Слезы счастья

ГЛАВА 5

Приезжая в избирательный округ, Майлз, как правило, останавливался у Ди. Главным образом для того, чтобы они могли заранее подготовиться к приемным часам Дэвида, или собраниям в ратуше, или любому другому делу по повестке дня. Этим вечером Розалинд решила присоединиться к ним и привела с собой Лоуренса, который сейчас играл в соседней комнате на компьютере Ди. Она сама плохо понимала, чего надеялась добиться, придя сюда, разве только услышать от Майлза, что ему тоже очень не нравится, как Лиза Мартин влияет на ее отца.

Майлз, однако, не спешил безоговорочно принимать чью-либо сторону, что, впрочем, было для него весьма характерным. По крайней мере, Салли, лучшая подруга Розалинд, которая тоже пришла, прихватив с собой горы упаковок противовирусного «Лемсипа» и бумажных платков «Клинекс», железной рукой перевела разговор именно в то русло, какое хотелось Розалинд.

— Мне кажется, — говорила Салли, пылая красными щеками, которые и от природы были румяными, а теперь благодаря затянувшемуся гриппу и вину вспыхнули еще ярче, — он сейчас настолько одержим этой женщиной, что не думает ни о чем другом.

— Наверняка именно поэтому он забыл предупредить Ди, что Майлз приедет в шесть вечера, — заметила Розалинд, — а не в полдень, как было условлено. А Ди пришлось сидеть на вокзале и ломать голову, что же с ним стряслось.

— Хорошо, что у тебя был включен телефон, — сказала Ди Майлзу, — иначе я совсем разволновалась бы, когда ты не сошел с того поезда.

Майлз тоже выглядел встревоженным, но от комментариев воздерживался.

— До него просто не достучаться, — заявила Салли, сморкаясь в платок.

— А кто-нибудь пытается, хотела бы я знать? — сердито спросила Розалинд, пристально глядя на Майлза. — Я стараюсь, как могу, но он либо не слушает, либо меняет тему, либо выдает что-нибудь в стиле эдакого грозного мачо, например: «Чтобы я от тебя больше никогда такого не слышал». Он ведет себя как подросток, которому вскружили голову, и не хочет видеть, кто она на самом деле. Мне жаль, но кто-то должен ему объяснить.

— Вынуждена с тобой согласиться, — посерьезнев, проговорила Ди. — Я много лет знаю твоего отца, и сейчас он определенно сам не свой. И, откровенно говоря, в голове не укладывается, что он так оскорбляет память твоей матери, при том что всегда был преданным и внимательным мужем.

— Мама всегда в первую очередь заботилась о его счастье, — не умолкала Розалинд, — она даже уговаривала его, чтобы он женился во второй раз, но я знаю, как она боялась, что он выберет ее. Не могу без слез вспоминать, как она из-за этого расстраивалась. Папа тоже это видел, и я не хочу сказать, что он не сочувствовал ей или не делал все возможное, чтобы ее утешить. Делал. Но как он поступил сразу после маминой смерти?

— Надеюсь только, что это непонятное поведение не скажется на его карьере, — пробормотала Ди.

Тут наконец заговорил Майлз:

— Думаю, это уже происходит, — сказал он.

Взгляд Розалинд сделался колючим и настороженным.

Смахнув со лба прядь волос, Майлз продолжил:

— Ди права, за последние несколько месяцев Дэвид изменился. Теперь это становится видно невооруженным глазом... Он как будто не сосредотачивается на том, что ему говоришь, или теряет к этому интерес, или... Не знаю, это трудно выразить словами. Иногда кажется, что он просто где-то не здесь. И это замечаю не только я, потому что в пятницу утром мне позвонил ни много ни мало министр иностранных дел и спросил, все ли в порядке с Дэвидом.

В глазах Розалинд еще острее вспыхнула тревога.

— Почему он об этом спрашивал?

— Судя по всему, в четверг они ужинали вместе и Колину показалось, что Дэвид немного размыто, как он выразился, говорил о своих планах на следующий парламентский срок. Я, разумеется, уверил его, что Дэвид более чем готов его поддержать и сменить на посту министра, но должен сознаться, что такие звонки немного выбивают из колеи.

— Видите, — вскричала Розалинд, — она зачеркнет все его шансы на успешное возвращение в большую политику, и не успеем мы оглянуться, как он уже будет рад хотя бы сохранить мандат, не то что перебраться из заднескамеечников в первые ряды. Слава Богу, что я убедила папу переписать на меня бизнес, пока эта дама не успела до него добраться. А так она могла бы его до нитки обобрать.

— Послушай, я знаю, что твой отец состоятельный человек, — вмешалась Салли, — но ни для кого не секрет, что он весьма привлекательный мужчина, так что женщин в нем могут привлекать не только деньги и высокое положение. Знаю, тебе неприятно будет это услышать, Роз, но я и сама вполне могла бы положить на него глаз.

— Ты слишком много выпила, — огрызнулась Розалинд.

— В пятницу мне звонил еще кое-кто, — угрюмо продолжал Майлз. — Не могу сказать, кто это был, но, по всей видимости, младший министр, которому, вероятно, придется уступить свой пост Дэвиду, копает под Лизу Мартин.

В предвкушении свежей сплетни атмосфера в комнате заискрилась, как от электрического разряда. Все взгляды были прикованы к Майлзу, когда он сказал:

— Простите, на этом этапе я не могу поделиться с вами подробностями, но скажу вот что: если это всплывет, в партии наверняка будут недовольны, а это, в свою очередь, может резко снизить шансы Дэвида на повышение.

Розалинд откинулась на спинку стула, разрываясь между ликованием и тревогой.

— Папа об этом знает? — спросила она.

— Еще нет. Мне нужно выбрать подходящий момент, и я буду признателен, если вы не станете упоминать об этом при разговоре с Дэвидом. Вопрос очень щекотливый, и к его решению нужно подходить с умом.

Всем явно не терпелось узнать, в чем замешана Лиза Мартин, но давить на Майлза никто не пытался, потому что было известно: его преданность Дэвиду была превыше всего.

— Ответь мне на один вопрос, — попросила Розалинд. — Она хотя бы догадывается, что папины враги взяли ее на прицел?

— Меня бы на ее месте ничто не настораживало, — ответил Майлз.

— Так чего нам стоит ожидать в ближайшем будущем? — спросила Ди.

— Не знаю, но во вторник я увижусь со своим источником, чтобы получить свежую информацию по этому вопросу, а следующим утром у меня встреча с парой ближайших соратников Дэвида. Я должен рассказать им, что происходит, чтобы мы вместе просчитали, как враги Дэвида могут использовать эти сведения. Тогда, в случае необходимости, нам будет легче справиться с последствиями.

Повисшее в комнате молчание нарушил Лоуренс:

— Мам, восемь тридцать, мне надо ложиться спать, — сказал он с порога.

Увидев своего малыша таким серьезным и целеустремленным, Розалинд мгновенно растаяла:

— Конечно, милый, — сказала она, поднимаясь и подходя к сыну. — Хочешь остаться сегодня здесь, в своей комнате?

На лице мальчика ясно читалось, как тяжело ему иметь дело с чем-то неожиданным.

— Восемь тридцать, — повторил он, — мне надо ложиться спать.

— И ты можешь спать здесь, у тети Ди. У нее есть кроватка для тебя, которой, как ты знаешь, ты можешь пользоваться, когда захочешь.

Лоуренс зло посмотрел на мать.

Розалинд улыбнулась ему, но прикасаться побоялась.

— Как вы сегодня порыбачили с Дэвидом? — спросила Ди. — Ты поймал что-нибудь?

— Нет, — ровным голосом ответил мальчик, — но Дэвид приехал вместе с собакой, которую зовут Люси. Она очень проворно ловила палки.

Ди улыбнулась.

— Как мило, — сказала она, поглядывая на Розалинд и пытаясь понять, знает ли та, кто хозяин собаки.

— Она, — прошептала Розалинд. — Хорошо, дорогой, иди. Я загляну к тебе через полчасика. Ты знаешь, где у тети Ди лежит твоя запасная пижама.

Лоуренс потопал вверх по лестнице, потом его тяжелые шаги зазвучали наверху, а взрослые сидели молча, возвращаясь мыслями к тому, о чем они говорили, пока их не прервали. Тишину нарушил зазвонивший у Майлза телефон.

— Я должен ответить, — сказал он, поднимаясь из-за стола и выходя в патио, чтобы поговорить по телефону без свидетелей.

— Одна из его многочисленных подружек? — рискнула спросить Салли.

Розалинд пожала плечами.

— Возможно. Вероятно. — Она могла разделять уважение и теплоту, с которой ее отец относился к Майлзу, но в эту минуту ее меньше всего интересовало, с кем он говорит, если только это не было связано с новыми скандальными сведениями о Лизе Мартин.

— Как думаешь, что это за секрет? — спросила она, глядя на Ди.

Ди покачала головой.

— Боюсь, мы этого не узнаем, пока Майлз не захочет нам рассказать, — ответила она.

— Что бы ни раскопали на Лизу Мартин, будем надеяться, оно приведет папу в чувство, потому что мне это явно не удается, хотя, видит Бог, я стараюсь.

Лиза смеялась, сидя рядом с Дэвидом в машине в лучах утреннего солнца, набросившего золотистую сетку на северный край его округа. Они уезжали из дома в отличном настроении: пол в холле теперь покрывала плитка из бразильского сланца, команда маляров уже занималась кухней и спальнями. У сантехников тоже кипела работа: они заканчивали отопительную систему для бассейна. А садовники заметно продвинулись в создании водных сооружений, которые должны были каскадом спускаться по обе стороны лестницы во двор. Планировалось, что внизу вода будет перетекать в специальные желоба и по ним подаваться в пруды с каждой стороны сада.

— Похоже, что мы в самом деле успеваем вовремя, правда? — радостно вздохнула Лиза. — Даже если не успеем, поговорим, чтобы они как-то решили эти вопросы ко дню церемонии.

— Конечно, — согласился Дэвид, — но ты слышала, что говорит Стэнли, а я уже слишком много лет нанимаю его, чтобы теперь начать сомневаться в его прогнозах.

Лиза подняла брови.

— В таком случае он уникальный строитель, — сказала она, — потому что из всего, что я слышала и видела, они никогда не укладываются в сроки. И в бюджет.

— Стэнли еще никогда меня не подводил, и я уверен, что на этот раз он тоже справится. Он понимает, как это важно. Согласен, после переезда могут понадобиться какие-то финальные штрихи, но ты увидишь, каждая комната будет...

Он замолчал на полуслове и посмотрел в зеркало заднего вида, хотя они ехали прямо и рядом не было других машин.

— Каждая комната будет... — подсказала Лиза.

Дэвид бросил на нее взгляд, пытаясь быстро вернуться к тому, что говорил.

— Э... да, будет к четвертому августа в жилом состоянии...

— Что?! — воскликнула Лиза. — Пожалуйста, скажи, что ты пошутил.

Дэвид казался растерянным.

— Ты определенно шутишь, — решила она, — потому что я знаю, что ты знаешь, что наша свадьба третьего. Ну, официально мы поженимся второго, но все самое интересное произойдет третьего.

Дэвид начал расплываться в улыбке.

— Я думал о медовом месяце, — сказал он. — Мы ведь уезжаем четвертого, да?

— Да. Поедем на машине?

— Конечно. Так что, забросить тебя обратно к Эми или поедешь со мной?

Лиза виновато застонала и сказала:

— Милый, даю слово, когда мы поженимся, я тоже буду помогать тебе в приемные дни, но сейчас я не горю желанием встречаться с твоей свояченицей, которая достанет для меня ледяную улыбку из глубин своей белой блузки с рюшами...

— Ты ее ни разу не видела.

— Такой я ее себе представляю. Она похожа на Катрину?

— Вообще-то, совсем не похожа. В ней гораздо больше... думаю, это можно назвать простотой или, может быть, деревенщиной. А еще, как бы помягче выразиться, она не очень любит мужчин. Лет пятнадцать назад она бросила мужа ради одной женщины, но та через пару лет сбежала от нее с мужчиной. Так что теперь душечка Ди заполняет свое время «Женским институтом»[12], всякого рода благими делами и, конечно, сыном Уиллсом, о котором я наверняка тебе уже рассказывал.

— Племянник в Брюсселе, который пишет кандидатскую?

— Точно, и мне нужно позвонить ему насчет свадьбы. Последний раз, когда я с ним разговаривал, он уверял, что они с девушкой придут. И еще я хочу удостовериться, что зять не будет возражать, если я попрошу Лоуренса быть моим шафером.

Лиза расплылась в улыбке.

— По-моему, очень здорово, что ты выбрал Лоуренса, — сказала она. — До сих пор не верится, что Розалинд не возражает.

Дэвид скорчил гримасу.

— Она не заговаривала об этом с того дня, как я предложил, — признался он, — но я завел об этом речь, когда рядом был Джерри, зная, что она вряд ли начнет спорить при муже. Теперь буду надеяться, что ради особенного события в жизни сына она все-таки пересилит себя и придет вместе с ним. — Он взглянул в правое зеркало и влился в скоростной поток. — Итак, если ты не поедешь со мной в приемную сегодня утром, чем ты собираешься заняться?

— В полдень нам с Эми нужно сходить на дегустацию, — напомнила Лиза.

— Конечно. Полагаю, это значит, что за ланчем мы с тобой тоже не встретимся?

Лиза удивилась и сказала:

— Я думала, ты собирался в Лондон, когда закончишь прием.

— Собирался, но решил остаться еще на день, потому что хочу провести больше времени с Розалинд. Я волнуюсь за нее, и мне кажется, будет не лишним еще раз повидаться с ней до следующих выходных.

Лиза посмотрела на него и улыбнулась. Проведя тыльной стороной ладони по щеке Дэвида, она решила оставить тему Розалинд.

— Ничего, если я не поеду с тобой в Лондон после обеда? — спросил он.

— Нет, ничего страшного, — уверила его Лиза. Оставшись сегодня вечером без Дэвида, она сможет поболтать кое с кем из друзей по телефону и, если получится, выудить из редактора, зачем он хочет увидеться с ней завтра.

Шел второй час дня, когда Дэвид и Майлз покинули баптистскую церковь в Кейншеме, в парадном вестибюле и одной из ризниц которой они принимали избирателей. Хотя церковного в этом помещении было мало — скорее, там витал дух современного безразличия, — временами Дэвид все-таки не мог отделаться от ощущения, будто находится в исповедальне. Поразительно, с какими историями приходили к нему некоторые люди. Он выслушивал все: от семейных проблем до медицинских загадок, преступных заговоров и духовных прозрений. Один приятный старичок поинтересовался, может ли его жена продолжать голосовать, и пояснил: хоть она и умерла, но явно витает где-то рядом и преследует его. А однажды утром явилась женщина, которая с помощью предусмотрительно заготовленных чертежей и выкладок стала доказывать, что, если лежачему полицейскому обеспечить стратегический пост на М-4[13], это заставит фанатиков быстрой езды сбросить скорость и сократит количество несчастных случаев.

Однако в большинстве своем люди приходили искать его поддержки в случаях, когда им недобросовестно оказывали какие-нибудь услуги, или чтобы поделиться своими взглядами и недовольством, или же, в последние месяцы, принести ему соболезнования, что казалось Дэвиду очень трогательным. Еще никто не поздравил его с предстоящей свадьбой. Хотя по почте и на электронный адрес пришло несколько писем, выражавших удивление, а в одном случае даже отвращение по поводу «непристойной спешки, с которой он бежал к алтарю с новой невестой, тогда как память о его несчастной покойной жене была еще так свежа в сердцах избирателей». Хотя о его сердце можно было сказать то же самое, он не собирался прикрываться этой истиной как оправданием.

Сегодня утром в числе посетителей была взвинченная дама, которой хотелось излить негодование против системы, «забрасывающей» матерей-одиночек всяческими пособиями и льготами, а потом удивляющейся, почему количество ранних беременностей растет как на дрожжах. Другая любительница командовать и читать нотации выразила возмущение действиями местного совета, который высадил не такие деревья в новом микрорайоне, и теперь их корни начали повреждать канализационные трубы. «Предпринимает ли кто-нибудь хоть что-то по этому поводу?» — вопрошала она. Нет, от этих лентяев не дождешься, поэтому на Дэвиде как на местном депутате лежит обязанность разобраться, да поскорее, пока их по уши не залило сточными водами. Последним посетителем этим утром оказался решительный, приятный молодой парень, который заглянул сказать, что он, как и Дэвид в свое время, собирается читать курс государственного управления в Лондонской школе экономики и что по части опыта работы он, Дэвид, далеко не плетется в хвосте.

Дэвид, естественно, записал его контактные данные и в конце приема передал их Ди вместе со всеми остальными заметками и указаниями, как дальше вести каждый из случаев.

Прежде чем запирать двери, Ди задержалась в церкви, желая убедиться, что там никого не осталось. Но с минуты на минуту она должна была присоединиться к ним — потом они собирались все вместе перекусить в ресторане «Глобус» в поселке Ньютон-Сен-Ло.

— Как ты будешь добираться до вокзала после ланча? — спросил Дэвид Майлза, когда они пересекли шоссе и пошли по боковой дороге мимо паба «Старый банк».

— Ди вызвалась подбросить, — ответил Майлз, выуживая из кармана зазвонивший телефон. — А, Тристан, — назвал он звонящего, одного из исследователей их штаба. — Пора бы.

Пока Майлз отвечал на звонок, Дэвид зашагал на стоянку к своему «мерседесу». Тот стоял, как королевская персона на благотворительной распродаже, посреди стареньких «фордов» и «воксхоллов», принадлежавших завсегдатаям паба. Это живо напомнило Дэвиду, почему он обычно позволял Ди подвозить его на такие мероприятия на своем старом «вольво»: щеголять перед избирателями богатством было в высшей степени бестактно и некрасиво.

Сняв пиджак, он как раз собрался позвонить Лизе, но тут заметил, что ключи от машины не вставляются в замок. Он проверил, те ли это ключи, и попробовал еще раз, но они по-прежнему отказывались входить в замочную скважину.

Начиная сердиться, Дэвид попытался вставить ключ силой, но тот никак не проходил.

Стиснув зубы, он попробовал другой ключ, но тоже безрезультатно. Не веря своим глазам, он отступил на шаг и окинул взглядом машину. Это, без сомнения, его «мерседес». На заднем сиденье, именно там, куда он бросил ее утром, лежала «Таймс», а рядом громоздилась стопка каталогов, которые Лиза попросила его отвезти обратно в Лондон.

Чувствуя, что начинает закипать от досады, Дэвид вновь попытался вставить ключи и, потерпев очередную неудачу, окончательно взорвался.

— Какого черта? — взревел он, когда к нему подошел Майлз. — Не могу открыть проклятую машину.

Майлз посмотрел на ключи и удивленно заморгал.

— Где пульт? — осторожно спросил он.

Когда Дэвид повернулся к нему, его лицо было напряжено.

— Ключи не подходят, — в ярости прошипел он, как будто Майлз умудрился каким-то образом оказаться в этом виноватым.

— Но обычно вы не... — начал Майлз, но запнулся, а потом сказал: — Давайте я попробую.

Бросив ключи Майлзу, Дэвид отошел в сторону. К этому времени он настолько рассвирепел, что с трудом сдерживался, чтобы не садануть кулаком по чертовой машине или по Майлзу, если тому каким-то чудом удастся преуспеть там, где он позорно провалился.

Майлз посмотрел на ключи, потом на Дэвида.

— Они не от машины, — проговорил он почти извиняющимся тоном.

Дэвид буравил его гневным взглядом.

Шумно сглотнув, Майлз спросил:

— При вас есть те, что с пультом дистанционного управления?

Чувствуя, что опять доходит до точки кипения, Дэвид сунул пиджак Майлзу, а сам принялся похлопывать себя по рубашке и карманам брюк, да с такой силой, что было больно.

— Здесь их нет, — сказал Майлз, проверив пиджак. — Должно быть, вы оставили ключи в церкви. Пойду посмотрю.

Когда Майлз помчался назад через стоянку, Дэвид закрыл лицо ладонями. Ярость внутри него стихала, причем так же быстро, как и вспыхнула. Какого лешего он так завелся? Это всего лишь ключи, черт побери. Да, он ошибся, бывает. У него много забот, и по какой-то фантастической причине у него на мгновение вылетело из головы, что обычно он открывает двери машины пультом дистанционного управления. С другой стороны, как он мог забыть, если делает это каждый день, даже не задумываясь? И он никогда не злился по пустякам, не заводился из-за проблем, которые можно легко решить. Так какого дьявола происходит с его уровнем терпимости? Нужно взять себя в руки, потому что такие вспышки просто неприемлемы и нерациональны. Сопоставив их с чувством тревоги, которое в последнее время преследовало его по всякого рода поводам (например, насколько далеко он хочет продвинуться по карьерной лестнице, будет ли он по-прежнему интересен Лизе, если решит остаться в рядах заднескамеечников, и готов ли он вообще... к новому браку), он мог в самом деле решить, что начинает терять нить. Откуда на него это свалилось? Ведь он не сомневается ни в своих чувствах к Лизе, ни в ее чувствах к себе. По крайней мере, он уверен в них большую часть времени, но нельзя отрицать, что бывают моменты, вот как сейчас, когда он без каких-либо логических причин вдруг проваливается в какую-то странную яму замешательства и даже неуверенности, как будто в нем самом, не говоря уже о его жизни, что-то разладилось.

Дэвид не мог во всем этом разобраться. Он терял контроль над своими мыслями и даже чувствами, и каждый раз, когда задавался вопросом, почему так происходит, его разум тут же отметал всякую логику и здравый смысл и очертя голову бросался в темный омут надуманных возможностей.

Глубоко вдохнув, Дэвид поднял голову и посмотрел поверх машин на Ди и Майлза, которые спешили к нему с другого конца стоянки. Заметив, какой у них встревоженный вид, он овладел собой и с самоироничной улыбкой, которая была им так хорошо знакома, протянул руку, чтобы взять у Майлза ключи.

— Ди нашла их на столе, — сказал ему Майлз. — Наверное, они лежали под документами или чем-то таким, и вы не заметили их, когда собирали вещи.

Решив придать ситуации больше комичности, Дэвид сказал:

— Что ж, надеюсь, я смогу с их помощью войти в квартиру, когда вернусь в Лондон.

Майлз натянуто засмеялся и бросил взгляд на Ди, которая по-прежнему выглядела сбитой с толку.

— Ну что, поехали на ланч? — весело сказал Дэвид. — Не знаю, как вы, ребята, а я умираю с голоду. — Воспользовавшись пультом, чтобы открыть замки, он забрался в машину, готовый отправляться в ресторан.

— С тобой все хорошо? — спросила Эми, остановив машину у вокзала Бристоль-Парквей. — После того как мы уехали от организатора банкета, ты почти ни слова не проронила. Сомневаешься, стоит ли с ним связываться?

Лиза улыбнулась и посмотрела на сестру.

— Нет, мне очень понравилось, чем он нас сегодня угощал. Тебе нет? И рекомендации у него весьма внушительные.

— Значит, ты окончательно решила, что он именно тот, кто нам нужен?

— Окончательно и бесповоротно. Я так ему и сказала перед отъездом. Разве ты меня не слышала?

— Я говорила по телефону, помнишь? — Эми глянула на часы. — До следующего поезда двадцать минут, и я никуда не спешу, так что давай, выкладывай, что с тобой происходит. Ты что-то скрываешь от меня, и я хочу знать что.

Лиза вздохнула и откинулась на спинку сиденья.

— Ничего особенного, правда, — сказала она. — Просто я... не знаю.

— Лиза... — проговорила Эми тоном, который та хорошо знала.

Повернув голову, она сказала:

— Ладно. Скажи, как тебе кажется, с Дэвидом все в порядке?

Эми удивленно подняла брови:

— О чем ты?

— Сама не знаю. Скажем так, меня мучает вопрос, не начинают ли на нем сказываться все эти стрессы. Месяц назад, когда он решил, что мы должны пожениться в августе, я говорила ему, что он слишком торопится, но он и слушать не хотел. Он так хочет, и все тут.

— А ты нет?

— Нет-нет, хочу. Большую часть времени я сгораю от нетерпения, но особых причин торопиться нет, и, если бы мы все отложили на годик, может быть, Розалинд успела бы смириться, а тогда...

— Постой, постой. Нельзя позволять, чтобы она решала за вас, — возмутилась Эми. — Вам с Дэвидом хочется сыграть эту свадьбу.

— Знаю, но подумай, как бы мы себя чувствовали, если бы мама поспешила под венец с кем-то другим меньше чем через год после смерти папы. Нам бы это не очень понравилось, верно?

— Наверное, нет, но, если бы она этого хотела, а он был хорошим человеком, мы бы придумали, как с этим жить.

— В том-то и дело. Розалинд явно не видит во мне «хорошего человека».

Повернувшись в водительском кресле, Эми сказала:

— Послушай, Дэвид найдет способ разобраться с дочкой, а ты тем временем должна сосредоточиться на свадьбе, потому что это будет сказочный день. Ты будешь самой красивой невестой. Он будет самым счастливым и гордым мужчиной на свете. Все самые близкие друзья и родственники соберутся, чтобы поздравить вас. Музыканты и руководитель церемонии летят со всех концов земного шара, чтобы сделать этот день особенным для тебя. И, на мой взгляд, ты давно этого заслуживаешь. Так что пообещай мне, что ничему и никому не позволишь испортить твою свадьбу, и особенно ей.

Лиза улыбнулась и сжала руку Эми.

— Хорошо, обещаю, — прошептала она, хотя знала, что контролировать Розалинд не в ее силах и не в силах Эми.

Розалинд сидела за кухонным столом, а перед ней было разложено содержимое портфеля отца. Утром, когда Дэвид собирался и не мог найти ключи от машины, которые в конце концов обнаружились в комнате Лоуренса, в доме царила такая суматоха, что, забросив на заднее сиденье портплед и какие-то папки, он умудрился уехать без портфеля. Сегодня это, а буквально вчера, как рассказала ей Ди, он пытался открыть «мерседес» ключами от парадной двери. В глазах Розалинд это лишний раз доказывало, до какого невменяемого состояния довела ее отца Лиза Мартин своими свадьбами, новыми домами и бог знает какими еще запросами, тогда как на самом деле ему нужно справляться со своей утратой.

Он ведь скорбит по маме, правда? Должен скорбеть.

Разумеется, она позвонила ему сразу же, как только обнаружила портфель на подъездной аллее, но к тому времени он уже проехал полпути по М-4, так что теперь она ждала курьера, который должен был его забрать.

Прошлый вечер прошел замечательно. В кои-то веки им удалось провести время вместе и не закончить дело ссорой или слезами. Но так получилось, потому что они заранее заключили по телефону договор, что не будут обсуждать подругу Дэвида и свадьбу. Розалинд сказала отцу, что не хочет, чтобы он приезжал, если он делает это, лишь бы поговорить о Лизе Мартин. Но Дэвид уверил ее, что просто хочет вернуться в Лондон, зная, что они остались друзьям. И еще напомнить ей, что он никогда не допустит, чтобы между ними что-то встало.

Как ему это удастся, если он решительно настроен жениться на этой Мартин, Розалинд понятия не имела. Однако с тех пор, как Майлз признался, что всплыли какие-то новые сведения, которые могли кардинально изменить ситуацию, Розалинд с новыми силами хваталась за надежду, что отца образумят задолго до рокового дня.

Но всего пару мгновений назад ее уверенность дала опасную трещину и теперь, когда Розалинд смотрела на все, что достала из портфеля Дэвида, быстро иссякала. Она знала, что копаться в чужих вещах нехорошо, но не могла остановиться, и вот нашла открытку, которую Дэвид подписал, но еще не отправил. Послание было таким романтичным, что если бы она получила его от Джерри, то была бы самой счастливой женщиной в мире.

На лицевой стороне красными тиснеными буквами, неровно, как будто от руки, были написаны четыре строчки: «Моя любовь навсегда; je t’aime; моя единственная; любовь моей жизни». А внутри — рукой Дэвида: «Я так счастлив с тобой, милая. До дней любви чем были мы с тобой?»[14]

Розалинд понятия не имела, какого поэта он цитирует, но это было не важно. При одной мысли о матери и о том, как мало она, по всей видимости, теперь значила для Дэвида, ее сердце до таких пределов наполнилось печалью, что это стало почти невыносимым. Брак с Катриной как будто поблек до смутного фона, оставив в памяти ее отца лишь слабый отпечаток, на который он теперь едва ли обращал внимание. Он ничего не видел, кроме нее. Дэвид с Катриной прожили вместе больше тридцати лет, вырастили ребенка, создали свое дело, мечтали вместе, помогали друг другу в трудную минуту и в конце концов, настолько сроднились, что стали практически единым целым, а теперь все это сводилось на нет одной открыткой.

Розалинд несложно было представить, что почувствовала бы мама, если бы могла увидеть это послание, потому что на собственном опыте знала, как это — сомневаться в чувствах мужа. Понимать, что милая, добрая, замечательная мама, которая души не чаяла в отце, тоже терзалась этими ужасными чувствами, было еще хуже, чем испытывать их самой.

«Твой отец хороший человек, — устало говорила ей мать в те дни, когда еще пыталась бороться за жизнь. — Он лучший друг и опора для меня и для тебя... Он всегда был рядом и поддерживал нас, и я знаю, он никогда тебя не подведет, потому что очень тебя любит. Ты значишь для него все, Розалинд, гораздо больше, чем когда-либо значила я».

Но Катрина что-то значила для Дэвида, Розалинд не сомневалась в этом. И не просто «что-то» — ее он тоже любил. Любил, мама, честное слово, любил, и без тебя его жизнь опустела, я знаю.

По щекам опять покатились слезы. Розалинд смяла открытку, бросила ее на пол и раздавила туфлей. Отец может удивиться, куда она подевалась, но Розалинд было все равно. Пусть думает, что потерял ее, как потерял сегодня утром ключи... Подоплека того, что тогда произошло, оказалась последней каплей в чаше ее страданий, и она громко разрыдалась. Дэвид винил себя, говорил, что, наверное, обронил ключи, когда заходил пожелать Лоуренсу спокойной ночи, но они оба прекрасно понимали, что, вероятней всего, тот спрятал их, потому что не хотел отпускать дедушку. Какие же сильные чувства испытывал ее сын, если сделал такое! Мысль об этом бередила душу Розалинд, как, пожалуй, ничто другое. Мальчик так редко проявлял эмоции, был почти всегда замкнут в себе, но между ним и Дэвидом установилась какая-то связь, и поэтому, а еще потому, что она безумно любила их обоих, Розалинд молила Бога, чтобы ей никогда не пришлось ставить отцу ультиматум. Если же она все-таки его предъявит и Дэвид выберет ее, что тогда делать им с Лоуренсом?