Следы на воде

30

— Все получилось неожиданно. Вначале я не был до конца убежден в верности своего подозрения, — докладывал Коваль о своем поединке на воде майору Келеберде. — Боялся, что преступник, почувствовав неладное, может скрыться.

— Вы думаете, у этой вашей Валентины есть оружие? — спросил майор, спускаясь с Ковалем вниз, где их ждали лейтенант с сержантом и Даниловна, которую попросили пойти как понятую.

— Допускаю, ружье.

— Вряд ли она воспользуется им.

— Если есть оружие, то будет стрелять, — уверенно сказал Коваль. Он до последней минуты не хотел раскрывать перед майором свою догадку. Келеберда был удивлен, что полковник без явной, как ему казалось, необходимости поднял на ноги среди ночи оперативную группу. В конце концов, можно было и утром задержать хулиганку-медсестру. И это недовольство чувствовалось в его голосе.

При свете уличного фонаря Коваль узнал сержанта, который когда-то охранял на берегу выброшенный штормом труп Петра Чайкуна. У того тоже была хорошая зрительная память, но он безразлично смотрел на этого дачника, который, как он решил, оказался тут в роли понятого.

— Полковник Коваль, — коротко представил его присутствующим майор Келеберда. Сержант, наверное, слышал о знаменитом детективе какую-то легенду или, может, звание «полковник» потрясло его, но когда Дмитрий Иванович теперь снова посмотрел на него, то понял, что, вспоминая перебранку на берегу, сержант готов был сейчас провалиться сквозь землю.

Все оперативники и Коваль вслед за Даниловной двинулись тропинкой вниз.

Ночь была удивительно спокойной. Тихий лиман спал, словно утомленный трудяга. Поднявшийся месяц уже проложил на воде светлую дорожку и, отбрасывая длинные тени, холодно освещал белые мазанки.

Милиционеры подошли к большой хате, на которую показала Даниловна.

— Разрешите мне? — попросил Коваль, когда сержант и лейтенант встали возле окон, а Келеберда двинулся к двери.

Он постучал. Из хаты никто не откликнулся. Коваль постучал сильней.

— Кто там?

— Милиция! Открывайте!

— Какая там милиция ночью! Только попробуйте! — долетел сонный голос Нюрки.

Коваль подозвал Даниловну:

— Назовитесь.

— Нюра, это я! — крикнула Даниловна. — Здесь и правда милиция.

Через несколько минут тяжелая дверь открылась. Коваль быстро вошел. За ним поспешил майор.

В хате был полумрак. Возле единственного разложенного дивана, который служил кроватью, горела небольшая лампа.

— Включите свет! — приказал Келеберда, и Нюрка нехотя подчинилась.

Сонная сторожиха, расхристанная, растрепанная, в ночной сорочке, стояла возле стены. Медсестра Валя, наоборот, словно и не спала, была в юбке и кофте и, как всегда, несмотря на ночное время, повязана платком.

Обе — и хозяйка дома, и квартирантка — уставились на Коваля, словно увидели пришельца с того света. Сержант и лейтенант, приблизившись, на всякий случай опекали их.

— Сейчас увидите кое-что интересное, — вполголоса произнес Коваль и, обратившись к медсестре, приказал: — Снимите платок!

Валентина стояла неподвижно. Казалось, остолбенела.

— Может, вам помочь?

Сторожиха бросилась к ней, заслонила собой:

— Не позволю!

Медсестра, быстро оглянувшись на милиционеров и поняв, что слова Коваля не пустая угроза, отстранила Нюрку, медленно стащила с головы платок. Взору открылись словно бы коростой покрытые щеки и подбородок, с которых постоянно пытались вытравливать щетину.

— Ну вот, гражданин Чемодуров, мы и встретились, — негромко произнес Коваль и, повернувшись к майору Келеберде, добавил: — Чемодуров Валентин Иванович, убийца Михайла Гуцу и Петра Чайкуна.

И сразу почувствовал себя так, будто с плеч свалилась гора. Подумал о том, как обрадуются Лиза и Настя, каждая по-своему, когда домой возвратится Юрась Комышан, как удивится все Лиманское, когда узнает, кто прятался под личиной медсестры, и как придется Нюрке прятать от людей глаза, как прекратят Чайкуны обвинять Комышанов в убийстве Петра и, возможно, помирятся, поверят в торжество справедливости, так же как и потерявшие веру родственники Гуцу в Беляевке, и все, кто знал об этих трагических событиях. А это для него было самым существенным.

Когда нервное напряжение улеглось, Дмитрий Иванович почувствовал страшную усталость. Он взглянул еще раз на Чемодурова, которому майор приказал переодеться, повернулся и, медленно миновав все еще не пришедшую в себя Даниловну, вышел из хаты на свежий воздух.

* * *

— Я вам, товарищ полковник, не успел доложить, — виновато сказал майор Келеберда, когда, отправив Чемодурова в сопровождении лейтенанта и сержанта в Херсон, дошел с Ковалем до гостиницы. — Вчера разговаривал с Киевом, с управлением. Наш начальник уже… как говорят… в связи с переходом на другую работу… А на его место назначен новый. Так вот он интересовался вами. Просил позвонить. Кажется, укрепляет кадры…

— Кто такой? — спросил Коваль.

Келеберда назвал фамилию заместителя начальника одного из областных управлений. Перед глазами Дмитрия Ивановича предстал молодой, ясноглазый, стройный полковник, один из самых талантливых сотрудников уголовного розыска в республике.

— О! — довольный откликнулся он. — Сегодня же позвоню.

От усталости в голове Дмитрия Ивановича гудело, будто где-то далеко били в большие колокола. Они гудели густо, настойчиво, не затихая.

Но он теперь верил: звонят еще не по нем, дела его наладятся и он снова окажется в гуще жизни, — ведь пока человек жив, все у него может повернуться к лучшему…