Слепец

14.

Через сутки после схватки с чудовищами двое путешественников по-прежнему брели через пустынную, заснеженную степь, замерзшие до полусмерти и уставшие еще больше. Непонятно, какая сила заставляла их двигать ногами - может, упрямство? Последние несколько привалов они проводили прямо в сугробах, ибо костер все равно разводить было не из чего. Сидя, они выли срывающимися голосами песни, терли жесткими ледышками лица. Уснуть сейчас означало умереть… Снег перестал валить с неба, ветер утих, но вместо этих неприятностей пришла новая - мороз. Не очень сильный, однако много ли надо, чтобы доконать двух утомленных путников? Слепец еще держался, так как в жизни его уже было много невзгод, к которым он мало-мальски привык, а вот для Приставалы каждый новый шаг мог оказаться последним.

– Еще немного… чуть-чуть… уже скоро, - шептал ему Слепец, не зная, слышит ли Морин его слова. Тот не отвечал, сосредоточив последние, быстро иссякающие силы на каменно потяжелевших ногах. Понурившись, он загребал ими ноздреватый снег и, как пить дать, думал что-то вроде: "зачем я иду?" или "не лучше ли упасть и спокойно уснуть, пусть даже навсегда?". Некоторое время назад Слепец пытался отвлечь его, требуя описать местность, по которой они шли, но Приставала только мычал в ответ и вздыхал, как старый вол в непосильной упряжке. Не то, чтобы Слепцу нужны были эти описания… Он был точно уверен, что мог бы рассказать ему спутник: огромное пространство, раскинувшееся вокруг, как еще одна Река. Серая поверхность внизу, еще одна, точно такая же - вверху. И между двумя унылыми плоскостями зажаты крошечные точки, глупые наглецы, задумавшие одолеть степь, холод, чудовищ и еще десяток других, не менее опасных противников. Слева и справа, если присмотреться, можно было увидеть черные полосочки, но что это такое? Толи далекий-далекий лес, толи крутосклонные горы, вставшие грядой. Впереди вздымалась к тусклому небу гигантская скала, одинокая и мягко сияющая голубым в сером свете пасмурного дня… Скала имела форму конуса, которому некие жутко могучие силы откололи треть вдоль вертикальной оси. У ее подножия виднелись какие-то бугорки, а от них в небо поднимались крошечные облачка.

– Скоро… - снова шептал Слепец, представляя, как эти облачка, такие мягкие и приятные для взора того, у кого этот взор имеется, плывут на фоне мягкого света скалы и тают, уступая место следующим. Только эти облака, и эти крошечные бугорки придавали сил полумертвому Приставале, да и самому Слепцу тоже. Деревня, пусть даже деревня Уродов.

Они оба упали по несколько раз, прежде чем смогли достигнуть первого покосившегося заборчика. Сугробы, наметенные многодневной метелью, вставали на половину человеческого роста, а узкие, кривые тропинки между ними стекались в единственную улочку. Идти по одной из троп, самой широкой, явно натоптанной чьими-то большими ступнями, стало гораздо легче, чем бороздить бесконечные сугробы в степи. Даже Приставала приободрился и стал глазеть по сторонам, придушенным шепотом сообщая о впечатлениях Слепцу. Тот и сам мог представить, в каком месте они оказались, но ничего не сказал об этом товарищу - пусть разговорится, разгонит стынущую кровь.

Убогие глинобитные домишки, кое-где каменные фундаменты или даже стены из камня. Рядом с маленькими, как собачьи будки, хибарками стояли огромные и явно просторные сооружения - впрочем, с такой же незатейливой архитектурой. Дым от очагов вылетал прямо из дыр, проделанных в крышах. Вокруг домов простирались большие огороды, сейчас полностью скрытые под снегом. Угадывались они лишь по кривым изгородям, отделявшим их от улицы или от двора.

Жизни в деревушке почти не было заметно. Только в одном из огородов ковырялась целая семья уродов - людей с индюшачьими головами. Из-под снега они выкапывали длинные, желтые корни… Потом путешественникам попался маленький человечек, волочащий за собой санки, нагруженные замерзшими черными лепешками, по виду сильно похожими на дерьмо. Завидев идущих ему на встречу людей, коротышка пугливо свернул на обочину, провалившись в снег чуть не по пояс, и застыл там, прижав к груди изуродованные кисти. Больше всего они походили на рачьи клешни - на каждой росли по два толстых, изогнутых пальца.

– Здесь есть таверна? Постоялый двор? - опасливо спросил у карлика Приставала. Тот молча вытянул одну из клешней, указывая вдоль улицы. В той стороне, через пару десятков домов, стоял совсем уж здоровенный домина, с виду похожий на загон для выросших в три раза больше обычного коров.

– Ого! - чуть громче, чем раньше воскликнул Морин. - Как же это я его не заметил?

Когда они подошли ближе к громадному зданию, то увидали: в отличие от остальных местных домов, этот сделан из дерева. Строители вбили в землю длиннющие, толстые бревна, скрепили их не менее могучими поперечинами и обшили полученный каркас широченными плахами. Щели (такие же гигантские, как и все остальное) были тщательно законопачены мхом.

– Ну и сарай! - восхитился Приставала. - И где только они нашли такие деревья великанские? Да тут в одну дверь запросто любой из остальных домишек войдет!

В огромных воротах, которые Морин в замешательстве назвал дверями, были прорезаны небольшие калиточки. Эти наоборот, оказались слишком маленькими для человека, и валящимся с ног путникам пришлось нагибаться, чтобы через них пройти. Внутри обнаружилась еще одна стена, делящая "сарай" на две части. В большей стояли здоровенные столы, сделанные из положенных на земляные насыпи каменных плит, и лавки около них были тоже земляные, покрытые рваной холстиной. Впрочем, можно было увидеть и несколько грубо сколоченных, кривых стульев… В маленькое отделение вело несколько дверей, а также широкое и высокое окно. Посреди зала располагалась засыпанная желтым пеплом площадка, по-видимому, очаг. Из-за отсутствия посетителей огня там не разводили, и в зале было достаточно холодно, хотя и теплее, чем снаружи. Слышно было, как ветер тихо шумит где-то вверху, под потолком.

Стоило глазам Приставалы привыкнуть к полумраку, царившему в огромном помещении, он немедленно разглядел, что посетители тут все же есть. Рядом с очагом, за одним из немногих столов нормального размера, сидело трое уродов - с раздвоенными носами, деформированными черепами и непропорциональными конечностями. Через два стола от них примостился еще один, с виду похожий на нормального человека… Приставала еще стоял в дверях, разглядывая зал, а Слепец уже двинулся вперед, уверенно обходя столы и лавки. Шел он прямо к одинокому посетителю, и Приставала поспешил следом, всячески одобряя выбор товарища. Однако, садиться за тот же стол Слепец не стал, предпочтя занять пустующий, стоящий еще дальше от троицы уродов. Изуродованные рожи прекратили разговоры, провожая вновь прибывших взглядами, не сулящими ничего хорошего. Четвертый посетитель смотрел настороженно, однако скорее со страхом, нежели с угрозой.

– Чем мы будем расплачиваться? - прошептал Слепец на ухо Морину, когда они уселись на грубые колченогие табуреты и наконец-то дали отдых гудящим ногам.

– Не знаю! - еще тише ответил Приставала. - Я слыхал, что в землях Уродов серебро и золото не ценятся так, как у нас, потому что они накопали его на своих проклятых рудниках сколько душе угодно. Но у меня есть еще кое-что…

Тут он замолк, потому что к ним подошла толстуха, провонявшая кухонными запахами. С виду она напоминала самую обычную толстуху - но только на первый взгляд. Стоило ей подойти вплотную, и дрожащий тусклый свет лампадки, украшавшей стол, резко вырвал из полумрака уродливое лицо. Мочки ушей свисали далеко вниз и исчезали где-то за спиной, а нос расползался на несколько кожных складок, пересекавших скулы до самых висков. Как ни странно, первым делом она задала тот же вопрос, что и Слепец:

– А… чужаки. Чем будете платить?

– Сайрю, - быстро ответил Приставала. Из голоса толстухи мигом пропало презрительное равнодушие.

– У тебя есть сайрю? - прерывисто зашептала она. - Цветной или серый?

– Цветной, - теперь Приставала почувствовал себя хозяином положения и тон у него был вальяжный, как и пристало человеку, владеющему ситуацией.

– Ну тогда две щепоти за ужин и ночлег у жаровни.

– Эк тебя занесло! Хорошо… Две щепоти за обоих.

– Нет, нет!! - толстуха не на шутку разнервничалась - шепот ее чуть было не сорвался в визг, а легкое дуновение воздуха обволокло стол клиентов едким запахом пота. - Две щепоти за каждого!

– Это уж слишком! - возмутился Морин. Не успел он добавить еще что-нибудь в том же духе, толстуха пошла на попятную.

– Ладно, не сердись… Три за двоих, и я дам вам матрасы.

Для приличия Приставала некоторое время раздраженно пыхтел, но потом махнул рукой и согласился:

– Договорились.

– Тогда сыпь!

– Эге, хитрая баба! А ты вытолкаешь нас взашей? Сначала притащи сюда побольше жратвы и питья.

– А ты тоже не промах? Наешься-напьешься, а потом окажется, что у тебя не то что сайрю - даже табака нет? - толстуха, кажется, постепенно успокаивалась и вернулась к прежнему сварливому тону. Интересно, что за штуку предложил ей Приставала, если это повергло бедняжку в такой шок? Морин не спеша закопошился, доставая из сумки таинственный сайрю.

– Это он! - благоговейно выдохнула толстуха, видимо, мгновенно удостоверившись в правдивости Приставалы. Тут же она помчалась обратно на кухню, сотрясая земляной пол своей тяжелой поступью.

– Что это за штука такая, этот сайрю? - шепотом спросил Слепец. Приставала снова копошился, пряча свое богатство подальше от чужих глаз.

– Порошочек такой волшебный. В наших лесах растут особенные грибы, называются они трупники. Говорят, вырастают только на тех местах, где чье-то мертвое тело лежало - неважно, человеческое, звериное. И растут они разных цветов, какие только на свете бывают. Собираешь их год из года, сушишь, пока не будет полный набор, десяти цветов. А потом надо к волшебнику снести: Волхин Жадный в городе Перкименд так заколдовывает эти грибы, что получается порошок, чем-то похожий на соль, только каждая его крупинка своего цвета, и сияет, будто крошка стеклянная на солнце. Нюхнешь этого порошку, или щепоть в воде растворишь, да выпьешь - и на весь день улетаешь в прекрасный мир, из которого возвращаться не хочется. Мир грез…

– Что в нем прекрасного? - недоуменно спросил Слепец.

– Не знаю, - грустно признался Приставала. - Я ведь, по трусости своей, так и не сподобился попробовать! Другие рассказывали, но что толку от рассказов. Ты когда-нибудь вдыхал дым горящей конопли? Пил маковые выжимки?

– Нет. Зачем?

– Ну… Зачем люди напиваются? Тебе становится так хорошо… Чудится приятная музыка, а грязные шлюхи, которых ты обнимаешь, кажутся самыми прекрасными красавицами. В юности я баловался такими вещами, понимаешь? И видел, как люди начинали вдыхать конопляный дым все чаще и чаще, а потом превращались в слюнявых идиотов, или совсем умирали. Говорят, что сайрю убивает еще легче и быстрее.

– Тогда в лапах Уродов ему самое место! - едва Слепец успел прошептать эти слова, снова послушались тяжелые шаги. Толстуха приволокла два блюда, наполненные громадными кусками жирного, дымящегося мяса, и к каждому была приложена небольшая лепешка.

– Что вы будете пить? - спросила она.

– Пиво? Эль? Сидр? Что у вас есть такого, чтобы разогреть кровь? - ответил вопросом на вопрос Приставала.

– Лучше вам пить чай. Он, хоть и немного противный на вкус разных избалованных слизняков вроде вас, зато не сожжет горло и живот, как наша настойка на ягодах лизик.

– А что? Чай в такую мерзкую холодную погоду - самое то! - согласился Приставала, отказываюсь слышать в речи толстухи оскорбительных интонаций. - Но настойки понемногу тоже принеси, мы попробуем.

Она снова удалилась, чтобы почти сразу вернуться с тремя кувшинами. Два были горячими и содержали чай, бьющий в нос ароматом, схожим с запахом полыни, а в третьем плескалось нечто подозрительное, пахнущее кислым квасом. Доставив обед, толстуха встала так, чтобы загородить своим массивным телом стол трех Уродов, внимательно следивших, по словам Приставалы, за происходящим у соседей. Морин насыпал ей в принесенную тряпицу три щепоти сайрю, после чего уродка покинула зал, затворившись за перегородкой.

– Не нравится мне это, - пробормотал Приставала.

– Что?

– Все, от начала до конца. Порошка у меня осталось немного, но с этой жабы станется нас за него отравить. Подлила в мясо яду - и готово. Не знала она, что у меня амулет есть, который на любой яд цвет меняет… На память взял, у Умбло - он давно себе прикупил, боялся, как бы его дорогие поселяне не спровадили при случае. Вроде все нормально, нету яда.

– А тебе все равно не спокойно?

– Угу. Не яд - так что другое! Зачем уродам яд, они же вон все какие здоровые! Выйдут сейчас с кухни пяток мордоворотов, головы нам пооткусывают, да сайрю заберут.

– Ладно тебе заговоры выискивать! - Слепец махнул рукой, хотя сам, честно говоря, тоже боялся подвоха. - Есть-то можно? Я сейчас слюной подавлюсь.

– Ешь, не бойся… пока. Вон, и те трое смотрят на нас так, словно бы мы их маму зарезали! Ты нож достань, мясо отрезать, да далеко его не убирай!

Тут они прекратили болтать и жадно набросились на обед. Мясо оказалось горьковатым на вкус, как печень лося - Слепец старался не думать о том, какому существу оно принадлежало. Жир стыл на зубах и руках, лепешки по вкусу напоминали землю. Чай тоже горчил, так что запить им сомнительного качества пищу никак не получалось. Приставала попробовал глотнуть настойки - и после этого некоторое время махал руками и хрипел, словно задушенный. Пойло это оказалось именно таким, каким описала его толстуха, и нежные горла "слизняков" принимать его отказывались. Правда, ловкий Приставала, когда очухался и почувствовал прилив веселья, вызванный одним-единственным глотком, нашел выход. Он налил настойки в чай: испортить его вкус все равно уже ничего не могло, а так они смогли протолкнуть жуткую жидкость внутрь себя. Таким образом, вскоре оба путешественника были и сыты, и пьяны. Оставалось только поспать - и вот он, предел мечтаний! Их умиротворенное молчание прервал робкий вопрос:

– Можно сесть к вам?

Слепец встрепенулся и обратил внимание на стоявшего у их столика человека: это был четвертый, не считая их самих, посетитель таверны. Судя по всему, невысокий и молодой, не больше двадцати пяти, парнишка. Почему-то казалось, что у него нет совершенно никаких уродств - по крайней мере, видимых. Может, они скрывались под одеждой? Однако тут же внутреннее око Слепца внезапно дало о себе знать, и он ясно "увидел" парнишку: худощавый, длинноволосый и плоховато, совсем не по-зимнему одетый. Нет, он не Урод! - почему то уверил сам себя Слепец и добродушно ответил терпеливо ждавшему юноше:

– Садись, нам не жалко!

Приставала был уже до такой степени благодушен, или, может быть, просто пьян, что предложил парнишке мяса, но тот вежливо отказался.

– Нет, я уже поел. Хотя, здешнего мяса, да и всего остального, лучше не есть, - он перешел на заговорщицкий шепот. - От здешних скал исходит, кроме видимого сияния, тайное волшебное свечение, которое пронзает все вокруг: землю, растения, животных и людей. Все здесь отравлено, и потому изуродовано, а коли попадет сюда кто нормальный и решит подольше пожить - ничего из этого не выйдет, помрет он. Здесь даже Уроды долго не живут!

– Мы все это и так знаем! - пренебрежительно ответил Морин. - И дальше завтрашнего утра здесь не задержимся! А что съели - так это скоро из нас выйдет.

Незнакомец ахнул.

– Так вы и ночевать здесь собрались?

– Да, - Слепец вступил в разговор, успев вставить слово вперед Приставалы. - Последнее время, чтобы не замерзнуть в степи, мы шли без привалов, поэтому очень устали.

– Как бы сильно вы ни устали, лучше уходите отсюда, - снова прошептал парнишка возбужденно, и зловеще добавил: - Мертвым отдых и не пригодится!

– Чего тут бояться! - громко усмехнувшись, сказал Приставала. - Вон уже сколько времени мы тут сидим, пьем-едим, и до сих пор целы, и никто нас не трогает! А я, милый друг, сейчас все готов отдать за несколько часов крепкого сна на теплом матрасе!!

– Как хотите, - с отчаянием в голосе пробормотал незнакомец. - Я хотел помочь вам… Нет, так нет, я ухожу один.

– Подожди еще немного! - удержал его Слепец. - Отчего ты так испуган?

– Мы все живы только оттого, что сейчас в деревне нет разбойников. Вернее, их всего трое осталось - вон они сидят, недалеко отсюда. Как бы ни страшны они были с виду, а натуры у них трусливые, это я быстро понял. На меня одного боялись напасть, только шушукались да поглядывали нехорошо. Я два дня сидел на холмах рядом с деревней, дожидаясь, когда банда отсюда уйдет, и только тогда насмелился зайти. Однако, эти трое тут оказались. Если вы ляжете спать, они вам перережут глотки. Просто так даже, не ради грабежа, а от лютой ненависти к обычным людям. А если вы по очереди спать станете, кто-нибудь из них убежит за остальными, приведет сюда, и тогда уж вас ничего не спасет!

Однако, никто не собирался давать им шанса сбежать. Неизвестно, толи сообщники сумели оповестить остальных разбойников каким-то загадочным способом, толи те вернулись сами собой. Входная калитка противно заскрипела, и незнакомец тихо всхлипнул. Внутреннее око Слепца уже работало на полную мощность: весь громадный зал таверны осветился всполохами разной яркости, но одного и того же цвета. Точно, как те звери, напавшие на путников посреди заснеженной степи, разбойники излучали багровое сияние торжествующей ярости. На некоторое время вошедшие застыли у калитки, словно бы для того, чтобы их можно было рассмотреть и пересчитать. Приставала все это время сидел тихо, как мышка, а незнакомец часто и неглубоко дышал. Какие чувства испытывал сам Слепец, даже он не мог бы сказать, ибо был занят разбойниками. Сосредоточившись, он представлял себе Уродов одного за другим, а потом всех вместе.

Их было восемь, каждый одет в кожаную куртку с медными пластинами, нашитыми поверху, шапку из грубой, толстой кожи. На поясах висели короткие увесистые дубины и устрашающего вида ножи, за спинами - луки, а на шеях - амулеты из человеческих зубов и челюстей. В намерениях этих посетителей таверны сомневаться не приходилось, поэтому Слепец стал неторопливо нашаривать рукоять меча на своем поясе. Уроды обменялись с теми тремя, что сидели за столом, невнятными возгласами.

– По-моему, удрать мы опоздали, - срывающимся шепотом сообщил остальным незнакомец.

– А может быть, еще не поздно попробовать? - жалобно спросил Приставала.

– Лучше возьми в руку нож, да зажми покрепче, - посоветовал Слепец. - Если ты станешь отмахиваться от них так же успешно, как от той твари в степи, это будет просто замечательно. Хотя эти злодеи, скорее всего, посообразительнее…

– Все бесполезно! - выдохнул незнакомец. Резво вскочив на ноги, он опрокинул стул и отбежал к стене. Жаль, подумал Слепец. Я-то думал, нас будет трое.

Он прекрасно слышал, ощущал и видел, да, именно видел все происходящее в зловещем багровом свете, преобладавшем в мутной тьме, окутывавшей разум. Словно несколько людей с тлеющими факелами собрались в кучку внутри огромного темного помещения. Скорее всего, зрячие видели ничуть не лучше при свете жалких масляных светильников и крохотных окон под потолком… Багровое сияние злобы и предвкушения скорой победы робко разбавлял нежно-голубой страх Приставалы и незнакомца. Разбойники медленно и молча приближались к обреченным путешественникам с двух сторон. Восемь и трое, всего одиннадцать… Слишком много, даже для здорового человека, а уж для калеки с неумелым в бою товарищем и говорить нечего. Что же, по крайней мере, он может задорого продать свою жизнь! К тому же, если эти Уроды так трусливы, как говорил незнакомец, стоит убить двух-трех, и остальные могут побежать! Беда в том, что уложить трех вооруженных противников в одиночку ему вряд ли по силам… Со стороны разбойников доносилось странное шептание, вернее, Слепец принял это за шептание. Через мгновение он понял, что слышит нечто иное, совсем как беззвучные речи деревьев в лесу на берегу Реки. Казалось, Уроды решили без утайки поведать все свои мысли - о том, какое наслаждение они испытают, превращая тела трех слизняков в раздутые, наполненные кровью и разломанными костями мешки, пищу для кхомов. Как будет приятно слышать жалкие крики о пощаде, а потом - громкие вопли, рожденные болью. Как славно будут звучать предсмертные хрипы, как прекрасно будет измазать лицо в горячей, соленой крови!

Слепец встряхнул головой: слишком уж он погрузился в свои ощущения, которым не переставал удивляться. Теперь, значит, еще и мысли…Нет времени предаваться размышлениям на этот счет. Враги уже подступили вплотную, а самым первым стоял низенький, широкоплечий урод со сплющенной головой. Его руки были так длинны, что доставали почти до пола. Фонарь яростной злобы горел в его башке ярче остальных, одевая фигуру разбойника в туманное марево; приглядевшись, Слепец мог даже рассмотреть черты его лица. Скорее, это следовало назвать рожей: провалившийся внутрь черепа нос, выпученные глазищи, уши с багровыми прожилками, похожие на листки свеклы. В то же самое время Слепец мог прекрасно видеть Приставалу, стоявшего у него за спиной, и это его повеселило бы, если б было на это время.

Хриплое дыхание, шорох подошв и скрип кожаных одежд подсказывали расстояние до остальных разбойников, обозначенных во тьме призрачными "фонарями". Дыхание перехватывало от сильной вони.

– Эй!! - зарычал один из разбойников. - Зачем вы забрались в наши края, слизни? Здесь живут только те, кто отмечен благодатью Смотрящих Извне!

Странное дело! И здесь, точно так же, как и в Центре Мира, и в Трех Горах, люди верили в Смотрящих Извне, чьи глаза сияют по ночам на темном небе.

– Молчите? - зарычал урод. Слепец медленно поднялся и, раскрыв веки, направил взгляд своих поддельных глаз прямо на противника. Разбойник застыл с раскрытым ртом и наполовину поднятой рукой.

– Я хожу там, где хочу, - тихо и твердо сказал бывший король. Крючки, повинуясь судорожным сокращениям мышц, скребли ремень рядом с рукоятью меча.

– Не говори со мной так! - снова прорычал урод, теперь не так уверенно и громко, как раньше. - Может, тебя и не назовешь обычным слизняком, однако на настоящих людей ты тоже не похож.

– Это ты-то настоящий человек, уродливый недоносок? - усмехнулся Слепец, и через мгновение за спиной раздался вопль Приставалы:

– Он хватается за нож!!!

Слепец и сам это прекрасно видел. Разбойники нестройно взвыли, отчего их багровые ауры немедленно раскалились добела. Видно, очень уж не понравились Уродам речи смельчака, посмевшего дерзить хозяевам здешних мест. С легким звоном меч Слепца вылетел из ножен в то самое время, когда вожак Уродов уже наносил удар ножом ему в шею. Слепец небрежно взмахнул свободной рукой: крючки с лязгом зацепили лезвие ножа и отбросили его в сторону. Разбойник зарычал от негодования, но Слепец быстро заткнул ему глотку своим мечом. Остальные уроды застыли, пораженные действиями человека, которого они только что сочли слепым. Однако, долго задумываться над этим не стали - вряд ли у них вообще было в чести такое занятие, как думанье. Пока они опасливо косились на желтые незрячие глаза и бронзовые крючья на руках противника, труп главаря завалился на земляной пол, потянув следом за собой прочно застрявший в костях меч. Рукоять больно вывернула крючья правой руки, отчего положение разом ухудшилось. Самый резвый из разбойников, стряхнув с себя недолгое оцепенение, занес над головой дубину, а еще один вскочил на соседний стол, чтобы оттуда прыгнуть прямо на голову Слепца. Еще один, очевидно, не из первых смельчаков, осторожно огибая опасного противника, приближался к трясущемуся от ужаса Приставале. Слепец не мог тратить время на попытки извлечь меч из трупа. Он прыгнул к тому разбойнику, что уже взялся за дубину, и боковым ударом по запястью отбросил оружие в сторону. Урод успел только раздуть в удивлении огромный нос, больше похожий на плавательный пузырь какой-то большой рыбы, а Слепец обратным движением кисти разорвал ему все лицо, справа налево. Разбойник выронил дубину на пол и отшатнулся с диким ревом: из-под прижатых к голове скрюченных пальцев хлестала черная кровь. Его товарищ, воспользовавшийся возможностью, прыгнул на Слепца сверху и они оба покатились по грязному полу, до тех пор, пока не уперлись в стойку стола. Слепец, к счастью, оказался сверху. Он впился крючьями в запястье урода, чтобы отвести в сторону зажатый в руке нож. Ярость этого противника, исходящий от него тошнотворный запах, сильная боль в собственных костях заслонили от Слепца весь остальной мир. Он ясно "видел" прямо перед собой красное лицо разбойника - сползший на правую щеку длинный нос и единственный глаз прямо посреди лба. Сил у этого злодея было гораздо больше, чем у усталого человека, к тому же, Слепец никогда не смог бы сжать хватку бронзовых крючьев так же сильно, как здоровый человек сжимал бы пальцы из плоти и крови. Урод быстро сломил его сопротивление, подведя нож к горлу, однако в последний момент человек дернул крючья вниз, вдоль локтя, и распорол кожу противника на длину ладони. Урод выдохнул ему в лицо очередную порцию зловония, вместе со сдавленным криком боли. Нож выпал из ослабшей хватки, но в тот же момент второй рукой, которую человек упустил из виду, противник отвесил ему мощную затрещину. Шершавая и твердая, как необструганная доска, ладонь заехала Слепцу по уху. В голове у него зазвенело, и он полетел в сторону, спиной ударившись о стул. Через мгновение жесткая лапа врага обхватила его горло; твердые когти впились, казалось, в саму гортань и нежное подъязычье. Слепец захрипел, забился в отчаянной попытке освободиться… Левая рука его оказалась неловко завернутой за спину. Он взмахнул правой, но запутался в полах куртки, болтавшейся под животом урода. Крючки вонзились в ее крепкую кожу и застряли в ней. Несколько раз дернув рукой в этой ловушке, Слепец вдруг заметил, что хватка на его горле ослабевает, а тяжелая туша, навалившаяся на него сверху, трясется и всхрюкивает по-кабаньи. Этот грузный болван боялся щекотки! Почувствовав слабину над грудью и плечами, Слепец выгнулся и смог достать левую руку, которой немедленно двинул в кривой нос. Сверху, прямо на его лицо пролился горячий, терпкий ливень. С ревом Урод дернулся в сторону, стукнулся затылком о край стола и мешком бухнулся в ноги задыхающегося человека… Не успел тот перевести дух и даже понять, что твориться вокруг - рядом уже стоял еще один разбойник, с занесенной для удара дубиной. Похоже, из этой переделки все-таки не выбраться, - успел устало подумать Слепец.

Вдруг оттуда, где метался только зеленоватый страх, со всех сторон обволакиваемый багрянцем злобы, прилетел странный вопль. Он почти ничем не напоминал человеческий, но и на крик зверя тоже не походил. Нечто странное, переливчатое, мечущееся на границе животного и разумного. Урод с дубиной повернул тощее заячье лицо к источнику загадочного звука, и его ярость, итак не очень яркая, стремительно приобрела синюшный оттенок неподдельного испуга. Слепец содрогнулся от волны почти физически ощутимого ужаса, хлынувшего на него сразу со всех сторон, и тут же сам поддался общей панике: откуда-то со стороны очага в их сторону ползло серое, мерцающее пятно. Со многими разными цветами он сталкивался с тех пор, как обнаружил в себе загадочную способность видеть без глаз, видеть чувства и настроения, но такого еще не встречал. Мало того, каждый раз, обнаруживая что-то новое, Слепец сразу понимал, что это такое, как назвать и чего ожидать от обладателя такого цвета. Теперь же он не имел ни малейшего представления, какое существо испускает столь странное и жуткое свечение…

Приставала, сжимающий свое кровоточащее плечо и ожидающий последнего, смертельного удара дубиной по голове, увидел, как выпучились мутные глаза у стоявшего рядом разбойника. Медленно разинув рот, усеянный множеством мелких и острых, как иголки, зубов, урод страшно заорал и начал отступать. Дубина выскользнула на пол из его безвольно обмякших пальцев.

– Канихур!! - промямлил другой, разбойник, побледневший и пустивший изо рта тягучую слюну. Приставала обернулся и тут же едва не бросился в объятия к недавним противникам: в ноздри ему ударил резкий кислый запах загнивающих, невыделанных звериных шкур. Незнакомец, с которым они болтали за столом так недавно, выходил из тени толстого столба, держащего крышу. Вернее было сказать, не выходил, а выползал, с великим трудом переставляя ноги, скаля удлинившиеся в два раза зубы и потрясая перед лицом скрюченными руками.

– Убирайтесь прочь, если хотите остаться в живых!! - простонал он, и звуки, рождаемые его горлом не могли принадлежать человеку. Словно бы разъяренный бык вдруг с трудом сложил свое гневное мычание в слова, или же волчий вой, грубый, басовитый, внезапно обрел смысл человеческой речи. Да и сам незнакомец уже походил на человека гораздо меньше, чем любой из разбойников. Нос стал черным и влажным, как у пса, челюсти медленно вытягивались вперед, из кожи лезла густая серая шерсть, уши заострялись и скручивались в трубочки. Все тело разбухало, поглощая руки и ноги, между бедрами вился голый, отвратительный на вид хвост. Кисти скрючивались, пальцы на них срастались, а из кончиков их уже высовывались острые когти.

– Оборотень! - подумал Приставала, чувствуя, как ноги отказываются дальше держать тело. Сначала страшная пурга в степи, затем нападение жутких монстров, выскочивших прямо из снежной пелены, потом призрак голодной смерти, нападение безжалостных бандитов - и вот, теперь еще оборотень, который станет грызть несчастного Морина живьем, косточку за косточкой! Когда же это все кончится? Кажется, Слепец обречен попадать в передряги постоянно… В таком случае, чем быстрее очередная напасть погубит бедного, пропащего Приставалу, тем лучше для него самого. Морин бессильно опустился на пол рядом с упавшим стулом и стал покорно ждать смерти от зубов и когтей страшного чудища.

Тем временем оборотень задрал к потолку свою изуродованную трансформацией морду и завыл, постепенно переходя ко все более низким звукам. Это словно стало сигналом для разбойников, до того пятившихся подальше от очага мелкими шажками, а то и вовсе застывших на месте. Опомнившись, они бросились наутек, вереща при этом от ужаса и выкрикивая неразборчивые слова. Даже те, кто истекал кровью, но еще мог двигаться, ковыляли вслед за остальными. На полу, рядом с перевернутыми стульями и сдвинутыми крышками столов, посреди украшавших земляной пол пятен крови, рядом с трупом главаря разбойников остались только двое путников, так некстати забредших в это негостеприимное место…

Приставала не собирался сопротивляться - он смирился с неизбежностью собственной гибели. Слепец тоже не собирался бежать. Он подполз к трупу Урода и с попытался выдернуть из его головы свой меч. Не вышло…

– Эй! К нам не лезь, мы ведь почти друзья! - пробормотал Слепец, не забывая, тем не менее, шарить вокруг себя в поисках палки поувесистей, чтобы не оказаться совсем безоружным перед лицом оборотня. Опыта общения с ему подобными у него не было никакого; он даже не слыхал ни одной легенды, ни одной сказки на их счет - и потому не испытывал того неимоверного страха, поразившего всех остальных. Вообще, он до сих пор наивно считал, что от любой опасности на этом свете можно отбиться мечом…

Будто бы всего случившегося до сих пор было мало для того, чтобы как следует позабавить Смотрящих Извне, от дверей таверны послышались новые вопли. Вернее, вопили все те же разбойники, но кричали они с новыми силами, и уже совсем по другому поводу. Один из самых шустрых, выскочивший на улицу вперед остальных, тут же метнулся обратно, хрипло крича: "Бревноногие!!! Бревноногие!!!". Двери, сами огромные двери, а не маленькая калитка, через которую входили до сих пор все посетители, широко распахнулись, и… Слепцу снова трудно было удивиться и испугаться, ибо он не видел картины прибытия этих бревноногих воочию - так, три новых пятна, пускай и больших, чем все остальные, но не таких уж и страшных. Приставала, с прочно утвердившимся на лице выражением покорного мученичества (ну, разве что только маленькая толика вялого удивления), воззрился на ворвавшихся в таверну монстров и слабо улыбнулся. Видом эти трое живо напомнили огромные винные бочки в таком далеком, таком охочем на выпивку, славном Корррознозде. Вот только не бывает бочек, поросших длинной шерстью, бочек, шустро бегающих на толстых коротких ножках размером с хорошее бревнышко.

Огромные пришельцы трубили победные песни толстыми и длинными губами, вытянувшимися в трубки. В несколько прыжков бревноногие передавили большую часть разбойников - лишь парочке удалось, подобно тараканам, затаиться в темных углах. Чудовища поднимали измятые, потерявшие всякую форму тела длинными руками и потрясали ими в воздухе.

– Сушна!! Сушна!! - заорали они наперебой. От трубных звуков закладывало уши, а пол под ногами ходил ходуном. Из окна в перегородке, отделяющей кухню, высунулась толстуха.

– Жарь мне этого! А мне вот этого! - снова заорали бревноногие. Голоса у всех троих были одинаково оглушительные, поэтому разобрать, кто из них что сказал, было решительно невозможно. Чудовища протолкнули останки разбойников в окошко и развернулись в зал, высматривая стол побольше.

– О!!! - заорал один из них, заметив опрометчиво поднявшегося на ноги Слепца. - Пожалуй, тут найдется, кого закоптить на завтра!

Его товарищ, видимо, самый старший из троих, тут же отвесил крикуну затрещину, от которой иной домик поменьше не устоял бы.

– Вечно ты думаешь только о своей ненасытной утробе! Надо чего-то принести жене и детям!!

Третий бревноногий, не вмешиваясь в спор, одним огромным шагом достиг дверей и уселся прямо на пол, закрывая проход своей гигантской задницей. При этом он раздавил пытавшегося улизнуть разбойника, и даже не заметил этого - так, разве что поерзал немного. Двое первых бревноногих не торопясь направились к будущим подаркам для жен и детей. Их короткие, по сравнению с телами, ступни вздымались в воздух, как огромные кувалды.

Произошедшее дальше Приставале запомнилось, как сон, страшный и смешной одновременно. Никто не мог разубедить его впоследствии, что все это - начиная от нападения разбойников и кончая схваткой с гигантами - произошло на самом деле. Морин был твердо уверен, что, пересыпая сайрю толстухе, все-таки и сам малость нюхнул проклятого зелья.

Оборотень, уже полностью обросший шерстью, превратился в зверя, стоящего, как тем и полагается, на четырех лапах. При этом он вдруг стал быстро уменьшаться в размерах, пока рев его не стал писком, а тело, так испугавшее разбойников, не уменьшилось до размеров кулака. Вместо незнакомца по полу таверны, между двумя столами, металась большая серая мышь. Она была такой крошечной и жалкой по сравнению с топающими рядом бревноногими, что Приставала не выдержал, и рассмеялся тихим, больше похожим на икоту, смехом. Однако, бревноногие имели на сей счет совсем другое мнение: на их грубых серых лицах, словно вытесанных из камня, проступили выражения немалого ужаса. Один, уже занесший широченную, необутую ступню с торчащими по сторонам пальцами-полешками, не удержался и уселся задом на лавку, с размаху ее расплющив в лепешку. Казалось, даже такое мощное здание, как эта таверна, сейчас не выдержит столь сильной встряски и сложится, превратится в кучу мусора… Приставала растянулся на полу, потому что стул, служивший ему опорой, вылетел из-под спины, Слепец с большим трудом устоял на ногах. Второй бревноногий пятился к двери, выпучив огромные, черные, как прогоревшие уголья, глазищи и орал:

– Сушна!! Сушна!! В твоей таверне опять мыши!! Это те самые твари, что прогрызли ноги старому Пэнку и его внучатому племяннику!!! Ты же обещала!!! Мы вернемся с дюжиной кошек, и потом тебе не поздоровится!!

Выкрикнув угрозы, он повернулся и бросился наутек. Ничего не успевший понять часовой, заслонявший дверь собственной задницей, только поднялся на колоннообразные ноги - и тут же был снесен вместе с одной из створок… Третий бревноногий, который даже не удосужился встать, покинул таверну на четвереньках, ежесекундно оглядываясь и трубя в высшей степени испуганно. Громкие звуки, издаваемые толстыми губами чудовищ, еще долго доносились из опустившихся на деревню сумерек.

Когда все окончательно стихло, из кухонной двери робко выглянула толстуха. Приставала, тяжело дыша, стоял на коленях и держался руками за край стола - чтобы не упасть. На крышке стола перед ним стояла на задних лапках большая мышь. Шустрыми розовыми лапками она терла подвижный носик и, казалось, смеялась над людьми.

– Кто это был? - едва не плача, вопросил Морин неизвестно, кого.

– Бревноногие! - толстуха ответила с удивлением, будто бы этих чудищ обязан был знать каждый. - Они живут на том берегу реки Маирка, у шахты Сотни Скелетов, и приходят сюда подзакусить в голодные времена.

– А чего ж они удрали? - снова задал дурацкий вопрос Приставала.

– Как что?? - снова удивилась толстуха. - Вы ведь натравили на них мышь! Какой-то ты тупой, оборванец. Наверное, всеми делами заправляет твой желтоглазый приятель, а тебе ничего не объясняет?

– Да нет, я тут не при чем, - покачал головой Слепец. - И мне тоже интересно узнать, как крошечная мышь могла испугать эдаких великанов?

– А, просто слишком много их умерло от рук… вернее, от зубов этих маленьких зверюшек. Бревноногие никогда не носят сапог или ботинок - у них толстая кожа на ступнях, а сверху все покрыто густым волосом. Однако мыши забираются к ним между пальцев и грызут эту кожу, пока не доберутся до живого мяса и крови. Частенько после этого ноги здоровяков чернеют, опухают, начинают смердеть… В конце концов несчастный великан гибнет - и все из-за одной малюсенькой мышки. Потому-то они их жутко боятся. Говорят, в их деревне кошек живет в несколько раз больше, чем самих бревноногих.

– Понятно, - между делом, Слепец нащупал свой меч, до сих пор торчавший из головы вожака разбойников, с трудом выдрал его оттуда, отер и засунул в ножны. - Значит, они побежали к себе, за кошками? Пора отсюда проваливать.

– Эй, подождите! Купите у меня мяса на дорогу, оно быстро закоптится! - воскликнула толстуха.

– Нет, некогда, - отказался Слепец. Толстуха сокрушенно вздохнула и всплеснула руками.

– Ну вот. Сейчас эти трусы-бревноногие добегут до середины реки и начнут думать, что лучше им вообще не показываться в таверне, даже с котами, а подослать кого другого, и у меня не будет посетителей. Потом ударит оттепель и мясо негде будет заморозить про запас. Копченого-то мало кто просит, всем подавай жареное, да вареное! А их вон сколько понадавили, да еще ты одного убил, желтоглазик. Купи хоть его!

С некоторым запозданием до Слепца дошло, что толстуха предлагает им купить в дорогу мясо тех самых разбойников, с которыми они только что дрались. А это значит, что за обедом они вполне могли съесть, например, предыдущих жертв этой шайки! С трудом сдерживая тошноту, Слепец прижал руку к животу и скривился. Судя по звуку, похожему на икоту, донесшемуся со стороны Морина, на откровения кухарки никак не прореагировала только мышь…

– Идем отсюда, Приставала! - с трудом выговорил Слепец, ощущая странное давление на глотку изнутри, от желудка. Как на грех, в мозгу стали возникать картины разделываемых и жаримых человеческих тел.

– Подожди, - внезапно сказал Морин похожим голосом. - Это что же получается: нас с тобой только что спасла мышь? И разбойников она перепугала, в бегство, так сказать, обратила, и бревноногих потом прогнала? Ай да мышка! Давай возьмем ее с собой.

– Ты что! Это же канихур! - испуганно закричала толстуха. - Давайте лучше убьем его, пока он не превратился в земляного дракона и не плюнул в нас ядовитой слюной! Мне заодно будет, чего предъявить бревноногим, если они все же вернутся…

– Только сделай к ней шаг, и пойдешь на кухню, делать колбаски из своих жирных кишок! - зловеще пообещал Приставала. Слепец еще ни разу не слышал, чтобы его спутник говорил подобным голосом. Бывший нищий медленно поднялся с колен, пронзил толстуху яростным взглядом, и положил свою кисть рядом с мышью, ладонью вверх. Зверюшка некоторое время оставалась на месте - только переводила взгляд блестящих в свете масляной лампы глазенок с Приставалы на Слепца. Потом она юркнула под рукав, и через некоторое время уже щекотала ухо Морина своими усиками. Слепец с отвращением нашарил в сумке кусок недоеденного мяса, которое собирался-таки взять с собой в дорогу, и выбросил его на пол под презрительные усмешки кухарки. Она еще раз хмыкнула им в спины, потом вдруг спросила:

– И куда же вы теперь направляетесь?

– А вон на гору пойдем залезем, - взмахнул рукой Слепец. - Окрестности осмотрим.

Толстуха ничего не ответила на это издевательство - хотя, она могла бы принять его за правду. Кто знает, что взбредет в голову этим слизням? Нормальному человеку этого не понять. Выбравшись по протоптанным в сугробах тропинкам на край деревни, они продолжили мучительный, долгий путь на восток.