След пираньи

Глава четырнадцатая Змеи подколодные

Серое небо кое-где было запятнано почти черными облаками – грузными, набухшими дождем, но они быстро уплывали на юг, словно задались целью непременно добраться до Шантарска со всеми запасами воды. Лишь пару раз с небес сыпался косой ливень и быстро прекращался, даже не успев промочить их шерстяные шапочки. Джен сначала упрямо требовала назад свой револьвер, но после второго отказа надоедать перестала. По всему видно: то, что Мазур не стал ни убивать ее, ни пытать, придало девчонке смелости и непринужденности, она даже пыталась, требуя признать ее равноправным партнером, давать советы и предлагать свои варианты отступления – вроде идейки добраться до ближайшего шерифа, то есть его местного аналога, и отдаться под его защиту. Поскольку предложено это было со всей серьезностью, Мазур лишний раз убедился, что его напарница не из ЦРУ: там все же сидят подкованные ребята, натасканные в российских реалиях. Ради интереса – все равно дорога была монотонной, без всяких опасностей на пути – он пытался угадать, что за контора могла подставить ему это очаровательное создание (в версию с окружным прокурором как-то интуитивно теперь не верилось). Увы, ничего не получалось, очень уж велик разброс: от частной сыскной фирмы (нанятой, скажем, конкурентом-политиком), до Общества охраны прав потребителей. В конце концов, был случай, когда одна крупная компания послала в Африку промышленных шпионов, чтобы те подорвали железнодорожный мост – на магистрали, по которой конкуренты вывозили медную руду. Шпионы бездарно провалились из-за бдительности местной вохры, тамошние ребята из контрразведки, навострившиеся было сшить дело о происках ЦРУ в молодом независимом государстве, уже вертели дырки для орденов, но диверсанты, оскорбившиеся попыткой припаять им политику, громогласно вопили, что они не какие-то там рыцари плаща и кинжала, а честные промышленные шпионы, что и смогли надлежащим образом доказать. Их, правда, все равно посадили, но все-таки не в качестве агентов ЦРУ – а это, что ни говори, плюс, срока не те…

– Куда мы идем? – поинтересовалась напарница в десятый раз.

Мазур и ухом не повел – шагал, словно заводной солдатик, демонстративно напевая под нос:

– Мы же идем на север! Солнце слева, это же аксиома…

– Ну вот, а говоришь, давно забыла бойскаутские времена… – хохотнул Мазур.

– Я серьезно.

– Когда придем, увидишь.

– Но я имею право узнать… В Штатах тебя запросто можно было бы привлечь к суду. Дискриминация женщин. Ты меня поставил в подчиненное положение…

Мазур приостановился, оглянулся – она нисколечко не шутила. Послал бог подарочек…

– Ты эти феминистские штучки брось, – сказал он решительно. – В подчиненное положение попала не по причине пола, а оттого, что в любой группе есть начальник и подчиненный. Даже когда боевых единиц всего две. Уяснила? Потом пожалуешься своему прокурору, если выпадет случай, – или кому там надлежит жаловаться согласно субординации…

Остановился, достал процессор. Втянул ноздрями прохладный, насыщенный сырой свежестью воздух. До цели было еще довольно далеко – но запах гари ощущался явственно, резкий, принесенный северным ветерком. Джен тоже наморщила нос:

– Пожар?

– Только не лесной, мисс Чингачгук, – сказал Мазур. – Это совсем по-другому выглядит, я-то знаю…

И вновь двинулся вперед, старательно принюхиваясь, – нет, никак не похоже на лесной пожар, дыма не видно. Неведомые соперники похозяйничали на «Заимке»?

– И все-таки, куда мы идем?

– Ладно, – сказал Мазур. – Коли уж связал нас черт с тобой веревочкой одной… Возвращаемся в сказочный городок, вот и все секреты.

– Хочешь там пересидеть?

– Не совсем, – сказал Мазур. – Ты не забыла, что там стоит целехонький вертолет? У вертолетов есть одно несомненное достоинство: ключей зажигания, которые держат отдельно, как-то не предусмотрено… Конечно, его за это время, пока мы бегали по тайге, могли и испортить, но попробовать стоит. Грех не использовать такой шанс.

– А ты сможешь?!

– Смогу, – скромно сказал Мазур. – Высшего пилотажа не гарантирую, но в воздухе как-нибудь удержусь. Учили…

Он не врал – учили всякому. Лет восемь назад в узких кругах был широко известен казус на стальной магистрали, из-за которого у подполковника серьезного рода войск слетела одна звездочка. Подполковник, будучи в легком подпитии, изрядно оскорбился, узнав, что ему из-за отсутствия билетов придется торчать на вокзале сутки: стоял курортный сезон, а денег на взятку у поистратившегося в отпуске орла уже не осталось. Конечно, он при своей выучке легко мог бы прыгнуть на подножку тронувшегося поезда на бегу и зайцем устроиться на крыше – но посчитал такой вариант унизительным для русского офицера и выбрал более комфортный вариант. Преспокойно поднялся в кабину электровоза, довольно корректно вышвырнул оттуда машиниста с помощником, отцепил электровоз от состава и преспокойно, с ветерком помчал к родному городу – и остановился лишь через девяносто километров, когда выехал на большую сортировочную станцию и, запутавшись в рельсовых путях, заехал в тупик…

…Когда до «Заимки» осталось совсем немного, стало ясно, что горит именно там. Горело, вернее. Дым уже почти рассеялся – и Мазур, залегши с биноклем на опушке, увидел унылую картину почти полного разрушения.

Главный терем исчез. Вместо него красовалось пожарище – кое-где сплошные кучи обугленных бревен, кое-где еще сохранились уродливые контуры прежних залов, переходов, балконов. Купола рухнули, позолоченных двуглавых орлов не видно. Остальные строения уцелели… но на глазах Мазура вдруг взлетело высокое, прозрачно-золотистое пламя, мгновенно охватившее церквушку, поднялось выше раскольничьего креста. И меж домами показались трое в пятнистых комбинезонах, целеустремленно рысившие с канистрами в руках, – несомненно, команда поджигателей.

Он повел биноклем влево. И увидел вертолет с номером «315», стоявший у самого леса, а чуть подальше – второй, однотипный, без номера и прочих обозначений. Меж ними о чем-то оживленно толковала кучка людей в пятнистом, чуть в сторонке, на длинном поводке, скучала здоровенная овчарка. Совсем неподалеку лежали три трупа – в разных позах, сразу видно, не принесенные туда, а оставшиеся там, где застигла смерть.

Бинокль у него был отличный – шестидесятикратник, размерами даже меньше стандартных десяток, предназначенных для гражданского пользования. Он прекрасно различал лица, словно стоял в паре шагов от деловито совещавшихся, но все были незнакомые. От этого на душе стало чуточку легче – но он тут же подумал, что неизвестный двойник мог и не прилететь сам, предоставив риск пешкам…

И ни малейшей возможности хоть что-то или кого-то идентифицировать. И живые, и мертвые в одинаковом камуфляже, который сегодня можно увидеть на ком угодно, – от частных охранников до мирных дачников. Вполне возможно, покойники – не жертвы людей с вертолетов, а их же собственные доблестно павшие соратники. Оружие – тоже не привязка…

Вспыхнула еще пара домов – поджигатели старались вовсю. Уничтожают улики? Очень похоже: один вернулся, старательно плескал из канистры вокруг сгоревших, но не обрушившихся бревенчатых стен. Неглупо: поди докажи потом, что это пожарище и есть бывшая «Заимка», сходство ландшафта еще ни о чем не говорит, мало ли обширных прогалин и речушек, пожарище – это вам не череп, по методу Герасимова не восстановишь. Они спешат – боятся, что пойдет ливень… а что это там, возле вертолета? А это они, дешевки, предварительно вытащили цветные импортные телевизоры, серебряную посуду, даже самовары не забыли, барахольщики хреновы…

Показалось? Мазур всмотрелся. Конечно, он мог и ошибаться – но профессионально цепко запомнил это лицо. Ближе всех, нелепо вывернув голову, с широко раскрытыми глазами, лежал тот парень, сотрудник Бортко. Значит, и полковник по кличке Ведмедь вступил в игру? Мать вашу так, сколько же собак дерутся из-за кости? Пятнистый комбинезон мертвеца с фасада совершенно цел – били в спину… Зато у второго вместо лица – сплошное выходное отверстие – опять-таки сзади, в затылок…

Рядом пошевелилась Джен. Мазур, не глядя, придавил ладонью ее затылок, еще какое-то время водил биноклем, но не увидел ничего, заслуживающего внимания.

Хотя… Ему весьма не понравились черные овальные контейнеры, укрепленные на носу второго вертолета, – где у машин противолодочной обороны крепится гидролокатор. Очень похоже на антенны поискового инфракрасного датчика – а то и емкостного, способного на бреющем полете высмотреть любую белку или человека и отличить его от белки без всякого труда. От волка, впрочем, тоже. Ну, следовало ожидать. Пожалуй, с вертолетом он придумал не так уж глупо, лишь бы не успели его изничтожить…

– Отползаем, – шепнул он на ухо Джен. – Или нет, подожди… – Сунул ей бинокль. – Знакомых никого не видишь?

– Ты что? – округлила она глаза.

– А что? – безжалостно сказал он. – Такого уж прекрасного мнения о своих коллегах? Если уж вас к нам прислали – мог и к ним кое-кто своих прислать…

– Никого, – она вернула ему бинокль.

– Ну, тогда поползли…

Вертолет был цел – Мазур издали увидел, что и он, и домик не "тронуты. Дальше начиналась лотерея. Неизвестно, сколько горючего в баках. Даже если они полны под завязку, лететь по прямой в Шантарск очень уж рискованно. Три часа, как минимум, а на деле гораздо больше, скорость придется держать не максимальную, а крейсерскую, серийная машина к рекордам не приспособлена. К тому же погода сквернейшая, можно напороться на грозовой фронт, а Мазур никак не мог назвать себя асом летного дела – способен попасть из точки А в точку Б, но все же не Валерий Чкалов, отнюдь… Да и сюрпризов по врожденному пессимизму следует ждать самых подлых – вертолеты противника в скорости ничуть не превосходят, но возможности у тех, кто сейчас старательно жег «Заимку», неизмеримо большие. Склепают очередную байку – если уже не склепали – попросят ничего не подозревающих военных поднять истребитель или «крокодил» (меж «Заимкой» и Шантарском с полдюжины военных аэродромов) – и тот без предупреждения поприветствует из всех видов бортового оружия, так, что обломки и клочья будут долго порхать над зеленым морем тайги… в святой уверенности, что пресекает поползновения террористов или беглецов из зоны. Нынче случаются самые невероятные поползновения и побеги, никто и не подумает удивляться.

Значит, запасной вариант в полном объеме. Курс на юго-восток, к «точке три». Одно плохо: как только вертолет взлетит, там, у «Заимки», сразу станет ясно, что кто-то из тех, кому вроде бы полагается быть мертвыми, живехонек. Но это уже, как ни крути, неизбежные издержки производства…

– Сиди тут, как гриб под елочкой, – сказал он Джен, снимая с предохранителя автомат. – Как только запущу двигатель, можешь ко мне присоединиться. Но не раньше.

– Револьвер отдай.

Не ответив, Мазур двинулся к домику под прикрытием деревьев. Увидев под ногами россыпь пустых бутылок, должно быть, в прежние времена летевших в лес прямо с крыльца, бесшумно взял одну, из тонкого стекла. Выбрав ель потолще, встал за ней и, тщательно прикинув траекторию, запустил бутылку в сторону домика.

Она разбилась там, где Мазур и намечал, – под боковым окном. После нескольких секунд тишины из домика выскочил высокий простоволосый тип в комбинезоне, кинулся за угол, отстегивая на бегу клапан кобуры.

Наведя ему глушитель меж лопаток, Мазур плавненько потянул спуск. В последнее время проблемы гуманизма применительно к противнику его совершенно перестали волновать. Бегущий, на миг замерев в нелепой позе, ничком опустился на землю.

В домике, куда Мазур, перемещаясь по всем правилам, ворвался через секунду, все оставалось, как во времена первого, ночного визита – трупы на прежнем месте и в прежних позах, все вещи на месте, никого живого. Видимо, часовой был один. Но на всякий случай Мазур еще минуты две стоял у окна, наведя автомат на дверь сортира, – мало ли что, там мог оказаться напарник, у которого в самую неподходящую минуту скрутило живот. Вообще, работа сделана примитивно, но сейчас некогда трудиться ювелирно, ноги бы унести…

Никого. Мазур, мимоходом прихватив с полки блок «Мальборо» и затолкав себе в рюкзак, выбил металлическим затыльником приклада окошко, выпрыгнул наружу и побежал к вертолету, все время держа краешком глаза дверь сортира.

Распахнул дверцу, упал на сиденье пилота. Окинул беглым взглядом приборы – все знакомое, в общем, никаких неожиданностей. Кое-что прежде не встречалось, на этой модели он не практиковался, – но все усовершенствования третьестепенные…

Потянулся было к нужным тумблерам, но рука замерла на полпути, медленно опустилась к пистолетной кобуре. Он наконец-то понял, что за мимолетная деталь засела в подсознании, когда только что осматривался в домике.

Не подвело звериное чутье. В сенях на самодельном деревянном столике лежали два пятнистых берета – которых в первый раз там не было. Есть напарник, их тут двое сидело…

Снаружи – если признать, что второй засел в сортире и сейчас наблюдает через узенькую щель меж верхней кромкой двери и косяком, – Мазур виден не более чем по грудь…

Он медленно вытащил пистолет, большим пальцем сдвинул предохранитель, притворяясь, будто старательно изучает приборную доску – но боковым зрением уловил, как дверь построенного с душой сортира начинает отходить наружу, медленно-медленно, по миллиметру. Сидевший там окончательно уверился, что Мазур один, и самое время, справившись с испугом – а также застегнув штаны, надо полагать, – выполнять служебный долг… Интересно, что там у него? Если автомат – тем более надо класть с первой пули, еще попортит сгоряча вертолет, изверг…

Ага! Дверь распахнулась от молодецкого пинка изнутри, оттуда бомбой, в приличном темпе вылетел двойник убитого – та же косая сажень в плечах, похвальное проворство движений, обеими руками стиснул «Стечкин», словно пятиклассник – коленку одноклассницы, до которой дорвался впервые в жизни…

Пришлось стрелять прямо через стекло, осталась аккуратная дырочка без всяких трещин. В кабине потянуло тухлой пороховой гарью, «Зауэр» с глушителем сработал прекрасно, лишний раз подтвердив высокую репутацию Швейцарии и в этой области. А снаружи все было нормально – незадачливый герой кувыркнулся навзничь с дыркой во лбу.

Мазур запустил двигатель. Следовало его прогреть хотя бы по минимуму. Двойной винт со свистящим шуршанием завертелся на холостом ходу. Из леса вылетела Джен, изнервничавшаяся ожиданием в одиночестве, рванула к вертушке так, словно целилась на олимпийское золото. Плюхнулась на сиденье рядом, уставилась с недоумением, во взгляде читалось: «Почему стоим?»

– Потерпи… – проворчал Мазур сквозь зубы. – Сейчас…

Изощренно выругался про себя, взглянув на указатель горючего: хорошо, если бак заполнен на четверть. Видимо, дальних полетов в ближайшее время не предвиделось, и они поленились возиться с дозаправкой. Какой там Шантарск, тут и до Пижмана с таким запасом не дотянешь…

Понемногу увеличил обороты, пробуя на разных режимах. Движок басовито взвыл. В таежной тишине подобные звуки разносятся далеко, на «Заимке» не могут не услышать, но вряд ли сразу станут поднимать свои вертушки, несколько минут обязательно потеряют… Но все, ручаться можно, таращатся сейчас в эту сторону. Сначала они, руку на отсечение, обязательно подумают, что это балуют часовые…

– Пристегнись! – проорал Мазур.

И поднял машину в воздух. Не Чкалов, далеко не Чкалов – вертолет клюнул носом, качнулся, однако крепко вбитые навыки не подвели. Мазур повел трофей на юго-восток, над самыми вершинами деревьев, уверившись, что лег на курс, вывел газ на максимум. Джен таращилась на него со сложной смесью страха и восхищения, вцепившись в края сиденья, – а он молился неведомо кому, чтобы их подольше не заметили. Рывком поднял вертолет метров на пять выше – впереди замаячили вовсе уж высоченные ели, не врезаться бы…

Вообще-то, научиться водить вертолет не столь уж сложно. Смотря какой школе следовать. Их до недавних времен имелось две: советская и американская. По советской традиции, будущего летчика несколько лет мучили, вколачивая ему в голову устройство винтокрылой машины и заставляя сдавать множество зачетов по материальной части. Американцы поступали проще и рациональнее: давным-давно рассудили, что с несерьезными поломками вертолет дотянет до базы, а серьезные пилот починить все равно не сможет, оказавшись в экстремальной ситуации типа вьетнамской кампании, где дуло торчит чуть ли не из-за каждого куста, и гораздо проще спасаться на своих двоих, чем лихорадочно ковыряться в моторе под плотным огнем. Они сажали на вертолеты восемнадцатилетних пацанов, и те, по малолетству не умея толком бояться, гоняли на вертушках, как на своих «Харлей-Дэвидсонах» в гражданской жизни. И месяцев за пару выучивались водить более-менее прилично – а там уж шел жестокий отбор войны. В общем-то, на родине Мазура примерно так и обстояло с летчиками в первые годы Отечественной…

Естественно, и родной спецназ учился водить вертушки по американской методике, плюнув на идеологические страсти-мордасти вроде пресловутого низкопоклонства перед Западом. Так оно выходило гораздо практичнее и полезнее…

Внизу неслась сплошная размытая полоса, зелено-бурая. Сверху нависали угрюмые серые облака. Бортового вооружения, конечно, нет и в помине, а жаль. Радара тоже нет – это уже похуже, потому что вертолеты, в отличие от автомобилей, зеркалами заднего вида не оборудованы – по крайней мере эти модели, и если кто-то вздумает зайти в хвост, обнаружить его трудновато… Правда, и на тех вертолетах, что принадлежали уничтожившим «Заимку», бортового оружия Мазур не заметил, а это кое-какой плюс… Если начнут примитивно палить из автоматов, попасть будет трудновато, тут вам не кинобоевик…

Для проверки он заложил вираж, взглянул назад – и погони не увидел. Серое небо, казалось, с каждой минутой опускается все ниже, вот-вот придавит к земле… Он не глядя протянул руку вверх, вынул из гнезда наушники, соединенные проводом с приборной доской, нацепил.

В наушниках отчаянно трещали грозовые разряды. Как бы и в самом деле не влететь в грозу сгоряча… Она совсем близко где-то, она рычит и погромыхивает, и слева явственно мелькнул отдаленный отблеск молнии. А парашютов, конечно, никаких. Положим, от попадания молнии вертушка не загорится – но неминуемо возникнет разность потенциалов, при посадке проскочит разряд меж машиной и землей, и уж тут-то возможны нехорошие сюрпризы вроде взрыва бензобака, Мазур помнил лекции…

Ух! Вертолет тряхнуло – воздушная яма. Сердце на миг замерло, провалилось в невесомость. Мазур расслышал визг Джен – вот тебе, девочка, «русские горки»…

Пошла болтанка – но прекратилась вскоре. На выгнутом лобовом стекле расплылось несколько бесшумно-туманных взрывов – попали под дождь, а стеклоочистителей, конечно, не имеется…

В пулевую пробоину, украсившую боковое стекло, врывалась тугая тонюсенькая струйка холоднющего воздуха, трепавшего волосы Джен. Она склонила голову пониже, но тут же подняла: предпочла ошалелый сквозняк лицезрению проносящейся чуть ли не под ногами тайги, способному вызвать морскую болезнь. В наушниках трещали разряды, вонзаясь в мозг тонюсенькими буравчиками, и Мазур совсем было собрался их скинуть – но тут расслышал:

– Третий, третий, предполагаемый курс… третий! Курс – юго-восток, как понял, как понял, юго-восток, третий, юго-восток!

В ответ тут же прохрипело:

– …орой, второй, слышу, курс – юго-восток, связ…

– Третий, не понял, не понял, третий.

– Свяжитесь с пятым, «Бредень» по стандарту, «Бредень» по стандарту, как понял, прием?

– Понял, понял… ретий… редень… стандарт… – И снова оглушительный треск близкой молнии.

Мазур скинул наушники, опасаясь за барабанные перепонки. Главное он и так понял: их бегство заметили, о чем торопились настучать кому-то еще. Ну, а слово «Бредень» ничуть не являло собою китайской грамоты, кошке ясно, что начнут ловить, используя все, что у них припасено в заначке, знать бы только – что?

– В хвост! – проорал он в ухо Джен.

– Что?

– Иди в хвост! – заорал он еще громче. – В окно смотри!

Там, в конце салона, было обращенное назад небольшое овальное окошко. Кивнув, Джен выбралась из кресла и, цепляясь за все, что только можно, стала пробираться туда. Вертолет вновь стало швырять.

– Пристегнись там! – завопил Мазур, обернувшись к ней. – Вон, есть ремни! А то как швырнет… – замолчал, прикусив язык, да так, что из глаз посыпались искры, – это очередная воздушная яма подвернулась на пути.

Впереди вздымались сопки, и их вершины были укутаны густыми серо-белыми облаками, не способными подняться выше. Хреновато. Вмажешься – только брызги полетят…

Стиснув зубы, Мазур поднял машину выше. Мгла вокруг сгущалась, но приходилось лезть вверх, вверх… Далеко не всеми приборами он умел пользоваться, тут уж было не до изысканности – летишь, не падая, и ладно. Очень может быть, профессиональный летчик давно бы уже отказался от столь безумного предприятия и пошел пешочком, но у Мазура не было профессионально поставленного страха перед окружающими опасностями, и он, вцепившись в рычаги, забирался все выше, одержимый лишь некоей фаталистической решимостью. Дождь заливал лобовое стекло, в кабине потемнело, все лампочки и светящиеся циферблаты обрели невыносимо яркие колера.

Покосился назад. Джен пристегнулась к боковому диванчику и, цепляясь за его спинку, старательно таращилась в окошечко, вряд ли способная что-то разглядеть в такой каше. Ничего, в том же положении находится и погоня…

Хватит, пожалуй, лезть за облака. Нет здесь сопок высотой в три километра… Мазур перешел в горизонтальный полет. Право слово, можно собой чуточку гордиться – машина тянет, отнюдь не собираясь пока что повторять подвиг Икара, вот только при такой скорости запас горючего тает, что твоя Снегурочка…

Накаркал – тряхнуло так, словно великанская ручища, сцапав вертолет за хвост, попыталась использовать его вместо теннисной ракетки. Картина Брейгеля: вокруг тишина и благолепие, а у бедного Икарушки только ножки торчат из воды…

Стиснув рычаги, Мазур выровнял машину. И несся дальше во влажной полутьме. Слева вспыхнул огненно-ветвистый зигзаг молнии, все вокруг озарилось пронзительно-зыбким сиянием, словно перенеся на миг в иной, нереальный мир. Еще одна молния, справа. Мазур шел по прежнему курсу, потому что ничего другого и не оставалось. Всякое представление о времени исчезло – справа на приборной доске светился циферблат, но Мазур, поглощенный борьбой с подступившей со всех сторон грозой, смотрел на него, не видя, не в силах понять, что означает положение стрелок. Не было времени это вспоминать.

Он вздрогнул, выпучил глаза – прямо за лобовым стеклом по едва выступавшему капоту (или как он там зовется?!) слева направо, вопреки порывам ветра, катился ярко-малиновый шарик размером с теннисный мяч, плыл неспешно, словно бы игриво, едва касаясь зеленой обтекаемой поверхности.

Мазур впервые в жизни видел шаровую молнию – и лихорадочно пытался вспомнить, чего от нее ждать. Кажется, она может и проникнуть в салон. А еще – взрывается, когда ей самой захочется… Он превратился в статую, сжав рычаги, вел машину по прямой, каждый миг ожидая взрыва, снопа искр, пламени…

И не сумел заметить, как исчез светящийся шарик, жуткий и прекрасный. Странное ощущение, не выражаемое в словах, на миг подмяло его волю – но, вспомнив, что когда-то читал о чем-то подобном, о странном, чуть ли не гипнотическом действии шаровой молнии на человеческое сознание, усилием воли вырвал себя из наваждения, удерживая машину на прежнем курсе…

Светом по глазам ударило так, что показалось, будто угодил под луч мощного прожектора. Машина рыскнула – Мазур секунд десять вел ее вслепую, смаргивая слезы. Да и потом перед глазами еще долго плавали разноцветные круги, но главное он видел: вертолет выскочил из грозы, из непогоды. Справа, слева, повсюду еще висели серые клочья, но их становилось все меньше, светило яркое солнце, ослепительно голубело небо, вертолет несся высоко над зеленой тайгой, кое-где прерывавшейся белыми пятнами березняка, уже потерявшего листву. Мелькнула серая ниточка неширокой реки. Мелькнули хаотически разбросанные буро-зеленые многоугольники. Лишь потом, когда они остались позади, Мазур догадался, что видел поля вокруг какой-то затерянной в тайге деревни.

Сзади послышался ликующий вопль. Обернувшись, Мазур узрел, что напарница прямо-таки подпрыгивает, пристегнутая широким ремнем, в приступе вполне понятной дикой радости оттого, что весь этот ужас кончился. Самому хотелось орать, но сдержался. Сурово ткнул пальцем, указав, чтобы не отвлекалась от своих прямых обязанностей взадсмотрящего.

Сверившись с компасом, он убедился, что не так уж и отклонился с намеченного курса. Румбов десять восточнее, не более того. Вытер лицо рукавом бушлата – оказалось, оно было мокрехонько от пота.

Ну вот, началось… На кремовой панели мигала красная лампочка, наглядно свидетельствуя, что горючего осталось минут на десять, – а ведь нужно еще приберечь сколько-то на посадку. Терять было нечего, и Мазур выжал максимальную скорость, немного снизившись, высматривая место для посадки. Увы, тайга лежала сплошным темно-зеленым ковром… нет, вон прогалинка, и еще… это сверху они крохотные, а на деле можно скачки устраивать, не хуже, чем на ипподроме… черт, опять пошла чащоба…

Сзади послышался свист. Джен показала ему два оттопыренных пальца, потом большим и указательным изобразила зазор в полсантиметра. Ага, сообразил он, две вертушки на хвосте, и они пока еще кажутся крохотными, значит, далеко…

Пора решаться, а то снова пойдет чащоба… Мазур крикнул:

– Все, двигай сюда! Садиться будем!

Она почти моментально оказалась на соседнем сиденье, громко предложила:

– А если подпустить поближе – и из автомата?

– Это тебе не боевик! – рявкнул он. – У них автоматы тоже есть… Не мешай!

И принялся манипулировать рычагами. Вертолет вихлялся, то и дело проваливался вниз, на миг наступала невесомость – это Мазур мчался к облюбованной поляне на всей скорости, пытаясь одновременно погасить высоту, и это удавалось ему плохо, машина на такие номера не рассчитана, вертолет в пикирующий бомбардировщик не превратишь…

Но вот, наконец, машина отвесно пошла вниз, вершины окружающих елей ожесточенно мотались, словно трава под ветром, с земли взлетел вихрь сухих листьев. Посадка получилась халтурная – то ли у Мазура недоставало умения, то ли он в спешке махнул рукой на качество – в пользу спешки… Вертолет ощутимо хряпнулся оземь, под полом даже хрустнуло что-то. Нет, ухитрился не подломить стойки колес…

То, что сверху казалось чащобой, обернулось, в общем, скорее редколесьем, в таком лесу от вертолета не спрячешься… Но переигрывать было поздно. Забросив за плечи рюкзак, Мазур схватил автомат, протянул руку Джен, помог ей выпрыгнуть. Лопасти двойного винта еще затухающе вращались, а они кинулись в тайгу по выбранному Мазуром курсу. Вертолетов еще не слышно. Мазур глянул на часы – тьфу ты, летели минут сорок и оказались от «Заимки» километрах в ста, если грубо прикинуть. Нет, учитывая скорость – все сто пятьдесят…

Джен шарахнулась. Мазур, опередив ее на шаг, отбросил ногой длинную, толстую змею, светло-серую с желтоватым брюхом, не успевшую вовремя убраться с дороги. Она пролетела по воздуху, извиваясь, словно бьющийся в падучей знак бесконечности, шумно шлепнулась в мох, заструилась прочь.

– Она не ядовитая, – сказал Мазур, добавил по-русски, не зная, как перевести: – Даурский полоз, желтопузик…

– Вон еще одна!

– Ничего, – сказал Мазур. – Говорю же, они безобидные, совершенно. Бежим! Нужно отбежать как можно дальше, прежде чем они сядут…

Вынул из набедренного кармана флакончик с аэрозолем, пустил за спину туманную струю, оседавшую тончайшим, невидимым порошком. Могли прихватить с собой собаку. Хотя…

Он притворялся перед самим собой, будто ему тогда почудилось, и пластмассовые коробки на носу вертолета – вовсе не датчики, позволяющие безошибочно засечь человека в тайге. Но трезвый и холодный профессионал, неустанно бдивший в нем, напоминал: ты, братец, пытаешься самого себя выставить идиотом. Сам ты, отправляясь в такую вылазку и располагая нешуточными возможностями, неужели не распорядился бы оборудовать хоть один вертолет должным образом? То-то…

Еще полоз. И еще. Митинг у них, что ли? Нет, но до чего редкая здесь тайга, и некого винить, кроме самого себя…

Шум вертолетов нарастал.

– Отдай револьвер! – вскрикнула Джен, уже не обращая ни малейшего внимания на трех здоровенных полозов, расположившихся на сиесту меж двумя елями, на солнышке. Перепрыгнула через одного, миновала второго – а третий успел убраться в кусты со всей возможной скоростью.

– Толку тебе от него! – пропыхтел Мазур, старательно, с редкими интервалами прыская на их следы «Антисобакином». – Толку-то против автоматов… Потом отдам, если подопрет!

Шум вертолетов накатывался свистящей волной, судя по звукам, они шли на бреющем. Вот у них-то, вполне возможно, был локатор, и место приземления смогли зафиксировать точно…

И тут Мазур увидел это. Первым. Через секунду Джен слабо вскрикнула, ее инстинктивно швырнуло в сторону, но Мазур успел удержать девушку на месте. И остановился. В забубённой головушке, привыкшей искать из безумных ситуаций еще более безумные выходы, забрезжила идея…

Справа, похоже не так уж давно, рухнула гигантская ель – судя по торцу высоченного ствола, дерево одряхлело, прогнило и особенно шквального порыва ветра не вынесло, рухнуло, вырвав разлапистые корни из песчаной почвы, после падения переломившись у комля.

Образовалась огромная яма, над которой сюрреалистической статуей осьминога вздымался выворотень. Яма была почти вровень с краями заполнена даурскими полозами – казалось, там тяжело колышется серовато-желтая жидкость сродни ртути, ведьминское загадочное варево. И вокруг змей было несметное количество – висели на корявых корнях выворотня, конвульсивно изгибаясь, лениво ползали вокруг, прямо-таки переплетаясь в диковинные узоры. Прикинуть на глазок – пара сотен, а то и побольше. Все это шевеление, от дикой непривычности которого рябило в глазах, происходило беззвучно, над поверхностью кишевшего в яме клубка порой появлялись узкие приплюснутые головы, качались, дергались, сталкивались…

В детстве Мазур дважды видел в тайге нечто подобное – один раз с такими же полозами, второй с гадюками. Только змей там было раз в двадцать поменьше. К брачным играм такие сборища не имеют никакого отношения – не сезон. Змеи просто-напросто сползаются со всех окрестностей, сутки или двое это загадочное сборище копошится на выбранном по непонятной причине месте – а потом часть расползается, часть устраивается клубком на зимовку, запрятавшись поглубже под слой мха. Почему так происходит, что это за ассамблея, никто не знает – а может, знали когда-то, но забыли. В тайге случается подобное – простое на первый взгляд, но нынешним людям совершенно непонятное…

– Ты что… – прошептала Джен.

Мазур молча показал ей пальцем на яму. Потом сказал:

– Никакой детектор не отыщет… – И вновь плеснул аэрозолем.

Она тихонько пятилась, успела отодвинуться шага на три, но Мазур накрепко сграбастал за кисти. Легонько подтолкнул к яме, к ведьминому вареву. Джен упиралась, но совсем слабо, словно видела кошмар и не могла проснуться. Прошептала:

– Не могу… умру…

Некогда было играть в галантность. Мазур отвесил ей парочку хлестких пощечин – с правой, с левой! Не медля, выхватил нож, приподнял подбородок жутко иззубренным обушком:

– Зарежу, сука! – выдохнул он на великолепном штатовском сленге. – Запорю, как трахнутого опоссума! Только кишки поползут! Марш! Иначе обоим крышка! Кому говорю, мокрощелка стебанутая! Пошла вперед! – и тычком кулака в шею швырнул к яме.

Пожалуй, он был страшен – судя по белому, как стена, лицу Джен и зрачкам, расплывшимся во всю радужку. Тряхнув ее как следует, Мазур ощутил, что она стала безвольной, как кукла. И, не теряя времени, подтолкнул к яме, не глядя под ноги, наступая толстой подошвой на устилавших подступы полозов. Взметнувшаяся от боли змея словно кнутом, хлестнула его по ноге мускулистым телом. Мазур отшвырнул ее ногой.

Заламывая попытавшейся все же отпрянуть Джен руки за спину, толкнул к краю ямы. Нахлобучил ей шапочку на глаза и нос – чтобы дышала ртом и ничего не видела. Сам поневоле задержал дыхание, обхватив ее за плечи и опуская в это переплетение, скользкое копошение серо-желтых извивавшихся змей, напоминавших некоего осьминога с тысячей и одним щупальцем.

Девушка погрузилась по пояс – и вдруг провалилась с головой. Мазур кинулся следом, словно прыгал в воду «солдатиком», испытав ни с чем не сравнимые чувства – казалось, смесь всех эмоций и чувств, какие только существовали, плескалась под черепом. В глазах моментально потемнело, дышать стало тяжелее – но удушья все же не было. Скорчившись, прижимая к себе согнувшуюся, вжавшуюся лицом в коленки Джен, под наплывающий шум вертолетов, он сидел скрюченный, придавленный живой, почти не обеспокоившейся тяжестью, грудой сплетенных змей. Лишь в первый момент они задвигались чуть возбужденнее – а потом опять притихли, лениво шевелясь, те, кто был подальше, вряд ли и узнали о вторжении особей иного вида.

Он хотел надвинуть шапочку поглубже – но руки уже не мог поднять, придавленный изгибами и кольцами. Змеи, хладнокровнейшим образом включив их с Джен в число участников сборища, задевали хвостами по лицу, прижимались к щекам скользковатыми телами, используя сидящих на корточках людей как дополнительную опору.

На человека они никогда не охотились, и человек на них давно уже не охотился, еще в каменном веке перейдя на более вкусную дичь, а расползаться подальше от незваных гостей змеям не велел тот же могучий и неизвестный инстинкт, что собрал их в яме на загадочные посиделки. И они к присутствию чужих отнеслись, можно выразиться, философски. Телепатией не владели и потому не могли узнать, сколько их сородичей Мазуру довелось сожрать в жизни.

Лишь изредка зажмуривший глаза Мазур чувствовал, как по кистям рук, по щекам, по всему лицу словно бы проводят липкой широкой паутинкой – это ближайшие безногие соседи по своему обыкновению исследовали языками вторгшееся в их бомонд существо. А однажды в большой палец левой руки впились крохотные зубы, почти не причинив боли. Мазур стерпел, не дернулся, и нового укуса не последовало.

Он был уверен, что с воздуха их заметить невозможно: глубоко закопались в змеиный клубок, который любая пешая поисковая группа чисто инстинктивно обойдет десятой дорогой. Одна из самых крепких и устойчивых фобий – страх и брезгливость человека к змеям. И никакой детектор, что тепловой, что емкостный, тут погоне не поможет: на экране тепловизора изобразит такое переплетение линий, что контуры человеческих фигур затеряются надежно, а емкостный датчик просто зашкалит…

Особенной вони вокруг не было – лишь резковатый сильный запах, скорее непривычный, чем отвратительный, походивший чем-то на грибной, от разломанных поганок. Шум вертолетов проплыл над головой, раздвоился – один, очень похоже, то ли завис, то ли опустился на том месте, где Мазур бросил вертушку с пустыми баками, второй еще мотался по широкой спирали.

Нащупав руку Джен сквозь упругие кольца, Мазур убедился, что девушка не просто дрожит – ее колотит. Своих часов он не видел, не мог знать, сколько времени прошло, – «внутренние часы» на сей раз работали скверненько, он тоже был из плоти и крови, со всеми присущими человеку инстинктивными страхами…

Похоже, не так уж далеко повизгивала собака. Так и есть. Пустили овчарку. Только ничего этим не добьются.

«Антисобакин» – пассивного действия, не раздражает рецепторы запаха в собачьем носу (ведь случается, что след опытные охотники примерно вычисляют как раз по поведению нюхнувшей химии собаки), а словно бы отключает их на время, пес становится неспособным унюхать что бы то ни было, ему просто кажется, что вокруг нет вообще никаких запахов…

Взвыли винты. Теперь уже оба вертолета кружили по спирали, взяв за центр ту полянку. Право же, в их клекоте прямо-таки ощущалось обиженное повизгиванье потерявших след собак. Ребром ладони Мазур отпихнул назойливого полоза, особенно непринужденно устроившегося на голове и опустившего хвост на физиономию. Над самым ухом послышался явственный всхлип.

– Потерпи, – громко сказал он, все равно за шумом вертолетов услышать его посторонние не могли.

– Я сейчас с ума сойду…

– Сойдешь – здесь и брошу, – безжалостно сказал он. – Так что крепись.

– Погань какая… Давит, тяжело…

– Терпи, – сказал он, с трудом пошевелился, прикрывая ее своим телом от нависающей скользкой тяжести.

…Когда шум вертолетов затих вдали, он еще долго сидел на корточках в прежней позе – на случай коварного сюрприза в виде оставленной неподалеку засады. Змеи успокоились окончательно, лишь изредка в щеку тыкалась угловатая головка.