В канун Рождества Дэвид сообщил Лизе, что на следующий день поедет обедать к Розалинд.
— Я вернусь к ужину, — заверил он, — но...
— Ни за что! — гневно перебила Лиза. — Это первое Рождество, которое мы встречаем как муж и жена, так что ни черта я не позволю тебе бросать меня одну.
Он замялся.
— Я же сказал, что вернусь...
— А я сказала нет. Моя мать и племянница улетели в Австралию, а все друзья уже имеют к этому времени другие планы... В любом случае об этом не может быть и речи. Я хочу провести Рождество с тобой, здесь, в нашем новом доме, под нашей замечательной елочкой... — Слезы туманили ей глаза, еще больше распаляя гнев. Стукнув кулаком по столешнице, она крикнула: — Не могу поверить, что ты ставишь ее на первое место. Я твоя жена, черт побери! Мое мнение не в счет?
— Разумеется, я считаюсь с твоим мнением, и это... Я не ставлю ее на первое место. Мне нужно быть с вами обеими, и я не вижу другого способа этого добиться.
Несмотря на то, каким растерянным и беспомощным выглядел Дэвид, а может, именно поэтому, Лиза вскипела еще больше.
— Мы праздновали бы все вместе, — выпалила она, — стукни ты своим чертовым кулаком и запрети ей тобою командовать.
— Она моя дочь, — тихо проговорил он. — Я должен уделять ей время.
— Тогда сходи к ней на день рождественских подарков[38]. А еще лучше пригласи ее сюда и заставь со мной поговорить, потому что нам — тебе — нельзя так дальше жить. Это безумие, абсурд, и боюсь, что мое терпение скоро лопнет.
Приложив к голове руку, Дэвид сказал:
— Я знаю, ты права, но... Мне по-прежнему кажется, что она еще не готова к этому. Она бывает очень... Я не хочу, чтобы она обидела тебя.
Лизу трясло от ярости.
— И сделаешь это за нее, бросив меня завтра одну, — взвыла она, — в то время как за ее столом будет тетя, двоюродный брат, сын и бог знает кто еще?
— Ди улетела в Испанию с Уиллсом и... его девушкой. — Умоляя взглядом о понимании, он сказал: — Я съезжу буквально на пару часиков и попытаюсь убедить ее, что нам нужно собраться всем вместе.
Лизе хотелось сражаться и победить, заставить Дэвида понять, что это неверное решение, но она вдруг почувствовала себя слишком обессиленной, чтобы продолжать.
— Разговор еще не окончен, — зло предупредила она и, схватив телефон, побежала наверх, чтобы закрыться в спальне.
Она знала, что физически слабой и излишне эмоциональной ее делает непрерывное напряжение от всего происходящего, но это знание не помогало ей перебороть себя. Она даже подумывала над тем, чтобы сходить к врачу и попросить какой-нибудь тоник, который вернул бы ее телу энергию, а та, в свою очередь, могла бы поднять ее дух. Но в последнее время она была так занята, пытаясь реализовать новую благотворительную идею Дэвида, впитывая всю доступную информацию о том, как ей поддерживать их обоих в грядущие недели, месяцы и годы, и придумывая романтическое Рождество à deux [39], что у нее не было времени записаться на прием. Может быть, она все-таки пойдет к врачу после праздников. А пока что черта с два она позволит Розалинд пройтись каленым железом по ее планам на завтра. Вполне возможно, что это последнее Рождество, когда Дэвид будет в таком хорошем состоянии. Лиза не предполагала, что он деградирует настолько быстро, но кто знает? В любом случае никто не отменял того факта, что для них как для семейной пары это первое Рождество и первое Рождество в этом доме, который она так замечательно украсила. Так что в ее желании провести его с Дэвидом не может быть ничего неумеренного и эгоистичного, особенно если учесть, что он и так был в полном распоряжении Розалинд последние двадцать или даже больше рождественских праздников подряд.
К тому времени как Дэвид поднялся в спальню, Лиза настолько крепко уснула, что заметила его только ближе к утру, когда проснулась и увидела, что он лежит рядом и смотрит в темноту.
Не сразу вспомнив, что они поссорились, Лиза протянула руку к его лицу.
— С тобой все в порядке? — пролепетала она.
— Да, все нормально, — прошептал Дэвид, приподнимая руку, чтобы Лиза придвинулась ближе. Когда она устроилась у него на плече, он поцеловал ее в лоб и сказал: — Спи, спи.
Хотя Лиза видела, что Дэвид расстроен и встревожен, и вспомнила, что сама была тому причиной, ее веки были такими тяжелыми, а усталость такой темной и непобедимой, что, не сумев произнести больше ни слова, она опять провалилась в забытье.
Проснувшись утром, Лиза по-прежнему чувствовала себя усталой, а все тело так разболелось, что подняться с постели казалось непосильной задачей. Когда она все-таки попыталась встать, голова закружилась так сильно, что на какой-то ужасный миг ей показалось, что она упадет в обморок. Потом, осознав, что горло печет, а голова пульсирует болью, Лиза повалилась обратно на подушки и подтянула пуховое одеяло к подбородку. Она понятия не имела, который час и где может быть Дэвид, но сейчас у нее не было сил даже думать об этом. Ей лишь хотелось провалиться обратно в сон.
Когда она проснулась в следующий раз, Дэвид сидел на краю кровати, полностью одетый. В лице его читалось беспокойство.
— Ты в порядке? — ласково спросил он. — Я пытался разбудить тебя, но ты спала как убитая.
— Кажется, у меня грипп, — прохрипела она.
Он кивнул, соглашаясь.
— Принести тебе что-нибудь? — предложил он.
Она покачала головой.
— Который час?
— Почти полдень.
Изумившись, она повернулась и посмотрела на часы.
— С Рождеством, — с улыбкой шепнул Дэвид.
Почувствовав, как жжет в груди от воспоминаний о вчерашнем дне, Лиза спросила:
— Ты все-таки едешь к Розалинд?
— Да, но...
Она подняла руку.
— Я не хочу слушать твоих оправданий, — хрипло сказала она. — Сегодня твое место здесь, со мной, а не с ней. Ты можешь поехать туда завтра или послезавтра...
— Она ждет меня сейчас.
— И мы, разумеется, не можем ее подвести, верно? — бросила она в ответ, и больное горло только усилило горечь ее слов.
— Я вернусь к шести, — пообещал Дэвид.
— К шести! — попыталась выкрикнуть она. — Я думала, ты собирался туда на пару часов, и, если ты не заметил, я не очень хорошо себя чувствую.
Дэвид выглядел должным образом виноватым.
— Тебе нужно поспать, — сказал он, — ты даже не заметишь, что меня нет.
— Замечу, и шесть часов это слишком долго.
Дэвид вздохнул и сказал:
— Мы вряд ли сядем за стол раньше трех, и не могу же я сразу, как поедим, встать и уйти.
Когда Лиза осознала, что если Дэвид поест так поздно, то будет напрасной тратой времени стаскивать себя с кровати и готовить что-то к его возвращению, ей оставалось только пожалеть, что у нее нет сил встряхнуть его за плечи, наорать на него или просто встать и уйти от него к чертовой матери. Но телесная слабость так сковала ее, а слезы так близко подступили к глазам, что она просто сказала:
— Ты слаб, Дэвид, и невнимателен, и, если бы я для тебя хоть что-то значила, ты бы этого не делал.
— Ты значишь для меня все, — тихо сказал он, — но, пожалуйста, попытайся понять, что дочь и внук тоже мне небезразличны.
Приняв тот факт, что Дэвида ей не переубедить, она отвернулась от него и зарылась лицом в подушку, желая быть сейчас где угодно, но только не здесь.
— Я принесу тебе горячей воды с медом, — сказал он и, поднявшись с кровати, беззвучно вышел из комнаты.
Несколько минут спустя Лиза услышала, как закрылись парадные двери и открылись ворота гаража. Очевидно, Дэвид забыл о напитке, и это почему-то расстроило ее больше самого факта, что он ушел. Когда слезы побежали по ее щекам, жалость к себе и гнев по отношению к Дэвиду стали настолько жгучими, что, будь у нее силы, она бы позвонила Тони и попросила забрать ее отсюда. Только Тони сейчас катается на лыжах в Гштаде, и Лиза горько сожалела, что сама сейчас не там, не веселится по полной программе, как бывало в их прежние беспечные дни. Что угодно, лишь бы не лежать здесь в ловушке у жара, жалости к себе и всего того проклятого кошмара, в который превратилась ее жизнь.
— Это не брак, — хрипела она в трубку, когда позднее дозвонилась Эми, — это шутка, которую сыграл со мной кто-то там, наверху, и теперь я совершенно гадко себя чувствую, оттого что сказала это, ведь что такое мои проблемы по сравнению с тем, что переживает Дэвид?
— Это не состязание, — напомнила Эми, — и я, конечно, не настаиваю, но мне тоже кажется, Дэвид зря сегодня поехал к Розалинд. Что поделаешь, он уже там, а у тебя, честно говоря, такой жуткий голос, что тебе, думаю, лучше вернуться в постель.
— Я и так в постели, но я так проголодалась, что могла бы сама проглотить целую индейку. Боже мой! — взвыла она, когда при воспоминании о планах на этот день на глаза навернулись слезы. — Почему я сижу здесь одна, ты далеко, а Дэвид решил поехать к дочке? Я уже ничего не понимаю и жалею, что вообще вышла замуж. Это не значит, что я не люблю Дэвида, я люблю его, но я так злюсь на него...
— Лиза, ты явно настолько нездорова, что тебе лучше забыть, какой сегодня день, и попытаться еще поспать.
— Я еще не говорила с мамой и Рокси.
— Хорошо, я дам им трубку, но обещай, что потом ты сделаешь, как тебе сказано.
Дрожащим голосом Лиза сказала:
— Хорошо, обещаю. Как жалко, что тебя нет рядом!
— Мне тоже жалко, но я далеко, так что звони, когда захочешь, но сначала поспи.
Было почти три часа, когда Лиза снова проснулась с температурой и болью во всем теле. Однако выждав несколько минут и спокойно опустив тот факт, что ее ужасно обделили вниманием и заботой, оценив свое самочувствие, она решила, что ей вполне хватит сил спуститься вниз. Нужно что-то поесть, иначе она в самом деле упадет в обморок, а сейчас она и родную мать променяла бы на кусочек гренки.
Натянув на себя старый спортивный костюм и болезненно морщась, она провела по волосам расческой, спустилась вниз, готовясь опустошить холодильник. К ее удивлению, на подносе, рядом с чашкой уже остывшей и пахнущей медом и лимоном воды, стояла накрытая пленкой тарелка с копченым лососем. Значит, Дэвид все-таки приготовил ей напиток и даже догадался приготовить поесть, только забыл подняться наверх.
В очередной раз оказавшись на грани слез, Лиза оторвала кусок бумажного полотенца, чтобы промокнуть глаза и высморкать нос. Потом, развернув открытку, которую оставил для нее Дэвид, она прочла, что там написано, и начала всхлипывать.
Я не хочу огорчать тебя сегодня или толкать на сожаления о минувшем,
Но пока ясность не рассорилась со мной, я хочу попросить об одолжении:
Когда я уйду, позволишь ли ты взять с собой маленькую частичку тебя?
Ничего такого, чего бы тебе потом недоставало или с чем тебе нелегко расстаться:
Всего лишь память о твоей улыбке, или запах твоей кожи, или драгоценную маленькую крупицу того волшебства, которое и есть твоя сущность.
Дэвид не впервые оставлял ей подобную записку, но эта, несомненно, была самой прекрасной, и, вспомнив, как злилась перед его уходом, она зарыдала еще громче. Никогда у нее еще не было такого странного и одинокого Рождества, и оставалось лишь надеяться, что другого такого никогда не будет. Тем более что у нее начало крутить в желудке, и она не на шутку испугалось, что ее вырвет.
Однако тошнота быстро прошла, вновь оставив Лизу наедине со зверским голодом, поэтому, сделав еще один напиток и отказавшись от гренки из-за болевшего горла, она понесла тарелку с лососем в гостиную. В камине были сложены дрова, которые оставалось только поджечь, на елке переливалась огнями гирлянда — так что комната выглядела очень уютно и празднично. Казалось, сегодня все вызывало у нее слезы, поэтому она позволила им свободно катиться по щекам и напомнила себе, что время идет и Дэвид скоро вернется. Лиза надеялась, что он не забыл про обещанные шесть часов и вернется не позже. Но даже если он опоздает, нужно постараться не затевать новую ссору из-за того, что ее бросили одну, иначе день будет испорчен окончательно.
Пощелкав каналы телевизора, Лиза не нашла для себя ничего интересного и еще раз поговорила по телефону с Эми и остальными. Потом, поддавшись какому-то нездоровому, даже мазохистскому, как она решила после некоторого размышления, порыву, она включила запись их свадьбы. Странно, но видео не вызвало у нее слез. Вероятно, потому, что смотреть его было все равно как наблюдать сумбурный эпизод из спектакля, в котором актеры забыли сценарий. Как могло столько счастья и радужных грез обратиться в прах за такой короткий промежуток времени?!
Ха-ха-ха! С Рождеством, Лиза и Дэвид! Как вам нравится новое безумное путешествие, в которое отправила вас жизнь?
Когда Дэвид вернулся домой без четверти шесть, Лиза опять крепко спала, свернувшись под одеялом на диване перед телевизором, по которому шло старое черно-белое кино. Она не слышала, как он вошел, не заметила, что телевизор выключили, и даже не пошевелилась, когда ее укрыли пуховым одеялом. Она поняла, что Дэвид дома, только когда проснулась около двух часов ночи и увидела, что он стоит у окна и смотрит на луну, которая казалась не более чем тусклым мазком на темном небе.
Завернувшись в пуховое одеяло, Лиза заставила себя встать на ноги и подошла к мужу.
— Тебе нельзя вставать, — проговорил Дэвид, привлекая ее к себе.
Лиза попыталась сказать, что с ней все нормально, но оказалось, что у нее пропал голос.
— Может, с моим сознанием происходит то же самое, — сказал Дэвид, по-прежнему глядя на луну. — Дымка затягивает все до тех пор, пока ничего уже не остается.
Лиза Не могла говорить, поэтому просто осталась стоять рядом и обнимать его, чувствуя, как с каждой минутой нарастает боль в сердце. Она бы все отдала, лишь бы стереть злобу, которой исходила утром. Ведь она знала тогда и сейчас получала лишнее напоминание, что даже после повторного визита к доктору Мэннинг неделю назад, когда та заверила Дэвида, что, судя по последним томографиям, лекарства начали действовать, его депрессия не проходила. После поездки в Цюрих Дэвид все больше и больше замыкался в себе и такие драгоценные моменты, как этот, рассыпались, как алмазы во тьме.