Следы на воде

16

Солнце садилось уже за селом, когда Андрей Комышан возвратился с соседнего участка, куда его посылали на помощь местным рыбинспекторам.

Он вошел в хату, поздоровался с матерью, обрадовался, увидев Настю, и устало улыбнулся:

— Наконец-то дома…

— Двое суток пропадал, — сердито сказала Настя, беря у него потертый портфель; все же лицо ее расплылось в довольной улыбке, на щечках появились две милые ямочки. — Я уже думала, сбежал от жены…

— От тебя убежишь! — добродушно бросил Андрей. — Под землей найдешь.

— То-то же! — согласилась Настя. — И не забывай…

— Не забуду. Может, спросишь, не проголодался ли с дороги…

— Чего спрашивать? Умывайся и садись к столу, борщ еще горячий, вареников мать налепила с последней вишней…

Он помыл руки под умывальником и сел к столу.

— Хотя бы переоделся!

— Когда пообедаю…

Поев, Андрей еще долго сидел за столом, откинувшись на спинку стула. На мужественном лице разлилась умиротворенность, которая смягчила его строгие черты, он даже сомкнул веки, словно собирался заснуть.

После длительной поездки, утомительных дежурств на чужом участке, ласковая Настина улыбка, вкусный обед — не наспех где-то на траве или в лодке, — весь этот мирный домашний уют, которого он в большей части был лишен, размагничивал, и Андрей почувствовал, как тает постоянное напряжение.

— Разделся бы да лег отдохнуть, — посоветовала Настя, прибирая со стола.

— Сейчас… — Андрей оттягивал минуту, когда нужно было подняться.

В дверь постучали.

— Заходите! — крикнула Настя.

Дверь распахнулась, и в нее просунулась сторожиха Нюрка.

Она повела носом, словно вынюхивая что-то, искоса глянула на Комышана.

— Начальник зовет к телефону. Сказал, если дома, пускай собирается на дежурство.

— Куда?! — возмутилась Настя, глаза ее сердито заблестели.

— Разве я знаю… — безразлично ответила Нюрка.

— А Сирый где?

— Бегала к нему. Нету. Начальник сказал: или Сирый, или Андрей.

— Да что же это такое! — разгневалась Настя, бросаясь то к Нюрке, то к мужу. — Только в хату — и снова…

Андрей заметил, что жена подозрительно оглядывает сторожиху.

— Я его два дня не видела! И снова куда-то!

— Не в гости ездил! — строго сказал Андрей и поднялся. — Сама видишь, устал как черт…

— А сейчас куда?!

— Разве не слышишь? Начальник гонит. Где-то, видно, объявились браконьеры. Служба, Настенька. Да и куда я денусь? — пошутил он. — Кто меня примет такого грязного, с воды? Хочешь, пойдем с нами?..

— Еще чего! Смолоду за тобой не гонялась и теперь не буду. Иди, если нужно.

…Андрей крепко прижимал к уху телефонную трубку.

— Козака-Сирого нигде нет.

В трубке слышался требовательный, приглушенный расстоянием голос.

— Тогда давай сам бегом. Бери в напарники дружинника и поезжай в район Конки. Звонили, что возле дач, где спортсмены тренируются, собираются тянуть рыбу… Все ясно?

— Ясно, — ответил Комышан и положил трубку.

Он вышел на крыльцо, соображая, к кому из дружинников послать Нюрку, кто из них дома: сторожиха тоже с характером, разок сбегает, а потом и от скамьи не оторвешь.

Солнце уже закатилось, и лиман притих, помрачнел.

И тут Андрей увидел Коваля, который прогуливался по берегу. Загадочный пенсионер! Никто о нем ничего не знает, кроме того, что его опекают директор совхоза и начальник инспекции. Однажды он вместе с ним уже ловил браконьеров-мясников из Николаева и проникся к нему уважением.

А что, если рискнуть? Вспомнилась поговорка: «Кто не рискует, тот и шампанского не пьет». Все равно надежда только на себя. Тут он спокоен — справится с любым нарушителем.

— Дмитрий Иванович! — позвал Коваля Андрей. — Хотите на воду? Помню, просились. Есть возможность: надо срочно выезжать, а ребят под рукой никого.

— Я готов, — ответил Коваль.

— Только предупреждаю, не исключена критическая ситуация.

— Я к ним привык, Андрей Степанович, — лукаво улыбнулся полковник.

…Они сидели в лодке, притаившись в камышах. Молчали. Каждый думал о своем. Коваль наблюдал, как надвигалась ночь, как река словно наполнялась похожей на свинец водой, как она все чернела и наконец слилась с темным небом; он прислушивался к шуршанию воды в камышах, к звукам пробуждавшейся ночной жизни. Вспомнил о случаях убийства рыбинспекторов на Днестре. Такие же густые южные ночи, такие же заросли, плеск волн, засады, схватки с озверелым от страха и ненависти браконьером, который стреляет почти в упор.

Подумал, что рыбинспекторам следовало бы предоставить такие же законные права, как и сотрудникам милиции. И это было бы справедливо.

Потом мысли его возвратились к своему, наболевшему.

…Чемодуров Валентин Иванович. Двадцатитрехлетний парень, человек несдержанный, жестокий. Коваль многое узнал о нем, но, к сожалению…

Позже нашелся свидетель, который утром после убийства на Днестре Михайла Гуцу выбрался из камышей. Вид у него был плачевный, весь в грязи, — наверное, проваливался между кочками, — он лежал у дороги, и его подобрала случайная машина. Этот человек собственными глазами видел убийцу — высокого молодого блондина… А Чемодуров исчез той ночью, будто в воду канул. Следствию остались его лодка, личные вещи и маленькая, старого образца фотокарточка из паспортного стола. Обследовав дно реки, где произошло убийство, водолазы нашли только ружье Чемодурова…

Коваль вновь и вновь перебирал в памяти происшествие на Днестре. За время своего пока еще недолгого пенсионства он уже сотни раз обдумывал его, доискивался, где и в чем допустил ошибку, которая дала возможность преступнику избежать правосудия. И всегда от этих размышлений становилось горько; этот долг перед людьми так и остается неоплаченным.

Подумал: если бы раньше знал жизнь рыбаков и инспекторов, хотя бы как сейчас, то быстрей сориентировался бы в тех событиях и по горячим следам нашел бы преступника…

Тихо шептались под летним ветерком камыши, покачивая на фоне звездного неба метелками…

Настороженный, как всегда в засаде, Андрей Комышан тоже невольно ушел в свои невеселые мысли. Все сплелось сейчас в его жизни в тугой узел. Не знал, как быть с Лизой. Когда сблизился с ней, то словно бы ожегся. Раньше казалось, что любит только Настю, а теперь всегда рядом была Лиза: ходила тенью, неслышно разговаривала с ним, смотрела на него своими глазищами, не отпускала ни на берегу, ни на воде.

Сначала их устраивали короткие встречи в Херсоне, иногда краденые ночи здесь, в Лиманском. Ни он, ни она не задумывались о будущем. Но с тех пор как из армии пришел Юрась, мир словно перевернулся. Ухаживание брата, казалось, открыло в Лизе такие качества, о которых он, Андрей, лишь догадывался. Она стала ему еще дороже, и он уже ни на кого не обращал внимания: ни на Настю, ни на мать, ни на Юрася… Особенно терзало душу то, что в Лизу влюбился родной брат. Если бы не убийство Петра Чайкуна, забрал бы ее и уехал в Херсон или еще куда-нибудь. Но пока вынужден был вести себя тихо. И Лизу не мог одну отпустить из Лиманского. Так все переплелось, что невозможно и развязать…

Коваль кашлянул, оборвав мысли инспектора.

Тот оглянулся, прислушался. Мирно сияли в черном небе звезды, шептались камыши. Ни одного подозрительного звука. Почему-то стало неудобно перед Ковалем. Почувствовал, как снова наваливается усталость, словно только и ждала, когда спадет нервное напряжение.

— Бывают и фальшивые сигналы, — начал оправдываться Комышан. — И такое случается, Дмитрий Иванович. Вызовут браконьеры инспекцию в одно место, а сами шуруют в другом. Давайте снимемся с якоря, и пусть нас понемногу несет вниз…

Андрей отцепился от камыша, и их медленно потащило по течению. На поворотах прибивало ближе к берегу, и тогда Андрей брал в руки небольшое весло и легкими движениями направлял лодку снова на стремнину.

Прошло с полчаса. Выплыли из зарослей. Впереди на фоне высокого берега что-то замаячило. Коваль присмотрелся. Это стоял с потухшими огнями большой катер, так называемый пассажирский трамвай. До него было еще далеко.

Тем временем лодку тянуло все ближе к берегу и к катеру. Андрей взял бинокль и долго всматривался в темный силуэт внешне безлюдной посудины. Потом передал бинокль Ковалю.

Дмитрий Иванович обнаружил, что катер приблизился и яснее обрисовался. Что-то белело в дверях, которые выходили на корму. Чем ближе подходила лодка к судну, тем четче вырисовывалась голова человека. Уже можно было различить лицо.

Коваль догадался: кто-то следит за ними. Понимал это и Комышан. Недаром, передавая бинокль, он легонько подтолкнул Дмитрия Ивановича и кивнул: мол, смотрите внимательно.

Коваль оглядел и берег, под которым стояло судно; увидел домик в плавнях, небольшую баню возле него и длинный мостик, который доходил чуть ли не до катера. Наверное, там собираются люди, нашли себе хорошенькое местечко у самой воды. Передавая бинокль инспектору, подумал: почему это такой большой пассажирский катер стоит ночью не на причале или в затоне, а вот здесь.

Домик оказался не простой. Его охраняли два свирепых пса. Почуяв чужих, они надрывались от лая.

Комышан, подгребая к берегу, нарочно громко выкрикивал: «Цыц, чертяки, разошлись!» — лишь бы посильней раздразнить собак, на катер вроде бы и внимания не обращал. И одновременно изо всех сил действуя веслом, подгонял лодку ближе к судну.

Течение пронесло их чуть ли не под самым катером, но Андрей не остановился, не завел мотор. Их отнесло метров на шестьдесят. Комышан обернулся, посмотрел в бинокль, вздохнул и снова передал его Ковалю. Дмитрий Иванович увидел, что человек перебежал с кормы на нос и снова наблюдает за ними. Так же, как и раньше, лицо его белело в темноте. Им с Комышаном хорошо было видно все, а он, конечно, людей в лодке не различал, только видел, что какая-то посудина плывет по течению.

— Что-то подозрительное, — шепнул Андрей. — Может, проверить, чей катер и чего он тут, на Днепре, ночью с погашенными огнями? Как вы считаете, Дмитрий Иванович? — Спросил для приличия, мысленно он уже составил план действий.

— На вашем месте непременно проверил бы, — согласился полковник. Глянул на часы. Стрелки фосфорически светились в темноте. Они сошлись на цифре «12».

Комышан завел мотор. Треск покатился над Днепром, и, словно в ответ, ожил пассажирский катер и начал метаться: полный вперед и полный назад, снова — полный вперед и полный назад…

— Прохладно, прогревают двигатель!.. — сквозь шум прокричал Комышан. — Пойдем за ними! Где остановятся, там и проверим!

Коваль продолжал смотреть в бинокль. Вдоль берега тянулись частные дачи, мостики, которые строят любители рыбной ловли.

Тем временем пассажирский катер, по-прежнему без огней, развернулся, и тут же что-то случилось с его дизелем. Послышался металлический скрежет.

— Видно, лопнула какая-то трубка, — предположил Комышан.

Пока команда возилась с двигателем, налетел сильный ветер. Катер словно бы сдувало с реки. Его прибивало к берегу, он ломал уже мосточки, смял чьи-то причаленные лодочки, наконец его вынесло на мель.

Комышан подрулил к катеру и взобрался на него. Коваль остался в лодке.

— Добрый вечер! Мне капитана.

— Пожалуйста, я капитан.

— Что вы делаете? Почему в такое время ходите без огней? Вон что натворили!

Коваль стоял в лодке с подветренной стороны и слышал весь разговор. Пока они были только свидетели, на глазах которых катер причинил людям ущерб. Не будь свидетелей, нарушители удерут, ищи тогда, как говорят, ветра в поле, а катера в море.

— Разрешите осмотреть ваше судно.

— А вы кто такой?

— Инспектор государственной рыбинспекции Андрей Комышан.

— Не имеете права осматривать катера!

— Молодой человек, — сурово произнес Комышан, — я не имею права осматривать вашу квартиру, произвести обыск без санкции прокурора, но государственное имущество, транспорт — всегда, когда нужно, проверяем. Допускают. А тут катер не проверю!

Говоря это, он шарил взглядом по палубе.

— Ну, если не разрешаете, тогда я без разрешения…

Сделав несколько шагов, рывком открыл дверцу носового кубрика, посветил фонариком: мешок рыбы.

— А теперь позволишь? — перейдя на «ты», твердо сказал капитану. — Рыбы у тебя полно, браконьер.

Комышан выволок мешок и бросил в лодку.

— Присмотрите! — крикнул Ковалю. — Тут такие друзья, зазеваешься — сразу все в воду выбросят.

Инспектор оставил открытой дверцу носового кубрика и направился к просторному пассажирскому салону. Дверь была заперта.

— Откройте, ребята!

— Не откроем!

Уже весь экипаж собрался возле салона — пятеро молодых здоровенных речников. Судя по поведению, достаточно решительных. Что же там может быть, в пассажирском салоне с его мягкими сиденьями?

— Еще раз говорю: откройте! — приказал Комышан, расстегивая кобуру пистолета. Его фигура грозно покачивалась на палубе. — Двумя выстрелами собью замок, дел немного. Нарушения уже есть; значит, и в пассажирском салоне тоже что-то спрятано, если не открываете. Сопротивление оказываете? А ведь я при исполнении… Оружие у меня не только для того, чтобы на боку висеть… В конце концов, могу и не стрелять. Поедем в Херсон, в рыбинспекцию. Там и откроете…

Но, наверное, и сами браконьеры для чего-то хотели зайти в салон, который они поспешно заперли перед тем, как Комышан поднялся на борт. Один из них молча достал ключ, вставил его в замок и повернул. Комышан ногой распахнул дверь настежь, осветил темное чрево салона фонариком. Луч выхватил несколько высоких куч мокрой рыбы, на полу между сиденьями лежали сети, из которых еще не выбрали добычу.

Комышан не бросился в салон, а отошел к борту.

— Дмитрий Иванович! — крикнул он. — Переставьте лодку на корму и стойте там. Возьмите ракетницу — под скамейкой. При необходимости подайте сигнал. А вам, капитан, предлагаю идти в Херсон в рыбинспекцию.

Коваль посмотрел на часы: два часа ночи.

— Товарищ инспектор, — умоляюще произнес капитан. Он стоял перед Комышаном уже не столь гордый и решительный, а какой-то покорно-предупредительный. — Есть у нас двести рублей. Отпустите, просим. Больше никогда не будем. Честное слово, не будем…

Комышан засмеялся гортанным смехом победителя.

— Дмитрий Иванович! Слышите? Двести рублей предлагают… Я думаю, на двоих нам маловато. Вот если бы тысячу!

— Нет у нас больше, — жалобно сказал кто-то из команды, которая столпилась рядом и мрачно прислушивалась к разговору капитана с инспектором.

— Вот запишу эти двести рублей в протокол, — уже сурово прикрикнул на капитана Комышан, — хуже будет! Давай не крути, двигай в инспекцию. Там переберете рыбу, составим протокол, посчитаем по таксе, сколько вы должны возместить государству за свое браконьерство. У вас тут, вижу, приблизительно килограммов шестьсот будет… Тогда посмотрим, что с вами дальше делать… Помимо всего, вы еще и государственный транспорт использовали. Разберемся, кто вы такие, посмотрим на ваше поведение… Если аккуратно переберете рыбу, глядишь, на уху заработаете.

Тем временем моторист обнаружил поломку и починил дизель. Матросы пошептались между собой и разошлись, на палубе остались только двое: капитан и юный матрос.

Судно двинулось с места. Коваль, привязав лодку у кормы, тоже взобрался на палубу.

Теперь они, следя за браконьерами, стояли возле обоих выходов из пассажирского салона.

— Ребята, не хитрите! — вдруг заявил Комышан, заметив, что катер, развернувшись, на полном ходу направился в Цюрупинск.

Капитан молчал.

Потом появилось еще двое матросов и заметались по палубе то туда, то сюда. Один из них, держа что-то тяжелое в руке, словно случайно все ближе подходил к инспектору.

Комышан вытащил пистолет.

— Не подходи! Еще шаг — и буду стрелять по ногам! Здесь шесть центнеров рыбы, дело тюрьмой пахнет. Я не знаю, с какой целью ты ко мне идешь. Пистолет непременно пущу в ход. Стой!

Но тот продолжал надвигаться на инспектора. Комышан нажал на курок и выстрелил в воду.

Это, очевидно, произвело впечатление. Матрос остановился.

Катер продолжал полным ходом мчаться на Цюрупинск.

Пока инспектор занимался этим браконьером, который отвлекал внимание, второй незаметно проскользнул в салон.

Он выдавил стекло и начал выбрасывать за борт сети с таранью и лещом.

Полковник Коваль, услышав звук разбитого стекла, выстрелил из ракетницы и вскочил в салон с кормы. Уцепился в сеть, которая наполовину уже была за бортом, и, преодолевая сопротивление матроса, начал втаскивать ее назад. Когда Комышан вбежал в салон, матросу на помощь бросился все тот же рассвирепевший браконьер, который наступал на инспектора на палубе. В руке у него был молоток.

Андрею вновь пришлось поднять пистолет.

Браконьер отступил, но руки с молотком не опускал, выбирая удобную минуту для нападения.

— Ну чего ты лезешь, — спокойно увещевал его Комышан. — Видишь — у меня оружие. Убивать не буду, но покалечу. Ничего другого не остается. И на всю жизнь ты инвалид…

— Не стреляйте! — крикнул Коваль. — А вы отойдите! Вон из салона! — тоном, не допускавшим возражений, приказал он матросам. Было в его голосе такое, что заставило браконьеров хоть и медленно, но все же отойти и сбиться под лестницей.

— А теперь наверх! — потребовал дальше Дмитрий Иванович. Как ему хотелось сейчас помочь инспектору, пресечь сопротивление браконьеров, заявив, что на борту — полковник милиции, и этим повлиять на ход событий. Но сдержался. У него была другая задача, и он боялся спугнуть вместе с браконьерами и Комышана.

Наконец матросы вышли на палубу. За ними поднялись и Андрей с Ковалем. Но капитан еще не сдавался. Неосвещенный катер привидением рыскал по широким протокам Днепра. Не дойдя до Цюрупинска, повернул на Голую Пристань. Потом двинулся в Херсон и, развернувшись на траверсе речного порта, снова вышел на простор реки. Уже было три часа ночи.

Комышан и полковник вынуждены были ждать утра. Когда выходили на фарватер, заметили в порту иностранное судно.

— Капитан, — еще раз обратился инспектор к упрямому нарушителю, который все время стоял неподалеку, словно охранял его и Коваля, — давайте в инспекцию. Не делайте себе хуже. Лучше по-хорошему.

Капитан не отозвался. Наверное, браконьеры еще надеялись как-то выпутаться из этой истории.

— Я их не очень боюсь, — тихо сказал Ковалю Комышан, — но будем держаться вместе. Их пятеро, а нас только двое, и шестьсот килограммов рыбы — это не шутка, всякое может случиться.

— Ничего, — так же тихо ответил Коваль. — Выстоим.

— Да я больше за вас беспокоюсь. Втянул в переплет.

Комышан не увидел в темноте легкой улыбки полковника.

Тем временем катер проходил вдоль иностранного судна, стоявшего на причале.

— Куда они нас везут, черт бы их взял! — выругался Комышан. — Давайте ракету прямо на судно, это английское или французское. Милиция и пограничники заинтересуются, почему в этом районе ракеты пускают.

Коваль возразил:

— Обойдемся.

Катер носился по Днепру до рассвета. Когда уже рассвело и Комышан с Ковалем разглядели своих ночных противников, тем ничего другого не оставалось, как сдаться. В конце концов, куда они могли деться со своим пассажирским катером, в салоне которого было полно рыбы.

Тихо, словно еще колеблясь, но уже покорно подплывал катер к причалу рыбинспекции…

Унялось нервное напряжение, которое не отпускало Комышана и полковника всю ночь. Инспектор едва держался на ногах. Коваль чувствовал, что нелегкая тревожная ночь дала и ему знать о себе…

Начальник рыбинспекции, приехав вместе с милицией, не скрывал своего удовлетворения. Знакомясь, он крепко пожал руку Ковалю и поблагодарил за помощь. Зная от Келеберды, кто такой Дмитрий Иванович, он с любопытством рассматривал его.

Полковник делал вид, что не замечает этого. В какой-то момент с горькой иронией подумал: не пойти ли ему в рыбинспекцию, если не разрешат вернуться на прежнюю службу…

В «Волге», которую предложил начальник инспекции, чтобы доехать до Лиманского, Андрей Комышан как ни боролся со сном, но, убаюканный спокойным ходом машины по асфальту, вскоре задремал, привалившись к плечу Коваля.

Время от времени усилием воли он раскрывал глаза, дико озирался и, заметив, что валится на соседа, снова отодвигался в угол.

Дмитрий Иванович старался разобраться в своих впечатлениях об этом человеке. Уже с первого знакомства Андрей Комышан казался ему не способным на убийство, хотя не в меру вспыльчивый характер инспектора говорил не в его пользу.

Коваль смотрел на скошенные, желтые от стерни поля, вдоль которых бежала «Волга», и думал о том, как бы вызвать Комышана на откровенность, заохотить его, рассказать о своих взаимоотношениях с Петром Чайкуном. Слухи о стычках погибшего с Комышаном еще не давали оснований для каких-либо определенных выводов. Не имея права на официальный допрос, Дмитрию Ивановичу приходилось искать обходные пути.