Следователь, Демон и Колдун

Не конец

Абдул Альхазред, Великий Иссохший Соляных пустынь вовсе не походил на существо, которое в пособниках по некромантии с синими печатями «для внутреннего пользования служащих ДДД» на обложках также именовалось «Post Mortum Necromundi», «личем», «пепельной оболочкой» или «посмертной филактериально зависимой физической манифестацией некромантов класса «А» и выше». В учебниках означенное существо изображалось похожим на оживший скелет затянутый в рассыпающийся чехол клочковатой плоти, причём изображение было до такой степени гротескным, что сразу становилось ясно: ни одного Великого Иссохшего автор картинки вживую (или «вмёртвую» — как вам будет угодно) никогда не видел. Что, кстати, было логично: обычно встречи с некромантами достигшими подобного состояния заканчивались для художников фатально.

На вид Альхазреду было лет пятьдесят: интеллигентное лицо, бородка клинышком, сухая, чуть желтоватая кожа, словно древний колдун отходил от быстро залеченной печёночной хвори, аккуратно зачёсанные на пробор седые волосы и глубоко посаженные чёрные как уголь глаза. На некроманте красовался модный сюртук от самого известного конкурента мадам Воронцовой — Леди Жанин, причём из коллекции этого года: высокий воротник-стойка, тончайшая золотая вышивка, не бросавшаяся в глаза, а лишь подчёркивавшая великолепный крой, платиновые пуговицы и маленькая трогательная бутоньерка в петлице (искусственный ландыш; серебро, бриллиантовая крошка). Абдул Альхазред пил зелёный чай без сахара и увлечённо болтал с магистром Целестой о каких-то «солях Варда» и «записках Чёрного Человека из Венеции». У следователя он вызывал двоякие чувства; особенно Фигаро насторожился после того, как одна из гераней князя Дикого завяла буквально за минуту после того, как Альхазред просто постоял рядом с несчастным цветком.

— Я действительно поглощаю «вита» из окружающего мира, — сказал старый некромант, виновато улыбнувшись следователю. — Но вы не переживайте, это безвредно для живых существ. Почти.

А вот Абдурахман ибн Хаттаб понравился Фигаро куда больше.

Толстый румяный весельчак, абсолютно лысый, трясущий всеми своими подбородками когда он хохотал (а хохотал он часто), Хаттаб напомнил следователю фигурки смеющегося Будды-Хотэя, которые можно было купить в тех маленьких загадочных магазинчиках в кривых переулках Столицы, где старые китайцы с тонкими висячими усами продавали амулеты, сувениры, «синюю пыль» и опий-сырец. Разве что Хотэя обычно изображали голым до пояса, а Хаттаб носил широкую рубашку в розово-алых цветочках, такие же широкие шорты на завязках и шлёпанцы на босу ногу. Вечная зима за окном его, казалось, совершенно не волновала.

Хаттаб (он выглядел, от силы, лет на сорок) постоянно лез обниматься к Моргане, тыкал пальцем в Артура, хохоча, когда палец проходил сквозь призрак старого колдуна словно через воздух, а узнав, что Фигаро — старший следователь Департамента Других Дел пришёл в полнейший восторг.

— Фигаро! — вопил колдун, тряся руку следователя так, словно вознамерился её оторвать, — вы мой друг на веки вечные! Я ведь не просто работал в ДДД, я стоял у его истоков! И тоже был младшим следователем, а потом старшим следователем, а потом… а потом мне пришлось менять личину, потому что люди столько не живут, аха-ха-ха-ха-ха-ха!.. А, вот, слушайте: один домовой говорит другому: «блин, беда у меня: надо бы хозяйку наказать, а боязно!» Второй, понятно, спрашивает: «почему это боязно? У неё ж каждый день в постели новый мужик!» «Да! Но то диакон, то ксендз какой, а вчера вообще хромого приголубила. Страшно мне её кочергой — вдруг святая?!» Аха-ха-ха-ха-ха!..

— Забавно, — инквизитор Френн пыхнул сигареткой, и закашлялся. — Чёрт, ну вот не подходит мне местный табак. А мои сигареты скурила Моргана… Так о чём это я… А, да. Я ведь, на самом деле, чего-то подобного и ожидал, как оказалось. Потому что совершенно перестал удивляться.

Они с Фигаро стояли на крылечке резиденции князя Дикого и курили. С низкого серого неба медленно падали большие пушистые снежинки и, наверное, поэтому оно не казалось таким хмурым, а больше напоминало брюхо огромного кота, свернувшегося над миром в пушистый комок.

— Может, у вас просто нервное истощение? — Фигаро пыхнул трубкой и рассеяно поймал языком снежинку. — Ладно, наши магистры, у них нервы из колючей проволоки, но я, например, тоже уже не в состоянии чему-то удивляться. Иссяк, если честно.

— Да нет, — Френн дёрнул подбородком в сторону — не в этом дело. Нет у меня никакого нервного истощения. Но я вот смотрю сейчас на весь Квадриптих в сборе, и думается мне, что так и должно быть. Наверное, я просто слишком уж сильно верил всем этим россказням о том, что Отцы-основатели живы, и просто прячутся где-то… Хотя, если так подумать, это ведь, получается, не россказни, а правда… Стоп, нет. В легендах про Квадриптих говорится, что он правит миром откуда-то… м-м-м-м… забыл.

— Со дна океана.

— А, точно. Из Подводной Белой Башни. Так что эта часть, конечно, чушь… Забавно получается: что в жизни, что в расследовании враньё и выдумки переплетаются с правдой самым причудливым образом, и никогда нельзя сказать наперёд, чем всё обернётся, и кто был прав… Вы не боитесь?

— Не знаю. — Фигаро пожал плечами. — Я просто не понимаю, что меня ждёт. Конечно, неизвестное должно пугать сильнее всего, но… Понимаете, это же Артур. И Моргана. И Целеста. Я понимаю, что они просто люди, но какая-то детская часть меня свято верит, что они не могут ошибаться. Это же люди из сказок, понимаете? Могучие колдуны, что двигают горы мановением руки и спасают города. Ну как я могу боятся, если за меня всё продумывает Мерлин Первый? Стефан Целеста? Моргана Благая? Ваш бывший шеф, в конце концов.

— Да, князь, конечно, голова.

— Во-о-о-о-от. Я о том и говорю. По уму, это вам тут надо бояться, что я облажаюсь с Демоном и чего-то напортачу, потому что тогда миру точно кирдык.

— Прорвёмся. — Френн хрустнул костяшками пальцев. — Не впервой. Я ведь не просто инквизитор, я из Ударного Отряда, забыли? У нас в постели умирать не принято.

— Вы думаете, что это была хорошая идея? Я про то, что сделал комиссар Пфуй.

— Известить ОСП?

— ОСП, Серый Орден, руководство Оливковой Ветви, Их Величеств… Да вообще всех.

— Да, — Френн кивнул, — я думаю, это хорошая идея. Во-первых, они прибудут сюда как раз к началу операции. Отменить ритуал они уже не смогут; к этому времени мы закроемся в бункере князя у берегов Белого Моря. Если и биться с Демоном, то только там. Подальше от обжитых территорий.

— Да, правильная мысль.

Помолчали, пыхтя табачком и глядя на растрёпанное небо, и разговор опять вернулся в прежнее русло.

— Почему вы думаете, что ОСП с «крысами» будут защищать Артура и Квадриптих, а не попытаются прервать настолько опасный эксперимент? Проще же стреножить Мерлина, нет? Квадриптих, там, или не Квадриптих, а против отрядов Ордена Строгого Призрения не устоит никто.

— Целеста не дурак. — Френн улыбнулся кончиками губ, и чуть качнул головой. — Всё, что будут знать Ордена и моё ведомство, это то, что здесь, на Хляби, ожидается мощнейшая враждебная активность Других сил. Что, кстати, правда. Фунтику пришлось брехать с три короба, но он давно и хорошо знаком с Целестой, да и Пфуя знает, и понимает, что эти двое не стали бы бить тревогу просто потому что перепились в ресторации «Два корабля».

— Да, но источники…

— Это самое интересное. — Инквизитор захохотал. — ОПС думает, что секретную информацию о Другом прорыве получил из своих источников Серый Орден. Серые думают, что информация — из тайных архивов Инквизиции. А Инквизиция уверена, что прорыв напророчили Слепые Повитухи ОСП. Каково, а?

— Это Пфуй придумал, да? — Следователь захохотал.

— Ну а кто же? Он, конечно. С учётом того, как относятся друг к другу означенные ведомства, они, с одной стороны, примчатся сюда со скоростью пули, а с другой не узнают об обмане никогда вообще. Видите, Фигаро, иногда и саму Бюрократию с большой «бэ» можно поставить себе на службу, и нет в этом деле специалиста круче, чем комиссар. Он на этих бумажных делах дракона слопал и Сублиматором зажевал… Так вы точно не боитесь?

— По словам Артура мне даже не придётся ничего делать. — Следователь пожал плечами. — Меня обвешают такими штуками, которые способны сделать нехорошо даже Могуществу Малого Ключа. Причём, работать будут они сами. Какие-то умные артефакты; я даже не пытался этого понять.

— А Орб Мерлина?

— Его я взять с собой не смогу, понятное дело, потому что Артуру нужно принимать участие в ритуале вызова. Но, по его словам, Орб заряжен, и сможет проработать в полную силу двадцать часов и без моего участия.

— Ритуал вызова, — медленно произнёс Френн, растягивая слова. — Ри-ту-ал вызова… Подумать только: с него ведь началась история колдовства в том виде, как мы его понимаем. Можно сказать, история нашего мира. И вот теперь Квадриптих в полном составе проведёт его снова. Может…

— Что?

— Не важно.

— Бросьте. Говорите уж как есть.

— Я думаю, может, наш мир, начавшись с этого ритуала, им же и закончится?

— Не хотелось бы. — Фигаро нервно тряхнул головой. — Мне этот мир нравился.

— Вы знаете, я вот теперь начинаю понимать, что и мне тоже. — Инквизитор достал из кармана часы, открыл крышку и присвистнул. — Ого, уже почти три. Докуриваем и идём, а то пропустим очередной брифинг.

— Да не спешите, — следователь едва заметно улыбнулся, — без нас не начнут.

— Думаете?

— Уверен… Хорошая сегодня погода: ветра нет, снежок.

— Ага, и мороз спал. А то минус сорок на улице — ну куда это годится?

— Больно вы высовываетесь на эту улицу.

— Представьте себе. Я ж муштрую людей князя. Тех, кто имеет хотя бы базовое представление о боевом колдовстве.

— И как, получается?

— Не всем это дано. Но есть и настоящие таланты-самородки. Не был бы инквизитором — сколотил бы из них банду, и грабил бы дилижансы в Британских Штатах.

— Вам что, денег мало?

— Мне? Ну что вы. Я просто всегда мечтал ограбить дилижанс. Так, знаете, чтобы с перестрелками, погоней, а вокруг пустыня.

— А в дилижансе, конечно, престарелая графиня и её юная прекрасная дочка.

— Ну конечно. Вот видите, всё-то вы понимаете… Ладно, ладно, идёмте уже. А то Артур нам головы оторвёт.

— Итак, — Артур-Зигфрид постучал пальцем по столу, — пройдёмся быстренько по всем пунктам ещё раз.

Брифинги проводили не в кабинете князя (там банально не было для этого места), а в кабинете для заседаний, который немного расширили колдовством. Здесь имелся стол — длинный дубовый гигант отполированный до блеска хоккейной площадки, торчащие из стен трубки пневмодоставки документов (страшно удобная шутка, позволяющая не захламлять стол кучей бумаг, хотя Артур всё равно как-то умудрялся это делать) и ряды мягких кресел с высокими спинками. Одна из стен была превращена в проекционный экран, но ей почти не пользовались, а писали и чертили прямо в воздухе, создавая разноцветные трёхмерные голограммы и тут же уничтожая их буквально на лету. С потолка ярко светили мощные ртутные лампы, а на столе то и дело появлялись из ниоткуда чашки с горячим чаем, что безмерно радовало Фигаро.

— Первое. — Артур выглядел решительно; его седая борода топорщилась, а усы стояли торчком, — все должны помнить самое главное: как только ритуал начнётся, клетка Демона немедленно откроется. Он явится в мир не из открытого нами прохода, но явится всенепременно. И вот к этому вам нужно быть готовыми.

— А как он явится? — Полюбопытствовал Френн. — Это будет стандартная манифестация по Родерику-Мерлину, либо какая-то сверхпроекция?

— Понятия не имею, — вздохнул Артур. — А врать не стану, слишком уж всё серьёзно.

— Но тогда, — князь ухмыльнулся в свою безразмерную бородищу, — как мы можем быть готовы к тому, о чём понятия не имеем?

— Увы… — Моргана, тяжело вздохнув, развела руками.

— Класс! — Дикий всплеснул руками и восторженно подпрыгнул в кресле, которое от этого телодвижения князя едва не распалось на куски. — Вот это я понимаю! Вот это я люблю! Даже если и настанет конец света, то он хотя бы будет нескучным, а не вот эти все вирусы, бомбы атомного деления или прочая ерунда. Я себя прямо алхимиком чувствую; великим Фламелем, который смешивает Золотой Альбедо с кровью дракона: то ли получится эликсир бессмертия, то ли сейчас разнесёт все к едрене фене…

— Рад, что вы довольны, князь. — Стефан Целеста дипломатично улыбнулся. — Но остаётся ряд технических вопросов. Вы говорите, что этот ваш аппарат отправит Фигаро к Демону как только откроется проход. Но будет ли это перемещение мгновенным? Или переход занимает какое-то время?

— Отличный вопрос. — Артур одобрительно кивнул. — Отвечаю: к сожалению, струнная трансляция — далеко не мгновенный процесс. Миры многослойны, и между разными реальностями лежат… как бы это сказать… назовём их «уплотнениями». Это места через которые луч тонеллера почему-то проходит с задержкой. Для путешественника это выглядит так, словно он ненадолго проваливается в чужое сознание какого-нибудь местного обитателя. Ощущения… малоприятные. Это гарантированно не смертельно, но придётся потерпеть. Вопросы?

— У меня. — Фигаро поднял руку, хотя, разумеется, никакой надобности в этом не было. — А как долго длятся эти… провалы? И сколько их будет?

— Хотел бы я сказать точно, но увы… — Артур горестно вздохнул. — Их может быть от одного до пяти. Обычно, пара-тройка. У нас с Морганой больше не было ни разу. Длятся они минут по пять. Но тут, Фигаро, сами понимаете, никто ничего сказать не может.

— Угу… А что значит, «проваливается в чужое сознание»? Это вообще как? На что это похоже?

— Вот буквально на то, что я сказал. Вы как бы на несколько минут становитесь слесарем Иваном, биологом Селезнёвым, певцом Менсоном, дояркой Матрёной — в общем, как повезёт. А потом снова самим собой, и двигаетесь дальше. Никогда заранее нельзя предугадать, куда вас занесёт. Это не зависит от личных качеств, вашего психоэмоционального состояния или аппаратурных настроек. Чистая случайность.

— Секунду. — Целеста чуть приподнял палец (этот жест у магистра сохранился ещё с Академии и всегда заставлял даже самых горлопанистых студентов немедля умолкнуть). — Вы говорите, что перемещаясь между мирами путешественник как бы временно сливается с чужими сознаниями. А что происходит с его телом?

— Опять-таки, хороший вопрос, магистр. И, опять-таки, я не могу дать на него ответа. Физически тело путешественника исчезает, и в конечной точке опять появляется во плоти. Но в процессе трансляции вы как бы становитесь чистым сознанием. Всё, что я могу сказать наверняка, так это то, что в процессе перемещения вы не являетесь физическим объектом. Но, поверьте, это не те детали, которые нас должны волновать сейчас.

— Пожалуй. — Целеста хрустнул костяшками пальцев. — Ваш набор адских штучек уже готов, господин Мерлин?

— Да. — Артур коротко кивнул. — Фигаро понесёт на себе самый совершенный набор колдовского оружия существующий в нашем мире. В основе некоторых устройств лежат технологии Белой Башни, кое-что — мои личные разработки, да и у вас, господа Целеста и Метлби я кое-что взял… ну, вы в курсе. Очень уж понравились мне некоторые ваши… изобретения.

Магистры с ухмылкой переглянулись, а Фигаро подумал, что если мир таки выживет, то Целеста наверняка пригласит Метлби преподавать в Академию. Это, разумеется, будет сущий кошмар, но сейчас думать об этом было бессмысленно.

— У меня тоже есть вопрос. — Моргана встала с места, и изящным движением руки поправился причёску. Она всегда так делала, но естественность и красота жеста всё равно производили на следователя впечатление.

— Мы будем проводить ритуал. А кто будет контролировать тонеллер? Кого мы назначим ответственным за запуск Фигаро? Струнный аппарат это не та машина, которой можно научиться управлять за пару дней. Да что там: не хватит и пары месяцев. А права на ошибку у нас нет.

— И этот вопрос тоже решён. — Мерлин едва заметно поморщился. — У нас, к счастью, есть специалист, и не какой-нибудь, а первоклассный. Тот, кто обслуживал наши с тобой перемещения.

— Бруне? Седрик Бруне? — Кустистые брови Абдула Альхазреда прыгнули чуть ли не к самой чёлке. — Старый прохвост жив?

— Жив. — Артур, против воли, хихикнул. — Но находится немного… в подвешенном состоянии, паха-ха-ха-ха! Мне пришлось его немного трансформировать. В неживой предмет. Но, к счастью, все мои заклятья подобного рода сохраняют атомную карту цели — просто на всякий случай. Я всегда боялся в приступе гнева превратить Моргану в дверную ручку, ну и…

— Это кто ещё кого бы превратил, — хихикнул Абдурахман ибн Хаттаб, и все за столом грохнули от смеха. — Но Седрик… м-м-м-м… не в обиде на тебя? Я бы расстроился, если бы, к примеру, меня превратили в стул.

— Ничего, — Артур хищно ощерился, — на обиженных воду возят. Если выживем, подарю ему свободу. Хрен с ним. А если что-то пойдёт не так, то… ну, на «нет» и суда нет.

— Вы собираетесь использовать… э-э-э… наработки… м-м-м-м… Бруне для защиты от Демона? — Фигаро опять поднял руку (это, похоже, уже становилось привычкой). — Те, которые…

— Да, да, я понял вас, господин следователь. Конечно, собираюсь. Это тот случай, когда мы будем вынуждены применить все доступные нам средства. Больше нет такого понятия, как «недопустимые средства» или «оружие последнего аргумента». Потому что время последних аргументов настало.

Моргана сказала:

— Я чувствую себя вдвойне гадски. Во-первых, потому, что я причастна к тому, что сейчас происходит, а, во-вторых, потому, что мы посылаем туда вас. Человека, который вот вообще ни при чём.

На метрессе было строгое чёрное платье с кружевным воротником. Следователь подумал, что оно ей очень идёт, и что любые дополнительные украшения только бы всё испортили. Что ни говори, а стиль у Морганы был.

— Смотрите, — Фигаро сунул руку за пазуху и достал из потайной кобуры револьвер. — Вот такие выдают всем оперативникам ДДД. Видите надпись на рукоятке? Да, вот эту гравировку?

— «Клянусь защищать людей», — прочла колдунья. — Это…

— Это девиз Департамента. Понимаете? Когда мы получаем жетон, Личный Знак и оружие, мы не клянёмся защищать королей, нацию, государство или ещё какую-нибудь помпезную абстракцию. Мы даём клятву защищать людей — всех вообще. В ДДД этот девиз понимают так: ты не ответственен за всех в этом мире. Это невозможно, и, в принципе, означает, примерно, то же самое, что и ответственность ни за кого вообще. Но если тебя просят о помощи, то ты должен помочь. Даже на войне мы хихикали по поводу государственной пропаганды, ругательски ругали королевскую политику и уж точно не шли в бой за Их Величеств и отечество. То же самое — Департамент. Там всё по-другому, всё иначе.

— Но Инквизиция…

— Инквизиция — карающий молот, который легко может пожертвовать городом для того, чтобы спасти десять других городов. Там правит строгий и верный военный расчёт, там жизнь имеет цену, и цена эта выражается в конкретных цифрах. У нас, оперативников Департамента, если ты не сумел спасти жизнь — даже одну-единственную жизнь — то ты проиграл. Вот и всё. Очень простые правила, но это только на первый взгляд. Могу ли я отказаться от того, что мне предстоит? Нет.

— Фигаро…

— Даже чистый расчёт подсказывает, что мой отказ был бы, по меньшей мере, идиотизмом. Если мир будет уничтожен, то мне станет негде жить. И что мне делать потом? Пф-ф-ф-ф, не глупите.

— Фигаро, я просто хотела сказать спасибо.

— О…

Они помолчали. Затем метресса уже более нормальным тоном сказала:

— Кстати, нет ли у вас этих сигареток? Ну, таких, которые курит Метлби? А то у него закончились.

— Простите, мадам, — следователь ухмыльнулся, — но я предпочитаю табак. А Метлби вы не верьте. У него наверняка где-нибудь припрятан блок на чёрный день, вот зуб даю. Так что пусть делится.

Мерлин сказал:

— В общем, так, Фигаро. Я из тех, кто считает, что долгие проводы — лишние слёзы. Но… Вы так долго таскали меня у себя на пальце, что я успел к вам привязаться. Да и прошли мы с вами через многое.

— Это верно. — Следователь пыхнул трубочкой. — Через многое. Если честно, не понимаю, как вы решились расколдовать Бруне. Он же на вас волком смотрит.

— А, — Артур улыбнулся, — вы его плохо знаете. — Он когда увидел весь Квадриптих в сборе, то… Знаете, у него была такая особая папочка с пространственными карманцами, вроде как целый переносной стол, в котором можно хранить кучу бумаг и всяких полезных вещиц. Так вот, когда Седрик увидел Моргану, он сунул руку за пазуху и принялся эту папочку искать, хе-хе… Седрик гений, но он из той породы гениев, что умеет работать только под чьим-нибудь чутким руководством. Недаром он за всё это время, пока таскался по миру в автономном режиме только тем и отличился, что украл пару приборов Кроули, а потом просто прятался в Академии как тушканчик в норке. Жирный пингвин робко прячет время пыльное в подвале, па-ха-ха-ха!.. А вообще, знаете, что?

— Что?

— Спасибо вам. Вы столько от меня вытерпели…

— Не без того, — признал следователь, — однако вы мне щедро отплатили. Я теперь уже не тот колдун-дурак, который только и способен сдать базовый сопромаг на «тройку». Вы меня сильно подтянули и терпели, даже когда я тупил как валенок. Не просто ругались, а раз за разом повторяли одно и то же, пока даже до меня не начинало доходить.

— Ну да. Теперь вы сдадите базовый сопромаг на тройку с плюсом. — Мерлин фыркнул. — Но это при условии, что будете сдавать его мне. А я много требую от людей. Хотя и от себя тоже.

— Знаю. Так что, уже завтра?

— Да, Фигаро. Уже завтра.

— Удачи не пожелаете?

Мерлин широко улыбнулся. В глазах старого колдуна плескалось что-то… нет, не бахвальство, а спокойная уверенная гордость.

— Пусть на удачу полагается Демон. А у нас есть план. И каждый из нас сделает всё, чтобы вы, Фигаро, вернулись живым и здоровым. Но вот что я вам скажу: верьте в себя. У вас с этим часто проблемы; вы вечно думаете «а если я не справлюсь?» «а что если облажаюсь»? Завязывайте с этим. Без веры в себя и стопку не накатишь.

— О вере в себя хорошо рассуждать, когда вы Артур-Зигфрид Медичи. А вот если вы младший… ой, в смысле, старший следователь ДДД Александр Фигаро…

— Фигаро, я вас сейчас тресну. По голове. Честное слово.

Френн сказал:

— Признаться, Фигаро, я даже не знаю, чего вам пожелать. Вы, главное, возвращайтесь.

— Да уж постараюсь. — Следователь хмыкнул и скептически осмотрел накрахмаленный рукав рубашки, показавшийся ему недостаточно чистым. — Чёрт, даже запонки колдовские. Причём каждой из них можно сравнять с землёй маленький город. Меня от колдовства аж корёжит.

— Чувствую. — Инквизитор уважительно кивнул. — Отдаёт. Эх, жаль, что Мерлин и остальной Квадриптих не смогут сражаться с нами! Они бы уж точно задали Демону жару.

— Может быть, — кивнул следователь, думая о том, что за прошедшие века ни Мерлин, ни другие Трое так и не смогли задать Демону ровным счётом ничего. — Но, поверьте, в ОСП тоже есть боевые колдуны такого уровня, что закачаешься.

— Будто бы я не знаю. А Серый Орден! Неужели я увижу «крыс» в бою — ну, очуметь! Я и мечтать-то о таком не мог… А славная будет драка. Чем бы она ни закончилась, всё равно славная.

— Да. — Фигаро чуть наклонил голову, прислушиваясь, как за окном комнаты воет метель (с утра погода испортилась, но князь сказал, что в «день Икс» будет солнечно и даже безо всякого колдовства). — Вы мне тоже кое-что пообещайте, Френн.

— Конечно. Всё, что угодно.

— Если вдруг… Если что-то в плане Артура пойдёт не так, то наваляйте от моего имени Демону таких тумаков, чтобы эта тварь скрылась из нашего мира ещё лет на триста. За это время, даже если Квадриптих не придумает, как с ней разобраться, так эвакуирует всех в другие миры к такой-то бабушке.

В который раз следователь оценил инквизиторскую выправку Френна. Тот не стал причитать что, мол, «да всё у вас получится, не глупите!», не стал пускаться в долгие сентиментальные рассуждения и даже не стал грустно и многозначительно хлопать Фигаро по плечу. Он просто коротко кивнул, и сказал:

— Будет сделано, господин старший следователь Фигаро. Не подведу.

— Так. — Сказал Артур-Зигфрид Медичи.

— Так, — повторил он уже более спокойно, — у нас всё готово. Князь только что доложил, что боевые группы на местах. Никто не войдёт в этот бункер, и никто отсюда не выйдет, пока вся свистопляска не закончится. Фактически, мы сейчас сидим в самом защищённом месте на планете. Глубина — почти миля; это бывшая шахта. Над нами зачарованный металл и колдовские щиты, к которым я добавил также и щиты Кроули. Бункер выдержит всё, что угодно: падение астероида, удар мегатонной бомбы, заклятия уровня «Кристалл Пятерых» и многие другие, не менее весёлые штучки… Фигаро, вы готовы?

— Нет, конечно. — Следователь чувствовал, как по его спине рекой течёт пот. — Поэтому давайте начинать побыстрее.

На Фигаро был строгий бежевый костюм, дурацкий галстук-бабочка (красный, в белый горошек) и лакированные туфли из тех, что перестанут надевать под официальные туалеты лишь когда само мироздание канет в небытие. Запонки, пуговицы, перстни на пальцах — всё было зачаровано и готово убивать. От него, Фигаро, требовалось лишь указать на цель и отдать команду. Это было необходимо, и не могло произойти в автоматическом режиме; у Артура не было уверенности в том, что колдовство сумеет правильно интерпретировать, что перед ним — именно Демон. Понять это мог только носитель Договора. Была слабая надежда, что Демон будет слишком занят в пределах чужой реальности, уничтожая мир, но рассчитывать на это было глупо.

Зал, в котором они находились, напоминал стальной бидон: цилиндр серого металла инертного к колдовству высотой, примерно, в двести футов, с узким «горлышком» вверху (там медленно махали лопастями вытяжные вентиляторы). По стенам тянулись толстые переплетения кабелей в лоснящейся чёрной изоляции; сильно пахло озоном. Тусклые аварийные лампы в противопожарных плафонах на стенах не освещали ничего, кроме самих себя, поэтому Мерлин позаботился о дополнительном освещении, каким-то образом притащив сюда несколько прожекторов. Электрических прожекторов; Бруне предупредил, что даже лёгкие колебания эфира могут усложнить настройку струнного тонеллера (ритуальное колдовство, к которому сейчас готовился Квадриптих, к эфирным искажениям не приводило).

Прибор, предназначенный для переноса между мирами, поразил Фигаро. Следователь ожидал всего, чего угодно: огромной башни мерцающих ламп, гудящих колонн электричества, сложной системы линз и колдовских кристаллов… чёрт, да он бы не удивился, если бы прибор оказался Верховным Могуществом Малого Ключа, к которому нужно было бы залезть в брюхо.

Но маленький чёрный чемоданчик…

Такие плоские чемоданчики в Столице одно время называли «дипломатами»: фальшивая кожа, два замочка, эбонитовая ручка. Сходство было просто поразительным. Разве что «дипломат» над которым сейчас грузно нависал Первый Заместитель Артура был сильно побитым жизнью: его глянцевый корпус покрывало множество царапин, а ручка была перемотана чёрной липкой лентой.

Внутри чемоданчика оказался «монитор» (следователь уже привык к этому названию проекционных экранов; в конце концов, так их называл Артур), клавишная доска, как у печатной машинки, и нечто похожее на электрическую катушку, от которой тянулись два провода. Свободные концы этих проводов Седрик Бруне ловко прилепил к вискам потеющего на круглом стуле без спинки Фигаро, закрепив их вязкой чёрной пастой, которая мгновенно затвердела на воздухе, критически оценил получившуюся картину и едко поцокал языком.

— Мда. Моя бы воля, я б вас Фигаро, отправил к чёрту на кулички. И не фигурально… Ладно, ладно. Я тоже жить хочу. Так что уж напрягитесь, пожалуйста.

Бруне, переваливаясь, точно нелетающий попугай какапо, протопал к столу, сел в мягкое кресло, и, уткнувшись в «монитор», застучал по клавишам.

— Артур! — Крикнул он, доставая откуда-то из воздуха сигарету и зажигая её взглядом, — начинаю настройку!

— А мне что делать? — Фигаро сдерживался изо всех сил, но его голос всё равно прозвучал испуганно.

— Сидеть на месте. И постарайтесь не двигаться, а то…

— Меня разорвёт на куски? — У следователя никак не получалось проглотить вставший поперёк горла ком.

— Нет, — Бруне пыхнул сигареткой, роняя пепел на клавишную доску. — Но настройка займёт больше времени.

— Эти ваши штуки, что вы прилепили мне на голову. Они нагреваются.

— Знаю. Потерпите немного.

— А ещё у меня кружится голова.

— Нервы. Вы пили спиртное?

— Н-н-н-ет. Только позавчера и то…

— Зря. Я бы на вашем месте хлопнул пару стаканчиков. Не так бы страшно было.

Фигаро, которому, наконец, удалось проглотить проклятый ком в горле, уставился на ботинки Бруне, которыми тот лениво болтал под столом. Ботинки были как ботинки; обычные рыжие ботинки, коих миллионы под светом звезды по имени Солнце, но следователю было проще смотреть на них, чем туда, где Великая Четвёрка готовилась к своему ритуалу.

Не круги и пентаграммы, нарисованные мелом на полу и импровизированных стенах (просто листы белёной фанеры поставленные квадратом вокруг колченогого круглого стола), не странной формы восковые свечи, и даже не глиняные плошки с кровью вселяли в следователя ужас — куда там! За свою богатую карьеру он насмотрелся и не на такое. Черепа, кровь, жертвы тёмных ритуалов — всё это могло спровоцировать Фигаро, разве что, на брезгливое «фе».

Но вот Четверо Первых Великих…

Моргана Благая, Первая в маске чёрной птицы, нагая и страшная ведьма с руками перемазанными по локоть в чём-то чёрном, похожем на смолу.

Мерлин Великий, Первый, сын короля-звездочёта и колдуньи, облечённый в свою неизменную мантию, но с лицом закрытым жуткой золотой маской без глазниц, зато с длинным-предлинным острым носом, что превращало Артура в некую дикую пародию то ли на палача, то ли на Пиноккио, который убил всех, включая фею и болтливого сверчка, сделал себе воротник из лисы и отправился на большую дорогу добывать себе хлеб с ножа и пистолета.

Закутанный в алые простыни Абдурахман ибн Хаттаб, похожий в своём странном костюме на чьи-то вынутые внутренности.

…и, конечно же, безумный Абдул Альхазред, старый араб-некромант, говоривший в своих снах с Теми, кого называть нельзя на веки веков, и чьи имена должны быть преданы забвению в мирах, где живут разумные, вменяемые и полноценные человекоподобные существа, в свободных одеяниях из тончайшего белого шёлка, сжимавший в длинных и острых зубах мёртвую сойку.

Они протянули руки над столом…

…соединили свои безымянные пальцы…

(свет мигнул, на секунду погас, а потом загорелся вновь)

…и принялись начитывать неспешный речитатив странными высокими голосами, и голоса их взлетали вверх, ударяясь о стены, причудливо переплетаясь, и падая вниз отголосками неземного и страшного:

-…под чёрным небом чернее чёрного, наше проклятое древо взойдёт чёрной смоковницей, — слышался голос Артура.

-…взойдёт белой смоковницей, мёртвым стволом, сухими лицами, пустыми глазницами, мышью под твердью небес, луной под водами Великой Реки Ануас Стикс Летас Йох Ах`хаарон… — вторила ему Моргана, и стены покрывались инеем от её слов.

-…тварь, ждущая за стеной мира, стяжающая смерть, тяжёлая как медь, чистая как ртуть, честная как нож… — Каркающий хрип — неужели это был голос Абдурахмана ибн Хаттаба? Неужели?

-…Йох-Сотот, Двери Отворяющий, сопутствующий всему, Неназываемый Богохульник, изрыгающий кости богов, Шадор-Путешественник, глотающий звёзды чёрным нутром, пошлите нам чадо своё… — свет ли так лёг, то ли игра теней, то ли чёрное, душное, неописуемое, то, Иное, отбросило сюда свой блик, но вот — надо же! — сойка во рту Альхазреда открыла мёртвый глаз, и пару раз сильно хлопнула крыльями.

— Растущий!

— Приходящий!

— Всеведущий!

— Бесплотный!

-…в наших глазах движение! Наших чаяний отражение! Сотканный из сокровенных нас, откровенных нас, смотри сквозь, приходи из!

Фигаро попытался заткнуть уши, но у него ничего не вышло; ужасающая песнь вливалась, казалось, прямо в его корчившийся на её раскалённых угольях мозг.

«Демон не мог не прийти, — думал следователь, постанывая от боли; его уши начали кровоточить, — он просто не мог не явиться. Эти четверо психопатов почти ничего не понимавших в колдовстве умудрились каким-то образом собрать разрозненные кусочки самых чёрных из известных в то время ритуалов, соединить это всё, подкрепить своими чаяниями, истовым желанием и с размаху ударить этим всем по реальности, да так, что та дала трещину и раскололась, пуская сюда ЭТО. И ЭТО скоро будет здесь снова»

— Кровь на стекле!

— Стекло в крови!

— Золото кипящее в глотке!

— Последних сих, разум отринувших, к тебе призвавших услышь!

— Верных сих, к тебе вознёсшихся — узри!

— Границы миров…

— ПОВЕРГНИ!

— Твердь среди тверди…

— РАЗОРВИ!

— Пред нами…

— ПРЕДСТАНЬ!

— ПРЕДСТАНЬ!

— ПРЕДСТАНЬ!!

Жуткое, нечеловеческое эхо слилось в разрывающем слух резонансе, прокатилось по залу, и замерло вдалеке.

Раскалённые иглы впились в пальцы Фигаро.

Он чувствовал — оно приближалось.

И он уже не увидел, как в центре стола появилась идеально круглая, абсолютно чёрная дыра межпространственной воронки, и как Седрик Бруне с каменным лицом ткнул пальцем в маленькую белую кнопку.

Старшая Рука Первого ударного крыла Серого Ордена сир Монсеррат Кир глубоко вдохнул морозный воздух, и медленно выпустил между плотно сжатых губ струйку белого пара.

Боевой маг (а лишь «крысы», согласно очень древней и очень важной традиции, сохранили право называть себя «магами» — на то были причины) любил зиму, мороз и снег, поэтому его Кокон территориально находился на Хляби. Он, конечно, мог бы явиться на зов незамедлительно, но это было бы слишком явно, слишком глупо, слишком очевидно, так что он, разумеется, выждал требуемое количество времени, но всё равно не смог отказать себе в маленьком удовольствии: прибыть на час раньше Восьмизора Принцепса, главы боевой группы «Центр» Ордена Строгого Призрения.

Принцепс стоял тут же, перебирая невзрачные, на первый взгляд, янтарные чётки и старательно делая вид, что изучает бескрайнюю белую равнину перед собой. Как и Рука Кир ОСП-шник был одет в простую боевую мантию, не стесняющую движений. Тела обоих грели алхимия и колдовство, но мантия Принцепса выглядела не в пример опрятнее рваного серого балахона Кира, пусть даже ОСП-шник отдал бы правую руку и все свои зубы, чтобы получить право носить такую же. Но его первый и единственный экзамен на вступление в Серые был провален более двадцати лет назад.

Конечно же, Старшая Рука Кир об этом знал. В целом, ему было плевать; более того, он даже не отказался бы от такого Трутня, как Принцепс. В конце концов, ОСП-шник завалил свой экзамен по чистой случайности, и случайности идиотской. Но Рука тогда ничего не мог сделать. Он мог только быть вежливым с Принцепсом сейчас, постфактум.

Поэтому Монсеррат Кир молчал.

Принцепс не выдержал первым.

— Я слышал, тут чуть ли не все Ударные отряды Инквизиции. Это правда?

Рука мог не отвечать на этот вопрос, однако же, прочистив горло, сказал:

— Пять из семи, плюс технические военные специалисты-метафизики. Что-то надвигается. Что-то очень большое.

— Моим людям, — Принцепс был явно польщён тем фактом, что Рука Кир снизошёл до его не особо-то, в общем, скромной персоны, — дана задача в кратчайшие сроки трансформировать здесь укрепрайон. Чем они и занимаются. Но мне очень тяжело работать, не имея никакой информации о природе угрозы.

— Этой информации нет ни у кого. — Кир помедлил с ответом, но решил не артачиться. «Этот тоже ничего не знает. Интересно», — подумал он.

— Но вы это чувствуете, не так ли?

— Да. — Серый медленно кивнул. — Что-то приближается. Что-то очень большое и очень опасное.

— Прорыв Сфер?

— Может быть. Если так, то не страшно. Бывало уже. Отобьёмся.

Воздух загудел, заискрился, и бескрайний простор Белого моря разрезала мерцающая мембрана силового поля. Колдовской экран протянулся слева направо от горизонта до горизонта, и, похоже, был не менее пары миль в высоту.

— Ага. Начали выставлять щиты. Тоже чуют.

Принцепс медленно кивнул.

Он чувствовал — не почувствовать этого было невозможно — как оттуда, с севера, где вечная ночь и холод, надвигалось… нечто. Огромный чёрный вал, невидимый прилив, чудовищное давление, которое с каждой минутой постоянно нарастало.

В воздухе с жужжанием вспыхнул «побрехунчик» — базовое заклятье ближней связи, похожее на подвешенный в пустоте ёлочный шарик. Из шарика донёсся искажённый помехами (эфир здесь, конечно, вёл себя совершенно безумно) голос младшего презиратора Кони:

— Шеф, привезли Светлых Сестёр. Куда их? Они вообще нам нужны?

— Уточняющие данные о природе угрозы по-прежнему отсутствуют. — Принцепс вздохнул. — Тащи их в квадрат ноль-бэ, чтобы не мешали колдунам работать. А там будет видно.

— Слушаюсь! — Рявкнул «побрехунчик» и с треском исчез.

Рука Кир хмыкнул.

— Светлые Сёстры… Это хорошо. Если что, мы используем их кровь для ритуала Великого Ножа Сфер.

— Временно отрезать нашу Сферу от всех Иных? — Принцепс задумчиво потёр подбородок. — А что, как вариант. Особенно с учётом того, что нам придётся иметь дело с некоей силой без объективации. Я распоряжусь, чтобы подготовили Зеркальную комнату и всё, что нужно для процедуры… Рука могу я задать вам вопрос?

— Вы уже это сделали.

— Не ёрничайте. Речь, само собой, пойдёт о вещах деликатных.

— Я понимаю. — Кир едва заметно кивнул головой. — Но мы с вами на задании, презиратор. Так что спрашивайте и не дурите.

— У вас есть… что-нибудь особенное на такой случай? Что-нибудь по мощности сравнимое с Великим Ножом, но… — Принцепс пощёлкал в воздухе пальцами, подбирая слова.

— Позабористее?

— Точно.

Рука потёр нос пальцем с полупрозрачным, точно обесцвеченным кислотой, длинным ногтем и задумался.

Особенность «крыс» (или же Серого Ордена, называй его так хоть кто-нибудь) состояла как раз в наличии у них права на свободный эфирный импринтинг и доступ к нужным для этого механизмам. Как следствие, «крысы» располагали самым разнообразным и смертоносным арсеналом заклятий на планете. Однако…

— Вы думаете, не запрещает ли ваш пресловутый Кодекс распространяться на эту тему? — Догадался презиратор. — Но я не прошу вас обсуждать со мной детали. Я просто хочу знать, что Великий Нож или заклятье Эфирной Линзы это не тот максимум, которым мы располагаем. Что у нас есть туз в рукаве.

Рука немного подумал, и кивнул.

— Найдётся, — сказал он. — Кое-что есть. Правда, я надеюсь, что до этого не дойдёт.

— Почему?

— Последствия могут быть хуже, чем то, что на нас надвигается.

— О…

— Понять бы ещё что это, чёрт побери!

— О… Кир… Рука… Смотрите. Вон там. Что это ещё за чертовщина?!

Перемещение между мирами чем-то напоминало приятный наркотический сон.

Фигаро летел куда-то в кромешной темноте, но эта темнота не содержала в себе никакой угрозы. Она была сродни той темноте, что остаётся в хорошо знакомой комнате, когда заводной ночник опускает колпачок-гаситель на свечу, и вокруг остаётся спокойное чёрное сияние (наш глаз ведь никогда не видит тьму именно как тьму; он постоянно подсвечивает её мельчайшими радужными вспышками, полутенями, серебряным флёром…). В такой темноте было приятно падать в сладкой полудрёме, так же приятно, как и дремать на рассвете, когда ночь уже собирает чемоданы, но утро ещё не вошло в силу, и можно в полной мере насладиться ощущением относительного пушистого безмыслия в котором, точно в янтаре, застыли обрывки только что увиденных снов.

Этот процесс настолько расслаблял, что Фигаро оказался совершенно не подготовлен к тому, что случилось в следующее мгновение.

Вспышка —

— короткий миг чего-то —

— похожего на небытие —

— и —

— затем —

— — — — — — — — —

Гарум-Аль-Брагук озадаченно фыркнул, чихнул и, поковыряв в носу, посмотрел на палец.

Ничего необычного (или, точнее, ничего, сверх ожиданий) на пальце не оказалось. Похоже, в нос просто попала металлическая стружка. Или краска. Или волос. Или мелкий сквиг. Или-совершенно-наплевать-что-не-мешайте-заниматься делом.

Брагук щёлкнул затвором шуты, повертел её, и посмотрел в дуло. Старшие орки, вообще-то, говорили, что делать так не стоит, особенно если шута заряжена, но, во-первых, любой орк более высокого ранга, на самом деле, просто объект для настучания по харе (тот, кто этого не понимает, не стоит дерьма гроксов и всю свою жизнь — как правило, недолгую — красит тачиллы, вытирает боссам задницы, или идёт на запчасти для меков), а во-вторых, сразу же стала понятна причина беспокойства: вокруг целика шута была явно недостаточно красной и клетчатой.

Пробормотав ругательство, Брагук достал кисточку (баллончики — для лохов; если ты пшикаешь на шуту из баллончика, то удачи не жди) и, обмакнув её в банку с краской, принялся, высунув от усердия язык, тщательно закрашивать ярко-алым промежутки между жёлтыми квадратами. Красивая шута — стрелючая шута, не будь он личным оруженосцем Хапуги.

Правда, размышлял Брагук, оруженосцев у Хапуги не менее сорока (надо же как-то таскать не особо ценные краденые вещи), но это пока, голубчики, это пока. Когда их жестянка, наконец, свалится на планету, из которой человеки качают нефть, всё может и поменяться.

— Эй, морда! — раздалось откуда-то из-за плеча.

Брагук медленно обернулся. «Морда» — это значит, либо друг (тогда можно просто отвесить дружескую зуботычину), либо знакомый (тогда можно просто спросить, чего надо) либо незнакомый. Последнее подразумевало махач, что было хорошо, поскольку Брагук успел заскучать в трюме распроклятой жестянки, свистящей через варп уже вторые сутки.

Прямо в упор на Брагука смотрела пучеглазая зелёная рожа с красными глазищами, один из которых вращался непрерывно и куда попало, а второй странно подёргивался. На башке у рожи красовалась электрошапка с антенн которой то и дело соскакивали дугообразные синие разряды.

— Ты тавой, — голос Шлёма Мейстра, головного вирдбоя палубы звучал обеспокоенно, — ты этавой. Чего у тя с башкой, м-м-м-м?

Брагук осторожно ощупал свою башку. Если уж Шлёма говорит, что с башкой что-то не так, то лучше к нему прислушаться. Хотя бы для того, чтобы не расстраивать старика, который от нервического напряжения мог слегка сойти с ума. До этого лучше было не доводить.

— Нормально, вроде, башка, — по возможности, вежливо ответил Брагук, наконец. — А чё не так-то?

— У тя в башке людик. — Здоровый глаз Шлёмы то сужался, то расширялся. — Вот я те, блин, говорю: прям в башке.

— Чо? — не понял Брагук. — Чё ты мелешь? В зубах, что ли, застрял?

— Не, — Шлёма жалостливо погладил Брагука по лбу, — не застрял. Сидит прямо у тя в башке. Псюкер. Или в ухо наварпило. Ну ничё, щаз мы его прогоним.

Слишком быстро.

Слишком быстро ствол Шлёмовой шуты оказался у Брагука перед зенками, а потом был «бах» и стало чуток не по себе.

— — — — — — — — — —

«АРТУР!! ЧТО ЭТО БЫЛО?!»

…темнота, чернота, расслабляющее чувство мягкого падения. Всё, как и раньше, но теперь довериться этой темноте было уже нельзя.

«АРТУР!!»

«Спокойно, Фигаро. Это было уплотнение. Чужое сознание»

«Я только что летел через космос! Грабить и жечь!! А потом меня убили!!»

«Всякое бывает. Но всё же закончилось?»

«Вы хотите сказать, что больше таких… таких штук не будет?»

«В принципе, может и не быть. Но я бы на это не рассчитывал. Придётся потерпеть»

«Вы не говорили, что это будет именно так!»

«Вообще-то, говорил. Что же до ощущений… Подумайте вот о чём: мы с Морганой сотни раз через это проходили. И живы»

Этот аргумент на Фигаро почему-то подействовал. В конце концов, теперь, когда он мог более или менее спокойно оценить странный опыт, тот показался ему хотя и неприятным, но, всё же, не таким уж травмирующим. В нём, при желании, можно было найти даже что-то забавное; было только жаль странное зелёное существо, которое из-за него застрелил какой-то местный колдун.

«Ладно. Ладно. А сколько мне ещё… ну… лететь?»

«А я откуда знаю? У меня нет под рукой карты с названиями станций. Но после первого «уплотнения», обычно, недолго. Я бы сказал, что половину вы уже пролетели»

«Это хорошо… наверное. А что у вас?»

«Демон уже явно прибыл в мир. Но пока что я не чувствую землетрясений и небо, кажется, на голову не падает… Ладно, нам нужно довести ритуал до конца, а потом поддерживать ваш «коридор». Но, если что, я на связи.

«Да, конечно. Хорошо»

Фигаро попробовал успокоиться. И у него даже почти получилось, когда —

— опять —

— впереди вспыхнул —

— свет —

— и —

— — — — — — — — — —

— Мадам, — слегка заикаясь, сказал мракоборец Алишер Гикори, — мадам, по-моему, мы совершаем ошибку.

Шеф Департамента Магического правопорядка лишь качнула головой.

— Гикори, — голос старой женщины звучал устало и раздражённо, — ты не понимаешь. Это наш единственный шанс. Мы не можем сделать так, чтобы шар с пророчеством не попал в руки Тёмного Лорда, потому что он к нему попадёт в любом случае. Так гласит моё пророчество. Но «попасть в руки» и «быть использованным» — не одно и то же. Твоя задача — узнать точные время и место, когда это случится.

— И п-поэтому вы даёте м-мне эту штуку? — Гикори коснулся кожуха Маховика Времени с таким чувством, будто ему подсунули Бумс-Бомбу в красивой серебряной оправе.

— Мне и-известно десять случаев, когда в расследованиях фигурировали Маховики. И в д-девяти из них наши детективы оказывались в палатах с мягкими стенами. Совершенно обезумевшими, мадам.

— Это так. Но если Тёмный Лорд получит шар с пророчеством, которое не принадлежит ему, то он сможет создать временной парадокс, повлияв на события, о которых в иной ситуации он не смог бы узнать никогда.

— Из-за Запрета Мерлина.

— Из-за Запрета Мерлина, да. Таким образом, Тёмный Лорд получит Оружие Последнего Аргумента, способное разрушить связуемость причин и следствий в нашем мире, а он достаточно безумен, чтобы это сделать.

— Н-но Запрет не даст Волдеморту просмотреть чужое пророчество. Он просто испарит его на месте. Так устроено Хранилище.

— К сожалению, Запрет испарит лишь тело Тёмного Лорда. Что не помешает ему вернуться в дальнейшем уже в новом теле. Вспомните: из ста сорока крестражей о которых нам хоть что-то известно, мы обнаружили только один, и то лишь потому, что Волдеморт позволил нам это сделать. Поэтому выхода нет. Вот что придётся сделать…

— Инсендио!

— Человек в чёрной маске, визжа, рухнул на пол и принялся кататься по нему, пытаясь сбить охватившее его пламя. «Не жилец», подумал Гикори, и, направив палочку на тёмного волшебника, пробормотал:

— Диффиндо!

Голова Пожирателя Смерти, отделившись от тела, покатилась в проход между стеллажами, озарёнными ровным спокойным сиянием, которое испускали сотни тысяч шаров с пророчествами, покоившихся в своих аккуратных коробках-гнёздах.

Когда же всё пошло наперекосяк?

Гикори одним прыжком вылетел в центральный проход, едва увернувшись от яркой зелёной вспышки «авадакедавры», ловко перекатился через голову, и красивым пируэтом ушёл с линии огня.

— Протего максима!

Два сногсшибателя с безвредным звоном отскочили от его щита, раздробив в щепки пару шаров на полках, но Гикори было наплевать. Из-за этих проклятых шаров-пророчеств всё и началось. Из-за проклятого Хранилища. Из-за проклятого Мерлина.

Он свернул за угол, едва не споткнувшись о тело мракоборца Иннес. Глаза девушки были широко раскрыты, точно перед самым концом её что-то сильно удивило. Ну да, Смертельное Проклятье, что же ещё.

Как? Как у них получается запускать эти чёртовы «авадакедавры» целыми пачками?! Откуда в человеке может взяться такой невероятный заряд ненависти и магии одновременно?

Движение среди стеллажей. Серый балахон. Кто-то из своих.

— Прикрой спину! — заорал Гикори, выпрыгивая из узкого прохода, и швыряя в тёмную фигуру впереди «Резеццо». Он попал — характерный звук, с которым незримые лезвия заклятья впились в живую плоть, невозможно было спутать ни с чем иным.

Фигура в чёрном упала.

— За мной! — крикнул Гикори, оборачиваясь.

Это его спасло; инстинкты сработали в самый последний момент, швырнув тело в сторону. Всё, что он увидел, это зелёную вспышку, пронёсшуюся в дюйме от его головы и оскаленную ухмылку под серым капюшоном.

«Они трансфигурируют плащи, чтобы быть похожими на нас. Или, скорее всего, просто меняют цвет простейшей иллюзией. Если это трансфигурация, то её снимет «Фините», если иллюзия — «Окулус». Но и то и другое выдаст моё местоположение. И то и другое требует сил. А их уже почти не осталось»

«Стоп, — лихорадочно думал Гикори, отползая глубже в проход под защиту стеллажей, — минуточку. Но как они отличают своих? Не по походке же. Должен быть какой-то очень простой знак, что перед тобой — не враг, какой-то совершенно очевидный для них знак, ни о чём не говорящий нам…»

— Бомбарда!

Взрыв, дикая боль. Целый водопад проклятых шаров — пророчеств, рухнувших на него сверху, погребающий его под собой…

Гикори потерял сознание всего на пару секунд.

Он разлепил залитые кровью глаза, и застонал от отчаяния и бессильной злобы.

Ног больше не было. Лечащие заклятья наложенные на его балахон остановили кровотечение, но он чувствовал, как внутри что-то трещит и ломается, и как последние капли жизни утекают у него из тела, уходят в никуда.

«Конец. Стоп. А что если…»

На мгновение его рука чуть дрогнула, но он, помотав головой, отшвырнул сомнения в сторону — какая уж, к дьяволам, теперь разница? Он всё равно умрёт менее чем через три минуты.

Кожух Маховика Времени был холодным на ощупь, и казался совершенно не пострадавшим от «Бомбарды». Кисло подумав, что Министерству стоило бы защищать такими заклятьями мракоборцев, а не эти чёртовы приборчики, Гикори открыл Маховик, и повернул его на один оборот.

Он не мог появиться в Зале Пророчеств уже тогда, когда шёл бой; сражение с Пожирателями началось минут пятнадцать назад, а Маховики позволяли отматывать время только часовыми порциями. Это было ужасающим идиотизмом заложенным в конструкцию Маховиков, но поделать с этим Гикори ничего не мог.

Момент лёгкого головокружения, тошнота. Рябь в глазах.

Он огляделся: тишина. Шары на полках стеллажей испускали таинственный свет, и, казалось, насмехались над ним, переливаясь разноцветными огоньками. Но, главное, ноги были на месте; от ранения не осталось ни малейшего следа.

«Так, — лихорадочно размышлял мракоборец, — а почему, собственно, ноги целы? Я, по идее, должен был перенестись сюда уже искалеченным, ведь моя пока что целая версия появится здесь лишь спустя сорок минут. Выходит, что я не дам попасть в себя в прошлом? Не попадусь на уловку с цветом плащей? Значит, я выясню, в чём именно она заключается… дьявол, голова идёт кругом… Плевать, подумаем об этом позже, сейчас нужно просто ждать…»

А чего, собственно, ждать?

Тут до него дошло, что Пожиратели, вообще-то, уже здесь: готовят засаду, рассредоточиваясь небольшими группами по Залу. И он мог бы…

Что бы он мог? Убить их всех? Даже не смешно.

Но…

«Во-первых, выяснить, что они замышляют. Во-вторых, не дать шибануть себя «Бомбардой»… Так, стоп. Но если в меня не попадут, то я не отправлюсь в прошлое. Что там говорилось насчёт инструкций для самого себя из будущего? Или, в моём случае, самому себе в прошлое? Это категорически запрещено, но ведь никто не мешает попросить у себя сделать то же самое: сместиться на час назад, чтобы избежать парадокса.

В проходе раздались голоса, и мракоборец, схватив покрепче палочку, стукнул ею себя по темени.

— Дезиллюмос.

Мир вокруг подёрнулся молочной пеленой — заклятье невидимости работало.

Их было трое: чёрные плащи, высокие капюшоны. Лица пока что не закрыты масками — в карманах они их, что ли, носят? Двое мужчин (одного из них Гикори узнал — Омнис Даркс из Министерства) и высокая красивая женщина с аккуратно уложенным каре. Волосы блестели так, что, казалось, на голове у женщины сверкает тяжёлый чёрный шлем.

— Помните: мы всегда в капюшонах, а у капюшона всегда кисточка на макушке. Проще простого. Вопросы?

— Нам трансфигурировать краску или просто набросить иллюзию? — Голос второго мужчины, которого Гикори не знал, звучал басовито и глухо.

— И то, и другое. Никто не будет пробовать оба Отменяющих заклятья, даже если и догадается, в чём дело.

«Ох ты ж чёрт. Ну конечно. Это же так очевидно»

— Первая группа остаётся со мной около стеллажа 204. Задача: просто защищать точку, отбиваясь от мракоборцев. Твоя группа, Омнис, прикрывает нас со стороны входа, твоя, Корн — с тыла. В случае необходимости твои люди будут использованы как резерв. Вопросы?

— Только один. — Тот, кого женщина назвала Корном, задумчиво потёр подбородок. — Тёмный Лорд точно знал, когда мракоборцы прибудут в Отдел Тайн. Тогда почему он просто не явился сюда раньше?

— Хороший вопрос. — Женщина кивнула и пожала плечами. — Я сама задавала его Волдеморту. Он просто ответил: «связь времён». И засмеялся в своей неподражаемой манере. В любом случае, наша задача — выполнять приказы.

Они ушли, а Гикори стоял, прижавшись к стеллажу, стараясь не дышать, и лихорадочно соображал.

Итак, Волдеморт знал, что мракоборцы прибудут, а, главное, когда именно. Это прямо указывало на предателя в рядах боевых магов Министерства, но эту информацию Гикори просто положил на дальнюю полочку своей памяти. Шеф всегда подозревала абсолютно всех, без исключения. Предателя найдут. Сейчас перед Алишером Гикори стояла совсем другая задача.

Он быстро посмотрел на часы: через двадцать шесть минут его отряд войдёт сюда через главный вход. Иного способа попасть в Хранилище не существовало.

«И я буду вместе с ними. Как это дико, если подумать… Нет, нет, об этом думать нельзя… хотя… Минуточку…»

Его план был готов через десять минут.

Он не может просто выйти навстречу своему отряду, сказать, что он — Алишер Гикори из будущего и раздать чёткие указания. Во-первых, потому что этого не было. Во-вторых, если бы нечто подобное на самом деле случилось в момент их проникновения в Хранилище, то он лично сперва бы врезал по самозванцу сногсшибателем, спеленал бы его в «Петрификус Тоталус», а уж потом бы разбирался, что к чему.

Действовать напролом было нельзя… и, в то же время, нужно.

Наконец, дверь открылась, и его отряд в полном составе вошёл в Хранилище.

Оказалось, что видеть себя со стороны ещё более странно, чем это представлялось ему в фантазиях: он понимал, что высокий сутулый человек в сером плаще — он сам, но понимал это на каком-то глубинном уровне, подкоркой мозга и даже глубже. Словно что-то внутри мракоборца Гикори изо всех сил вопило «нет!! Даже не вздумай!! Не приближайся, не смотри, и вообще ничего не делай!! Это хуже смерти, это… это… неправильно!»

— Вы — налево. — Собственный голос со стороны показался ему звучащим неожиданно глупо. — Вы — за мной. Прикрывайте спину и смотрите по сторонам. Скорее всего, Пожиратели ещё только на подходе… если они вообще прибудут, но всё равно будьте предельно внимательны. Лайс, остаешься с Дигори контролировать вход. Сюда не должен зайти никто. Даже министр. Всё ясно?

— Так точно! — ответил нестройный хор голосов.

Он действовал быстро. В конце концов, он знал, что случится дальше.

Пропустив вперёд самого себя, он, не снимая заклятья невидимости, змеёй выскользнул из ниши между стеллажами и коснулся палочкой затылка Гикори-из-прошлого.

Их магия срезонировала, ибо была одинаковой, и это было больно — мракоборец едва не вскрикнул, изо всех сил кусая губы. Он тут же набросил Чары Невидимости на свою более раннюю версию и заглушил её падение «Силенсио».

— Код «белый»! — Заорал он, сбрасывая с себя покров «Дезиллюмоса».

Это означало «отмена всех предыдущих приказов и срочная новая вводная».

— Шеф?

Отдавать своим людям новые приказы было странно. Особой странности добавлял тот факт, что он стоял в пяти футах от себя самого, лежащего без сознания в надёжном укрытии стенной ниши.

— Срочная новая информация. — Он только надеялся, что его голос не дрожит. — Запечатанный конверт, последние данные. Пожиратели уже здесь.

Он увидел, как десяток рук стиснули палочки и резко поднял ладонь.

— Это ещё не всё. Они будут копировать нас, изменяя цвет своих балахонов одновременным наложением Изменяющего и Обманного заклятий.

— Умно. — Годрик Кримси криво улыбнулся уголком рта. — Сбивать?

— Ни в коем случае. Потеряем время и потратим силы. Они будут отличать своих так: Пожиратели всегда будут в капюшонах на головах, а у капюшонов — золотые кисточки. Всё понятно?

— Так точно. — Кримси коротко кивнул. — Это важная информация. И она очень, очень вовремя.

…

— Депульсо!

Заклинание Гикори отшвырнуло Дейзи Иннес с траектории «авадакедавры» в один из боковых проходов. Изумлённая девушка, увидев пролетевшую мимо зелёную вспышку, быстро вскочила на ноги, бросив на шефа полный благодарности взгляд, но мракоборец уже бежал вперёд.

«Левый проход, там, где много розовых шаров. Сейчас»

— Круцио максима!

Две фигуры в серых капюшонах рухнули на пол, корчась под действием Особого Модифицированного Пыточного Проклятия Шизоглаза Хмури, которое, в отличие от обычного «Круциатуса» било по площадям.

— Двое по цене одного, — прошептал мракоборец. Он чуть выждал, пропуская вперёд того Пожирателя, что швырнул в него «Бомбардой», уложил его «Ноктрисом», и тут же опустил на себя чары невидимости.

«Так. Я не попал под удар, и, следовательно, я цел. Это логично. Но я получил информацию об этом из будущего, после чего повлиял на прошлое. Будет ли это парадоксом? Нет, если именно это и должно было произойти, так ведь? Судя по всему, так. Эх, не силён я во всей этой темпоральной ерунде. И хорошо, потому что те, кто силён, давным-давно сидят в психушке… Интересно, а не могло ли таким образом сгладить парадокс само наличие у меня Маховика Времени? Так, стоп. Не думать об этом!»

Он скользнул по проходу, невидимкой двигаясь в сторону стеллажа 204.

«И всё же. Давай разберёмся: тебя покалечили заклятьем. Ты вернулся назад во времени и оказался целым и невредимым. Почему? Потому что ты предотвратил эту цепочку событий, начал новую, которая также являлась следствием первой. Таким образом, ты не нарушил ход времени и не создал парадокса… Стоп. Чёрт. То есть, изначально была создана — или существовала? — линия времени, где он должен вернуться в прошлое, и…»

— Ступефай!

Два сногсшибателя столкнулись и взорвались в воздухе — нередкое явление, поскольку целились этим заклинанием, как правило, в зону «голова-грудь», а сам заряд сногсшибателя был довольно крупным.

Прыжок. Уворот. Но перед этим он успел заметить искажённое кривой улыбкой лицо женщины с чёрными волосами, той самой, что отдавала Пожирателям приказы.

Она стояла у стеллажа номер 204 и, хихикая, подбрасывала в руке ярко светящийся шар пророчества. Её палочка из ярко-светлого дерева смотрела прямо мракоборцу в лицо.

— Ты это ищешь, красавчик? — Женщина высоко подбросила шар и ловко поймала его тремя пальцами. — Твоё начальство действительно уверено, что такие вещи должны храниться в этом погребе? Знаешь, как мы сюда попали? Два «Империо» и один «Конфундус». И вот так в магической Британии работает абсолютно всё.

— Мы переработаем систему охраны, — пообещал Гикори, и швырнул в женщину «Диффиндо».

Она отбила его проклятие палочкой с такой лёгкостью, словно это был просто плюй-камешек.

И швырнула в ответ Шар Пророчества.

Всё, что успел Алишер Гикори, это увидеть номер на шаре: 100-11. Он машинально рванулся вперёд, схватил проклятую сферу, мягко сияющую зеленовато-синим огнём, и…

Его тело вспыхнуло ослепительно-белым пламенем.

А ещё он увидел на руке женщины силовую перчатку, сотканную из едва заметной полупрозрачной дымки.

Этот огонь не сжигал, а просто медленно превращал тело мракоборца в некое подобие белых ажурных хлопьев, чем-то похожих на большие красивые снежинки. Больно не было, лишь ощущение какой-то засасывающей пустоты.

Запрет Мерлина.

«Никто никогда не сможет даже прикоснуться к пророчеству, что не для него сделано было, и чужое изменить не сможет…»

Он успел. Едва-едва, но успел.

Маховик Времени.

Один поворот. И ещё один. И ещё.

Рывок назад — на этот раз куда сильнее и жёстче. Вспышка света, тошнота.

Он стоял посреди Зала Пророчеств, жадно хватая ртом воздух и судорожно шаря руками по телу.

Огня не было. Он был жив.

«Сто и одиннадцать. Сто и одиннадцать. Запомнить. Запомнить»

Можно было не торопиться, ведь Пожиратели окажутся в этом зале много позже. Но он всё равно бежал, с трудом сохраняя равновесие на глянцево сверкающем скольком полу, а шары, казалось, смеялись над ним, уютно устроившись в своих мягких гнёздышках.

Стеллаж 204. Шар номер 100-11 — третья полка снизу. Проклятая стекляшка, весело переливающаяся двумя цветами: зелёным и синим.

И имя на подставке.

«Гарри Поттер. Кто, во имя Мерлина, этот Гарри Поттер? Впрочем, это не имеет значения; если Тёмному Лорду так нужен этот шар, то он его не получит. Никогда»

— Депульсо!

Шар словно ветром сорвало со своего насиженного места. Он с размаху ударился о полку соседнего стеллажа, и разлетелся вдребезги.

Тяжело дыша, мракоборец упал на колени и дрожащей рукой утёр пот со лба.

— Прелестно, мой милый друг.

Он вскочил на ноги, одновременно уходя от атаки и выставляя перед собой щит «Призматиса», но…

— Экспеллиармус-петрификус-тоталус-флиппендо.

Палочку вырвало из руки точно кусок мокрого мыла; она бессильно застучала по тёмным плитам пола. Тело сковало нечто наподобие живого текучего камня, а затем стопы мракоборца оторвались от земли, и его, подняв в воздух, перевернуло кверху ногами.

Все три заклинания были произнесены менее чем за секунду. Гикори в жизни бы не поверил, что такое в принципе возможно.

— Ну, не стоит так дёргаться, — произнёс всё тот же высокий голос с нотками странного, едва сдерживаемого смеха. — Иначе мне придётся убить вас, а мне бы, право, не хотелось делать это прямо сейчас.

Стоявшего перед ним человека можно было рассмотреть достаточно хорошо — Шары Предсказаний давали достаточно света.

Высокий — куда выше среднего роста, стройный. Узкие плечи, высокая шея, кожа странного мертвенно-серого цвета, длинные руки и ещё более длинные пальцы. Абсолютно лыс, но это загадочным образом не портило красоты его тонкого, словно измождённого лица. На человеке была простая чёрная мантия без капюшона; в руках он задумчиво вертел палочку сделанную из ветви рябинового дерева.

— Вы… — прохрипел Алишер Гикори, — вы…

— Лорд Волдеморт к вашим услугам. — Человек в чёрной мантии изящно поклонился. — Добро пожаловать в прошлое снова, мой любезный друг.

— Как… Но как…

— Вы склонны к повторениям. — Тёмный Лорд усмехнулся. — Я понимаю ваши чувства, но не стану тратить время на пространные объяснения. Всё достаточно просто.

С этими словами Волдеморт достал из кармана маленькую блестящую вещь, размером с яблоко, и поднёс её к глазам парализованного мракоборца.

Кольцо внутри другого кольца, и маленький футляр, похожий на песочные часы в самом центре.

Маховик Времени.

Гикори застонал.

— Видите ли, — Тёмный Лорд коснулся палочкой своего Маховика, и тот исчез, словно его сдуло ветром, — обычно уничтожить пророчество несложно. Эти шарики довольно хрупки, и легко бьются, как вы и сами могли заметить. Однако некоторые из них практически невозможно расколоть, увы. Такое случатся, если в пророчестве переплетены судьбы слишком многих его участников. Например, разбить личное пророчество Гитлера было бы… ну, не то чтобы совсем уж невыполнимой задачей, но для этого пришлось бы проделать на месте Европы немаленькую дыру.

— Пророчество… кого?

— Не важно, — Волдеморт небрежно махнул рукой. — Суть в том, что вы только что создали ма-а-а-а-аленький временной парадокс: спасли себя от гибели, а затем заняли своё место в текущей реальности для того, чтобы спасти себя от гибели. Время, в целом, такое прощает, но с одним условием: если парадокс будет вычеркнут из реальности задним числом.

— Но это не важно, — продолжил Тот-Кого-Нельзя-Называть, — потому что создав — не без моей помощи, разумеется — этот милый маленький парадоксик, вы как бы, извиняюсь за невольную тавтологию, на время вычеркнули себя из времени, и потому смогли уничтожить пророчество одного несносного мальчугана. Сейчас мы с вами находимся в реальности, где оно никогда не будет произнесено, а, стало быть, никак не сможет мне навредить.

— Не понимаю…

— Вам и не обязательно. — Волдеморт вздохнул. — А жаль, я так люблю рассказывать людям, как именно я их использовал, а, главное, зачем. Но во времени, к сожалению, тоже не всегда и не на всё хватает времени. Сейчас я отправлюсь в одно местечко, именуемое Годриковой Лощиной, и внесу в реальность некоторые… коррективы, после чего вы сможете спокойно и с чистой совестью погибнуть при нашем нападении на Зал Тайн. Парадокс будет исправлен. Ничего страшного, если вы потеряете свой Маховик во время боя… акцио Маховик! Да, вот так. А теперь да очистится ваша совесть и Время, господин Гикори! Обливиэйт.

— — — — — — — — — —

«Артур, я больше этого не вынесу. В этот раз это было слишком долго»

«Долго? Это хорошо. Это значит, что вы уже почти на месте»

«Вы меня так успокаиваете?»

«И это тоже, но… Я говорю вам правду, Фигаро. Как правило, если второе «уплотнение» длиннее предыдущего и длится долго, то больше их не будет. Ну, или будет, но, максимум, одно»

«АРТУР!!»

«Вы предпочли бы, чтобы я соврал?»

«М-м-м-м-м, нет. Но всё это слишком мучительно»

«Но и забавно тоже. Разве не так?»

«Хм. Ну, разве что, отчасти. Я был колдуном в каком-то Ударном Отряде. Там все колдовали палочками-концентраторами»

«О! Интересно! А что ещё там было?»

«Устройства для перемещения во времени. Мерзкая вещь»

«Ага! Теперь вы понимаете, почему мы уничтожили темпоральное колдовство в самой его основе?»

«Ох… Кажется, да. Не хотел бы я, чтобы подобное воспоминание повторилось»

«Успокойтесь, они никогда не повторяются»

«Хоть одна хорошая новость»

Полёт через мягкую пустоту продолжался.

Рука Монсеррат Кир создал из воздуха бинокль и приложил его к глазам. Конечно, можно было просто использовать Бинокурярные чары, но смотреть через созданные из эфира линзы на эфирные существа и аномалии — плохая идея. Всё равно, что высматривать вампиров в зеркальный телескоп, только ещё и опасно.

Восьмизор Принцепс хмыкнул, и тоже создал себе бинокль, правда, из снега, а не из воздуха, зато сразу двадцатикратный. И зря, потому что к нему тут же пришлось творить и стабилизирующую треногу.

Некоторое время на маленьком снежном пятачке отгороженном от мира слоями незримых щитов царило гробовое молчание.

— Что это? — произнёс, наконец, Принцепс.

— Какая-то непонятная хреновина. — Голос Руки был полон неподдельного удивления.

— Пф-ф-ф! Это я и сам вижу. Но ЧТО это?

— Если бы я знал, то не назвал бы это «непонятной хреновиной», — огрызнулся Рука Кир. — А вообще похоже на кляксу. Будто в небе кто-то разлил чернила.

— На какой, по-вашему, оно высоте?

— Точно не скажу, но где-то в стратосфере. Меня беспокоит не это.

— А что, простите?

— Оно растёт.

— У вас то же самое, что и у меня? — Метлби осторожно постучал кончиком пальца по циферблатам своего Универсального Детектора. Вся эта конструкция размером с дом была, по сути, одним здоровенным «мерилом», сиречь детектором асинхронных колебаний, но магистр упорно величал её «УИ-1М».

«М», конечно же, означало «Метлби».

— Да, — Стефан Целеста коротко кивнул. Эфир словно взбесился. Очень, очень мощный однонаправленный поток.

— И куда он, по-вашему, ведёт?

— Туда. — Целеста поднял руку затянутую в белоснежную перчатку, и ткнул пальцем в потолок. — Вверх. В небеса.

— — — — — — — — — —

Очередное «уплотнение» оказалось коротким и скучным (Фигаро к этому времени уже даже немного пообвыкся). В нём следователь был огромным красным драконом, который где-то среди заснеженных гор Империи Ву спорил с другим красным драконом, похожа ли Гора Заходящей Луны с того ракурса, с которого драконы на неё глядели на задницу снежного леопарда. Спор, к счастью, не затянулся; солнце село, и драконы принялись считать звёзды, чем они, судя из их воспоминаний, занимались каждую ночь.

Фигаро, наконец, начал понимать, откуда в голове Артура такое количество странных цитат, названий и аналогий. Попадание в чужой разум навеки отпечатывалось в его собственном, не то чтобы как-то глобально меняя его, но оставляя неизгладимый след, похожий на царапину. Так яркий метеор, прорезая ночное небо, оставляет на сетчатке яркую полосу, только эти «полосы» не затухали, а как бы уходили на второй план, всё равно оставаясь там и вспыхивая, стоило о них просто подумать.

«Это, конечно, может сделать меня эрудированнее, — размышлял Фигаро. — Но терпеть такое каждый раз только для того, чтобы совершить вылазку в какой-нибудь мир, что показался Артуру интересным… нет уж, увольте. Любопытству Мерлина и Морганы стоит поставить памятник; разве что эти двое, в конечном счёте, не стали находить в таких провалах в чужие души некое извращённое удовольствие. Но вряд ли, очень вряд ли…»

И тут вдруг полёт через пустоту завершился.

— — — — — — — — — — —

— Старший презиратор, какие будут указания? — «Побрехунчик» перед носом Принцепса ярко искрил, но, казалось, даже в его юрком верчении не было былой уверенности. — Отряды готовы.

— Подготовьте все мыслимые и немыслимые щиты. — Презиратор изо всех сил старался, чтобы его голос звучал сухо и по-деловому. — Судя по всему, наш противник — некая быстро расширяющаяся зона в Иные Сферы… или куда-то ещё. Также ожидайте атаки Других, но это вторично. Будем держать защиту.

— Отлично, презиратор. — Рука Кир одобрительно кивнул. — Можно вопрос?

— А?.. Конечно. Я вас слушаю, Рука.

— Просто Кир. Можно сир Кир, но это по желанию… Я хотел вас спросить: если мы выживем, не хотели бы вы пойти ко мне в младшие Трутни?

— Что? — Презиратор подавился воздухом. — Но моё… Кхм! Моё Испытание давно провалено. Вы не можете…

— Мальчишка! — Рука презрительно скривился. — Не вам решать, что я могу, а что нет. Так пойдёте?

Секунду презиратор думал, после чего резко мотнул головой.

— Нет, не пойду. У меня своё ведомство и свои люди, за которых я отвечаю. Кем бы я был, если бы просто бросил их?

— Отлично. — Рука улыбнулся, и на этот раз его улыбка была куда более искренней. — Вот это хороший ответ. Согласись вы вот так, с ходу, я бы потерял к вам всяческое уважение. Но запомните: вакансия открыта.

Принцепс коротко поклонился. На его устах играла едва заметная усмешка.

— Спасибо, Рука. То есть, спасибо, сир. А теперь давайте постараемся не сдохнуть, так?

— Так.

Они подняли головы и уставились на небо, где продолжала расти и шириться огромная чёрная прореха.

— Есть. — Метлби, смахнув пот со лба, нажал на рычаг и упал в кресло. — Мне удалось получить стабильный сигнал с того, что Арт… господин Мерлин назвал «геостационарными сателлитами».

— Работающих там осталось только три. — Целеста фыркнул и застучал по клавишной доске арифмометра доступ к которому им любезно предоставил князь Дикий на время операции (сам князь был там, на передовой, готовясь принять удар Демона в первых рядах, хотя как ещё мог поступить бывший глава Оливковой Ветви?). — Причём один из них — метеорологический. Вам что, удалось выцарапать из этой древней техники что-то полезное?

— Да. — Метлби с силой выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. — Если эта дыра в небе и есть Демон, то сейчас он занят тем, что поглощает материю. Засасывает её в себя с умопомрачительной скоростью.

— Атмосферу? — быстро спросил Целеста. — Воздух?

— Нет, — Метлби отрицательно покачал головой, — материю планеты. Земную кору, и, похоже, всё, что под ней.

— Я наберу все оперативные группы. — Целеста заметно побледнел, но голос магистра, надо отдать ему должное, даже не дрогнул. — Пусть готовят все Отсекающие заклятья, которые только у них есть. Попробуем разорвать связь между Сферами.

— С такой скоростью ОНО будет поглощать Землю несколько месяцев. — Метлби задумчиво потёр подбородок. — Но эта дыра расширяется. Расширяется, равномерно во все стороны, находясь на одной и той же высоте, и растягиваясь по поверхности условной сферы радиусом, примерно, на девяносто миль выше поверхности земного шара.

— Как мыльный пузырь. — Целеста яростно взъерошил волосы и принялся грызть карандаш. — Который медленно образовывается над нашей атмосферой.

— Именно.

— Если это манифестация Демона, то я… в некотором затруднении.

— Я, признаться, тоже. ОНО, похоже, не хочет ни с кем сражаться, а просто собирается поглотить планету, и всё.

— Да.

Магистры молча посмотрели друг на друга. На стене тихо тикали часы, отсчитывая секунды и минуты.

— Это, что — смерч? — Восьмизор Принцепс несколько раз рассеянно мигнул. — Я про тот чёрный хобот, что тянется к этой кляксе в небе от земли. Это похоже на… на… даже не знаю, на что.

— В какой-то степени. — Рука Кир ошарашенно потряс головой, точно выбравшийся из воды пёс. — Это камни.

— Камни?

— Горы. Земля. Снег. Деревья. Эта штука в небе притягивает к себе то, что находится внизу. Она просто поглощает наш мир.

— Тут поступило предложение применить все доступные нам Отсекающие заклятья.

— Единственное разумное предложение в данной ситуации. Давайте так, презиратор: ваши люди будут держать экраны, а мои — использовать Отсекатели. Всё равно у нас в арсенале есть вещи покруче, чем у ОСП.

— Договорились. Я отдам все необходимые приказы. Когда?

— Когда ОНО подойдёт поближе. Увы, не раньше. Это Хлябь; мы не можем просто открыть блиц-коридор к этой штуке.

— По воздуху…

— На чём? На дирижабле?

— На турболёте.

— Ого, вы и о них знаете? Хвалю. Но мы не знаем, на каком расстоянии начинает проявляться затягивающий эффект. Хотите отправиться со своей реактивной трубой прямо в эту дыру?

— Не особо.

Они беспомощно посмотрели друг на друга.

— Выходит, ждём?

— Ждём.

— — — — — — — — — — — —

Фигаро вышвырнуло из коридора-потока, в котором он летел через пустоту.

Но когда коридор закончился, вокруг оказалась такая же пустота, только чёрная, холодная и бесконечная.

В ней не было ни верха, ни низа, ни «теперь», ни «завтра», буквально ничего. Был только Фигаро, но не как личность, а лишь как намёк на самого себя, как огонёк, что остывает под закрытыми веками, как угасающая вспышка, как всё это и… ничего.

Тем не менее, возможностей того, что осталось от следователя хватило на то, чтобы понять, что именно произошло. Здесь это было просто: обычные ограничения сознания опирающегося на человеческий мозг были временно отменены.

Дело было не в приборе Артура, отнюдь.

Дело было в устройстве мира.

Когда аппарат настраивался на какую-либо точку в смежных пространствах, он, фактически, фокусировался на неких базовых принципах и основах нужного мира-конечной остановки. Настройщик подсознательно влиял на пи-мезонный флуктуатор (сейчас, в состоянии сонного полубреда, следователь даже примерно понимал, что это такое), таким образом производя окончательную калибровку прибора. А уж когда путешественник уже побывал в каком-то месте, то в дальнейшем не требовалась даже настройка; о нужной точке прибытия было достаточно просто подумать.

Но сейчас Фигаро просто отправили в никуда. Он успешно покинул зону Упорядоченного, и оказался…

Нигде?

«Стоп, какого лешего? В каком ещё таком «нигде»? Где вы видели в мире это самое «нигде»? Бред. Нужно просто продолжать двигаться к цели, да и всё»

Следователь попробовал начать движение, и у него, неожиданно, получилось.

У свободно подвешенного в пустоте сознания оказалось немало преимуществ, и одним из них оказалась немедленная реализация базовых концепций: как только Фигаро подумал о движении, он сразу же понял, что движется. Правда, не совсем понятно было, куда именно, но даже такое начало его вполне устраивало.

«Главное не потеряться»

Он тут же отбросил эту мысль, но она вернулась, точно назойливо жужжащая муха. Поэтому следователь принялся думать её как бы под другим углом.

«Хорошо, — рассуждал Фигаро, — но что такое «потеряться»? Это ведь просто отсутствие понимания, куда тебе двигаться плюс отсутствие понимания где ты сейчаснаходишься. Но это не мой случай: я нахожусь за пределами того, что… назовём это осмысленным мирозданием… Да, и, кстати: почему вокруг темно? А ну-ка, давайте организуем свет!»

И стал свет.

Чернота замерцала, вспыхнула и засветилась ровным спокойным сиянием, превратившись в свою противоположность.

«И да узрел Фигаро, что это хорошо, — не без удовольствия подумал следователь. — Ладно, дальше-то что? Хорошо бы мне кто-нибудь указал путь. Но кто? Кто меня может тут найти? Увидеть? Даже вспомнить обо мне? Артур? Приём?.. Тишина. Конечно, тишина; в такую даль старик Мерлин никогда не заглядывал… А кто заглядывал? Может…»

И тогда свет вокруг внезапно вспыхнул, свернулся в широкую лучистую воронку, и Фигаро почувствовал, как он движется всё быстрее и быстрее.

Из самых дальних сфер запредельного весёлая тьма, которая не была ни тьмой, ни светом, улыбнувшись, свилась вокруг следователя, моргнула тридцатью шестью огоньками, и превратилась в путеводное созвездие, стрелой указующее в неведомую даль.

Слои реальности раздвинулись, и из Внешних Сфер, где никогда не гаснет самое яркое солнце, что только есть в мире, Па-Фу, лиса-демон, показала ему путь.

Странно знакомый человек, похожий на хохочущего Нептуна с бородой из морской пены, а ещё больше похожий на покойного псионика Виктора Вивальди направил Фигаро и придал ему пинком необходимое ускорение.

Барон Оберн, спящий в обнимку со своей супругой в маленьком уютном домике в деревеньке Топкая Паль, заворочался во сне, пробормотал что-то вроде «шляются тут по ночам всякие», и зажёг перед следователем маяк, чтобы было сподручнее лететь.

Из бездны под Чёрными Прудами две фигуры — тёмная, затянутая в непроницаемую дымку, и светлая, похожая на те искры, что играют ясным утром на поверхности озера, дотянулись до Фигаро, и направили его безумный полёт.

Звёзды раскинули над ним свои крылья, и снежный лев, чиркнув крылом по закраине вечности, обхватил его мягкими лапами, поднимая вверх, над острыми углами небытия.

А скорость движения всё нарастала и нарастала, и вектор становился всё чётче, всё понятнее, и всё больше вокруг было тех, кто спешил направить следователя, помочь ему, поддержать в этом путешествии, не дать упасть и разбиться, и Фигаро на какую-то секунду в мгновенном прозрении понял, что так бывает и после смерти, когда вновь освободившемуся сознанию приходится вырываться за пределы прошлой жизни: чем больше путеводных огней, тем проще лететь, тем светлее дорога, и тем легче покидать старое, ненужное. Любое приятное воспоминание о ком-то, любое приятное воспоминание кого-то о тебе — всё это имело вес, всё это оставалось, даже если временно уходило из памяти на задворки; ничего не исчезало окончательно.

Он летел, летел уже с такой скоростью, что в ушах свистели пространство и время, что свет отставал от него, заставляя всё вокруг сиять ярко-голубым, а вокруг следователя с гиканьем и улюлюканьем неслись демоны и призраки, дамы в шляпках и булочники, короли и старосты, домовые, вендиго, шишиги, черти, драконы, мечники, охотники, трубочисты и ещё лишь Святый Эфир ведает, кто, и все они свивались в хохочущую воронку, дёргали его за рукава, торопили, звали, и Фигаро, запоздало сообразивший, что у него опять есть тело, охнул, кивнул, рассыпался в благодарностях, но тут один из его попутчиков (кажется, это был комиссар Пфуй) ловко щёлкнул его по носу, и путешествие следователя одним ярким, резким и внезапным махом закончилось.

Александр Фигаро прибыл в обитель Демона.

— Земля! — Рука Кир резко вскинулся, рассылая команды сразу по десятку невидимых эфирных нитей. — Стабилизируйте землю под нами! Вплоть до литосферных плит! Если эта штука оторвёт тот кусок, на котором мы стоим…

Рёв ветра и кромешная тьма, плюющаяся молниями, казалось, заполонили всё вокруг, но Рука видел, что его Кокон держится, изо всех сил вцепившись в корни земли под ними. Трутни, остервенело выкрикивая заклятья, скрепляли разлетающиеся на куски слои льда и камня у них под ногами, отдавали приказы древним духам, что веками спят в пещерах в неведомых глубинах, калёными жезлами запретных формул направляли связанных вековыми контрактами демонов, спрайтов, а также существ, чьи имена лучше не упоминать всуе даже перед концом света.

— Принцепс! Экраны!

— Пока держим, — коротко бросил через плечо старший презиратор, — пытаемся стабилизировать фланговые матрицы. И только экраны способны хоть как-то удерживать эту штуку. Все наши ритуалы Отсечения пошли прахом. А ваши?

— Аналогично. Это что-то… Знаете, я, пожалуй, дам этому название попозже.

Он поднял голову и в очередной раз посмотрел туда, где незримый ужас уничтожал мир.

Горизонт завернулся к небесам; огромная чёрная колонна теперь соединяла зенит с надиром, и её размеры были таковы, что при попытке оценить их хотя бы приблизительно подкашивались ноги. Но уже можно было различить отдельные фрагменты этой ревущей воронки: тысячелетние дубы, скалы и тонны снега, что, отрываясь от земли вместе с этой самой землёй, улетали вверх, туда, где грохотали алые молнии, вырывающиеся из чёрной кляксы застилающей небосвод.

Земля под ногами дрожала всё сильнее. Принцепс выругался, и, выбросив руки вперёд, швырнул всю свою силу в радужно сияющий щит, поддерживая и стабилизируя его.

Рука Кир и оба его ручных демона-сервитора в десяти шагах от старшего презиратора занимались тем же самым.

В полутора милях к югу князь Дикий, подняв над головой свою сияющую золотую трость, выкрикивал заклятья, а над его головой со свистом носились лесные черти, хлопая крыльями и хлопая хвостами, точно бичами. Другие, пыхтя и потея, изо всех сил заделывали бреши в сияющей стене, по другую сторону которой клокотала тьма.

Немного восточнее, почти на самом краю Белого Моря, Стефан Целеста и Алистар Метлби укрепляли защитный экран чем-то, что со стороны выглядело сияющими балками высотой в десятки миль. Из носа у Целесты текла кровь; Метлби то и дело сплёвывал на снег розовую пену.

Ещё восточнее Седрик Бруне, оставив свой пост у межпространственного тонеллера, быстро-быстро начитывая формулы темпоральных блокаторов вплетал их в щит, что сейчас из последних сил поддерживали тысячи колдунов, и шмыгал от злости носом.

Щит трещал, искрился и хрустел, постепенно ломаясь, и проседая по всей длине.

Было видно, что он не продержится долго… но пока что щит держался.

— — — — — — — — — — —

Фигаро медленно огляделся по сторонам, морщась и осторожно щупая пальцами разбитый при падении нос. Крови почти не было, но нос явно распух.

Вокруг, куда ни глянь, от горизонта до горизонта простиралась пустыня. Странная пустыня: сухой песок под ногами был крупным, чёрным, красиво искрился серебристыми переливами, и, похоже, был не вполне песком. Зато он слабо светился, что, в общем-то, было неплохо, поскольку здесь это был единственный источник света, если не считать нескольких тусклых звёзд, что подслеповато щурились оттуда, где, по идее, должно было находиться небо.

Следователь ещё раз шмыгнул носом — дышать было можно. Воздух не двигался и был очень сухим, но для дыхания вполне подходил.

Он осторожно коснулся эфира и зажёг над головой маленький колдовской огонёк. Заклятье сработало: белый свет, медленно разгораясь, вырвал из темноты приличный кусок пустыни.

Теперь было видно, что Фигаро стоял на очень пологом склоне чего-то похожего на воронку, а, точнее, на широкое мелкое блюдце диаметром, примерно, в милю, на дне которой что-то глянцево сверкало. Следователь пожал плечами, и сделал колдовского светляка чуть поярче.

Его брови медленно поползли вверх.

Нет, Фигаро ожидал увидеть здесь всё что угодно; он морально приготовился и к пылающему аду с кипящими смоляными котлами, и к мерцающим розовым облачками, но…

Тьма. Тишина и пустота. Это место не просто выглядело пустым, оно было каким-то заброшенным, ненужным, никчёмным. А ещё — бутафорским, словно в некоем месте, которое должно было изображать некое другое место, какой-то бездарный декоратор насыпал немного песочка и воткнул в него старую полуразвалившуюся башню.

Да-да, там, на дне неглубокой песчаной впадины была башня, наполовину (ну, или больше; следователь понятия не имел, какой она на самом деле высоты) ушедшая в чёрный песок: белый потрескавшийся камень, острый конус крыши одетый в старую черепицу, которую, откровенно говоря, давно стоило бы сменить и высокие витражные окна, которые, собственно, и привлекли Фигаро блеском стекла в котором отразился колдовской огонёк.

Он пожал плечами, и начал спускаться к башне.

«В принципе, — думал следователь, — я мог бы пойти и в противоположном направлении. Но что-то мне подсказывает, что этот нарочито-бессмысленный мир заканчивается, примерно, там же, где и видимый горизонт. Уж не знаю даже, обижаться мне или радоваться, если честно. Ожидал предстать пред высоким троном величайшегои ужаснейшего из существ, что когда-либо угрожали нашему миру, а попал… чёрт его знает, куда я попал, но это похоже на мусорную кучу на краю мира. Вот на что это похоже»

С каждым шагом башня на дне песчаной ямы становилась всё ближе. В этом тоже чувствовалась какая-то бутафория, какой-то подленький обман: каждый шаг Фигаро приближал его к башне гораздо ближе, чем должен был. Вот башня уже в ста шагах, вот — в тридцати, а вот её обветшалые стены уже нависают над головой следователя. «Не настоящее, — думал он, — всё это не настоящее, какой-то дешевый фокус, игра, детская площадка. Есть пустыня, в ней — башня, башня — единственное место, куда я могу прийти, и меня как бы подталкивают, чтобы весь этот фарс как можно скорее закончился. Поэтому не будем спешить. Для начала спокойненько тут осмотримся…»

Ему в голову пришло, что кажущаяся безмятежность окружающего пейзажа могла оказаться просто уловкой Демона, но даже эта мысль не произвела на Фигаро должного впечатления. Зачем существу, способному уничтожить мир какие-то уловки? Особенно для того, чтобы надурить одного-единственного следователя Департамента Других Дел? Это как если бы дракон прятался в болоте во время охоты на кроликов — скорее уж, маразм, чем хитрость.

Познания следователя в истории архитектуры были, мягко говоря, неглубоки, поэтому он мог сказать по поводу башни лишь то, что перед ним образчик зодчества из раннего средневековья: дикий камень, простые круглые бойницы, похожие на спиральные рога единорогов водостоки. А вот высокие стрельчатые окна, точнее, заключённые в них витражные стёкла были куда интереснее, поскольку витражи в них являли собой целую картинную галерею.

Вот Мерлин Первый, Артур-Зигфрид Медичи, ещё совсем молодой, безбородый, склонившийся над толстым фолиантом в библиотеке, где вдоль стен громоздились книжные шкафы разной высоты. Неведомым творцам витражей удалось неуловимыми штрихами передать выражение нетерпеливого ожидания на лице колдуна, которое мешалось с явным разочарованием.

А вот Моргана — тоже почти дитя, однако же, вполне узнаваема. Колдунья в простом деревенском платье и белом фартуке стояла у огромного котла, сжимая в руке клочок пергамента; её смешные острые косички неряшливо торчали в разные стороны.

Вот Абдурахман ибн Хаттаб верхом на ослике едет куда-то вдаль, и на его лице сияет восторженное предвкушение. А вот и Абдул Альхазред с ритуальным ножом в руке застыл в странной скрюченной позе над испещрённым странными символами алтарем покрытым весьма сомнительными пятнами.

Странно, но изображения на витражах вызывали в душе лишь ощущение лёгкой светлой грусти. Это были следы юности — какой бы она ни была — навсегда канувшей в небытие, юности, когда даже самые ужасные мысли и поступки сопряжены с той особой, не отдающей себе ни в чём отчёта невинности, с которой мальчишка стреляет из рогатки по воробьям. Витражи, казалось, освещал невидимый луч незримого рассвета, и Фигаро даже понимал, где горит этот самый рассвет: в далёком-далёком прошлом.

Вход в башню не пришлось долго искать: тяжёлая дубовая дверь с ручкой-кольцом обнаружилась в стене почти на уровне земли. Дверь была обрамлена зелёным потоком плюща, листики которого уже начали желтеть. А, возможно, подумал следователь, они всегда были такими, и здесь, в этом странном месте, навечно заперт кусочек давно потерянного позднего лета.

Дверь оказалась заперта; сколько ни дёргал Фигаро за проржавевшее кольцо-ручку, с которого слезла большая часть фальшивой позолоты, дубовая панель не сдвинулась ни на дюйм. В ней имелась замочная скважина, вот только ключа следователь с собой не захватил.

— Ну и ладушки, — пробормотал он, — я, вообще, кто — колдун, или прогуляться вышел?

Он отошёл на пару шагов, прикрыл лицо Базовым Щитом, и, сложив пальцы в Открывающий Жест, саданул по двери кинетиком.

Саданул хорошо, от души, с оттяжкой, не жалея эфирной зарядки, лихо так саданул. Вот только на дверь это не произвело ни малейшего впечатления.

На миг дубовый прямоугольник подёрнулся рябью, точно был просто отражением себя самого в зеркальной глади пруда, а потом вновь стал плотным. На проклятой двери не появилось даже царапинки.

«Мда, метод инквизитора Френна не сработал. Жаль. Придётся думать, а в этом я не особо силён. Загадки, загадки…»

Хотя на самом деле не такая уж это и загадка. Включи голову: Моргана, Мерлин. Вся Великая Четвёрка. Что их объединяет? Что объединяет их с тобой?

Фигаро закрыл глаза, и сосредоточился на кончиках пальцев.

«Это должно работать в обе стороны. Если Договор может в любой момент дотянуться до меня, то уж я до него и подавно. Это он сидит в моей крови, а не наоборот, в конце концов»

Ощущение холодного покалывания в пальцах появилось почти сразу же. Ставшее уже знакомым до обыденности, неизменное и привычное, похожее на прикосновение к…

Следователь приоткрыл глаза.

Ну конечно.

В пальцах его правой руки был зажат ключ.

«Когда он там появился? Откуда взялся? Ну что за глупый вопрос? Он был там всегда. И, может, конечно, это ни черта и не ключ, ну так и башня ведь не совсем башня, верно?»

Фигаро повертел ключ в руке — самый обычный бронзовый ключ; такими запирают на ночь амбары и ворота — едва заметно улыбнулся, и вставил его в замочную скважину.

Ключ повернулся легко — а почему, собственно, должно было быть как-то иначе? — и дверь, чуть скрипнув на хорошо смазанных петлях, распахнулась.

Внутри оказалось нечто вроде маленькой кельи с куполообразным потолком. И потолок и стены были сложены из отполированного временем до блеска жёлтого кирпича. В потолке кельи было отверстие, через которое в неё лился поток яркого света, похожего на солнечный, прямо по центру стоял простой стол из чёрного дерева, у стола — грубо сколоченное кресло с высокой спинкой, а в кресле сидел Демон.

Демоны — и большие, и малые — частенько принимали облик того, кто их вызвал. Это было в порядке вещей; с подобным следователь уже сталкивался. Но впервые он видел перед собой Демона призванного сразу четырьмя заклинателями.

Демон Квадриптиха. Мерлин-Моргана-Хаттаб-Альхазред, удивительное существо с печальным, не мужским и не женским лицом, небольшими крыльями за спиной, ниспадающими на плечи золотистыми волосами и глазами, в которых бесновалось малиновое пламя.

Существо сидело в кресле, молча уставившись куда-то в невидимую точку перед собой. Его тело — настоящее тело — было сейчас перед Фигаро, но сам Демон, конечно же, был не здесь. Сам Демон был занят; он уничтожал мир, и, похоже, все его силы и внимание были сейчас сосредоточены на этом увлекательном занятии.

У Фигаро камень упал с души.

Демон не пытался его атаковать. Он явно не ожидал, что кто-то сумеет проникнуть в его обитель на краю небытия, но даже не это было самым прекрасным: у Демона, как, собственно, почти у всех призванных Других, в его мире имелось тело. Обычное, или пусть даже не слишком, но тело.

Его можно было уничтожить.

Его можно было убить.

Арсенал, предоставленный Фигаро Артуром-Зигфридом Медичи мог уничтожить это существо, наверное, миллионом различных способов. Он мог изобрести в процессе ещё столько же вариантов уничтожения своей цели. Он, в конце концов, мог использовать наработки Кроули, и сделать так, что сама память о Демоне была бы стёрта с лица мироздания.

Фигаро оставалось только отдать приказ.

«Чего же ты ждёшь?»

Следователь с трудом проглотил ставший поперёк горла ком, и нервно дёрнул себя за запонку, в которой бился, клокотал маленький карманный Армагеддон.

О нет, он отнюдь не наслаждался ни самим моментом, ни осознанием его значимости. Ему не было страшно; Фигаро понимал, что оружие вложенное ему в руки Артуром сравняет Демона с пустотой в считанные секунды. Дело было в другом.

Витражи на окнах: молодой Мерлин в библиотеке, Моргана с косичками…

Свет, что, казалось, застрял в витражах навечно, точно комар в янтаре.

«Что произойдёт, если Демон будет уничтожен? Что случится с Артуром и остальными?»

Перед началом операции Фигаро так и не удалось добиться от старого Мерлина прямого ответа на этот вопрос, но он понимал это и так. Квадриптих жил долго, очень долго. Все они — Моргана, Артур, были аномалией в той же мере, в которой аномалией был Демон и его Договор. И их время давным-давно вышло.

«Если Демон сейчас будет уничтожен, то Артур умрёт. И никакой Орб его не спасёт. Остальные трое тоже погибнут. Исчезнет Демон, и закончит свой земной путь Квадриптих»

Он яростно помотал головой, сжимая кулаки.

«И что с того? Каждый из них уже прожил столько, сколько ни жил, наверно, ни один человек на земле. Дьявол, да даже Лёгкие вампиры не жили столько, хотя бы потому, что их создали уже после появления Квадриптиха. У Артура, у Морганы, да у всех у них за спиной по десять-двенадцать полноценных человеческих жизней. Они уже отжили своё»

— Это не мне решать, — пробормотал Фигаро, — уж точно не мне.

«Прости, ты идиот? Извиняюсь, конечно, за грубый тон, но если ты забыл, то там, в твоём мире, сейчас происходит конец света. И только уничтожив Демона ты можешь его остановить. Да, это классическая Проблема Вагонетки, о которой так любит рассуждать Артур: жизни четверых против жизней двух миллиардов. Простейшая математика»

— Я отказываюсь принимать подобные решения.

«Ну, хорошо, святой ты наш, хренов бессребреник, который вот-вот угробит столько людей, сколько тебе не пересчитать за всю свою жизнь, давай посмотрим на происходящее с другой стороны: Артур знал о том, чем всё закончится, посылая тебя сюда? Конечно. И Моргана знала. И Альхазред с Хаттабом. Они же, в отличие от тебя, не полоумные кретины. У тебя карт-бланш на любые действия в их отношении, потому что решение принимал не ты. Его принял Артур»

— А мне наплевать, ясно? И если Артур решил самоубиться моими руками, то пусть он катится к дьяволу.

«Ага. Ага. Вот оно что. Ты не боишься их убить; в отсутствии храбрости я тебя обвинить не могу. Ты храбрый малый, хотя, конечно, не сержант Кувалда и даже не инквизитор Френн. Ты не хочешь принимать решение. Хочешь остаться белым и пушистым. Нарисовать картину, но не запачкать манжеты. Сделать омлет, но не разбивать яйца. Забраться на ёлку и не ободрать штаны. И рыбку съесть…»

— Заткнись.

«А, и ещё одно: извини, кстати. Я тут немного ошибся. Что, кстати, не удивительно, поскольку, будучи голосом разума, я, увы, всё ещё голос твоего разума. Видишь ли, в данной конкретной ситуации Проблема Вагонетки только кажущаяся. В классической Проблема Вагонетки ты, делая выбор, всё равно спасаешь некоторое количество человек; если точнее, от одного, до икс плюс. А тут помрут все, понимаешь? И все люди в мире, и Квадриптих, когда Демон до них доберётся, а потом, когда он, сделав свою грязную работу, вернётся в свою скромную обитель, тебе тоже настанет каюк. Или даже не так: вот будет хохма, если Демон вернётся, ты его грохнешь всеми этими бирюльками Артура, и в итоге останешься здесь навсегда. Хотя, конечно, это «навсегда» вряд ли будет долгим, поскольку тут нет ни пищи, ни воды, но намучаешься ты нормально так. И морально тоже, проклиная себя за то, что в нужный момент ты не смог отбросить идиотские сантименты и сделать тот единственный выбор, который стоило следать»

Фигаро толчком выпихнул воздух из лёгких, и опустил глаза. Его била дрожь.

Сейчас.

Или никогда.

Подвести Артура, или убить его?

Спустить курок, или швырнуть все карты в пустоту, надеясь на то, что Квадриптих сумеет отразить атаку Демона?

Да или нет?

«Не тяни уже. Хватит. Просто сделай это. Или не сделай»

Следователь глубоко вздохнул, и зажмурился.

Некоторое время ничего не происходило.

А затем в кромешной тишине раздался звук бьющегося стекла.

Это был простой, нормальный и вполне человеческий звук, будто кто-то уронил на пол вазу или случайно смахнул со стола бокал: звон, а затем шорох разлетающихся стеклянных крошек.

Фигаро осторожно приоткрыл один глаз — буквально на чуть-чуть — но ничего не увидел. Поэтому, немного набравшись смелости, он приоткрыл и второй.

Демона в кресле не было.

Зато на каменном полу, сверкая тусклой амальгамой, валялась целая куча осколков зеркала.

Никакого зеркала следователь в комнате до сей поры не видел, однако осколки были вполне себе реальными. В них отражался льющийся с полотка свет, жёлтый камень и он сам — десятки маленьких Фигаро удивлённо хлопающих глазами.

— И какого чёрта здесь произошло? — громко спросил он у пустоты.

— Ничего особенного, — раздался в тишине странно-знакомый насмешливый голос, — просто ты сделал выбор.

Следователь обернулся.

В двух шагах за его спиной стоял он сам.

Нет, конечно же, не его призрак и даже не его точная копия; этот Фигаро был явно моложе, чуть стройнее (хотя, будем откровенны, ненамного), небрит, чего следователь себе никогда не позволял, и был одет в простую коричневую пиджачную пару, штиблеты с закруглённым носком (такие были в моде лет двадцать назад) и белую рубашку, а на голове у Следователя Номер Два красовался совершенно бандитский картуз с острым козырьком.

— Вы… Выбор? — Фигаро помотал головой. Это мало помогло; теперь к чувству дезориентации добавилось головокружение.

— Ага. — Фигаро-Два улыбнувшись, кивнул. — Ты принял решение не убивать Демона. Не выбирать между несколькими жизнями и жизнями многих.

— И… И что теперь? — Следователь опасливо покосился туда, где меньше минуты назад восседал в своём кресле Демон. — Может, это тебя мне стоит того… всем этим арсеналом?

— Прошу, извольте. — Его двойник весело рассмеялся. — Но есть шанс, что некоторые из заклятий могут ударить по тебе самому. Чёрт его знает, прописал ли Артур защиту от такой ошибки. Хотя, скорее всего, прописал — старый прохвост умён.

— Стоп! Стоп! — Фигаро яростно замахал руками. — Я ни черта не понимаю. Ты — Договор?

— Конечно, — подтвердил его двойник, делая шутливый реверанс. — Я — Договор Квадриптиха, просто здесь, в бывшей Обители Демона, я имею возможность общаться с тобой вот в таком, можно сказать, полноценном виде.

— Ну, здорово. — Следователь вздохнул. — Я опять разговариваю сам с собой.

— Верно, но не забывай, что это не отменяет того факта, что я знаю ответы на все вопросы. Таким уж меня создали, что поделать.

— Ага, — Фигаро потёр лоб, — ага. Тогда мне, если можно, хотелось бы понять, какого лешего здесь только что случилось?

— У-у-у-у-у, — протянул Фигаро Номер Два комично вытягивая губы трубочкой, — это не так просто. Точнее, проще некуда, но поверить тебе будет тяжеловато.

— Знаешь, — следователь дрожащими пальцами достал из кармана мятую пачку сигарет, — вот конкретно сейчас я готов поверить во всё что угодно.

— Хорошо, — легко согласился его двойник, — тогда, для начала, немного истории. Давным-давно, в одной далёкой-предалёкой заднице мира встретились четыре колдуна. Посидели, подумали, и поняли, что даже если они соберут в кучу всё, что им известно о колдовстве, то выстраивать из этого некую систему им придётся веками: обрывки из старых книг, свитков, скрижалей и глиняных табличек от большинства из которых остались, разве что, фрагменты фрагментов. И они решили пойти другим путём: а почему бы, рассуждали они, не призвать существо, которое вложит им в головы знания об общих принципах и системе работы с эфиром; иными словами, даст информацию о том, как работает колдовство.

— Ну, это я и так знаю. — Фигаро, прикурив сигарету «от пальца», с наслаждением затянулся. — И пришел в мир Демон, и поведал Квадриптиху о таинствах колдовства. Артур мне эту историю раз десять рассказывал.

— Фигаро, — его двойник с жалостью поглядел на следователя, — ну какой, к хренам собачьим, Демон? Ну какие таинства колдовства? О чём мы говорим, если до Ритуала самым ужасающим существом, которое удавалось призвать на Земле, был чёрт, а самым могучим заклятьем можно было, разве что, наслать крыс на дом соседа? Наш мир лежал в отдалении от Перекрёстков Сфер, и их обитатели сюда, как правило, не заглядывали. Мы их просто не интересовали. Ты же уже знаешь: вселенная состоит из бесконечного количества наложенных друг на друга слоёв. Ну кому могло быть интересно происходящее в одном из бесчисленных серых мирков на обочине?

— Демону, очевидно же. Раз уж он явился Артуру и компании.

— Фигаро, — его копия возвела очи горе, — никакой Демон Квадриптиху не являлся!

Секунду или две в келье царила абсолютная тишина.

— Что? — спросил, наконец, следователь. — А, у них случилась галлюцинация от перенапряжения, и всё вот это вот сейчас просто снится Артуру с Морганой. Понятно.

— Самое забавное, — Фигаро-Два с интересом посмотрел на Фигаро-Один, — что ты в некоторой степени прав. Устами младенца, как говорится… Вот смотри: собрались четверо. Каждый из них умел, в той или иной мере, оперировать эфиром. При помощи ритуала — а для этого ритуалы и существуют — они привели свои сознания в резонанс, сосредоточившись на одной-единственной задаче, а после спроецировали её в Единое Поле. Ещё нет ни Зон импринтинга, ни Сфер каркасных построений, ни принципов эфирной модуляции — ничего нет. Только сырой эфир. И вот в него попадает сфокусированный луч четырёхкратно усиленного внимания. Попадает, и отражается в нём словно в зеркале.

Двойник Фигаро хмыкнул, достал из кармана пиджака такую же пачку сигарет, как у следователя, щелчком выбил одну, и прикурил от воздуха.

— Квадриптих, — продолжал он, глубоко затянувшись, — совершил простую и гениальную штуку: создал существо, которое, в свою очередь, уже потом создало все те законы, на которые сейчас опирается Классическая школа колдовства. Но тем самым Демон стал сильнейшим Другим в вашем кластере реальности, потому что если ты знаешь, как работает абсолютно всё, и при этом не подчиняешься общепринятым правилам — а с чего бы тебе им подчиняться, если ты их создаешь? — то круче тебя никого нет. Это, примерно, как император, который в любой момент может отменить не понравившийся ему закон, или же переписать его, понимаешь?

— Примерно. — Фигаро нервно дёрнул головой. — Но не до конца. Почему тогда Демон не разнёс мир в щепки, когда это ему понадобилось?

— Потому что в мир пришло колдовство. Магия. А вместе с магией явились и Те, кем, как ты знаешь, набиты до отказа Внешние Сферы: Могущества Малого Ключа, Существа из Бездн, Великие Демоны Семи Кругов… я могу продолжать очень долго, но, думаю, ты и так всё понял.

— Ну, пришли. И что?

— Законы мира постоянно усложнялись. Они множились, дробились, обрастали дополнительными поправками. Некоторые из них были модифицированы, ведь при контактах Сфер взаимные проникновения неизбежны. Это постепенно ограничивало Демона, загоняло его в определённые рамки. Чему он, между нами говоря, был несказанно рад.

— Не понял.

— Как ты думаешь, — Фигаро-Два загадочно улыбнулся, но в его улыбке сквозила лёгкая грусть, — почему существо созданное Квадриптихом назвали Демоном?

— Откуда я знаю? — Следователь пожал плечами. — Наверное, потому, что в те времена единственными известными Другими были черти. Ну, всякие мелкие бесы, которые оказывали разного рода услуги за жертвенную кровь или «виталис».

— Вот! Отлично! Ты уже в одном шаге от ответа. Теперь давай рассуждать дальше: Демон помог Четверым изменить мир. Но что такое существо должно было попросить взамен?

— Откуда я знаю? Наверное, что-то грандиозное… хотя стоп, погоди. С чего бы ему вообще что-то просить взамен, если он — творение Артура и компании?

— Фига-а-а-а-а-аро-о-о-о-о! Артур и компания понятия не имели, что они создали это существо. С их точки зрения были произнесены слова ужасающих заклинаний, и в мир явилась тварь колоссальной силы, готовая дать им чуть ли не абсолютную власть. Но какой стала бы цена этой власти?

— Э-э-э… Не знаю.

— В точку. И Квадриптих не знал. И Демон тоже не знал. В его вновь рождённом сознании вообще не было ничего сверх того, что туда запихнули Четверо. А они были свято уверены, что Демон просто обязан взять своё за подобную услугу.

Фигаро-Два, зажмурившись от удовольствия, затянулся сигареткой.

— Возникла парадоксальная ситуация: Квадриптих не знал, чего потребует Демон. Но и Демон этого не знал, поскольку этого знания ему не дал Квадриптих. Демон понимал лишь одно: он должен попросить взамен… что-то. Именно поэтому его требования были настолько кретинскими и несуразными. Спасти из пожара кошку. Споить торговца коврами. Это уже потом Артур сотоварищи придумали все нужные объяснения. Мол, таким образом Демон направляет историю в нужное ему русло, дабы творить в мире чернейшее зло.

— Но Артур рассказывал, что после того, как Моргана исполнила свою часть сделки, началась гражданская война с церковниками. И это правда. Полностью совпадает по времени.

— Полностью? По времени? — Фигаро-Два захохотал так, что сигарета едва не отклеилась у него от губы. — Мой друг, помните, как вы ездили практиковаться с вашей кафедрой на специальный полигон Академии? Оттачивать заклятья призыва?

— Помню, конечно. В Грайворон-на-Урале. И что?

— А то, что проезжая Четвёртый Речной полустанок вы имели неосторожность приобрести на ней четыре чебурека.

— С капустой. Хорошие были чебуреки, кстати. И что?

— …и ровно через четыре месяца и четыре для после этого началась война с Рейхом. Понимаете? Четыре четвёрки, Фигаро! Да любой нумеролог знает, что это знаменитая Печать Смерти! Но значит ли это, что вы спровоцировали великую войну слопав эти чёртовы чебуреки?

— Эм-м-м-м… А значит?

Фигаро-Два с такой силой впечатал ладонь себе в лицо, что следователю показалось, будто рука сейчас выскочит у его двойника из затылка.

— Вы мне напоминаете Джорджа Паулюса, — простонала его копия. — Был такой колдун… да, кстати, почему «был» — и сейчас здравствует в Большой Оленьей где-то в Сибири, если, конечно, к чертям не спился. В своё время он был неплохим колдуном, и даже однажды спас город от одного не в меру хитрого вампира. Но Паулюс сверх меры любил всякие конспирологические теории, самогонку и писательство. Все его книги — а у него была целая серия под названием «Загадки Прошлого и Настоящего» — были выдержаны, примерно, в таком духе: «… ну, значит, засадили мы с моим другом-лесником по сто пятьдесят, а лесник-то мне и говорит: знаешь, тут неподалёку есть в лесу таинственный монолит. Ходят слухи, что там в стародавние времена какой-то древний культ приносил жертвы тёмным богам. Ого, думаю, а покажи! Ну, накатили мы ещё по двести, и пошли в лес. Гляжу: монолит! Да не монолит — древний дольмен! И не один, а целых четыре! И не просто так стоят, а навроде как стрелой. И указывает эта стрела на север. Я за карту: что у нас тут в четырех милях на север? Лес. Ладно, а в сорока? Город! Вот почти что в сорока милях, один-в-один! Это, думаю, неспроста. Ещё по двести накатили, да и в город поехали. Заночевали в местном кабаке, и за кружечкой пива выяснили у местного дворника, что жил в городе когда-то давным-давно один друид-инкогнито…

Фигаро, наконец, не выдержал, и рассмеялся.

— Ладно, ладно. Допустим, — кивнул он, кашляя сигаретным дымом, — ты в чём-то прав. Но что с того? Почему Демон сделал так, чтобы призвавшие его не могли умереть?

— Да потому что они — вот, в частности, Мерлин — приняли мужественное решение не давать Демону даже те мелочи, которые он у них попросил. Придумали эту историю о том, что когда все требования Демона будут выполнены, то настанет конец света, тем самым обрекая вызванное к жизни из небытия существо на бессмысленное и мучительное существование. Представьте: вас создают на три минуты, чтобы вы подали соль, а потом прячут от вас солонку. В голове у вас нет ничего, кроме втюханного туда при создании желания найти и подать эту чёртову соль, но вот идут часы, года, а вы не можете сделать того, ради чего вас вообще призвали в этот мир. Демон понял, что у него есть два пути: либо подождать, пока Четверо, наконец, не выполнят свои обещания и тем самым не перестанут его мучить, либо грохнуть Четверых самостоятельно. И начал реализовывать оба плана одновременно.

— Иными словами, если бы Квадриптих просто дал Демону то, что он хотел… ну, все эти мелкие, бессмысленные и совершенно безопасные вещи, то…

— То всё давным-давно бы закончилось. Демон бы исчез, а миру не угрожало полное уничтожение, на которое Другой, в конечном счёте, решился, не видя иного выхода.

Фигаро докурил сигарету, раздавил её об стену, сел на пол и обхватил голову руками.

— Святый Эфир и все небесные силы, — простонал следователь, — какой чудовищный, непроходимый, невообразимый идиотизм!

— Да, — Фигаро-Два кивнул и улыбнулся. — Единственное, что я могу сказать в оправдание Артура и компании, так это то, что мир, в общем-то, и состоит из кирпичиков чистейшего и оголтелого идиотизма. Таковы, например, войны. Подумай: тысячи человек вдруг отправляются за тридевять земель убивать совершенно незнакомых им людей, потому что так решил какой-то ханурик в короне. Не проще ли было бы стукнуть его по этой самой короне, посадить на его место кого-нибудь более адекватного, да и жить себе дальше? Или, вот, деньги: зачем фабриканту Тюнгу яхта с позолоченными перилами и хором молодых прелестниц, если люди на его заводах умирают от химических ожогов и наматываются на станочные валы из-за отсутствия элементарной защиты? Ваш мир, Фигаро, пока что невероятно глупое место. Но я верю, что когда-нибудь разум, всё же, победит.

— Почему? — Следователь горько усмехнулся, покачивая головой. Холодный камень начинал неприятно холодить ему зад, но сумятица в башке была куда сильнее и неприятнее. — С чего бы тебе быть настолько уверенным в этом?

— Потому что ты сделал выбор, Фигаро. Ты спустился сюда, в обиталище Демона, и не стал его убивать. Просто приняв решение не жертвовать никем вообще ты прервал бесконечную цепочку насилия и лжи, которая создавала это несчастное существо. Все его создатели, все носители Договора только тем и занимались, что старались стереть Демона с лица земли, тем самым провоцируя его на всё более жёсткие ответы, обучая его уничтожать, решая все вопросы через жестокость и смерть. Отражение в зеркале ведь не может быть ни красивее, ни добрее того, что в нём отражается. И тут ты одним махом перечеркнул то, что Квадриптих выстраивал столетиями: проявил к Демону снисхождение, и показал ему, что это в принципе такое, не став жертвовать ни Артуром, ни Морганой, ни миром, ни самим собой. Минус одно звено — и вся цепочка просто порвалась.

Некоторое время Фигаро пытался осмыслить сказанное. Он встал, отряхнул брюки, закурил новую сигарету, и сказал (голос следователя слегка дрожал):

— И где же теперь Демон?

— Нигде. — Фигаро Номер Два развёл руками. — Обрёл свободу, выскользнув во внезапно открывшуюся щелку возможности, что вы ему предоставили.

— А что будет теперь?

Договор Квадриптиха улыбнулся и чуть наклонил голову.

Теперь он уже не так походил на Фигаро; его лицо чуть вытянулось, скулы стали более острыми, а глаза потемнели. В этих чертах на мгновение мелькнул лик молодого Артура, Морганы, самого следователя, и ещё тысяч и тысяч незнакомых ему лиц, которые, как понял Фигаро, когда-то носили в себе Договор, догадываясь об этом, или нет.

— Теперь будет новый день, — сказало существо, что стояло посреди комнаты, — а завтра, после него, будет ещё один. Миры и дальше полетят по своим орбитам, человеческие судьбы — тоже. Завтра миллиарды людей проснутся и отправятся вершить свои судьбы: бесконечно глупые и неожиданно мудрые, творя зло, или, напротив, пытаясь зло предотвратить. Завтра солнце встанет на востоке для того, чтобы коснуться горизонта на западе, и история не прекратит бег свой, даже если сумма горя и радости в мире в очередной раз сместиться не в сторону радости. Созданные Демоном законы будут существовать, и Договор никуда не денется, а колдуны будут спасать и разрушать, чинить и уничтожать, и, в конечном счёте, когда-нибудь, наконец, поняв, что глупость всё равно остаётся глупостью и пользы от неё, право, никакой, изменят мир так, как хотел, но не смог Квадриптих: изгонит смерть, победит болезни, навсегда покончит с войнами и отправится к звёздам. Может быть, всё будет именно так. А, может, совсем иначе. Будет видно. Но, главное, будет, кому это всё увидеть. Что означает лишь одно: всё только начинается.

Секунду Фигаро размышлял над сказанным, медленно попыхивая сигаретой.

— А я? — спросил он, наконец.

— Ты? Я отправлю тебя назад. Но перед этим ты можешь о чём-нибудь попросить. Маленькое желание как подарок лично от меня, ведь, в конце концов, теперь и я смогу спокойно уснуть на долгие, долгие годы, если, конечно, вы не продолжите донимать меня своими бесконечными вопросами. Только не обольщайтесь, я говорю о маленьком желании. Бессмертным я тебя не сделаю. Хотя могу помочь сбросить с десяток лет.

— Да? — Фигаро с силой провёл руками по взмокшим растрёпанным волосам. — Тогда вот что: перед тем, как отправить меня назад, сотри мне память об этом путешествии. Полностью. Я не хочу помнить вообще ничего, начиная с того момента, когда началось моё путешествие в это место. Причём так, чтобы никто в целом мире, даже Артур со своими приборчиками, не смог бы восстановить мои воспоминания. Это ведь реально сделать?

— Эм-м-м-м… — Договор закашлялся, при этом сильно растеряв изрядную долю своей торжественности. — Эм-м-м… Да, в принципе, я, конечно, могу это сделать. Но, ради всего святого, зачем?

— Потому что получается так, — Фигаро тяжело дышал; на его лице каменной маской застыла упрямая решительность, — что я, вроде как, выходит, хороший человек. Прямо вот весь такой пронизанный совестью ангел в белых ризах. Ишь ты: не сделал выбор между одной дрянью и другой!

— Но это так и есть.

— Да мне плевать. — Фигаро с силой впечатал кулак в камень стены так, что та глухо загудела. — Я не хочу помнить, что я — хороший человек. Потому что все, кто совершенно точно знает это про себя, имеет полный карт-бланш на любую мерзость. Вот захочется мне сделать какую гадость, и начну я сомневаться. А воспоминания тут как тут: да это, мол, и не гадость вовсе! Ты же хороший человек, Фигаро. Добрый. Правильный. Так что давай, валяй. У тебя индульгенция, ты у нас святой. К дьяволу. Вытри это всё из моей башки вот буквально под ноль.

— Будет сделано. — Договор медленно покачал головой. — Ну ты и даёшь, Фигаро. А я думал, меня удивить невозможно. Но нет, у тебя вышло. Да ещё как! Поэтому давай вот что: это желание я выполню просто так. Тем более, оно и сил-то у меня не отнимет от слова совсем. Так что валяй, загадывай что-нибудь ещё.

— Хорошо. — Следователь плотоядно ухмыльнулся. — Будет тебе желание. Слушай.

Договор слушал. Он слушал минут пять, и всё это время его лицо, казалось, вытягивалось всё больше.

— Кто такая тётушка Марта? — Спросил он, наконец. — Та милая дама, у которой вы снимали комнату в Нижнем Тудыме? И что такое «голубцы»?

— — — — — — — — — — — — —

— Так, Фигаро, — Марта Бринн упёрла руки в бока и посмотрела на следователя взглядом жандарма застукавшего на месте преступления взломщика сейфов, — вы сейчас или доедите этот голубец, или я пошла готовить вареники. Я предупредила.

— Но я не могу, — простонал следователь, хватаясь за живот, — в меня просто больше не лезет! Физически, понимаете? Я на первом голубце уже сижу! Я же не бездонная бочка!

— Комиссар Пфуй сказал, что у вас предельная степень нервного истощения, и что вам необходимо усиленное питание. Слышали? Не «желательно», не «было бы неплохо», а не-об-хо-ди-мо! Я же правильно говорю, верно, комиссар?

— Железно, госпожа Бринн. — Комиссар Пфуй расплылся в хищной улыбке. — Точно, как теорема Ферма. Поэтому давай, Фигаро, жри. А то я в тебя сейчас этот голубец затолкаю.

— Вот! Вот! Слышали?! И хватит называть меня «госпожой Бринн»; мой покойный муж, чтоб его черти на вилах крепче вертели, давным-давно в лучших мирах, где я искренне советую ему и оставаться.

— Да за что ж вы так про усопшего-то?

— Пожили бы вы с этим усопшим десять лет, не спрашивали бы… За убийство меньше дают, чем я прожила с Михаилом Бринном, прости Святый Эфир!

Фигаро вздохнул, и с тоской посмотрел в окно.

За окном с низкого серого неба валил пушистый белый снег. Столбик ртутного термометра разградуированного по Цельсию поднялся до минус двух, и на большой утоптанной площадке между ангаром для аэросаней и крыльцом Алистар Метлби и Стефан Целеста играли в снежки. Оба магистра отъявленно жульничали, придавая снежным шарам дополнительное кинетическое ускорение и постоянно подвешивая в воздухе адаптивные щиты, которые сами по себе прыгали к снежкам, принимая на себя удары. Впрочем, колдунам, похоже, было весело.

— Ишь, спелись. — Князь Дикий ухмыльнулся, рассеяно поглаживая зачарованную повязку на голове (ему здорово прилетело куском скалы уже под конец, когда дыра в пространстве внезапно захлопнулась, обрушивая на землю миллионы тонн поднятых в воздух скал, айсбергов и деревьев). — Хороший тандем будем. Оба те ещё черти — глотку друг другу перегрызут. Учёный люд, что поделаешь!

— Я рад, что вы довольны, князь. — В голосе Его Величества, Левой Либеральной Главы Имперского Орла, короля Фунтика слышалось плохо скрываемое раздражение, — но у нас, вообще-то, есть вопросы.

— Это у тебя есть вопросы, — Его Величество, Правая Силовая глава Имперского Орла, король Тузик раздражённо постучал пальцами по столу. — А у меня, чёрт побери, есть вопросы насущные!

На Тузике была неизменная клетчатая пара, в которой Его Величество постоянно фотографировались для прессы, тяжёлые армейские сапоги и шляпа-котелок. Тонкие черты лица короля, казалось, постоянно дрожат от переполнявших его величество чувств, готовые вот-вот треснуть, расколоться и обрушиться на землю праведным всепожирающим огнём.

Фунтик с облегчением вздохнул (правда, тихо-тихо, чтобы никто не услышал). Тузик, конечно, нервничал, но на плаху он, обычно, наоборот, отправлял с выражением каменного спокойствия на лице.

— Вопрос насущный номер раз: куда делся огромный кусок планеты, и какие последствия это будет иметь для нашего небесного тела? Вопрос насущный номер два: что делать с внезапно воскресшим Квадриптихом? И, наконец, вопрос насущный номер три: когда мне, дьявол вас возьми, наконец, принесут мой виски?!

— Ваше Величество, — тётушка Марта сделала почти идеальный книксен, — за то время, пока я здесь, мне ни разу не подали вовремя ничего из еды. Ни-че-го! А один раз вместо оленины принесли вообще чёрт знает что. Какую-то чуть ли не свинину, прости Святый Эфир! А поэтому не будет ли с моей стороны нарушением этикета предложить вам немного моего, домашнего? Клянусь, что за качество отвечаю лично я, и можете меня гильотинировать, если моя наливка причинит вашему организму хоть малейший вред!

— Кхм, — прочистил Тузик горло, — кхм! Не вижу причин сказать «нет», уважаемая. Выпивки от князя я всё равно, похоже, не дождусь.

— Бардак. — Дикий обескураженно развёл руками. — Вы прибыли так быстро и без свиты, а мои люди почти все лечатся от эфирных контузий разной степени тяжести. Я бы предоставил вам кое-что из личных запасов, но, признаться, от одной мысли, что мне придётся подниматься на второй этаж, меня начинает тошнить. Это в первый раз я так крепко получаю по башке; за всю мою карьеру такого ещё ни разу не случалось.

— Пейте-пейте, — парящий в воздухе над письменным столом Артур ухмыльнулся, — у вас же королевская печень. Может нейтрализовать даже ботулотоксины. Сделано на славу!

— Эх, — Тузик меланхолично вздохнул, — вот впаять бы вам сейчас за разглашение гостайны… Двадцать лет лагер-р-р-р-рей!.. Что, не страшно получилось, да?

— Ну, жутковато, — признал Артур-Зигфрид, — но я бы ещё стукнул по столу.

— Лень мне стучать по столам. — Тузик махнул рукой; на лице Его Величества читалась полнейшая безнадёжность. — О, спасибо, госпожа Бринн… Хм, пахнет неплохо. Ну-с…

С этими словами Тузик поднял стопку с ярко-красной жидкостью, коротко поклонился, и одним махом проглотил содержимое.

— Р-р-р-р-рхм!.. Эхм… Пф-ф-ф-ф… Да сколько же тут градусов-то?.. Хотя, надо признать, послевкусие очень недурственное. Это клюква?

— Клюква, клюква, ваше величество. И не какая-нибудь тепличная, а собранная в лесах под Нижним Тудымом. Ну, что скажете?

— Скажу… — Тузик, шумно отдуваясь, промокнул губы платком. — Скажу… А знаете что? Налейте ещё стопку. И я жду ответы на свои вопросы, вообще-то.

— Ну, хорошо, — Артур замахал руками, — будь по-вашему. Постараюсь покороче. Итак, наша планета лишились, где-то одной сотой своей массы. Хуже всего то, что дыра получилась очень глубокой. Это, конечно же, повлияет как на движение литосферных плит, так и вызовет пока ещё не очень понятные, но весьма серьёзные изменения в слоях мантии и, вероятно, в ядре.

— Последствия?

— Землетрясения, ураганы, наводнения, цунами, торнадо… К тому же изъятие такого куска земной массы неизбежно приведёт к изменению скорости вращения нашей планеты, её наклона, орбиты, и это только то, что я могу точно сказать вот так, навскидку.

— Прекрасно. — Тузик налил себе ещё рюмку наливки, залпом выпил, крякнул и закусил шоколадкой, которая, к счастью, обнаружилась у него в кармане. — Нас, выходит, всё равно ждёт конец света. Ну и чего ради тогда была вся эта суета? Позволили бы Демону сожрать планету. Хоть не мучились бы.

— Спокойно, ваше величество, спокойно. Именно поэтому Моргана сейчас в Белой Башне. Старушка внесёт необходимые поправки: стабилизирует геологию, гравитационное поле, немного поиграет с погодой. Обойдёмся малой кровью. Хотя, конечно, донастройку производить придётся ещё не раз.

— И как часто?

— Ну-у-у-у-у, — Артур подёргал себя за бороду, — думаю, примерно, раз в год на протяжении лет, эдак, семидесяти.

-Видал? — Тузик обернулся к Фунтику, и кивнул на Артура через плечо. — Вот это фрукт. «В ближайшие семьдесят лет Квадриптих трогать не моги, а то взорвём планету». И ведь не подкопаешься. Я, по крайней мере, рисковать не хочу. И не буду. А ты?

— Я тоже. — Фунтик аккуратно поправил свои усики-стрелочки, снял тончайшие, сливочного цвета перчатки, и, порывшись в карманах, выудил початую коробку с леденцами, которую протянул Тузику. — Вот, держи. А то мы этот обед будем ждать до новых веников.

— Протестую! — Марта Бринн возмущённо упёрла руки в бока. — Всё будет менее чем через десять минут! Князь дал мне право распоряжаться на кухне, и, уж поверьте, я использую его по полной… Но, прошу прощения, я, наверное, перебила…

— Нет-нет, любезная, ничего страшного. — Тузик, глаза которого уже посоловели, улыбнулся и покачал головой. — Для нас, королей, главное — питание. И вообще: я, когда не покушамши, то нервный становлюсь — жуть просто.

— Да, — Артур хмыкнул, — что поделаешь: за Демоном придётся подметать. Но не переживайте, ваше величество, Квадриптих вовсе не собирается вновь воссесть на своих тронах в Белой Башне. Это попросту не нужно.

— Мерлин Первый отказывается править миром? — Тузик красноречиво приподнял бровь; жест получился почти театральной выразительности.

— Да. — Зигфрид-Медичи надменно задрал нос. — Не для того я создавал королевскую династию, чтобы самостоятельно разгребать авгиевы конюшни политики. Сами этим занимайтесь. Или в отпуск захотели?

— Фунтик, — Их Величество Тузик закатил глаза, — я ему сейчас втащу.

— Как? — Фунтик пожал плечами. — Он же призрак. Лучше плесни наливки и мне тоже, а то жрёшь в одно горло.

— К тому же, — уже более миролюбиво продолжил Мерлин, — Квадриптих, фактически, распался в очередной раз. Альхазред удалился к милым его сердцу некротам и Божествам Внешних Сфер, Хаттаб уехал, оставив записку, что его работа выполнена, и что он, конечно, был рад всех повидать, но сидеть на одном месте ему, видите ли, слишком тоскливо, Моргана хочет работать с магистром Метлби в каком-то проекте князя, ну а я, как уже было сказано, возвращаться в политику не собираюсь. Хватит, направился уже. Хотел бы — вернул бы себе трон лет триста назад. И хрен бы меня кто остановил.

— Тогда чем же Мерлин Первый будет заниматься? — Фунтик закинул ногу за ногу, и, закурив, впился взглядом в старого колдуна. — Бродить по миру? Строить какой-нибудь приборчик Судного Дня? Выращивать брюкву?

— В первую очередь, Мерлин Первый придумает, как ему вернуть себе физическое тело. Я думал, что смогу привыкнуть к отсутствию вкусов, запахов, возможности есть и пить, но… Нет. Мне нужен этот тёплый мешок с кровью и костями, причём, желательно, молодой и здоровый. А дальше уже будем думать. Заскучать я точно не заскучаю, поверьте.

Короли переглянулись.

— Ну, хорошо, а как же Серый Орден, ОСП, Инквизиция? От какой легенды нам отталкиваться, чтобы внятно объяснить то, что здесь произошло?

— О, — Артур легкомысленно махнул рукой, — ну это же сущие пустяки! Слушайте: во-первых, в таких ситуациях лучше всего вообще никому и ничего не объяснять. Чем больше будет тайных перешёптываний, вымаранных строк в документах и загадочных лиц, тем лучше. Во-вторых…

Фигаро вздохнул, сыто икнул, и внезапно понял, что у него появились силы для того, чтобы справиться с последним голубцом на тарелке, что следователь незамедлительно и сделал.

Уютно гудел тёплый воздух за чугуном стенных решёток, поскрипывали половицы, лениво подёргивались на слабом ветру ставни. Даже огромная люстра, затянутая в вычурный бархатный абажур с золотыми кисточками, казалось, издаёт слабый звук: едва заметное крахмальное похрустывание.

Следователя, наконец, переселили из его комнаты с ужасными неевклидовыми видами за окном на второй этаж, в самую обычную комнатушку где, судя по скопившемуся количеству пыли, никто не жил лет, эдак, пять, если не дольше. Комнатка являла собой предельную квинтэссенцию мещанства: яркие безвкусные ковры на полу, яркие безвкусные обои на стенах, две батареи фарфоровых котят на полках, целый пантеон графинов и графинчиков в виде стоявших на хвостах фарфоровых рыб в застеклённом шкафу (рот каждой рыбины был заткнут огромной золотой пробкой-шаром), пузатые амурчики на каминной полке, пёстрые ширмочки — создавалось впечатление, что Фигаро снова оказался в комнате своей бывшей жены. Зато кровать здесь была монументальная: широкая и совершенно не скрипучая, а матрац… Следователю казалось, что он лежит на маленьком белом облачке. За кровать он был готов простить комнате даже фарфоровых котят.

Вечерело; снег за окнами повалил ещё сильнее, а столбик ртути в термометре, словно нехотя, опустился на пару градусов вниз. Во дворе включились яркие оранжевые фонари — у князя даже двор освещался электричеством, и Фигаро засмотрелся на мелькающие в свете фонарей снежинки. Было в их полёте что-то гипнотическое, что-то успокаивающее; следователю вспомнилось, как он, сидя в своей комнатке в Нижнем Тудыме точно так же смотрел на снег, пролетающий в свете габаритных фонарей снующих мимо окна повозок.

«Снег и свет, — подумал он, — снежинки и лампочки. Почему-то это всегда самое уютное сочетание из всех, что вообще бывают. Это ведь и новогодние праздники, и рождественские фейерверки, и просто мелькающие в окне кареты снежинки, а в карете тело и сухо, потрескивает маленькая печка, на которой греется чай в жестянке, а ехать ещё долго, но это ведь не беда, правда? Кто и куда спешит? Уж точно не сегодня и не сейчас…»

Двери в комнату распахнулись, и в неё с весёлым гиканьем влетели черти.

Точнее, чёртики: маленькие, зелёненькие, с ажурными крылышками, как у летучих мышей, аккуратными острыми рожками и мефистофелевскими бородками-клинышками. Квазиты, одни из самых мелких демоноидов. У любого уважающего себя магистра есть в услужении пара десятков таких, если он, конечно, не хочет сам искать свои тапки под диваном или лично вычищать лоток за кошкой.

Но эти конкретные квазиты были в белых фартуках и маленьких поварских колпаках. Более того: они, пыхтя, тащили в лапках накрытые крышками серебряные подносы, а четверо, изо всех сил молотя крылышками, толкали перед собой большую блестевшую хромом тележку.

— Это ещё что за чёрт? — Тузик только качал головой, глядя как квазиты раскладывают тележку в маленький столик, накрывают её скатертью, расставляют подносы и раскладывают столовые приборы. — Вернее, что это ещё за черти?

— А это мне князь выделил в помощь. — В комнату вошла тётушка Марта, аккуратно балансируя подносом, где стояло четыре бутылки, в которых булькала жидкость разного цвета. — Очень расторопные малые, я вам скажу! Никогда не видела настолько приветливых и услужливых чертей, но бес с ней, с услужливостью; они ж умные — страсть! Убавить огонь, добавить вовремя соль, почистить морковку — красота! Мне бы таких с пару десятков, я бы свою ресторацию открыла.

— А это мысль! — Князь расхохотался. — Да, мои малыши смышлёные, спору нет, ну так и выучка у них железная! Они, стервецы, знают, что, коли чего не так, я ужо их так ужучу, что только рога по закоулкам! Ну а если всё ладно, то и я ладный. Да и потом: стращаю я нечисть. Видать, чуют, что раньше инквизитором был, ах-ха-ха-ха-ха!.. А насчёт ресторации это, госпожа Бринн, идея на миллион империалов. Почему нет? Откроемся в Столице, выцыганим, вот, у Их Величеств все нужные бумаги, и будет у нас первый ресторан … э-э-э… Другого типа, во!

— Почему нет? — Тётушка Марта ловко водрузила поднос на стол, и аккуратно вытерла руки белоснежным полотенцем. — Только не в Столице, а в Нижнем Тудыме. У нас ведь королевская программа какая? Провинцию продвигать и развивать. Вот будем. И развивать, и двигать, понимаешь. Пусть из Столицы сами к нам ездят. Так, глядишь, и железную дорогу, наконец, прямо до города дотащат… Да вы не стесняйтесь, господа, не стесняйтесь!

С этими словами Марта Бринн хлопнула в ладоши, и квазиты, точно ожидая этого знака, сорвали с подносов крышки.

Чего там только не было.

Голубцы, галушки в золотистой луковой зажарке и сметане, тушёная оленина, колбаса — только что из духовки — гора золотого плова, что пах так остро и аппетитно, что кружилась голова, котлеты, биточки, уха из молодой осетрины, тарелки с молодым зелёным луком, маринованный чеснок, свежевыпеченный хлеб — некоторые блюда не мог идентифицировать даже Фигаро, а это дорогого стоило.

— Ого. — Фунтик ошеломлённо хлопал ресницами. — Ого. Я, конечно, кланяюсь хозяйке в пояс, но хочу напомнить, что нас тут, всё же, шестеро. Или даже пятеро, поскольку вас, господин Мерлин, я не считаю.

— Это пока, это, мой друг пока… — прошептал Артур, потирая руки. — Я себе ещё забацаю тело. Ух и тело будет! Лучше, чем в молодости.

— А я поддерживаю! — рявкнул Тузик, потирая ладони. — Хозяйке моё троекратное ура, а вы, мой друг, — повернулся он к Фунтику, — запомните уже, наконец, что еды много не бывает. И пусть лучше останется… Ты смотри: черти! Ну, квазиты эти мелкие. Это что, выходит, и мне можно передать командование над такими, а, князь?

— Да хоть кому. Но понадобится амулетик-контроллер. Они не опасные, но работать шибко не любят, вот и приходится учить их уму-разуму. Оформите заказ, я вам пришлю таких. В коробочке с лентой.

— А вот возьму, и оформлю. Прост!

Выпили, закусили. Замелькали ножи, зазвенел хрусталь, и как же чудесно пошло время! Выпрямилось, расправило старые кости, откашлялось, да и пошло, пошло, заскрипело в пыльных часах, загудело в камине весёлыми огоньками, завыло за окнами надвигающейся снежной бурей, забулькало в стекле, продрало горло. Вечер, огонь в очаге, свечи в канделябрах, и плывёт сигаретный дым, и вяжется неспешно разговор, и становится всё неспешнее по мере того, как исчезает еда с тарелок…

— Так, значит, — Тузик промокнул губы салфеткой, — наш герой ни черта не помнит? А это точно? Я знаю, что если память отшибает, так разные способы есть. Ну, дыба, там, горячие клещи, гипнозы всякие…

— Не-а, — Артур со вздохом помотал головой, — не поможет. Я Фигаро башку просветил такими приборчиками, до которых наука в наших краях ещё не скоро додумается. Пусто там, как горшке. Такое впечатление, что цепочки памяти с того момента, как наш герой отправился через дыру к Демону просто не формировались. Ну, то есть, не какая-то защитная реакция психики, а просто как если бы он вообще нигде не был.

— Так, может, и не был? — Тузик недоверчиво покачал головой.

— Был. — Артур вздохнул. — И явно что-то там сделал. Потому что двери в мир Демона захлопнулись, а провал в небе, куда понемногу засасывало планету, исчез точно в этот же момент. И ещё мои приборы — ну, те, которые я дал Фигаро в дорогу. Оружие. Оно, к сожалению, не вело запись, об этом я, старый дурак, не подумал. Но некоторые заклятья имеют точные таймеры — это крайне важно для самонастройки. Нашего бравого следователя не было около сорока часов — в его системе отсчёта, разумеется. Где-то он таки был, и что-то там такое сделал, что Демону внезапно наступил каюк; тут я могу вам дать стопроцентную гарантию. При этом прошу заметить, ни одно из моих устройств использовано не было. Получается, Фигаро вломил Демону буквально голыми руками. Так что я бы на вашем месте, ваше величество, нашего героя не нервировал. А то мало ли.

— А Фигаро не может быть Демоном? Ну, может, он теперь того… одержимый?

— Наливкой он одержим, — махнул рукой Артур. — И настойкой на вишне. Я, к вашему сведенью, не идиот. Я проверил всё, что было возможно, и даже сверх того. Понятное дело, что настолько сильное Другое существо, как Демон легко могло бы скрыться от любых методов обнаружения, но… — Зигфрид-Медичи сделал красноречивый жест рукой, — бах! Нет никакого Демона. Это я вам как носитель Договора говорю… Странно это, — добавил он немного погодя. — Очень странно. Словно ты много-много лет прожил с огромной дырой в груди, и тут эта дыра просто взяла, и исчезла. Даже не знаю, как теперь быть. Скучать-то я по ней точно не буду, но всё же…

— Фигаро, наверное, очень сильно переживает, — Фунтик осторожно подвинул к себе большую хрустальную пепельницу. — Ну, он ведь потерял изрядный кусок памяти, забыл, возможно, о главном бое в своей жизни…

— Да, — с каменным лицом произнёс Артур, наблюдая, как Фигаро, чавкая, поглощает форшмак прямо из розетки. — Переживает. Очень. Ночами не спит.

— Кстати, о Фигаро. — Тузик от души умастил кусок оленины зеленью, и принялся резать огромную луковицу. — Как бы там ни было, но он, выходит, нас всех спас? Так?

— Ну, — Следователь едва не подавился форшмаком, — я не уверен, можно ли так ставить вопрос, ваше величество. — К тому же, если бы не отряды спецслужб, что сдерживали прорыв Демона…

— Тут он прав, — вмешался Артур, — если бы не наша доблестная Инквизиция, ОСП и Серый Орден, а также помощь других рядовых и не очень колдунов, прорыв добрался бы куда дальше. Не могу сказать наверняка, но Нулевого Километра точно больше бы не существовало. А, стало быть, и Квадриптиха, из чего прямо следует то, что спасать землю поправляя настройки Белой Башни сейчас было бы уже некому. Так что вашим ребятам честь и хвала, и я надеюсь, награды будут выданы каждому.

— Награды мы вручим. — Тузик, не отрываясь, смотрел на Фигаро.

Следователю казалось, что эти глаза постепенно забивают его в кровать, точно молоток — гвоздь. Но неожиданно взгляд Правой Главы Имперского Орла потеплел.

— Однако сейчас я хотел бы поговорить конкретно о старшем следователе Департамента Других Дел Александре Фигаро. Как думаешь, Фунтик? Деньги и повышение?

— Ну разумеется.

— В деньгах вы, сударь, особо не нуждаетесь. — Тузик усмехнулся. — Уж я-то в курсе. Теперь перестанете нуждаться вовсе. Золото, возможно, и не приносит счастья. Но плакать в подушку на личном дирижабле однозначно лучше, чем в клоповнике с комнатами по серебряку в месяц. И не вздумайте со мной спорить. Удавлю.

— Я и не думал, ваше величество. — Следователь содрогнулся. — Святый Эфир упаси.

— Вот и правильно. — Тузик погрозил Фигаро вилкой, на которой красовался великолепный блестящий трюфель. — Теперь о повышении: вы повышены. Все бумаги оформим в течение месяца, пока вы будете наслаждаться законным оплачиваемым отпуском по личному распоряжению директора Департамента.

— Эм-м-м-м… — Фигаро напряг голову, но это, к сожалению, мало помогло. — Я бесконечно благодарен, ваше величество, но всё равно не могу понять, о каком повышении идёт речь. В Департаменте я прохожу как агент, работающий в поле. Выше старшего следователя по этому направлению должности нет. А если вы собираетесь отправить меня в столичную контору перебирать бумажки, то можете прямо сейчас выписывать мне высшую меру, потому что я отказываюсь.

— Ишь, какой! — Тузик удовлетворённо кивнул, и отправил в рот трюфель. — Фузик, а фы не софрал. Муфык боефой!

— А то. — Фунтик едва заметно улыбнулся. — Но вы не правы, Фигаро. Точнее, вы немного запутались в перипетиях должностных лестниц. Существует должность агента по работе в поле куда выше, чем старший следователь. Просто она прописана не в штатном расписании Департамента, а в Специальном Своде.

— Эм-м-м-м… — У следователя глаза полезли на лоб. — Вы имеете в виду… кгхм! Вы имеете в виду агента первой категории?

— Именно.

В комнате повисла гробовая тишина, нарушаемая только мерным тиканьем часов. Затем Марта Бринн жалобным голосом спросила:

— Фигаро, это плохо? Это как вообще? Это что?

— Это… — Фигаро, наконец, проглотил вставший поперёк горла форшмак. — Это не то чтобы плохо. Но это слишком… слишком… Короче, у меня не хватит квалификации. Агентами первой категории становятся магистры, особо заслуженные колдуны с выслугой в ОСП, инквизиторы на пенсии…

— Вы, Фигаро, видимо, мало что знаете, о том, кто становится агентами. — Тузик благожелательно усмехнулся. — И какие задания им поручают. И это правильно — на то они и специальные… Вы пройдёте необходимую подготовку, а после вступите в должность. Для всех, кто не в курсе, вы останетесь простым следователем ДДД, что ночами гоняет домовых и выкуривает из шкафа Бук, но… А, что я вам сейчас буду рассказывать! Сами всё узнаете, сами всё поймёте. Прост!

— Прост… — Фигаро дрожащей рукой поднёс ко рту рюмку и выпил наливку как воду, не закусывая. — Но. Однако. Агент Их Величеств. Надо же.

— А, и ещё. Вы спасли дражайшую супругу Фунтика от сумасшествия, индуцируемого Чёрным Менестрелем, его самого от постоянных ночных кошмаров, а под завязку ещё и мир от Другого существа с которым веками не мог совладать Квадриптих. Так что если я ещё раз хоть что-либо услышу о везении, недостатке квалификации, или чём-то подобном…

— О! — Артур поднял палец, — о! Так его! Так! У меня не вышло, так может быть, хоть в Особом Отделе вас научат верить в себя! Ну в самом деле, Фигаро, нельзя же быть таким рохлей.

— Можно, — торжественно произнёс следователь, — возвращаясь к розетке с форшмаком. — И, кстати, сами вы рохля. А ещё редкой масти зануда и неврастеник. Как меня в специальные агенты, так это пожалуйста. А как сами вернуться на трон и мудро править миром, так сразу «я в домике!». Угу, угу. Узнаю Мерлина Великого.

Смех грохнул так, что фарфоровые котята на полках жалобно зазвенели.

Хохотал, морщась, и держась за головную повязку князь Дикий, стуча по полу своей золотой тростью.

Звонко хихикала, вежливо прикрывая рот рукой Марта Бринн, мелко стуча по полу каблучком.

Ржали как кони Их Величества, хлопая друг друга по плечам, точно два мальчишки, только что услышавшие свежий анекдот.

Артур надулся, покраснел, точно спелый помидор, стиснул руки в кулаки… и внезапно тоже расхохотался — звонким и молодым смехом, запрокинув голову и держась за бока.

— Ай да Фигаро, ай да сукин сын! — отсмеявшись, Зигфрид-Медичи вытянул вперёд правую руку и поднял большой палец вверх. — Во! Так держать! Я говорил, что сделаю из вас колдуна? Говорил? Так вот: колдуна, может, и не сделаю. А вот Агента Их Величеств — запросто. У вас все задатки. Уж вы мне поверьте, у меня на кадры нюх.

Следователь усмехнулся, достал сигарету, прикурил — не колдовством, а от обычной старой зажигалки, выпустил в потолок облачко дыма, и, откинувшись на подушки, посмотрел в окно.

За окном уже вовсю валил снег, но буря, похоже, сегодня не собиралась трепать старый дом; лишь тихонько подвывал ветер, играя ставнями, покачивались, обрастая снежными шапками уличные фонари, да стучала калитка, которую кто-то, как всегда, забыл запереть — от кого? Да и зачем это здесь, на самом краю света?

«Хорошо, что всё так закончилось, — думал Фигаро, — все живы, все более-менее целы, и жизнь продолжается, и мне тепло, хорошо, и не надо больше содрогаться в холодном ужасе, думая о завтрашнем дне… Хотя погоди минутку: ничего ведь не закончилось. Вернее, закончилась эта история, но любой конец, как любит говорить Артур, это всего лишь начало чего-то ещё более интересного… Хорошо ему, он любит всякое интересное. А всякое интересное, похоже, любит меня. Ну и шут с ним, я не в претензии. Наверное, стоило бы сейчас подумать что-то торжественно-печальное, эдакое, чтобы стало и грустно и весело одновременно, но… Не хочу. Не люблю всяческого рода точки, прощания, концы и финальные монологи. Дом стоит, свет горит, и пусть всё так и будет. И пусть будет завтра. За это и выпьем»

И они выпили, а потом ещё, и Тузик рассказал анекдот, и Фунтик рассказал историю про весёлую вдову, и Артур рассказал историю про дракона, а потом Фигаро, потрясая пальцем, заплетающимся языком рассказал историю про кикимору, и все решили, что он врёт, но князь, вспомнив похожую историю, вступился за следователя, и рассказал её, а потом ещё одну, и до самого утра в доме на краю мира было весело, и горел в окне второго этажа яркий свет.

…Я, увы, не герой

Я росточком не вышел

Не вмещает плюгавых героев роман

Может быть, кто-нибудь

И такое напишет

Ну а мне дайте трубку

И мягкий диван

Не стесняйтесь внезапных и поздних визитов

Заходите ко мне просто так поболтать

Вы не падайте духом, господин инквизитор

И не важно, что завтра нам рано вставать

Мне б погуще уху, да в камине полено

Я сражусь со стаканом не дрогнув рукой

А героев боюсь, ведь от них все проблемы

Я сильнее боюсь только ростовщиков

Я не суперагент — не хватает сноровки

Не творю чудеса (разве только чуток)

Я ножом с открывашкой орудую ловко

Гений сыска — найду свой пропавший носок

Я не ведаю истин, девиз мой — «наверно»

Не калечил драконов, девиц не спасал

Вы не злитесь, король — гражданин я примерный

Закрываю налоги как раз под квартал

Я, возможно, чудак и немножко мечтатель

И бываю, увы, недостаточно смел

Не ворчите, прошу, мой любезный читатель

За пяток несуразиц и лишний пробел

И пока расставаться пора не настала

Не погасла свеча и не выставлен счёт

Так скажу: не люблю я красивых финалов

Пусть закончилась книга — напишем ещё

2024.05.18.

КОНЕЦ