре яичек? — спросила она, чтобы отвлечь его от созерцания разрисованной доски. — Положу десятка два. Наши-то не сравнишь с ихними.

— Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь. — Лука Петрович перекрестился и глянул в окно.

Трое пришельцев бесцеремонно расселись вокруг стола под вишней, дымя самокрутками, а Федька Лянский остался при лошадях.

— Зачем ты их обманываешь? — спросила жена, укладывая яйца в лукошко. — Что ты им скажешь, когда они не найдут никого на ранчо?

— «Не обдумывайте заранее, что отвечать, ибо Я вам дам уста и премудрость», — ответил он строчкой из Евангелия, и усмехнулся, увидев, как вспыхнули ее щеки.

Его богословские споры с женой продолжались без малого тридцать лет. Она была протестанткой, да еще какого-то редкого толка — ни в Джорджии, ни в Оклахоме жена не нашла собратьев по вере.

— Зачем ты им нужен? Федька привел их сюда, мог бы и дальше дорогу показать.

— Не доверяют ему.

— Они тебе не доверяют. Страшные-то какие, Господи… Федька, вон, сам их боится. Вот убьют тебя, что я стану делать? Смотри, сколько на них оружия. Разве ковбои носят на себе по два пистолета?

— Катерина, сколько тебя учить? Пистолеты носил твой дедушка-плантатор. А нынешнее поколение носит револьверы. Благослови, матушка.

Он поклонился, и она поцеловала его в лоб.

— Если Мойра захочет пожить у нас, пригласи ее. Ей там тяжело, одной-то.

— Что ты о ней печешься? Вы с ней за все годы и двух раз не виделись.

— Она вдова, Лукас. А вдовам помогать надо. Вот, возьми лукошко.

— Не возьму. Побьются яйца по дороге.

— А ты поаккуратнее…

— Сама свезешь. Потом.

Она еще раз глянула в окно и поджала губы.

— Ладно. Иди уж, пока они весь двор не закоптили.

Внуки оседлали и подвели к нему вороного. Лука Петрович, не говоря ни слова, первым выехал со двора. Он даже не оглядывался, будто его не заботило, едут за ним пришельцы, или же они решили остаться в его доме.

Когда дорога свернула к реке, его нагнал Федька.

— Лукас, эти ребята… Они помощники нового шерифа. И у них приказ.

— Ну и что?

— Тот парень, однорукий, он вор. Они должны его арестовать.

— Ну и что?

— А то! — разозлился Лянский. — Если ты его прячешь, с тобой будет совсем другой разговор. Так что ты подумай, хорошенько подумай, куда нам ехать.

Лука Петрович обернулся к нему:

— Губы вытри.

Лянский провел по рту рукавом.

— Молоко не обсохло, а туда же! — язвительно продолжил Лука Петрович. — Держись своих дружков, не дразни меня. А то поучу по-отцовски, если родители не научили, как со старшими говорить.

Федька тут же натянул повод, придерживая коня, и отстал.

Они пересекли брод. Лука Петрович остановился.

— Вот по этой дороге и двигайтесь. Никуда не сворачивайте, и попадете прямо на ранчо.

— С нами поедешь, — сказал старший из пришельцев.

— Заблудиться боитесь?

— Мы ничего не боимся. Это нас все боятся.

— Так-таки и все? — Лука Петрович недоверчиво хмыкнул. — Ну, поехали.

Он снова остановился и пропустил чужаков вперед, когда показался холм со старым фургоном на макушке.

Стоило им проехать сотню шагов, как в воздухе прошелестела пуля, и ветер принес хлопок выстрела.

— Значит, Коннорсы дома, — сказал Лука Петрович. — Но гостей не принимают.

— Мы не в гости приехали. — Пришелец глянул на Лянского. — Фредди, знаешь обход?

— За холмами поскачем, выйдем на конюшни.

Лука Петрович только головой покачал. Но поехал вслед за ними, стараясь держаться сзади. Кони с трудом шагали по песчаным наносам, которыми были залиты ложбины между холмами. Но стоило выбраться на гребень холма, как новый выстрел остановил их.

Все спешились и залегли на вершине, разглядывая конюшни на соседнем холме.

— С крыши бьет, — сказал старший из ковбоев. — Старик, иди к ним. Пусть не дергаются. Мы никого не тронем. Заберем Рябого и уедем.

— Кого заберете? — переспросил Лука Петрович.

— Кого надо, того и заберем, — сердито ответил ковбой.

— Не пойду я. Злые они, Коннорсы. А работники у них еще злее. Им в человека пулю засадить — как гвоздь забить. Даже легче: молотком не махать. Не пойду.

— Пойдешь. — Ковбой навел на него револьвер. — Встань и иди.

Лука Петрович встал и пошел. Но не к конюшне, а вниз по склону, к своему коню.

— Стой, Лукас! — крикнул Лянский, догоняя его. — Ты что?

— Просили проводить? Я проводил.

— За решетку захотел? По сыночку соскучился? — заорал Федька. — Обоих вас в Форт Смит отправим!

Лука Петрович хотел дать ему в ухо, но Лянский вдруг зашептал, перейдя на русский:

— Не шути с ними, дядя Лука. Как отъедешь, стрельнут вдогонку. Бьют они без промаха.

— Умеешь ты, Федька, друзей выбирать, — проворчал Лука Петрович.

— Сходишь на ранчо?

— И не подумаю.

— Тогда считай, что ты арестован.

Ковбои подошли к ним, отряхиваясь от песка.

— Ты арестован! — громче повторил Лянский.

— Сила ваша, — Лука Петрович пожал плечами и уселся на песок, в тень от коня.

Они отошли в сторону, совещаясь на ходу. «Наручники не надели, руки-ноги не связали, — подумал Лука Петрович. — Значит, верно Федька говорит. Пуля держит крепче наручников».

Он развернул узелок и принялся жевать хлеб. Что там дальше будет, неизвестно, а с набитым желудком и беда не беда.

«Рано или поздно им надоест тут торчать, вернутся в поселок, — думал он. — Соберут людей побольше, снова попрутся на ранчо. Ну, не найдут того бедолагу у Коннорсов. Что подумают? Что сами же и спугнули. И тогда — ищи ветра в поле. А со мной что сделают? Да ничего. Не убьют же. А все прочее — перетерпим».

Лука Петрович был родом из Архангельской губернии. Оставшись сиротою на двенадцатом году жизни, он, как и многие его сверстники, нанялся юнгою на английский купеческий корабль. Десять лет носили его волны разных морей, десять лет получал он тумаки от шкиперов разных наций и выслушивал брань на разных языках. Когда же опостылел ему матросский кубрик, перешел Лука Петрович к биржевым артельщикам.

Поскольку он уже был известен как человек испытанной честности, трезвый, деятельный и смышленый, взяли его с хорошим жалованием в контору одного из богатейших иностранных купцов Архангельска. Три года походил Лука Петрович по морям — океанам, забирался к Гебридским островам, а оттуда переваливал в Бразилию, в золотое царство, бывал и на Камчатке, а от Камчатки на Ситку[10] рукой подать…

В шестьдесят четвертом году ступил он на палубу новенького парохода небывалого вида: с низким бортом светло-серого цвета, с невысокими мачтами без рей, с тремя короткими наклонными трубами. Звался пароход «Фламинго», осадку имел малую, а машину топили особым углем, который давал мало дыма.

Более половины внутреннего пространства занимали трюмы, набитые грузом. И груз тот — винтовки, порох и китайские шелка — направлялся в Америку, где шла война между северными и южными штатами. Северяне обложили южан морской блокадой. А английские пароходы пробирались сквозь ту блокаду, поставляя оружие и вывозя хлопок.

Прорвался и «Фламинго», подошел к порту Саванны — да только опоздал. В порту уже хозяйничали северяне, и с контрабандистами они поступили по суровым законам военного времени.

Вся команда была посажена в плавучую тюрьму. Обычно спустя какое — то время к арестованным морякам начинали подкатывать вербовщики, зазывая на суда военного и торгового флота. Англичан, состоявших в экипаже «Фламинго», забрали из тюрьмы довольно быстро. А два десятка поморов сговорились не разбиваться, и записываться на любое судно, но артелью.

Таких предложений им никто не сделал, а потом вербовщики словно забыли о них. Кормить почти не кормили, воду привозили тухлую, и стало ясно, что северяне решили уморить привередливых бородачей.

На счастье, как-то ночью налетел шторм. Блокшив,[11] где содержали пленных, сорвало с якорей и унесло в море, а потом выбросило на берег. Русским повезло, никто из них не утонул. Еще больше повезло им наутро, когда они вышли к плантациям. Хозяйка поместья, овдовевшая аристократка, сделала все, чтобы помочь тем, кто помогал ее родине. Она потеряла на войне мужа, сыновей, и даже юных племянников. И таких вдов по округе было немало. Надо ли говорить, как бережно отнеслись они к изможденным мужикам?

Когда в покоренной Джорджии янки принялись наводить свои, северные порядки, плантации были нарезаны на клочки, и эти наделы раздавались всем желающим.

Так архангельские моряки стали американскими фермерами. Записывались, переиначивая свои имена на местный лад. Волков стал Уолком. Ванька Акимов превратился в Джона Экмана. Уж на что заковыристой казалась фамилия у Тимошки Евдокимова, и с той справились — назвали Эвереттом, в честь бывшего хозяина плантаций. Один только Лянский ничего менять не стал. Больно гордился, что род его идет от самого барона Лифляндского…

«Вот и Федька весь в отца, баронский выблядок», — подумал Лука Петрович и принялся корить себя за худое слово, хотя и не вслух сказанное…

— Да вот же он! — заорал вдруг Лянский. — Вон! Едет! Точно говорю, тот самый фургон!

Все разом вскочили на коней и погнали их по косогору, наперерез фургону, который выкатился из-за холмов.

Лука Петрович помчался вслед за ними, привстав на стременах, чтобы смотреть поверх всадников.

Да, Федька не ошибся: то был тот самый фургон, на котором Полли отправилась к Темному Быку. А рядом скакал техасец, Крис. Вот он остановился и выдернул винтовку из-за седла…

«Царствие вам небесное», — подумал Лука Петрович, придерживая жеребца. Он не сомневался, что через несколько минут ему придется хоронить троих, а то и четверых.

Техасец спрыгнул на землю и стал на одно колено. Ковбои принялись палить из револьверов, впустую расходуя патроны — до фургона было еще слишком далеко.

Винчестер техасца защелкал часто и размеренно, как машина. Лука Петрович снял шляпу и перекрестился, закрыв глаза. Он открыл их, когда стрельба прекратилась.

К его удивлению, все ковбои, и Федька с ними, были еще живы. Они скакали обратно, и вихрем пронеслись мимо. Лука Петрович повернул за ними, успев заметить, что фургон скрылся за воротами ранчо.

— Вот сволочь! — задыхаясь, проговорил старший. — Все пули прошли впритирку!

— Он чуть скальп с меня не снял! — крикнул другой.

— Что за винтовка у него?

— Новый винчестер. Бездымный порох. Нам бы такие, мы бы тут всех прижали, — сказал старший. — Парни, договоримся сразу — этот винчестер достанется мне. Коня, седло и шмотки поделите между собой, но винчестер и патроны — мои. Всем ясно?

Никто не ответил ему, а Лука Петрович скрыл усмешку — с дележкой они явно поторопились.

— Фредди, гони за Мутноглазым, — приказал старший Лянскому. — Пусть ведет сюда всю ораву.

— Я живо! — обрадовался Федька. — Заодно и старика сдам в участок. Пускай отдохнет за решеткой!

— Э, нет, — сказал старший. — Дед нам еще пригодится. Вяжите его.

Лука Петрович покорно протянул руки, когда его принялись связывать, и порадовался тому, что успел поесть.

Отогнав шайку, Кирилл не торопился скрыться за воротами ранчо. Он еще постоял на одном колене, держа под прицелом горку камней на гребне холма. По его расчетам, там обязательно должна была появиться чья-нибудь любопытная голова. Сам бы он непременно так и сделал — скрылся за холмом и тут же полез бы наверх.

— Особого приглашения дожидаешься? — послышался сзади насмешливый голос Остермана.

Кирилл не удивился, что Илья уже здесь. На то он и Илья, чтобы всегда быть там, где он позарез нужен. Кирилл обрадовался другу, но сейчас ему не до сантиментов.

— От тебя дождешься, — ответил он, пятясь и прикрываясь конем. Ему не верилось, что все закончилось так просто.

— Давай-давай, тебя прикрывают.

Зайдя за ворота, Кирилл увидел, что на лесенке, приставленной к саманному забору, сидел ковбой со старым «шарпсом». А Остерман стоял у фургона, поглаживая взмокших лошадей, и разглядывал Полли.

— Ты не хочешь меня представить своей спутнице?

Кирилл вручил Илье повод своего мерина и подал руку девушке, помогая ей сойти на землю.

— Знакомься, Полли. Это мой друг, Уильям Смит из Аризоны, отец пятерых детей.

— Троих!

— Странно, — сказал Кирилл. — Троих я насчитал, когда мы виделись в прошлый раз. Неужели за это время…

— Заткнись. Полли, не верьте ничему, что этот тип будет говорить обо мне. Пожалуйте в дом.

Илья поднялся на крыльцо и приоткрыл дверь. За ней оказался штабель мешков, и гостям пришлось протискиваться между ними и стеной.

— Прошу прощения за некоторые неудобства, — говорил Илья, ведя их по веранде, окна которой тоже были заложены мешками. — Но мы тут готовимся к визиту незваных гостей.

— Ты про тех, кто кинулся за нами?

— Возможно. Они уже с час бродили вокруг. Ты никого не прикончил?

— Надеюсь, что нет. А где Мойра?

— Я отправил ее в город. Детей тоже. Так спокойнее. Но что теперь делать с вами, милая Полли?

Она посмотрела на Кирилла.

— Не обижайся на моего друга, — попросил он. — Он иногда говорит, не подумав. «Что делать с вами?» — А что еще делают с гостями? Их кормят, поят, укладывают спать. Комната Мойры свободна, как я понимаю?

Остерман развел руками:

— Я простой скотовод, грубый и неотесанный! Прошу за мной.

Он увел девушку, и Кирилл вернулся к фургону. Раненый лежал на боку, впившись зубами в веревки на руках.

— Не надейся, не перекусишь, — сказал ему Кирилл.

— Я перегрызу тебе горло, — пообещал Рябой. — Вот увидишь, скоро тут появятся наши ребята, и тогда тебе придется несладко. Они меня найдут, даже если ты увезешь меня в Австралию.

— В Австралии и без тебя хватает подонков.

Откинув задний борт кузова, Кирилл вытянул раненого на землю. Тот брыкался, пытался укусить, и было удивительно, сколько злобной силы таилось в его костлявом, легком теле.

Подошел Илья и встал рядом с ним над пленником.

— Напрасно ты привез сюда столько народу.

— Так уж получилось. Сам-то давно здесь?

— Дня три, — неуверенно ответил Остерман. — Или четыре. Или два. Ты мне такие сложные вопросы не задавай. Я башкой треснулся. Мойра меня чуток подлечила. Но мухи перед глазами еще мелькают.

— Энди здесь?

— Нет.

— Значит, скоро приедет, — сказал Кирилл. — Он в поселке остался.

— Ну, с ним-то мы отобьемся.

— От кого?

— Как обычно. От соседей. Я сказал им, что ранчо Эда теперь мое. Думаю, что сегодня-завтра наведаются. Ночью будут стрелять по окнам. Подожгут конюшню.

Если кто-нибудь из нас поедет в город, обстреляют из засады. В общем, будут выкуривать отсюда. Обычная история. Знаешь, сколько у меня было таких разборок в Мексике? Целый год мы воевали с Митчеллом из-за десяти акров на самой границе! А что, с генералом Фуэнтесом легче было? В нашем крестьянском деле самое главное — упереться и не отступать…

Кирилл усмехнулся — неотесанный скотовод Остерман оседлал любимого конька. Илюха мог часами рассказывать о своих битвах с конкурентами.

Да, чтобы сохранить за собой ранчо, придется упереться и не отступать. Потому что земля принадлежит тому, кто на ней стоит. Даже если бумаги свидетельствуют о другом.

Бумаги — всего лишь бумаги. А войны из-за земли для того и затеваются, чтобы прогнать с нее слабого и отдать сильному. Кто устоит, тот и сильнее. А раз сильнее — ему и быть хозяином. Таковы были законы затерянного мира. Все юридические установления только придавали сим законам цивилизованный вид.

— Сколько у нас стволов?

— С тобой — шесть.

— А на другой стороне?

— Об этом лучше не задумываться.

— А сколько у нас времени?

— Три дня, — подумав, ответил Илья. — Или четыре. У меня же с цифрами беда, лучше не спрашивай. В общем, рано или поздно из Аризоны приедет подкрепление.

— Полный вагон твоих вакерос?[12]

— Нет. Мои юристы. И несколько специалистов по земельным вопросам. Они будут разбираться с властями как представители нового владельца. А мы с тобой немедленно отсюда исчезнем. Потому что всплыли наши старые дела. Тут крутится федеральный маршал с нашими фотографиями.

— Я никогда не снимался, — сказал Кирилл.

— Да? А в Нью-Йорке, перед судом?

— Так то было десять лет назад!

— Да хоть сто! Кира, не будем искушать судьбу. Отсидимся тут, на ранчо. И при первой возможности уносим ноги.

«При первой возможности? Тогда надо уходить прямо сейчас», — хотел сказать Кирилл.

Да, если уходить, то немедленно. Скоро ранчо обложат со всех сторон. Хорошо, если те, кого вызвал Остерман, смогут сюда пробиться. А если нет? Вдруг федеральный маршал соберет большой отряд и просто возьмет ранчо штурмом? Стоит ли церемониться с теми, кто объявлен вне закона?

Да, уходить надо прямо сейчас…

— Нам придется подождать Энди.

— Я же говорю — уйдем при первой возможности. У нас нет такой возможности, пока Энди не вернулся.

Кирилл поглядел на раненого, валявшегося у них под ногами.

— Ему будет приятно побеседовать с этим ублюдком.

— Кто таков?

— Потом расскажу. А сейчас покажи мне мое место.

— Думаю, тебе понравится стрелять с крыши.

Они приставили лестницу и забрались на чердак. Осмотрев позицию, Кирилл остался доволен. По углам, возле отверстий в разворошенной кровле, стояли заряженные «спрингфилды» — старое, но надежное оружие.

— Как с патронами?

— Откопали старые запасы. Не знаю, как они сохранились.

— Воду приготовили? Чтобы не бегать к колодцу под огнем.

— Вот же зануда, — возмутился Остерман. — Хорошо, что ты так поздно появился. Приготовили. Ты лучше скажи, что за девочка с тобой?

— Хорошая девочка, — сурово ответил Кирилл.

— И чем же она хороша? Погоди, одно ее достоинство я сейчас угадаю. Она — немая. Точно?

— Она просто не говорит с кем попало.

— В таком случае, я не понимаю — как же ты с ней познакомился?

— Отстань. Ты часы расписал, кому когда вахту стоять?

— Ой, зануда! — Илья хлопнул в ладоши. — Нет, ты мне ответь, что за человек твоя Полли. Не будет истерики устраивать, если во двор пуля залетит?

— Под пулями она держится лучше многих мужчин.

— Готовить нам будет?

— Да будет, будет… — Кирилл заулыбался. — Знаешь, что, Илюха? Она ведь — русская. Представляешь?

— Подумаешь, удивил! — Остерман пожал плечами. — Да тут полно русских.

— Полно, не полно, а ее я собираюсь увезти с собой, — сказал Кирилл.

— Так у тебя — свадебное путешествие?

— Пока еще — нет. Все не так просто. — Кирилл присел к «спрингфилду», просунул ствол в бойницу и прицелился. — Да, отличная позиция. Эд знал, где поставить дом. Не дом, а маленькая крепость.

— Ты мне зубы не заговаривай, — сказал Илья. — Собрался жениться? В одиночку такое дело не осилить. У нее есть родители?

— Вот то-то и оно…

— Ага! Боишься к ним подступиться? — Илья с отеческой улыбкой похлопал его по плечу. — Эх, что б ты без меня делал? Ладно, уговорил. Как только покончим с этим делом, я тебя сосватаю.