Следы на воде

27

Утром Дмитрий Иванович не спеша спустился по крутому склону к хатке Даниловны. Решил посмотреть, как она живет. Сейчас это было самым удобным — не пойдет же он в гости, когда там одна Лиза.

Даниловна уже накормила поросят и возилась в доме. Небольшой коридорчик отделял маленькую кухню от двух комнаток, в дверных проемах которых висели просвечивающиеся марлевые занавески. Коваль удивился: если в гостинице Даниловна всячески старалась показать, что она женщина с изысканным вкусом, придерживается моды, то здесь у нее было все старенькое, такое, что теперь уже нигде — ни в селе, ни в городе — не увидишь. В первой комнате, которую, очевидно, занимала Лиза, — вытертый диван, застланный скатертью сундук и желтый в трещинах буфетик; в другой, где никто, собственно, не жил, потому что Даниловна и дневала, и ночевала в гостинице, было темновато от завешенных маленьких окошечек и стояли две железные кровати, заправленные, как понял Коваль, гостиничным бельем. На стенах в обеих комнатках — под вышитыми рушниками фотографии в рамках.

— Есть в хате душа живая? — громко спросил Коваль.

— Есть, есть, — подала голос Даниловна и выглянула в коридорчик. Глаза ее широко раскрылись, когда увидела Коваля.

— Ой, боже ж мой! — вскрикнула она. — У меня и не убрано!

— Да ничего, порядок, — успокоил он. — Шел мимо, думаю, дай загляну к Марине Даниловне, как она тут.

— Если бы я знала раньше!.. — Даниловна зачем-то начала снимать передник. — Садитесь отдохните, у меня не жарко. Какая бы жара на улице ни была, а здесь одно наслаждение…

— Пока на улице тоже приятно. — Он понял, что Даниловна явно растерялась, говоря в такое мягкое утро о жаре.

— Мою хату дачники любят, — продолжала хозяйка. — Земляк здешний, из Херсона родом, известный генерал, каждое лето приезжает с женой, и только ко мне. Поживет день-другой в гостинице — и сюда. Чем же вас угостить? — снова забеспокоилась она. — Такой гость…

— Да ничего не нужно, — остановил ее Коваль. — Посижу немного и дальше пойду.

Он взглянул в окно. По дороге, которая отделяла эти несколько хат от пляжа, шла с мешком травы Нюрка.

Даниловна проследила за взглядом Коваля.

— Кроликам понесла, квартирантка где-то уже накосила. Валька ей все делает… — завистливо сказала Даниловна.

Тем временем сторожиха завернула на соседний двор.

— Ее хата? — спросил Коваль, показывая на выделявшийся среди невысоких мазанок большой дом под черепицей с просторным для этой прибрежной полоски подворьем.

— А чья же! — буркнула Даниловна. — Купила… За хатой у нее еще парники есть. С деньгами и дурак устроится…

— Откуда у нее деньги!.. — нарочно возразил Коваль. — Сколько там сторож получает!..

— Она еще и на базаре убирает. А там приварок большой.

— Какие здесь базары, Марина Даниловна!.. — снова засомневался Коваль.

— Не скажите, Дмитрий Иванович. Живут у нас учителя и служащие, у которых нет участков, есть приезжие, а больше всего дачников. Пойдите посмотрите. Там всего полно: арбузы, дыни… И молоко, и сыр, и цыплята… Э, нет, базар у нас хороший!

Коваль слушал и думал, как бы завести разговор об ондатрах, но так, чтобы у Даниловны не возникло подозрения, какие именно шкурки его интересуют. В то же время не переставал поглядывать в окошко.

Вот Нюрка скрылась в сараюшке, через минуту-другую вышла оттуда с пустым мешком и принялась по дороге сворачивать его. Прошла снова мимо хаты Даниловны, направляясь к колхозной кладовой, куда с фелюг сдавали ночной улов. Там уже стояли несколько женщин.

Вскоре Коваль увидел, что сторожиха возвращается с тем же мешком, но уже не пустым и, судя по всему, довольно увесистым.

— Вот видите, — не выдержала Даниловна. — Уже рыбы набрала! Теперь будет на базаре продавать. Этой нахалке все можно, никто не задержит… А попробуй мне это сделать, так все село будет гудеть!

Она обиженно замолчала. Ее неприязнь к сторожихе рыбинспекции была настолько откровенной, что позволяла Ковалю надеяться все разузнать о соседке, которую она знает лучше других, потому что когда-то дружила с ней.

— Марина Даниловна, у меня к вам просьба, хочу посоветоваться. Вот придет зима, а у меня приличной шапки нет. Слышал, что в ваших краях можно шкурки купить. Говорят, хлопцы бьют здесь ондатру и продают шкурки.

— Ну, это не просто, — задумалась Даниловна. — Нужно найти человека, который продает. Браконьеры не сразу торгуют. Пока вычинят, растянут, время проходит. Своих постоянных клиентов имеют. Посторонним не очень продают.

— Вот-вот, — подхватил Коваль. — Вы же не посторонняя. Вас здесь все знают. А я понятия не имею, у кого спросить. Вам и скажут, и продадут. Не купите ли для меня?

— Не знаю, не знаю, — задумалась Даниловна. — Разве что… Так ведь дорогие они, Дмитрий Иванович, кусаются… Вы думаете, эти шкуродеры дешево их отдают? Не только с ондатры — и с человека шкуру дерут.

— Сколько приблизительно? — поинтересовался Коваль.

— Да по-разному… Рублей сто или сто двадцать, если на шапку. Вам их, наверно, штук шесть или семь пойдет.

— Да не меньше. Заплачу, сколько скажут. Сто двадцать так сто двадцать. И больше не пожалеешь, если нужно и взять негде.

— Такой солидный человек, — покачала головой Даниловна, — и не можете у себя в Киеве купить?

— Выходит, что нет. Больно голова нестандартная. Остается только пошить…

— Сейчас не сезон. Их ловят и бьют под зиму, когда подшерсток вырастает. Но кое-кто и с лета промышляет, быстренько жир гипсом снимет, подсушит, подержит немного в квасцах или уксусе — и готово. Если из таких шкурок пошить шапку, то она потом в руках трещит, как будто ее из бумаги сделали.

— Да ничего, — согласился Коваль.

Была надежда, что вдруг убийца Чайкуна продаст шкурки, взятые в лодке своей жертвы, именно через Нюрку. Профессиональное чутье подсказывало, что сторожиха чем-то связана с трагическим происшествием в плавнях или, по крайней мере, знает о многом.

Конечно, на свежих шкурках никаких отпечатков не будет. Иначе все было бы очень просто. Следы остаются на обезжиренных предметах: стекле, дереве, ткани и тому подобных. Правда, криминалистическая наука тоже не стоит на месте. Коваль знал, что в научно-исследовательском институте милиции разработан новый метод вакуумного напыления слабых следов, что дает возможность выявить отпечатки пальцев даже на крупнозернистом кирпиче.

Может, удастся найти того, кто даст эти шкурки сторожихе. Но и это не все. На бортах лодки Чайкуна остались ворсинки убитых ондатр. Возможно, что эти ворсинки окажутся от тех шкурок, которые он достанет, и это посчастливится установить.

Такие соображения подбадривали Коваля. Должен был использовать малейшую зацепку. «Если не пригодятся для доказательства, то хоть шапка будет», — утешил он себя.

— У кого же спросить? — вслух подумала Даниловна.

— А может, у Нюрки? — подсказал Коваль.

— О-о! Нюрка-то знает, где взять… Только не хочется кланяться ей.

— Марина Даниловна, святое дело сделаете! — умоляюще попросил Дмитрий Иванович.

Он был уверен, что шкурки, которые его интересуют, пройдут через Нюркины руки, — не станет рыбинспектор, если он добыл ондатру, сам продавать, удобней всего через сторожиху. Она и покупателя найдет, и тайну сохранит. Наверное, и другие браконьеры не обходят Нюрку.

— Только для вас, Дмитрий Иванович! — вздохнула Даниловна. — Глаза бы мои не видели этой заразы!

— Чего вы так? — насторожился Коваль.

— Нечестный она человек! — взорвалась Даниловна. — Подлая!

Он не стал расспрашивать. Чего доброго, еще откажется от обещания. Нужно было изменить тему разговора.

— А почему ее квартирантка Валентина всегда в чулках ходит? — спросил он. — В самую жару…

Даниловна недоуменно глянула на Коваля. Она только что собиралась выместить на пакостной Нюрке свою злость, а он ее будто на бегу остановил.

— Валька? Да у нее ноги волосатые! Разве не видно? Людей стыдится.

— Вот оно что! — вскинул брови Коваль и задумался. — Знаете, Марина Даниловна, раз такое трудное дело, то поспрашивайте у других. Или обойдусь уже и без новой шапки. Похожу в старой.

— Нет, — возразила Даниловна, — если обещала, спрошу. Ради вас, Дмитрий Иванович. Шкурки сейчас, наверно, кроме нее, никто и не найдет… А если невыделанные попадутся?

— Можно и невыделанные.

— Тогда это проще, — обрадовалась Даниловна.

— Знаю в Киеве скорняка. Такие мягонькие делает, любо-дорого смотреть. Пусть будут сырые, недавно снятые. Даже лучше. Я их отошлю, и мне вычинят. Только не говорите, что для меня. Придумайте что-нибудь… Хотите кому-то послать или еще что-нибудь… Может, в Киев, дочке…

— Хорошо, — кивнула Даниловна. — Нарядим вас в шапку, Дмитрий Иванович.