Следы богов

Глава четвертая ПОЛЕТ КОНДОРА

Я в Южном Перу лечу над пустыней Наска.

Подо мной вслед за рисунками кита и обезьяны в поле зрения попадает колибри с раскинутыми крыльями, протянувшая свой изящный клюв к воображаемому цветку. Потом мы резко забираем вправо; крошечная тень нашего самолета преследует нас, когда мы пересекаем бледный шрам Панамериканской автострады и следуем по траектории, которая выводит нас к знаменитому Алькатрацу — цапле со змеиной шеей размером в 900 футов, рожденной в воображении неведомого мастера геометрии. Мы описываем круг, второй раз пересекаем автостраду, пролетаем над поразительной композицией из рыб и треугольников, выложенной рядом с пеликаном, поворачиваем налево и скользим над стилизованным изображением огромного кондора с рулевыми перьями, развернутыми в иллюзии полета.

Когда я пытаюсь перевести дух, из ниоткуда вдруг появляется другой кондор, на этот раз настоящий и надменный, как падший ангел, поймавший восходящий поток воздуха и возвращающийся на небеса. Мой пилот открывает рот от изумления и пробует следовать за ним. На какое-то мгновение я вижу яркий и бесстрастный глаз, который как будто оценивает нас и находит ниже своего достоинства. Потом, словно видение из древнего мифа, птица закладывает вираж и воспаряет к солнцу, оставив нашу одномоторную «Сессну» болтаться внизу.

Теперь под нами находятся две параллельные линии длиной около двух миль, уходящие куда-то вдаль. А там, справа, серия абстрактных форм — огромная, но так безупречно исполненная, что трудно считать ее творением человеческих рук.

Местные жители говорят, что это работа не людей, а полубогов, «виракочей», которые тоже оставили свои следы в Андах много тысяч лет назад.

Плато Наска на юге Перу — уединенное и неприветливое место, голое и бесплодное. Люди никогда не жили здесь в большом количестве и не будут жить в будущем: поверхность Луны и то выглядит более гостеприимной.

Однако если вы художник с масштабными замыслами, эта высокогорная равнина может показаться вам очень привлекательным холстом. Здесь в вашем распоряжении есть 200 квадратных миль ровной земли и уверенность в том, что ваш шедевр не будет унесен пустынным ветром или погребен под зыбучими песками.

Правда, здесь дуют мощные ветры, но по счастливому стечению обстоятельств они утрачивают свою силу на уровне земли: галька, усеивающая поверхность пампы, абсорбирует и удерживает солнечное тепло, создавая защитный «силовой щит» из нагретого воздуха. Кроме того, в почве содержится достаточно гипса, чтобы приклеивать мелкие камни к поверхности, и этот эффект регулярно возобновляется из-за выпадения утренней росы. Поэтому, если здесь что-то нарисовано, оно обычно сохраняется надолго. Дождей почти не бывает. Пустыня Наска, где за каждые десять лет не наберется и получаса моросящих осадков, по праву считается одним из самых засушливых мест на Земле.

Итак, если вы художник и решили изобразить нечто важное и величественное на вечные времена, это странное и уединенное плоскогорье может стать ответом на ваши молитвы.

Специалисты объявили о значительном возрасте изображений в пустыне Наска на основании керамических черепков, уложенных в линии рисунков, и результатов радиоуглеродного анализа различных органических останков. По разным данным, речь идет о периоде с 350 года до нашей эры по 600 год нашей эры. По правде говоря, эти данные ничего не говорят о возрасте самих линий, которые так же не поддаются датировке, как и камни, убранные с дороги при их прокладке. Мы можем сказать с уверенностью, что самые поздние из них насчитывают не менее 1400 лет, но теоретически они могут быть гораздо древнее по той простой причине, что артефакты, на основании которых были получены эти датировки, могли быть принесены туда людьми в более позднее время.

Большинство рисунков находится в четко определенном районе южного Перу, ограниченном рекой Инхенио на севере и рекой Наска на юге. Это примерно квадратный участок серо-коричневой пустыни, пересеченный наискось Панамериканской магистралью, идущей от его верхней центральной части до нижней правой части на расстоянии 46 километров. Здесь содержатся буквально сотни разных фигур, на первый взгляд расположенных в случайном порядке. Некоторые изображают животных и птиц (всего 18 видов птиц), но гораздо чаще это геометрические фигуры в виде ромбов, прямоугольников, треугольников и прямых линий. Эти последние при наблюдении сверху современному человеку кажутся хитросплетением взлетно-посадочных полос, словно какой-то одержимый манией величия инженер получил карт-бланш на воплощение своих самых причудливых фантазий о планировке аэродрома.

Поскольку считается, что люди не умели летать до начала XX века, неудивительно, что многие наблюдатели посчитали линии на плато Наска взлетно-посадочными полосами для инопланетных кораблей. Это заманчивое предположение, но здесь оно вряд ли уместно. К примеру, трудно понять, зачем инопланетянам, чей уровень технологического развития позволяет преодолевать сотни световых лет в межзвездном пространстве, вообще нужны взлетно-посадочные полосы. Разве они не могут вертикально приземляться на своих летающих тарелках?

Кроме того, линии Наска никогда не служили для взлета и посадки каких-либо воздушных судов, хотя при взгляде сверху может сложиться иное впечатление. На уровне земли они имеют вид борозд, созданных при разгребании тысяч и тысяч тонн черных вулканических голышей, в результате чего обнажились участки более светлой глины и желтого песка. Глубина любого из расчищенных участков не превышает нескольких дюймов, и они слишком мягкие для надежной посадки колесных летающих аппаратов. Немецкий математик Мария Райхе, посвятившая полвека изучению этих линий, несколько лет назад поступила вполне логично, отвергнув теорию об инопланетянах одной лаконичной фразой: «Боюсь, космонавты застряли бы здесь».

Но если линии Наска не являются взлетно-посадочными полосами для колесниц инопланетных «богов», то чем они могут быть. На самом деле их предназначение никому не известно, и никто не знает их подлинный возраст. Это настоящая загадка прошлого, и чем пристальнее вы всматриваетесь в нее, тем более непостижимой она кажется.

Ясно, к примеру, что изображения животных и птиц были созданы раньше геометрических узоров, так как многие трапеции, прямоугольники и прямые линии пересекают (и частично стирают) более сложные фигуры. Отсюда следует вывод, что живописные работы в пустыне — в том виде, как есть сейчас, — выполнялись в два этапа. Более того, хотя это вроде бы противоречит законам технического прогресса, приходится признать, что более ранний этап был более совершенным с технической точки зрения, чем следующий. Изображение зооморфных фигур требовало более высокого уровня знаний и мастерства, чем проведение прямых линий. Но как далеко разделены во времени работы художников первого и второго этапов?

Ученые не задаются этим вопросом. Вместо этого они лепят на обе культуры ярлык «Наска» и изображают их примитивными туземцами, которые необъяснимым образом овладели сложной техникой живописного самовыражения, а потом исчезли с перуанской сцены за сотни лет до появления инков, своих более известных преемников.

Насколько искушенным народом были эти «дикари»? Какими знаниями они должны были обладать, чтобы оставить на плато свои гигантские автографы? Прежде всего кажется, что они хорошо ориентировались в звездном небе, по крайней мере с точки зрения астронома Филлис Питлуги из Адлеровского планетария в Чикаго. После интенсивного компьютерного анализа звездных ориентировок на плато Наска она пришла к выводу, что знаменитая фигура паука была задумана как наземная диаграмма созвездия Ориона, а прямые линии, связанные с этой фигурой, по-видимому, были начерчены для того, чтобы в течение неопределенно долгого времени отслеживать изменяющиеся астрономические склонения трех звезд в Поясе Ориона.

Подлинное значение ее открытия станет очевидным в свое время, а мы пока что отметим, что фигура паука на плато Наска изображает представителя известного рода пауков под названием Ricinulei. Это один из редчайших пауков в мире, настолько редкий, что его можно найти лишь в самых отдаленных и недоступных районах дождевого леса в бассейне Амазонки. Каким образом предположительно невежественные художники совершали столь далекие путешествия и преодолевали грозный барьер Анд ради того, чтобы заполучить один экземпляр? Более того, почему у них могло возникнуть такое желание и как они смогли воспроизвести мельчайшие подробности анатомии Ricinulei, обычно видимые только под микроскопом, например репродуктивный орган, расположенный на конце вытянутой задней ноги?

Наска изобилует такими загадками, и ни один из рисунков — пожалуй, за исключением кондора — не кажется здесь на своем месте. В конце концов, кит и обезьяна столь же чужды здешнему пейзажу, как и паук из Амазонии. Любопытная фигура человека с круглыми совиными глазами, поднятой в приветствии рукой, обутого в тяжелые сапоги, не может быть отнесена к любой известной эпохе или культуре. Другие рисунки, изображающие человеческие фигуры, тоже необычны: их головы окружены ореолом расходящихся лучей, и они действительно напоминают пришельцев с другой планеты. Стоит упомянуть и о размерах фигур. Длина колибри достигает 165 футов, паука — 150 футов, а кондор, как и пеликан, простирается почти на 400 футов от кончика клюва до хвостовых перьев. Ящерица, чей хвост ныне пересекает Панамериканская автомагистраль, имеет длину 617 футов. Почти все рисунки выполнены в сходном циклопическом масштабе и в одной манере, где контур тщательно очерчен непрерывной линией.

Сходное внимание к деталям обнаруживается и в геометрических узорах. Некоторые из них имеют вид прямых линий длиной более пяти миль, тянущихся через пустыню, как древнеримские дороги, ныряющих в русла пересохших рек и взбирающихся на скалистые выступы, ни на йоту не отклоняясь от цели.

Такую точность почти невозможно объяснить с позиций обычного здравого смысла. Но гораздо большей загадкой являются зооморфные фигуры. Как удалось придать им такую совершенную форму, если их создатели, не имевшие летательных аппаратов, не могли наблюдать за ходом своей работы из отдаленной перспективы? Ни один из рисунков нельзя разглядеть с земли, где они предстают лишь как бесформенные борозды в пустыне. Их подлинная форма видна лишь с высоты нескольких сотен футов, но поблизости нет ни одного возвышения, которое могло бы служить наблюдательным пунктом.

Я лечу над линиями, пытаясь вникнуть в их смысл.

Мой пилот Родольфо Ариас раньше служил в перуанских ВВС. После реактивных истребителей маленькая «Сессна» кажется ему медленной и скучной, поэтому он относится к ней как к воздушному такси. Мы уже один раз побывали на аэродроме в Наска, где вынули одно из окон, чтобы Санта могла нацелить свои камеры вертикально на таинственные символы. Теперь мы экспериментируем со съемкой на разных высотах. С высоты около 200 футов над равниной амазонский паук Ricinulei выглядит так, словно он готов встать на задние лапы и цапнуть нас своими челюстями. С высоты 500 футов мы можем видеть несколько фигур одновременно: собаку, дерево, странную пару рук, кондора, некоторые треугольники и трапеции. Когда мы поднимаемся до 1500 футов, зооморфные фигуры, ранее преобладавшие, теперь выглядят как отдельные мелкие элементы, окруженные поразительной вязью геометрических узоров. Теперь они меньше похожи на взлетно-посадочные полосы и больше напоминают тропы, проложенные великанами — тропы, пересекающие плато в невообразимой (на первый взгляд) мешанине форм, углов и размеров.

Однако по мере того, как земля продолжает отдаляться и с высоты орлиного полета открывается более широкая перспектива, я начинаю задумываться о том, существует ли какая-то система в затейливой клинописи, раскинувшейся внизу. Мне приходят на ум слова Марии Райхе, женщины-математика, которая жила на плато Наска и изучала линии с 1946 года. По ее мнению,

Пока «Сессна» переваливается в небе, я вспоминаю и о том, что природа линий на плато Наска стала ясна лишь в XX веке, когда началась эра воздухоплавания. В конце XVI века Луис де Монсон стал первым испанским путешественником, лично видевшим таинственные «знаки в пустыне» и собравшим странные местные предания, связывавшие их в «виракочами». Однако до начала регулярных коммерческих авиарейсов между Лимой и Арекипой в 1930-х годах никто как будто не подозревал о том, что на юге Перу находится крупнейший в мире образец художественной графики. Только развитие авиации подарило людям богоподобную способность подниматься в небо и видеть прекрасные и загадочные вещи, до сих пор скрытые от них.

Родольфо ведет «Сессну» по плавному кругу над огромной фигурой обезьяны, окруженной путаницей геометрических форм. Нелегко описать зловещее гипнотическое впечатление от этого рисунка: он приковывает взгляд и захватывает внимание каким-то непостижимо абстрактным образом. Туловище обезьяны очерчено одной непрерывной линией. Дальше та же самая линия образует ступени, пирамиды, делает серию зигзагов, завивается в спиральный лабиринт обезьяньего хвоста, а потом возвращается обратно ломаной линией, похожей на стилизованное изображение звезды. Такой рисунок был бы настоящим испытанием чертежного мастерства даже на листе бумаги, но здесь пустыня Наска, и обезьяна имеет по меньшей мере 400 футов в длину и 300 футов в ширину…

Были ли создатели линий еще и картографами?

И почему их называли «виракочами»?

Глава пятая В ПРОШЛОЕ ПО СЛЕДАМ ИНКОВ

Никакие артефакты, монументы, храмы и города не могут сохраниться в распознаваемой форме дольше, чем самые стойкие религиозные верования. Будь то Тексты пирамид Древнего Египта, еврейский Талмуд или индийские Веды, религиозные традиции являются самым нетленным творением человека — это проводники знания, совершающие путешествие сквозь время.

Последними хранителями древнего религиозного наследия Перу были инки, чьи верования и «идолы» подверглись искоренению, а сокровища были разграблены за тридцать страшных лет, последовавших за испанской Конкистой в 1532 году. К счастью, некоторые из первых испанских путешественников предпринимали искренние попытки записать легенды инков, пока они еще не были полностью забыты.

Хотя в то время этому уделяли мало внимания, в отдельных легендах повествуется о великой цивилизации, якобы существовавшей в Перу тысячи лет назад. Эта цивилизация была основана «виракочами» — теми же загадочными существами, которым приписывается создание линий на плато Наска.

Когда появились испанские конкистадоры, империя инков простиралась вдоль побережья Тихого океана и на возвышенностях Кордильер в Южной Америке от северной границы современного Эквадора через Перу вплоть до реки Мауле в Центральном Чили. Отдаленные уголки империи были связаны протяженной и разветвленной сетью дорог. К примеру, из двух магистралей меридианального направления одна тянулась на 3600 километров вдоль побережья, а другая примерно на такое же расстояние через Анды. Обе эти транспортные артерии были вымощены и соединялись большим количеством поперечных дорог. Кроме того, при их строительстве использовались различные инженерные конструкции — такие, как подвесные мосты и тоннели, пробитые в скальных породах. Они были делом рук высокоразвитого, дисциплинированного и целеустремленного общества. По иронии судьбы, они сыграли существенную роль в крушении этого общества: испанские войска под руководством Франсиско Писарро умело пользовались ими для своего безжалостного продвижения в центральные земли инков.

Столицей инкской империи был город Куско, что означает «пуп земли» на местном языке кечуа. По преданию, его основали Манко Капак и Мама Окльо, двое детей Солнца. Здесь инки поклонялись солнечному богу, которого они знали под именем Инти, но другое божество они почитали выше всех остальных. Это был Виракоча, чьи тезки считались авторами линий на плато Наска и чье собственное имя означало «Пена Моря».

Без сомнения, то обстоятельство, что греческая богиня Афродита, рожденная из моря, получила свое имя от пены (apbros), из которой она вышла, является простым совпадением. Кроме того, жители Анд неизменно изображали Виракочу в облике мужчины. Однако ни один историк не в состоянии сказать, насколько древним был культ этого божества, когда испанцы положили ему конец. Дело в том, что еще задолго до того, как инки включили его в свою космогонию и построили в его честь величественный храм в Куско, высшее божество по имени Виракоча чтили все цивилизации, когда-либо существовавшие в долгой истории Перу.

Через несколько дней после отъезда с плато Наска мы с Сантой прибыли в Куско и сразу же отправились посмотреть на Кориканчу — величественный храм, посвященный Виракоче в доколумбову эпоху. Сама Кориканча, увы, давно исчезла, а вернее, была захоронена под слоями более поздних архитектурных сооружений. Тем не менее испанцы сохранили ее превосходный фундамент и нижнюю часть сказочно прочных стен и возвели на них свой колониальный собор грандиозных размеров.

Подходя к парадному входу в собор, я вспомнил, что некогда стоявший на этом месте инкский храм покрывало более 700 листов чистого золота (каждый из которых весил около двух килограммов) и что на просторном внутреннем дворе храма находилось «кукурузное поле», тоже изготовленное из золота. Я не мог удержаться от мысленного сравнения с храмом Соломона в далеком Иерусалиме, который, как принято считать, тоже был украшен листовым золотом и чудесным садом с золотыми деревьями.

Землетрясения в 1650 и 1950 годах причинили значительные разрушения испанскому собору Санто-Доминго, возведенному на месте храма Виракочи, и в обоих случаях приходилось перестраивать его. Но инкский фундамент и нижние стены пережили эти природные катаклизмы без повреждений благодаря своей характерной кладке с прочным соединением многоугольных блоков. Эти блоки и общий план помещения — почти все, что осталось от первоначальной структуры, если не считать восьмиугольного помоста из серого камня в центре просторного прямоугольного двора, некогда покрытой 55 килограммами золота. По обе стороны двора находились притворы инкского храма с такими совершенными архитектурными элементами, как конусообразные стены и резные ниши, высеченные из цельных гранитных блоков.

Мы отправились прогуляться по узким мощеным улочкам Куско. Оглядевшись вокруг, я осознал, что не только испанский собор наложен на более раннюю структуру; весь город производил двойственное впечатление. Вокруг меня возвышались просторные, обнесенные балконами дома в колониальном стиле и дворцы пастельных оттенков, но почти все они покоились на инкских фундаментах или содержали образцы такой же замечательной полигональной кладки, какая использовалась в Кориканче. В одной аллее под названием Атунрумийок я остановился, чтобы изучить затейливую, похожую на составную головоломку стенную кладку, состоящую из бесчисленных каменных блоков разного размера и формы, превосходно подогнанных друг к другу под разными углами без каких-либо следов раствора.

Изготовление отдельных блоков и их укладка в такую сложную композицию могла быть делом рук лишь опытнейших мастеров, отточивших свои навыки за столетия архитектурных экспериментов. На одном блоке я насчитал двенадцать углов только с одной стороны и, как ни старался, не смог просунуть даже тонкий листок бумаги между ним и соседними блоками.

В начале XVI века, когда испанцы еще не занялись всерьез уничтожением перуанской культуры, идол Виракочи стоял в святая святых храма Кориканча. Согласно тексту того времени под названием Relation Anonima de los Costumbres Antiquos de los Naturales del Piru («Анонимное сообщение о древних обычаях перуанских туземцев») этот идол имел вид мраморной статуи, чьи «волосы, черты лица, одежда и сандалии напоминали св. Варфоломея, каким его изображают наши художники». Согласно другим описаниям, Виракоча был похож на св. апостола Фому. Я изучил ряд иллюстрированных церковных рукописей, где фигурируют эти святые. Обоих традиционно изображали как худощавых, бородатых белых мужчин пожилого возраста, носивших сандалии и длинные ниспадающие плащи или накидки. Мы убедимся в дальнейшем, что именно так изображали Виракочу его почитатели. Кем бы он ни был, он не мог быть американским индейцем, поскольку у них сравнительно темная кожа и практически отсутствует волосяной покров на лице. Из-за своей густой бороды и светлой кожи Виракоча был похож на представителя европеоидной расы.

Инки в XVI веке придерживались такого же мнения. Их легенды и религиозные верования наполняли такой уверенностью, что они сначала приняли белых бородатых испанцев, приплывших к их берегам, за полубожественных сородичей Виракочи, чье возвращение было давно обещано в пророчествах. Это несчастное совпадение обеспечило конкистадорам Писарро решающее стратегическое и психологическое преимущество, необходимое для преодоления численного превосходства инкских воинов в грядущих битвах.

Кто же стал прообразом Виракочи?

Глава шестая ОН ПРИШЕЛ ВО ВРЕМЯ ХАОСА

Во всех древних легендах народов Анд присутствует образ высокого человека, светлокожего и бородатого, окутанный покровом тайны. Хотя он был известен под разными именами во многих разных местах, в нем всегда можно было узнать Виракочу, «Пену Моря», знатока науки и волшебства, который владел ужасным оружием и пришел во времена хаоса, чтобы установить порядок в мире.

Эта сюжетная основа в разных вариантах существует у всех народов Андского региона. Она начинается с живописного описания страшной катастрофы, когда земля была затоплена водами Потопа и погрузилась во тьму, потому что солнце перестало сиять в небе. Общество распалось, и люди терпели огромную нужду. Но потом

Испанский хронист, записавший эту легенду, пояснил, что узнал от индейцев в своих путешествиях по Андам:

Этого человека называли и другими именами — такими, как Уаракоча, Кон, Кон-Тики, Тунупа, Таапак, Тупака и Илла. Он был ученым, непревзойденным архитектором, скульптором и инженером. «Он закладывал террасы и поля на крутых склонах ущелий и строил стены, чтобы поддерживать их. Он проложил оросительные каналы… и ходил в разные места, где обустроил много вещей».

Виракоча также был учителем и целителем, помогавшим людям в нужде. Говорили, что «везде, где он проходил, он излечивал больных и возвращал зрение слепым».

Однако у этого доброго просветителя со сверхчеловеческими способностями, была и другая сторона характера. Если его жизни угрожала опасность (как это бывало в нескольких случаях), в его распоряжении оказывалось оружие, поражающее небесным огнем.

Легенды были единодушны в описании внешности Виракочи. В своем Suma у Narration de los Incas («Свод преданий об инках») испанский хронист XVI века Хуан де Бетан-сос утверждал, что, по словам индейцев, он был «бородатым человеком высокого роста, облаченным в белый плащ, доходивший до ступней, который он носил с поясом на талии».

Другие описания, собранные среди разных и отдаленных друг от друга народов Анд, повествуют о той же загадочной фигуре. Согласно одному из них, Виракоча был

В одной легенде Тунупа-Виракоча был «белым человеком высокого роста, чей вид и личность вызывали глубокое уважение и преклонение». В другой его описывали как белого человека величественной наружности, голубоглазого и бородатого, без головного убора, носившего кусму, или рубаху без рукавов, доходившую до коленей. В третьей, которая, по-видимому, относится к более позднему периоду его жизни, он пользовался славой «мудрого советника в государственных делах» и изображался как «старик с длинными волосами и бородой, облаченный в длинную тунику».

Виракоча вошел в легенды прежде всего как учитель и наставник. Перед его появлением «люди жили в беспорядке, многие ходили голыми, как дикари; у них не было домов и других жилищ, кроме пещер, откуда они выходили в поисках пищи по окрестностям».

Считается, что Виракоча положил этому конец и стал провозвестником золотого века, о котором будущие поколения вспоминали с ностальгией. Все легенды сходятся на том, что он осуществлял свою просветительскую миссию с большой добротой и по мере возможности воздерживался от использования силы. Подробные наставления и личный пример были главными методами, которыми он пользовался для обеспечения людей навыками и познаниями, необходимыми для культурной и плодотворной жизни. В частности, считается, что он принес в Перу медицину, металлургию, земледелие, животноводство, письменность (впоследствии забытую) и глубокое понимание принципов архитектуры и инженерии.

На меня уже произвело сильное впечатление качество инкской каменной кладки в Куско. Однако по мере продолжения моих изысканий в старом городе я с удивлением обнаружил, что так называемое искусство инкских каменщиков не может быть с какой-либо археологической достоверностью приписано инкам. Они действительно обладали глубокими познаниями в этой области, и многие монументы в Куско, несомненно, являлись их работой. Однако некоторые наиболее замечательные структуры, обычно связываемые с деятельностью инков, могли быть воздвигнуты более ранней цивилизацией. Некоторые свидетельства указывали на то, что инки часто ремонтировали эти структуры, но не были первоначальными строителями.

То же самое можно сказать о развитой системе дорог, соединяющих отдаленные уголки империи инков. Вероятно, читатели помнят, что две параллельные магистрали вели с севера на юг-, одна — вдоль побережья, а вторая — через Анды. В целом до испанского завоевания здесь имелось более 15 000 регулярно используемых дорог, и я полагал, что все они были построены инками. Теперь я склоняюсь к мнению, что дороги были унаследованы от более ранней цивилизации, а инки ремонтировали, поддерживали и объединяли уже существующую дорожную сеть. В самом деле, ни один эксперт не может дать надежного заключения о возрасте этих невероятных дорог и культуре их строителей, хотя вы вряд ли услышите такое признание.

Тайна усугубляется местными преданиями, которые гласят, что дорожная система и совершенные архитектурные сооружения не только «были древними в эпоху инков», но и являются «делом рук белых рыжеволосых людей», живших за тысячи лет до этого.

По одной из легенд, Виракочу сопровождали «посланцы» двух видов: «верные воины» (уаминка) и «сияющие» (айуайпанти). Их цель заключалась в том, чтобы доносить послания от своего повелителя «во все концы земли».

В других местах есть следующие фразы: «Кон-Тики вернулся… со спутниками»; «Кон-Тики призвал своих последователей, которых звали виракочами»; «Кон-Тики приказал всем виракочам, кроме двоих, идти на восток…»; «И вышел из озера властелин Кон-Тики Виракоча, и привел с собой некоторое количество людей…»; «Эти виракочи отправились в разные области, которые были им указаны…» и так далее.

Древняя цитадель Саксайуаман расположена к северу от Куско. Мы приехали туда вечером, когда небо почти полностью скрылось за облаками цвета потемневшего от времени серебра. Холодный ветер дул над высокогорной пустошью, когда я поднимался по лестнице, переступал через пороги каменных ворот, построенных для великанов, и бродил между зигзагообразными рядами циклопических стен.

Вытянув шею, я стал разглядывать большую гранитную глыбу, под которой проходил мой маршрут. Двенадцати футов в высоту, семи футов в поперечнике и весом более 100 тонн, она явно была обработана человеком, а не природой. Ее вырезали и обтесали с неправдоподобной легкостью, словно она была сделана из воска или шпатлевки, и вделали в стену вместе с другими многоугольными блоками, превосходно уравновешенными и идеально прилегающими друг к другу.

Некоторые из этих поразительных кусков обработанного камня достигали высоты 28 футов, а их вес (по расчетам, достигавший 360 тонн) был примерно эквивалентен весу 500 небольших легковых автомобилей. У меня они вызывали серьезные вопросы, настоятельно требовавшие ответов.

Как инки или их предшественники могли обрабатывать каменные блоки таких гаргантюанских размеров? Как им удавалось с такой точностью вырезать и обтесывать эти циклопические глыбы? Как они транспортировали строительный материал из каменоломен, удаленных на десятки миль? С помощью каких приспособлений они возводили стены, с очевидной легкостью двигая отдельные блоки и поднимая их высоко над землей? Предполагается, что эти люди даже не знали колеса, не говоря уже о механизмах, способных поднимать десятки 100-тонных блоков неправильной формы и складывать их в подобие трехмерной головоломки.

Я знал, что хронисты раннего колониального периода были также озадачены этим зрелищем. К примеру, многоуважаемый Гарсиласо де ла Вега, побывавший здесь в XVI веке, с благоговением говорил о Саксайуамане:

Гарсиласо сообщает еще один интересный факт. В своих «Комментариях о царстве инков» он повествует о том, как уже в исторические времена царь инков попытался повторить достижение своих предшественников, построивших Саксайуаман. Было решено перенести лишь один громадный каменный блок на несколько миль, чтобы добавить его к существующим укреплениям. «Более 20 000 индейцев тащили этот камень, поднимаясь и опускаясь по крутым склонам… В какой-то момент он вырвался у них из рук и свалился с обрыва, задавив 3000 человек». Из всех источников, которые я изучал, только в этом описано, как инки построили или попытались построить сооружение из огромных каменных блоков наподобие тех, что использовались в Саксайуамане. Из текста ясно, что они не имели опыта в таких делах, и их попытка закончилась катастрофой.

Само по себе это, разумеется, ничего не доказывает. Но история Гарсиласо усилила мои сомнения по поводу грандиозных укреплений, громоздившихся вокруг. Глядя на них, я мог себе представить, что они действительно могли быть воздвигнуты задолго до инков гораздо более древней и технически оснащенной цивилизацией.

Уже не впервые я вспомнил о том, как трудно бывает археологам определять точные даты инженерных сооружений, таких, как дороги или сухая каменная кладка, не содержащая органических компонентов. Радиоуглеродный и термолюминесцентный анализы в данном случае оказывались бессильными. Хотя разработаны новые тесты — такие, как датировка поверхности скальных обнажений по хлору-36, их применение еще не началось. Поэтому до новых открытий в данной области «экспертная» хронология по-прежнему в значительной степени остается результатом догадок и субъективных предположений. Поскольку известно, что инки интенсивно пользовались Саксайуама-ном, нетрудно понять, почему было принято считать, что они же построили его. Но между этими двумя утверждениями нет очевидной или необходимой связи. Инки вполне могли найти уже готовое сооружение и воспользоваться им для своих целей.

Если так, кем были настоящие строители?

В древних мифах говорится, что это были светлокожие и бородатые виракочи со своими «сияющими» и «верными воинами».

Во время нашего путешествия я продолжал изучать записи испанских этнографов и авантюристов XVI и XVII веков, прилежно записывавших древние легенды перуанских индейцев. Одна особенность этих легенд привлекла мое внимание: в них неоднократно подчеркивалось, что появление виракочей было связано с ужасным Потопом, покрывшим землю и уничтожившим большую часть человечества.

ИЛЛЮСТРАЦИИ I

_{1. Рисунок паука на плато Наска в Южном Перу. Недавние исследования д-ра Филлис Питлуги, старшего астронома из чикагского планетария Адлера, показали, что паук, как пирамиды на плато Гиза в Египте (см. часть VI и часть VII), был задуман как наземное отображение созвездия Ориона. Возможно ли, что включение «небесного плана» в древние и загадочные монументы в разных частях света и особое внимание к трем звездам пояса Ориона (представленным на плато Наска узким туловищем паука) могут быть частью всемирного научного наследия, оставленного исчезнувшей цивилизацией в очень далекую эпоху?}

_{2. Рисунок обезьяны на плато Наска.}

_{3. Рисунок колибри. Все эти фигуры выложены в ландшафте одной непрерывной линией и так огромны, что их можно наблюдать только с высоты.}

_{4. Вид Мачу-Пикчу. Это уединенное место изобилует астрономическими ориентирами, указывающими на то, что его возраст может на тысячи лет превосходить возраст инкской цивилизации, предположительно построившей его. Может быть, это вообще не дело рук инков и они просто жили тут и пользовались им в гораздо более позднее время?}

_{5, 6. Характерная «многоугольная» кладка в регионе Куско — Мачу-Пикчу. Археологи безоговорочно приписывают этот стиль инкам, но сравните его с фотографиями 66, 67 и 68 на другой вкладке.}

_{7. Интихуатана («Коновязь Солнца») в Мачу-Пикчу.}

_{8 и 9. Автор кажется карликом на фоне гигантских блоков Саксайуамана, вес многих из которых составляет не менее 500 семейных автомобилей. Есть признаки, что эти массивные укрепления, как и в Мачу-Пикчу, были возведены не инками, а неизвестными строителями на тысячи лет раньше. Сравните фото 9 с фотографией 65 из другой вкладки в конце книги.}

_{10 и 11. Тиауанако, Боливия. Два главных «идола» в Каласасайе держат в руках предметы неопределенного предназначения.}

_{12. Вид на Каласасайю с севера. Астрономические расчеты показывают, что эта огромная структура первоначально могла быть ориентирована на восход Солнца в день равноденствия за 15 000 лет до нашей эры.}

_{13. Врата Солнца в Тиауанако, вид с запада. Врата высечены из цельного андезитового блока и весят более 10 тонн.}

_{14. Некоторые исследователи считают, что «календарный фриз» на восточной стороне Врат Солнца содержит ценную научную информацию.}

_{15. Этот идол, изображающий бородатую фигуру, стоит в Подземном храме Тиауанако и предположительно символизирует Виракочу, героя-цивилизатора из мифов Андского региона.}

_{16. Стела в Тиауанако с разными бородатыми головами (над правой рукой фигуры и сбоку, на ее поясе). Физические черты, изображенные на этой стеле и на «Колонне Виракочи», не свойственны для коренного населения Южной Америки.}

_{17. Это характерное углубление указывает на то, что блоки скреплялись 1-образной металлической скобой. Использование такой техники каменной кладки неизвестно в других местах Южной Америки, но было распространено в Древнем Египте более 4000 лет назад.}

_{18. Символы креста присутствовали в Тиауанако за тысячи лет до прихода христианства.}

_{19. Сооружение традиционной камышовой ладьи на острове Сурикуи, озеро Титикака. Похожие ладьи, хотя и гораздо больших размеров, плавали по Нилу в Древнем Египте в эпоху пирамид (см. фотографии 53, 54 и 55 на другой вкладке).}

_{20. Плавание по озеру Титикака. Тиауанако первоначально был построен как порт на побережье этого огромного внутреннего моря. Однако с тех пор уровень озера опустился более чем на 30 метров, а его побережье отступило более чем на 20 километров к северу — процесс, который, по оценкам геологов, не мог продолжаться менее 10 000 лет.}

Глава седьмая БЫЛИ ЛИ НА ЗЕМЛЕ ВЕЛИКАНЫ?

В шесть утра маленький поезд тяжело вздохнул и медленно пополз вверх по крутым склонам долины Куско. Он поднимался по узкоколейке, проложенной своеобразным зигзагом, пыхтя и маневрируя на стрелках, со множеством технических остановок. В конце концов мы оказались высоко над древним городом. Инкские стены и колониальные резиденции, узкие улочки и собор Санто-Доминго, выстроенный на руинах храма Виракочи, — все это казалось призрачным и нереальным в жемчужно-серой утренней дымке. Сказочный узор электрических фонарей еще украшал улицы, по земле полз тонкий туман, а дым из печных труб поднимался над черепичными крышами бессчетных домишек.

В конце концов поезд оставил Куско позади, и мы некоторое время ехали прямо на северо-запад к пункту нашего назначения — затерянному городу инков Мачу-Пикчу, от которого нас отделяло три часа и 130 километров пути. Я собирался почитать, но задремал, убаюканный мерным покачиванием вагона. Пятьдесят минут спустя я проснулся и обнаружил, что мы въезжаем в сказочное красочное полотно. Передний план, залитый яркими лучами солнца, состоял из зеленых лугов, усыпанных пятнышками тающего инея по обе стороны от длинной и широкой речной долины. Посередине расстилалось большое поле с купами кустарника, на котором паслись черно-белые дойные коровы. Поблизости были разбросаны дома, перед которыми стояли маленькие смуглые индейцы кечуа, одетые в пончо и вязаные шлемы из разноцветной шерсти. Немного дальше высились склоны, поросшие соснами и экзотическими эвкалиптами. Я проследил взглядом контуры двух высоких зеленых гор, которые расходились в стороны, образуя еще более высокое плоскогорье. А позади, на дальнем горизонте, блистала гряда заснеженных горных пиков.

С неохотой я вернулся к своему чтению. Мне хотелось более внимательно изучить некоторые любопытные связи между внезапным появлением Виракочи и легендами о Потопе у инков и других народов Анд.

Передо мной лежал фрагмент из «Естественной и нравственной истории Индий» фрая Жозе де Акосты, в котором ученый священник изложил то, «что сами индейцы говорят о своем происхождении».

Взяв на заметку выяснить побольше об озере Титикака и о таинственном Тиауанако, я прочитал следующий отрывок, резюмировавший содержание легенд из района Куско:

В другом мифе:

Очень сходные мотивы, разумеется, можно найти в других источниках, не связанных с этими, например в Ветхом Завете. К примеру, в шестой главе Книги Бытие, где описан гнев Божий на Его творения, меня долго интриговало одно загадочное высказывание о позабытой допотопной эпохе: «В то время были на земле исполины…» [Быт. 6:4] Могли ли библейские «исполины», погребенные в песках Ближнего Востока, иметь какую-то незримую связь с «великанами», вплетенными в ткань индейских легенд доколумбовой эпохи? Загадка усугубляется дальнейшими многочисленными совпадениями между библейским и перуанским повествованиями, изображающими разгневанное божество, ниспославшее катастрофический Потоп на непокорный и порочный мир.

На следующей странице из пачки отобранных мной документов содержалось инкское описание Потопа в изложении некоего отца Молина в его труде Relation de las fabulas у ritos de los Yngas («Описание легенд и обрядов инков»):

Гарсиласо де ла Вега, сын испанского вельможи и женщины из царского дома инков, был уже знаком мне по своему труду «История государства инков». Его считали одним из самых прилежных летописцев преданий народа его матери, и он составил свой труд в XVI веке, вскоре после Конкисты, когда эти легенды еще не были замутнены чужеродными влияниями. Он тоже подтверждал широко распространенное и глубоко укоренившееся верование: «После того как воды Потопа отступили, некий человек появился в земле Тиауанако…»

Этим человеком был Виракоча. Облаченный в плащ, этот сильный человек «величественной наружности» уверенно проходил по самым опасным пустошам. Он творил чудеса исцеления и мог призывать огонь с небес. Индейцам, вероятно, казалось, что он появился из ниоткуда.

Мы уже больше двух часов ехали в Мачу-Пикчу, и панорама за окном изменилась. Огромные черные горы, на которых не осталось и следа снега, отражающего солнечный свет, сумрачно высились над нами. Мы проезжали через скалистое ущелье в конце узкой долины, наполненное зловещими тенями. Заметно похолодало, так что у меня даже замерзли ноги. Я поежился и продолжил чтение.

В запутанном хитросплетении легенд, дополнявших друг друга, но иногда вступавших в противоречие, для меня было очевидным одно обстоятельство. Все ученые сходились на том, что инки заимствовали, перерабатывали и передавали потомкам легенды многих цивилизованных народов, над которыми они властвовали за столетия расширения своей огромной империи. В этом смысле, каким бы ни был итог исторической дискуссии о древности самих инков, никто не мог всерьез усомниться в их роли хранителей знаний и верований всех великих древних культур — прибрежных и высокогорных, известных и неизвестных, — предшествовавших им на этой земле.

Кто может сказать, какие цивилизации существовали в Перу в неизведанной дали времен? Каждый год археологи совершают новые открытия, расширяющие горизонты нашего прошлого. Разве когда-нибудь они не могут обнаружить древние свидетельства проникновения в Анды расы просветителей, которые пришли из-за моря и удалились обратно, завершив свои труды? Именно об этом, по-моему, повествуют легенды, в которых прежде всего увековечена память человека-бога Виракочи, проходившего по ветреным отрогам Андских гор и творившего чудеса на своем пути.

Горький момент расставания присутствует в конце каждой народной легенды о замечательном человеке, чье имя означает «Пена Моря»:

Опять этот горький миг прощания… и часто с намеком на какую-то науку или волшебство.

За окном поезда что-то изменилось. Слева я мог видеть темные воды Урубамбы, притока Амазонки и священной реки инков. Температура заметно повысилась: мы спустились в относительно низменную долину с собственным тропическим микроклиматом. Горные склоны, вздымавшиеся по обе стороны пути, были покрыты густым зеленым лесом, и мне подумалось, что эти места изобилуют порой непреодолимыми препятствиями. Те, кто пришел в эту глухомань и построил Мачу-Пикчу, должны были иметь очень веские причины для того, чтобы сделать это.

Как бы то ни было, выбор столь уединенного места имел хотя бы одно положительное следствие: Мачу-Пикчу так и не был обнаружен конкистадорами и испанскими монахами за годы их опустошительного рвения. Лишь в 1911 году, когда к наследию древних цивилизаций стали относиться с большим уважением, молодой американский исследователь Хирам Бингэм открыл миру это чудо. Сразу же стало ясно, что Мачу-Пикчу дает уникальную возможность познакомиться с жизнью доколумбовой цивилизации. Поэтому руины были защищены от грабителей и охотников за сувенирами, и важный фрагмент нашего загадочного прошлого был сохранен для того, чтобы изумлять грядущие поколения.

Миновав крошечный городок под названием Агуа-Каль-енте («горячая вода»), где вдоль железной дороги на путешественников щерятся окна полузаброшенных ресторанов и дешевых баров, мы прибыли на станцию Пуэнтас Руинас в окрестностях Мачу-Пикчу в десять минут десятого утра. Отсюда, после получасовой автобусной поездки по петляющей грунтовой дороге, лепившейся к неприветливому горному склону, мы добрались до руин Мачу-Пикчу и попали в плохонькую гостиницу, где с нас запросили неразумно большие деньги за не слишком чистую комнату. Мы были единственными посетителями. Хотя прошли годы с тех пор, как местные партизаны в последний раз забросали гранатами поезд до Мачу-Пикчу, немногие иностранцы испытывают желание приехать сюда.

Было два часа дня. Я стоял на возвышенности на южном краю Мачу-Пикчу. Передо мной на север простирались террасы заросших лишайником руин. Плотные облака свернулись в кольцо вокруг горных вершин, но то тут, то там иногда прорывался солнечный свет.

Далеко внизу, в долине, священная река широкой петлей охватывала центральную часть каменистой формации, на которой стоял Мачу-Пикчу, образуя нечто вроде крепостного рва вокруг огромного замка. Отсюда река казалась темно-зеленой: ее воды отражали зелень джунглей на крутых склонах.

Я посмотрел на главную горную вершину, возвышавшуюся за руинами. Она называется Уана-Пикчу и фигурирует на всех традиционных плакатах туристических агентств, приглашающих посетить это место. К своему удивлению, я заметил, что примерно в ста метрах от вершины склон был аккуратно искусственно террасирован. Кто-то превратил почти вертикальные утесы в чудесные висячие сады, которые в древние времена, возможно, были покрыты яркими цветами.

Казалось, вся эта сцена была монументальной скульптурной композицией, состоявшей из гор, скал, деревьев, камней и воды. Это было невыразимо красивое место, одно из прекраснейших мест, какие мне когда-либо приходилось видеть.

Однако, несмотря на его светозарную красоту, меня не покидало ощущение, что я смотрю на город призраков, похожий на остов «Марии Селесты», такой же пустой и выпавший из времени. Дома располагались длинными террасами. Каждый дом был крошечным и состоял лишь из одной комнаты, выходившей на узкую улочку, а их архитектура выглядела надежной и функциональной, но никак не декоративной. С другой стороны, некоторые церемониальные сооружения были построены по неизмеримо более высоким стандартам и включали гигантские блоки, подобные тем, что я видел в Саксайуамане. Один гладко отшлифованный многоугольный монолит двенадцати футов в длину, пяти футов в ширину и пяти в толщину не мог весить менее 200 тонн. Как древним строителям удалось доставить его сюда?

Вокруг можно было насчитать десятки таких блоков, расположенных в знакомом узоре складной головоломки с подогнанными углами. На одном из них я насчитал тридцать три угла, каждый из которых безупречно соединялся с углом соседнего блока. Кроме того, в отдельных местах встречались «дикие» необработанные глыбы, включенные в общий план построек Встречались также странные и необычные структуры — такие, как Интихуатана, что значит «коновязь солнца». Этот удивительный объект представлял собой скальный выступ из серой кристаллической породы, в котором были высечены сложные геометрические формы в виде углов и кривых, резных ниш и внешних контрфорсов, увенчанных вертикальным зубцом в центре.

Каков возраст Мачу-Пикчу? Ученые сходятся в том, что город не мог быть построен намного раньше XV века нашей эры. Однако время от времени более смелые, хотя и уважаемые ученые высказывали другие мнения. Например, в 1930-х годах Рольф Мюллер, профессор астрономии из Потсдамского университета, нашел убедительные доказательства для предположения, что наиболее важные элементы Мачу-Пикчу содержат важные астрономические ориентировки. С помощью детальных математических расчетов положения звезд на небе в прошлые тысячелетия (которое постепенно меняется в результате явления, известного как прецессия земной оси) Мюллер пришел к выводу, что первоначальный план города мог быть составлен только в эпоху с 4000 до 2000 года до нашей эры.

С точки зрения консервативных историков это неслыханная ересь. Если Мюллер прав, возраст Мачу-Пикчу может составлять не 500, а 6000 лет. Тогда он значительно старше Великой пирамиды в Египте (разумеется, если считать правильной общепринятую датировку ее постройки 2500 года до нашей эры).

Раздавались и другие голоса несогласных с традиционной оценкой возраста Мачу-Пикчу. Большинство из них, как и Мюллер, были убеждены, что отдельные части этого комплекса на тысячи лет старше, чем принято считать.

Подобно большим многоугольным блокам в инкских стенах такое мнение совпадает с другими фрагментами головоломки — в данном случае, головоломки из прошлого, которую мы пытаемся собрать. Виракоча был частью этой загадки. Во всех легендах говорится, что его столица находилась в Тиауанако. Руины этого великого древнего города находятся в Боливии в округе Кольяо, в двенадцати милях к югу от озера Титикака.

По моим расчетам, мы могли добраться туда за два дня через Лиму и Ла-Пас.

Глава восьмая ОЗЕРО НА КРЫШЕ МИРА

Столица Боливии, город Ла-Пас, стоит на неровном ложе большой впадины на высоте более двух миль над уровнем моря. Эта впадина глубиной в несколько сотен метров когда-то была образована грандиозным водным потоком, мощность которого увеличивалась за счет абразивной массы галечника и валунов.

Получивший от природы такие мрачные декорации, Ла-Пас обладает исключительным, хотя и слегка неряшливым очарованием. Со своими узкими улочками, темными стенами домов, внушительными соборами, аляповатыми кинотеатрами и открытыми допоздна барами, он создает пьянящую атмосферу необычной интриги. Однако это не лучшее место для прогулок пешком, если только ваши легкие не напоминают кузнечные мехи, поскольку весь центральный район построен на крутых склонах холмов.

Аэропорт Ла-Паса расположен почти на полтора километра выше самого города, на краю Альтиплано — холодного пологого плоскогорья, типичного для топографии этого региона. Мы с Сантой приземлись там уже за полночь после задержки рейса из Лимы. В зале прилета, где гуляли сквозняки, нам предложили чай с кокой в маленьких пластиковых стаканчиках в качестве профилактики от высотной болезни. После очередной задержки и немалых трудов мы вызволили свой багаж из таможни, сели в старинное такси американского производства и с лязгом покатились к тусклым желтым огням города, светившимся где-то далеко внизу.

Около четырех часов пополудни мы отправились к озеру Титикака на взятом напрокат джипе. Прорвавшись через постоянные уличные пробки, мы выехали из мира небоскребов и трущоб навстречу широкому и ясному горизонту Альтиплано.

Сначала наш путь лежал через унылую пригородную зону с авторемонтными мастерскими и свалками по обочинам. Но чем дальше мы отъезжали от Ла-Паса, тем реже попадалось жилье, пока не исчезли почти все признаки человеческого обитания. Пустынная саванна, окаймленная на горизонте заснеженными пиками Кордильера-Реаль, создавала незабываемое зрелище красоты и силы природы, к которому примешивалось ощущение нереальности, словно мы попали в заколдованное царство.

Хотя конечным пунктом нашего назначения был Тиауанако, в тот вечер мы решили остановиться в городе Копакабана на мысе у южной оконечности озера Титикака. Для того чтобы попасть туда, нам пришлось переплыть пролив на импровизированном автомобильном пароме в рыболовном городке Тикине. Потом, в сгустившихся сумерках, мы поехали по главной дороге, теперь уже превратившейся в узкую и неровную колею. Сделав несколько крутых поворотов, мы оказались на уступе горы. Отсюда перед нами открылась контрастная панорама: темные воды озера внизу находились на краю бескрайнего океана сумрачных теней, но зазубренные пики горных вершин вдалеке еще купались в ослепительном солнечном свете.

С самого начала озеро Титикака показалось мне особенным местом. Я знал, что оно расположено на высоте 12 500 футов над уровнем моря, что через него проходит граница Перу и Боливии, что оно занимает площадь 3200 квадратных миль и имеет длину 138 миль при ширине около 70 миль. Я также знал, что глубина озера местами достигает тысячи футов и что оно имеет загадочную геологическую историю.

Вот некоторые загадки и предложенные решения.

1. Хотя территория вокруг озера Титикака находится на высоте более двух миль над уровнем моря, она буквально усеяна окаменевшими морскими раковинами. Это предполагает, что на каком-то этапе территория Альтиплано поднялась с морского дна — возможно, в результате общего подъема суши при формировании Южной Америки. В ходе этого процесса огромное количество морской воды вместе с мириадами морских существ было захвачено подъемом и осталось среди хребтов Кордильер. Считается, что это произошло не менее 100 млн. лет назад.

2. Как ни парадоксально, несмотря на глубокую древность этого события, в озере Титикака до наших дней сохранилась морская ихтиофауна — иными словами, несмотря на то что оно расположено в сотнях миль от океана, обитающие в нем рыбы и ракообразные принадлежат скорее к морскому, а не к пресноводному типу. Среди удивительных существ, выловленных рыбацкими сетями, встречаются экземпляры Hyppocampus (морской конек). Кроме того, как указал один специалист, «различные виды Allorquestes (byalella intermis и др.) не оставляют сомнений в том, что вода в озере некогда была гораздо более соленой, чем в наши дни, или, точнее, что оно состояло из морской воды, запертой в Андах во время подъема континента».

3. После образования этого огромного «внутреннего моря» и самого Альтиплано произошло еще несколько резких изменений. К самым заметным из них принадлежат резкие колебания уровня воды в озере, на что указывают следы древней береговой линии, различимые на местности. Как ни странно, эта береговая линия не ровная, но заметно наклонена с севера на юг на значительном расстоянии по прямой. В северной оконечности она на 295 футов выше современного уровня озера Титикака, а в 400 милях южнее она на 274 фута ниже современного уровня. На основании этого и многих других признаков геологи пришли к выводу, что Альтиплано по-прежнему постепенно поднимается, но неравномерно: подъем в северной части происходит быстрее, чем в южной. Считается, что этот процесс имеет отношение не столько к колебаниям уровня воды в самом озере Титикака (хотя они, несомненно, имели место), сколько к изменениям уровня всей той местности, в которой расположено озеро.

4. С учетом очень долгого времени предполагаемых геологических изменений гораздо труднее объяснить тот неопровержимый факт, что Тиауанако некогда был портом с протяженными причалами, расположенным на берегу озера Титикака. Проблема в том, что руины Тиауанако теперь находятся примерно в 12 милях южнее озера и более чем в 100 футах выше его нынешней береговой линии. Следовательно, с момента постройки города произошло одно из двух: либо уровень озера сильно понизился, либо участок, на котором расположен Тиауанако, испытал значительный подъем.

5. Так или иначе очевидно, что здесь происходили крупномасштабные изменения, связанные с тектонической деятельностью. Некоторые из них — такие, как подъем Альтиплано с ложа океана, — определенно происходили в далеком прошлом, до появления человеческой цивилизации. Другие, не столь древние, могли произойти уже после строительства Тиауанако. Поэтому возникает вопрос: когда же был построен этот город?

С традиционной точки зрения руины не могут быть намного старше V–VI века нашей эры. Однако альтернативная хронология, хотя и не принятая большинством ученых, лучше соответствует масштабу геологических событий, происходивших в этом регионе. На основе математических и астрономических расчетов профессора Артура Познански из университета Ла-Паса и профессора Рольфа Мюллера (который также поставил под сомнение традиционную датировку Мачу-Пикчу) основная фаза строительства Тиауанако могла происходить за 15 000 лет до нашей эры. Сторонники этой хронологии указывают, что город подвергся огромным разрушениям в результате природной катастрофы в одиннадцатом тысячелетии до нашей эры и спустя короткое время оказался отделенным от побережья озера Титикака.

В главе 11 мы рассмотрим находки Мюллера и Познански, позволяющие предположить, что расцвет Тиауанако произошел во время Последней ледниковой эпохи, то есть в доисторические времена с точки зрения современной науки.

Глава девятая ЦАРЬ БЫЛОГО И ГРЯДУЩЕГО

Во время моих путешествий в Анды я несколько раз перечитывал любопытный вариант народного предания о Виракоче. В этой легенде из района Кольяо в окрестностях озера Титикака герой-просветитель носит имя Тунупа.

Совершив долгое путешествие по Андам, где он основал мирное царство и научил людей всевозможным навыкам цивилизации, Тунупа был тяжело ранен группой завистливых заговорщиков.

Здесь есть любопытные параллели с историей об Осирисе, египетском высшем божестве смерти и возрождения. Наиболее полный вариант первоначального мифа об этом таинственном божестве содержится в трактате Плутарха «Исида и Осирис». Там сказано, что после того, как Осирис научил людей всевозможным навыкам, заставил их отказаться от каннибализма и человеческих жертвоприношений и дал им первый свод законов, он покинул Египет и отправился странствовать по свету, чтобы приобщить другие народы к благам цивилизации. Он никогда не заставлял варваров, которых он посещал, принимать его законы, предпочитая беседовать с ними и взывать к их здравому смыслу. Утверждается также, что он распространял свои учения в виде гимнов и песен, сопровождаемых игрой на музыкальных инструментах.

Однако во время отсутствия Осириса семьдесят два члена его двора во главе с его шурином Сетом составили заговор против него. По возвращении Осириса заговорщики пригласили его на пир, где роскошный сундук из дерева и золота был выставлен в качестве приза для любого гостя, которому он придется впору. Осирис не знал, что сундук изготовили точно по размеру его тела. В результате ни один из собравшихся гостей не смог поместиться в сундуке, в то время как Осирис улегся туда без каких-либо неудобств. Но прежде, чем он смог встать, заговорщики бросились к нему, плотно прибили крышку и даже заделали щели расплавленным свинцом, чтобы воздух не мог попасть внутрь. Потом сундук, который стал гробом для Осириса, бросили в Нил. Предполагалось, что он пойдет ко дну, но сундук уплыл на большое расстояние и достиг морского берега.

В этот момент вмешалась Исида, жена Осириса. Пустив в ход свое прославленное волшебство, она обнаружила сундук и спрятала его в потайном месте. Однако ее злой брат Сет, охотившийся на болотах, нашел сундук, открыл его и в безумной ярости расчленил царственный труп на четырнадцать частей, которые потом разбросал по всей стране.

Исиде снова пришлось взяться за спасение своего мужа. Она смастерила небольшую ладью из смоленого папируса и отправилась по Нилу искать его останки. Когда она находила их, то произносила могущественные заклятья для воссоединения расчлененных частей тела. После этого Осирис, восстановивший свой телесный облик, прошел через процесс звездного возрождения, чтобы стать божеством мертвых и повелителем Нижнего мира, откуда, как гласит предание, он иногда возвращался на землю в облике смертного человека.

Хотя между двумя легендами существуют значительные различия, довольно примечательно, что египетский Осирис и южноамериканский Тунупа-Виракоча имеют следующие общие черты:

• оба были великими просветителями;

• оба стали жертвами заговора;

• оба были сражены своими недоброжелателями;

• обоих заключили во вместилище или положили в некое судно;

• обоих затем бросили в воду;

• оба уплыли по реке;

• оба в конечном счете достигли моря.

Можно ли считать эти параллели обычным совпадением или же между двумя преданиями существует скрытая связь?

Свежий ветер бил мне в лицо, когда я сидел на носу моторки, шедшей со скоростью примерно в двадцать узлов по ледяной воде озера Титикака. Ярко-голубое небо гармонировало с оттенками аквамарина и бирюзы на берегу, а огромное пространство озера, отливавшее медью и серебром, казалось бесконечным.

Фрагменты легенд, где говорилось о тростниковых судах, нуждались в проверке, поскольку я знал, что «лодки из тростника тотора» были традиционным средством передвижения на этом озере. Однако древние навыки, необходимые для изготовления таких лодок, в последнее время почти исчезли, и теперь мы направлялись на остров Сурики — единственное место, где их еще делали по всем правилам.

На острове Сурики, в маленькой прибрежной деревне, я встретил двух пожилых индейцев, делавших лодку из связок тростника тотора. Длина этого изящного суденышка, уже почти готового, составляла примерно пятнадцать футов. Оно было широким посредине, но сужалось к круто загнутому носу и корме.

Некоторое время я сидел и молча наблюдал за работой. Старший индеец, в коричневой фетровой шляпе, надетой на забавную островерхую шерстяную шапочку, периодически упирался босой левой ногой в борт лодки, пользуясь ею как рычагом для того, чтобы подтягивать веревки, скреплявшие пучки тростника. Время от времени я замечал, что он прикладывает веревку к потному лбу и смачивает ее, чтобы усиливать сцепление.

Лодка, окруженная цыплятами и иногда посещаемая застенчивой ламой, которая паслась поблизости, стояла посреди кучи изломанных стеблей тростника на заднем дворе обветшавшей фермы. Она была одной из нескольких, которые мне довелось осмотреть за следующие несколько часов, и, несмотря на южноамериканский антураж, меня не покидало ощущение другого места и времени. Дело в том, что лодки из тростника тотора на острове Сурики по внешнему виду и способу изготовления были практически идентичны замечательным ладьям из папирусного тростника, на которых египетские фараоны плавали по Нилу тысячи лет назад. В своих путешествиях по Египту я изучал изображения множества таких судов, нарисованных на стенах древних гробниц. Было жутковато видеть их воссозданными с такой правдоподобностью на затерянном островке посреди озера Титикака, хотя предыдущие изыскания отчасти подготовили меня к такому стечению обстоятельств. Я знал, что удивительное сходство деталей конструкции лодок в столь удаленных друг от друга частях света так и не получило удовлетворительного объяснения. Тем не менее, по словам знатока древней навигации Тура Хейердала, занимавшегося решением этой загадки:

Тростниковые ладьи Древнего Нила и тростниковые лодки на озере Титикака (первоначальная конструкция которых, по заверениям индейцев, была получена от «людей Виракочи»), имели другие общие черты. К примеру, они были снабжены парусами, растягиваемыми на наклонных мачтах из двух жердей, соединенных в виде треугольника. И те и другие использовались для дальних перевозок чрезвычайно тяжелых строительных материалов: обелисков и громадных каменных блоков для храмов в Гизе, Луксоре и Абидосе, с одной стороны, и для загадочных сооружений Тиауанако — с другой.

В далекие времена, до того, как озеро Титикака обмелело больше чем на 100 футов, Тиауанако стоял у края воды и смотрел на величественные просторы священного озера. Теперь этот славный порт, который некогда был столицей самого Виракочи, лежал заброшенным среди выветренных холмов и пустынных равнин.

Вернувшись с острова Сурики, мы поехали по этим равнинам на взятом напрокат джипе, поднимая клубы пыли. Наш маршрут проходил через городки Пуккарани и Лаха, населенные бесстрастными индейцами аймара, медленно бродившими по узким мощеным улочкам или сидевшими на маленьких, залитых солнцем рыночных площадях.

Являются ли эти люди потомками строителей Тиауанако, как настаивают ученые, или правду нужно искать в легендах? Был ли древний город делом рук чужестранцев, владевших богоподобными силами и поселившимися здесь много тысяч лет назад?

Глава десятая ГОРОД У ВРАТ СОЛНЦА

Первые испанские путешественники, посещавшие руины города Тиауанако в Боливии во времена Конкисты, были поражены размерами зданий и окутывавшей их атмосферой тайны. «Я спрашивал туземцев, были ли эти сооружения построены во времена инков, — писал хронист Педро Сьеза де Леон. — Они смеялись над этим вопросом и утверждали, что здания были построены задолго до правления инков… они слышали от своих предков, что все здесь появилось внезапно, за одну ночь…» Между тем другой испанский летописец того же периода записал легенду, где говорилось, что камни таинственным образом были подняты с земли и «плыли по воздуху под трубные гласы».

Вскоре после Конкисты подробное описание города было составлено историком Гарсиласо де ла Вегой. В то время здесь еще не началось мародерство в поисках кладов или строительных материалов, и город, даже подвергшийся разрушительному воздействию времени, поразил испанца своим величием:

Это было в XVI веке. Более 400 лет спустя, в конце XX века, я разделял недоумение Гарсиласо. Бросая вызов мародерам, грабившим город в последние годы, по всему Тиауанако высились каменные монолиты, обработанные с таким мастерством, что это казалось делом рук неких высших существ.

Словно ученик у ног наставника, я сидел на полу подземного храма и вглядывался в загадочное лицо, которое, по мнению всех исследователей Тиауанако, изображало Виракочу. Много веков назад неведомые руки вырезали этот образ на высокой колонне из красноватого камня. Хотя изображение заметно стерлось от времени, можно было видеть, что этот человек уверен в себе. Это было лицо человека, обладавшего властью…

У него был высокий лоб и большие круглые глаза. Нос прямой, узкий у переносицы и расширяющийся к ноздрям над полными губами. Самой характерной чертой его внешности была ухоженная борода внушительных размеров, заставлявшая нижнюю часть его лица казаться шире, чем верхняя. Посмотрев внимательнее, я убедился в том, что скульптор изобразил лицо, тщательно выбритое вокруг губ. В результате волосяной покров начинался на щеках примерно от уровня носа, причудливо изгибался за уголками рта, образуя эспаньолку на подбородке, а затем поднимался по скулам к ушам.

По обе стороны головы выше и ниже ушей были вырезаны странные изображения животных. Возможно, будет лучше назвать их изображениями странных животных, поскольку они напоминали неуклюжих доисторических млекопитающих с толстым хвостом и бочкообразными ногами.

Были и другие интересные особенности. Например, на одной каменной статуе Виракочи его руки сложены одна над другой перед туловищем, облаченным в длинный ниспадающий плащ. По обе стороны плаща от пола и до плеч изображена извилистая змеевидная форма. Когда я смотрел на этот красивый узор (оригинал которого, возможно, был вышит на плотной ткани), Виракоча предстал перед моим мысленным взором в облике мудреца или чародея — статного бородатого мужчины, похожего на Мерлина в своем удивительном расшитом плаще, призывающего огонь с небес.

«Храм», в котором стояла колонна Виракочи, находился под открытым небом и представлял собой большой прямоугольный котлован наподобие плавательного бассейна, вырытый до глубины 6 футов ниже уровня земли. Поверхность пола размером 30 на 40 футов была выложена плоским галечником. Прочные вертикальные стены были сложены из тесаных каменных блоков разного размера, плотно пригнанных друг другу без какого-либо известкового раствора на стыках и чередующихся с более длинными грубо обтесанными стелами. В южной стене имелась каменная лестница, по которой я спустился внутрь.

Я несколько раз обошел вокруг фигуры Виракочи и провел пальцами по нагретой солнцем каменной колонне, пытаясь угадать ее предназначение. Столб высотой семь футов был обращен лицом к югу, а спиной к озеру Титикака, когда-то находившемуся совсем недалеко отсюда. Рядом с центральным обелиском, но позади него стояли еще два столба меньшего размера, возможно, изображавшие легендарных спутников Виракочи. Все три фигуры, расположенные строго вертикально, отбрасывали четкие тени, поскольку Солнце миновало точку зенита.

Я снова опустился на пол и не спеша осмотрелся по сторонам. Виракоча властвовал здесь, подобно дирижеру оркестра, однако самым поразительным было другое: десятки человеческих голов, вырезанных из камня в стенах на разной высоте. Это были настоящие скульптуры, выпирающие из стен в трех измерениях. В научном сообществе существует несколько разных и противоречивых мнений по поводу их предназначения.

Глядя на запад с пола «погруженного храма», я мог видеть огромную каменную стену с вделанным в нее проемом впечатляющих ворот, обрамленных большими каменными плитами. Лучи вечернего солнца в этом проеме освещало силуэт гигантской фигуры. Я знал, что стена окружает площадь размером с парадный плац под названием Каласасайя (на языке аймара это означает «место стоячих камней»), а гигантская фигура из выветрелого камня была одной из тех, о которых говорил Гарсиласо де ла Вега.

Мне не терпелось посмотреть на нее, но сейчас мое внимание было обращено на юг, к рукотворному холму высотой 50 футов, находившемуся почти прямо передо мной, когда я поднимался по ступеням лестницы из «погруженного храма». Холм, упоминание о котором тоже имеется у Гарсиласо де ла Веги, известен под названием «пирамида Акапана». Как и пирамиды на плато Гиза в Египте, она с удивительной точностью сориентирована по сторонам света. Правда, в отличие от этих пирамид, она имеет немного асимметричную форму, но при длине каждой стороны около 690 футов является одним из крупнейших строений Тиауанако.

Я подошел к ней и в течение некоторого времени осматривал ее с разных сторон. Первоначально это была ступенчатая земляная пирамида, облицованная андезитовыми блоками. Однако за столетия, прошедшие после Конкисты, строители из разных мест вплоть до Ла-Паса использовали ее как каменоломню, и в результате сейчас сохранилось лишь около десяти процентов превосходной облицовки.

Какие свидетельства прошлого унесли с собой безымянные мародеры? Поднимаясь по осыпавшимся склонам и бродя среди глубоких, поросших травой расщелин на вершине Акапаны, я осознал, что мы, вероятно, никогда не узнаем ее истинного предназначения. Ясно, что пирамида не была только декоративным или ритуальным сооружением. Напротив, возникало впечатление, что ею пользовались как неким загадочным устройством или механизмом. Глубоко в ее недрах археологи обнаружили сложную систему зигзагообразных каменных канавок, облицованных гладко отшлифованными блоками. Эти канавки имели точно выверенный наклон, были состыкованы с точностью до миллиметра и служили для сброса воды из большого резервуара на вершине через ряд нисходящих уровней в ров, окружавший сооружение. С южной стороны вода омывала основание пирамиды.

В сооружение этих водоводов было вложено столько внимания и заботы, столько квалифицированного и терпеливого труда, что Акапана явно должна была служить какой-то важной цели. Некоторые археологи предполагали, что эта цель была связана с культом реки или дождя и представляла собой примитивное поклонение силам и атрибутам проточной воды.

Другое зловещее предположение, подразумевавшее, что неизвестная «технология» пирамиды служила смертоносным целям, было основано на смысловом значении слов ака и акапа на древнем языке аймара, которым до сих пор пользуются для общения уроженцы здешних мест. Ака значит «люди», или «мужчины», а апана значить «сгинуть» (предположительно в воде). Таким образом, название Акапана могло означать «место, где пропадают люди».

Еще один комментатор после тщательной оценки характеристик гидравлической системы предположил, что водоводы, скорее всего, являлись частью «перерабатывающего устройства с использованием текущей воды, например, для промывки при добыче руды».

Покинув таинственную пирамиду с западной стороны, я направился к юго-западному углу Каласасайи. Теперь я мог понять, почему она называется «местом стоячих камней». Через регулярные интервалы вдоль стены, сложенной из массивных трапециевидных блоков, из красноватой почвы Альтиплано торчали кинжалообразные монолиты высотой более 12 футов. Это было похоже на огромный частокол, ограждавший площадку 500 на 500 футов и поднимавшийся над землей на вдвое большее расстояние, чем уходил под землю «погруженный храм» Виракочи.

Могла ли Каласасайя служить крепостью? Очевидно, нет. Ученые в целом сходятся на том, что она представляла собой сложное устройство для наблюдений за небосводом. Она не служила защитой от врагов, а использовалась для определения точек солнцестояния и равноденствия и для математически точных расчетов смены времен года. Определенные элементы в ее стенах (и, судя по всему, сами стены) были ориентированы на отдельные группы звезд и помогали измерять амплитуду движения солнца летом, зимой, осенью и весной. Кроме того, знаменитые Врата Солнца, стоявшие в северо-западном углу Каласасайи, не только являются архитектурным шедевром мирового значения, но и (по мнению некоторых исследователей) выполняли функцию сложного и точного календаря, высеченного в камне.

Предварительные исследования пробудили во мне особенный интерес к Вратам Солнца и ко всему комплексу Каласасайи. Определенные астрономические и солнечные ориентировки, о которых пойдет речь в следующей главе, позволяют сделать приблизительный расчет времени строительства Каласасайи. Они указывают на 15 000 год до нашей эры, то есть около семнадцати тысяч лет назад.

Глава одиннадцатая ПРИЗНАКИ ДРЕВНОСТИ

В своем объемном труде «Тиауанако: колыбель американского человека» профессор Артур Познански (крупный боливийский ученый немецкого происхождения, исследовавший руины в течение почти 50 лет) объясняет палеоастрономические расчеты, которые привели к спорной и сенсационной датировке Тиауанако. По его словам, они были основаны «исключительно на разнице наклона эклиптики в период строительства Каласасайи и в наши дни».

Что такое «наклон эклиптики» и почему из-за него возраст Тиауанако увеличивается до 17 000 лет?

Согласно определению из словаря, это «угол между плоскостью земной орбиты и плоскостью небесного экватора, в настоящее время составляющий примерно 23°27′».

Чтобы уяснить это астрономическое понятие, представьте себе Землю как корабль, плывущий в небесном океане. Как и все суда, он слегка покачивается над морской зыбью. Представьте, что вы стоите на палубе корабля, танцующего на волнах, и смотрите на море. Вы поднимаетесь на гребне волны, и ваш видимый горизонт расширяется; вы опускаетесь во впадину между волнами, и ваш горизонт сужается. Это регулярный процесс, словно качание огромного метронома: постоянное, почти неощутимое изменение угла между линией наблюдения и горизонтом.

Теперь вернемся к Земле. Как известно каждому школьнику, ось вращения нашей прекрасной голубой планеты немного отклонена от вертикали к ее орбите вращения вокруг Солнца. Отсюда следует, что земной экватор, а значит, и «небесный экватор» (который является всего лишь воображаемым продолжением земного экватора на небесную сферу) тоже находится под углом к плоскости орбиты. Этот угол и называется наклоном эклиптики. Но, поскольку корабль Земля испытывает качку, этот угол циклически изменяется за очень долгие периоды времени. В течение одного цикла продолжительностью 41 000 лет наклон эклиптики изменяется с точностью и предсказуемостью швейцарских часов от 22,1° до 24,5°. Изменение угла наклона и его точное значение для любого исторического периода можно вычислить с помощью нескольких довольно простых уравнений. Эти уравнения были представлены в виде кривой на графике (впервые показанном в 1911 году в Париже на Международной конференции по эфемеридам), с помощью которой можно точно и уверенно сопоставлять определенные углы с историческими датами.

Познански смог датировать Каласасайю, потому что при изменении наклона эклиптики происходит постепенное смещение азимутального положения восхода и захода солнца. Установив солнечные ориентировки определенных ключевых структур, он убедительно показал, что наклон эклиптики во время строительства Каласасайи составлял 23°8′48″. Когда этот угол сопоставили с графиком, показанном на Международной конференции по эфемеридам, было установлено, что он соответствует 15 000 году до нашей эры.

Разумеется, ни один консервативный историк или археолог не захотел принять столь раннюю датировку, поскольку, как было отмечено в главе 8, самой надежной датировкой считался VI век нашей эры. Однако в 1927–1930 годах несколько ученых, представлявших смежные научные дисциплины, тщательно проверили «палеоастрономические исследования» Познански. Эти ученые, члены мощной исследовательской группы, изучавшей многие другие памятники археологии в Андах, были представлены Хансом Людендорфом (который тогда был директором Потсдамской обсерватории), Фридрихом Бекером из Ватиканской обсерватории и еще двумя астрономами: профессором Арнольдом Кольшуттером из Боннского университета и Рольфом Мюллером из Потсдамского института астрофизики.

После трехлетней работы ученые пришли к выводу, что Познански в основном был прав. Они не задавались вопросом о значении своих находок для существовавшей в то время исторической парадигмы, а просто сообщили подтвержденные факты об астрономических ориентировках различных сооружений в Тиауанако. Самым важным было то обстоятельство, что планировка Каласасайи соответствовала наблюдениям небосвода, проводившимся в очень далеком прошлом — гораздо более далеком, чем VI век нашей эры. Цифра, названная Познански (15 000 лет до нашей эры) находилась в границах возможного.

Если расцвет Тиауанако действительно произошел задолго до начала известной человеческой истории, то что за люди построили его и с какой целью?

В Каласасайе имелись две массивные скульптуры. Одна из них, названная El Fraile («монах»), стояла в юго-западном углу; другая, расположенная ближе к центру восточной стороны огороженной площадки, была тем гигантом, на которого я смотрел из «погруженного храма».

Высота El Fraile, вырезанного из красноватого песчаника, стертого от времени почти до неузнаваемости, не превышала шести футов. Фигура изображала гуманоида с большими глазами и полными губами. В правой руке он держал нечто похожее на нож с тяжелым волнистым клинком, вроде индонезийского криса. В левой руке находился предмет, напоминавший книгу в толстом переплете с застежками. Однако сверху из этой «книги» торчало некое устройство, вставленное в нее, как в ножны.

Ниже пояса фигура была покрыта чем-то вроде рыбьей чешуи; словно для того, чтобы подтвердить это впечатление, скульптор вырезал отдельные чешуйки в виде маленьких, сильно стилизованных рыбьих голов. Этот символ был убедительно интерпретирован Познански как обозначающий рыбу в целом. Таким образом, El Fraile мог изображать символического или воображаемого «рыбочеловека». Фигура также была снабжена поясом с изображениями нескольких крупных ракообразных, что лишь подтверждало первоначальное предположение. Но что это означало?

Я узнал об одном местном предании, которое могло пролить свет на эту загадку. Оно было очень древним, и в нем говорилось о «богах озера с рыбьими хвостами по имени Чуллуа и Умантуа». В нем, как и в рыбоподобных фигурах, ощущались странные отголоски месопотамских мифов, где подробно повествуется о двоякодышащих существах, «наделенных рассудком», посещавших Шумер в далекие доисторические времена. Предводителем этих существ был Оанна (или Уан). Согласно халдейскому писцу и историку Беросу:

Согласно преданию, о котором сообщает Берос, этот Оаннес был великим просветителем:

На сохранившихся изображениях Оаннеса, которые мне доводилось видеть на ассирийских и вавилонских барельефах, был изображен человек, явно одетый в рыбью чешую. Чешуйки составляли преобладающий мотив его одеяния, как и на статуе El Fraile из Тиауанако. Еще одной чертой сходства были предметы неопределенного предназначения в руках у фигур из Вавилона. Если мне не изменяет память (впоследствии я убедился, что был прав), эти предметы совсем не идентичны южноамериканским, однако достаточно похожи, чтобы отметить это.

Другой огромный «идол» Каласасайи был расположен у восточного края площадки лицом к главным воротам и представлял собой внушительный обелиск из серого андезита высотой девять футов. Его широкая голова поднималась прямо от массивных плеч, а плоское лицо бесстрастно смотрело вдаль. Он носил корону или некий головной убор, а его волосы были уложены в ровные ряды длинных вертикальных локонов, лучше всего различимых сзади.

Эта фигура тоже была покрыта затейливой резьбой, напоминающей татуировку. Как и El Fraile, ниже пояса она была облачена в одеяние, состоящее из рыбьей чешуи и символов, обозначающих рыбку, и держала в руках два неопознанных предмета. Предмет в левой руке был больше похож на ножны, чем на книгу в переплете, и из него торчала раздвоенная рукоятка. Предмет в правой руке имел грубую цилиндрическую форму, сужающуюся посередине в месте захвата, расширяющуюся у основания и заостренную на верхушке. Он как будто состоял из нескольких частей или секций, вставленных друг в друга, но было невозможно угадать их предназначение.

Оставив в покое рыбоподобные фигуры, я наконец подошел к Вратам Солнца, расположенным в северо-восточном углу Каласасайи.

Ворота представляли собой отдельно стоящий монолит из серовато-зеленого андезита шириной примерно 12,5 фута, высотой 10 футов и толщиной 18 дюймов, весивший около 10 тонн. Похожий на сильно уменьшенную Триумфальную арку, в этой обстановке он выглядел как дверь между двумя невидимыми измерениями — дверь, ведущая из ниоткуда в никуда. Каменная резьба, покрывавшая его, отличалась необыкновенно высоким качеством, и специалисты сходились в том, что это «одно из археологических чудес обеих Америк». Самым загадочным элементом Врат Солнца был так называемый «календарный фриз», вырезанный на восточном фасаде вдоль верхней части портала.

В приподнятой центральной части фриза главенствующее положение занимал барельеф, который ученые считают еще одним изображением Виракочи, но на этот раз в его более устрашающем аспекте бога-царя, способного призывать огонь с небес. Мягкая, отцовская сторона его натуры нашла отражение в слезах сострадания, стекающих по его щекам. Но его лицо жесткое и суровое, лоб увенчан внушительной царской тиарой, а в каждой руке он держит молнию. По интерпретации Джозефа Кэмпбелла, одного из ведущих специалистов по мифологии XX века, «смысл заключается в том, что милость, изливаемая во Вселенную через Солнечные Врата, аналогична энергии молнии, которая уничтожает, но сама является неуничтожимой…».

Я поворачивал голову направо и налево, медленно изучая остальную часть фриза. Это был прекрасно сбалансированный образец барельефной скульптуры с тремя рядами по восемь фигур, выстроенных в три ряда по обе стороны от центрального приподнятого изображения. Предпринимались многочисленные попытки объяснить предполагаемое календарное значение этих фигур, но ни одна из них не выглядела достаточно убедительной. Можно было с уверенностью сказать лишь то, что все фигуры выполнены в бесстрастной, почти карикатурной манере и что в их упорядоченном марше по направлению к Виракоче есть нечто холодное и механическое. Некоторые из них носили маски птиц, другие имели заостренные носы, и каждый держал в руке приспособление того же рода, что и у высшего божества.

Основание фриза было украшено узором, известным как «меандр»: геометрической серией ступенчатых пирамидальных форм, образующих непрерывную линию и чередующихся в прямом и обратном порядке, который, как считается, тоже выполняет календарную функцию. На третьей колонне справа (и менее четко на третьей колонне слева) я смог различить резное изображение слоновьей головы с ушами, бивнями и хоботом. Это было неожиданностью, так как в Новом Свете нет слонов, хотя, как я узнал впоследствии, они обитали там в доисторические времена. Особенно многочисленными в Южных Андах до своего внезапного исчезновения около 10 000 года до н. э. были представители вида Cuvieronius из отряда хоботных, поразительно похожие на «слонов», изображенных на Вратах Солнца.

Я подошел на несколько шагов, чтобы внимательнее рассмотреть этих животных. Каждый рисунок оказался составленным из голов двух хохлатых кондоров, соприкасающихся шеями (хохолки образовывали «уши», а верхняя часть шеи — «бивни»). Тем не менее эти существа по-прежнему напоминали мне слонов — вероятно, из-за характерного визуального приема скульпторов Тиауанако, которые в своих фантасмагорических произведениях часто изображали одни вещи с помощью других. Так, например, вполне человеческое ухо на человеческом лице вполне могло оказаться птичьим крылом. Нарядная корона могла состоять из чередующихся голов рыб и кондоров, бровь — из птичьей шеи и головы, носок туфли — головой животного и так далее. Поэтому слоноподобные существа, образованные из голов кондоров, необязательно являлись оптической иллюзией. Напротив, такие искусные составные изображения превосходно вписывались в общую художественную манеру фриза.

Среди множества стилизованных фигур животных, вырезанных на Вратах Солнца, имелось несколько других вымерших видов. Из своих предыдущих исследований я знал, что один из них был убедительно идентифицирован некоторыми наблюдателями как токсодонт — трехпалое земноводное млекопитающее длиной около девяти футов и примерно пяти футов в холке, напоминавшее укороченный гибрид носорога и бегемота. Как и представители вида Cuvieronius, токсодонты обитали в Южной Америке в позднем плиоцене (1,6 миллиона лет назад) и вымерли в позднем плейстоцене, примерно 12 000 назад.

Мне это казалось поразительным подтверждением палеоастрономической датировки Тиауанако периодом позднего плейстоцена и новым свидетельством несостоятельности консервативной хронологии, по которой возраст города насчитывал не более 1500 лет. Токсодонт, предположительно, мог быть срисован только с живой натуры, поэтому стоит обратить внимание на то, что на фризе Врат Солнца было вырезано в общей сложности не менее 46 голов токсодонтов. И эти изображения не ограничиваются только Вратами Солнца; напротив, токсодонты были идентифицированы на многочисленных фрагментах керамики Тиауанако. Более того, имеются даже трехмерные скульптуры. Были обнаружены изображения и других вымерших видов: четвероногого Sbelidoterium, который вел дневной образ жизни, и Macrauchenia — животного немного крупнее современной лошади, с характерными трехпалыми копытами.

Это может означать, что Тиауанако является неким альбомом далекого прошлого, каталогом удивительных животных, вымерших гораздо раньше дронта, но запечатленных в прочном камне.

Но в какой-то момент летопись прервалась, и на город опустилась тьма. Это тоже запечатлено в камне, поскольку Врата Солнца, непревзойденное произведение искусства, так и остались незавершенными. Судя по некоторым недоделкам, произошло нечто неожиданное и ужасное, что, по словам Познански, заставило скульптора «навсегда отложить свой резец» в тот момент, когда он «наносил завершающие штрихи в своей работе».

Глава двенадцатая КОНЕЦ ВИРАКОЧЕЙ

В главе 10 мы могли убедиться, что Тиауанако первоначально был построен как порт на берегу озера Титикака, когда оно было гораздо шире и более чем на 100 футов глубже, чем в наши дни. Впечатляющие портовые сооружения, причалы и дамбы (и даже насыпи из затопленных камней на участках, расположенных ниже старой береговой линии) не оставляют сомнений в этом. Согласно нетрадиционным оценкам профессора Познански, Тиауанако активно использовался в качестве порта еще за 15 000 лет до нашей эры — даты предполагаемого строительства Каласасайи — и продолжал служить в этом качестве еще примерно 5000 лет, причем за этот огромный промежуток времени его положение по отношению к побережью озера Титикака практически не изменилось.

В эту эпоху главная гавань портового города располагалась в нескольких сотнях метров к юго-западу от Каласасайи, в месте, ныне известном как Пума-Пунку («Врата Пумы» в буквальном переводе). Здесь раскопки профессора Познанки выявили два искусственно углубленных дока по обе стороны от «поистине величественного пирса или причала… где сотни судов могли одновременно осуществлять погрузку и разгрузку».

Один из строительных блоков этого причала по-прежнему находится на своем месте; его вес оценивается в 440 тонн. Многие другие весили от 100 до 150 тонн. Кроме того, самые большие монолиты явно скреплялись друг с другом металлическими скобами. Насколько мне известно, во всей Южной Америке такая техника каменной кладки была обнаружена только в конструкциях Тиауанако. До этого я видел характерные пазы, указывавшие на использование скоб, на руинах острова Элефантина, расположенного посреди Нила в Верхнем Египте.

Не менее примечательным является символ креста на многих из этих древних блоков. Встречающийся в разных местах, особенно к северу от Пума-Пунку, этот символ всегда имеет одинаковую форму: контурный крест наподобие распятия, точно сбалансированный и гармоничный, начерченный четкими линиями, глубоко врезанными в твердый серый камень. Даже согласно консервативной исторической хронологии возраст этих крестов составляет не менее 1500 лет. Иными словами, они были вырезаны людьми, не имевшими никакого понятия о христианстве, за тысячу лет до прибытия на Альтиплано первых испанских миссионеров.

Если уж на то пошло, откуда христиане получили свой символ креста? Думаю, не только от формы конструкции, на которой был распят Иисус Христос, но и из гораздо более древних источников. Разве древние египтяне, к примеру, не пользовались иероглифом, очень похожим на крест (анкх, или crux ansata), символизирующим дыхание жизни и даже вечную жизнь? Возник ли этот символ в Египте или был унаследован от другой, более древней культуры?

С такими мыслями в голове я медленно обошел вокруг Пума-Пунку. Периметр, образующий прямоугольную форму длиной несколько сот футов, окружал низкий пирамидальный холм, густо поросший травой. Десятки каменных блоков разбросанных во всех направлениях, валялись на земле, словно спички, высыпанные из коробки. По утверждению Познански, в одиннадцатом тысячелетии до нашей эры Тиауанако постигла страшная природная катастрофа:

В доказательство того, что причиной гибели Тиауанако было наводнение, Познански приводит следующие факты:

Кроме того, фрагменты скелетов людей и животных были обнаружены

Масштаб катастрофы, постигшей Тиауанако, был поистине ужасающим. И если профессор Познански прав, это произошло более 12 000 лет назад. После того как воды Потопа отступили, «культура Альтиплано больше не достигла высокого уровня развития, но пришла в полный и бесповоротный упадок».

Процесс был ускорен тем обстоятельством, что землетрясения, которые привели к затоплению Тиауанако водами озера Титикака, были лишь первыми из многочисленных подвижек в этом регионе. Первоначально они привели к выходу озера из берегов, но вскоре стали оказывать противоположное действие, что привело к постепенному уменьшению глубины озера и понижению уровня его поверхности. С годами озеро продолжало отступать от разрушенного города, безжалостно отделяя его от воды, которая раньше играла столь важную роль в его экономике.

В то же время есть свидетельства того, что климат в районе Тиауанако стал более холодным и менее благоприятным для выращивания сельскохозяйственных культур, чем раньше. Похолодание было настолько сильным, что современные культуры, такие, как кукуруза, здесь не созревают до конца, и даже картофель вырастает лишь до карликовых размеров.

Хотя трудно собрать воедино все элементы длинной цепочки событий, по-видимому, «период похолодания сопровождался новым усилением сейсмической активности», что привело к временному затоплению Тиауанако. Медленно, но верно «климат ухудшался и стал очень суровым. В конце концов произошла массовая миграция народов Анд в регионы, где борьба за выживание была не столь трудной».

Судя по всему, высокоцивилизованные обитатели Тиауанако, сохранившиеся в местных преданиях как «народ Виракочи», не сдались без борьбы. По всему Альтиплано встречаются озадачивающие свидетельства научных сельскохозяйственных экспериментов, проводившихся с большим усердием и изобретательностью и предназначавшихся для того, чтобы компенсировать последствия ухудшения климата. К примеру, недавние исследования показали, что в далеком прошлом здесь был предпринят поразительно сложный анализ химического состава многих ядовитых высокогорных растений и корнеплодов. Этот анализ сочетался с разработкой методов детоксикации потенциально питательных овощей, чтобы сделать их безвредными и съедобными. По признанию Дэвида Броумена, профессора антропологии из Вашингтонского университета, до сих пор «не существует удовлетворительного объяснения для разработки этих процессов детоксикации».

В те же отдаленные времена представители некой культуры, еще неизвестной науке, предприняли огромные усилия для строительства «приподнятых полей» на недавно обнажившихся участках земли, которые находились под водами озера; в результате этой процедуры появились волнистые полосы, состоящие из чередующихся высоких и низких участков. Лишь в 1960-х годах появилась правильная интерпретация системы чередующихся земляных помостов и мелководных каналов. До сих пор различимая в наши дни и известная среди местных индейцев под названием вару-ваару, она оказалась частью сложного сельскохозяйственного комплекса, доведенного до совершенства в доисторические времена и имевшего потенциал, «превосходящий методы современного землепользования».

В последние годы некоторые «приподнятые поля» были реконструированы археологами и агрономами. На этих экспериментальных делянках регулярно вызревало в три раза больше картофеля, чем на самых продуктивных обычных полях. С другой стороны, во время особенно сильных холодов заморозки «не причинили значительного ущерба экспериментальным полям». В следующем году посевы на приподнятых площадках пережили не менее сильную засуху. Как оказалось, эта простая, но эффективная методика, изобретенная такой древней культурой, что никто не помнит ее названия, оказалась настолько успешной в сельской Боливии, что привлекла внимание правительственных и международных агентств по развитию землепользования, и теперь проходит испытания в нескольких других частях света.

Другим возможным наследием Тиауанако и культуры виракочей, является язык местных индейцев аймара, — язык, считающийся некоторыми специалистами древнейшим в мире.

В 1980-х годах боливийский компьютерный специалист Айвэн Гусман де Рохас случайно обнаружил, что язык аймара не только очень древний, но и может являться искусно придуманной языковой системой. Наиболее примечателен был как будто искусственный характер его синтаксиса, жестко структурированный и недвусмысленный до такой степени, которая кажется невозможной в нормальной «органичной» речи. Эта синтетическая и высокоорганизованная структура означала, что язык аймара можно без труда превратить в компьютерный алгоритм, применяемый для перевода с одного языка на другой. «Аймар-ский алгоритм используется в качестве переходного языка. Язык оригинального документа переводится на аймара, а затем на любые другие языки».

Является ли обычным совпадением, что в окрестностях Тиауанако в наши дни говорят на близком к искусственному языке, синтаксис которого хорошо совместим с компьютерным алгоритмом? Может ли язык аймара быть наследием высокой цивилизации, которой обладали легендарные виракочи? И если да, то какие еще знания они могли нам оставить? Какие фрагменты древней и забытой мудрости могут быть разбросаны вокруг — фрагменты, возможно, внесшие свой вклад в богатство и разнообразие многих культур, развивавшихся в этом регионе в течение 10 000 лет до Конкисты? Может быть, обладание такими фрагментами сделало возможным создание линий на плато Наска и позволило предшественникам инков возвести «невероятные» каменные стены в Мачу-Пикчу и Саксайуамане?

У меня не выходили из головы образы «людей Виракочи», шагавших по водам Тихого океана или чудесным образом исчезавших в море, как гласили многие предания.

Куда ушли эти мореплаватели? Какова была их цель. И, если уж на то пошло, почему они так долго прилагали усилия в Тиауанако, прежде чем признать свое поражение и двинуться дальше? Почему это место имело для них столь важное значение и чего они пытались достигнуть?

После нескольких недель работы на Альтиплано и поездок между Ла-Пасом и Тиауанако стало ясно, что ни загадочные руины, ни столичные библиотеки не дадут мне новых ответов. След остыл — во всяком случае, в Боливии.

Лишь в Мексике, за 2000 миль к северу от Боливии, я снова напал на него.