Следователь, Демон и Колдун

Старые знакомые

Лифт, медленно ползущий вверх вдоль серой каменной стены, представлял собой большую железную клетку, по углам которой горели висящие на крюках газовые фонари. Такая иллюминация, как пояснил Пьеро, была необходима, в основном, потому, что лифт проезжал мимо нескольких рельсовых путей: «…коли ребята на дрезинах будут негабаритный груз вести, так и вообще кабину снести могут, с них станется!»

И верно: лифт поднимался как бы внутри узкого жёлоба выдолбленного в каменной породе, из которой состояла серая стена. Вокруг змеились протянувшиеся по эстакадам рельсы (эстакады казались головокружительно хрупкими; Фигаро, например, ни за что бы не полез ни в одну из дрезин, бегающих по ним), тянулись тросы грузовых платформ — по ним опускали вниз руду — гудели электрические трансформаторы на стальных насестах, сваренных из вбитых в скалу швеллерных балок, в общем, бурлила своя, особая местная жизнь. Это одновременно успокаивало и нервировало следователя: с одной стороны, было приятно видеть здесь, в такой глуши живых людей, с другой, сам по себе анклав человечества в такой глуши выглядел жутковато; за всей этой рабочей суетой чувствовалась какая-то ирреальность, отрезанность от мира, точно Фигаро несколько дней блуждал в тайге и в итоге вышел на ярмарку, устроенную кем-то на просеке посреди дикого бурелома.

«А вот как дрыхну я на самом деле в гнезде у баюна, а это всё мне чудится? Вот это будет номер!»

Но нет, вокруг была самая что ни на есть реальная реальность, просто привыкнуть к ней было сложно: форпост цивилизации на краю мира. Люди вокруг шутили, смеялись и просто занимались своими повседневными делами, но, с другой стороны, чем они ещё могли заниматься? Со скорбными лицами стоять с факелами, хмуро вглядываясь в заснеженную пустоту, из которой в любой момент могла явиться гибель? О нет, люди так не живут. Фигаро вспомнил, как во время войны его гарнизон останавливался в какой-то полуразбомбленной деревушке; плотно занавесив окна, они наскоро перекусили консервами и собрались, было, спать, как тут в дверь постучали. Там, среди дотлевающих полей и канав, забитых раздувшимися от жары трупами это мог быть только вурдалак, ну, или, на худой конец, Слоняющееся Пугало. Но когда дверь открыли (Фигаро уже приготовился метнуть шаровую молнию) на пороге оказался худой как щепка крестьянин, увидевший «солдатиков» и явившийся посреди ночи выменять у служивых табаку на бутыль самогону.

Табаку ночному гостю отсыпали просто так (не потому, что не хотелось выпить, а потому, что за перегар с утра могли выписать плетей), а Фигаро — тогда ещё связист — только качал головой, удивляясь природе человеческой: вокруг ад на земле, а человек думает, как бы покурить!

«Ты излишне драматизируешь. С этими лесами у местных не война. Элементали — да, но мы тут, как бы, именно за этим. Мы решим проблемы шахтёров, Сандерс с Диким решат нашу проблему, и всё будет очень хорошо. И хватит пока об этом думать. Только портишь сам себе настроение»

Железная клетка вздрогнула; лязгнули клинья-блокировщики. Лифт, наконец, приехал.

Дверь открылась. Фигаро сделал шаг вперёд… и задушено ахнул, поражённый увиденным.

Стена, вдоль которой они сюда поднялись на лифте, оказалась краем огромной, идеально круглой воронки, и теперь эта воронка открылась им во всей своей красе: невероятных размеров вмятина в теле земли.

Они стояли на её закраине — каменном гребне высотой, по меньшей мере, в половину мили, а дальше следовал крутой обрыв, переходящий в гладкую чашу, по дну которой весело сновали паровые дрезины с вагонетками, буровые комбайны, автоматоны и, конечно же, шахтёры, казавшиеся с такой высоты муравьями в миниатюрных жёлтых касках. Дно воронки было продырявлено десятками, а то и сотнями шахт, вытяжных отверстий, над которыми лениво вращались лопасти вентиляторов, наклонных тоннелей, откуда выезжали тягачи и грузовые платформы, и ещё Эфир весть чем. Там, внизу, раскинулся настоящий шахтёрский город, и этот город дымил, коптил, шумел, а иногда и ощутимо встряхивал скалу под ногами: похоже, внизу, в шахтах, производили контролируемые взрывы. Иногда из труб с резким шипением вырывался пар, и тогда казалось, что на дне воронки сыто посапывает титанический железный дракон, погружённый в колдовской сон.

— Красивый туман, верно? — Пьеро указал пальцем на ленты сизого смога, стелящегося по дну воронки. — Но дышать им без специальных масок не советую. Слишком много мелких частиц: сажа, киноварная пыль и ещё около сотни наименований. Мы тут берём золото, серебро, бокситы, медь — всего и не перечислишь. Это настоящая сокровищница, обеспечивающая рудой почти сотню заводов там, на Большой Хляби. — Механик махнул рукой куда-то через плечо. — Хотя туда, вниз, я вас всё равно не пущу без специального разрешения.

— Какой-то лунный кратер. — Френн, присвистнув, покачал головой. — Ну и громадина… Вот где бы я такое увидел в Нижнем Тудыме?

— А, Нижний Тудым! У меня там тётка. Торгует цветами и гадает на картах — кстати, говорят, неплохо гадает… И вы, дражайший инквизитор, совершенно правы, совершенно! Кальдера — низменность ударного происхождения. Примерно миллион лет назад сюда упал крупный метеорит, чем, кстати, объясняется такое изобилие редкоземельных металлов в здешних породах.

— Метеорит? Но почему…

— Почему дыра такая неглубокая и похожа на блюдце? Одна из теорий такова: рухнувшее сюда небесное тело имело большую массу, но крайне невысокую плотность. Поэтому, едва ударившись об землю, метеорит взорвался. При этом большая его часть просто испарилась. Должно быть, зрелище было феерическое: лес пылает на мили вокруг, земля трясётся, в небе чёрные тучи дыма и ядовитых газов… Но это было давно, и сейчас шахтёрские картели, как видите, облюбовали это место прочно и надёжно. Ох, какие же тут в своё время шли войны между шахтёрами! Вы и представить себе не можете! Без смертоубийства, конечно, — у нас такое не принято. Но шахты друг дружке заливали, подрывали технику, портили инструмент, фу! Лет двадцать назад только угомонились, когда случилось нашествие Дохловолков… Если коротко: местные волки начали внезапно дохнуть от какой-то болячки, а потом воскресать, и нападать на всех, кого видят. Хлябь-с, что поделать… Волков извели, но с тех пор шахтёры поняли, что дружить оно выгоднее, нежели кулаками друг дружку мутузить. Особенно, господа, выгодно дружить вместе против кого-нибудь, ха-ха-ха!

Но Фигаро уже не обращал внимания на Кальдеру; взгляд следователя был устремлён дальше, в сторону горизонта, тонкую линию которого кривила ужасающая громада одинокой горы. Горы, чью вершину разорвала на две похожие на рога половины некая дикая сила, гору, на фоне которой все другие горы казались просто разбросанными вокруг камешками.

— А, господин следователь, вижу, куда смотрите! — Старший механик довольно захихикал, похлопывая руками в перчатках по своим квадратным бокам. — Рогатая гора. Сокровищница, на фоне которой меркнет даже Кальдера. Прекрасная и недоступная дама моего сердца! Между этих двух каменных «рогов» золото, говорят, валяется просто на снегу: самородки вперемешку с негранёными алмазами… Чушь, разумеется. Но геологическая разведка недвусмысленно показала: кто из шахтёрских кланов будет владеть Рогатой горой, тот будет владеть Хлябью.

— Вот как? И почему же эта громадина до сих пор не раскопана? — Удивился Френн.

— Расстояние — раз. — Пьеро принялся загибать пальцы. — Твари, что живут в местных лесах — два. Тут вам, как говорится, не здесь; там, у Рогатой, видели даже Бормочущую Мглу. Постоянные бури — три. Погода там — отдельная история, и это, господа, история ужасов! Твёрдые как алмаз горные породы — четыре!.. В общем, за Рогатую гору если и браться, то с умом, хорошенько подготовившись и тщательно всё обдумав. Ну, ничего, наши колдуны в Белом логе обязательно что-нибудь сообразят… ох, простите, господин инквизитор! Я имею в виду…

— Спокойно, уважаемый Пьеро, — вздохнул Френн, похлопав побледневшего механика по плечу (Пьеро, сообразивший, что сболтнул лишнего, от этого жеста старшего инквизитора едва не потерял сознание от ужаса), — я уже имел удовольствие познакомиться с этими вашими колдунами. И уже в курсе, что они всем помогают и вообще мировые парни, да, да. — Инквизитор вздохнул. — И вообще я тут не как официальное лицо, поэтому заканчивайте трястись. Вот, к примеру, Фигаро… Фигаро? Вы что там такого увидели?

А следователь всё не отрывал взгляд от горы, невероятной, непостижимой горы, чья расколотая вершина прорывала облака. Сияло солнце, но у подножья Рогатой собирались тучи — тяжелые, серые, словно гора, не желая показываться людям на глаза, решила запахнуться в тёмный плащ из волчьей шерсти. От горы веяло чем-то таким, что у Фигаро затряслись поджилки, и… пальцы? Ну да, конечно, пальцы. Знакомый, слишком знакомый холодок, точнее, обжигающий холод, пульсировавший в такт ударам сердца — там что-то было, на этой горе, что-то древнее, чуждое, но… знакомое? Да, знакомое, хотя знакомиться с этим «чем-то» ещё ближе следователю не хотелось. Если Белая вершина скрывала тайну, то Рогатая гора дышала силой, и сила эта была недоброй. И ещё — Фигаро уже научился понимать смысл этой холодной дрожи в пальцах, отзвука Договора Квадриптиха — чем бы эта сила ни была, она имела прямое отношение к той черноте, за которой они сейчас охотились, и которая, в свою очередь, охотилась на них.

Демон был здесь, но когда? Давно? Недавно? Спал там сейчас, среди трещин и каменных разломов в какой-нибудь смрадной норе? Чушь: Демон выдворен из этого мира — по крайней мере, на время. Но след этой твари, что-то, имеющее непосредственное к ней отношение, было там, между каменными «рогами», и игнорировать голос Договора было глупо.

«Тут ведь вот в чём дело: глупо, не глупо — вопрос так даже не стоит, — раздался в голове у следователя знакомый голос. — Вам всё равно придётся переться туда. Хотя бы за информацией. Корень проблемы в том, что вы — даже Мерлин — понятия не имеете, что именно вам противостоит. Старик называет нависшую над миром тень «Демоном», но на самом деле никто не знает, что это. Этого даже Квадриптих не смог выяснить в своё время. Поэтому-то Артур и не противится этой безумной идее: найти Луи де Фрикассо. Просто у вас не осталось альтернатив»

«Заткнись, — беззлобно отозвался Фигаро, — или помоги. А нотации читать мне не надо. Я следователь ДДД. Моё дело — домовым мозги вправлять, а не гоняться за всякой древней чушью, что грозится уничтожить мир. Я плохо плаваю, медленно бегаю, не очень хорошо стреляю, и до магистра Других наук мне, скажем так, далеко. И я, откровенно говоря, вообще не понимаю, что я здесь делаю. На моём месте должен быть комиссар Пфуй или Стефан Целеста. Так что, будь любезен, не капай на мозги. И без тебя тошно»

Голос в голове усмехнулся, и опять исчез — уснул? Ушёл? Бес его знает.

Фигаро обернулся к Френну и сказал:

— Идёмте, господин инквизитор. А то у господина следователя задница замёрзла. Не будем заставлять командира «Дубин» ждать.

Если бы командир отряда Белой Гвардии «Шипастые Дубины» Анна Гром была мужчиной, то следователь хотя бы приблизительно мог бы представить, чего им ожидать: злой, сухой, поджарый мужик с лицом как… ну, вот, к примеру, как у магистра Целесты. Белый камзол, белые сапоги — все в Гвардии носили только этот цвет — шпага без ножен, трубка. И шляпа. Обязательно шляпа: загнутые кверху поля, медная пряжка, белая лента, за которой по старой солдатской примете торчит сломанная спичка, или ржавый гвоздь. Или, например, так: огромный как бык головолом с квадратной челюстью и грустными глазами; эдакий вечно печальный Голиаф, способный ударом кулака убить на месте медведя, но виртуозно играющий на рояле… Эх, подумал Фигаро, ну и образ — хоть сейчас в какой-нибудь детектив для девиц. Приправить драконами, красавицами пубертатного возраста, кровавым договором с кем-нибудь из Могуществ, парочка убийств, внезапное осознание, что Главная Героиня — Великая-Колдунья-Что-До-Сих-Пор-Не-Осознавала-Своих-Сил, эпизод с помирающим в лапах чудовища силачом-пианистом, и, конечно же, чудесное спасение. «Даже я такое напишу, — подумал он. — Вот только во время писанины меня будет постоянно тошнить, так что придётся ставить под стол ведро»

Но Анна была дамой. И Фигаро совершенно не представлял, чего от неё можно ожидать.

С женщинами у следователя было не то чтобы совсем уж плохо. Обладая фигурой не столько Аполлона, сколько Купидона, он, тем не менее, умел трепать языком без умолку, мог рассмешить собеседника и вообще зачастую был душой компании (если, конечно, не хандрил, что с ним тоже частенько случалось, особенно если Фигаро не удавалось плотно позавтракать). Поэтому в Академии следователь хоть и не был первым парнем, всё же, получал свою долю дамского внимания. Он даже был женат, хотя и не назвал бы это удачным опытом — скорее, интересным.

Вот только Анна Гром…

На вид ей было около тридцати. Светлые волосы до плеч, отдельные пряди которых были тщательно выкрашены в рыжий цвет (следователь впервые видел, чтобы натуральная блондинка красилась в рыжий, да ещё и частично), причём красилась Анна явно не хной, а дорогим алхимическим тоником. Тонкие губы, аккуратный носик, который командир «Шипастых Дубин» тщательно припудривала, высокий лоб и глубокие зелёные, как у Мерлина, глаза. Красивая? Да, пожалуй, несмотря на широковатые скулы и почти бесцветные брови. Лицо Анны Гром казалось сжатым кулаком; под тонкой светлой кожей постоянно натягивались мышцы, словно она всё время кусала зажатую в зубах папиросу. Хотя курила Анна трубку: очень длинный чубук и маленькая позолоченная чаша; во внешнем виде трубки было что-то восточное, но дымила командир не гашишем, а обычным «Периком».

С белым камзолом Фигаро угадал, да и белые кожаные сапожки были на месте. А вот шпаги не было; вместо неё на бедре Анны Гром болталась невероятных размеров кобура. Следователю даже представить было страшно, что за ствол в ней покоится; наружу торчала только красивая перламутровая рукоятка (похоже, это, всё же, был револьвер очень крупного калибра). Две нашивки на рукаве: снежинка — отметина Белой Гвардии, и, чуть пониже, каплевидный щит с палкой, в которую были забиты гвозди (похоже, это и была та самая пресловутая шипастая дубина, от которой пошло название отряда, и, конечно же, у этой дубины, наверняка, была своя презабавная история).

— Добрый день. — Голос у командира «Шипастых Дубин» был мягкий, с плохо скрываемыми менторскими нотками; так говорят учителя младших классов и профессора Академии. — Господин Фигаро. — Последовало короткое движение подбородка вниз, долженствующее, очевидно, означать поклон. — Господин Френн. — Жест повторился. — Очень приятно видеть в наших краях представителей закона. Этого добра у нас мало. — Анна не стала уточнять, какого именно добра: закона или его представителей. — У вас десять минут. Не сочтите за грубость, но у нас тут полный бардак. Да вы и сами, наверное, знаете. Мы тут, можно сказать, в оккупации.

— Надеюсь, во временной? — Фигаро, конечно же, не мог не вставить свои две медяшки.

— Принято говорить «во временной оккупации», верно. — Анна поджала губы. — Военно-политическая традиция. Однако же, я не оракул. И предпочитаю оставлять бравурные предположения жирным штабистам. Но мы отвлеклись. Я вам слушаю, господа.

— Понимаете, госпожа… или вернее будет, командир? Кхм… Так вот, всё началось с того… — Задушевно начал Фигаро, оживлённо жестикулируя, но его прервал Френн.

— Фигаро, заткнитесь, будьте добры, — беззлобно буркнул инквизитор, закрыв ладонью рот следователю и сделав шаг вперёд. — Позвольте мне. А то Фигаро сейчас вам расскажет историю, часа, эдак, на три. С пространными отступлениями и подробными описаниями, что и где мы с ним жрали-с… Итак, вот в чём дело…

Френн умудрился уложиться минут в пять. За это время он сжато описал их разговор с князем-колдуном, кратко передал суть происходящего на Рогатой горе и, в заключении, пояснил, в чём именно будет состоять участие Анны Гром и её отряда в операции «Подняться и найти», как инквизитор обозвал происходящее (довольно точно, подумал Фигаро).

За время рассказа лицо Анны менялось дважды: первые минуты три глаза командира делались всё шире и шире, а под конец резко сузились. Командир закусила губу, и задумалась.

Думала она минуты три.

— На сами вершины подниматься не придётся, так? Нам нужно забраться на плато между ними?

— Правильно.

— А как вы найдёте оборудование, брошенное колдунами?

— Заклятьем. — Инквизитор, разумеется, не стал рассказывать про Артура и его «радар-металлоискатель», который, по словам старого прохвоста, мог обнаружить потерянное барахло колдунов даже в желудке у Древнего Вендиго.

— Не знаю я таких заклятий, ну да ладно. Научите. — Анна глубоко вздохнула. — Ладно, располагайтесь. Я скажу Пьеро где вас разместить. Выдвигаемся завтра под вечер.

— Эм-м-м-м-м… — Инквизитор явно не ожидал, что командир примет решение так быстро. — Хорошо… Я понял… Кхм… Но как…

— Все подробности после. — Анна, всё ещё погружённая в раздумья, машинально намотала один из рыжих локонов на палец. — Я так понимаю, что все необходимые вещи у вас есть. Оставьте сухпайки здесь, вам они не понадобятся. Только на экстренный случай. Сигнальные пистолеты не берите тоже — если что случится, то никто нас там спасать не станет. А вот тониками и стимулирующей алхимией запаситесь. И ещё один момент: я хочу знать уровень вашей квалификации… Нет-нет, не вашей, Фигаро. Вы из ДДД, так что с вами мне всё примерно ясно: всего и понемногу. Я о вас, Френн. Инквизиция, да, но конкретно?

— Ударный отряд. — Френн едва заметно улыбнулся уголками губ. — Штурмовик первого класса. Специализация: активное прикрытие.

— Штурмовик первого класса… — Командир присвистнула. — Это почти как боевой магистр. Неплохо, неплохо… Фигаро!

— Я! — Следователь едва не взял под козырёк; командные нотки в голосе Анны Гром действовали почти гипнотически. — В смысле, чего?

Каменное лицо командира дрогнуло, и Анна, не выдержав, захихикала, прикрывая лот ладошкой.

— Да ну вас к чёрту, — отсмеявшись, сказала она, — на вас смотреть тошно… Пехота?

— Артиллерия. И немножко связь, но там…

— Хватит! На вас нападает Липкая Тень. Прямо сейчас. Я, если что, чувствую, что «на пальцах» у вас заклятий нет. Ваши действия?

— Стою, курю. — Фигаро фыркнул. — Что Липкая Тень собирается со мной делать? Зашептать до смерти?

— Допустим… Хорошо, другая ситуация: вас атакует Демон-Сублиматор. Вы..?

— Смотрю, что будете делать вы с Френном. И, по возможности, помогать.

— Хорошо. На нас нападает Древний Вендиго.

— Убегу. И вы убежите. И господин Френн убежит как миленький. Заклятья вендиго что хлопушки танку, а уж Древнему Вендиго… В него стрелять нужно. Но я не вижу ни у кого из нас ничего, что могло бы причинить упомянутой твари хоть какие-то неудобства.

— На самом деле, — Анна усмехнулась, — револьверчик у меня что надо. Но вы правы: Древнему он сильно не навредит. Поэтому можно считать, что ответ верный.

Она постучала пальцем по подбородку и кивнула.

— Хорошо, сегодня отдыхайте, а завтра вечером, надеюсь, выйдем. Мы с отрядом выдвинулись бы и сегодня, но нужно запросить у Швайки замену. Нельзя оставить Кальдеру на растерзание «снежинкам». Заодно по пути сюда погоняют этих тварей на дороге — вот Пьеро будет радость!.. Фигаро, вы забыли шапку. Никогда, слышите, никогда не забывайте шапку на Хляби! И тёплое бельё тоже.

Было видно, что старший механик Пьеро очень не хочет огорчать командира Анну Гром. Ну просто очень не хочет; лицо механика аж посерело, когда тот сбивчиво объяснял ситуацию. Но нет, на Кальдере сейчас не было свободного жилья. Вот совершенно не было. Он, разумеется, мог бы найти место в палатке для шофёров, но на такой поступок в отношении «столичных господ» не мог пойти даже под угрозой расстрела, четвертования и даже исключения из своего рациона мяса. Нет, свободных домов, действительно, не было. Совсем-совсем.

Анна, очень по-мерлиновски закатив глаза, выслушала всё это, и коротко ответила:

— Ладно, ладно, Жюль, я вас поняла. Пусть живут у тебя в доме.

После чего развернулась на каблуках, и удалилась в сторону погрузочных лифтов.

Ни инквизитор, ни следователь не хотели быть обузой; Френн даже предложил Пьеро разместить их в кабине тягача («…там у вас неплохая каюта, даже лучше, чем некоторые купейные вагоны, ну, правда ведь»), но от этих слов механик только пришёл в ужас.

— Господа! Господа-а-а-а-а!! Немедленно! Оставить! Если я поселю вас в тягаче! Если я поселю вас где угодно, кроме своего дома! Анна меня распнёт! Расстреляет! Я… Я её боюсь! Идёмте, идёмте, у меня смена заканчивается в… а, кстати, когда у меня заканчивается смена?.. М-м-м-м, ладно, будем считать, что она уже закончилась. — Руки Пьеро тряслись. — Я тут неподалёку живу, прямо у подножья внешней стены Кальдеры. Несколько домиков, там начальство, там отлично, уверяю вас! У меня три свободные комнаты! Три! В доме чисто, прислуга убирает… Да, а как же: есть прислуга, есть, всё честь по чести. Никакой пыли, никакого бардака — домовой сыт-пьян, работящ, дело своё знает. Так что идёмте, господа, идёмте. Не стану я такой грех на душу брать…

«Домик» Пьеро оказался целой башней. Точнее сказать, башенкой: три этажа, похожие на поставленные друг на друга кубики, плотные деревянные ставни, испещрённые защитными рунами и крепкие стальные балки, которыми дом крепился к скале («…так от ветра, господа, всё от ветра. Вы не представляете, какие тут бури бывают»). На этом маленьком расчищенном от леса пятачке у внешней стены Кальдеры помимо дома старшего механика безо всякой давки и тесноты расположились ещё четыре дома — один другого краше. Здесь были и хозяйственные пристройки, и гаражи, и даже баня на дровах. Начальство на Кальдере жило, конечно, не по столичному, но, всё же, намного номенклатурнее простых шахтёров.

Во дворике за забором — высоким и крепким частоколом просмоленных брёвен — суетилась прислуга, пыхтел паровой генератор, уютно пыхтели трубы, коих на покатой черепичной крыше дома торчало великое множество, скрипел колодезный ворот. Откуда-то донеслось конское ржание, и следователь удивлённо уставился на старшего механика.

— Господин Пьеро, я вот только что слышал лошадь? Или мне послышалось?

— Почему же послышалось? Самая натуральная лошадь. Точнее, жеребец. Уголёк — жутко ледащая скотина, но в хозяйстве помогает: дрова на нём возят, керосин…

— Так, так, стоп. А откуда сено? Везут с Большой земли дирижаблями?

— А-а-а-а, вы об этом! — Пьеро засмеялся. — На самом деле, Фигаро, всё не так плохо. Посмотрите, например, вон туда. Да-да, у забора. Дерево. Что это, по-вашему?

— Эм-м-м… Клён?

— Именно клён. Вы уже, наверно, знаете, что многие лиственные деревья приспособились выживать в условиях Хляби. У нас тут, как бы, огромная эфирная аномалия, если вы не забыли. Так вот то же самое касается и травы: если вы раскидаете снег, то найдёте под ним зелёную травку. Понятное дело, нужно знать, где копать, но сам факт. Лошадей тут держать можно, тем более, северных тяжеловозов. Просто мало кто на них отвлекается. Зачем лошадь, если здесь можно купить керосиновую самоходку за пятьдесят империалов, а керосину — хоть купайся? Но некоторые по старинке держат. Вот я, например, хе-хе… Ну, давайте, давайте, господа, проходите… Ну что тебе, Степан?!

К ним, путаясь в развязавшихся шнурках огромных, явно не по размеру ботинок, бежал, перебирая заплетающимися ногами, парнишка лет двенадцати. Его явно одевали то ли с отцовского, то ли с братского плеча: доха, в которую парень мог провалиться с головой, широченные ватные штаны и потрёпанная бобровая шапка, постоянно падавшая на глаза, из-под которой во все стороны торчали светлые вихры.

— Господин Пьеро! Господи-и-и-и-ин Пье-е-е-еро-о-о-о!

— Да не ори ты так, — поморщился механик, — я же вот он стою. Чего тебе надо? Опять кровососка курей побила?

Степан резко затормозил, запутался в шнурках окончательно, рухнул в снег бесформенным кулем, но тут же вскочил на ноги, отряхнулся и упёр руки в боки. Из-под шапки показался длинный конопатый нос и два быстрых как ртуть серых глаза, которыми мальчишка внимательно изучал гостей.

— Кто из вас, уважаемые, будет есть колдунских дел мастер Френн, али бесогон Фигаро? — деловито осведомился парнишка.

— А твоё какое дело, прыщ мелкий? А ну я тебя сейчас вот так!..

— Нельзя вот так меня, — Степан важно подбоченился, — у меня для означенных господ «молния» аж из Белого лога! Почтовой вот только что уехал, наказал «молнию» лично в руки и под роспись!

— Ха! А чего же уехал, если под роспись?

— Потому как с кумом своим в курятнике водкой ужрались, вот и уехали. Так и сказали: у меня, говорит, Степан, рабочий день закончился, имею право! А роспись, мол, я и с тебя стребовать могу — ставь, грит, крест на бумажку, и дело в шляпе.

— Так а где «молния», пройдоха ты мелкий?!

— В целости и сохранности. Вот! — мальчишка сунул руку куда-то за подкладку дохи, и извлёк тонкий латунный тубус с отвинчивающейся крышкой, на которой болталась сургучная печать. — Так кто из них…

— Вот, вот он Фигаро, а вот инквизитор Френн, так что давай сюда. — Механик схватил «молнию» и, нахмурившись, проверил крышку. — Ишь ты, целёхонька… Ну, держи серебряк, Степан. Заслужил.

Степан, поймав монету, ретировался со скоростью пули, а Фигаро, взяв из рук Пьеро тубус с «молнией» пожал плечами, сломал печать, отвинтил крышку, достал телеграмму и принялся за чтение.

ФигароALARM

Срочно перезвоните STOP

Мой номер у вас есть STOP

Дикий STOP

Следователь отдал «молнию» Френну и спросил:

— Не подскажете, Пьеро, где тут у вас ближайший телефонный аппарат? Я так понимаю, что он есть, раз уж телеграф работает.

— Как не подсказать! — Механик гордо подбоченился. — Завсегда подскажу: стоит на столе в моём кабинете. Пользуйтесь на здоровье. Только очень вас прошу, линию больше пяти минут не занимать, а то там счётчик дополнительную плату накручивать начинает…

-Мда, — голосу князя-колдуна приходилось прорываться через потрескивание и гул телефонной линии, но слышно Дикого было хорошо. — Молодцы, молодцы! Рванули к Сандерсу, тот отправил вас в Кальдеру — раз, два, и готово! Справились! Уже, небось, придумали, как барахло наше измерительное найти? А как включать будете? Думаете, там рядом инструкция валяется?

— Но вы же сказали… — промямлил Фигаро, но князь тут же его перебил.

— Я ждал, что после разговора с шерифом вы заедете ко мне! Неужели это не очевидно, мать вашу?! Оборудование нужно распаковать, включить, настроить… О-о-о-о-о-о, Святый Эфир и все Могущества!.. Но это здорово, что Сандрес решил вам помочь. А с Анной Гром так и вообще идея на миллион империалов… Ладно, вы когда в путь?

— Завтра вечером.

— Ага, так вот куда Швайка отправляет два дополнительных отряда, значит. В Кальдеру. Ну да, можно было и догадаться. Так, Фигаро, слушайте сюда: до прибытия людей Швайки и передачи командования Анна с «Дубинами» один хрен никуда не денутся. Поэтому ждите. Я отправлю с гвардейцами нашего специалиста по квазиматематике. Он, конечно, за себя постоять может, но больше любит сражаться с цифрами на бумаге, так что вашей задачей будет всячески его холить, лелеять, и обязательно прикрывать. А то вся операция — коту под хвост. Поняли?

— Поняли, но…

— Тогда ждите. Ну, психопаты… — На том конце линии смачно выругались, и Дикий бросил трубку.

— Слышали? — Фигаро со вздохом положил трубку на рычаг.

— Слышал. — Френн кивнул. — Всё логично, на самом деле: кто будет включать эти заумные приборчики? Мерлин?

«Кроме шуток, господа! Вы думаете, что я бы не разобрался, как работает это оборудование? Вы за кого меня принимаете?!»

«За упивающегося самомнением старого прохвоста. — Френн был совершенно спокоен. — Вы там, на вершине, собираетесь при этой Анне копаться в железяках Дикого? А если нам придётся драться? А настройка? Ну, к примеру, вы всё это барахло включите, а дальше что? Вы имеете представление, как именно их настраивать? На что?»

«Ну вас к чёрту, Френн, скучный вы… Хотя говорите совершенно правильные вещи. Но дело не в моём самомнении, поверьте. Просто так уж вышло, что за последнюю пару сотен лет я всё привык делать сам, а привычка — она ведь вторая натура… Ладно, тупанул. И на старуху бывает… Стоп, тишина, Пьеро идёт»

— Господа! — Сияющий механик втиснулся в дверной проём (как он вообще в них влезает, квадратный этот, подумалось Фигаро) и театрально развёл руками. — Прошу вас следовать за мной! Комната готова!

«Комнатой» оказалась большая мансарда, в которой было, на удивление, чисто. Ни пыли, ни паутины в углах, тепло и сухо; большое окно надёжно закрывалось тяжелыми деревянными ставнями (благодаря хитрому механизму ставни можно было легко закрыть изнутри, и запереть на задвижку просто покрутив ручку в стене), а пол оказался начищен до блеска. Похоже, здешний домовой, действительно, знал своё дело и не отлынивал от работы, да и подходили к домовому дедушке здесь с добром: в углу уютно пристроился алтарчик с «наедкой» и водкой для домового духа.

Наговорённая соль на подоконниках, защитные знаки на потолке и ставнях, амулеты в углу, который по старинке кое-где ещё именовали «красным» — Фигаро точно домой попал. Мансарда была обставлена по-домашнему: широкий стол у окна, буржуйка в углу (хотя большая печь в хозяйственной пристройке топилась вовсю, а пар исправно шипел по трубам отопления), пара старых, пропахших нафталином и пыльной старостью шкафов и множество тканых ковриков и подушечек везде, где только можно (причём коврики, зачастую, висели на стенах, а подушки валялись на полу).

Следователь, как говорят деревенские колдуны, «принюхался», вслушиваясь в локальные эфирные шумы: чёрный петух, замурованный в кладку северной стены, высушенные яйца-«катанки» за шкафами, обереги под полом, обереги на потолке, обереги на стенах и в стенах тоже. Чувствовался явственный аромат «хлопка»: что-то злое пыталось недавно забраться в этот дом, да попало под одно из защитных заклятий, и всё — поминай, как звали — а в доме остался след, точно пороховой запах или звон медленно затухающего эха. Короче говоря, здесь к вопросам безопасности подходили о-о-о-о-очень серьёзно.

— Вы уж извиняйте, — Пьеро скорчил трагическую мину, — но в доме нет лишней кровати! Совсем нет! Но! Я приказал положить на пол два отменных матраца — видите? Как раз недалеко от печки. Будьте уверены: матрацы нежнейшие! Как пух! Как только что выпавший снег! Вы даже не поймёте, что спите на полу! Вам будет казаться, что вы спите на облаках! Вы…

— Успокойтесь, Пьеро, — Френн мягко похлопал механика по плечу (инквизитор уже понял, что этот простой жест заставляет того немедленно утихнуть, хотя и приводит в полуобморочное состояние), — мы очень, очень вам благодарны. Правда. Нам с Фигаро приходилось спать в местах куда менее уютных, особенно после того, как мы прибыли на Хлябь. Да, и матрацы, действительно, чудесные. Если Анна Гром спросит, то я так и скажу: провели ночь в невероятно комфортных условиях.

У Пьеро явно отлегло от сердца. Механик шумно выдохнул, достал огромный платок, вытер бисерины пота, выступившего на лбу, и сказал:

— Кстати, господа, — почти шесть часов вечера. Чего желаете на ужин?

Вопрос был не праздный: у следователя уже урчало в животе. В то же время, злоупотреблять гостеприимством услужливого механика тоже не хотелось, поэтому Фигаро решил ответить так:

— А несите, Пьеро, чего завалялось. Так вот чтобы на ночь как раз лёгкий перекус утроить.

— Айн момент! — Механик восторженно хлопнул в ладоши, и выскочил за дверь, опять ненадолго застряв в дверном проёме.

— Мда-с. — Инквизитор потёр пальцем щёку, — меня терзают смутные сомнения. Как бы нам с этим субчиком сейчас пить не пришлось.

— И что? Ну, бахнем за знакомство.

— Фигаро, мы с тех пор как приехали на Хлябь… А-а-а-а-а-а, ну, к чёрту! Тут миру остался год-два, а я за здоровье переживаю. Ну его, пусть хоть бочонок тащит. Меня после самогонки Зойзы уже ничем не удивишь.

…Что интересно, Пьеро не прислал слуг, а притащил всё сам: два здоровенных тряпичных свёртка, которые механику пришлось заносить в двери боком. Один из свёртков источал ароматы свежекопчённых колбас, второй же, судя по обречённому взгляду Френна и характерному бульканью, содержал «что-то для настроения».

Икра, запечённая красная рыба, колбаса — ко всему этому Фигаро уже успел привыкнуть. Но вот стеклянная бутыль с узваром и банка солёных помидоров произвели на следователя неизгладимое впечатление.

— Картошка уже в печи, — с довольным видом сообщил механик, раскладывая съестное на столе, — а пока что давайте, господа, выпьем за знакомство и спокойную ночку.

— О! — Фигаро поднял палец. — У нас в деревне тоже так говорили. Мол, на спокойную ночку… А откуда помидоры? И узвар? Ну, компот из сухофруктов? Это что ещё за чудеса?

— Так из Белого лога, откуда ж ещё? — Пьеро развёл руками и вытаращил глаза. — Подумайте сами, Фигаро: какие у нас ещё варианты? Не с Большой Земли же тащить. Колдуны, понятное дело, берут за это добро недёшево, ну так и теплицы их подземные тоже не святым духом питаются, и не автоматонами обслуживаются… Э-э-эх, всё никак не протяну в мансарду электричество… Минутку, я сейчас… Ага, вот он где…

Механик извлёк из шкафа (его дверцы нещадно скрипели, очевидно, не смазывавшиеся лет сто) большой красивый канделябр, перемотанную бечёвкой пачку толстых свечей, и принялся устанавливать всё это на столе, щёлкая массивной золотой зажигалкой с каким-то полустёртым гербом на корпусе.

— Ничего, — приговаривал он, — не страшно. Будет у нас, значит, ужин при свечах… Верите, а я ведь отлично помню, когда не было тут ни электричества, ни парового отопления, а гвардейцы жили, вот, буквально, в соседнем доме. Чего тут только ночами не творилось, ну! Это сейчас, можно сказать, цивилизация. А раньше, бывало, выйдешь с утра до ветру — удобства-то во дворе были — а на снегу следы вендиго. Или шерсть волчья у самого нужника: кто-то из местных превращался на полную луну, значит. Сейчас-то что, сейчас тут, можно сказать, город. Осталось только волколаков со «снежинками» извести и тогда… А, кого я обманываю! Тогда какая-нибудь другая дрянь появится. Но потом. Передышку-то нам Хлябь всё равно даст.

— А что волколаки? — Фигаро достал из кармана ножик, открыл его и принялся нарезать толстыми кусками шмат копчёного балыка на который уже положил глаз. — Неужели и они сюда добегают?

— Хех! — Пьеро ухмыльнулся. — Добегать-то они добегают, да только что с того? Помню, когда вся эта чертовщина начиналась, припрётся сюда стая, и ночью нападёт. А шофера сразу в тягачи! И всё: намотали стаю на траки. А чтобы в саму Кальдеру попасть, нужно через тоннели идти — тут в своё время в породе взрывами и бурами выкопали такие себе проходы; ну, для людей, там, для вагонеток, рельсы кинули, да чё да. В тех тоннелях волколаков из огнемётов жечь — самая красота! У нас тут, знаете, ещё трофейные рейховские «Фламенверфер» есть. Выкупили как-то у одного торгаша с Большой Земли. Заплатили, конечно, кругленькую сумму, но так это ж старое доброе немецкое железо! Оно вообще не ломается, а лупит так, что можно и вендиго отпугнуть. Поначалу топливо экономили; огнемёты там какой-то модный напалм жрут, ну да наши колдуны покумекали, да и воспроизвели заправку-то. В общем, волколакам сюда путь заказан. Они Нулевой километр кошмарят, а у нас тут, получается, «снеговики»… Знаете, что я думаю? Что и оборотни эти, и элементали — из одной коробки. Две стороны одной кучи не за столом будет сказано, чего.

— Это почему ж вы так решили? — Быстро спросил Френн, но механик только махнул рукой и усмехнулся.

— А-а-а, бросьте, дядя-инквизитор! Бросьте! Не на простачка напали! Я тутошние проходные буравы-автоматоны сам до винтика спроектировал, так что уж два и два сложить могу, хе-хе! Волки и «снеговики» появились в одно время? В одно. Волки ночью на охоту выходят, элементали — днём. Совпадение? Не думаю. И те, и другие ведут себя так, как если бы им внезапно мозги вставили — почему так? А вот что я скажу: управляет ими, значится, колдун сильный. За ним-то вы, господа, сюда и припёрлись. А как иначе б вы Анну уломали? Пять минут, и наша фурия уже бросает Кальдеру и мчит с вами обоими на край света, ха! Вы ей про колдуна этого рассказали, и где он кроется, так думаю. В том и ваша секретная миссия. Но, поскольку она секретная, то я ничего и не говорил.

— Однако. — Фигаро восхищённо всплеснул руками. — Вы делаете поразительные успехи в применении дедуктивного метода, господин Пьеро! Но — тс-с-с-с-с!

— Конечно! Разумеется! Какие вопросы! — Механик замахал ладошками (руки без перчаток у него оказались маленькими, а пальцы — необычайно гибкими и холёными). — Я же всё понимаю! Я же только за! Если вы нас от этой напасти избавите — я про волков и «снеговиков», конечно, — то я вам лично по гроб жизни! Так проставлюсь, что в Столице услышат… Кстати, господа, прошу! — С этими словами Пьеро извлёк из второго свёртка большую бутыль тёмно-зелёного стекла.

— Это, чтоб вы понимали, водка. Очищенная по нашей местной методике: морозом и углём. О похмелье с утра можете даже не думать, не будет вам похмелья. Так что подставляйте стаканы, сейчас оформим за знакомство и за ночь тихую… Да-да, не стесняйтесь, Фигаро, меньше стаканов у меня, увы, нет.

Фигаро не то чтобы стеснялся. Пока Пьеро наполнял стаканы, следователь отрезал добрый кусок колбасы, обмакнул его в горчицу, грустно посмотрел на свой выпирающий над ремнём животик и поклялся на всех мощах всех святых, что со следующего понедельника начнёт… ну, не то чтобы вот прямо бегать по утрам — он ещё не настолько сошёл с ума — но утреннюю зарядку делать точно будет; одним словом, провёл стандартный ритуал перед чревоугодническим грехопадением.

Чокнулись, выпили, шумно выдохнули, переводя дух. Следователь с удивлением почувствовал, как водка, волной ледяного пламени прокатившись по пищеводу, отрикошетила в голову душистой бодрой свежестью, точно он только что окунул голову в бочку с прохладной водой в разгар изнуряющей летней жары. Фигаро фыркнул, откусил колбасы, и с набитым ртом пробурчал:

— А на фотку-то домофой профептал. Фто процентоф даю.

— Именно! — Просиял механик. — Вы совершенно правы. Наши домовые не только отшёптывают от порчи дом и его жителей, но и существенно повышают своими наговорами качество спиртного. Это, как вы понимаете, не каждый домовой так умеет, но мы своих приучили: холим, поим и лелеем. Тут в лесах такое живёт, что домового духа в чёрном теле держать себе дороже. Вон, видите в углу алтарчик? А в голбце и жертвенник есть; каждую новую луну петуха домашнему дедке приносим, или курочку, а иногда и кроля. Живём с нашими домовыми в мире и согласии. Так что пейте, пейте, и, как я уже говорил, похмелья не бойтесь.

— Ого! — Френн приподнял бровь, выглядывая в окно, — а ведь уже темнеет! Как так?

— А вы на небо гляньте, господин инквизитор. Тучками затянуло, вот и ночь пораньше пришла. Но вы не волнуйтесь: такие тучки к снегу, но не к буре. Наоборот: потеплеет на пару дней… Ну, как: потеплеет — ниже пятнадцати не упадёт.

— Ничего себе у вас тут погодки стоят! — Френн, наконец, закончивший сооружать себе многоэтажный бутерброд из сыра, бекона, хлеба и сала, щёлкнул пальцами по стакану. — Давайте, Пьеро, не филоньте. Между первой и второй перерывчик небольшой… Так давно вы тут живёте? Когда с Большой Земли приехали?

— А кто сказал, что я ту Большую Землю толком в глаза видел? — Механик засмеялся, придвигая к себе стаканы. — У меня ещё папаня на Хлябь прикатил по молодости лет: кинул его, значит, какой-то фабрикант на деньги, а суд, сами знаете, как оно бывает, на сторону нашего брата не всегда становится, особенно если в Столице. Папаша психанул, и рванул на Хлябь. У него, конечно, контракты были подписаны, все дела, да только кто ж его с Хляби доставать бы поехал, ха-ха-ха! Мамку и меня с собой прихватил, ясен пень. Осели тут, обжились. Стал папаня меня уму-разуму учить: отдал в местный инженерный техникум… А что вы, сударь, глаза такие делаете? У нас тут и не такое водится: и техникумы есть, и колледж, где механиков для шахтёрских артелей готовят, и даже Геологический институт имеется, во! Многое, конечно, с лёгкой руки наших покровителей из Белого лога сделано, но кой-чего и до них организовали. Техническая школа на Хляби — лучшая в Королевстве, уж поверьте. К нам сюда инженера с Большой Земли не шибко-то ездят, а я так скажу: ну и дураки! Всё самое лучшее и самое новое — здесь, на Хляби! А почему? Почему, я спрашиваю? Да потому что не лучшее и не новое тут долго не протянет.

— И вы, действительно, никогда не были на Большой Земле? Я имею в виду, уже после переезда.

— Да был, конечно. Это я, того, утрирую. Но мне не особо понравилось. Тепло там, это да. Но… Как бы это сказать… Уклад другой, вот. Тут у нас свобода: барей-князьёв нет, а если и заезжают, то можно и поматерно послать. Мы тут вольница. Хотя — вот ведь парадокс! — и каторга одновременно.

— А каторжане отсюда вообще выходят?

— Хм… — Пьеро почесал затылок, и налил себе узвара в большую глиняную кружку. — Вопрос, конечно, с закавыкой. С одной стороны, врать не стану, смертность среди заключённых высокая. Это факт: погода, дикие звери, Другие, опять же. Но в последнее время всё меньше и меньше на каторгах мрут. Потому что Другие, конечно, Другими, а только самая опасная работа была на шахтах. То газ взорвётся, то обвал, то Чёрную Вдовушку откопают — ну, всякое бывало. А теперь чтоб в шахтёры попасть, так это ж квалификацию иметь нужно! С автоматонами уметь обращаться, с оборудованием новым, да и просто инженерные сооружения ладить — не хвост собачий! Каторжан на шахтах использовать — себе дороже: и сами помрут, и машинерию ценную переломают. Вот и занимаются они, в основном, лесозаготовками. Клеймо каторжника оно, конечно, навсегда — тут ничего не попишешь. Зато на местных заводах и в охотничьих артелях такое клеймо навроде знака качества: раз выжил на каторге, значит, крепкий мужик. А что каторжанин, так у нас тут не забалуешь особо: вмиг в бараний рог скрутят. Зато заработать можно на безбедную старость хоть в Столице. Да только остаются все, по большей части, здесь, на Хляби.

…За окном окончательно стемнело; со двора доносились привычные уху следователя шумы: вот лениво залаяла собака, стукнул колун о полено, заскрипели двери сарая. Но вот раздался звон: чем-то вроде железной палки стучали по куску металла — дзын-дзын-дзын! — и хрипловатый мужской голос прокатился над избами: «ночь на дворе, все по хатам, быстро, быстро!». Зажигали свет в окнах; из труб полетели искры — растапливали печи, готовили ужин, где-то лязгали дверные засовы.

Молодая девка в ватных штанах и тёплом кожухе принесла, наконец, картошку в тряпичном свёртке и тарелку с топлёным маслом. Тут уж такой запах пошёл, что даже у Френна потекли слюнки, и инквизитор, поспешно развязав испачканную сажей тряпицу, выудил самую здоровенную картофелину. Пьеро рассмеялся, и налил ещё по одной.

— Всё, господа, ночь настала. Слышали: Макар в рельсу стучал? Это, стало быть, знак: все по домам, двери на засов, амулеты под окна. Тут с этим строго, ну да ничего: привыкните. Вы-то, конечно, колдуны, да только я прекрасно знаю, что не кладёте вы Другую сволочь штабелями — враки это всё. Да и нечисть наша посильнее будет, чем та, что на Большой Земле промышляет. Поэтому возьмите за правило: если вы не на Нулевом Километре, то как только стемнеет — сразу под крышу. А то есть все шансы утром и вовсе не проснуться, сохрани, конечно, Горний Эфир!

— Да мы уже заметили. — Фигаро усмехнулся. — Эх, прямо ностальгия пробрала: вспомнил свой старый дом в лесу у моря. Свечи на столе, печка топится, на столе еда, а дед тяпнул чекушку, и сейчас будет рассказывать ночные страшилки. Чтобы, понимаешь, мышь под половицей зашуршала, а у тебя уже душа в пятки… О! Слышали? Это ещё что за чертовщина?

Над домом раздалось отчётливое хлопанье огромных крыльев; что-то стукнуло по крыше, взвизгнуло почти по-человечьи, заскребро, зашуршало и опять унеслось в ночную темень.

За столом притихли, прислушиваясь, и лишь когда хлопки и верещание затихли вдали, Пьеро полушёпотом сказал:

— Хрен его знает. Но не Ночной Летун, что-то сильно побольше. Оно тут часто летает, да только в дом сунуться не может: обереги. Вот и визжит от боли. А что за тварь такая есть, того не скажу, не знаю. Но если вы на ночь собаку, допустим, не загоните в сени, то утром найдёте несчастную животину с дыркой в черепушке. Мозг высосет тварь эта, а тело так бросит. Вот и гадайте, господа, что оно там летает такое. Обереги от него спасают, и слава всем силами небесным.

— Собаку? Да ведь если вы её на ночь не загоните, она у вас в мороженое на палочке превратится!

— А, понял. — Механик тихо засмеялся. — Ну, давайте, чтоб здоровье не подводило… Ух-х-х-х, хороша! Молодец, дедка запечный, уважу; завтра петуха ему отдадим за такое дело… Нет, Фигаро, вы не правы. Точнее, не совсем правы: тепло у нас бывает, только недолго. К осени налетают ветры, и идёт снег — ух и снежище! Иногда неделю метёт, иногда дней десять. Мы это время называем «белыми выходными», потому как в такой буран не поработаешь. Поэтому готовимся заранее: еды побольше, водки, дрова, и сидим себе на печи, истории рассказываем, лопаем, да отсыпаемся. А как снег заканчивается, то и начинается оттепель, и длится почти два месяца. Иногда всё, что навалило, до голой земли растаять успевает. Без шапок ходим, капель с крыш слушаем! Весна такая у нас. Или весенняя осень — называйте как хотите.

— Интересно! — Восхитился Френн. — А я-то думал, что Хлябь это снег, мороз…

-…зэки с топорами, и Белая Гвардия, что шишиг по лесу гоняет. Знаю, знаю. Все так думают. И иногда думаю: а, может, и пусть себе думают. Нам тут и без оравы с Большой Земли не скучно. Механики, разве что, или, вот, колдуны — те пусть приезжают, им всегда рады. А ротозеи всякие пусть себе в Столице сидят.

— Да я заметил, что не скучно. Кстати, а откуда у вас тут столько спиртного? Только не говорите, что абсолютно всё с Большой Земли везут, вот не поверю я, что сюда составы со спиртом гоняют!

— Во-первых, уважаемый инквизитор, составы со спиртом тоже на Хлябь гоняют. Потому что выгодно. Края здесь у нас холодные, народ работящий, так что водка на Хляби, можно сказать, продукт номер один. Да только спирт привозной он — фу! Мы-то его, конечно, очищаем и всё такое, но толку с того не особо много. Этот спирт, по сути, ширпотреб; его алхимики на зелья пускают, мы, механики, для охлаждения используем — да-да, даже при наших морозах кое-какие устройства охлаждать нужно, в основном, в шахтах. Поэтому заказываем мы, помимо спирта обычного, ещё и спирт самого высокого качества. И вот он уже идёт на всякое-разное: и на водку, и на настойки, да и просто в стакан. Потом пиво — пиво у нас страсть как любят варить, и пивовары наши как нигде хороши. Да, хмель, солод и ячмень везут, понятное дело, зато вода — наша, местная. Вот есть, например, у нас пиво такое, называется «Талый склон», так для него воду берут знаете откуда? Топят лёд, что в самых глубоких шахтах иногда целыми пластами лежит. Лёд тот, как алхимики утверждают, колдовские качества имеет, и пиво что на воде из того льда сварено на человеческий организм самое благотворное влияние оказывает, во как! Идём дальше: колдуны в Белом логе, как вы знаете, выращивают всякие растения в теплицах: лук, картошку, морковку, но есть и деревья. Более того, — Пьеро понизил голос, — говорят, что выводят они там новые виды растений. Колдовством! Наши, кого в Лог допускают дальше, чем три фута за ворота, рассказывали, что есть там яблоки, груши, сливы и даже вишни, что вот просто так в снегу растут! А я думаю: ничего удивительного. Приспособились же клёны да ясени к морозам нашим. Значит, можно такое уделать и с вишней, почему нет? Вот помяните мои слова: через три-четыре года будут и на Хляби яблони цвести!.. Но я отвлёкся, пардон-с… Ближе, ближе стакан, Фигаро, у меня ж руки, а не телескопы!.. Да, вот так… Ф-ф-ф-ф-ф-фу-у-у-у-ух! Пробирает аж до самых пяток!.. Так вот: где фрукты, там и спирт, господа, сами понимаете. Гонят колдуны из яблок, вишен и другой всякой фруктины, что у них растёт, и спирту того становится год от года больше. Значит, эксперименты идут успешно, хе-хе! Спирт, кстати, высочайшего качества, хотя, скотина, и дорогой. Это вам, вместе с пивом, во-вторых. Ну и алхимики наши — куда ж без них. Они научились каким-то макаром спирт из древесных стружек гнать. Да только то мерзость мерзостью, а не спирт, хотя алхимических дел мастера всё обещают сделать его неотличимым от самогонки и совершенно безопасным… Тс-с-с-с! Слышите?

Механик резко замолчал, приложив палец к губам, и прижался ухом к стеклу. Фигаро с Френном тоже навострили уши, но по-своему, по-колдовски: раскинули в эфире тонкую чувствительную сеть, точно два паука мгновенно сплётшие паутину и замершие в ожидании в самом её центре.

И верно: точно невидимые коготки скреблись в стены дома, искря и переливаясь там, где их встречали старые наговоры, накрепко въевшиеся в деревянные срубы. Тонкие-тонкие пальчики… но острые, как бритва. Как сытый кот, лениво наблюдающий за мышью, может в один миг превратиться в вихрь когтей, мгновенно убивающий зазевавшегося грызуна даже не с голодухи, а просто забавы для, так и в силе, что царапала брёвна стен, таилась скрытая угроза, холодная, смертельная, но невидимая с первого взгляда опасность.

Пьеро посмотрел в окно и сморщился от отвращение.

— Здрасьте и добро пожаловать. — Механик сплюнул через плечо и сделал Защитный Знак пальцами левой руки. — Явились, голубчики. Вон, гляньте, господа: прямо во двор припёрлись. У-у-у-у-у, с-с-с-сукины дети, не перевариваю…

Фигаро машинально взглянул в окно и… ничего не увидел. Только через несколько секунд, когда глаза чуть привыкли к кромешной темноте, он, наконец, разглядел это.

Там, внизу, на истоптанной за день маленькой площадке двора, толпились тени. Хотя слово «тени» подходило к ним с очень и очень большой натяжкой, поскольку эти тени состояли из света, но понятнее описать это явление было невозможно.

Они были похожи на тусклые отблески, что отбрасывает на снег рассеянный свет габаритных фонарей запоздалой кареты, причём даже не на сами отблески, а на те световые пятна, что некоторое время затухают на сетчатке, если взглянуть на отраженный свет, выйдя из полной темноты. Намёк на свет, воспоминание о свете обитающее в кромешной тьме, и во тьму же уходящее.

Их тела не имели чётких очертаний, но иногда на несколько секунд как бы уплотнялись, собираясь в некое подобие формы, и форма эта была мерзкой: как если бы жирного слизняка научили стоять вытянувшись столбом, медленно шевеля своими подрагивающими усами. Свет был телом этих существ, и свет этот колебался, дрожал, и звал, шёпотом проникая в мозг.

«пустите нас, пустите нас, нам холодно, мы замерзаем, мы умираем, мы не доживём до утра, пустите нас, пустите к огню, пустите внутрь, к себе, пустите в тепло, пустите»

Следователь скривился: шёпот этих тварей оставлял после себя гадкое ощущение, точно в голову залезли сотни липких грязных пальчиков — залезли и оставили следы, такие же грязные, как они сами. Псионический зов здесь, внутри дома, был слаб: наговоры и амулеты делали своё дело, но полностью закрыться от него не было никакой возможности.

— Болотные огоньки? Но откуда они здесь? Тут же и болот-то нет. — Френн недоумённо приподнял брови.

— Эх, инквизиторская ваша башка… — Фигаро притворно вздохнул. — Про Демона-Сублиматора вы мне всё в подробностях расскажете. Хотя после встречи с ним, скорее всего, протянете ноги. А вот о болотных огнях ничего не знаете.

— Что значит, не знаю?! — Френн возмутился. — Теневые спрайты, живут на болотах, заманивают одиноких путников в топь, где после питаются эманациями смерти. Тоже мне — жуть лесная, ха!

— Ага. — Следователь удовлетворённо хмыкнул. — Очень хорошо. Вот только не «теневые спрайты», а некротические эктоплазмоиды второго типа. И живут не на болотах, а в местах, где регулярно гибнет лесная живность. Чаще всего это болота, но вовсе не обязательно; это может быть бурелом, чащоба, пещера в которой живёт не особо приятный обитатель. Например, рядом с логовом баюна огоньки живут довольно часто. Это мелкие паразиты, развившие в себе псионические способности базового уровня и научившиеся ловко атаковать жертву электростатическим разрядом. Даже одинокий огонёк опасен, а ведь в одиночку они не охотятся никогда. Что хуже: у них отсутствует псевдо-тело в обычном понимании этого слова. Огоньки нематериальны, поэтому стандартный набор атакующих заклятий их не берёт. Хотя, как видите, отлично помогают правильно подобранные обереги и заговоры.

— Пф-ф-ф-ф! — Инквизитор надменно усмехнулся. — Тоже мне угроза!

— Погодите, Френн. Не спешите. — Фигаро поднял руку. — Давайте вообразим ситуацию: вы оказались ночью в чаще леса. Того, что на пригорочке, верстах в десяти, помните?.. Отлично. И вот вас атакует…

Следователь поставил в центр стола одну из свечей, которую достал из связки, зажёг её и закрепил в лужице своего же застывшего воска, перед этим аккуратно нацарапав на свече букву «Ф».

— Вот, допустим, это вы. Кругом лес, снег, темнота. Вас атакует десяток болотных огоньков… Вот так. — Фигаро разложил вокруг свечи кольцо из колбасных кружочков. — Десять… нет, девять штук. Десятого я съел. Ну и хрен с ним. Ваши действия? Буквально пошагово?

Френн ухмыльнулся. Он понял, куда клонит следователь.

Если Артур-Зигфрид Медичи, очевидно, поставил перед собой задачу поднять интеллектуальные показатели Фигаро на недосягаемую высоту, то у Френна, похоже, была другая цель: инквизитор вознамерился сделать из следователя боевого колдуна. Поэтому в свободное время (это началось ещё в поезде) он постоянно заставлял Фигаро решать различные боевые задачки, используя в качестве «действующих лиц» различные подручные предметы. Так делал Стефан Целеста на своих занятиях по сопромагу, и Фигаро догадывался, где Френн нахватался всех этих штучек. Однако следователя раздражало, что на условном «поле боя» его, Фигаро, инквизитор всегда изображал то картофелиной, то яйцом, а то и вовсе фасолиной. Настало время мести.

— Для начала, любезный мой Фигаро, я зажгу над собой освещающее заклятье…

— Стоп! Минус один балл Винсенту Френну! — Фигаро аж подпрыгивал на стуле; его переполняло слегка злорадное торжество. — Включили вы свет. И тут же перестали видеть противников. В окно посмотрите: вы их и в темноте-то едва заметить можете, а на свету огоньки вообще не видны. Нужно заклятье ночного виденья. Оно у вас есть? Вот прямо сейчас?

— Нет, — признал Френн, — но есть заклятье эфирного зрения.

— Подойдёт. — Следователь кивнул; это был весомый аргумент. — Дальше?

— Защита от электричества. Второй стихийный щит Ангазара.

— Хорошо. Теперь вы неуязвимы для электрических атак огоньков. Но сможете ли вы выдержать одновременное псионическое воздействие целой их группы?

— Смогу. Нас этому учили. Если эти штуки не умеют напрямую перехватывать контроль над телом, то их «пси» я подавлю.

— Не умеют, не переживайте. Но вот вы стоите в лесу, по колено в снегу, под ударом мелких злобных электрических разрядов. Вы успешно защитились от них, да. А что потом? Как долго вы сможете удерживать щит Ангазара? Я, вот, например, минуты полторы. Если сумею вообще его на себя наколдовать. Вы, думаю, минут сорок продержитесь.

— Ну, ну… Спасибо, конечно, за невольный комплимент, но сорок минут это вы загнули. Минут пятнадцать. Возможно, даже меньше, если атак много и они частые.

— Много. И частые. Ладно, у вас есть в запасе пятнадцать минут. И вы..?

— Так. — Френн схватился за голову; было видно, что инквизитору страшно не хочется сесть в лужу, играя в свою же игру (тем более, в игру, в которой он до сих пор ни разу не проиграл). — Они эктоплазмоиды. Некротические… Значит, я жахну по ним «Сухими костями».

— Опустим тот факт, что о том, что болотные огоньки — некротические эктоплазмоиды вы узнали пять минут назад от меня. Хрен с ним, будем считать, что вы были в курсе и до того. Вот только «Сухие кости» их не возьмут. Они разрушают положительно заряженную эктоплазму, а огоньки состоят из эктоплазмы заряженной отрицательно.

— Типа как живые мертвецы, что ли? Ого!.. Ладно, тогда… м-м-м-м, что я там знаю из некромантии?.. Ага, точно: «Алая стрела».

— И где вы возьмете «вита» для неё? Из себя?

— А хоть бы и так.

— Очень хорошо. И вот обессиленный инквизитор Френн, уже не способный держать щит Анагазара, валяется в снегу и стонет от потери «виталиса», а огоньки — кстати, невредимые, поскольку отсутствует физическая составляющая, которую могла бы разрушить «Алая стрела» — окружают вас. Секунда, две, и…

Следователь нагнулся над столом и театрально задул свечу.

— Чёрт! — Френн стукнул кулаком по столу. — Вот же… А ведь вы меня уделали, Фигаро! Хорош! За это, пожалуй, стоит выпить.

Пьеро, который всё это время с неподдельным интересом следил за манипуляциями колдунов, идею выпить активно поддержал. Но, глядя на вытянувшуюся мину инквизитора, видимо, пожалел того, и спросил:

— А как бы вы сами, господин Фигаро, с огоньками разобрались? Если бы вот как вы говорите: в лесу, да ночью?

— Никак. — Следователь развёл руками. — Я же не Мерлин Первый, и не сержант Кувалда. И закончил бы я в описываемой ситуации точно так же. Поэтому я, во-первых, никогда и ни при каких обстоятельствах не пойду ночью один в лес вроде этого. Правило, которое мне вбили розгами в зад ещё в нежном возрасте папенька с маменькой, за что им большое спасибо. Во-вторых, если уж мне приспичит это сделать, то у меня при себе непременно будут амулеты: «коник тёсаный» и кошачий камень. Конечно же, наговорённый. А почувствуй я что-то неладное, так я заговоры знаю. И «в лесу-поле да одёжку наизнанку повыверну», и даже «отведи, Чёрная Маменька». Так что огонькам я не сделаю, скорее всего, ни шиша, зато и они меня не тронут.

— О! — Пьеро зааплодировал. — Сразу видно следователя Департамента! Вот за что вас народ и любит: вы к простым людям ближе. Порчу отведёте, на посуду пошепчете, Буку из-под кровати выгоните, с домовым дедкой вопросы порешаете. И амулет изладить поможете, и капкан на кровососку поставить. А вот вашего брата, не в обиду будет сказано, господин Френн, простой люд боится. Потому что кто таков есть в народной памяти инквизитор? Это такой тип в чёрной рясе, что ночью приезжает в карете без фонарей, хватает твоего соседа за шкирку, и тащит на каторгу.

— Соседа я вашего за шкирку, конечно, схвачу, почему не схватить? — Френн, против воли, усмехнулся. — Да только в том случае, если он ночами ворожит на Трёх Знаках, и в подвале держит гомункулуса Второго рода. Или вообще мелкого демона. А, да: для того чтобы я к вашему соседу заявился, на него сперва должен собрать все необходимые доказательства вот этот самый Фигаро, которого вы тут расхвалили.

— Да бросьте, Френн. — Следователь миролюбиво махнул рукой. — Одно ведь дело делаем, как ни крути. Вы на букве закона, конечно, чересчур повёрнуты, ну да я знать не знаю, как вам мозги в Ударном отряде мыли.

— Пф-ф-ф-ф! Что там Ударный отряд! Меня как-то в ОСП рекомендовали, вот это было да! Но когда я увидел, сколько там всего нужно подписать и на какие виды ментального контроля согласиться… Нет, не для меня эта карьерная лестница. У меня, Фигаро, вообще в последнее время такое, знаете, стойкое ощущение, что я всю жизнь занимался чем-то не тем. А у вас?

— У меня стойкое ощущение, что нам нужно ещё выпить.

…Сгустилась ночь, скрутилась вокруг дома морозной дохой, зашторила небосвод чёрной мутью и пошла-посыпала снегом — не бураном, не снежной сечкой, а именно снегом: честными белыми хлопьями, плавными, спокойными, такими, что с достоинством городового чинно летят в свете окна, мерно ложась на землю пушистым ковром. Погасли огни в домиках прислуги, выключили свет и в соседних домах, и вот осталось лишь окошко в мансарде механика, а за ним — троица уже порядком поддатых, но всё ещё бодрых духом людей, и снаружи казалось, что окно это — одинокий иллюминатор подводного корабля, что залёг в дрейф где-нибудь около мыса Горн; залёг, да и остался там навеки.

Френн и Пьеро оживлённо обсуждали характеристики тягачей, вездеходов и тяжёлых снежных проходчиков (очевидно, инквизитора уж очень зацепила эта тема; он никак не мог отойти от полученных днём впечатлений), а Фигаро, подперев рукой подбородок, рассеяно смотрел в окно, за которым изредка мелькала ночная нечисть: вот мелкие бесы швыряются снежными вихрями за сараем, вот банник тянет куда-то связку дров, а вот и домовой стучит, возится где-то внизу.

Мили, мили безлюдности лежали за стенами дома, чёрные загадочные леса, где тайн — на тысячу человеческих жизней и ещё раз на столько же; край земли, граница, за которую даже Артур со своим Квадриптихом не особо совали свои носы. И вот живут здесь люди, и ничего так живут, не бедствуют особо. Да, непросто тут жить, ох, непросто, зато это такая жизнь, какой человек не жил со времён царя Панька, а, можем, и вообще с той седой древности, когда впервые пришли в северные земли суровые бородачи с топорами, чтобы брать здесь из земли медь, плавить в своих складных каменных печах, и лить из той меди мечи и стрелы. Что изменилось для этого леса с тех пор? Немного, ох, немного…

Серебряная искра опустилась на забор, оборотилась кошкой с человеческим лицом, пронзила следователя странным взглядом, полным беспредельной мягкой тьмы, и улетела, не оставив и следа. Вышли из леса две огромные, выше деревьев, чёрные полупрозрачные фигуры с глазами-звёздами, замерли невдалеке от человеческих жилищ, и долго так стояли, глазея. Следователь, шутки ради, протянул тонкую эфирную нить к лесным духам, и почувствовал: бездонные вершины, где неслись мокрые облака, и где так хорошо летать ночами, ямы под деревьями, где в тёплых пещерах таилась грибница, сплетая свои странные узоры, лес. Лес, лес без конца и края, где пространство и время слились в одно. «Хорошо им, — подумал Фигаро, — спокойно. Странная чудь, а всё равно интересная. Ишь ты, и грибы, оказывается, тут есть! Хотя с чего им не быть, если клёны, вон, где-нигде зеленеют»

Фигаро оторвался от окна, хлопнул стакан, и рассказал презабавную историю о том, как он, лет десять тому назад, спасаясь мухомором от ревматизма, немного перегнул палку, и проглотил сразу три сушёные шляпки, что для него оказалось многовато, в результате чего следователь отправился в лес разговаривать с грибами, и был там найден утром женой местного констебля, что пошла с подругой по ягоды. Пьеро похихикал, согласился, что три шляпки, тем более бурых мухоморов — явный перебор, однако же, целебные свойства гриба похвалил.

— Что, небось, думаете, про мухоморовку, которую сержант Кувалда хлебал — легенда? Ага, щаз! Как же, легенда! Самая что ни на есть правда правдивая. Собираем шляпки, настаиваем в темноте на водке, и лечимся. Да и просто так пьём: хорошо бодрит и болячки отгоняет, что в наших широтах, согласитесь, немаловажно. Чистую крепкую водку берёшь, что выморожена была от сивушных масел, добавляешь воды от талого льда, чтоб крепость не выше сорока градусов была, шляпок туды мухоморных. Но только красных, господа! Бурым мухомором не так лечатся… Ну так вот: а потом эту смесь в погреб, в темноту, в самое новолуние. В новолуние же третье бутыли извлекаем, шепчем на них наговор «Для крепости телесной и от недугов немочных», и всё. Готова легендарная мухоморовка, можете причаститься даров сержанта Кувалды.

— Знаю, — Френн улыбнулся, — как же, как же. В Ударном отряде мы её тоже пили, правда делали чуть иначе. В долгом походе — самое то. И сами грибы употребляли, только знать надо, как сушить их правильно и сколько есть. А то, не ровён час, будешь, как Фигаро по лесу бегать и с опятами болтать. Так-то, конечно, штука незаменимая: и от нервного истощения, и от эфирной контузии, и от ревматизму, от чёрной падучей, от паразитов, меланхолии, разлития желчи… ох, да всего и не упомнишь. Говорят, при Академии Других наук есть какой-то институт…

— Ага, есть. — Фигаро согласно закивал. Фунгус алкемикус, или как-то так их называют. Почти полсотни алхимиков, и занимаются только грибами. Чего они только не лечат, мама дорогая!.. Кстати, говорят, первые гериатрические снадобья именно они придумали.

Поговорили о грибах, о зельях, выпили ещё по одной, и разговор плавно перешёл на местные заботы и устрои.

— А вот скажите, Пьеро, я правильно понимаю, что есть, к примеру, Белая Гвардия: самые тёртые солдаты, из колючей проволоки скрученные, медведей пинком под зад гоняющие? А кто тогда такое Краевые обходчики? Что-то я совсем запутался: один говорят, что это те же самое гвардейцы, другие — что вообще какие-то отдельные войска, а кто-то и вовсе говорит, что это каторжане к высшей мере приговорённые.

— Ах, Фигаро, я, примерно, понимаю, откуда эти слухи берутся. И даже понимаю, откуда такая неразбериха. Вот смотрите: смертной казни на Хляби нет. Вообще. Но тут есть, точнее, был, её аналог — Краевые обходчики. Лет двести назад это было нечто вроде Белой Гвардии, но с очень важным нюансом: Обходчики отправлялись очищать от нечисти новые места, неизведанные территории. Вот, например, обнаружит геологическая разведка золотишко возле Дырявой горы, а союз шахтёрских артелей порешает, что брать его там выгодно. И отправляет тогда под Дырявую гору местный капитан — вот как Швайка сейчас — Краевых обходчиков. Плацдарм, стало быть, организовывать. Зацепятся Обходчики за территорию — ну, свезло; тогда Гвардия туда выступает вместе с шахтёрами: оборудование везут, бараки строят, всё как положено. Кто в Обходчиках пять лет отслужит: свобода. Иди гуляй; закрыл ты судимость, значит. Да только посылать каторжан в Дикую Хлябь просто так, без подготовки, это ж их на верную гибель посылать. С таким же успехом можно просто выгнать их на ночь за границу жилой зоны, да и дело с концом. Поэтому некоторые командиры гвардейские так сказали: чего людей зазря переводить, если их можно научить всякому-разному, и использовать как штурмовые бригады? Выдать оружие, какую-никакую форму, паёк, и вперёд, на баррикады. Сбежать они не сбегут — куда тут бежать-то? И слушать старших тоже будут, потому как так есть хоть какой-то шанс выжить. Ну, ясное дело, кто баловал сильно, с теми не церемонились, но таких мало было — дураки на Хляби долго не живут… Вот как-то так оно шло помаленьку, и вдруг в один прекрасный день оказалось, что Краевые обходчики — самые востребованные подразделения Гвардии. Потому как закалённые в таких передрягах, и в таких местах побывавшие, куда и бывалый гвардеец-то носу не сунет. И командиры их стали носить такой специальный значок: стрела пробивающая навылет две красные линии. Мол, с намёком: мы за такие границы лазаем, где и вендиго гадить боится. Мало-помалу, стало в Краевых служить почётно, и принялись туда писать на перевод самые матёрые гвардейцы. И вот тут, господа, самая мякотка: гвардеец имеет право перейти в Краевые обходчики только если верой и правдой отслужит в Гвардии не менее десяти лет, наград, значит, удостоен, и лично командиром рекомендован. А каторжанин может подать прошение на перевод в Краевые в любой момент. И никто не имеет права ему отказать. Там каторжане учатся, эдак, с год, а потом выходят в поле… Выживают, скажем прямо, не все. Но кто выжил, тому почёт и слава. Так к своим отрядам прикипают, что даже когда «вольную бумажку» получают, то на Большую Землю не едут. И даже калеками тут остаются: молодняк наставлять… Ладно, господа: по последней и спать. Потому как зная светлейшую госпожу Анну — дай ей Эфир ещё сто лет и ещё столько! — вы завтра ночью хрен выспитесь. У неё если поход, так уж поход… Ну, на удачу!

Утро началось просто замечательно: во-первых, ещё затемно следователь проснулся оттого, что из тьмы материализовалась мягкая лапа, и поправила ему сползшее на пол одеяло. Домовой — хорошая примета. Говорят, после того, как домовой явится, обязательно приснится вещий сон, так что Фигаро честно закрыл глаза, но если сон ему и приснился, то наутро следователь его не вспомнил. А вот голова после водки не болела вовсе, словно они с Пьеро до полуночи хлестали ключевую воду.

Окончательно из сна Фигаро выдернул хохот Френна: инквизитор ржал как конь, что для него, вообще-то, было необычно. Следователь вздохнул, завозился, потянулся, сжался на перине, и, наконец, сбросил одеяло.

— Чего это вы хохочете, Френн, — пробурчал Фигаро, протирая глаза, — что там уже случилось?.. А-а-а-а, газету читаете, ну-ну… И что же: король Тузик изволили жениться на дочери канцлера Гейгера?

— Лучше, Фигаро, намного лучше! — Инквизитор захлопал себя по бокам ладонями и швырнул газету следователю. — Ловите! Это, кстати, вчерашние «Столичные дребезги». Уму непостижимо, как они оказались на Хляби; нужно у Пьеро спросить.

— Чего-чего, господа? — Механик, впрочем, уже был тут как тут. — Совсем забыл: нужно ж вам горячую воду включить, чтобы хоть умылись с утра по-человечески. Вот этот крантик поверните, и мойтесь на здоровье, а ежели хотите, так через час баньку натопят… Газета вас интересует? А ну-ка, Фигаро, покажите как ДДД работает! Что с этой газетой не так?

Фигаро крякнул, шумно вздохнул и нехотя пошелестел газетой, рассматривая её то так, то эдак.

— Ну, это, действительно, «Дребезги». Которые вот никак не могли оказаться на Хляби через сутки после того, как были напечатаны в Столице, даже если бы нашёлся психопат, оплачивающий пересылку газет через блиц-коридоры. Однако же, «Дребезги» печатают на газетной бумаге качества «А» — белой и плотной, с такими ма-а-а-аленькими точечками в правом нижнем углу листа. А это явно качество «В» — бумага жёлтая грубая и краска на неё ложится чёрт-те как. Значит, газета была перепечатана где-то на Хляби. Но вот что интересно: перепечатана явно с оригинала; да и какой смысл ставить на неё вчерашнее число? Опять колдуны из Лога постарались?

— В точку. — Пьеро довольно кивнул. — Газету передали через телеграф, а потом автоматический печатный станок наклепал нужное количество экземпляров уже тут, у нас. Нам-то много не надо, тут тиражи, понятно, не столичные…

— Стоп, стоп! — Фигаро замахал руками, — Одну секунду! Что значит, передали через телеграф? А вёрстка? А фотографии?! Это как можно всё через телеграф-то отправить?!

— Посмотрите на фотографию — любую фотографию в газете. — Механик, подойдя к следователю, ткнул пальцем в снимок на первой полосе, где Его Величество король Тузик жал руку какому-то высокому блондину с кислым лицом. — Да-да, именно так: поднесите её ближе к носу. Что вы видите?

— Точечки. Ну, квадратики.

— Именно. Любой снимок, напечатанный в газете есть просто мозаика, сложенная из точек краски — где потемнее, где посветлее. Месторасположение точки и её яркость можно закодировать цифрами, а цифры передать через телеграф. Главное, чтобы дешифраторы там и тут работали по одному и тому же принципу. А они постоянно совершенствуются; например, сейчас для того чтобы передать газету на шесть листов уходит всего час, а два года назад для этого требовалась отдельная телеграфная линия и целая ночь. Вот до чего техника дошла!

— Мда, — Фигаро покачал головой, — эдак скоро и синематограф по телеграфу передавать будут. Вот совсем не удивлюсь… Однако же, Френн, что вас так рассмешило? Встреча Его Величества Тузика с послом Соединенного Британского королевства? Согласен, посол тут на фото будто с перепою, но…

— Да вы не там смотрите. Откройте третью страницу. — Инквизитор противно захихикал.

Фигаро последовал его совету… и замер, уставившись на газетный лист, хлопая глазами.

Статья, занимавшая аж три колонки, сопровождалась фотографией: огромная стеклянная витрина, судя по всему, стоявшая где-то в изысканной гостиной чиновничьего дома первой плеяды. Витрина была разбита вдребезги, причём, как сразу подметил следователь, разбита изнутри. Кричаще-жирные буквы заголовка, казалось, вопили в лицо читателя:

«КОЛДОСТВО, ЧУДО ИЛИ ДУРНАЯ ШУТКА?! МИНИСТР ОБОРОНЫ И ЕГО ЖЕНА ОБЕСКУРАЖЕНЫ!»

«Как известно достопочтенным лицам вхожим в дом Его Сиятельства, министра обороны, означенный господин приобрёл некоторое время назад чучело из чуди хлябской Снежным Львом именуемое и экспонировал его в своей гостиной в кубе из пуленепробиваемого стекла. Существа эти, как стало известно нашему корреспонденту, приобрели среди высшей знати и состоятельных граждан Столицы огромную популярность в виде означенных чучел, а также всевозможных изделий из их шкур, костей и зубов, поскольку, по известной нам информации, изделия эти обладают сильнейшими и удивительнейшими колдовскими особенностями. Однако же каковы были удивление и шок супруги министра, когда в ночь на двадцатое января её шуба из шкуры чудесного зверя сама собой вырвалась из шкафа и сбежала прочь по лестнице, ведущей в гостиную! Подозревая вора действующего под прикрытием заклинания невидимости, охрана, вооружившись соответствующими амулетами, бросилась в погоню, однако же обнаружила не вора, но оживлённого неведомым колдовством Снежного Льва, который мало того что прирастил обратно куски своей шкуры (заменённые таксидермистом на подходящие по цвету меха), но и чудодейственным образом разбив изнутри выставочный куб вылетел в окно, по словам многочисленных свидетелей, окутавшись ярким пурпурным сиянием!

Разумеется, в доме министра попытались не допустить огласки, но в ту же ночь подобные события повторились во всех домах, где имелись в наличии чучела Снежных Львов или изделия из оных. Все заведомо мёртвые существа неведомым образом ожили, и скрылись в неизвестном направлении, как бы дико это не звучало. Поскольку означенные твари суть порождение Дальней Хляби, сложно сказать, какое именно колдовство или Другое вмешательство стало причиной подобного явления, однако, благо имя поставщика чучел и прочих материалов известно, специальная комиссия АДН уже занялась расследованием инцидента, и можно надеяться, что в ближайшее время мы порадуем наших читателей новыми пикантными (или ужасными!) подробностями этого удивительного дела…»

Далее следовали рассказы свидетелей и выдержки из предварительного отчёта АДН, в котором внимание акцентировалось на том, что на местах происшествий никаких следов вредоносного колдовства не обнаружено.

Следователь захохотал.

— Да-а-а-а-а-а, пах-ха-ха, сдаётся мне… ах-ха-ха-ха!.. Сдаётся мне, у господина Харта в ближайшее время будет туго с заказами… ух-ха-ха-ха!.. Нет, ну надо же! Не соврал, сукин сын, не соврал… Оживил всех своих, значит, и… Ох, я больше не могу, Френн. Подайте воды, пожалуйста… Спасибо… Ну и прохвосты, ну и чудилы!

— Заметьте, кстати, — Френн восторженно щёлкнул пальцами, — никакого насилия, никакой мести, ни малейшей агрессии! Они просто воскресили всех своих, и ушли. Хотя, сдаётся мне, могли бы сравнять Столицу с землёй, или превратить её в огненный кратер.

— Сверхразум не агрессивен. — Артур, разумеется, был уже тут как тут. — Его нельзя назвать добрым в общепринятом понимании этого слова, но и злым тоже. Хотя почему они не отмстили за вред, что причинило им человечество в лице Харта, это, конечно, вопрос интересный.

— Ничего интересного. — Френн, естественно, просто не мог не возразить, и ему было плевать, кто перед ним: младший сержант Гунька, или Мерлин Первый. — Вы же не пойдёте сжигать муравейник, если обнаружили муравья у себя на пирожном во время пикника. В целом, вы можете это сделать, но смысл?

— Госпо-о-о-о-ода-а-а-а-а-а! — Вопль Пьеро можно было услышать с первого этажа. — Господа! Прибыли!

— Кто? — Френн аккуратно макнул зубную щётку в порошок и озадаченно обернулся к влетевшему в мансарду механику (Артур тут же «погас» перейдя в режим невидимости). — Кто прибыл?

— Отряд Белой Гвардии с Нулевого километра. А что это значит? — Механик аж подпрыгивал от распирающих его эмоций. — А значит это что дорога свободна, понимаете? Первый караван грузовиков уже отправил, сейчас второй готовится на выезд… Да, я собственно, о чём: тут к вам посетитель из Белого лога. Ждёте?

— Ждём, ждём, — Фигаро понюхал умывальное полотенце и поморщился. — Князь предупреждал. Ну что ж, пусть заходит, если он, конечно, мужеского полу. А то у нас тут, как видите, утренний туалет… Эх, не успею сегодня стирку устроить. Ну, хоть побреюсь.

— Понял, понял. — Пьеро подпрыгнул и стукнул в воздухе короткими ножками. — Ах, как же хорошо! Как вовремя!.. Так я приглашаю гостя, значит? Ну и замечательно. А пока прошу меня простить: работы — вагон! Контейнер! Склад! — Механик пулей вылетел за дверь, загрохотав сапогами по лестнице.

Фигаро как раз намыливал помазком левую щёку, когда в дверь постучали, и вкрадчивый интеллигентный голос вежливо спросил:

— Можно войти?

— Можно, можно, — пробурчал Френн (он за каким-то чёртом снова решил начистить сапоги; следователь иногда подозревал, что у инквизитора есть некий бзик, связанный с чистотой), — только двери закрывайте. Сквозит.

Дверь открылась, являя взору высокого человека в тёплой белой мантии с горностаевой опушкой из-под которой виднелись носки сапог, сиявшие чуть ли ярче, чем сапоги Френна. Человек галантно поклонился, и, широко улыбнувшись, сказал:

— Добрый день, господин Френн. Здравствуйте, Фигаро. Как жизнь?

Помазок выпал из руки следователя и с цокотом упал в рукомойник.

Рост — примерно с Френна, гладко выбрит. Глубокие и яркие карие глаза окружала тонкая, едва заметная сеточка морщин, но в целом, лицо мужчины пылало ярким румянцем, который словно бы сочился сквозь восковой блеск — опять же точно как у Френна: первый признак злоупотребления гериатрическими тониками. Тонкие, почти невидимые на лице бледные губы, острый нос с едва заметным следом от дужки часто надеваемых очков, вот, собственно, и всё, что можно было сказать об этом лице, лишённом особых примет. Чисто вымытые волосы гостя блестели, убранные на затылке в тугой «конский хвост».

Френн, разумеется, тоже узнал человека в дверях, но, ни в чём не изменяя себе, не проявил особых эмоций. Инквизитор лишь коротко кивнул и вкрадчиво сказал:

— Добрый день, господин Метлби. Хотя я не знаю, можно ли назвать день, начавшийся со встречи с вами действительно добрым.

Алистар Метлби, колдун, которого Фигаро арестовал почти сразу же после своего прибытия в Нижний Тудым, передав в тёплые объятия Френна, полный магистр, лауреат нескольких престижных премий по квазиматематике, автор почти сотни книг, минимум, десяток из которых сам Стефан Целеста называл «фундаментальными трудами», убийца незадачливых кавалеров своей бывшей пассии и просто хороший человек, смиренно опустил голову.

— Не могу не сказать про вас то же самое, господин инквизитор. Однако же хочу напомнить, что в тот раз я хотя бы явился к вам с повинной.

— После того, как я вынудил вас пойти на следку со следствием! — Фигаро возмущенно надулся и потряс кулачком. — Вы меня чуть не убили, и до усрачки напугали! И вас отправили на Хлябь! И вот! Вы! Стоите здесь! В горностаевом пальтишке! Как ни в чём не бывало! Ссыльный колдун, мать его!

Тут, наконец, следователь понял, как нелепо он выглядит в данный конкретный момент: в широких полосатых трусах, линялой серой майке вытянувшейся на животе, с полотенцем второй свежести, переброшенным через руку и одной намыленной щекой. Гроза колдунов Нижнего Тудыма, мать бы его за ногу.

Фигаро густо покраснел, надеясь, что это будет воспринято за проявление ярости.

Но Метлби поступил как настоящий джентльмен: он просто ничего не заметил.

Ссыльный колдун ещё раз виновато кивнул, чуть пожал плечами, улыбнулся, и, отряхнув сапоги на которых решительно нечего было отряхивать, вошёл в комнату, на ходу снимая с себя мантию (Фигаро почувствовал лёгкий звон отключившегося медальона-термостата). Повесив мантию на гвоздь, Метлби ещё раз вздохнул, мягко опустился на коренастый тяжёлый табурет, закинул ногу за ногу и сказал:

— Итак, ещё раз добрый день, господа. Меня, как вы уже, очевидно, поняли, прислал сюда Василий Дикий, неофициальный лидер научной когорты колдунов Белого лога. Я также являюсь автором того прелюбопытного эксперимента, участниками которого нам доведётся стать, а именно: точное — до пятого знака включительно — измерение внутренних эфирных напряжений внутри аномалии экстра-класса. Если нам повезёт, то я включу, настрою и сниму показания с приборов столь пренебрежительно брошенных на Рогатой горе нашими предшественниками. В их защиту, однако, могу сказать лишь то, что их там едва не убили. Надеюсь, у нас пройдёт гладко. Собственно всё. — Метлби достал из кармана белоснежного камзола доселе скрытого под мантией портсигар, отщёлкнул сигаретку хитрым пружинным толкателем, и прикурил лёгким, почти не шевельнувшим эфир заклинанием.

Фигаро молча отвернулся, достал помазок из умывальника, и принялся намыливать вторую щёку.

— Ничего себе — всё! — Френн хмыкнул. — Просто прогулка со ссыльным колдуном-убийцей в компании — делов-то! А князь вообще знал о наших с вами взаимоотношениях?

— Я думаю, нет. — Метлби выпустил изо рта аккуратное колечко дыма. — Ему нет дела до таких мелочей, как личные отношения его подчинённых, их прошлое, и вот это всё. Князь читал мои книги. Этого оказалось достаточно, чтобы я получил место… ну, скажем так: одного из его первых заместителей. И да, не волнуйтесь особо. Я не убиваю кого попало, не убиваю просто так, и уж точно не убиваю представителей власти. Фигаро свидетель.

Следователь пробурчал что-то неразборчивое и взял в руки бритву, изо всех сил делая вид, что его физиономия занимает его куда больше всех Метлби в этом мире вместе взятых.

— Я, кстати, не назвал бы наше путешествие прогулкой. — Ссыльный колдун повертел в руке портсигар и жестом фокусника заставил его исчезнуть где-то в рукаве. — Места, в которые мы отправляемся — дикая дичь; Другая активность там запредельная даже для Хляби. Так что я очень рассчитываю на помощь и защиту с вашей стороны, господа. Особенно учитывая, что Фигаро мне, вообще-то, должен… Вы, кстати, так и не рассказали мне, каким образом попали в ту забавную ловушку, из которой я помог вам выбраться. В «Клетку Ангазара» обратной полярности. Может, сейчас порадуете историей?

— Нет. — Следователь резким движением смахнул с бритвы мыло. — Но вы правы. Я действительно вам должен. И не верю, что вы станете подбрасывать нам яд в компот или останавливать сердце колдовством. Я злюсь не поэтому, и вы прекрасно это понимаете.

— Понимаю. — Метлби коротко кивнул. — Вы отправили нарушившего Другой Кодекс колдуна отбывать наказание на Дальнюю Хлябь, а ему тут живётся лучше, чем в городишке, из которого он родом. Только вот скажите: а какое вам дело? Ну, сидит тут Алистар Метлби в своём уютном кабинетике, пописывает книжечки, а вечерами под коньячок болтает с коллегами на научные и околонаучные темы. Вас это не устаивает? Хорошо. Тогда спрошу иначе: какой судьбы для меня желали бы вы? Каторги? Виселицы?

— Тоже нет. — Фигаро, наконец, закончил бриться, и, включив горячую воду, принялся шумно, точно гиппопотам, плескаться, отмывая с лица остатки мыла. — На самом деле, если так подумать, я просто хотел чтобы вы закончили убивать невинных… ну или почти невинных людей, и занялись чем-нибудь общественно полезным. Так что, можно сказать, моё желание исполнилось. Разве что вы тут у князя Дикого подрабатываете наёмным душегубом.

— У князя не хватит средств оплатить мои услуги в этой области. — Метлби скромно улыбнулся и глубоко затянулся душистой сигареткой. — Зато у него есть большой эфирный разделитель, сверхчистые пирамидки-концентраторы, тигель Ангазара-Бруне и ещё много всяких интереснейших штучек. Достаточно, чтобы занять меня лет на пятьсот. А дальше будет видно.

— Вы же не сможете вернуться на Большую Землю. Не в качестве колдуна.

— И вы опять ошибаетесь, Фигаро. — Метлби движением пальца трансформировал табурет в широкое мягкое кресло, в котором удобно развалился, положив ноги на маленькую левитирующую подушечку. — Способ восстановления эфирных каналов после воздействия Хляби придумали ещё лет сто назад. Две недели индуцированной комы в депривационной камере, прочистка, настройка, адаптация, и вот вы снова колдун хоть куда. Или, точнее, хоть где. Дело в другом: нет причин возвращаться. И Институт, и Академия — все они отстали на годы. На столетия. Здесь — передний край научного фронта, здесь я могу работать с такими вещами, о которых там, — колдун пренебрежительно махнул рукой куда-то за спину, — не мог и помышлять. Пока в Столице изобретают новый способ подтяжки лица, тут думают о строительстве подводных городов, о том, можно ли жить на Луне, о путешествиях в иные сферы бытия… я могу перечислять часами. Но вам это вряд ли будет интересно. У меня другой вопрос: за каким чёртом вы припёрлись на Хлябь, Фигаро? Да ещё в компании инквизитора?

— Не ваше дело. — Следователь толком не понимал, почему злится на Метлби, но ничего не мог с собой поделать.

— Может и не моё, — легко согласился магистр, — однако вот какая получается интересная закавыка: примерно год назад, работая с тонкими эфирными фракциями на высокоэнергетическом ускорителе потоков — не просите меня сейчас объяснять, что это такое; если коротко, то это очень большой кристалл-концентратор через который можно пропустить очень много энергии… да, так вот: в процессе моих личных опытов я наткнулся на странное смещение некоторых базовых констант Единого Поля. Поначалу я подумал, что допустил какую-то ошибку, но нет: опыт оказался вполне себе воспроизводимым. Я оказался в тупике: в принципе, подобные явления не то чтобы совсем невозможны. Большие объекты, например соседние вселенные, могу в некоторой степени искривлять пространство-время, но тут было что-то другое: объект сравнительно небольшого размера, вызывающий изменения в Едином Поле, которые затрагивали исключительно наш кластер пространства. Как будто на нашем земном шарике завис о-о-о-о-очень тяжёлый противовес, если вам так понятнее, и своим весом тянет его в условный «низ».

Метлби стряхнул пепел сигареты прямо на пол, машинально распылив его на атомы, затянулся и выпустил два дымных колечка — маленькое сквозь большое.

— Я сел за расчёты. Получалось, что где-то здесь, в определённой мере, почти рядом, можно сказать, буквально под полом нашего космоса, находится некое Другое свехсущество: то ли одно из Могуществ, которому вздумалось ломиться на наш план, то ли заключённый в некое подобие клетки Демон-принц, то ли вообще хрен пойми, что. Я понятия не имею, насколько это опасно для нашей реальности в целом, но быстро понял одно: чем бы эта штука ни была, она станет вызывать сбои в работе Единого Поля. Это будут аномалии: прорывы сильных Других, появление всяких древних тварей, что веками спали в безднах земных или в морской пучине, а теперь вылезут прогуляться… или эфирные вихри необычайной мощности, вроде того, что образовался на Рогатой горе. И каково же было моё удивление, когда я узнал, что следователь Департамента Других Дел Александр Фигаро неожиданно завалился на Хлябь именно сейчас! Более того: пытается за каким-то дьяволом пробиться на эту драную Рогатую гору!

— Совпадение? — Следователь поднял бровь.

— Да, это совпадение, разумеется. — Метлби согласно кивнул. — Эфирные напряжения такой мощности неизбежно будут вызывать деформации причинно-следственных связей. Это своего рода автоматический механизм: некий… — колдун прикусил губу и пощёлкал пальцами, подбирая выражение — некая встроенная в паутину судеб цель, условность, договор, если хотите. Самоисполняющееся пророчество — знать бы только пророчество чего!

Он быстро поднял глаза и уставился на Фигаро.

— А вы знаете?

Следователь дёрнулся (он ничего не мог с собой поделать; слишком уж хорошо Метлби умел выбивать почву из-под ног). Фигаро открыл рот, закрыл его, издал звук, отдалённо прохожий на «мну-э-э-э-э», но ссыльный магистр уже встал с кресла (которое тут же превратилось обратно в колченогий табурет), растворил в воздухе окурок и сказал:

— В восемь часов на площадке у въезда на Кальдеру. И, пожалуйста, не опаздывайте. У этой Анны крутоватый нрав.

С этими словами он отвесил короткий поклон — не пойми, шутовской или нет, — и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Дальше всё происходило очень быстро.

Раз — и воздухе появился Артур. Два — и древний колдун запечатал дверь, через которую только что вышел Метлби Громовой Печатью, Сокрытым Знаком и, судя по всему, для верности, — Неотразимым Краеуглом. Три — и мансарду отрезала от мира целая пачка изолирующих заклинаний, из которых Фигаро, да и то с трудом, различил лишь парочку звукоизоляторов.

Но больше всего пугало выражение лица Артура: Зигфрид-Медичи был в ужасе.

— Господин Мерлин, — Френн, у которого непроизвольно задёргалось веко, — что происходит? Вас что, напугал Метлби?

— А? Что? — Артур рассеяно покачал головой. — Метлби… Нет. Он — гений. Он просто чёртов гений, да и всё. А я идиот. Выпросивший себе знания, и обращающийся с ними как глупый ребёнок с микроскопом. Или даже хуже: как чванливый лордишка, сумевший собрать в своём доме самую большую коллекцию книг по колдовству, но не умеющий банально высушить заклятьем своё нижнее бельё после стирки… Да, ресентимент. Имею право. Мне бы этого Метлби посадить рядом с собой, обложиться бумагой — горой бумаги! — и засесть, эдак, на неделю. Лучше на месяц. Но! Меня не это беспокоит, на самом деле. Этот тип обнаружил клетку Демона имея под рукой простейший прибор, бумагу, перо и мозги. Он нам нужен. Я беру его в команду. Но — потом. Его опыт, в смысле, его эксперимент с этой эфирной червоточиной может предоставить нам данные — очень ценные данные. Мы поговорим с ним позже.

— Вы собираетесь явиться к Метлби в гости и сказать «привет, я Мерлин Первый», давайте поболтаем? — Следователь просто не мог поверить своим ушам.

— Да, примерно так. Какая, к дьяволу, разница, если мир скоро сгорит? Но меня сейчас трясёт не по этой причине. Этот Метлби, этот чёртов сукин сын прав: а что если всё, что мы сейчас делаем именно то, чего Демон и добивается? Что если мы действуем точно в рамках Договора? Ниточки судьбы натягиваются, сплетаются в гобелен, а мы подносим материал для этого адского станка? Что если мы и есть причина, по которой погибнет мир?

— Артур, вы не можете этого знать.

— В том-то и проблема! — Мерлин в ярости вцепился себе в волосы, и, будь они настоящими, наверняка бы сильно проредил свою пышную причёску. Мы понятия не имеем, правильно ли мы поступаем, или просто спокойно приближаем конец света. Вот, мы ищем Луи де Фрикассо. А что если именно он запустит процесс, который активирует Договор и приведёт Демона в мир? А что если этот ваш джинн, Аршамур, который отправил нас на поиски Луи… Так, стоп. Закончили. В этом направлении мы думать не будем. Потому что так можно сойти с ума. Просто начать подозревать в каждой встречной собаке агента врага. — Артур глубоко вздохнул и шумно выпустил воздух через сложенные трубочкой губы. — Даже если я сейчас и прав, то мы всё равно ничего не сможем с этим поделать. Делай что должно, и будь что будет. А с Метлби я всё равно поговорю.

— Так. — Френн щелкнул крышкой маленького старомодного брегета, — до восьми часов вечера у нас ещё полно времени. Я пока что займусь тем, что развешаю «на пальцы» максимально возможное количество заклятий, а вы, Артур, попробуйте, всё же, объяснить, что это за штука такая — Договор Квадриптиха? А то я всё слышу: Договор да Договор, но в упор не понимаю, что за Договор такой. Это какой-то вид контракта между вами и Демоном?

— Нет. Не совсем. — Мерлин, к которому к этому времени уже вернулось прежнее самообладание, задумчиво подёргал себя за бороду. — Точнее, совсем не совсем… ах ты ж чёрт. Контракт — это соглашение между вами и Другим существом, суть которого сводится к тому, что вы чем-то платите Другому: кровью, услугой или ещё как, а Другой, в свою очередь, даёт вам что-то взамен. Договор — нечто совсем иное.

Артур вытянулся в воздухе, закинул руки за голову, и, покачиваясь в паре футов от пола, принялся изучать потолок. Обычно это означало, что старый колдун настроен поговорить.

Мерлин немного попялился в потолочные балки, что-то побурчал себе под нос, и, как всегда безо всякого вступления, начал говорить:

— Давным-давно, очень далеко отсюда, в маленькой таверне заброшенного городишки, что лежал у забытого всеми богами торгового тракта, который давно стал прибежищем для разбойников, дезертиров и всякого другого отребья, в месте, что через сто с лишним лет станет называться «Лютеция», собрались четыре самых сильных колдуна того времени: Я, великий и ужасный Артур-Зигфрид Медичи, потомок колдунов-королей, Моргана — ведьма, чьё имя гремело уже тогда, вызывая у простых смертных довольно… м-м-м… смешанные чувства, поэтому её называли то Морганой Благой, то Ведьмой-с-Болот, Абдурахман ибн Хаттаб — умнейший и просвещеннейший колдун Халифата, которому в пояс кланялись даже великие падишахи, и ехидный старикашка Абдул Альхазред — большой любитель тёмного колдовства, пришедший с далёкого Востока, такого далёкого, что уже и не упомнить, откуда. Мы очень долго переписывались, затем общались лично, и, наконец, решили совершить невероятную дерзость: обратиться к Другим Силам, дабы стать самыми сильными колдунами в истории мира. Но мы не знали, как это сделать.

Артур зевнул, почесал нос, и, покряхтев, продолжил:

— Всё, что нам было на тот момент известно о Могуществах, можно было изложить на паре листов пергамента убористым почерком. Мы знали о ритуалах призыва, о том, что высшие демоны — а меньший вряд ли бы сумел оказать нам помощь — требуют взамен крови или чего похуже, и примерно представляли, как такой ритуал провести. У каждого из нас была горстка знаний, щепотка опыта, крупинка мозгов, и очень, очень, очень много амбиций. День за днём, месяц за месяцем, мы готовили ритуал: собирали материалы, высчитывали положение звёзд, собирали растения силы и готовили заклинания, что должны прозвучать в урочный час. И вот этот час настал: выгнав всех из таверны, включая хозяев — им мы хорошо заплатили — четыре феноменальных дурака начали ритуал. С точки зрения современной классической метафизики это был полный кошмар. Куча бессмысленных символов и кое-как подобранных фразочек, которые мы тогда искренне считали могущественными заклятьями, просто не должна была сработать. Но она сработала. И Демон явился на наш зов.

Старый колдун тяжело вздохнул.

— Я думаю, дело было не столько в самих ритуалах, сколько в обилии жертвенной крови и страстном желании четырёх сознаний направленных в одну точку. Некое Другое существо обратило на нас внимание, и, очевидно, найдя в этом выгоду для себя, решило явиться на зов. К тому же мы были сильнейшими из сильных в мире, где колдовство пребывало в зачаточном состоянии, и в тот момент наверняка стали ярчайшим маяком в наших сферах. В общем, так или иначе, Демон пришёл.

— Как это было? — Фигаро почувствовал, что в голосе инквизитора проскользнула невольная дрожь.— Что это было за существо?

Артур закрыл глаза, и некоторое время молчал.

— Темнота. — Сказал он, наконец. — Темнота и ощущение невидимого, но ясного присутствия. Тень, что вышла из Пентаграммы Огня и соединила наши сердца воедино. Нечто, готовое выслушать, дать, но и получить взамен. Классический демон, чуть ли не в церковном понимании этого слова.

— Вы попросили у него знаний, верно?

— Да, да, Фигаро. Я знаю, что уже раз десять рассказывал вам эту историю. Ничего, вон, пусть теперь Френн послушает… Это странное ощущение, когда тебе помещают в голову информацию, которой там раньше не было, причём делают это в обход, так сказать, классической процедуры познания-запоминания. Как будто ты на секунду умер. Как будто ничего не изменилось. Как будто ты входишь в давно знакомую тебе комнату, вешаешь пальто на вешалку, а потом вдруг вспоминаешь, что у тебя никогда не было ни вешалки, ни пальто. Это тоже ведь своего рода ловушка: ты знаешь всё, но как правильно вспомнить? Куда направить узкий луч фонаря твоего сознания, чтобы он высветил что-то полезное? Хотя поначалу знаний нам хватало: годы и годы экспериментов, новые заклятья, Белая Башня… Но речь не о них.

Мерлин повернулся к Френну, и хитро подмигнул.

— А ну-ка, господин инквизитор, охотник на ведьм и колдунов-призывателей, расскажите-ка чем ритуал Квадриптиха отличался от других схожих ритуалов? Блесните-ка эрудицией.

— Хм. — Френн, которому, естественно, хотелось блеснуть эрудицией перед Мерлином Первым, наморщил лоб. — Ну, сама по себе кривая механика ритуала ничего не значит. Иногда демонов вызывали вообще безо всяких ритуалов. Просто потому что очень хотели и были подходящие условия. Да и вряд ли это был первый демон, призванный в нашу сферу за всю историю человечества… О, может быть, дело в том, что вы создали достаточно яркий эфирный маяк для того, чтобы привлечь к нам сюда существо настолько сильное? Заинтересовали, так сказать, существ из Иных Сфер, которые с тех пор летят сюда, словно бабочки на огонь?

— Отчасти вы правы. — Артур благожелательно кивнул. — Больше Могуществ в орбите нашего мира, больше искривлений Единого Поля, сильнее колдовство, да, да. Но речь не о том. Понимаете, в любом ритуале призыва есть лишь один призывающий. Даже если колдун взывает к Могуществу в ритуале, где задействованы сто с лишком колдунов помладше, то они просто играют второстепенные роли: отрубить в нужный момент голову чёрному петуху, затянуть Литанию Ночи, ну, всё такое эдакое. Они — оркестр, но дирижёр у этого оркестра один. И обращаясь к Другому существу этот дирижёр заключает договор один на один. Нас же в момент призыва было четверо. Четыре колдуна притащившие сюда одного единственного демона и вывалившие на того одно желание на всех. Можете припомнить такие практики в демонологической ритуалистике?

— Эм-м-м… — Инквизитор почесал затылок. — Вот так с ходу не могу, если честно.

— И не с ходу тоже не сможете. Потому что ничего подобного никто никогда не совершал. Чем Демон, конечно же, не преминул воспользоваться, создав Договор. Если говорить совсем просто: Договор это нечто вроде обязательства связавшего всех нас воедино. Нечто вроде контракта, где каждый из нас должен исполнить отдельную его часть. Но, к сожалению, это оказалось лишь внешней видимостью.

Мерлин сменил позу; теперь колдун, перевернувшись в воздухе, завис, уставившись в пол.

— Уже тогда вещи, которые нам предписывалось исполнить в рамках Договора казались нам откровенно идиотскими. Ну, вот, Моргане, к примеру, надлежало спасти из пожара кота. Нет, поймите меня правильно: я животных люблю. Кошек так особенно. Но вот Хаттаб, от которого требовалось споить какого-то торговца коврами — это уже за пределами тупости.

— Требования Могуществ, как правило, нацелены на то…

— …чтобы запустить некую цепочку событий, в результате которой власть данного Могущества укрепится. Сам знаю; вот не надо только мне цитировать первый том «О Могуществах». Мы называли это «прогрессорством». Но есть один момент: у этих цепочек событий есть некая внутренняя логика. Например, вы убиваете короля Дюдика I, королём становится его сын, Дюдик II, а у него старые разборки с Тремя Падишахами, так что по итогам начинается война и в какой-то её момент колдун Падишахов, великий Ганул аль Адди вызывает в мир Легионы из Серой Бездны — вуаля! Даровавший вам лишние сто лет жизни Другой получает толпу своих эмиссаров в этом мире. Если такую цепочку вовремя разорвать — а в какой-то момент куда эта цепочка тянется становится ясно как день — то влияние Могущества на нашу реальность можно легко свести на нет. И Могущество, сколь бы великим оно ни было, ничего тебе сделать не сможет. Тысячи раз такое прокатывало. Но Договор Квадриптиха — совсем другое дело. Кошка, которую спасла Моргана, жила у неё до самой смерти, а торговец коврами из Аграбы вскоре получил наследство от деда со стороны отца, продал магазин и мирно дожил свои дни в приятном маленьком домике, окружённый любящими родичами. Он ни на что не влиял, не запускал никаких причинно-следственных цепочек. Просто через месяц в Халифате разразилась эпидемия чумы, причём штамм бактерии был настолько устойчив к зельям и колдовству, что Синяя Смерть до сих пор по праву считается величайшим биоцидом всех времён и народов… ну, при условии, что чума возникла по чьей-то злой воле. Но эпидемия началась за две тысячи миль от того места, где жил этот хренов торговец коврами! Она никак! Не! Могла! Быть! Связана! С ним!! А кошка Морганы? Великое Восстание — как?! Тут нет связи. Тут есть только Договор.

— И вы в упор не понимаете, как это работает?

Мерлин задумался. Он, наконец, принял более естественную позу: ногами вниз, и принялся тереть нос, фыркать и тихо ругаться под нос. Френн глядя на это лишь непонимающе хлопал глазами, Фигаро же, давно привыкший ко всем этим ужимкам, просто терпеливо ждал.

— Договор, — сказал, наконец, Артур, — это… Нет, давайте я, все же, на примере. Так вот: когда-то давно, когда Халифат ещё не был раздираемой на части религиозными войнами клоакой, а являл собой вполне себе цивилизованное государство, где учёные и философы могли рассуждать на скользкие темы, не боясь внезапно укоротиться на голову, правил в тех местах великий халиф Али Аль Джабир, более известный как Али Сумасброд. Власть он получил в сложное время: казна была, мягко говоря, не очень полна, а, попросту говоря, пуста как карманы отшельника-пещерника. Обычно в таких случаях поднимают налоги или объявляют войну, но Али решил проблему иначе: он открыл в Аграбе огромное количество игорных домов — между прочим, государственных, объявил гигантские джек-поты и на скорую руку легализовал азартные игры. Он был математиком, и прекрасно понимал, что выигрывает всегда казино. Казну он наполнил, попутно отстроив Аграбу так, что более половины её современных исторических памятников появились как раз при Али, но помимо математики Сумасброд увлекался механикой, и на досуге мастерил всякие адские машинки. Одной из таких машинок был игровой автомат «Змеиные кости» — это полный аналог нашей карточной игры в «двадцать одно», с той лишь разницей, что вместо карт там используются костяные фишки. С автоматом люди играли куда охотнее, поскольку никто не подозревал машину в жульничестве. И совершенно зря: Али так настраивал механизм, что игорный дом всегда оставался в чистой прибыли. Хотя, конечно, крупные выигрыши автомат тоже время от времени давал, а как же. Психологически там всё было как надо, но дело не в том. В конце концов, Сумасброду надоела первоначальная версия его заводной игрушки, и он решил её усовершенствовать. Так на свет появились «Змеиные глаза» — самый популярный аттракцион в Аграбе, сохранявший свою популярность почти сто лет, пока эту дьявольскую игру не запретил к чёртовой матери внук Али, великий халиф Ану аль Джабир. Суть игры состояла вот в чём: в любой момент игрок мог нажать на автомате специальный рычаг и добавить — либо уменьшить — количество очков на выпавших фишках. Ну, вот, например: вы, Френн, играете в «очко». У вас на руках дама и семёрка. Вы добираете, и вам приходит пятёрка. Казалось бы, проигрыш, да? Но вы можете мановением руки отнять от пятёрки одно очко и получить в итоге на руки двадцать одно, понимаете? Правда, в пределах плюс три — минус три.

— Я-то понимаю, но какой тогда смысл игры? Это же поддавки какие-то.

— А-а-а-а-а, вот тут-то и начиналось самое веселье! За каждое прибавленное или отнятое от прихода очко в специальное блюдо, что стояло внутри автомата под стеклянным кубом, падал красивый стеклянный шарик — их-то и называли «змеиными глазками». Прибавили себе два очка — упало два камушка. Три очка — упало три. И каждый из «глазок» был одним шансом из ста, что когда партия закончится, игровой автомат пружинным гильотинным лезвием отсечёт руки игроку. Ясно? В вашем случае, Френн, вы, отняв от пятёрки очко, получили один шанс из ста, что в конце партии вы лишитесь обеих рук. Убрать их, кстати, было невозможно: пока партия не заканчивалась, запястья удерживали специальные хитрые зажимы.

— Фу ты… — Френн, содрогнувшись, нервно провёл пятернёй по волосам. — Но ведь потом я могу закончить игру. Встать из-за стола. Ведь тогда механизм сбрасывался к нулю, правильно?

— Правильно. Но вот какая штука: всего в игре пять «змеиных глазок», и больше их быть не может. Когда все они уже на блюде, далее манипулировать приходящими очками вы можете сколь угодно долго. Шанс того, что партия закончится блеском лезвия, не мог стать больше пяти процентов.

— Всё равно это безумие. Кто на такое подпишется?

— В конце концов, — Мерлин хихикнул, — у игрового автомата поставили дежурить двух слуг с тряпками и вёдрами. Их задачей было как можно быстрее вымыть кровь после того, как руки очередного «везунчика» падали в специальный лоток. Вы просто не понимаете, Френн, что такое в пух и прах проигравшийся человек. Или, что ещё хуже, человек азартный. Тот, у кого в университете была «пятёрка» по теорверу, в казино не пойдёт. Он его, скорее, построит. А те, кого душит азартный угар, кто слышит, как золотые монеты барабанят по медной корзине для выигрыша… К концу первого года после открытия «Змеиных глаз» невозможно было выйти на улицу Аграбы чтобы не встретить одного-двух безруких сумасшедших. Чтобы «погреть кровь» за автомат садились иностранцы, визири, богачи, нищие… Это превратилось в эпидемию: все видели последствия и бурые пятна вокруг устройства, которые уже невозможно было вывести никакой алхимией, но, в то же время, у каждого был знакомый, друг, ну, или, на крайний случай, друг знакомого, который сделал на «Змеиных глазах» состояние. И это безумие, заметьте, продолжалось почти столетие.

Артур тяжело вздохнул, опустил глаза, и продолжил говорить негромким голосом, в котором сквозила какая-то спокойная обречённость.

— Теперь представьте, что физические законы нашего кластера реальности — это правила игры в «двадцать одно», Демон — рычаг, который позволяет внести в эти самые законы некоторые коррективы — мы называем этот процесс колдовством — а Договор это «змеиные глазки» на блюде. И я вот всё думаю: не выпало ли этих «глазок» слишком много? Не внесли ли мы нашим соглашением с Демоном в реальность такие изменения, что теперь лезвие в любом случае выпрыгнет из своего скрытого паза, когда придёт момент?

— И ничего уже нельзя сделать?

— Фигаро! Если бы ничего уже сделать было нельзя, то шанс существования нашего мира стал бы нулевым, и Договор исполнился в одно мгновение. Нет, что-то сделать можно, раз уж мы до сих пор существуем. Вопрос лишь в том, что именно. Эти данные, которые Метлби хочет получить… Я думаю, что ничего страшного не произойдёт, если мы втихую забросим в эту эфирную воронку ещё несколько приборчиков.

— Вы хотите иметь запасной вариант?

— О Небо! — Артур схватился руками за голову и изобразил на лице предельную степень моральных мук. — За кого вы меня принимаете, Фигаро?! Мы ищем неуловимое сверхсущество, которое нас отправил искать джинн, в существование которых, кстати, почти никто не верит. Хочу ли я иметь запасной вариант? Как бы да. Желательно, больше одного. И, если потребуется, я посажу за один стол и Метлби, и князя Дикого, и всех ваших академиков, направлю на них пулемёты и заставлю думать, как спасти мир… Хотя Метлби, похоже, долго убеждать не понадобится, он любит хитроумные задачки. Прямо как я. К тому же, если мир будет разрушен, ему негде будет их решать. А сейчас…

Он медленно поднял на следователя и инквизитора тяжёлый взгляд.

— А сейчас я предлагаю вам пойти, и найти чего-нибудь сожрать. Потому что голодный Фигаро в походе меня беспокоит сильно поболе всяких там командиров. Любого пола.

Дважды упрашивать следователя не пришлось: быстро оделись, собрались и отправились искать место, где можно перекусить. На счастье у ворот столкнулись с Пьеро (тот, напялив шубу, и, тем самым, вновь обретя былую квадратность, куда-то радостно бежал с пачкой документов под мышкой) и словоохотливый механик с готовностью объяснил, что лучше всего перекусить на Кальдере как раз у той самой парковочной площадке, где они вчера встретились. Поскольку именно там также предстояла встреча с командиром Анной, Фигаро с Френном лишь пожали плечами, и отправились куда послали.

Сразу же по прибытии на место поесть не получилось, потому что у инквизитора случился тяжёлый приступ обалдения вкупе со щенячьим восторгом: на одной из грузовых площадок стоял танк. Машина, разумеется, не была танком в полном смысле этого слова, но назвать этого гусеничного монстра как-то иначе просто не поворачивался язык: высотой с трёхэтажный дом, обшитый листами бледно-серой брони, утыканный башенками, из которых торчали перископы, какие-то металлические прутья, вроде флюгеров, дула тяжёлых пулемётов, фонари, сигнальные лампы, тросы и ещё бесчисленное множество подобной красоты, этот гигант отчасти напоминал вездеход, на котором вчера следователь с инквизитором прибыли в Кальдеру, только сильно отъевшийся, и на всякий случай вооружившийся.

— Фигаро, — простонал Френн, я хочу купить это. Я не знаю что это, не знаю, сколько оно жрёт керосина, или чего там оно вообще жрёт, но я хочу. Эту. Штуку. Я буду в ней жить. Я буду ездить на ней в столицу, и давить паровики дорожных жандармов. Я буду…

— Да, конечно, обязательно, — Фигаро успокаивающе хлопал инквизитора по плечу, — вне всяческих сомнений. А пока что идёмте во-о-о-о-он в ту палаточку, видите? Там, как я понимаю, дают поесть, и оттуда отлично будет видно этот ваш танк. Или что оно такое. Чёрт, да его отовсюду отлично видно. Так что идёмте, идёмте…

В палатке, рядом с которой уютно пыхтела трубой походная кухня, им предложили на выбор «суп грибной с мясом или суп мясной с грибами». Для инквизитора подобный выбор оказался слишком сложен, однако Фигаро, к этому моменту уже сообразивший, что шоферское мышление чем-то сродни армейскому, заказал «суп с мясом, грибов побольше, а на второе жаркое».

Минут через пятнадцать чисто выбритый старичок в серой косоворотке и меховом жилете нараспашку (в палатке было натоплено как в бане) уже спешил к «любезным столичным гостям» поправляя на ходу широкие штаны на вялых подтяжках и шаркая окованными железом кирзовыми штиблетами. Старичок попросил прощения за «разброд и негодяйства» на кухне, вызванные, по его словам, «утренним ажиотажем»: утренняя смена шофёров уже позавтракала и уехала, а до обеда было еще прилично, поэтому его только начинали готовить.

— Придётся подождать. — Старичок в подтяжках тягостно вздохнул. — А пока что могу принести пива. Водки даже не просите — не дам даже под угрозой расстрела. Иначе меня командир Анна на куски порубит.

— А какое отношение… — начал, было, Фигаро, но старичок, хитро щурясь, перебил следователя:

— А такое, что вам сегодня вечером с нашими доблестными защитниками выдвигаться к Рогатой горе. Вы ведь господа Фигаро и Френн, столичные служивые. Это тут уже всякая мышь знает. Госпожа Гром так сказала: кормить этих двоих от пуза, а водки не давать вообще.

— М-м-да. — Инквизитор раздражённо постучал пальцами по потемневшей от времени и следов сотен тысяч пивных кружек столешнице. — О нас и об этой «секретной операции», похоже, знает уже вся Хлябь.

— Френн, выключайте инквизитора. — Фигаро вздохнул. — А то у вас, похоже, бзик. Ну кто вам сказал, что это всё — секретно? Нас что, волколак подслушивает? Или «снеговик» под столом? Едем делать простое и понятное дело: таскать Других гадин за хвост. Профессиональная, можно сказать, стезя… Да, любезный, уж если еду придётся подождать, то не могли бы вы тогда сразу принести пива?

— Как не мочь! — Старикашка всплеснул руками. — Оформим в пять минут! А красавец, скажите? — Он кивнул в сторону огромного гусеничного монстра, в грузовые люки которого как раз сейчас хмурые люди в белых робах загружали какие-то ящики с военной маркировкой. — Это, господа, «Мамонт»! Я его в последний раз видел… ох, да и не упомнить уже, когда.

— А что это за аппарат? — Френн заметно оживился, когда речь зашла о механическом гиганте. — Танк? Тягач? Всё вместе?

Старик захихикал.

— Ну, это, вот, вроде меня: то ли повар, то ли механик, то ли шахтёр, а то ли шофёр. Всего понемногу получается.

— У вас, должно быть, богатая история, любезный. — Фигаро вежливо наклонил голову и многозначительно постучал пальцами по столу, намекая на отсутствие там чего-либо съедобного или хмельного, но старикашку уже было не остановить.

— Моя история — что! Тут у половины такая история: кто чем по молодости занимался, кто где осел, а кто и вовсе в сугробе остался на веки вечные. Ничего интересного, в общем. А вот «Мамонт» — другое дело. Жила тут в незапамятные времена семья Штоков — известнейшие люди! Владели половиной здешних шахт, а кто-то говаривал, что и почти всеми, кроме, понятно, тех, что Свободные артели под себя подмяли. И так у этих Штоков хорошо дела шли, что решили однажды заказать себе вот этого железного мастодонта. Ни одна мануфактура на Большой земле браться за такое не хотела, во как! То, понимаешь, сделаем, но меньше, ниже, или вообще на колёсном ходу, а деньги, ясное дело, вперёд. Ну, оно как раз понятно: кто потом, ежели что, такую дуру выкупит? И тут оказалось — вот не поверите! — что почти такой же трактор лежит на складе фабриканта Форинта! Только готовый наполовину — вторую не доделали: то ли заказчик обанкротился, то ли ещё чего, только ржавело шасси от нашего «Мамонта» и кусок корпуса в каких-то сараях; только место занимало всё это барахло. Доделывать инженеры Форинта «Мамонта» наотрез отказались: мол, шо, опять?! Не-е-е-ет уж, увольте: покупать — покупайте, а заново с этим хламом возиться, это вы уже сами. Короче, выкупили Штоки половину трактора за какие-то гроши, погрузили на несколько железнодорожных платформ, и доставили прям на Хлябь. И вот тут уже местные мастера сами подписались на восстановление, потому как было им ну очень интересно покопаться в такой железке. У нас тут, если ещё не заметили, всё быстрее, выше, сильнее!

— Заметили. — Фигаро легонько стукнул кулаком по столу. — А пиво где?

— Три секунды, господа! Две! Уже лечу… Так, о чём это я?.. А, точно: взялись механики наши за трактор. И что получилось у семи нянек? Именно: всё как обычно. Эти так строят, те сяк, кусочек к кусочку, а оно и не подходит — ну нет главного над всеми инженерами! Особенно с двигателями тяжко было. А движки там, между прочим, такие, каких вы вообще нигде не встретите: и на угле могут, и на мазуте! Там какие-то особые трубочные оплётки, форсунки, в общем, хрен поймёшь всю эту машинерию. И поехал «Мамонт»! Поехал ведь! Да только скорость у него едва-едва быстрее, чем у простого человека, что груз на себе не тянет, а для того, чтобы всё это дело обслуживать, нужна целая толпа людей, что в железках разбираются, и без пятерых специально обученных мотористов там вообще делать нечего… Бегу, бегу, господа!

Старичок убежал, на ходу делая руками странные машущие движения и выкрикивая «Паровые линии высокого давления! Рекуператоры! Торсионная подвеска!», а следователь подмигнул инквизитору, и сказал:

— Что, Френн, всё ещё хотите себе такой «трактор»? И вот этого, в подтяжках, туда механиком?

Инквизитор понуро развёл руками, и тяжело вздохнул.

— Желания, Фигаро, к сожалению, редко дружат у человека с возможностями. К тому же желания в своём разнообразии постоянны, а возможности — не очень. Даже будь у меня деньги на эту красоту, то вряд ли бы они нашлись на её обслуживание. Разве что… Вот найдём Луи де Фрикассо, я у него попрошу сотворить такой трактор из воздуха. А что ему, жалко? И пусть не ломается к тому же… Но потом: я уже не молод. Вот я вам, наверное, не рассказывал, а мне, на самом деле, уже шестьдесят два стукнуло. Да, выгляжу хорошо, знаю. Алхимия, спорт, плюс колдуны не так быстро старятся, но всё равно… А, точно: попрошу Лудо вернуть мне молодость, чего это я.

— Вот, — раздался из пустоты голос Артура, — вот человек, который реально понимает, чего он хочет. Уважаю. Кроме шуток: чётко оформленные желания, никаких абстракций вроде «мира во всём мире» и тому подобного ада на земле. Дайте трактор, молодость и денег. Ах, Френн, если бы все в мире желали чего-то ощутимого, материального, или, на худой конец, чего-нибудь для себя, да ещё так, чтобы это не затрагивало свободы других людей! Но нет. Обязательно найдётся какая-нибудь с-с-с-с-сука, которая захочет всех одним махом осчастливить.

— Например, вы?

— Например, я… О, ваше пиво несут.

И верно: старичок в подтяжках уже спешил обратно, расплёскивая пиво из двух больших стеклянных кружек.

— Так вот, — старичок бухнул кружки на стол, умудрившись при этом не пролить на столешницу ни капли, — появился, значит, у Штоков этот вот громовоз. Но! Его ведь как использовать-то планировали: цеплять к этому мастодонту прицеп, набивать рудой и доставлять её из самых диких мест Хляби — тогда-то Кальдера, почитай, краем земли была. И одно время даже как-то оно шло: во-первых, в такой хреновине бронированной людей и оборудование возить удобно и безопасно — её ведь ни вендиго ни шишига какая вовек не прокусит. А во-вторых, это ж сами, наверно, представляете, сколько туда всего напихать можно! И за рудой гоняли «Мамонта», и брали его у штоков в аренду геологические разведгруппы, а потом подключилась Гвардия. Смекнул тогдашний — ну, кто там заместо Швайки был — что Другую сволочь гонять можно, конечно, и кулаками да железными пулями, да только когда у тебя под рукой есть стальная башня размером с дом, то оно всяко сподручнее. Штоки подумали-подумали, посчитали, во сколько им влетает обслуживание «Мамонта», иполучилось, что по прибыли с доставки они чуть ли не в ноль выходят. Махнули рукой, да и продали аппарат Гвардии. С тех пор он, конечно, чинился и много раз дорабатывался… да вы и сами увидите.

— Увидим, ага. — Инквизитор горестно вздохнул. — Да кто ж нас туда… Стоп. — Глаза Френна внезапно округлились, — вы говорите, что этот танк продали Гвардии. Это что же получается: мы вот на нём…

— Да-да, — закивал старичок, — а вам разве госпожа Анна ничего не рассказывала? Это ж на «Мамонте» вы в сторону Рогатой горы и покатите. Большая часть «Дубин», кстати, уже вперёд ушла, на маленьких танкетках-разведчиках. А вы вечером выдвинетесь.

Френна, похоже, парализовало от нахлынувших чувств, и Фигаро воспользовался моментом тишины, чтобы вставить слово.

— Но ведь вряд ли у Гвардии таких танков много. Получается, что господин Швайка выделил единственную уникальную бронемашину для этой операции, так что ли?

— Именно! — Старичок зааплодировал. — Всё так и есть. — Он, однако, тут же резко нахмурился, и прошипел следователю на ухо: — Вы, господин Фигаро, там аккуратнее, я вас прошу. На Рогатую гору карабкаться, так проще вендиго за хвост таскать. Там какая только дрянь не водится. Да и не доедет «Мамонт» до вершины; придётся оставлять на Лысине Мертвеца — это, значит, такая навроде как каменная плешь на Долгом перевале. А что его Швайка вам дал, так это ж того: для каждого гвоздя свой молоток. Такой гвоздь, как Рогатая кувалдой забивать нужно. Ну, вот Швайка вам кувалду и дал. Логично всё, нет?

— Да неужели там и вправду жуть такая? — Фигаро почувствовал, как у него по спине пробежал холодок. — Хлябь, как мне казалось, везде жуткая.

— Так-то так, да только в ту сторону даже бывалые старатели ходят, только если уж очень сильно припечёт. Или, вот, скажем, спасательные группы. А простой человек, ежели он в здравом уме, к Рогатой горе не пойдёт ни трезвым, ни пьяным. Хлябь — что Хлябь? Охотимся же как-то, ходим по тутошним лесам, по пещерам лазаем, деревья, вот, рубим. Да, места дикие, да, страшновато бывает, особенно по ночам, но если навостриться, то и не к такому привыкнуть можно. Но вы же, сударь, сами понимаете: если в лесу, скажем, есть заповедная поляна, где феи хороводы свои в полную луну водят, то туда человеку путь заказан, что ночью, что днём. Или если водяной какую глыбь на реке облюбует — какой дурень туда поплывёт? Не-не-не, всегда так было: мы к Другим не лезем, а они к нам. Ну, конечно, коли не тварь какая хищная, навроде хоть тех же волколаков. Тогда, конечно, дубину в руки, и по хребту…

Следователь покачал головой, и сунул нос в пивную кружку, попутно сдув в сторонку пенную шапку. Пиво оказалось вкусным: плотным, душистым и не особо крепким — как раз то, что нужно.

Френн, наконец, вышел из ступора, тоже отхлебнул пива, прокашлялся, и, наконец, сказал:

— Даже не представляю, что ледяные элементали могут сделать этой штуке. Для них она, по сути, неуязвима.

— Это да, — старичок закивал, — да только в наших лесах не только «снеговики» с волаками водятся. Там… О, господа, еда готова! Сейчас принесу вам перекусить, и всё-всё расскажу!

Похоже, готовность старикашки «рассказать всё-всё» была непреодолима. Он убежал, но вернулся менее чем через минуту, волоча большой котелок с крышкой, который бухнул прямо на стол. Котелок был порядком закопчённым, слегка помятым, и из-под его тяжёлой чугунной крышки вкусно и остро пахло.

Старичок в подтяжках упорно называл содержимое котелка «грибным супом с мясом», но Фигаро сразу же окрестил этот деликатес «мясным рагу»: ярко-оранжевая густая и очень наваристая похлёбка, в которой грибов и мяса было столько, что стояла ложка. А, да: всё это дело было настолько острым, что следователь с инквизитором, в конце концов, попросили молока — во рту разгорелся настоящий пожар. При этом похлёбка была вкусной, очень вкусной, и котелок пустел просто таки с ужасающей скоростью.

Очень скоро Френну и Фигаро пришлось сбросить с себя шубы; в палатке и так было натоплено, а тут ещё и острая и горячая как сама Преисподняя еда разогнала кровь. Сидеть одетыми стало решительно невозможно, а вскоре вслед за шубами полетели и шапки. Старичок тем временем приволок откуда-то высокий стул со спинкой, забрался на него, и, чинно рассупонившись на этом скрипучем предмете мебели, болтал без умолку.

— Вот, значит, господа, как оно бывает: пошли в начале осени к Рогатой Горе четверо охотников. Матёрых! Все как один бывалые хлопцы, по таким чащобам таскались, куда и баюн носа не суёт. А почему попёрлись: рассказал им кто-то, что у подножья Рогатой единорога видели. Тут оно ведь как: единорога в наших краях кто только не видел, особенно с перепою, но тут не Большая Земля, и лошадь эта чёртова здесь действительно водится.

— Единорог — не лошадь, — пробормотал Фигаро с набитым ртом, — однако же, с чего вы решили, что они тут есть? Последнего, если я правильно помню, ещё при Последнем Квадриптихе грохнули.

— Есть, есть, — старичок замахал руками, — даже не сомневайтесь. Иногда найдут на поляне вендиго, а у того в груди дыра прожжена фута четыре в диаметре. Или на поляне серебряная шерсть на снегу — ночью светится. А все деревья вокруг точно пожаром тронутые, да только не мёртвые, а наоборот — зелёные да в цвету. Да и ночью, когда единорог скачет в небе над деревьями, его хрена с два с какой другой тварью спутаешь. Ну вот и пошли охотнички счастья попытать. Рог брошенный, стало быть, из дерева достать, или, если уж совсем подфартит, живого единорога изловить. С них бы сталось, они на вендиго вчетвером хаживали.

— Раз в пятьдесят лет, — следователь облизал ложку, и повернулся к Френну, который, судя по выражению его лица, вообще не понимал, о чём идёт речь, — единорог меняет свой лобовой стержень, который называют «рогом», хотя рогом он как раз не является, равно как и сам единорог не имеет никакого отношения к лошадям. Он идёт в лес, находит старое дерево — обычно, дуб — втыкает в него своё «рог» и отламывает, оставляя в стволе. Обычно вскоре после этого начинается буря с грозой, «рог» притягивает молнию, и дерево исчезает в ослепительной вспышке. Однако если опытный колдун или просто везучий охотник успеет достать стержень единорога до удара молнии, то станет счастливым обладателем мощнейшего артефакта Другого происхождения.

— А что он делает? В смысле, рог, который не рог?

— Во-первых, это оружие, которым можно уничтожить даже очень и очень сильного демона. Например, Сублиматора или Бормочущую Мглу. Во-вторых, рог может один раз вернуть человеку молодость. Я имею в виду, вернуть по-настоящему, а не косметически, как это делают алхимические препараты. Да, это сработает лишь единожды; второй такой процедуры человеческое тело выдержать не может. Но я не уверен, что кому-либо когда-либо везло найти рог единорога дважды. Ну и в-третьих, рог можно продать. Я даже затрудняюсь представить, сколько бы он сейчас стоил на Большом Аукционе Других вещей в Столице. Короче говоря, единорог — это о-о-о-о-очень лакомый кусочек для охотника.

— А… ну… просто выдрать рог из туши единорога разве нельзя?

— Узнаю нашу инквизицию. — Фигаро скорчил трагическую гримасу и закатил глаза. — Всё бы вам, Френн, курочить и выдирать… Нет, на самом деле, конечно, можно. Но единорог, как бы странно это не звучало, вовсе не будет смирно стоять и ждать, пока вы его освежуете. Это довольно мирное создание, которое никогда не нападает первым… ну, если вы, конечно, не невинная девица, к коим единороги питают какую-то специфическую ненависть. Эту особенность, кстати, охотники в своё время небезуспешно использовали для приманивания единорогов, но и девицы и единороги быстро поумнели: вторые стали прятаться в тайных заповедных чащобах, а первые избавляться от бремени невинности как можно раньше. Однако упаси вас Святый Эфир нарваться на разъярённого единорога, Френн. Через пять секунд — если, конечно, вы умудритесь протянуть так долго — вы будете молить, чтобы на месте «лошадки» оказался дикий ифрит, или, на худой конец, Демон-Сублиматор. Единороги очень опасны, и в бою весьма вольно обращаются с законами физики. Убить их можно только специально заговорённой медной пулей, но для начала эта самая медная пуля должна в единорога попасть. Впрочем, это не помешало человечеству полностью или практически полностью истребить единорогов как вид. Думается мне, что если бы тараканы чего-то стоили, то сейчас их тоже днём с огнём было бы не найти.

— Ваша правда, сударь. — Старичок яростно закивал. — Всё верно говорите, вот как есть… Так вот: отправились охотники в лес. Запаслись — у-у-у-ух! Винтовки с железными пулями, амулеты какие хошь, зелья, наговоры. Один из них, что за старшего был, так и вообще на колдовстве знался. Других-то дурней, наверное, отговаривали бы всей Кальдерой, да только кто ж с такой братией спорить полезет? И оно ж ещё и шкурный интерес: первому всегда идти страшно, а когда впереди кто поопытней идёт, так оно и не боязно почти. Так, видать, думали: пойдут охотники, стоянку разобьют, местных гадов попугают, а, может, и проредят — тут уж как карта ляжет, и можно будет потом подбирать что плохо упало. В общем, ушли охотники. День нет, неделю нет. А как месяц прошел, так начали беспокоиться: не ходят так на разведку. Ну, неделя, да, допустим, или две. Это по хоженым тропам да в разведанные места с зимовкой отправиться можно, а в дичь дикую, да к Рогатой горе… В общем, судили да рядили, и решили отправить за пропавшими поисковую группу. Человек десять опытных крепких парней, да ещё пяток гвардейцев. Командир Анна, конечно, зубами скрипнула, но «дубин» своих выделила — а ну как недалеко от Кальдеры чудь какая новая завелась?

— И что? Нашли пропавших?

— В том и дело, что нашли. — Старичок горестно вздохнул. — Хотя как по мне, так лучше бы и не находили вовсе. Взяли собак, и пошли по следу — псы сразу тропку взяли, да и погоды тогда стояли тихие да ясные, снегом след не замело. День прошли, дошли до ночёвки: всё нормально, хорошо охотники ночь провели, с костром, под навесом, всё честь по чести. А на второй день вышла поисковая группа к реке. Реки, сами понимаете, у нас редкость, но, в общем, встречаются. С гор текут, понимаешь. Чего-то там такое в воде растворено, что вода не замерзает, а иногда и дедушка-водяной льду реку затворять не даёт. По-всякому бывает. Там уж, у реки, собаки скулить начали и дальше — ну ни в какую. Визжат как щенята, и задом, задом, к ногам жмутся. Гвардейцы сразу винтовки вскинули, штыки примкнули — и вовремя. Потому как выскочил из-за кустов, и прямо на них…

— Кто? — Быстро спросил инквизитор. — Лесовик? Я угадал?

— Если бы, ваша милость, если бы… Один из охотников, тот, что у них за старшого был. Весь в кровище, глаза дикие, изо рта какая-то дрянь чёрная сочится, одежда изорвана. Совсем, между нами говоря, умом поехавший стал: бросался прямо на штыки и винтовки гвардейские зубами грыз. Еле угомонили прикладом по башке, связали и пошли по его следу, благо след там был очень заметный: кровь да слизь эта дрянская, что у охотника пропавшего к тому времени уже изо всех пор лилась. И нашли остальных. Ну, что от них осталось. Ел он их, понимаете? Тела в снегу хранил, а как, значит, голод донимал, так и подъедал понемногу. Вот ведь жуть какая бывает, а? — Старичок нервно огляделся и сделал пальцами левой руки Обережный Жест.

— Что думаете, Фигаро? — Инквизитор коротко качнул головой в сторону старичка. — Я о таких случаях слышал. Но, говорят, на Большой Земле это редкость.

— А этот охотник… ну, который мозгами повредился… — следователь почесал затылок, и задумался, — он потом в себя пришёл? Или стал чахнуть, и этой самой чёрной слизью захлебнулся?

— Так и есть, так и есть, господин Фигаро! Вот как будто сами там были, право слово! — Глаза старикашки засияли; он радостно всплеснул руками. — Той же ночью пошла у несчастного горлом и носом кровь, да и помер он. Никто и помочь не смог, хотя в отряде и ворожей был, и алхимик.

— Ага. — Фигаро щелкнул пальцами. — Происки Лишённых Тел. То ли штрыга, то ли Незримый Слизень. Я бы поставил на Слизня; штрыги редко поедают тела. Они пьют кровь, причём кровь носителя. Со стороны это выглядит крайне жутко: человек, высасывающий кровь у себя же из руки или ноги. А вот Слизни твари поспокойнее: неспешно складируют трупы и лакомятся по мере необходимости. Но судьба человека поражённого Лишённым Тела заранее предрешена. Вы ничего бы уже не смогли сделать, увы.

— Хм… — Френн нахмурился. — Но как эти твари вообще попадают в тело носителя?

— Чаще всего, вместе с водой. Или с мясом поражённого паразитом животного. Но есть и такие, что способны ночью прилепиться к человеку и проникнуть в него через сон — ну, вроде как Буки. Специфических заговоров или амулетов защищающих от Лишённых Тел не существует. Понимания того, как именно они проникают в наш мир и откуда — тоже. Это редко встречающиеся существа, как правило, обитающие в диких безлюдных местах и не захватывающие целые города. Хотя, конечно, бывает всякое. Известно, к примеру, что в 1556 году маленький городишко Чернополь, что некогда стоял на берегу Чёрного моря атаковали Лишённые Тел и полностью уничтожили его население.

— И как их извели?

— Никак. — Следователь развёл руками. — В Чёрном Эдикте — а эта милая книжечка некогда описывала рекомендуемые действия в отношении опасных Других, а вовсе не «еретиков, усечению главы подлежащих» — на этот счёт был всего один абзац: «…селения же тварями незнамого толку поражённые сметены с лица земли должны быть, если доказано станет что твари Другие те для люда простого али знатного зело опасны»

— И… — Инквизитор громко сглотнул.

— И. Окружили колдуны городок непроницаемым барьером, да и уронили туда Шар Ангазара Девятого Порядка. Всё в шлак. Не те, скажем так, условия, при которых можно успешно исследовать паразитов и их хозяев.

— Жуть какая. — Френн помотал головой, точно собака, выбравшаяся на берег из воды. — И вот такая дрянь обитает совсем рядом с нашим миром? И может в любой момент просочиться прямо сюда, к нам?

— Для этого мы и стоим на страже условных мировых границ, мой друг. — Следователь похлопал заметно побледневшего инквизитора по плечу. — И именно поэтому демонология никогда не поощрялась, а зачастую и преследовалась. В нашем мире и без того достаточно Других самого паскудного толку, так зачем, скажите на милость, призывать тварей ещё паскуднее из-за его пределов?

— Вы забываете что я и сам, как бы, демонолог. — Френн поджал губы, очевидно, вспомнив, к какой именно конторе он принадлежит и что сие означает. — Про демонов знаю немало. Но не всё. Всё, я думаю, не знает даже Мерлин… не знал, в смысле. Но вот эти ваши Лишённые Тел… Это что-то уж совсем. Из ряда вон.

— А хотите ещё историю расскажу? — Дедок оживился, потирая ладонью о ладонь. — Это ещё что! Вот, помню, пошли как-то двое Краевых Обходчиков в дозор…

— Хва-а-а-а-атит! — завопил Френн, вцепившись в волосы руками. — Довольно с меня историй! Я сейчас никуда не поеду — что в танке, что без оного. Вы думаете, меня сложно напугать? Ха! Как бы ни так! Да, морду кирпичом я делать умею хорошо, спорить не стану. Но риски постоянно просчитываю и загодя готовлюсь к максимальному количеству неприятностей. А как тут подготовишься, если… Э-э-эх! — Инквизитор хватил кулаком об стол. — Так, любезный, вас как зовут-то вообще?

— Трофим. — Старичок с готовностью протянул руку. — Трофим Красный, механик-шахтёр. По гидравлике, значит, специализируюсь. Также разбираюсь в моторах, но моторист из меня не ахти какой, зато…

— Так вот, Трофим, — Френн дрожащей рукой смахнул со лба крупные капли пота, — принеси-ка нам водки. И если великолепная госпожа Анна будет возражать, то шли её к лешему. Или лучше к нам. Скажи, сам Старший Инквизитор Френн потребовал. Для опытов и подготовки боевых декоктов. Ясно?

— Да чего ж тут не ясно-то? — Трофим сделал загадочное лицо, и таинственно причмокнул губами. — Приказ инквизиции он приказ и есть. Ослушаться не могу никак! — Он лихо взял под козырёк, что при отсутствии головного убора выглядело презабавно. — Из закуси, вот только, колбаса и солонина остались. Пойдёт?

Колбаса была хороша: нежирная, нежная, ароматная, с зёрнышками чёрного перца, тонкими пёрышками розмарина, тонкой, почти прозрачной корочкой, она таяла во рту, прекрасно дополняя вкус удивительного напитка, что приволок из неведомых закромов собой механик Трофим.

По словам механика это была водка, но за прозрачным стеклом бутыли, в жидкости янтарного цвета плавали молодые еловые веточки. Да и пахло всё это дело ядрёно-еловым духом, точно свежий сосновый сруб.

А вот на Френна экзотичность напитка не произвела ни малейшего впечатления. Инквизитор плеснул себе в кружку, выдохнул, проглотил, закусил и с наслаждением закрыл глаза.

— Еловка. Надо же. Лет двадцать не пил. — Френн облизнулся. — Эх, хороша! С мухомором?

— Буквально две шляпки на бутылку. — Старичок махнул рукой. — Сущая безделица; так, чтобы кровь лучше гоняло. А я вижу, сударь инквизитор уже такое добро пивали?

— Было дело. — «Сударь инквизитор» налил себе ещё и, подперев рукой подбородок, зажмурился. — На зимних учениях Ударного Отряда. Мы тогда у местных охотников в тайге эту самую еловку выменивали и ею ночами грелись. Бодрит, заснуть не даёт, а запах! М-м-м-м!

— Стоп, стоп, подождите, Френн! В какой тайге? У каких ещё охотников? Я думал, Ударный Отряд тренируют…

-…в восточных степях, знаю. И это правда. Но тренировочных полигонов у «ударников» по всему Королевству полно. Все, понятное дело, секретные, да только местные всё равно в курсе. Вот, к примеру, в тайге нам мясо носили, еловку эту самую, мясо, ну а мы местным жителям колдовали на всякую пользу. Мы ж колдуны, а колдун везде себе пропитание найдёт. Пули заговорённые, амулеты, карабины заклятые — много чего делали. Да и охотники тамошние в долгу не оставались. Вы пейте, Фигаро, пейте. Эта еловка уж очень для здоровья штука полезная, а уж от нервов как помогает! Как раз для вас напиток.

— С чего вы взяли, что мне нужно от нервов?

— А вы скажете, что не нужно?

Следователь молча налил себе в кружку густо пахнущей жидкости из бутылки, выпил и принялся жевать колбасу.

— Недурно, — сказал он, наконец, — даже весьма. Только к запаху привыкнуть надо. Но так-то в целом… Жизнь налаживается, господа.

— Трусите, Фигаро? Только честно?

— Пф-ф-ф, конечно. Я же не инквизитор из Ударного Отряда.

— Бросьте, — Френн с усмешкой махнул рукой, — вот не надо только делать из меня сержанта Кувалду. Первое правило «ударника»: если ты не боишься — ты уже труп. Страх это поводырь. Да, зачастую, глупый и растерянный, но в наших силах заставить его работать на пользу, а не наоборот. В Ударном Отряде этому учат. А вот храбрость — болезнь. Тяжело протекающая и, как правило, с летальным исходом. Так что, Фигаро, запомните: «герой» у нас, «ударников», слово ругательное. «Стать героем» на жаргоне Отряда означает преставиться. Вот так-то. Так что пейте, пейте. Вам от нервов надо… А куда, кстати, пропал наш очаровательный собеседник? Не то чтобы я скучал по его жизнеутверждающим рассказам, но всё же.

И действительно: механик как-то незаметно куда-то испарился, оставив после себя крепкий запах дёгтя и табаку. Палатка довольно была большой, и куда он мог скрыться за такое короткое время, было совершенно непонятно.

Зато причина исчезновения старичка в подтяжках обнаружила себя очень быстро.

— Так. — Командир Анна Гром, тяжело вздохнув, прищёлкнула уголком рта. — Так. Ну конечно, чем бы ещё занимались столичные господа перед опасным, долгим и изнурительным походом? Конечно же, пьянством. Причём… Стоп, это что, еловка? — Анна понюхала горлышко бутылки. — Хм, действительно. Надо же…

Она чуть шевельнула пальцем руки, затянутой в белую перчатку, и один из стульев, стоявших у соседнего стола, взмыл в воздух и плавно опустился как раз за командиром. Анна села, изящно откинув в сторону полы плаща, достала из кармана маленькую стопку из нержавеющей стали, и молча налила себе из бутылки на два пальца.

Чокнулись, выпили (командир не закусила и даже не повела бровью, хотя в еловке было добрых пятьдесят градусов) и налили ещё по одной.

— Между прочим, — пробубнел Фигаро с набитым ртом, — мы не «столичные господа». И даже близко не валялись. Это Френн у нас старший инквизитор, а я так, из ДДД. Вот вы знаете, где находится Нижний Тудым?

— Представьте себе, знаю. — Анна едва заметно улыбнулась. — Пружинная Фабрика и господин Форинт. Мы как-то заказывали у них капканы на шишиг, и я скажу вам, что выбить из этого пузанчика скидку не проще, чем отмудохать вендиго веником.

— А, тогда точно знаете, верю… Скажите, а как вы относитесь к тому, что с нами на Рогатую гору поедет Алистар Метлби?

— Ссыльный колдун? — Командир «Шипастых Дубин» равнодушно пожала плечами. — А вы включите и настроите оборудование вместо него?

— Эм-м-м-м…

— Бросьте, Фигаро. Гвардейцы колдунов не любят, но я-то не простой гвардеец. Я сама колдун. И отлично понимаю, что иногда колдунам — да и не только им — приходится делать вещи, идущие вразрез с моралью и законом. — По лицу командира (или следователю показалось?) пробежала быстрая тень. — Мне безразличны художества Метлби. У меня счёты с Другими.

— Можно подробнее? — Френн достал из кармана портсигар и с бесстрастным видом принялся постукивать сигареткой по столу.

— Нельзя. — Отрезала Анна. — К тому же это долгая история, а мне ещё нужно проследить, чтобы мои олухи упаковали и погрузили всё по списку. Они, конечно, бравые ребята, но не все блещут умом. Белая Гвардия, что поделать. А вы? Готовы? Это все ваши вещи? — Она кивнула на рюкзаки и пару объемистых баулов, которые следователь с инквизитором бросили прямо у стола.

— Все. Аптечки, стимулирующие зелья, сухой паёк, амулеты, соль, спички, верёвка, спальные мешки…

— Стоп, стоп! Хватит. — Анна хмыкнула. — Нашла у кого спросить. Ударный Отряд есть Ударный Отряд… Кстати, скажите, господин Фигаро, нам не доводилось встречаться до сего момента? Ваша физиономия мне кажется знакомой.

— Вы знаете, — следователь без спросу вытащил из портсигара Френна сигарету (ему было лень забивать трубку), — это взаимно. Мне тоже кажется, что я вас уже где-то видел. Хотя мне кажется, я догадываюсь, где и когда. Вы говорите, что бывали в Нижнем Тудыме?

— Да, возможно, мы встречались там. — Анна задумчиво провела пальцем по лбу. — Хотя… Ладно, это неважно. Вы имеете представление о том, как будет проходить наше путешествие? Хотя бы в общих чертах?

— Ну, — инквизитор пыхнул сигареткой, — если я правильно всё понял, то мы отправимся к Рогатой Горе на этой… этом… не знаю, как правильно назвать это чудо техники.

— Согласно номенклатуре эта штука называется «Подвижная сверхтяжёлая боевая платформа с отвалом для подрывных работ номер три». Но мы кличем её просто «Мамонт». Снаружи она, конечно, большая, но внутри места там значительно меньше, чем может показаться. Один моторный отсек занимает почти треть пространства под корпусом, а есть ещё оружейные камеры, грузовые отделения и много всякого. Господин Алистар во время поездки будет постоянно находиться в своей каюте; его защита — наша задача номер один. Вы будете его охраной, но при необходимости сможете подключиться к защите танка — колдун может, всё же, значительно больше, чем средней руки гвардцеец вооружённый винтовкой и саблей.

— Прелестно. — Фигаро уронил голову на стол и несколько раз с силой треснулся об него лбом. — Очаровательно. — Удары об стол продолжились. — Мы с Френном будем сдувать с Метлби пылинки, пока он будет греть свою задницу в уютной каюте, а, если что, будем помогать вашим гвардейцам отгонять волколаков со снежными спрайтами. Великолепно. Как? Как я дошёл до жизни такой? Это что, карма? Я в прошлой жизни был маньяком-убийцей? Злостным неплательщиком налогов? За что мне это всё?

— Фигаро, не ломайте мебель. — Анна аккуратно протёрла свою походную рюмку платочком, и спрятала в карман. — Вам же на Рогатую гору нужно не в снежки поиграть. У вас с господином инквизитором свой интерес, и, заметьте, я даже не спрашиваю, в чём именно он заключается. Хотя могла бы, потому что я гвардеец и отвечаю за безопасность местных жителей. Ваша задача: доставить этого Метлби на гору в целости и сохранности и дать ему время на настройку своей аппаратуры. Всё. Дальше там хоть танцуйте.

— Вам не приходило в голову, — Френн с безмятежным видом рассматривал потолок палатки (выцветший тент лениво трепетал брезентовыми волнами на лёгком ветерке) — что если аномалия на горе действительно имеет отношение к вашей проблеме с волколаками и элементальными спрайтами, то и первые и вторые будут отчаянно защищать источник своей силы?

— Приходило. — Командир поджала губы. — Поэтому сразу предупреждаю: если всё пойдёт совсем плохо, то я сверну операцию.

— А в какой момент вы решите, что всё плохо? — голос инквизитора был мягким, почти гипнотическим.

…Взгляд командира «Шипастых дубин» стал мертвенно-непроницаемым. Анна некоторое время пыталась встретиться с Френном глазами, но инквизитор всё так же спокойно, даже слегка равнодушно изучал потолок.

— Ага. — Анна Гром резко кивнула. — Вы думаете, что я буду переть до последнего, как тот капитан из книжки про белого кита. Что я, пробираясь по окровавленным трупам моих людей, стану лезть в гору, цепляясь за лёд зубами и хрипя «врёшь, не уйдёшь»? Ошибаетесь, инквизитор. Я достаточно прожила на белом свете, чтобы понимать две простые вещи: что неумение ждать сводит в могилу, и что мёртвой я уже ничем и никак не смогу помочь людям на Хляби. Ну, давайте, колитесь, что там вам Сандерс про меня наговорил? Что у меня поехала крыша после того, как Нелинейная Гидра перебила почти всех людей в моём родном городе? Что я поклялась перебить всех Других на свете? Что…

— Господин Сандерс, — Френн перебил Анну мягко, но изящно, вклинившись как раз в едва заметную паузу в тираде командира, — был крайне тактичен. И не рассказал о вас, считайте, ровным счётом, ничего, справедливо полагая, что вы сами расскажете нам всё, что посчитаете нужным. Сандерс джентльмен. В отличие от меня — в инквизиции не учат вежливости; там прививают несколько другие качества. Однако же, если мой вопрос задел вас, то приношу свои искренние извинения.

Анна, судя по всему, не ожидала такой резкой смены тона со стороны инквизитора. Она растерялась. И на мгновение сквозь непроницаемую броню командира отряда Белой Гвардии выглянула испуганная девушка.

Командир поправила причёску, нерешительно одёрнула рукав, проведя пальцем по белоснежному манжету и, наконец, достала откуда-то маленькую сигаретку. Она довольно быстро взяла себя в руки, но Френн, разумеется, заметил, что шпага его языка попала в цель.

И тут же захлопнул ловушку.

— Разумеется, мы не требуем от вас откровенности. И ценим, что и вы тоже не требуете её от нас. Будем же помогать друг другу, и, надеюсь, все вернутся домой живыми и невредимыми.

Командир нервно потёрла лоб и, щёлкнув пальцами, прикурила от Мирового Эфира.

— Я… Эм-м-м… Я на вас не злюсь. Просто меня задолбали постоянные жалостливые взгляды. Такое впечатление, что все смотрят на меня и думают: «бедная девочка с душевной травмой! Как же ей помочь? Наверное, влить в неё литр мухоморовки и затащить в постель». Ну а как же иначе? Тьфу… Нам долго ехать до Рогатой горы, господин Френн. И я, так и быть, расскажу вам свою историю. Хочу послушать комментарии человека, прошедшего полную подготовку в Ударном Отряде. А пока что разрешите откланяться.

Анна встала, зачем-то отряхнула колени, приложила два пальца к виску в своеобразном салюте, очевидно, пародируя официальное приветствие Оливковой Ветви, и повернулась кругом на каблуках.

В то, что случилось дальше, Фигаро просто не поверил. Во-первых, потому что случившееся случилось слишком уж быстро, а, во-вторых, потому что его рассудок полностью растерялся в тщетных попытках найти адекватный способ реагирования на происходящее.

Итак, командир Анна Гром отвернулась и уже почти подняла ногу для того, чтобы сделать шаг в сторону выхода из палатки. В эту же секунду за её спиной материализовался из воздуха Артур Зигфрид-Медичи — Мерлин Первый в полный рост — и направил на девушку устройство до ужаса напоминающее пистолет. Только заканчивалось дуло этого «пистолета» чем-то вроде широкого сетчатого раструба с торчавшим из его центра острым зубцом похожим на навершие громоотвода.

Артур нажал на спусковой крючок. Что-то щёлкнуло, и устройство выстрелило в затылок Анны короткой голубой искрой. Командир замерла и тут же стала оседать на землю бесчувственным кулем, но мгновенно была подхвачена телекинетиком и аккуратно пролевитировала в сторону стола, на который и была возложена в позе мертвеца: руки сложены на груди, глаза закрыты, тело вытянуто в судорожную прямую.

— Мда. — Френн вздохнул и понурился. — Сейчас сюда прибегут её люди и увидят, что «столичные колдуны» грохнули их любимого командира. И притащили с того света призрак Мерлина Первого. Ой, что буде-е-е-е-ет… Даже интересно.

— Ничего не будет. — Буркнул через плечо Артур (он уже доставал из складок мантии какие-то приборчики, ловко закрепляя их на шее и лбу Анны Гром). — Вокруг нас иллюзия. Не колдовская; её создают машины Орба. Для всех вокруг вы мирно сидите за столом, пьёте водку и болтаете.

— О! Ловко вы, однако! А она…

— Она жива-здорова. Я треснул её церебральным шокером. Когда очнётся, то не будет помнить последних пяти-десяти минут, но с этим что-нибудь придумаем по ходу пьесы. Пока что, как говорил полупокойный Седрик Бруне, проблемы нужно решать не по мере поступления, а по мере возможности. Правильно расставляя при этом приоритеты… Так, ага… Ага… Интересно. Слишком, чёрт дери, интересно. Этого нам только не хватало, мать бы его…

— Что случилось? — Фигаро, наконец, смог выдавить из себя осмысленную фразу. — Зачем вы…

— Посмотрите на неё через эфир. Да, да, самые простые «очки». Ну же, вы формулу уже наизусть должны были зазубрить.

Фигаро, который, действительно, давным-давно выучил это несложное заклятье наизусть, молча приложил к глазам пальцы сложенные в кружочки и прошептал формулу.

Серость, сияющая внеземными цветами. Поток, который никуда не течёт, замерзшие фейерверки красок. Знакомая дрожь в солнечном сплетении, словно на секунду перехватило дыхание, словно сердце сделало лишний удар, словно ты шагнул в темноту и случайно пропустил ступеньку. Изнанка мира, а, может, его настоящее лицо — кто знает.

Так, а вот и Анна Гром, командир «Шипастых Дубин». Жива-здорова: нормальные цвета ауры, сильные верхние «венчики» силовых линий, спокойные нижние «корни» нисходящих «якорей». Если командир поменяет работу, то может умереть в постели лет, эдак, в сто пятьдесят. А вот по венам плывут алые искры жужжащей силы — да, мухомор, действительно, добавляли в эту самую «еловку». Тогда в чём дело? Что имел в виду Артур? Куда смотреть?

Тут, наконец, следователь увидел это.

Если быть точным, он видел эту штуку с самого начала, но мозг по привычке искал в картинке знакомые паттерны, начисто отказываясь верить в очевидное, но невероятное.

Чаще всего на картинках в учебниках ауру человека для простоты изображали как светящийся овал: условная схематичная фигурка «ручки-ножки-огуречик», вокруг которой пером обведён такой себе баклажан с чёрточками вокруг (чёрточки должны были изображать свечение, но, как правило, создавали впечатление своеобразной небритости). Хотя на самом деле, если смотреть на неё через эфир, аура человеческая похожа, скорее, на гриб: широкая «шляпка» сияния вокруг головы и тонка «ножка», уходящая в землю тонкими нитями световой «грибницы». У здоровых людей аура светится так, у больных эдак; цвет, интенсивность свечения и внутренние артефакты очень сильно зависят от настроения, времени суток и много чего ещё, но, в целом, ауры у всех людей, примерно, одинаковы.

Аура командира Анны Гром, в целом, мало чем отличалась от любой другой; все необходимые элементы эфирного «кокона» в ней присутствовали.

Вот только она была плоской.

Плоской, двумерной картинкой, точно нарисованной вокруг девушки, а не обволакивающей ей плотным чехлом, радужной тенью, которую Анна отбрасывала на стол, просто вытянутым кругом света, как будто на командира откуда-то сбоку светили ярким фонариком.

Фигаро в жизни такого не видел.

— Я тоже ничего такого не видел, так что заранее предупреждаю: не задавайте идиотских вопросов. — Артур, сосредоточенно сопя, колдовал со своими приборами. — Увидел бы такую аномалию в толпе — прошёл бы мимо и даже не обратил внимания. У неё словно отрезали кусок эфирной оболочки, но то, что осталось, каким-то невероятным образом позволяет этой милой даме жить.

Колдун беспомощно опустил руки и, наконец, оторвался от своих мигающих коробочек.

— Тут нужен глубокий анализ и куча исследований. Но, что хуже всего, на всё это нужно время, которого у нас нет. Предварительно могу сказать, что эта аномалия — следствие какой-то мощнейшей травмы Другого характера. Вам с Френном нужно обязательно расспросить её про этот эпизод с Нелинейной Гидрой — лучше чтобы это сделал Френн; у этого хитрого лиса все задатки настоящего Великого Инквизитора. А я в процессе просканирую поток её воспоминаний и мы узнаем, что тогда пошло не так.

Он взмахнул рукой, и приборы, сами по себе отключившись от Анны Гром, поднялись в воздух и с лёгким хлопком исчезли.

— Ладно, чёрт с ним. — Зигфрид-Медичи поморщился. — Не знаю, что это за ерунда, но, надеюсь, что эта Анна — не скрывшийся под человеческой личиной Другой, ждущий момента, чтобы оказаться на Рогатой горе, впитать в себя силу эфирной воронки и стать новым Оверлордом. Это сюжет для вокзального романчика, знаю. Но следить я за ней буду пристально… Фигаро, Френн, помогите поднять девушку на ноги.