Слепец

11.

Через месяц ударили первые, весьма ранние в этом году заморозки. Природа словно предупреждала Слепца: откажись от своего рискованного намерения отправляться в путь осенью! Однако, он не мог позволить себе жить в деревне Гордецов целую зиму, потому что чувствовал себя здесь слишком ущербным, слишком чужим. Конечно, Таттлу, добрая женщина, ни за что не хотела отпускать его, и даже Раумрау, ворча, отговаривал идти - хотя и не особо в этом усердствуя. Кузнец больше, чем другие, общался со Слепцом и мог видеть, что тот далеко не так беспомощен, как это могло бы показаться с первого взгляда. Деревянные рукавицы давно сняли с его рук, и новые пальцы постепенно становились частью искалеченного тела. Слепец не мог видеть их, но он прекрасно представлял, что это такое, по своим ощущениям и рассказам кузнеца и его жены. Сияющие красным отливом нового металла крюки, тоньше мизинца, с тупыми концами и плавными изгибами. Если согнуть остаток фаланг, то их концы упираются в ладонь. Можно схватить черенок лопаты, ложку с большой ручкой, или дужку ведра. Правда, нести это ведро, наполненное водой даже на треть, Слепец не мог из-за сильной боли, возникающей в костях. К тому же, Раумрау предупреждал его, что большая нагрузка может вырвать крючки из костей, и тогда их уже не забить обратно. Поэтому Слепец остерегался поднимать тяжелые вещи, и даже тугие двери не открывал.

У оснований крючков широкие колпачки охватывали плоть, как надетые на палец наперстки. Они не помогали удерживать крюки на фалангах, а только защищали места соединения плоти и металла. Кости уже не болели: их утихомирила какая-то чудотворная мазь, подаренная местным знахарем. Старик, однако, предупредил Слепца, что при приближении непогоды боль не сможет сдержать никакая мазь. Снадобье в виде порошка, который надо было разводить кипятком, знахарь все же выдал - на всякий случай.

Кроме этого, ко дню прощания с деревней Гордецов Слепец получил и другие подарки. Раумрау отдал свою старую короткую куртку на овечьем меху, Хажеу подарил меховую шапочку с длинными ушами, Таттлу нагрузила заплечный мешок множеством свертков с провизией - вяленым мясом, сушеными лепешками, грибами и ягодами. Она подарила новенький медный котелок и ценный маленький пакетик с солью. На поясе висел мешочек с кремнями, трутом и точилом, а рядом, в кожаных ножнах - небольшой железный меч с наваренной на края лезвия сталью. Рукоять была необычайно толстой, с глубокими бороздами, чтобы металлические "пальцы" держали ее как можно крепче. Никто не обольщался тем, что с этим оружием Слепец станет настоящим воином.

– Так, испугать кого, или там веток для костра насечь, - презрительно сказал Хажеу, вручая меч его новому владельцу. - С твоими курьими лапками держать его достаточно крепко для битвы ни за что не выйдет. Один хороший удар - и он вылетит. К тому же меч совсем дерьмовый. Легкий, да несбалансированный.

Однако, с другим, более тяжелым, Слепец вовсе не смог бы управиться, по крайней мере сейчас, когда раны зажили еще не до конца.

Кроме прочего, Раумрау сделал для Слепца новые глаза. Нет, не те, с помощью которых тот обрел бы зрение. Это были простые шарики из застывшей смолы, отшлифованные до идеальной формы. Два вставили в пустые глазницы, чтобы защитить их от грязи и холода, а несколько запасных сложили в матерчатый чехольчик и спрятали в заплечный мешок. Одежда и сапоги были тщательно осмотрены Таттлу и заштопаны, ремни натерты салом.

Вот так, спустя пару месяцев после того, как он вышел на этот берег Реки голый, слепой, беззащитный, Слепец вновь покидал надежное убежище и отдавал свою судьбу в руки чужого, непонятного еще для него мира. Путь, лежавший перед ним, был неизмеримо труднее и длиннее, чем дорога от берега Реки до дома Халлиги. Одно радовало - теперь он сам намного сильнее и подготовленнее…

Никто не мог бы предсказать, куда заведет Слепца дорога, в которую он отправился поздним осенним утром - по крайней мере, никто в деревне Гордецов. Быть может, прямо к смерти, поджидающей его за ближайшим поворотом? Сам Слепец старался не задумываться над этим. Он наслаждался вернувшимся к нему ощущением настоящей жизни. Он действовал, он взвалил на свои плечи сложную задачу и намеревался ее успешно решить. Он не собирался тихо засыхать в постели, калекой, отдавшим себя на милость окружающих. В руках он держал крепкую палку-посох; его обоняние, осязание, слух и интуиция готовы были заменить утраченные глаза, а еще у него было таинственное "внутреннее око". Слепец имел основания быть уверенным в себе.

Таттлу негромко скулила, ибо она-то точно знала, какая жестокая судьба ждет этого, ставшего ей почти родным, человека. Женщина даже поругалась с Раумрау - она была уверена, что Слепец уходит только из-за нежелания кузнеца оставить его на зиму в своем доме. Дело кончилось страшным ударом о стол, которым Раумрау прекратил долгий спор. Сам он действительно не собирался уговаривать странного гостя остаться, хотя к его способности выжить в одиночку относился скептически. Вот и сейчас, когда ему надоело слушать плач жены, он лениво ткнул ее в бок и прорычал:

– Замолкни, баба! Ничего не случится с твоим ненаглядным. Видела бы ты, как ловко он рубил поленья вчера на заднем дворе!

Таттлу ненадолго притихла, но стоило только мужу взяться за последние напутствия Слепцу, она снова стала потихоньку причитать. Раумрау же, ощупывая ремни и проверяя легкость скольжения меча в ножнах, перестал обращать на нее внимание.

– Когда пойдешь по той тропке, что мы проверяли с тобой вчера, старайся с нее не сбиться. Палку из руки не выпускай. Будь осторожен, слева течет река с обрывистыми берегами, как бы тебе в нее не рухнуть. Впрочем, она журчит громко, услышишь. Если все пойдет нормально, ближе к вечеру ты доберешься до Трех Гор. Так что ты не торопись, от спешки всегда только хуже становится. Не дай бог, споткнешься да упадешь, расшибешься, - Раумрау затих, словно осознав, что сейчас говорит как строгая мамочка, отправляющая в дорогу непутевого и глупого сынишку. Он смущенно кашлянул и вздохнул. - Но даже если чего… Ты не бойся, в лесу сейчас не опасно. Звери хищные еще не оголодали, так что на человека нападать не станут. Про разбойников в наших краях тоже не слыхать, и при случае можешь посреди дороги заночевать.

– Эй! Отправляете его восвояси?! - весело крикнул подошедший Хажеу. Хотя первое знакомство с ним не доставило Слепцу удовольствия, позже оказалось, что этот грубоватый здоровяк - не такой уж плохой парень. Вот сейчас он делал вид, что пришел сюда случайно, а на самом деле нарочно завернул, проводить в дорогу человека, на которого они с кузнецом потратили столько много времени. Слепец это чувствовал.

– Как тебе не стыдно! - воскликнула Таттлу, всегда принимавшая неуклюжие шуточки Хажеу за чистую правду и поэтому его недолюбливающая. - Человек без глаз, без пальцев в лес один идет, а он зубоскалит!

– Вот тебе на! - деланно удивился подмастерье. - А я думал, мы с твоим муженьком ему и то, и другое приделали! Неужели потерялось?

Он один громко рассмеялся. Раумрау сердито засопел, но Слепец тоже улыбнулся и помахал рукой застывшему у ворот Хажеу. Когда он двигал кистью, бронзовые крючки легонько терлись друг о друга и издавали звуки, схожие со скрежетом точимых ножей.

– Спасибо вам, добрые люди… - начал он ответную речь, но тут Таттлу громко вскрикнула.

– Рау, ты ведь не сказал ему про хоппков!!

Кузнец снова раздраженно запыхтел, явно желая отвесить женушке затрещину, но сдержался, и сказал Слепцу:

– Дура баба, но все же права она. Забыл я упомянуть про этих тварей, а надо было… Если станешь в лесу ночевать, поостерегись на земле ложиться, потому что эти гаденыши, ростом всего-то с крысу, прокусят тебе ляжку, да за ночь всю кровь и высосут.

– Как это? - удивился Слепец. - Я ж ведь от укуса сразу проснусь!

– Э, нет! - Раумрау ожесточенно поскреб заросшее бородой горло. - Они так кусают, что человек ничего не чувствует. Знахарь говорит, что у них вроде как его обезболивающий порошок в слюне растворен, только я думаю, без колдовства тут не обошлось.

– И что же делать?

– Уж и не знаю! Был бы ты рукастый, залез бы на дерево, а так… Придется постараться дойти до Трех Гор засветло.

– Об чем вы толкуете? - спросил Хажеу и смачно сплюнул. - "Засветло"!! Да ему-то какая разница, ночью идти или днем. Тут он за месяц отоспался как следует, так что в сон его не потянет. Пускай шагает себе и днем, и ночью, пока не дойдет!

– И то правда, - пробормотал Раумрау. Он ухватил Слепца за плечи и как следует встряхнул. - Ну чего ж, прощай! Ты уж там постарайся не сгинуть, а то нам с Хажеу обидно станет. Столько с тобой возились, так старались, а ты пропадешь зазря…

Трудно было ожидать от обитателя деревни Гордецов чего-то более ласкового, и Слепец нисколько не обиделся на такое прощание. Таттлу что-то громко кричала, но из-за того, что ее причитания превратились в плач, разобрать можно было лишь некоторые слова. "Прощай" и "на кого ж ты нас покинул"… Криво ухмыльнувшись, Слепец вспомнил, что на их берегу Реки таким образом плакали по покойникам. Может, здесь другие традиции?

– Спасибо вам за все! - сказал он еще раз. - Жаль, я ничем не могу отплатить за вашу доброту, и это самая большая печаль в моем сердце. А уж постараться сделать так, дабы ваши усилия не пропали даром - это ведь и мне самому надо! Помирать ой как неохота. Мира вам, да счастья. Прощайте!

Не говоря больше ни слова, Слепец повернулся и пошел прочь от деревенских ворот. Двигался он неспешно и уверенно, потому как проходил этим путем уже не раз и не два. Вдоль забора, по вырубке, окружающей деревню, прямо на север. Сзади послышался скрип закрываемых ворот: все правильно, Гордецы не станут махать ему вслед руками. Он не в обиде. Глубокая тень забора холодит его щеки, но слева, в недалеком лесу, уже вовсю щебечут согретые ласковым осенним солнцем птицы. Сто сорок шагов - и забор кончается. Теперь уже Слепец сам смог ощутить на своем лице нежное тепло лучей дряхлеющего к зиме светила. Налетевший ветер прошумел в ветвях деревьев и заставил скрипнуть стволы старых берез, помог найти дорогу к началу неприметной тропки. Путешествие началось!

Трава под ногами уже не хрустела, потому что иней успел стаять. Слепец на ходу, легко наклонился и провел рукой по поникшим стеблям. Мокрые. Теперь утренние лучи солнца сушат их долго, не лето на дворе… Через некоторое время вода обильно покрыла сапоги, и ногам стало холодно. Слепец прибавил шагу, надеясь, что быстрая ходьба разогреет конечности перед входом в затененный, наполненный прохладой лес. Палка изредка постукивала по дерну в поисках выбоин, но эта дорога не таила опасностей. Слепцу снова казалось, что он может ясно представить себе тот луг, по которому идет. И лес, к которому он направляется - каждое дерево, каждый куст, каждую поваленную гнилую колоду и муравейник у поросшего серо-зеленым мхом ствола. Стоило ему войти под сень крон, ветка хлестнула прямо по лицу и заставила смотреть на собственное положение уже не так радостно и уверенно. Слепец молча обругал себя за мальчишескую самонадеянность и сбавил шаг. Сосредоточившись, он стал угадывать приближение следующей ветки, намеревающейся отвесить ему оплеуху, по едва заметному запаху смолы или же неуловимому аромату увядшей листвы… Даже теперь он шагал споро, по крайней мере, ничуть не уступал скорости обыкновенного человека, идущего по лесной тропе. Больше ни одна ветка не смогла застать его врасплох, так же, как залегшие на пути толстые замшелые колоды или упрямо торчавшие посреди дороги кочки.

По мере того, как тропа уходила вглубь леса, она становилась все менее нахоженной и удобной. Через пару часов, к полудню, как думалось Слепцу (точно определить время здесь, в вечном полумраке чащи, смог бы только зрячий), он достиг тайного участка тропы, по которому непослушные юноши из деревни испокон веку бегают в Три Горы на свидания к тамошним девушкам. Сам Слепец вряд ли смог бы найти то место на берегу лесного озера, где следует ползти по стволу громадной древней березы над зарослями малины, чтобы достичь начала секретной дорожки. Раумрау выведал для него этот секрет у одного молодого односельчанина, пообещав тому за услугу настоящий стальной нож. За несколько дней до прощания кузнец вместе со Слепцом совершил вылазку к этому озеру, и на нужном дереве была вырезана метка: три горизонтальные зарубки. Сейчас, вслушиваясь в ленивое клокотание лягушки и плеск щук в камышах, Слепец медленно обшаривал стволы. Наконец, он нащупал ладонью влажные, сочащиеся соком раны на нежной коре березы.

– Ты уж прости нас! - извинился он перед деревом и слизнул с кожи сладкий сок. - Мне без этого никак… А у тебя все зарастет, я знаю!

Рядом с этой, живой и полной сил березкой, стоял гигантский шершавый пень, наверняка черный и обросший лишайниками. На высоте в человеческий рост он кончался разломом, к которому остатками гнилой коры крепился упавший ствол. Что за стихия заставила мощное дерево сломаться? Наверное, страшной силы ветер, порыва которого не выдержало древнее тело? Верно, это было в те дни, когда рядом не рос густой лес. Быть может, тогда это был берег реки, от которой теперь осталась лишь заросшее тиной и камышами озерце… Размышляя над этими важными вещами, Слепец осторожно карабкался вверх. Первая проверка его новых способностей: выдержат ли вбитые в кости крюки? Хватит ли сил, не скрутит ли его на месте дикая боль? Он долго ощупывал трухлявые края пня, выбирая там место понадежнее. В конце концов, удалось схватиться как следует, самыми концами ладоней, где еще оставалась его собственная плоть. Нагрузка на крючья оказалась не такой уж значительной: боль возникла, но она была вполне терпимой.

Опершись ногой на какой-то крепкий выступ на боку пня, Слепец мощным рывком забросил свое тело наверх. На краткий миг кисти вспыхнули огнем дикой боли, но она тут же пропала, превратившись в легкий зуд. Во время прыжка заплечный мешок стукнул Слепца по затылку, а по приземлении на верхушку пня он очутился на весьма неровной и колючей поверхности. Конечно, ведь это дерево не спилили, его отломило, и множество острых щепочек долго ждали своего часа, чтобы вцепиться в ладони и колени человека. Слепец поспешно встал, растирая руками голени. Концы крюков норовили зацепиться за сапожные ремни и противно скребли по толстой коже. Однако, самое трудное было позади. Слепец быстро нашарил ногой толстый ствол дерева-моста и прошел по нему путь длиной в тридцать маленьких, осторожных шажков. Много людей прошло до него этой дорогой - кто знает, сколько поколений Гордецов по молодости стремилось попасть в соседнюю деревню? На стволе не было ни скользкого мха, ни торчащих сучьев, ни гнилой, норовящей слететь под ногой коры. Очень скоро Слепец оказался внизу, посреди зарослей малины. Кругом неприступно стояли кусты, ощетинившиеся острыми колючками на ветвях, и только в одном месте оставался просвет. Это и была тайная тропа.

Слепец рванулся вперед с новыми силами, чувствуя, как странное ощущение погружения в совершенно новый, неизведанный и прекрасный мир зарождается где-то в груди и разбегается по жилам, заставляя кровь кипеть. Ему хотелось отбросить прочь палку, этот символ убогости, раскинуть руки и бежать, бежать что было сил!! Сдержать глупый порыв стоило немалого труда. Слепец прекрасно представлял, чем окончиться эта дурацкая блажь, случись ей затмить его разум. Разорванная одежда, кровь из множества царапин, куча шишек, а то и чего похуже, вроде сломанной руки. Нет, он уже обжигался, доверяясь обманчивому сознанию собственного могущества, и не настолько глуп, чтобы снова попасть в ту же яму. Он будет идти, спокойно и размеренно, ибо именно такой должна теперь быть его жизнь. Не торопясь, он успеет всюду…

Новая тропа была гораздо хуже прежней. Постоянные извивы, огибающие каждый куст, каждое дерево, корявые и каменно-прочные корни, норовящие поставить подножку. Несколько раз Слепец едва не рухнул вниз, став жертвой их коварности, после чего скорость пришлось сбавить вполовину. Посох заработал в полную силу, нашаривая препятствия и убирая прочь с дороги торчащие ветви. Здесь, несмотря на постоянную тень и свежий осенний ветер, проникающий через густую мешанину ветвей, идти было жарко. Вскоре Слепцу пришлось снять теплую куртку - с трудом, путаясь в петлях, страшась того, что он не сможет надеть ее обратно вечером - и продолжать путь налегке.

Он шел очень долго, постепенно все больше замедляя шаг и утрачивая окрыляющую новизну ощущений. Ему вдруг стало скучно, вся усталость, прятавшаяся где-то внутри, разом вылезла наружу. Все-таки он долгое время не утруждал себя так яростно и так долго. Пришлось остановиться, сбросить мешок и сесть на землю, вытянув гудящие ноги и привалившись спиной к дереву. Лес был наполнен тишиной, нарушаемой только шелестом листьев над головой. Ни щебета птиц, ни посвистывания бурундуков… Странное молчание угрюмой чащобы, от которой не по себе. Некоторое время Слепец напряженно вслушивался в тишину, а потом ему на лицо упало несколько крупных, холодных капель. Лес наполнился шуршанием, а человек облегченно вздохнул: просто дождь… Есть такое свойство в дикой природе: она застывает, когда грядет ненастье, пускай даже самое маленькое. Птицы и звери прячутся, ведь никому не хочется оказаться мокрым. Тут Слепец подумал о себе - ведь его одежка тоже под угрозой! Однако, до него сквозь крону долетело лишь несколько капель, после чего дождь перестал. Он догадался о его окончании по сменившимся оттенкам шелеста. Теперь остался только ветер. Слепец поднялся на ноги и встряхнулся, собирая силы. Странное дело, он чувствовал себя освеженным, словно только что брел грязный, сковываемый налипшей пылью, а прошедший дождь смыл все и освободил тело от этих оков. С новыми силами он продолжил путь под радостный щебет неизвестной птички, увидавшей солнце. Какой-то шальной луч пробил густую чащу и скользнул по щеке. Он тут же пропал, но губы Слепца растянулись в улыбке, словно привет от садящегося солнца зажег на лице некий огонь. Так, улыбаясь, он шел вперед, шаг за шагом приближаясь к своей цели. Ему представлялся лес, море зеленого цвета, волнующееся в такт порывам ветра от горизонта до горизонта, частые вкрапления желтого, красного и коричневого - и он сам, маленькая букашка, ползущая по бескрайнему миру. Это было прекрасное ощущение. Душа витала над телом, не отвлекаемая потребностями смотреть под ноги. Словно птица, свободная и всесильная, она взирала на слабое солнце, падающее за край мира, на тусклые лучи, которые тяжело уползали вслед за ним по дрожащей поверхности леса. Выше были только облака, наливающиеся закатным багрянцем, и тусклый глаз одинокой, ранней звезды…

Как ни слабо было осеннее солнце, его уход почувствовался быстро. А может быть, просто человек стал шагать настолько медленно, что уже не мог разогреть при этом собственное тело? Холод выползал из-за деревьев на тропу и обволакивал Слепца со всех сторон, пробираясь под одежду и заставляя ежиться. Пришлось остановиться и натянуть куртку. Это, как и опасался Слепец, оказалось для него трудной задачей, гораздо более трудной, чем покорение высокого пня. Долгое время он сидел прямо на земле, ощупывая беспорядочно скомканную куртку в попытках определить, где же здесь карманы, а где рукава? Разобравшись, он неловко просунул руки и смог запахнуть полы, но вот застегнуться не получилось ни с первой, ни со второй попытки. Ладонями Слепец нащупывал петли и грубые деревянные пуговицы, потом пытался подцепить те и другие крючками и подтянуть друг к другу. Или те, или другие, или все вместе срывались, и приходилось начинать сначала. Наконец, после долгих мучений, удалось застегнуть верхнюю пуговицу и еще одну, под ней. После этого измученный Слепец встал и продолжил путь с развивающимися полами. Ну их, проклятых, так ведь можно до полуночи провозиться… Надо было учиться застегиваться раньше, когда сидел на лавке в деревне и никуда не торопился. Не учел - что ж, плакать не стоит. Всего не учтешь, а уж эта задача не из главных. Ничего с ним не случится, если пройдется нараспашку, сильного ветра здесь быть не должно.

Однако, после той вынужденной остановки Слепец не смог идти слишком долго. Остановиться его заставила та же причина, что и днем: усталость. Голени, стопы и даже бедра задеревенели и гудели, стертые пятки саднило, суставы непрерывно ныли. Случайно обнаружив рядом с тропой небольшую поляну (на ней чуть громче, чем в остальном лесу, шумел ветер), путник не стал испытывать судьбу и решил разбить лагерь. Трава здесь высохла за день, и Слепец спокойно упал на спину, сладко вытягивая натруженные ноги и расправляя плечи, оттянутые лямками мешка. Сквозь толстые одежды он не слышал исходящей от земли прохлады, поэтому некоторое время мог спокойно лежать, не шевеля ни единым мускулом.

Итак, как ему ни хотелось добраться до Трех Гор засветло, выполнить эту задачу не удалось. Кроме прочего, нет смысла входить в деревню в темноте, когда приличные люди спят и двери разным бродягам не открывают. Его ждет первая ночь одиночества в длинном пути. Сколько их будет впереди? Долгих ночей под открытым небом, холодных, пронизывающих ветром и засыпающих снегом, или поливающих дождем? Нет, лучше не мучить себя подобными вещами заранее, вот когда наступят эти гадкие минуты, тогда и настрадаешься, - одернул себя Слепец, не давая дурным мыслям овладеть разумом. Он заставил себя подняться и закусить, а потом набрал по округе сухих веток, ловко зажимая их между своими металлическими "пальцами". Очень трудно было найти, а потом выдрать клок сухой травы - Слепцу не хотелось тратить запас пакли, выданной Раумрау. Травы он все-таки нарвал, затем отломил кусок сухой коры от ближайшего пня и растер его на мелкие кусочки. Вскоре он узнает, сколько этой пыли не развеялось по поляне, а попало точно на место его будущего костра. Ощупав кучку травы ладонью, Слепец постарался прицелиться кремнем точно на нее. Несколько ударов кресала, сухой треск - и снова тишина. Трава сгорела, а ветки, лежавшие от нее слишком далеко, не занялись… Пришлось повторить все еще раз, и еще, но в конце концов упорство и старание одержали верх над капризными "дровами".

Уже под утро Слепец, убаюканный равномерным потрескиванием пламени, которое он постоянно подкармливал новыми порциями топлива, уснул. К счастью, хоппки бродили где-то далеко, и его ляжки остались нетронутыми. Когда выпала роса, тут же обратившаяся инеем, Слепец лишь ближе придвинулся к тлеющим углям. Разбудили его птицы, устроившие невообразимый гвалт совсем неподалеку. Проснувшись, он некоторое время лежал неподвижно и пытался понять, что же заставило птиц кричать так громко, но ничего подозрительного не расслышал. Очевидно, птахи просто радовались первым лучам солнца. Ему самому их долго дожидаться - пока дряхлый золотой кружок поднимется достаточно высоко в небе, чтобы заглянуть на его полянку, Слепец примерзнет к земле. Он быстро вскочил и принялся размахивать руками, чтобы прогнать сковавший тело холод. За ночь ноги полностью отдохнули, и от вчерашних неприятностей остались разве что мозоли на пятках. Умывшись растопленным в ладонях инеем, Слепец наскоро поел и снова отправился в путь. Некоторое время он мучался в сомнениях - правильно ли идет, не спутал ли свою тропинку с какой-то другой, неведомой лесной дорожкой? Однако вскоре все сомнения разрешились сами собой: сначала теплые лучи солнца на щеках и заметный ветерок возвестили о том, что человек вышел на опушку, а потом издалека донесся собачий лай. Слепец застыл на месте и прислушался, пытаясь точно определить сторону, с которой эти звуки доносились. Он разобрал еще неровные удары молота в кузне и клекот гусей. По всему выходило, что человеческое жилье ждало его прямо впереди.

Тропинка пропала, растворившись в большом луге. Слепец побрел через него, снова чувствуя, как холодит его ноги усеявшая сапоги роса, как пригревает сверху солнышко, как кричат за спиной лесные птички. Спереди неслись совсем другие звуки - мычание телят, бродящих у околицы, тонкое блеяние ягнят в хлевах и разудалые крики петухов. Судя по всему, Три Горы - деревня богатая и большая. В воздухе явственно пахло дымом множества труб. Слепец сразу же представил себе зрелище, открывшееся бы любому нормальному человеку, окажись тот на его месте: в окружении далеких опушек леса, за редкими заборами скопище домов и домишек, с кривыми узкими улицами и большими огородами на задних дворах. Облачка дыма, курящегося над десятками разномастных крыш. Внезапно это видение укололо сердце нежданной, неясной болью. Перед взором несуществующих глаз Слепца встала новая картина, когда-то виденная им в реальности: вьющаяся речушка, чьи воды блестят в лучах восходящего солнца, уходящее на пастбища стадо и дым из печных труб. А по дороге неторопливо шагает воинский отряд, такой далекий и беззащитный на пространстве огромного луга… Как давно это было! Памятное утро у деревни Переправа, положившее конец прежней жизни человека, называющего себя Слепцом. Взмахнув рукой, он отогнал от себя ненужное воспоминание и заметил, что остановился. Встряхнувшись и расправив плечи - насколько это позволяли лямки мешка - он твердым шагом снова пошел вперед. Очень скоро палка-посох с громким, звонким стуком столкнулась с каким-то препятствием. Нагнувшись, Слепец нашарил ладонью округлую, кривую жердь, по краям прибитую к столбам. Это и есть околица деревни, понял он. Я дошел!!

Испытывая заслуженную гордость от своего маленького, но очень важного подвига, он поднырнул под жердь и двинулся дальше. Некоторое время под ногами была та же самая неровная травянистая поверхность, однако шагов через пятьдесят подошва звучно шлепнула о нечто более твердое. Хорошо натоптанная тропа или даже дорога… Через мгновение ноздрей Слепца достиг резкий запах пыли, возвестивший, что его догадка была правильной. Теперь все те звуки, что привлекли его внимание еще в лесу, раздавались вокруг, громкие, многочисленные. То там, то тут кричали люди, скрипели отворяемые двери и ворота, звенели ведра и лилась набранная в колодце вода. Пожалуй, ступал он уже по улице, а не по какой-то полевой дороге. Слепец сразу же облизнул губы и подумал, что неплохо бы промочить горло, в котором с утра были только несколько капель росы. О том, что можно приложиться к фляжке, он боялся подумать, ибо не представлял себе, скольких мучений может стоить попытка ввернуть на место пробку.

Пока он в нерешительности стоял посреди улицы, рядом застучали быстрые, легкие шаги.

– Эй!! Чего тебе тут надо? - крикнул кто-то сердито и немного боязливо. Голос был тонкий, но мужской.

– Я просто забрел сюда по дороге… - пожав плечами ответил Слепец. Он не рассчитывал встретить здесь столь холодный прием. Пожалуй, в деревне Гордецов его не встретили бы более невежливо.

– Нечего тебе тут делать, - продолжил тот же голос уже гораздо увереннее и громче. - Это моя деревня!

Слепец тут же вспомнил, что ему рассказывала об устройстве здешней жизни Халлига. Он постарался изобразить на лице самую дружескую улыбку.

– А ты - местный волшебник?

Собеседник заливисто рассмеялся.

– Ой, люди, держите меня! Щас помру!!! Разве я похож на волшебника, придурок? - внезапно радость в его голосе пропала и сменилась подозрительностью и страхом. - А ты?… Ты что, колдун?

– Вот уже нет. Но ты сказал, что это ТВОЯ деревня, и потому я подумал…

– Хех, он подумал! Откуда ты такой взялся, думальщик! - человек снова перестал бояться и стал самоуверенным, даже наглым. - Значит, до сих пор не понял? Я нищий, попрошайка! Глаза разуй!

– Я слеп, приятель.

– Ах вот как!!! - интонации нищего снова сменились, на сей раз наполнившись злобой, начав источать угрозу каждым словом. - Тогда проваливай отсюда быстрее, покуда еще жив. Здесь тебе ничего не перепадет, разве что десяток тумаков… или еще чего похуже.

– Хочешь сказать, меня никто не накормит, не даст переночевать?

– Нет. Закон обязывает кормить только одного нищего, и этот один - я. Если ты намерен занять мое место, то давай, решим быстро и без лишнего шума, кто имеет больше прав здесь находиться, - голос попрошайки начал приближаться. Судя по всему, он намеревался разрешить спор совершенно определенным способом.

– Эй! Я ни на что не претендую! - поспешил воскликнуть Слепец, воздев руки в жесте защиты. Крючки зловеще брякнули, и нищий, только что уверенно приближавшийся, вскрикнул.

– Что это?! Ты хочешь меня зарезать??

– Нет, что ты! Я никому не желаю зла, просто иду себе из одного места в другое и хотел по дороге отдохнуть в этой деревне…

– Проваливай и отдыхай себе в лесу, под любым деревом. Здесь никто не захочет кормить задарма еще одного бездельника. Закон прост: один волшебник, один нищий. Уходи, а не то тебя побьют камнями, калека!

Положение складывалось не из приятных. Слепец шел сюда, уверенный, что найдет кров в теплом доме и горячий обед, а получил от ворот поворот… Он почесал макушку "указательным крючком". Его бронзовые пальцы еще раз брякнули, снова вселив в недружелюбного собеседника страх.

– Если ты прямо сейчас не уйдешь отсюда, я позову старосту, и тогда уж тебе не придется садиться на задницу недели две! - взвизгнул он. - Как только они увидят, какое ты чудище - безглазое, да еще и такими руками… Пожалуй, они тебя сожгут, как демона.

Даже попрошайка издевается надо мной, - горько подумал Слепец. - Вот как низко я пал, особенно, учитывая прежнее высокое положение. Если здесь, на этом берегу, все так же гостеприимны, как этот миляга, остается одно - пока не поздно, вернуться к Халлиге… нет, ни за что! Яркое проявление собственной слабости, которое не даст спокойно жить. Если я не смогу пройти свой путь, то для чего тогда вообще коптить небо? - спросил он сам себя. У меня есть запасы пищи, напиться воды они мне должны позволить, ведь это такая мелочь. Нужно идти дальше и надеяться. Хотя… Раньше, еще до того, как отправиться в поход, он иногда думал о том, каким образом станет зарабатывать себе на кусок хлеба и крышу над головой. Раумрау сказал ему, что в этих краях процветает натуральный обмен, а деньги - даже серебро самого дрянного пошиба - имеется только у самых богатых людей. Вместо золота служит соль, почти такая же дорогая, как этот мягкий металл, или красивые шкуры, которые с радостью покупают потом на ярмарках проезжие купцы. У Слепца было совсем мало соли, серебра и шкур не имелось вовсе, и добыть их он не мог. Оставалось разве что просить подаяние, точно так, как подумал о нем этот злобный попрошайка, или же… Он вспоминал далекий Центр Мира, базарную площадь во время какого-нибудь праздника и толпу людей, жадно наблюдающих за представлением заезжих циркачей. Зрелище - вот чего недостает простому народу, погрязшему в повседневной, скучной работе. За него они отдадут и кусок хлеба, и добавят к нему мяса. Так было в Центре Мира, довольно большом городе, а уж про захудалую лесную деревню и говорить нечего.

– Послушай! - весело крикнул Слепец, поводя головой, словно пытаясь унюхать нищего. - Ты еще не убежал звать на помощь старосту?

На самом деле, он знал, что попрошайка еще здесь, для этого ему не требовались глаза. Просто не следует выдавать свои способности, вдруг они еще пригодятся для чего-то важного? Нищий не ответил, только очень громко и воинственно засопел.

– Можешь ответить мне на один вопрос: тут когда-нибудь бывали балаганы?

– Чего?

– Ну, артисты. Люди, которые ездят в разноцветных кибитках, возят за собой ученых медведей и собак, умеют глотать огонь и ходить колесом?

– Никогда не видел здесь ничего похожего.

– Вот это да! Я даже не знаю, как еще объяснить… А если здесь случается праздник, например, день рождения вашего волшебника, чем вы на нем занимаетесь?

– Что за дурацкие вопросы? Ты хочешь задурить мне голову? Конечно, на празднике все жрут в три горла мясо, хлещут брагу, играют на дудках и пляшут, пока не свалятся!

– Небогатое развлечение. Так вот, зрелище - это когда некто показывает разные необычные вещи, а другие на это смотрят и удивляются.

– Необычные вещи? О чем ты мне пытаешься рассказать - о цирковых представлениях, не иначе? Не мучайся, я-то сам знаю, что это такое. Просто деревенщина никогда подобного не видала, и на их взгляд, я думаю, все это будет смахивать… - в голосе нищего послышалось подозрение, смешанное с нотками торжества. -… смахивать на колдовство. Это очень не понравится Умбло…

– Нет, никакого колдовства, просто ловкость рук! Вот к примеру, если жители деревни увидят, как слепой и безрукий человек рубит мечом дрова, попадая по ним с первого раза - они удивятся?

– Эй, никто не даст тебе показывать здесь свои нелепые упражнения с мечом. Или ты хочешь заработать, рубя дрова? У нас этим занимаются мальчишки.

– Ты не понял. Я хочу устроить представление. Люди будут смотреть, удивляться, и дадут мне за это тарелку жирного супа. Половина будет твоя.

– Ты… - начал было нищий возмущенно, но поперхнулся, и некоторое время молчал, видимо, осмысливая услышанное. - Ты хочешь меня как-то надуть? Да? Но все равно, то, о чем ты говоришь - невозможно!

– Они не придут смотреть?

– Нет. Ты не сможешь держать меч в своих закорючках.

Слепец не стал убеждать его, он просто откинул полу куртки в сторону и положил ладонь на теплую рукоять меча. Пошевелив крючками, чтобы они лучше схватились за бороздки, он одним широким движением вырвал лезвие из ножен и воздел его к небу. Нищий издал придушенный вопль и тоненько застонал, видно, уже прощаясь с жизнью.

– Все еще не веришь? - насмешливо спросил Слепец. - Что же, тогда смотри внимательно, и не говори потом, что я заморочил тебе голову волшебством.

Внутренне подобравшись, постаравшись отвлечься от всего мира вокруг себя, Слепец сосредоточился на своем загадочном внутреннем оке, которое пока еще плохо слушалось его воли. Сейчас нужно было справиться с ним, ибо от этого зависело очень многое. Нет, не жалкая тарелки супа, которой он мог лишиться в случае неудачи, гораздо большее. Уверенность в себе, в своих силах, в своем завтрашнем дне. Собрав побольше слюны, он плюнул себе под ноги, тщательно прислушиваясь к глухому шлепку в пыли и пытаясь представить всю картину наяву. Темное пятно в желтой мешанине, рядом с носками его старых, но еще крепких сапог. Немного помедлив, чтобы точно определить направление удара, Слепец картинно прижал к щеке тыльную сторону вооруженной руки, указывая при этом острием вниз, а потом резко отступил на шаг и вонзил меч в землю.

– Ну-ка, посмотри, я попал? - равнодушно спросил он у нищего. Тот некоторое время молча стоял на месте, потом боязливо сделал пару шагов и звучно сглотнул. Попрошайка молчал и дальше, но по тому, как его сопение стало громче и чаще, Слепец понял, что не промазал. Надо было воспользоваться ситуацией, ибо от осознания собственных способностей он чувствовал себя окрыленным и готов был свернуть горы.

– Это еще не все. Возьми какую-нибудь ветку, или палку! - приказал он нищему. Сбитый с толку попрошайка на сей раз не раздумывал и не разговаривал. Шагнув к обочине, он закопошился там, чем-то хрустнул и вернулся обратно на середину улицы.

– Хорошо. Возьмись руками за концы… постой, а она достаточно длинна?

– Да. А что…

– Подожди, я все объясню. Возьмись за концы, выстави палку перед собой на уровне груди, одним концом к небу, другим к земле. Только смотри, не задирай слишком высоко! Готов?

– Да, но…

Слепец точно запомнил, с какой высоты и с какого расстояния доносился голос: нищий был выше него ростом и стоял в двух шагах, немного справа. Не давая попрошайке понять, что тут происходит, Слепец шагнул к нему и коротким, горизонтальным ударом разрубил палку надвое. Дерево ответило сухим треском, а меч немного дернулся в руке, когда встречался с препятствием. Это отдалось легкой болью во всей кисти.

– Ай!! - взвизгнул нищий, отпрыгивая назад и со свистом рассекая воздух половинками палки. - Ты хотел убить меня!!

– Если бы я хотел это сделать, ты валялся бы в пыли, с ужасом разглядывая свое тело со стороны, глазами на отрубленной голове! - хохоча, ответил ему Слепец. Он с удивлением обнаружил, что прекрасно ощущает мощную волну страха, перемешанного с изумлением и даже восхищением. Они казались яркими факелами, воссиявшими перед несуществующими глазами посреди вечной тьмы. Сейчас можно было очень точно определить, где стоит нищий, даже… даже разглядеть его! Слепцу почудилось, что в сиянии невиданных цветов пламени он видит смутные очертания фигуры и нечеткие, дрожащие черты лица. Оно вытянулось от удивления, челюсть отвалилась вниз, подрагивая на весу жидкой бородкой, глаза выпучены, руки застыли в воздухе, сжимая остатки палки. Что это было? Иллюзия, рожденная в недрах мозга, или отражение истинной реальности? Значит ли это, что Слепец просто обманывает сам себя, выдавая желаемое за действительное, питаясь фантомами, до поры до времени не вступающими в конфликт с правдой жизни? Или же все наоборот? Что, если его мозг, лишившись глаз, постепенно, с трудом, находит иные пути видения окружающего мира? Если так, эмоции людей станут заменять ему свет! Чем сильнее они чувствуют, чем сильнее возбуждены - тем лучше он разглядит их. Жаль, что кочки под ногами или загораживающий путь забор не могут разъяриться или испугаться. Слепец глубоко вздохнул, чтобы избавится от заполнивших разум лихорадочных мыслей. Рано, рано думать об этом, сейчас для него важнее другое.

Возбуждение нищего постепенно сошло на нет, он отступил назад по улице и снова растаял в вечной тьме. Однако Слепец никак не мог избавиться от ощущения собственного могущества, наполнившего его до краев. Он пытался одернуть сам себя, твердя в уме, что "могущественный слепой калека" - словосочетание попросту смешное. По крайней мере, так ему удалось немного успокоиться.

– Ну, ты удостоверился? - насмешливо спросил он у нищего. - Клянусь, если ты убедишь деревенских жителей, что на меня стоит посмотреть, зазовешь их на площадь, или куда там у вас собирается народ, я смогу устроить развлечение на славу! Догадываешься - если им понравится, мне много чего перепадет… а я поделюсь с тобой.

– Меня и так кормят, - пробурчал обретший наконец дар речи попрошайка. - Нечего людей баламутить.

– Значит, ты отказываешься? Тогда посторонись, я сам пойду к старосте.

– Что? - возмущенно воскликнул нищий. Впрочем, он тут же сменил тон и заговорил чуть ли не любезно. - Ладно тебе, не надо сразу кипятиться. Я просто немного сбит с толку твоими шутками. Нечего тебе бродить по деревне, пугать детишек да собак. Я все сделаю… Не знаю, как деревенщине, а волшебнику такие трюки могут и понравиться.

– Тогда поторопись, я хочу есть. Кстати, как тебя зовут?

– Волшебник Умбло, я же говорил.

– Нет, ты не понял, я спросил, как зовут ТЕБЯ.

– Меня?! Ты хочешь знать, как зовут попрошайку?

– А что в этом такого? Тем более, что мы вроде как собрались ненадолго сделаться партнерами.

– Ну… Обычно люди показывают пальцем и пугают мной непослушных детей. Могут запустить камнем, или куском грязи, когда не в настроении, ибо для чего еще может пригодиться поганый нищий?… а вообще меня зовут Грязный, Вечно Скулящий Приставала.

– Гм, довольно длинный титул.

– Ха-ха, шутник. Можешь звать меня любым из этих прекрасных имен, - шмыгнув носом, нищий мягко прошагал прочь. Голос его прилетел издалека, и слышался глухо - наверное, он не повернул головы: - Иди прямо, никуда не сворачивая, и придешь прямо на площадь!

Слепец криво усмехнулся, и не спеша пошел следом за убежавшим попрошайкой. Ему нужно было крепко подумать над "программой" своего будущего выступления, ибо от него зависело, как встретят его эти люди. Судя по рассказам Приставалы, они здесь не отличаются особым человеколюбием и жалости к ущербным не испытывают.

Народ собрался гораздо быстрее, чем можно было ожидать. В галдящей толпе трудно было различить отдельных людей, но Слепец и без того знал, что здесь собрались главным образом старики со старухами, дети, да несколько женщин. Основная часть работоспособного взрослого населения на полях, или в лесу, заготавливает запасы для близящейся зимы. Что ж, раз он пришел в Три Горы в полдень, придется довольствоваться и этим.

Площадь, вернее, маленький пятачок шириной в две улицы, который располагался в центре деревни, заполнили до отказа. Крестьяне были несказанно удивлены и выражали свои чувства очень громкими голосам, причем говорить старались все сразу. Чего взять с такого сборища! Рядом стоял дом Волшебника, прятавшийся за высоким, новым кедровым забором. Из ворот торжественно вынесли большое дубовое кресло, а следом вышел и сам Умбло, человек среднего роста, уже изрядно заплывший жиром, с красным лицом, редкими сальными волосами и седой бородой, широкой завесой падавшей ему на грудь. Больше всего он напоминал кабатчика, или же поддавшегося пагубе непрестанных пивных возлияний клиента того же самого кабака. С трудом, отдуваясь, Умбло прошествовал к креслу и рухнул туда, заставив мощную конструкцию жалобно заскрипеть под немалым весом тела. Немного поерзав, он умостился между обитых мягкой телячьей кожей подлокотников, заинтересованно прищурившись оглядел чужака с ног до головы, и только потом разрешающе махнул рукой. По этому сигналу крестьяне затихли, придвигаясь ближе к месту действия, но все же сохраняя почтительную дистанцию. Редкая молодежь и детвора смотрели на странного и страшного пришельца широко раскрытыми, удивленными глазами, старшие неодобрительно хмурились. Все побаивались смотреть на его жуткие, темно-желтые глаза без зрачков, а особенно - на зловещие крючки, торчащие в тех местах, где у нормальных людей растут пальцы.

Слепец легко повернулся на пятках, скользя невидящим взором поверх голов. Он и сам удивлялся тому, что мог вот так, ни капельки не теряя равновесия, вертеться вокруг своей оси! Вообще, сегодня он чувствовал невообразимый подъем сил, нагрянувший к нему во время разговора с нищим и не собиравшийся уходить.

– Здравствуйте, уважаемый Умбло, здравствуйте, почтенные жители Трех Гор! - важно начал он, стараясь подражать в речи той манере, в которой говорили циркачи из его прошлого. Дальше пришлось говорить быстрее, ибо не стоило испытывать терпение собравшихся долгой болтовней. - Я чувствую, как вы насторожены, как держитесь поодаль, и все понимаю. Я - чужой в ваших краях, да и видом не особо красив. Я решился созвать вас сюда, чтобы поделиться своим знанием. Знаете ли вы, как счастливы, живя здесь?

Он все же помедлил, дабы выслушать тишину, хотя ответов и не ждал. Пока никто не понимал, куда клонит этот уродец, и некоторые уже стали раздраженно кривить рты.

– Быть может, вы когда-нибудь задумывались об этом, но никогда не осознавали собственного счастья в полной мере. Там, откуда я пришел, на далеком и диком Севере, в селениях и городах нет волшебников, - он тяжело вздохнул, слегка разведя руки по сторонам. По толпе прошел ропот, а кресло Умбло негодующе заскрипело. Слепец поспешил продолжить: - Да, да, знаю, как ужасно это звучит для вас. Там, на севере, не знают спокойного неба, мирной работы и наслаждения жизнью. Каждый должен бороться с непогодой и полчищами чудовищ, от которых мог бы защитить их Волшебник. Кроме того, в отсутствие мудрого повелителя, в правители лезет всякий, у кого есть сила. Люди достают мечи и убивают себе подобных.

Словно для иллюстрации последней фразы, Слепец достал из ножен свой клинок и тут же услышал, как люди с оханьем пятятся назад, увидев блеск стали.

– Злые и глупые люди, они дерутся друг с другом, или же собираются в толпы и идут войной на соседей. Это очень страшная штука - война, и больше всего от нее страдают именно такие, как вы - несчастные крестьяне и их беззащитные семьи, - вокруг уже раздавались горькие выкрики, а кто-то даже навзрыд заплакал. - Как хорошо вам жить под крылом могучего волшебника, защищающего от любых невзгод, будь то буйство природы или человека…

Невооруженной рукой Слепец сделал широкий жест в сторону хрипло дышащего в своем кресле Умбло. Он не мог видеть выражения лица Волшебника, но, судя по тому, что никто не мешает продолжать речь, тот пока доволен ее течением. Слепец печально вздохнул и опустил голову.

– Каюсь, я тоже оказался вовлеченным в жестокие игрища с оружием и проливанием крови. За это суровая рука судьбы, ведомая Смотрящими Извне, покарала меня сполна: мой противник взял меня в плен, искалечил, а потом сбросил на ваши земли с большой птицы. Только чудо позволило мне выжить, и та же судьба дала возможность осмыслить прошлую жизнь и понять смысл теперешней. Я должен нести вам всем известия о великой радости, которая вам выпала. Здесь, видя ваши мирные, защищенные жилища и спокойную жизнь, я готов плакать над своей несчастной долей и глупостью, проявленной тогда, раньше… но мне нечем больше плакать. Так радуйтесь, благодарите судьбу и вашего благодетеля! - на сей раз Слепец поднял вверх обе руки и потряс ими. Крестьяне радостно зашумели, невразумительно крича здравицы волшебнику. Сам Умбло, снова громко скрипнув креслом, с великой любезностью и мягким одобрением в голосе, сказал:

– Воистину удивителен твой рассказ, прохожий, и удивительна твоя судьба. По своей великой доброте, жалеючи тебя безмерно, я предлагаю отдохнуть в своем доме.

– Спасибо тебе, мудрый и щедрый Умбло. Но прежде я хотел бы развлечь собравшихся некоторыми трюками, которых они наверняка не видели, да и никогда больше не увидят.

– Давай! - милостиво разрешил волшебник.

– Приставала, - позвал Слепец, крутя головой. Нищий отозвался сзади, с почтительного расстояния шагов в пять. - А ну-ка, подержи палку, как тогда, в первый раз! У тебя есть палка?

– Угу. Я позволил себе захватить несколько штук, так и знал, что пригодятся. Мне подойти поближе?

– Не надо, - Слепец воздел меч и добавил громко, обращаясь к толпе. - Я слеп, я лишен пальцев, но меч до сих пор держится в моей руке, а слух и сила предвиденья заменяют глаза. Смотрите - и удивляйтесь!

Еще произнося последние слова, он постарался как можно тщательнее представить себе положение Приставалы и палки в его руках. Сейчас он собирался совершить нечто посложнее простого разрубания деревяшки на две части. Он плавно скользнул на два шага назад, одновременно опуская меч вниз, лезвием плашмя, чтобы оно громче пело в воздухе. На третьем шаге Слепец резко повернулся, взмахнув оружием по широкой дуге, далеко от себя, так, как он никогда бы не стал делать в бою. Меч достал палку самым своим острием, разрубив ее с сухим треском. Толпа зрителей хором ахнула, а Приставала снова превратился в фонарь, светящийся страхом и удивлением. Слепец видел только его, совершенно не ощущая присутствия остальных. Нужно было пользоваться ситуацией.

– Теперь поставь свою ногу рядом со мной! - весело приказал он нищему, указывая вниз крючками левой руки. Приставала заныл, словно не в силах выдавить из себя протест, но все же топнул в пыли плоской деревянной подошвой своего башмака. Слепец очень хорошо расслышал ее глухой стук, и тут же воткнул меч у самого носка. Приставала с визгом отпрыгнул назад, а глазеющие зрители наоборот, подались вперед, чтобы хорошенько разглядеть, насколько точно слепой ловкач нанес укол. Затем Слепец показал еще несколько столь же примитивных, и столь же впечатляющих для этих простаков фокусов, а под конец даже решился отсечь клок волос с шевелюры какого-то смелого мальчишки. Когда он уже кланялся, некто из толпы громко усомнился в отсутствии у него зрения. Заставив подошедших было ближе людей разойтись, Слепец острием крючка правой руки выковырял на ладонь левой по очереди шарики из обеих глазниц. После этого сомнений ни у кого не возникало.

Пока толпа расходилась, а грузный Умбло с трудом поднимался с кресла и шел к "циркачу", тот успел помянуть недоверчивого крикуна несколькими плохими словами, так как не мог вставить шарики обратно. После двух попыток один из них просто вывалился из крючьев и пропал в пыли.

– Вот так ловкач! - прошипел в самое ухо полный злобы голос Приставалы. - Зачем я только послушался тебя? Ты так сладко нахваливал колдунов, что даже придурок понял бы твои намерения. Хочешь занять здесь мое место? А так ли ты ловок, чтобы увернуться от ножа, упершегося в бок?

Действительно, в правый бок ткнуло нечто чрезвычайно твердое и острое.

– Подожди, дуралей! - шепнул Слепец. - Я ведь просто рассказывал свою историю!

– Ты можешь дурачить этих остолопов, но не меня! Подумай, кто здесь умнее, если они кормят меня, а не я их? Бредни про падения с больших птиц и деревни без колдунов - это самое глупое, что я слышал в своей жизни!

– Зря ты мне не веришь. Но как бы там ни было, я не собираюсь занимать твое место. Я хочу только вкусно поесть, переночевать в мягкой постели и отправиться дальше. Если б я хотел остаться жить в теплом местечке, то у меня такие уже были - и с гораздо более приятным окружением, чем эти крестьяне и этот толстый… Ах, волшебник!! - последние слова Слепец произнес намного громче и почтительнее, улыбаясь и легко кланяясь тяжелым шагам Умбло. - Вам понравилось, или вы видели представления намного лучше?

– Неплохо для нашей дыры и для этого сброда! - отдуваясь и распространяя вокруг себя ароматы чеснока, ответил волшебник. Он подхватил Слепца под руку и повел за собой.

– Я обещал поделиться наградой с Приставалой, - сказал тот, ясно представляя себе нищего, который остался у него за спиной. Наверняка, бедняга, так и не решившийся пустить в ход ножик, уже похоронил сам себя и стоит с опущенными плечами и навернувшейся на глаза слезой. Умбло остановился, зашуршал одеждой. Тут же послышались торопливые шаги Приставалы, нагнавшего их за пару мгновений. В молчании они вошли в дом, миновали прохладные, слегка пахнущие сыростью сени и очутились в теплой комнате, наполненной разнообразными, но одинаково чарующими голодного человека ароматами пищи. Слепец был удостоен чести сесть за стол рядом с хозяином, а Приставала убежал на кухню, где гремела кастрюлями челядь. Впрочем, он излучал одно лишь удовольствие и даже забыл о всех своих подозрениях…

– Ты мне понравился! - пробормотал с простецкой прямотой колдун еще до того, как выпить первую кружку сидра. - Куда идешь? Откуда - можешь не говорить, это дело такое… сам знаю.

Слепец открыл было рот, чтобы честно поведать о цели своего путешествия, но тут же вспомнил, сколь нелестно отзывались о Мездосе Гордецы. Вдруг и этот разжиревший владетель лесной деревеньки не любит волшебника из Замка-Горы? Возьмет и сменит милость на гнев. Нет, раз уж начал хитрить и притворяться - иди по этой гадкой дорожке до конца.

– Я собираюсь достичь севера, своей родины. Здесь слишком уж тепло…

– Ух… Мы тут ничего не ценим больше теплой печи да вкусной еды. Где этого добра больше - там и родина. Неужели люди на севере настолько отличаются от нас?

– А ты ничего не слыхал о наших краях, мудрый Умбло?

– Нет… Даже когда я бываю на ярмарке и говорю с проезжими людьми, они не касаются в разговорах тех мест. Люди остерегаются ездить мимо дворца этого выродка, Мездоса. Ты же знаешь о его уродливом замке? Он тянется от самого Края Мира на многие и многие тысячи шагов, и занимает треть ширины Левобережья! Со стороны реки стоят дремучие леса и гиблые болота, поэтому путешественнику не проскользнуть мимо застав этого зажравшегося паука!

– Если никто туда не ездит, то кто рассказывает подобные страсти? - осторожно спросил Слепец.

– Есть добрые да смелые люди… - неопределенно ответил Умбло. Он давно уже начал трапезу и говорил сквозь пережевываемую пищу. - Так что тебе трудно будет пройти… хотя, чего взять с нищего и увечного? Только выдержишь ли ты путь? Чтобы добраться до Великого Тракта, идущего с юга на север, надо пройти сквозь голую степь, в которой и люди-то не живут, а потом пробраться вдоль цепи Светящихся Гор. Там полно разбойничьих шаек да разных чудищ. В тех местах мало кто отваживается путешествовать, и если пойдешь, то окажешься один-одинешенек!

– А как же вы связываетесь с внешним миром?

– Наши дороги ведут к соседней деревне, а уж оттуда к югу и юго-востоку. Так тоже можно добраться до Тракта, намного ближе к его началу, но путь выйдет длиннее раза в два, а то и в три! Жаль мне тебя, и так, и эдак плохо.

– Неужели Мездос и впрямь настолько ужасен? - задумчиво пробормотал Слепец.

– Нет, еще хуже! - ответил Умбло и хрипло расхохотался. По комнате пошли волны сивушного запаха. - Разве ты не слышал о нем тысячи ужасных слухов?

– Ну, некоторые люди, встреченные мною, плохо о нем отзывались, но никаких подробностей его злодейств не описывали…

– Странно… - Умбло хрюкнул, совсем как настоящий кабан. - Это чудовище каждое утро начинает с того, что съедает тарелку супа из человеческого мяса!

Неизвестно, собирался ли волшебник привести другие примеры, характеризующие жуткую сущность Мездоса, но тут с кухни принесли новую перемену блюд, и он погрузился в них - в прямом и переносном смысле. Долгое время за столом раздавалось лишь чавканье и хруст разгрызаемых хрящей - Слепец решил не отставать от хозяина, ибо в его положении каждый горячий обед мог оказаться последним. Поедая молодого барашка, нежный жир которого покрывал ладони липкой, застывшей коркой, он напряженно думал над одной проблемой. Отчего все вокруг так ненавидят Мездоса, и только Халлига отзывается о нем с восторгом? Можно конечно, предположить, что именно она и права, так как была знакома с ним лично, но ведь не бывает дыма без огня! Вполне может оказаться, что Мездос из рассказов женщины, и злой колдун, пугало всех остальных - как два разных человека. За долгие годы, что Халлига провела вдали от него, волшебник мог разительно измениться. Если он хоть на треть так злобен, как гласят о нем легенды, ждать помощи глупо. Чего доброго, еще и уши с языком поотрезает. Или пошинкует на кусочки - и в кастрюлю, а сверху посыплет морковкой и перцем. Да, понять, где же истина, невозможно, по крайней мере, здесь и сейчас. Без сомнения, надо продолжать путь, по дороге стараясь узнать как можно больше - глядишь, вблизи Замка-Горы ситуация станет намного яснее.

Обед кончился весьма нескоро, хотя где-то с середины Слепец перестал в нем участвовать. Баранину и обильно приправленное маслом овощное рагу он еще съел, запив все это не меньше, чем литром сидра, но потом подали раскисшую просяную кашу и попахивающую козлятину, которую Слепец не ожидал встретить на столе столь важной персоны, как Умбло. Тот оказался очень неразборчивым в еде человеком, с одинаковой жадностью поглощающим и барашка, и козла. Слепец предпочел откинуться на спинку лавки и провести остаток трапезы в борьбе со внезапно нахлынувшей дремотой. Чтобы не свалиться под стол, он неловко зажал между крючками щепку и пытался ковырять в зубах. Получалось плохо, но от сна немного отвлекло. Умбло тем временем стал с полным ртом разглагольствовать о каких-то скучных крестьянских проблемах и таких же скучных радостях. За стол подсели Приставала и жена волшебника - наверняка бесформенная, некрасивая, и явно не самая умная женщина, пахнувшая дымом и едким потом. Эти двое часто и беспричинно смеялись: женщина затяжным, похрипывающим смехом, а нищий - мелким и отрывистым, больше похожим на кашель… Не хотелось бы мне вдруг стать деревенским волшебником, подумал Слепец. С этой мыслью он кое-как встал из-за стола, заплетающимся языком поблагодарил за угощение, и дополз до выделенной лежанки. Едва растянувшись на слегка вонявших шкурах, он немедленно уснул.