Слепец

13.

Приставала нашелся именно там, где Слепец стал искать его в первую очередь - в кабаке. Да и где ж еще быть чужаку, которого в деревне в лучшем случае ждет холодное равнодушие, а в худшем - взбучка? Очевидно, попрошайка за время своего "состояния в должности нищего" скопил кое-какие капиталы, и теперь попивал пиво и закусывал его вяленой рыбой. Рядом с ним за столом сидели несколько людей неопределенного возраста, с синюшными лицами и багровыми носами пьяниц. Раскрыв рот, они слушали рассказ Приставалы.

– … и напоследок он еще вызвал смельчака, чтобы показать опасный фокус. Вышел один постреленок, и этот бродяга одним ударом срезал ему прядь волос, которую он рукой оттянул в сторону! Мальчишка только вскрикнул, потому что меч был не очень острый и волосы наполовину выдрались, а не срезались…

– Он вас дурачил, а вы и рты раскрыли, - презрительно скривил губы один из слушателей, самый приличный на вид человек. Он хотел было уже встать из-за стола, но тут Слепец сел на лавку рядом с Приставалой и впился тому в плечо крючками.

– Давно пришел? - голос был хриплый и тихий. Попрошайка подпрыгнул от неожиданности и даже отодвинулся в сторону. Окружающие с любопытством щурились на вновь пришедшего, стараясь получше разглядеть его в тусклом свете масляных лампад.

– Это ты? - глупо вопросил Приставала после долгого молчания.

– А что, не похож? - ответил Слепец. - Чем выпучивать глаза и раззявливать рот, налил бы мне лучше пива и дал пожрать чего. Я устал как собака, а есть хочу еще сильнее, чем волк зимой.

Приставала почти упал с лавки. Упершись руками в пол, он выпрямился и побежал на кухню, выполнять приказы нежданно-негаданно явившегося товарища. Один из сидевших, тот самый сомневающийся, что хотел было уже уйти, пришел в себя первым.

– Так это ты - слепой и с мечом? - недоверчиво спросил он.

– И еще безрукий, - утвердительно кивнул головой Слепец и пошевелил над столом бронзовыми крючьями. С приглушенными воплями пьяницы отшатнулись подальше от этого жутковатого зрелища.

– Ну… Не верится что-то в твою убогость! - продолжал настырный сомневающийся. - Эвон, у тебя глаза-то есть!

– Это шарики из застывшей смолы, - добродушно пояснил Слепец и приблизил лицо к собеседнику. - Можешь поглядеть. Сейчас, должно быть, они выглядят не ахти как.

Крестьянин бросил взгляд на темно-желтую поверхность "глаза", изъеденную ядовитым туманом до состояния кожи больного оспой.

– А как же ты тогда видишь! - потерянно вымолвил он, никак не желая поверить сам себе. - Откуда ты узнал, что у твоего приятеля выпучены глаза, а на столе пиво?

– Для этого не обязательно видеть. Пиво ваше благоухает так, что еще от двери слышно, ну а что Приставала сильно удивился, это и так понятно. Он говорил вам, куда я пошел?

Если раньше люди смотрели на Слепца удивленно, то теперь они, вспомнив рассказ попрошайки с самого начала, окончательно превратились в окаменевшие от удивления и ужаса статуи. Тем временем, Приставала вернулся с пивом и большой миской каши, из которой торчали гигантские куски сала.

– Ай-яй-яй! - завопил он, принявшись прыгать вокруг Слепца и стучать ему по спине и плечам. - Слава великому воину, могучему, как стадо племенных быков!!!

Вместе со словами из его рта вырывались тягучие, плотные волны бражного аромата. Очевидно, пришел он сюда очень давно…

– Когда ты успел нализаться? - не выдержав, спросил Слепец.

– Я? Нализаться? - возмутился Приставала. - Да я чист, как стеклышко!! Так, выпил немного пива, чтобы промочить горло и помянуть тебя, покойника. Прибыл я в славную эту деревню еще вчера вечером, потому что меня подвез один хуторянин, ехавший в Дейстелол продавать свеклу. Если бы ты не мучался дурацкими придумками, то тоже смог бы проехать половину пути в телеге. А так только намаялся лишнего… Ты ведь повернул? И что у тебя с мордой? Обгорел, что ли?

– Да нет, не обгорел и не повернул. Я был в вашей роще и разобрался с ее гнусным хозяином. Правда, при этом он меня едва не разъел заживо своим ядовитым туманом…

– Пааадажди!! О чем ты тут лопочешь, приятель?! - закричал Приставала, тяжело плюхаясь на лавку и заглядывая Слепцу в лицо. - Ты ведь обошел рощу по чащобе - ты это имеешь в виду? С кем ты разобрался, не пойму?

– Я сказал тебе еще тогда, что пойду напрямик - так я и сделал. Не люблю отказываться от своих слов. К тому же, заходить в дебри леса опасно даже зрячему, что уж тут говорить о слепом. По дороге через рощу я попал в тот самый туман, набрел на его источник - громадного говорящего слизня - и убил его. Теперь в роще больше нет тумана.

Кабак взорвался возгласами недоверия, вылетевшими сразу из полудюжины глоток пришедших наконец в себя посетителей. Приставала драл горло не хуже местных, отчаянно дергая Слепца за рукав куртки и требуя доказательств.

– Сбегай, да посмотри, - невозмутимо посоветовал тот и принялся за еду. - И вообще, иди проспись: пока не станешь трезвым, ничего тебе рассказывать не стану.

Некоторое время вокруг царила кутерьма. Пьяницы кричали, били себя в грудь и спорили друг с другом: одни поверили Слепцу, другие нет, и каждая группа готова была доказывать собственную правоту кулаками. На шум и гам прибежал хозяин заведения вместе со всей прислугой, и вопящую компанию выставили на улицу. Слепец все это время спокойно поглощал кашу, и его не тронули. Хозяин, за время борьбы с возмутителями спокойствия прознавший о причинах их невероятного возбуждения, подошел к нему и сел рядом. Лавка скрипнула: очевидно, кабатчик был человеком крупным. Пахло от него чесноком и дымом, а говорил он сипло и повелительно.

– Что за чушь мелют эти пропойцы?! Будто ты избавил нас от проклятого тумана в Ветреной роще?

– Это не чушь, это правда, - ответил Слепец, на мгновение перестав жевать.

– Этого не может быть, бродяга! - заревел кабатчик. - Ты посмотри на себя: убог, тщедушен!! Ты издеваешься надо мной, наверное? Думаешь, я угощу тебя задаром едой, наслушавшись твоих бредней?? Сейчас выпорю тебя так, что…

Кроме громкого выкрикивания угроз хозяин кабака решил воздействовать на обманщика физически. Он схватил Слепца за грудки и оторвал от недоеденной каши, подняв его в воздух. Однако, убогий и тщедушный враль вдруг оказался не таким уж и безобидным. Он вынул короткий, дрянной, но достаточно острый меч и ловко просунул в узкую щель между руками кабатчика и его жирной грудью. Почувствовав холодный металл, впившийся в складки сала на горле, здоровяк тут же разжал хватку и развел руки в стороны.

Слепец видел призрачные контуры его лица, заросшего плотной, аккуратно подстриженной бородой. Крылья огромного, как маленькая репка, носа раздувались, а поднятые далеко вверху брови свидетельствовали о немалом удивлении, охватившем кабатчика.

– Я сижу и тихо ем кашу, за которую, надеюсь, мой товарищ заплатил тебе. Я не пристаю к тебя с просьбами признать во мне великого героя и облагодетельствовать. Ты задал вопрос - я ответил. Если не веришь - не верь, это твое дело, но не мешай мне есть. Я очень голоден.

Прекрасные, густые усы кабатчика подрагивали в такт его натужному дыханию. Слепец попытался "разглядеть", представить себе выражение его глаз, но не смог… Лицо виделось ему как полутемная маска, и это было странно. Уж если вымышлять для себя картины окружающего мира, чтобы заменить ими настоящие, то делать это надо основательно! - подумал Слепец. Очевидно, я просто слишком устал. Он безошибочно протянул руку к ложке, выпавшей на стол, спрятал в ножны меч и снова сел за кашу. Опасливо пыхтящий кабатчик некоторое время стоял рядом, а потом ушел, так и не сказав больше ни слова.

Когда Слепец доел свой обед и вышел на улицу, Пристава ждал его там. Шурша одеждами, он обежал своего странного попутчика вокруг и заглянул ему за спину, словно опасаясь увидеть там рассерженного хозяина.

– Чего вы там делали? - спросил он наконец. - Этот толстяк послал к колдуну своего сына. Мои знакомые говорят, что нам не сносить головы, если ты врешь.

– Да мне все равно, - пожал плечами Слепец. - Давай продолжим путь, раз в этой деревне все такие неверующие, да еще и драчливые.

– Эге, струсил? Значит, есть чего?

– Я уже устал препираться по одному и тому же поводу. Ты идешь, или нет?

– А что мы будем жрать по дороге, ты подумал? У меня больше нет серебра, которое я так долго и мучительно собирал.

– Надо было меньше пить пиво.

– А ты меня не учи!! - закричал Приставала. - Пока что ты жрал на мои деньги, а не наоборот, так что не тебе меня упрекать.

– Ладно-ладно! Это же не последняя деревня на нашем пути. У меня в мешке есть мясо и лепешки, поэтому голодная смерть нам не грозит. Мне здесь не нравится…

– Нет, ты скажи: все эти россказни про убийства слизней ты сам придумал, или где-то слышал?

– Я его убил в самом деле. Посмотри на мою одежду, на мое лицо! Пощупай крючки, они словно пролежали сто лет в сырой земле!! Я там был.

– И правда, - потерянно пробормотал Приставала, словно только сейчас догадавшись взглянуть на Слепца как следует. - У тебя куртка превратилась почти что в ветошь! Но в таком случае… Никуда я не уйду, не получив причитающегося!!! И тебе не дам. Если ты избавил этих глупых увальней от такой напасти, они должны как следует отблагодарить нас.

Экий он ловкий! - подумал Слепец. Надо за ним хорошо следить, а то он и меня облапошит. Избавил, значит, "ты", а благодарить должны "нас". Ловко!

Вслух он ничего говорить не стал, только усмехнулся краем губ. Приставала поволок его на деревенскую площадь, расположенную, конечно же, перед домом местного волшебника. Там нищий собрал нескольких случайных прохожих и во всеуслышанье объявил, что Ветреная роща отныне стала безопасным местом. Его подняли на смех. Благо, что среди собравшихся не было мужчин, а то могли бы и побить. Слепец спокойно стоял в сторонке, тщательно вслушиваясь в происходящее, и забавлялся. Для начала он постарался определить, сколько человек слушали сбивчивое выступление Приставалы, потом представил их каждого по отдельности и всех скопом. Получилось гораздо лучше, чем с хозяином кабака. Вон мальчишка с писклявым голосом, но ростом он уже высок, фигурой нескладен, да и умом небогат, раз шляется по улицам, а не работает. Такому и корову не доверят. Вон молодуха с попискивающим младенцем, розовощекая, с тугой грудью и широким задом. Вон старуха, голос который срывается от усилий, с которыми она трясет клюкой…

В конце концов Приставалу все же едва не побили, и он ретировался. Возбужденные крестьяне переговаривались друг с другом, и толпа стала понемногу расти. Иногда кто-нибудь из вновь пришедших и только узнавших крамольную новость, подходил к сидевшим на колоде, в стороне о толпы, "героям" и интересовался правдивостью слухов. Слепец меланхолично молчал, развлекаясь изучением окружавшего их сидение травяного сухостоя, а Приставала каждый раз пытался в подробностях рассказать историю героического деяния. Примерно на трети или половине его рассказа - в зависимости от терпеливости подошедшего - болтливого попрошайку обрывали и подвергали осмеянию, а то и пытались побить. Тогда Слепцу приходилось бросать травинки и красноречиво скрежетать лезвием меча о бронзовые набойки на краях ножен. Задиристые крестьяне разом теряли спесь, а когда их взгляд падал на страшные коричневые буркала, заменявшие чужаку глаза, и его жуткие металлические пальцы, они считали за благо ретироваться. Наконец, шум толпы, непрерывно усиливавшийся, разом смолк, а потом возобновился с новой силой. Даже невнимательный к таким вещам Приставала заметил явно угрожающую направленность этого гама. Слепец мог спорить на что угодно: его товарищ в тот момент был бледным, как полотно. Вцепившись в рукав куртки Слепца, он срывающимся шепотом вымолвил:

– Мы пропали! Эх, надо было уходить, как ты говорил… Все моя жадность! Знаешь, ты меня не осуждай, но я попробую сбежать, а ты уж сам как знаешь.

– Не выйдет, - равнодушно сказал ему Слепец. - Они нас уже окружили. Если ты побежишь через заросли травы, то упрешься в высокий забор, а за ним бегает несколько злющих псов.

– Откуда ты знаешь? - Приставала чуть не плакал, а рукав, им сжимаемый, грозил быть оторванным с минуты на минуту. Слепец схватил нищего за локоть, надеясь, что крючки не порвут кафтана и не причинят его владельцу боли.

– Ну, хватит причитать. Сюда идет местный колдун.

Наверняка, Приставала мог бы задать в очередной раз свой обычный вопрос - "откуда ты знаешь?". Вряд ли Слепец смог внятно объяснить ему причину собственной прозорливости. Он просто ощущал посреди затопляющей разум тьмы приближение множества людей, видимых им как тусклые фонари в тумане. Один из них, самый яркий, двигался впереди остальных. Кто же это мог быть, как не владетель этих мест?

Вскоре он приблизился, а вместе с ним еще двое или трое. Остальные опасливо топтались позади. Слепец встал, предваряя начало разговора, и слова, готовые сорваться с губ подошедшего, там и остались. Может, он хотел властно повелеть подняться? - подумал Слепец. Воспользовавшись паузой, он первым начал разговор.

– Мир вам, добрые люди! Мы с моим приятелем - простые путешественники, идущие из Трех Гор в Дейстелол. Ничего от вас мы не просим, и нам предложить нечего. Сейчас отдохнем, да и пойдем дальше.

– Ты лжешь! - воскликнул волшебник. Этих двух слов, да еще разных мелочей, вроде дыхания с присвистом и звука мелких, легких шагов, хватило, чтобы представить его внешний вид. Сухонький старичок с седой бородой, которая развевается на ветру и норовит залезть то в рот, то в глаз. Кустистые брови, впалые щеки, водянистые глаза. Руки, похожие на сухие птичьи лапки. Острый длинный нос, так и целящий в дерзкого собеседника, словно желающий его проткнуть. Человек с крутым нравом, не самый лучший противник для споров, особенно, когда у него за плечами - целая деревня, а у тебя только трясущийся от страха нищий.

– Повтори мне хоть одно мое лживое слово, - стараясь говорить спокойно, сказал Слепец после недолгой паузы.

– Все слова лживы! - ответил волшебник, снова повысив голос. Рука его, кажется сжимала некий предмет, которым он коротко рассекал воздух в такт словам. - Твой дружок уже успел поведать нам, что идете вы к Великому Тракту, уходить вы не торопитесь, и измышляете себе небывалые подвиги. Зачем, как не для того, чтобы заставить нас раскошелиться? К тому же, никому не позволено бахвалиться тем, что он якобы пересек Туманную рощу! Мой собственный сын пытался очистить ее и погиб, сгинув в ее проклятых глубинах!!

– Вот оно чего… - пробормотал Слепец. - Не знаю, как мой "дружок", но мой путь пока идет к Дейстелолу. Может, впоследствии я и отправлюсь к Тракту, кто знает. От вас мне ничего не надо, я говорю еще раз, громче, на тот случай, если ты не расслышал первого. А роща… Тут не убавишь, не прибавишь - я прошел через нее насквозь. Попал в туман, которого вы страшитесь, и тоже едва не сгинул в нем - но, хвала Смотрящим Извне - смог выжить и даже победил то чудовище, что владело этим поганым местом. Посмотри на меня внимательно: я весь изъеден мерзкими испарениями!

– Это не доказательство! - зло прошипел волшебник. - Ты мог забраться в край туманного облака, обжечься им и удрать живым…

Колдун хотел сказать что-то еще, но тут раздался крик:

– Едет! Едет!

Слепец узнал голос кабатчика. Как оказалось, это был его сын, во весь опор скакавший со стороны Туманной, бывшей Ветреной рощи. Орущий во все горло, он осадил взмыленного коня посреди площади и мешком свалился прямо в пыль. Сначала ему не хотели верить, но потом, когда парень продемонстрировал хилые, похожие на огарки, прутики - останки уничтоженных слизнем деревьев - поверить пришлось. Нехотя крестьяне стали менять крики недоверия на удивленные возгласы, а самые сомневающиеся решили проверить все лично. Волшебник, весь сочащийся злостью и отказывающийся принять случившееся, был среди них. Он вскочил в двуколку и исчез вместе с десятком сопровождающих. Толпа на площади мигом расползлась, не осталось даже ребятишек и собак… Не успела еще осесть пыль, а Приставала уже тянул Слепца за многострадальный рукав.

– Идем скорее, пока они разбежались!! Ишь какие злые они тут.

– А как же награды, про которые ты мечтал? - рассмеялся Слепец. - И что мы будем есть в долгом пути?

– Грибов наберем! - зло воскликнул Приставала. - Ты видал рожу ихнего волшебника? Видал, видал, ты меня теперь не обманешь своими желтыми зенками! Чисто филин, который мыша увидал. Пока на части не разорвет, не отстанет. Не хочу я тут оставаться!

Слепца здесь тоже ничего не держало. Быстрым шагом они миновали несколько улиц и вышли за околицу, мерно топоча по плотным, уезженным колеям дороги. Уже на лугу, у мостика через небольшой ручеек, их настиг конный топот.

– Ну все, догнали! - потерянно пробормотал Приставала и напрягся, гадая, в какую сторону ему лучше метнуться. Слепец взялся было за рукоять меча, но угрозы от приближавшегося всадника не почувствовал. Лошадь шла тяжело, заставляя землю ходить ходуном, видно, седок был далеко не тщедушным… Еще издали он закричал путникам:

– Постойте! Не бойтесь!

Это был кабатчик. Путаясь в словах и тяжело дыша, он попросил у Слепца прощения за необдуманную выходку в кабаке.

– Мне сынок эта… все рассказал. Как ясный день, говорит… ну, разом все понятно - нет больше тумана. А я-то… Я… ух, старый дурень! Думал, люди умелые ходили - не находили, а этот… тьфу! Прости меня, видно на самом деле могучий ты чародей. Эта… мог поди всех горлопанов на площади мордой в пыль, да каждого на кол, не сходя с места? Уж не скромничай… Ты эта… не в обиду на нашу деревню - возьми вот чего. Одежку там, еды немного да пивка. А то я гляжу, ты пообтрепался в том тумане… У меня-то, знаешь ли, племяш в той роще пропал. Еще по-первости, когда никто ничего толком не знал. Поехал в Три Горы к невесте свататься, да так его больше и не видали, - под конец разговора кабатчик всхлипнул и с остервенением стер со щеки слезу. Уже залезая на своего коня, чтобы ехать обратно, он еще несколько раз униженно извинился за себя и за всю деревню…

– Нашла награда героев, - удивленно пробормотал ему во след Слепец. Приставала все это время провел в молчании, и теперь все еще не мог прийти в себя. Надо же! Ждал взбучки, получил подарки. Их было так много, что пришлось изрядно попотеть, чтобы сложить все в мешки и сумки. Старую куртку, как ни ценна она была памятью о Раумрау, Слепцу пришлось выбросить, потому что кожа у нее уже полопалась, а мех вылезал. Вместо нее он одел новую, добротную и теплую, хотя и немного великоватую.

Затем они продолжили путь, два раза остановившись в пути для отдыха, и к вечеру достигнув Мирта. Там, при свете костров и факелов, Слепец дал обычное представление с разрубанием палок, пронзанием пыли у ног Приставалы, отсечением волос у смелых мальцов и вытаскиванием смоляных шаров из глазниц по требованию самых недоверчивых. В награду держатель таверны и гостиного двора, продавший за вечер месячную норму горячительных напитков, угостил путников ужином и пустил на ночлег. Утром он снова бесплатно выставил им еду и питье, а пока оба уплетали яичницу с салом, принялся уговаривать остаться на некоторое время, чтобы каждый день устраивать действа наподобие вчерашнего.

– Народу-то у нас много живет! - сипло увещевал он Слепца, в котором еще накануне безошибочно признал главного. - Вас еще прорва народа не видела! И сегодня придут, и завтра, и послезавтра.

– Нет, идти нам надо, - отказался Слепец, не обращая внимания на отчаянные пинки Приставалы под столом. - Торопимся, зима ведь на носу.

– Я бы и приплатил даже, - уныло вздохнул хозяин, кривя и без того перекошенное неведомой болезнью лицо. Приставала уже непрерывно давил на ногу Слепца, требуя согласия, но тот пребольно пнул его второй ногой в голень, и нищий, корчась, улегся грудью на стол.

– Не можем мы, - твердо сказал Слепец вслух. Хозяин опасливо глянул на несчастного нищего, и убрался восвояси.

Стоило им покинуть таверну, Приставала принялся бранить своего товарища, на чем свет стоит. Тот спокойно выслушал все ругательства, из которых самым безобидным было сравнение с дохлой козой, невозмутимо улыбнулся, и вымолвил:

– Оставайся…

– Конечно!!! - взорвался Приставала с новой силой. - Кому Я тут нужен? Никому. Всем на тебя посмотреть надо, а ты, тупица ты из осины выструганная, выгоды никакой уразуметь не можешь!!! Тебя люди облагодетельствовать хотят, поить-кормить обещают, а ты…

– Если б мне нужны были благодетели, я бы и к вам в Три Горы не пришел. Было мне где головушку склонить да сидеть себе на всем готовом, в теплом доме, на мягкой постели. Это я тебе уже говорил, и больше повторять не буду. Не нравится - пожалуйста, проваливай на все четыре стороны, я тебя с собой не звал. Сам напросился. Кроме того, подумай ты хоть раз головой, а не животом: ну неделю ты здесь пробудешь, ну две, потом-то что? Изо дня в день на одни и те же фокусы смотреть никто не пожелает. Прискучили бы мы с тобой народу, тут нас тот криворылый паук и выкинул бы… Или еще заставил потом харчи отрабатывать батраками. Но даже если бы по добру, по здорову выпустил, что в том хорошего? Только куча времени потерянного. Сколько еще впереди этих деревень, в каждой одно и то же. Будем выступать, будет и еда, и ночлег.

– От добра добра не ищут, - зло ощерился Приставала, на удивление смирно выслушав длинную речь.

– Да что с тобой спорить! - отмахнулся от него Слепец. Некоторое время они шли молча, занятые каждый своими мыслями, но на восточной окраине деревни, уже за ее пределами, случилась вторая ссора.

В том месте находилась развилка, и Приставала был твердо намерен идти направо.

– Постой-ка, - сказал Слепец, прекратив шагать. - Ты не командуй, а объясни мне обстановку. Сдается мне, не в ту сторону ты собрался. Если налево двинуть, куда мы попадем?

– Никуда, - буркнул Приставала. - Потому что туда мы не пойдем, ни за какие шиши. Там - Светящиеся Горы, а это верная смерть.

– Скажи мне любезный, замок Мездоса не в той ли стороне?

– А это тебе зачем? - в голосе нищего послышался неподдельный, заставляющий слова застревать в горле, страх. - Только не говори мне, что именно туда ты и идешь!

– Почти туда, - согласился Слепец. - Чуть-чуть южнее. Так туда или не туда?

– Нет! Пожалуйста! - пролепетал несчастный Приставала, как всегда, хватая своего попутчика за рукав. Казалось, от ужаса его ноги подкашиваются, и попрошайка вот-вот окажется на пыльной дороге.

– Да что ты причитаешь, как трусливая баба! - на сей раз, Слепцу изменило его всегдашнее спокойствие. Он сам, услышав свой голос словно бы со стороны, с удивлением узнал в нем старые, казалось, давно забытые нотки ярости. Королевской ярости. Приставала мигом сжался и заскулил, как побитый мальчишка, отчитываемый отцом. - Говори немедленно: если идти налево, то к Замку-Горе можно попасть быстрее?

– Да…

– И намного?

– На двадцать дней.

– Ого! Ты думаешь, я могу позволить себе терять столько времени? - укоризненно спросил Слепец. Голос его стал прежним, спокойным и почти ласковым, отчего Приставала немного приободрился и снова попытался возразить.

– Сохранишь время - потеряешь жизнь! Это народная мудрость.

– Мудрость, дружок, при неумном применении превращается в глупость! - теперь Слепец говорил с назиданием, как настоящий мудрец. Ты бы еще вспомнил "тише едешь, дальше будешь"!

– И это подходяще…

– А ты конец у этой поговорки знаешь? Нет? "От того места, куда едешь", вот как. Ладно, расскажи мне, чего же это ты так боишься в той дороге? Вон, трясешься весь, будто припадочный.

– Что рассказывать? Гиблые там места, не ходят туда добрые люди.

– Это мы-то добрые? Калека да попрошайка!

– Нечего шутить! В тех местах Уроды живут. Когда-то, говорят, это были обычные люди, вот как мы с тобой… ну, то есть как я и как ты раньше был. Потом обнаружили они в далеких горах, которые светятся ночами демоническим светом, много ценностей всяких. Железо там было чистое, серебро, золото, даже камни драгоценные. Ринулись туда целыми семьями - да что ты, деревнями! Стали добывать то, да се, а потом хватились - а горы-то не простые оказались! За то, что люди у них награбили, они этих людей в Уродов обратили. Кто шерстью весь зарос, у кого пальцев на каждой руке по десять штук выросло, у кого свиное рыло вместо лица сделалось. Хотели они обратно сбежать, да никто их здесь не принял. Как видели рожу уродскую - не спрося имени били до смерти. Потому-то живут они теперь безвылазно у своих гор, а обычных людей ненавидят люто. Кто к ним в руки попадет, тому уж живу не быть. И не просто убивают, мучают. Уродуют, чтобы, значит, на них походить стали.

– И кто же все эти страсти рассказал, если те Уроды всех до одного встречных смерти предают?

– Кто, кто… Люди рассказывают.

– У страха глаза велики. А у меня вот их нет совсем, так что и не страшно вовсе. Значит, я туда пойду. Ты как хочешь, можешь возвращаться, или направо сворачивать…

– И куда я подамся?! - вскричал Приставала. - Перед взором Смотрящих Извне, умоляю тебя, идем в обход!! И зачем ты только появился в нашей деревне?…

– Вот у Смотрящих и спроси. Все нити судеб в их руках, значит, они меня и направили прямо навстречу тебе. Им лучше не жалуйся.

– Сидел бы сейчас спокойно на чьей-нибудь кухне, доедал остатки обеда. По осени обеды славные, жирные да обильные, - Приставала, кажется, не заметил слов Слепца, продолжая собственные мысли. - Нет, вышел ты из леса - и все порушилось! Отчего я тогда не дал тебе по лбу палкой, да не оттащил подальше? Все трусость моя, от нее беды чередой…

Тяжело вздохнув, Слепец подошел к нему вплотную, подцепил крючьями за шиворот и поволок вдоль дороги налево.

– Так и будешь всю жизнь ныть, стонать да плакать, или в настоящего человека превратишься? - зло бормотал он при этом. - Пойдешь со мной, и не откручивайся. Либо помру, либо ты у меня сделаешься героем!

Несчастный Приставала, скуля тише и жалобнее прежнего, покорно шел по воле своего жестокого товарища. Он смирился со своей судьбой и уже мысленно прощался с жизнью.

Опять же к вечеру они достигли маленькой деревянной крепости под названием Окраина. Здесь жили воины, нанятые волшебниками ближайших деревень для защиты от набегов банд Уродов. Вместе с парой сотен ратников, из которых многие были, по сути дела, теми же крестьянами, взявшими в руки мечи и копья, в крепости обитали их жены да дети. Место это давно уже стало спокойным, и стражу несли больше по традиции, чем по надобности… Два путника, по неведомым причинам отправившиеся в гиблые места, вызвали в Окраине целую бурю. Почти все население сбежалось на поляну у ворот, где Слепец показывал свои нехитрые фокусы, и когда он мимоходом признался, что путь держит к Светящимся горам, началось такое! Каждый считал своим долгом отговорить несчастного калеку от его глупой затеи, и каждый рассказывал какую-нибудь страшную историю про мрачные земли за грядой поросших густым лесом высоких холмов. Однако слепой фокусник, более всего поразивший умениями воинов, а не их жен, только молча улыбался в ответ. Его дружок наоборот, слушал россказни со все возрастающим ужасом. Однако он в их компании, похоже, ничего не решал: так же молча, но без тени улыбки, он сжимался в комок и всхлипывал.

Увидев, что уговоры не действуют на странного слепого человека ни в малейшей степени, жители постепенно разошлись. Только самые сердобольные зазвали их на ужин и ночлег - им пришлось выбирать, к кому пойти.

Ночью ударил мороз. Небо заволокли низкие серые тучи, грозящие просыпать на землю первый снег, а между ними и твердой, стылой землей беспокойно метался сильный ветер.

– Зачем мы идем? Куда мы идем? Почему, почему я не остался в Трех Горах!! - стонал Приставала, с обреченностью приговоренного к смерти выходя из теплого дома на холодный воздух. Ветер со злостью набросился на него и принялся трепать рваные, хотя и многочисленные одежды, будто хотел сорвать их и добраться до самого тела. Не тратя времени на тяжелые вздохи и оглядывания, Слепец повел Приставалу в приоткрытые дубовые ворота. Молодые воины, метлами и лопатами убиравшие снег, чтобы створки ходили свободно, чуть ли не хором пожелали путникам удачи. Приставала собрался было сказать им в ответ что-нибудь особенно жалостливое, но ветер за стенами дул еще сильнее, чем внутри, и просто заткнул ему рот. Перед ними расстилалась унылая картина - огромный, кочковатый луг, засыпанный серым снегом, а из снега, как кости умерших давным-давно существ, торчали сухие стебли трав. Далеко впереди вставал лес, подернутый холодным маревом мутного воздуха, и холмы походили на затаившихся в дымке гигантских ежей. Путники побрели в их сторону, пытаясь отвернуться от порывов ветра, выискивая лишенные снега клочки земли. Холод пробирал до костей, как в самый лютый мороз, комья застывшего грунта лезли под ноги.

– Зачем я иду вслед за тобой, чудовищное ты создание!?? - несмотря ни на что, Приставала находил в себе силы хныкать дальше. Он замолкал лишь ненадолго, а потом возобновлял плач с новой силой. - Куда идешь ты сам?? Я знаю, в тебе нет никакого страха, а все потому, что ты ничего вокруг не видишь. Ни этой внушающей уныние снежной равнины вокруг, ни угрюмого леса перед носом, ни холмов, от которых не стоит ждать добра!!

– Почти поэт, - буркнул Слепец. Это были едва ли не первые его слова, и ветер с радостью подхватил их, чтобы унести далеко в сторону, развеять по воздуху, но чуткое ухо Приставалы обмануть было не просто.

– Да! - с жаром воскликнул он. - Я поэт и мечтатель, я человек, не приспособленный к тяготам и лишениям. Знай, о жесточайший из жесточайших, что ты ведешь меня на смерть. Хотя, сомневаюсь в твоем раскаянии - после моей скорой гибели ты вряд ли даже станешь помнить обо мне…

– Правильно! Моей вины здесь нет ни капельки, - Слепец пожал плечами, но жест этот был скраден толстыми складками куртки. - Разве я тянул тебя за руку, уходя из Трех Гор, или из любой другой деревни, встреченной нами на пути? Ты даже сейчас все еще можешь повернуть обратно.

– И замерзнуть, ковыляя в этой жуткой пустыне? Тебе-то все равно, а я уже ни за что не определю, куда идти. Вижу только холмы и лес, и то лишь потому, что мы подошли к ним вплотную. Я не смогу найти Окраину, изверг!

– Перестань плакать, дружок! Кроме прочего, это отнимает силы… Если уж хочешь поболтать, подожди немного. Сейчас дойдем до леса, спрячемся от ветра, разведем костер и тогда ты отведешь душу.

– Проклятье! Откуда ты знаешь, что лес рядом? Как ты вообще можешь находить дорогу или разрубать ветки??? В чем твоя сила, в каком колдовстве??

– Эх, бедняга! Ты же ведь сам только что сказал мне про лес.

– Ну и что! Сколько мы идем, ты всегда впереди. Я, собираясь идти с тобой, думал, что ты будешь зависеть от меня, как от поводыря и помощника во всем… Какая страшная ошибка!! Ты стал моим хозяином, я - твоим рабом!

– Что за глупость… Конечно, я мог бы обойтись и без тебя, Приставала, но с тобой намного легче. Я рад, что мы идем вместе, правда! Быть может, это тебя утешит?

Если это и утешило нищего, он в том не признался. Вскоре Слепец почувствовал, что деревья приближаются: ветер стал понемногу слабеть, с визгом путаясь в их ветвях. Все просто: никакого колдовства, и даже помощь таинственного "внутреннего ока" здесь не при чем. Только внимание к чувствам, уцелевшим чувствам, больше ничего. Приставала, обремененный глазами, даже не услышит перемены в свисте ветра, не услышит за его непрерывным стоном скрипение старых стволов и трепет хвои на молодых елках.

Под сенью леса, в густом ельнике, они наконец избавились от вездесущего пронизывающего дыхания подступающей зимы. Ветер метался над верхушками деревьев, бессильно воя и тяжело вздыхая. Приставала с трудом нашел пятачок земли, подходящий для костра, наломал пожелтевших еловых лап и развел огонь. Конечно, Слепец тоже мог это сделать, но насколько дольше он возился бы, кто знает? Когда придет настоящая зима, с сугробами и сильными холодами, промедление может стоить ему жизни. Изнутри кольнула опасливая мыслишка: так значит, ему действительно выгоден попутчик, пусть даже такой вечный плакса, как Приставала? Выходит, так… Хотя Слепец мог поклясться перед кем угодно и перед самим собой, что специально он ничего не делал для того, чтобы нищий шел с ним. Рука судьбы, не иначе!

– Слушай, если ты не можешь молчать, то расскажи мне свою историю, - попросил Слепец, когда они, грея бока у благословенного огня, расправились с последними кусками мяса, навяленными Таттлу. - Мы идем с тобой уже так долго, столько пережили, и столько еще предстоит - а все еще как чужие!

– С чего это вдруг тебе захотелось это слушать? - проворчал Приставала. Костер и пища немного приглушили в нем похоронные настроения, однако полностью отрешиться от плохих мыслей он не мог. - Хочешь знать, что выбить на моем могильном камне?

– Ты знаешь, не нужно всегда поминать смерть! - как можно ласковее сказал Слепец, ловко цепляя еловую ветку и кидая ее в костер. - Я знаю историю про одного купца, который любил выдумывать разные эпитафии, которые должны были выбить ему на могиле. Со временем он так увлекся этим занятием, что почти забросил торговлю. Постоянно мучался, не зная, на какой же надписи остановиться, от этого нервничал, напивался и бил жену. А окончилось все тем, что он дотла сгорел вместе с собственным домом, и хоронить там уже нечего было…

– Что же означает сия философская притча? - язвительно спросил Приставала.

– Неужели трудно догадаться? Вся суета человечья есть тлен по сравнению с вывертами судьбы, так что жаловаться, скулить глупо.

– Надо же… Мыслитель нашелся, - Приставала, казалось, был сильно раздражен и даже потерял желание болтать. Однако, посидев молча, он не утерпел, отчаянно завозился, а потом начал свой рассказ. Он говорил многословно, не упуская самых малозначительных подробностей, погружаясь в воспоминания с головой. Одного краткого привала для всей истории было мало. Приставала продолжал рассказывать в пути, борясь с одышкой и усталостью, говорил сквозь пережевываемую еду на привалах. Скулить и поминать скорую смерть ему не оставалось времени.

История жизни этого странного человека оказалась весьма занятной. Тридцать лет назад в семье богатого купца родился мальчик, и назвали его Морином. Большой дом, принадлежавший еще прадеду отца, стоял в дивных зеленых предместьях славного города Коррознозда, столице значительной части Южного Левобережья. Городом и страной правило Содружество Семи - целых семь могучих волшебников, каким-то чудом ладивших друг с другом на протяжении пары сотен лет. Хоть Приставала и не был на родине уже много лет, он слышал, что те же самые колдуны до сей поры собирают дань со всех окрестных земель. Менее способные или удачливые волшебники, хозяева многочисленных деревень и малых городов, были их вассалами.

Однажды отец Морина поехал торговать далеко на юг, надеясь найти там богатых покупателей для своих товаров, но вместо этого нашел собственную смерть от отравленной стрелы разбойника. Семья, оставшись без кормильца, быстро разорилась, но двенадцатилетнего Морина успели устроить на теплое место - в ученики одному из Семи магов-правителей. Несмотря на кажущуюся привлекательность, эта должность грозила подарить парнишке судьбу скучного прозябания в пыльных подвалах дворца. Никто из учеников не мог мечтать даже о сотой доле могущества своего учителя, перебиваясь жалкими крохами его знаний и умений. За сорок, а то и пятьдесят лет верной службы и беспрекословного послушания ученик получал лишних полвека жизни и разные мелкие волшебные уловки, полезные разве что в деревне. Ограниченная власть над погодой, врачевание простых болезней, повелевание над дикими животными вроде волков и лис… Потом такой великовозрастный ученик получал "освободившуюся должность" в одной из подчиненных Коррознозду деревень, где его ждала беспросветная жизнь до самой смерти. Еще можно было вызвать действующего хозяина деревни на поединок, чтобы отвоевать свое право на правление, или, закончив "обучение", идти на все четыре стороны. Морин, успевший к тому времени походить в обыкновенную, светскую школу, и почувствовавший тягу к настоящим знаниям, не желал для себя ни одного из этих одинаково незавидных путей. В восемнадцать лет он покинул дворец волшебника с парой монет в кармане, тощим узелком на спине и надеждами на полную прекрасных приключений жизнь. Однако, она быстро повернулась к нему самой своей неприглядной стороной. При дворе Мага-правителя он не успел получить никаких практических умений, разве что научился смешивать разные эликсиры и готовить снадобья, но ни один аптекарь не желал брать себе помощника со стороны. Все остальные знания, имевшиеся в багаже юного Морина, не принесли ему ровным счетом никакой пользы… Мать его к тому времени жила в нищете и пьянстве, младшего брата казнили за воровство, а сестра стала потаскухой. Через два года жизни в родном городе Морин понял, что сам понемногу скатывается на дно, и если он не хочет повторить судьбу кого-то из родственников, то должен уйти из Коррознозда куда подальше. Один из немногих его знакомых по совместному ученичеству, достаточно дружелюбный и простой человек, казавшийся ему тогдашнему почти стариком, вышел в мир волшебником. Звали его Умбло. Случайно встретив Морина в корчме, он взял его с собой на должность нищего, который, как и волшебник, являлся непременным атрибутом каждой деревни. После долгих скитаний они покинули владения Коррознозда, в которых были не раз биты и выгнаны из разных селений. Семь лет назад оба достигли Трех Гор, страшной глухомани по сравнению со столицей огромного государства… Наконец-то им повезло: в деревне давно уже не было своего волшебника - прежнего, выжившего из ума и принявшегося заливать свою вотчину непрерывным дождем - крестьяне сбросили в реку с камнем на шее. Однако, нищий в деревне уже был. Умбло, привыкший к Морину, как к родному, потребовал выгнать его и грозил отказаться принять пост колдуна. Крестьяне долго не думали, ибо волшебный дождь, начатый сумасшедшим волшебником, поливал их несчастную деревню к тому времени уже второй месяц. Ночью они привычно собрались в гурьбу, изловили ставшего помехой прежнего нищего, привязали на шею камень и отправили вслед за волшебником, в реку… С тех пор Умбло и Морин зажили сытой, спокойной жизнью, все больше отдаляясь друг от друга, превращаясь в тех, кем и должны были стать - самодовольного, разжиревшего и поглупевшего деревенского колдунишку и презираемого всеми, а больше всего -самим собой, попрошайку.

Но тут появился Слепец, и жизнь попрошайки резко изменилась. К концу рассказа из голоса Приставалы пропали всегдашние жалобные интонации. Едва заметно улыбаясь, Слепец представлял себе гордо распрямляющего спину нищего и удивлялся этой перемене…

– Какой он, Коррознозд? На что похож? - спросил Слепец после того, как во время одного из привалов, ближе к вечеру, рассказ Приставалы закончился.

– О, это огромный город, красивый и страшный, как все большие города. Он может поразить приезжего небывалыми красотами садов, дворцов и площадей, но он же может раздавить человека, как таракана, стоит тому попасть в беду… Он огромен даже для столицы. Долина между двумя широкими реками, в которой он расположился, настолько плодородна и солнечна, что земля там дает по четыре урожая в год! В тех краях я не знал, что такое снег… Вернее, видел его всего несколько раз за двадцать лет жизни. Не то, что здесь, в забытых Смотрящими Извне лесах! А там, прямо на улицах, на одной стороне стоят персиковые деревья, на другой круглый год висят жирные, сочные оливки! В самую сильную жару с рек веет прохладой, из садов ветер доносит непередаваемо прекрасные ароматы множества цветов - а сады там на каждом шагу. Их благоухание не способна перебить даже вонь нечистот, которые проклятые горожане льют в уличные канавы… В Коррознозде нет стен, ибо нет такой силы в мире, чтобы она могла покуситься на этот вечный город.

– А Мездос?

– Ха! - Приставала скривил губы и вздернул подбородок. - Мездос… Этот волшебник выше всех людских умений и ухищрений. От него не спасет ни одна, самая высокая стена.

– Отчего же этот злодей не захватит Коррознозд и не предаст его огню? - не унимался Слепец.

– Я-то откуда знаю? - возмутился Приставала. - Поди да спроси у самого Мездоса!

Ты даже не представляешь себе, как близок к настоящему положению вещей! - подумал Слепец про себя. А ведь когда-нибудь придется рассказать Морину, куда на самом деле он держит путь. И чем скорее, тем лучше. Однако пока Слепец не решился раскрыть свой секрет. Вместо этого он продолжил расспросы:

– Расскажи еще что-нибудь! Я все равно не увижу Коррознозда, так что хоть послушаю.

– Он полон огромных домов из камня. Таких, и даже похожих, я не видел больше нигде. Они стоят, вздымаясь к небу, как горы, рукотворные горы в несколько этажей. На верхние люди поднимаются на волшебных площадках, ерзающих вверх-вниз и управляемых заклинаниями, ибо редко кто может забраться туда по лестнице и не потерять дыхания. По широким, гладко замощенным улицам двигаются повозки без лошадей, а редкие маги, достигшие званий Любимых учеников, парят над ними в воздухе и презрительно плюют на головы прохожих. Сотни забегаловок, кабачков, богатых таверн предлагают своим посетителям изумительные яства, вкус которых я давно забыл. Только помню, что они были прекрасны, обворожительны, чарующи… Это очень мучительные воспоминания для человека, вынужденного перебиваться с жирной баранины на козий сыр. В лучших постоялых дворах богачи снимают себе апартаменты, в которых всегда прохладный, свежий воздух, на полах ковры, которые принимают любой цвет по желанию постояльца, а ванны сами брызгают на купающегося теплой водой. На базаре ты можешь купить все, чего пожелаешь, любую безделицу, какую только сможешь вообразить, и еще больше таких, какие даже воображение не может представить! Ночью великий Коррознозд не засыпает, он просто меняет свой лик, покрывшись десятками тысяч разноцветных волшебных огней. Посреди этого великолепия толпы любителей удовольствий, местных и приезжих, предаются всевозможным развлечениям и извращениям. Их обслуживает целая армия - проститутки, мужчины и женщины, держатели притонов для азартных игр, владельцы театров и арен для боев. Каждый день не по своей воле умирают сотни, тысячи людей, а ночью это число утраивается. А над всем этим, непостижимые и наикрасивейшие, невозмутимо стоят семь громадных дворцов, каждый выстроенный в своем стиле, каждый окрашенный в свой цвет, каждый по-своему прекрасный и чуждый остальному миру…

В конце концов Приставала внезапно замолк и подозрительно всхлипнул. Слепец отчетливо представил его себе: похожий на бесформенную кочку гигантских размеров, в глазах великая горечь, перемешавшаяся с отсветами пламени. Несчастный Морин только что мысленно прожил заново всю свою жизнь, и вряд ли удовольствовался тем, как она прошла.

– Как бы я хотел оказаться там, в этом оплоте порока - прекраснейшем из прекраснейших мест! - с болью в голосе прошептал он. - Скинуть эти мерзкие лохмотья и одеть легчайший парчовый халат, нацепить мягкие тапки с загнутыми носами и дать ногам дышать воздухом, а не гнить внутри десятка грязных обмоток! Выпить нежного, сладкого вина вместо здешнего кислого крепкого пойла, согреть озябшие кости теплом тамошнего воздуха, подставить посеревшую кожу живительным лучам яркого солнца!!! Обнять смуглую, натертую душистыми притираниями, стройную, как косуля, женщину и поцеловать ее в губы, пахнущие жасмином!! После этого я готов умереть - и неважно, сколь мучительна будет смерть!

Голос Приставалы снова сорвался, и он захлебнулся тихими рыданиями.

– Ничего, - попытался подбодрить его Слепец. - Когда-нибудь твоя мечта сбудется! Я имею в виду, ее первую часть, не считая мучительной смерти. Это… последнее… вовсе необязательно!

Вконец расстроившийся Приставала только потеряно всхлипнул в ответ. Слепец чувствовал себя неловко, так как нынешний плач своего попутчика он осуждать не мог. Тем более, что сам вызвал его на откровенность, разбудил давно похороненные внутри воспоминания…

– Жизнь твоя еще не потеряна, дружище Морин! - воскликнул он и поднялся со своей лежанки. Подбросив дров в костер, он простер руки над взревевшим пламенем и закричал: - Мы с тобой еще поспорим с судьбой, и вырвем у нее хороший куш!

Приставала ни разу не видел Слепца таким возбужденным, а потому немедленно прекратил хныкать.

– Ты уже похоронил себя и сам поставил крест на собственном счастье? - спросил его слепой калека, вперившись прямо в лицо взглядом жутких желтых "глаз" и безошибочно впившись в плечи острыми крючьями. - Тогда я буду разрывать эту могилу и воскрешать давно умершие надежды!! Признаться, долгое время после нашей встречи я думал о тебе: что за слизняк этот Приставала? Свет не видел более жалкого человечишки!! Однако ты идешь вслед за мной, не сворачивая, а лишь жалуясь на жестокую судьбу… Теперь мне ясно, что все те жалобы - просто дань привычке, многолетней носке личины забитого и презираемого попрошайки! Теперь мне ясно, что ты не так прост, как можешь показаться с первого взгляда! Если в юности ты стал бунтарем, отказавшись от сытого, но скучного прозябания в теплом местечке, бросил все и пошел путем, полным неизвестности, то ты очень близок мне по своему духу!! Если бы ты знал, сколько уютных гнездышек покинул я за последние месяцы!! Все, кто попадался на моем пути, обещали сытую, заполненную леностью и покоем жизнь на их попечении, однако я продолжал идти. Так и ты! Не беда, что пришлось остановиться, не беда, что на время ты превратился в презренное существо! Внутри, под толстой коркой, сидит прежний Морин, веселый, беззаботный и смелый! Выходи!! Я зову его наружу!!

Схватив палку, которой он иногда ощупывал путь, Слепец стал ворошить костер, вызывая целую бурю искр, которые взмывали в воздух и долго кружили там, окутывая пораженного Приставалу багровым облаком. Тот смотрел на это действо, раскрыв глаза, даже не задумываясь о том, что безумствовавший Слепец может запросто спалить им обоим одежду… Свет надежды все ярче разгорался в глазах нищего - хотя, быть может, это было просто отражение взмывавшего вверх пламени? Неважно. Яростный порыв Слепца достиг своей цели, вне зависимости от того, насколько сильно тот сам верил в свои слова о тайной силе внутри попутчика. В тот момент Морин действительно поверил, что он, бывший нищий деревни Три Горы, семь лет подвергавшийся там унижениям и оскорблениям ради обносков и объедков, на самом деле просто дожидался часа, когда сможет воспрянуть ото сна. Он тоже вскочил на ноги и заорал, что было силы:

– ДА!! Я снова тот самый Морин!! Я - бунтарь! Я - смельчак! Я разрываю всепроникающий эфир голыми руками и сотрясаю небосвод!! Я…я… я… - от избытка чувств он просто задохнулся и, закашлявшись, рухнул обратно, на лежанку. Тяжело дышащий Слепец опустил наконец посох и застыл, глядя незрячим взором поверх быстро гаснувшего костра.

– Мы с тобой многое сможем, Морин, - пробормотал он. - Я думаю, теперь пришло время открыть тебе настоящую цель моего похода. Ты поймешь, отчего я не хотел обходить Туманную рощу, зачем потащился прямо в гиблые места у Светящихся гор…

Раскрыв рот в ожидании страшных тайн, Приставала с шумом гонял воздух в легкие и наружу, словно только что обежал половину леса. Слепец, не торопясь, нашарил несколько последних веток и бросил их в огонь.

– Я иду не просто в окрестности Замка-горы - я иду прямиком в гости к его владельцу!

– Не может быть! - не удержался Приставала, прервав едва начавшийся рассказ. На волне воодушевления он совсем забыл испугаться, только удивился.

– Да, да… Есть надежда, что он примет меня благосклонно, потому как я несу ему привет от одной давней знакомой. Она много лет назад спасла Мездосу жизнь…

– Кто же это? - еле слышно прошептал Приставала.

– Вряд ли ты знаешь ее. Это женщина, уединенно живущая недалеко от деревни Гордецов.

– Ну как же, слышал. Ведьма, которая завлекает к себе мужчин и отбирает их молодость, чтобы жить вечно молодой! У нас был один молодец по имени Вассой, он все собирался пойти и умертвить ее. Только однажды, напившись пьяным, упал в речку со скользкого моста, да и утонул, так что подвиг тот остался несвершенным…

– Э, вот как искажается действительность уже в соседней деревне! - пораженный Слепец забыл, о чем он рассказывал, и с трудом вернулся к повествованию. - Хм… О чем же я? Ах да. Эта женщина - на самом деле очень добрая и хорошая во всех отношениях - послала меня к Мездосу. Вернее, я сам решил туда пойти после одного случая… Ты должен помнить тот день - земля тряслась, словно по ней несся табун огромных лошадей, а небо, по рассказам Халлиги, покрылось сетью багровых трещин.

– Да, я помню тот день! Тогда еще Умбло не спал несколько ночей, ожидая, что и к нему придут с удавкой и камнем. Вся деревня сбежалась к его дому и требовала объяснений происшедшему, а тот только мычал от страха…

– А я решил, что все это случилось из-за меня, но полностью понять происшедшее не смог. Вместе с Халлигой мы решили, что Мездос должен знать точный ответ.

– Ты решил, что это все из-за тебя?? - переспросил Приставала. - Что же в тебе такого необычного?

– Дело в том, что я с того берега Реки, - просто ответил Слепец. Некоторое время он молчал, давая собеседнику время для усвоения этой мысли и захлопывания раскрывшегося рта. Однако Приставала, уже привыкший к загадочности и непостижимости своего попутчика, быстро пришел в себя.

– Вот это да!!! - завопил он. - С того берега Реки!!! Просто чудеса какие-то творятся со мной… Теперь я еще больше верю в собственную значимость… С того берега Реки, подумать только! А у нас все считают, будто на том берегу живут ужасные чудища, которым Уроды и в подметки не годятся. Иначе, зачем Смотрящим Извне отгораживать те страны Рекой?

– Представь себе, у нас считают примерно так же: дескать, на противоположном берегу живут сплошь отвратительные и злобные колдуны, нисколько не похожие на людей!!

– Дела… Но как же ты попал сюда, приятель!?

– О, это весьма долгая история… Так как нам некуда торопиться, я расскажу ее полностью, и не упущу ни одной подробности.

Приняв эстафету от Приставалы, Слепец взялся за свой рассказ с большим рвением. Правда, у того памятного костра, где бывший нищий снова обрел уверенность и сбросил оковы своей профессии, много поведать он не успел. Возбуждение и тяжелый день очень скоро заставили обоих забыть о жизнеописаниях и погрузиться в глубокий сон. На следующий день их поход продолжился, а вместе с тем Слепец продолжил рассказ. Причем начать он его решил по новой, взяв за точку отсчета свое рождение в далеком Центре Мира.

Название столицы его бывшего королевства теперь, после цветастых описаний великолепия могущественного Коррознозда, казалось насмешкой. Слепцу даже на мгновение стало неловко за отца, давшего столь звучное имя столь незначительному городку… Впрочем, как знать, какие планы и способности по их претворению в жизнь были у Джона Торби? Не его вина в том, что он слишком рано ушел из жизни. Однако, справившись с первой волной смущения, Слепец еще не раз слышал ее отголоски, когда сравнивал свое почти деревенское бытие с намного более богатой и насыщенной жизнью огромного города. За второй день путешествия к Светящимся горам он поведал Приставале о собственном непутевом житье до того памятного дня, когда он впервые услышал о Клусси.

– Еще один? - зевая, промолвил Морин у ночного костра, спрятавшегося у подножья маленького, но крутобокого холма.

– Кто? - не понял Слепец.

– Еще один человек, пересекший Реку. Так через нее впору мост строить…

– Вон ты о чем… Знаешь, а я ведь о нем почти забыл.

– Ну ты даешь! Забыть о человеке, отрезавшем тебе пальцы и выжегшем глаза?? Ведь это он сделал, я правильно догадался?

– Правильно. Только я не держу на него зла. Его… поступок раскрыл мне глаза - экий невеселый каламбур получился! - на многие вещи, скрытые до той поры. Я понял, как не прав был раньше, как плохо поступал, сколько горя приносил людям. Очевидно, Клусси был прав, наказав меня и заняв трон. Думаю, сейчас он правит гораздо мудрее и правильнее.

– Первый раз встречаю такого всепрощенца, как ты! - восхитился Приставала, и снова зевнул. - Хотя, ты с любой стороны такой необычный… Ох, давай спать, а? Эта гнусная дорога по жидкому снегу и грязи забирает столько сил!!

И рассказ снова был прерван, чтобы возобновиться на следующее утро. К вечеру Слепец рассказал о короткой войне, схватке у стен Центра Мира, экзекуции и путешествии от крестьянской телеги, выбросившей его на берег Реки, до околицы Трех Гор. Морин слушал, как ребенок, внимающей сказкам старого деда, с раскрытым ртом и широко распахнутыми глазами. Удивляться в слух он уже не имел сил.

А на четвертый день пути, когда им пришлось выйти из поредевшего леса, дела пошли совсем плохо. Холода спали, уступив место небольшой оттепели, но зато с неба внезапно повалил густой, мокрый снег. Огромные снежинки падали непрерывной завесой, скрывающей от глаз Приставалы даже оставшийся в паре тысяч шагов за спиной лес. Рыхлые хлопья, несомые никогда не устающим ветром, залепляли лицо, таяли, стекали вниз, за отвороты одежды, напитывали ее и заплечные мешки тяжестью воды. После недолгих мучений Морин был вынужден остановиться.

– Дальше идти нельзя!! Заблудимся!! - заорал он прямо в ухо Слепцу, силясь перекричать вой ветра. Они свернули к чудом подвернувшейся на пути крошечной рощице и прикорнули у кое-как разведенного костра. Сколько длился сон двух измученных трудной дорогой путешественников - неизвестно, однако пробуждение их было безрадостным. Костер давно погас и исчез под серым, ноздреватым сугробом. Укутавшиеся одеждами и хлипкими накидками путники тоже были засыпаны небольшими кучами снега, медленно высасывавшими из них тепло. Обоих трясло от холода так, что каждый слышал стук зубов другого. Кое-как поднявшись, они обнаружили, что буря безумствует с еще большей силой. Порывы ветра, не задерживаемые голыми ветвями, пронизывали рощицу насквозь и несли с собой пригоршни мокрого крупнозернистого снега. Приставала, пометавшись под деревьями, нашел несколько тонких веток, но они все были ужасно сырыми. Пришлось выгребать из мешков все, что могло бы гореть - тряпицы, тоже подмоченные талым снегом, облепившим эти мешки, остатки трутов и пакли. Соорудив хлипкий навес из покрывал, они с огромным трудом развели хилый, маленький костерок. Тусклые язычки пламени нехотя лизали мокрые ветви, исходили густым темным дымом, от которого першило в горле. Слепец толкал руки прямо в огонь, однако согреться это ему не помогало. Костер давал тепла ровно столько, чтобы его почувствовали ладони. Остальное тело продолжало трястись от холода. Слепец сидел неподвижно и не мог отделаться от странного видения: ему казалось, что у его ног мечется маленький умирающий лис, у тела которого они с Приставалой отбирают последнее тепло… Так прошло довольно много времени. Костер не умер, а понемногу разгорелся до такой степени, что ветер перестал угрожать ему смертью. Путники убрали полог, всеми силами стараясь погреться. Удавалось это с трудом. Они съели по куску копченого мяса, допили сидр из большой фляги, и только тогда почувствовали, как жизнь возвращается в полузамерзшие тела. Час проходил вслед за часом, а их мир был ограничен этой маленькой рощей, раскачивающимися с жалобным скрипом деревьями и сдвоенным ревом - ветра и огня. Буря, казалось, будет продолжаться вечно.

– В конце концов мы отломаем и сожжем все ветки на всех деревьях! - прокричал наконец Приставала, когда в очередной раз вернулся из короткого похода за топливом. - Хотя нет, еще раньше помрем от голода, ведь еды почти не осталось!

Слепец ничего не ответил ему. Он просто встал и, прежде чем ошарашенный Приставала смог вымолвить хоть одно слово, исчез в серой круговерти.

– Стой!! Куда ты!! - жалобно воскликнул Морин, вскакивая на ноги, но не решаясь уходить от костра. - Не бросай меня! Умирать в одиночестве очень страшно!

Слепец не откликался. Приставала неподвижно стоял, бесполезно вглядываясь в безумную карусель метели и только мелко вздрагивал, когда очередная пригоршня мелкого снега била его по лицу. Стаявший снег бежал по щекам вперемешку со слезами… Наконец, опустив руки и уронив под ноги покрывало, он повернулся и сделал шаг к костру - и в тот же момент радость озарила его лицо, словно каким-то чудом сквозь толстую пелену снежной крупы к нему пробился солнечный луч. Слепец, сосредоточенный и полный решимости, брел к костру по сугробам с другой стороны рощи.

– Мы с тобой - законченные тупицы! - заорал он. - Но я, конечно, больше всего. Сидим здесь у костра, чтобы не сдохнуть от холода, однако в пути, особенно таком трудном, как путь сквозь метель, согреться гораздо проще!

– О чем ты говоришь! - Приставала часто шмыгал носом и усердно отирал щеки от потеков влаги. - В каком пути! Мы можем идти в таком кошмаре целую вечность, и так никуда и не прийти! В конце концов, упадем в снег от усталости и замерзнем.

– Разве это не глупо, говорить, что слепому не дала найти путь метель? - продолжал свою речь Слепец, словно не слышавший восклицаний Приставалы. - Она может помешать мне идти, сделав это трудной задачей… Бить в грудь ветром, морозить лицо, нагребать под ногами глубокие сугробы… Но с направления ей меня не сбить! Собирайся, мы идем. Я знаю дорогу.

И они снова пошли, с трудом переставляя ноги, вспахивая липкие, скрипучие сугробы сапогами, тяжелыми от пропитавшей их влаги. Борьба с метелью действительно разогрела тела быстрее и лучше костра. Крупные капли холодной воды стекали по лицам и терзали разгоряченную кожу под одеждой. До тех пор, пока в них жива память о съеденном мясе, они найдут в себе силы шевелиться!

Опять та же самая твердая уверенность в правильности собственных действий прочно овладела Слепцом. Прежняя схема: ты ставишь ногу, а дорога, нужная тебе, изгибается и сама подставляет под нее свое тело. В странном сером тумане прямо перед разумом вставала пугающая картина окружающего мира. В ней начисто отсутствовал снег, потому что он только мешал и не приносил пользы. Слепец "видел" серую равнину, тянувшуюся вперед, вправо и влево в невообразимую даль, совершенно плоскую, безжизненную. Сзади оставались уродливые черные трупы деревьев, умерших до самой весны. Слева и справа в сером мареве, стоявшем над серой равниной, не было ничего - пустота, небытие, Ничто. Какое-то жгучее, но очень далекое сияние пряталось за укутавшей мир пеленой впереди. Кажется, оно имеет форму гигантского клыка, торчащего из земли и горящего мертвым, призрачным светом. Одна из Светящихся гор? Слепец не успел как следует поразмыслить на эту тему, потому что внезапно его мозг словно бы попал в духовку. Кто-то был рядом, он светился в серой пустоте разноцветными огнями. Эти оттенки значили каждый свое: белый, слепящий - это всепоглощающая, безумная злоба; красно-желтый, пульсирующий - сводящий с ума голод; бледно-зеленый, кляксой расползающийся по сторонам - пожирающая тело смертельная усталость. Не было ни одного намека на разум, ни одной человеческой черточки в этой цветной картинке. Кто бы это ни был - он не человек. И никто другой, обладающий разумом. Это движимое только звериными чувствами существо, да не одно - вон какая сила, какие, почти физически ощутимые, жар и давление исходят от них! Два… четыре… пять! Трое чуть ближе, двое отстали. Все они приближались спереди, по левую руку от далекого сияющего зуба горы.

Вдруг все вокруг поглотила яркая вспышка торжествующей ярости - багровое сияние, волной распространяющееся от ближайшего пятна. Тот, кто создал эту картину в мозгу Слепца, заметил его самого и немедленно ринулся в атаку. Показалось даже, что где-то вдали, за метелью и воем ветра, прозвучал полный ликования вопль. Слепец с трудом отвлекся от созерцания угрожающих пятен вдали и сосредоточился на своем попутчике: Приставала понуро брел следом, ничего не подозревая. Может быть, все это только чудится? Обманчивые видения, порожденные усталостью, усиливающимся чувством обреченности, взбесившейся природой? Однако, Слепец решил поверить своим ощущениям. Вонзив крючья в плечо немедленно вздрогнувшего при этом Морина, он закричал:

– У тебя есть какое-нибудь оружие? Мне кажется, сейчас на нас нападут!

Приставала немедленно воссиял ярким голубым факелом страха. Да, теперь темный мир Слепца перестал быть темным, превратившись в настоящее буйство красок. Он понял, что от Морина ему проку не будет, отпустил его и встал так, чтобы преградить путь приближавшемуся пятну багровой ярости. С трудом вынув нож, Слепец протянул руку назад, бросив через плечо:

– Возьми это, и будь готов!

– Да что такое? - завопил Приставала. Наверняка, бедняга дрожал всем телом, только уже не от холода, и озирался так рьяно, что голова вот-вот открутится.

– Я сам не знаю, а это очень плохо. Будь готов… - повторил Слепец, а добавить что-нибудь еще не успел: враги были рядом. Вынимая меч из ножен, он шагнул наперерез первому из атакующих. Теперь сквозь вой ветра можно было отчетливо слышать мерный скрип снега под ногами бегущих и их громкое, хриплое дыхание. Багровые огни расцвели еще ярче, словно бы озаряя перед внутренним оком Слепца скрюченные фигуры ростом в полтора человека, неясные очертания уродливых голов, тянущихся вниз, к жертвам. Слепец успел поднять меч на уровень груди к тому времени, когда первое из чудовищ оказалось совсем рядом, и наверняка уже вынырнуло из снежной кутерьмы. Оно плохо соображало от ярости, голода и залеплявшего морду снега - если умело соображать вообще. Слепца первое чудище даже и не заметило, промчавшись мимо всего в паре шагов от него. Человек развернул меч горизонтально, острием вправо: существо само напоролось на лезвие и было рассечено от груди до спины. Напор чудовища был так силен, а его шкура и кости так крепки, что Слепец с большим трудом удержал меч в крючьях. Суставы кистей пронзила резкая боль, заставившая изо всех сил сжать зубы и подавить внутри себя стон. Мгновенно издохшая тварь на бегу развернулась, облила ногу человека горячей, дурно пахнущей кровью, и во весь рост рухнула в снег.

К счастью, чудища оказались непомерно глупыми существами. Второе бежало следом за первым, и не извлекло из смерти товарища никаких уроков. Все, на что его хватило - это заметить Слепца и броситься на него, а не пробегать мимо. Вытянув короткие, мощные лапы, чудище кинулось в атаку и сразу же наткнулось на выставленное далеко вперед острие меча. И снова, напор оказался таким сильным, что без всяких движений со стороны человека его противник сам убил себя, насадив собственное тело на меч до самой его рукояти. Слепцу пришлось отступить на пару шагов назад, иначе он просто упал бы, подмятый тушей монстра. Проткнутая тварь в агонии успела дернуть конечностями - когти с треском разодрали куртку на плечах и груди. Слепец ясно почувствовал смрадное дыхание противника, едкий запах его пота и сладко-гнилостное зловоние бьющей из раны крови. Он внезапно разъярился, когда в голове пронеслась совершенно дурацкая, неуместная мысль: ну вот, опять ему попортили куртку! Не успеет он поносить одежку неделю - какое-нибудь чудище норовит испортить ее! Одна куртка за во время недолгого блуждания в ядовитом тумане превратилась в лохмотья, вторую теперь разорвали в клочья! В злобе он пнул заваливающегося на бок противника, да так сильно, что вместо бока тот рухнул на спину, соскользнув при этом с лезвия. Упало чудовище очень кстати, потому что из снежной круговерти выскочило третье, немедленно запнувшееся о труп предшественника. Слепец ясно ощутил, как еще один, четвертый комок ярости промелькнул рядом и бросился на верещащего от ужаса Приставалу. Помогать ему было некогда: пятое чудовище, размером меньшее, чем предыдущие, но не менее злобное и опасное, напало на Слепца справа. Итак, теперь ему предстояло сразиться с двумя сразу! Застыв на долю мгновения, он вдруг четко представил себе залитую багрянцем ярости морду противника… Грубая пародия на человеческое лицо - огромные надбровные дуги, крошечный собачий нос, выпирающие вперед челюсти и покрытые вонючей слюной клыки за толстыми черными губами. Существо остановилось рядом с человеком, но не стало кусать, а занесло для удара толстую и короткую левую руку. Целило оно, очевидно, в шею. Слепец взмахнул мечом, описал его острием полукруг - и скрюченная последним движением мышц кисть чудовища отлетела в сторону. Кровь выплеснулась мощным потоком, поливая все вокруг. Снег, трупы сородичей животного, Слепца. Он в ужасе отшатнулся, когда обжигающая жидкость покрыла ему пол-лица. Чудовище истошно завопило, точнее даже, закричало, издавая какие-то полуосмысленные звуки, потом вытянуло вперед морду и нанесло удар правой рукой. Слепец не успевал развернуть меч, чтобы отразить этот удар… но у него были крючья! Он изогнул кисть ладонью к небу и подцепил снизу тянувшуюся к горлу конечность чудовища. Глупое существо зарычало и стало давить, пригибая руку человека к земле, и тот смог не торопясь нанести мощный рубящий удар по уродливой голове. Чудовище упало на колени, хрипя и булькая кровью на губах. Слепец что было сил рубанул его еще. По сторонам полетели клочья волосатой шкуры и осколки черепа, а на мече наверняка появилась свежая зазубрина… Чудовище умолкло навсегда, тяжело оседая в обильно смоченный кровью снег. Руки противников все еще были сцеплены, тянулись от одного к другому, как будто у двух не желающих расставаться влюбленных. Слепец брезгливо тряхнул кистью, чтобы отцепиться от шерсти мертвого существа, и через мгновение уже встречал его последнего сородича, только что поднявшегося на ноги. Оглушительно воя, эта тварь медленно наступала вперед и трясла огромными, вислыми грудями. Слепца так поразило собственное воображение, нарисовавшее ему эту нелепую картину - два черных сосца, торчащих из свалявшейся шерсти, что он едва не протянул вперед руку, чтобы наяву пощупать тело противника (или все же противницы?). Однако, благоразумие не дало совершить опрометчивого поступка: вместо руки Слепец пустил в дело меч. Он пытался снова разрубить башку, но самка мгновенно взметнула перед собой руки, словно пыталась отмахнуться от оружия. Лезвие скользнуло в сторону, попутно срезав пару мохнатых пальцев. Чудовище жалобно взвыло и прижало конечности к груди, так что ничего не смогло помешать Слепцу нанести второй удар как следует. Он разрубил страшную рожу твари пополам и отправил ее на снег, биться в агонии.

Сзади раздавались громкие повизгивания и негромкие крики ужаса - значит, Приставала был еще жив! Еще не развернувшись, Слепец уже знал, что его товарищ, присевший от страха, беспорядочно махал перед собой ножом, а чудовище прыгало рядом, выжидая момента, когда человек устанет и оно сможет беспрепятственно нанести один смертельный удар. Подобравшись сзади к увлеченной атакой твари, Слепец от души протянул ее мечом вдоль спины. Позвоночник у нее был слишком прочный для такого легкого лезвия, но рана получилась большая и болезненная. Сбитая с толку подлым нападением, тварь обреченно закричала - совсем как человек перед смертью - и в следующий момент Приставала, неожиданно для себя самого, сделал выпад и пронзил ей горло. Крик оборвался тихим хрипением, и через мгновение над полем битвы повисла гнетущая тишина, разрываемая только свистом ветра.

Еще долго потом Морин, светящийся для Слепца ярким голубым пятном страха, сидел в снегу и пытался прийти в себя. Говорить он не мог до тех пор, пока не загреб рукой снега и не обтер лицо.

– Как штаны? - устало пробормотал Слепец, прогуливаясь рядом с ним. Его внутренне око внезапно "закрылось": он перестал воспринимать окружающее иначе, чем через звуки и запахи. Наступая в снег, он боялся испачкаться в зловонной крови чудовищ, хотя на самом деле был замаран ею с ног до головы.

– Что ш-штаны? - не понял Приставала.

– Сухие?

– Н-не знаю… Вроде да. Будь я проклят, как мне было страшно! - голос Морина сорвался, грозя обратиться плачем.

– А уж как мне было страшно! - признался Слепец. - Сначала. А потом я разозлился, когда они порвали мне куртку. Это хорошее лекарство от испуга - ярость. Надо только не давать ей слишком много воли…

– Ха! - смешок вышел явно истерический. - Ярости, говоришь? Тут не знаешь, как на ногах удержаться да нож из рук не выпустить!

– Ничего удивительного, ты ведь не воин, приятель. Лучше подумай: их было пять, огромных, сильных тварей, всю жизнь промышлявших убийствами, а нас всего двое, вооруженных дрянными ножами, причем один не имел глаз, а второй сражался первый раз в жизни. И чем же все кончилось? Они лежат дохлые, а на нас ни одной царапины! Меня вот только кровью их дерьмовой залило… до смерти не оттереться.

– Да уж, - прошептал Морин. Казалось, он начал понемногу успокаиваться. Слепец решил помочь ему отвлечься от плохих мыслей, от картин, которые точно владели сейчас его разумом: торжествующие твари пожирают теплое мясо недвижного Приставалы и купаются в его красной крови.

– Знаешь что? Опиши мне этих гадов.

Приставала некоторое время сидел молча, даже тяжело пыхтеть перестал. Не мог понять, что именно от него требуется.

– Описать?… Да как их опишешь? Уроды, одно слово! Вон те трое - как огромные еноты, вставшие на задние лапы. Челюсти, как у волкодавов, и глазищи красные, глубоко спрятанные. А те двое… они даже чем-то на людей похожи, и от этого еще страшнее кажутся. Шеи толстенные, черепа маленькие, шерстью все заросли, ноги короткие совсем, и дерьмо на ляжках замерзшее висит, - тут Приставала смачно сплюнул и невнятно забормотал проклятия. Слепец, нашарив горло последнего из убитых чудовищ, вынул оттуда торчавший нож и старательно вытер его о шерсть.

– Посмотри - кровь осталась? - спросил он Приставалу.

– Да не могу я на них уже смотреть! Пойдем отсюда скорее, пока меня не стошнило…

– Пойдем… Я вот подумал - а ведь это мясо… Только, сдается, есть его не захочется в самый лютый голод, - ответом на эти размышления вслух стали отрывистые, похожие на мучительный кашель, звуки: Приставала все-таки не уберегся, и его стошнило. Слепец тяжело вздохнул и молча укорил себя за излишнюю болтливость.