Добравшись до своих апартаментов на Аракан-Тизис незадолго до полудня, я в очередной раз побеспокоил доктора Тавика Шу. Временная повязка, наложенная Морганой, нуждалась в замене.
— Положительно мне становится стыдно брать с вас деньги, лорд Слотер! Такое ощущение, что вы калечитесь специально, дабы обогащать меня, — укоризненно вздыхал почтенный бакалавр медицины, почесывая небритую щеку, — А, кроме того, просто удивительно, как вы еще ходите с таким количеством открытых ранений. Если хотите мнение врача, от столь частых… гм… кровопусканий, осуществленных без предписаний эскулапа, вам, любезнейший, полагалось бы едва шевелиться.
— Древняя кровь слишком густая, мой добрый доктор, — отшутился я, — Много не потеряешь.
Тавик Шу проворчал что-то невразумительное, грея воду.
— Вам повезло, что человек, делавший перевязку сразу после огнестрельного ранения, неплохо знает свое дело, — заявил он, убрав повязку и критически осмотрев рану, — Были удалены все частички ткани, так что нагноения быть не должно, но я на всякий случай промою все еще раз карболовой кислотой…
Вот уж не думал, не предполагал, что буду с благодарностью думать об одной из Морганов.
— Ох, лорд Слотер, знали бы вы, сколько жизней можно было спасти, начни врачи, особенно полевые хирурги, раньше применять обычную карболку! — продолжал доктор Шу, колдуя над раной. — Сколько славных солдат эти коновалы уморили, заливая пулевые ранения кипящим маслом…
После того как бакалавр медицины обновил расползшиеся швы, сменил старые повязки и наложил новые, я поднялся домой. Пройдя в свой кабинет, подкинул несколько поленьев в камин, тяжело бухнулся в кресло напротив и уснул, не раздеваясь.
Свинцовая усталость отлилась в мышцы и жилы, заполнила тело от пяток до макушки, превратив его в бесчувственную, тяжеленную болванку. Все-таки гоняться за Ренегатом оказалось на редкость утомительным и небезопасным занятием даже для меня. По мере того как я приближался к безумному вампиру, число дыр в моей шкуре уверенно росло. К тому же последние несколько суток я почти не спал, едва поспевая за событиями, стремительно разворачивающимися в Блистательном и Проклятом…
Проснулся я от легкого прикосновения к плечу.
Инстинкты Сета Слотера отточены до бритвенной остроты: пистолет в моей руке сам собой взлетел вверх и уткнулся аккурат в чистенький лоб Таннис. Полуэльфийка не испугалась — только слегка насупилась и сердито отпихнула оружие в сторону. На гладкой коже осталось красное пятно.
Убрав оружие, я завозился в кресле, хрустя суставами и окидывая взглядом кабинет. Как я уже упоминал, комната, служившая мне личным кабинетом, не имела окон. Сейчас в ней царил полумрак, слабо разгоняемый лишь толстой свечой, за ночь оплывшей почти до основания. Запах нагара пробивался даже через густой «аромат» пота, крови, железа и пороха, тяжело висевший в воздухе. Судя по тому, что камин уже успел прогореть (только несколько крупных углей еще слабо рдели, подернутые золой), проспать удалось не меньше пяти часов.
Таннис недовольно морщила нос.
— Почему ты здесь? — нахмурившись, спросил я. — Разве я не просил оставаться в миссии святой Алесии Арборийской, пока все не закончится? Почему настоятельница отпустила тебя?
Полуэльфийка улыбнулась, взяла меня пальчиками за нос, силком повернула голову в сторону открытой двери и выразительно указала на пятно света, лежащее на полу соседней комнаты. День, сообразил я. Она знает, что я охочусь на вампира, и считает, что днем находится в безопасности.
Глупенькая! Ренегат — необычный носферату. Где гарантии, что, насосавшись Древней крови, этот мутант не станет настолько могуществен, что забудет даже о страхе перед солнечным светом?
— Таннис, — медленно, чтобы она верно прочитала по губам каждое слово, заговорил я, — понимаю, что ты скучаешь и тревожишься обо мне. Но в будущем делай все в точности, как я говорю. И если я говорю сидеть в миссии и ждать меня, значит, надо сидеть и ждать. Пойми, девочка, мне случается играть в опасные, нехорошие игры, и я не хочу, чтобы ты ненароком пострадала. Потому что всему этому городу сильно не поздоровится, если он вздумает отнять тебя у меня. Очень сильно…
Вместо ответа Таннис ткнула в меня пальцем, изобразила на лице гримаску и помахала ладошкой, словно отгоняя неприятный запах. Я недовольно заурчал. Если уж живущий в свинарнике Дэрек прошелся по поводу моего благоухания, чего ждать от наполовину эльфийки? Эльфы народ чистоплотный.
— Знаю, знаю. Я не менял одежду последние несколько дней и спал в ней же. Этот гаденыш меня вконец загонял. Но ничего, скоро все закончится. Еще ночь, максимум две — и я убью его. Это хлопотная, но хорошая работа. После нее не придется брать заказов пару месяцев, а то и больше. Будет время отмыться и надоесть друг другу.
Таннис покачала головой и потянула меня из кресла.
Выходя из кабинета, я почуял аромат свежевыпеченного хлеба и острый запах молодого чеснока. Желудок немедленно сжался от голодного спазма. Когда я в последний раз нормально ел?
Таннис скользнула к окну и приоткрыла его, впуская свежий морозный воздух, а с ним пронзительный деревянный скрип. Звук был знакомый, но от того ничуть не менее противный. Скрипел — словно протестовал против наложенных на него заклинаний — небольшой арборийский идол. Вырезанный из соснового бревна в виде злобного горбатого старикашки с бородой до земли, он торчал на заднем дворе дома вдовы Маркес. Простенькие, но действенные чары заставляли идола методично сгибаться и разгибаться, сжимая в деревянных кулаках рукоять помпы, качавшей воду из городского акведука.
По деревянным трубам вода попадала в большой медный котел, вмурованный в печь. Котел в свою очередь соединялся двойной металлической трубкой со здоровенной деревянной бадьей, собранной бочкарями из кедровых дощечек. В отличие от бронзовых и цинковых ванн, столь ценимых богатыми нобилями Блистательного и Проклятого, бадья была достаточно велика, чтобы вместить меня целиком. А, кроме того, как мы установили опытным путем, в ней оставалось еще немного места для Таннис.
Я поймал себя на том, что попеременно то хмурюсь, то улыбаюсь. Приятно было от чужой заботы. Раздражение же вызывал тот факт, что Таннис хозяйничает дома уже по меньшей мере час, а я все это время проспал, ничего не услышав и не почуяв.
Нельзя так расслабляться. Особенно когда ведешь охоту.
А пальчики подруги уже возились с крючками и застежками моей боевой сбруи. Разоблачившись с ее помощью донага, я полез в бадью, кряхтя в предвкушении удовольствия и стараясь не намочить повязки. Печь не успели протопить как следует, вода почти не прогрелась, но так вышло даже лучше: холод подействовал освежающе, выгоняя из мышц ломоту и тяжесть, оставшиеся от сна.
Пока тонкие, но сильные и настойчивые ручки Таннис нещадно скребли меня то щеткой, то мочалом, оттирая въевшуюся в поры грязь и засохшую кровь — как чужую, так и свою, — произошло несколько событий.
Сначала в окно царапнулся почтовый бес. Это был роскошный экземпляр — крупный огненно-рыжий, с густой спутанной шевелюрой, в которой терялись маленькие кривые рожки. На шее беса красовался ошейник Департамента магической обработки, на спине — торба с почтой. Таннис попыталась принять у магимата корреспонденцию, но нечисть проворно отскочила в сторону, отчаянно вереща и тыча когтистым пальцем в мою сторону.
Конфиденциальное послание.
Пришлось выбираться из бадьи и шлепать к окну, оставляя на полу мыльные лужи.
Доставленный конверт выглядел солидно: из редкого в наши дни пергамента, перетянутый шелковым шнуром с кистями. Отправитель запечатал его аж в трех местах: на застывших кляксах сургуча со значением змеился сложный вензель, поверх которого раскидывала рога баронская корона. Сломав печати, я обнаружил внутри короткое, но при этом достаточно витиеватое послание:
«Любезный мессир!
Настоящим желаю уведомить, что готов оказать Вам услугу и предоставить аудиенцию, о которой Вы столь настойчиво просили через известное нам обоим лицо.
По причинам, суть которых вполне очевидна, не смею настаивать на Вашем визите в мою скромную обитель. Также не рассчитываю быть принятым в Вашем доме. Посему намерен ждать Вас через час после наступления полуночи в патио при кофейне „У сантагийца“ что на улице Оттон-Тизис.
Прошу Вас не злоупотреблять как моим терпением, так и моим доверием: приходите вовремя и один.
С поклоном,
Закончив читать, я довольно усмехнулся.
Струхнул барон.
Но каков наглец! Ведь понимает, что я его крепко прищучил и при желании могу сдать если не Второму Департаменту, то самому Некромейстеру с его ищейками. И, тем не менее, обставляет нашу встречу так, будто делает мне большое и неохотное одолжение.
Ну-ну, Кроуфорд. Посмотрим, много ли спеси в тебе останется после нашей встречи!
Стоило мне забраться обратно в бадью, как в дверь нетерпеливо заколотила пара крепких кулаков. Рука инстинктивно потянулась за пистолетом, но я тут же расслабил напрягшиеся мышцы. Во всем Блистательном и Проклятом сыщется только одно живое создание, у которого хватит нахальства так долбиться в дверь Ублюдка Слотера.
— Девочка, впусти Помойного Кота. Пусть он посидит у нас в гостиной, — попросил я, тронув Таннис за плечо, чтобы привлечь внимание. — Вина этому мошеннику не предлагай.
Наскоро закончив мыться, я растер себя жестким полотенцем, облачился в чистые гейворийские штаны, каковые всегда предпочитал узким бриджам и чулкам, просторную льняную рубаху и вышел к своему гостю:
— Здравствуй, Кот. Какие успехи?
— Не очень. Ты уж извини, Сет, — Жизнерадостность гостя не вязалась с его словами. — Времени было в обрез, и, хоть мы с парнями расстарались, разнюхать удалось лишь то, что лежало на поверхности.
Время от времени я прибегаю к услугам малолетнего негодяя и его шайки как к сборщикам ценных сведений. Анчинка Ли-Ши рассказывала, что на языке ее народа есть выражение нье'хо — невидимые люди. Так называют уличных попрошаек и беспризорных мальчишек, а также мелких лакеев, слуг и просто рабов. Одним словом, всех тех, на кого высокородные господа привыкли не обращать внимания, даже если случайно наступят на них. Тайные службы божественного императора Анчины в великом множестве вербуют из нье'хо своих осведомителей и шпионов, ибо люди, которых не принято замечать, сами подмечают и слышат многое.
Мальчишки Помойного Кота в этом плане немногим отличаются от своих анчинских сверстников. Их тоже мало кто замечает… даже когда они жмутся к вам со спины, норовя подрезать завязки кошелька.
Сразу после возвращения из Аптечного переулка я отправил весточку юному негодяю с просьбой кое-что разузнать для меня, и по возможности, в самые короткие сроки. С тех пор прошло меньше суток, но, судя по довольной физиономии Кота, можно предположить, что его подручные не тратили время впустую.
— Ух! В горле пересохло. Угостишь стаканчиком вина? — Наглый мальчишка решил для начала набить себе цену.
— Будешь пить вино, когда начнешь за него платить. Таннис, ты, кажется, делала лимонад? Принеси этому юному нахалу… Кот, прекращай пялиться на ее зад, иначе, клянусь мошонкой Бегемота, вобью твою голову в плечи.
— Богиня! — восхищенно пробормотал малолетний мошенник, — Алесия Арборийская! Сет, а правда, она была…
— Давай ближе к делу, — рявкнул я.
Помойный Кот скорчил обиженную гримасу, но энтузиазм от хорошо проделанной работы слишком распирал его — долго обижаться мальчишка просто не смог.
— Я, как получил твою записку, немедленно отправил тройку Кошаков шнырять в Аптечный переулок, а еще пару — потрясти студиозусов, что учатся на алхимиков. Парни неплохо поработали, собирая слухи и сплетни, расспрашивая слуг и подмастерьев. Кое-что действительно удалось разузнать. Но, не обессудь, Сет, проверить толком, где правда, а где досужие выдумки, мы не успели.
— Ладно, обойдемся тем, что удалось собрать.
— Здесь… Спасибо, Таннис!.. Здесь все.
Кот с галантным поклоном принял стакан с лимонадом из рук полуэльфийки, а сам протянул мне несколько листков свернутых трубкой и перехваченных тонкой бечевкой. Я вытянул верхний и быстро пробежал глазами по рядам строчек, выведенных аккуратным, почти каллиграфическим почерком. Кому-то может показаться странным, но составление отчетов из сведений, собранных по моим заданиям, доставляло юному мошеннику огромное удовольствие. Помойный Кот относился к этому как к важной работе, которую стоит выполнять не на страх, а на совесть. Выверенный стиль, ладный слог, отсутствие пустословия и сквернословия (что немаловажно) — и ни одной кляксы на бумаге.
Джордану II челобитные хуже готовят!
— Толково, Кот. Обязательно изучу все самым тщательным образом. А если вкратце и на словах?
Помойный Кот заулыбался, принял важную позу и с видимым удовольствием принялся вещать:
— Этот Эймар Гамон был скользкий человечишка. Одно время он пытался учиться на мага аж в Ривендейской школе волшбы и чар. Дошел до послушника второй степени, после чего был уличен в противоестественной связи с кем-то из преподавателей и с позором изгнан. После этого Гамон перебрался в Рамбург и поступил в услужение к известному травнику Марио Талказианскому. Продержался у него два года, пока травник не поймал нашего приятеля за руку. Мошенник приворовывал порошки да зелья, которые сам же готовил для заказчиков Марио, и толкал их на рынке. Естественно, травник дал пинка неблагодарному ученику. После этого Эймар где-то промыкался еще лет пять — где, об этом толком никто ничего не знает. А снова он всплыл уже как ученик Робина Питца…
— Стоп-стоп! — воскликнул я, чувствуя радостное возбуждение. — Робина Питца? Уж не того ли самого Робина Делателя Человеков из Наола?
— Его самого, — несколько обиженно протянул Кот, недовольный, что его перебили, — Как раз хотел к этому перейти. Новым хозяином и наставником Эймара Гамона стал Робин Питц из Наольского герцогства, получивший прозвище Делатель Человеков за несравненное мастерство в искусстве изготовления големов. Поговаривали, будто Питц также был неплохо знаком с изготовлением богопротивных гомункулусов…
— Как долго Гамон продержался в слугах Питца?
— «В слугах», как же… — фыркнул Кот. — Если верить всему, о чем чешут языками в Аптечном переулке, выходит, что Гамон с Питцем были одного поля ягода да одной пары сапоги.
— К чему клонишь?
— Да мужетрахи они были! — презрительно кривясь, выплюнул юный негодяй, — Дряхлому развратнику Питцу, небось, только в радость было, что на старости лет нашелся извращенец, готовый подставлять зад под его сморщенный стручок. А Гамон-то…
— Опусти подробности.
Я покосился на Таннис — читает ли?
— Сколько лет Гамон состоял при Робине Питце?
— Кто-то говорит, десять, а кто — и все тринадцать. До самой смерти Делателя Человеков, в общем. А как Питц копыта откинул, так Гамон и перебрался в Ур. Здесь он успешно сдал экзамены на частнопрактикующего алхимика и снюхался с неким Филиппе Сукко… поговаривают, тоже из этих… ну любителей волосатых задниц. На общих паях они открыли алхимическую лавку. А дальше ты вроде знаешь.
— Молодец, Кот! Ты заработал премию.
Я прошел в свой кабинет и, вернувшись, ссыпал в подставленные ковшиком ладони Кота несколько золотых монет и пригоршню флоринов.
— Золото оставь себе, серебро раздай парням. Все славно поработали.
— Ага! — ликующе воскликнул малолетний бандит. — Я навел тебя на след, не так ли?
— Скорее убедил в правильности неких догадок. Но это тоже важно, приятель. Очень важно! Теперь в случае необходимости мне не придется блефовать.
Я потряс руку юному мошеннику.
— Еще раз спасибо. А теперь дуй по своим делам. У меня мало времени, а успеть надо много чего.
— Ну, судя по взглядам твоей Алесии, тебе дейс… Все-все! Уже ухожу, Сет!
Спасаясь от оплеухи, Помойный Кот проворно шмыгнул в дверь, но никуда не ушел. Дробный топот его башмаков не успел стихнуть внизу, как они вновь застучали по половицам — в обратном направлении. Без стука влетев в мои комнаты, молодой преступник завертелся, заплясал на месте.
— Сет, там твоя домохозяйка разговаривает в дверях с человеком в форме Второго Департамента. А при нем Пес! Козни Вельзевула! Это по мою душу, — затараторил он, — Видно, засекли меня, когда я шел к тебе. Черт-черт-черт! Псы пронюхали про армейские склады и…
— Успокойся, Кот. Не знаю, что ты там натворил на армейских складах, но думаю, это ко мне.
Мальчишка вскинул брови и пренебрежительно выпятил нижнюю губу:
— С каких пор ты снюхался со сворой вице-канцлера?
— С тех пор, как взялся за контракт на истребление Ренегата. Пройди в столовую к Таннис и сиди там тихо.
На лестнице зазвучали новые шаги: уверенная поступь человека, облеченного властью. Мягких, скользящих шагов вдовы Маркес не было слышно. Слегка побаиваясь меня, она никогда не провожала посетителей лично.
— Да еще… Кот?
— У?
Юный негодяй застыл на полушаге.
— Таннис читает по губам. Сделаешь ей хоть один сальный комплимент, сломаю пару пальцев. Веришь?
— Ты нехороший человек, Сет Ублюдок Слотер, — с достоинством произнес Помойный Кот и юркнул в столовую.
В дверь постучали — коротко и сильно.
Я отворил и смерил посетителя взглядом. Это был не Пес правосудия (тот, видимо, остался внизу), а клерк рангом повыше. Длинный плащ из толстой крашеной шерсти скрадывал фигуру. На перевязи, оттопыривая его, висела короткая солдатская шпага, за поясом торчала рукоять пистолета с замком, предусмотрительно обернутым вощеной бумагой — на случай дождя или снега.
— Лорд Слотер.
Имя прозвучало без вопросительной интонации. Несмотря на слегка помятый вид, клерк Второго Департамента держал себя вполне уверенно в присутствии Выродка.
— И?
— Его светлость герцог Дортмунд велел передать это вам лично в руки.
Я принял небольшой пакет с красной блямбой сургуча, припечатанной резным кольцом Человеколюба. Узнаю дядюшку Витара: он никогда не доверит корреспонденцию простому почтовому бесу, даже если она не имеет большого значения.
— Также велено кое-что передать на словах.
— Говорите.
— Одно слово, лорд Слотер. И это слово: «Когда?»
Я с хрустом почесал колючую и жесткую, точно проволока, щетину. Дядюшка начинает нервничать. Самое время отправить ему ободряющую весточку.
— Передай его светлости: день-два. Не больше. Пусть заказывает панихиду.
На лице служащего Второго Департамента ничего не отразилось, он просто кивнул, откланялся и удалился, на ходу надевая шляпу. Не утруждая себя тем, чтобы дождаться, пока посланник Витара покинет здание, я раскрошил сургуч и вытряс на стол содержимое пакета. С негромким стуком по столешнице прокатилась изуродованная пулей Скрижаль, поверх нее порхнул листочек бумаги, на котором шипастым почерком дядюшки Витара, состоящим из сплошных черточек, колючек и острых углов, было выцарапано:
«Сим посланием, на основании исследования, произведенного магами-дознавателями известного Вам ведомства, подтверждаю — прилагаемая Скрижаль запрета была вживлена в грудь носферату по имени Трой Нокфорт.
Гроб номер 467.
Вампир-мастер — барон Алистер Кроуфорд.
В случае намерения предпринять некие действия в отношении указанного барона требую известить меня лично — во избежание ненужного напряжения в отношениях с Кварталом Склепов.
Рекомендую также ускорить процесс поисков, ибо время грозит обесценить все наши совместные усилия.
В. Д.
P. S. Поторопись, засранец. Мне уже прижигают пятки!»
Снова Кроуфорд. Что ж, все сходилось. Одно к одному.
Я удовлетворенно вздохнул и пробормотал себе под нос:
— Известить тебя лично, дядюшка? Нет уж… Сначала надо разобраться со скелетами в шкафу нашего барона. И если потребуется взять, да и огреть его мешком с пыльными костями. А ты же со своей политикой, чего доброго, еще вздумаешь мне руки вязать.
Убрав содержимое пакета в карман, я крикнул:
— Кот?
— Здесь, Сет, — откликнулся юный негодяй.
— Скажи-ка мне, мой осведомленный друг, известно ли тебе или, может, кому из твоих мошенников, где остановились эти дубоголовые фанатики из Башни?
— Ты о рыцарях Очищающего Пламени? — спросил Кот.
В его голосе мне почудились нотки благоговения.
Благоговение? У Кота?!
— Да, о них.
— Конечно, знаю! Еще бы не знать! — воскликнул мальчишка с энтузиазмом, вызвавшим у меня приступ раздражения, — Они остановились на постоялом дворе «Мясник и дева» у старой Лухи-Арбузихи. А ты знаешь, кто у них главный? Кастор ди Тулл! Говорят, он в прошлом был лихим корсаром. Водил дружбу с братством Каракатицы и даже ходил в походы с самим Питом Огненная Борода на колонии сантагийцев. А еще…
— Достаточно, Кот. Ты крепко помог мне, а теперь проваливай. Как я уже говорил, у меня мало времени и много дел. Зайдешь вечером, ближе к закату, получишь новое задание. И не опаздывай, это важно.
Выпроводив юного разбойника, я прошел в кабинет, зажег лампу и, достав письменные принадлежности, быстро набросал несколько коротких писем.
Вызванный при помощи сигнального шнура бес-магимат — та же рыжая образина, что прибегала ранее, — явился буквально через минуту. Я еще рылся в столе, отыскивая столбик сургуча, чтобы запечатать письма, а бес уже прохаживался с недовольным видом по подоконнику, царапая стекло когтями. Недовольство нечистого было вполне объяснимо. Шнуры вызова, которые сдают в аренду чиновники Департамента почтовых сообщений, что называется «садят на живой волос». Проще говоря, в них вплетают шерстинки с тела беса и зачаровывают особым образом. В результате рывок за шнур магимат будет ощущать на своей шкуре самым буквальным образом. Если бы вас дергали за волосы всякий раз, когда требуется привлечь внимание, вы едва ли проявляли бы довольство…
Расплавленный сургуч капал на бумагу, красный, точно кровь. Это сравнение навело меня на определенную мысль. Прежде чем запечатать последнее письмо, я взял в руки кинжал, ткнул себя в мякоть большого пальца, выдавил жирную каплю и размазал ее по бумаге. Затем подманил к себе беса и начал диктовать ему адреса, по которым надлежало разнести почту, а также инструкции, коих следовало при этом придерживаться.
Закончив говорить, я внимательно посмотрел на нечисть:
— Все понял?
Бес засунул палец в ноздрю, выковырял оттуда внушительный комок слизи, тщательно рассмотрел его и, сочтя вполне достойным своего внимания, отправил в рот. Лишь после этого он снизошел до того, чтобы важно кивнуть. Я с трудом сдержался, чтобы не схватить наглеца за хвост и не хлопнуть о стену.
— На твоем месте, нечистый, я был бы внимательнее. Если письма не дойдут до адресатов, я лично отправлю тебя обратно в пекло. И не радуйся! Отправлю по частям.
Бес обиженно замигал.
— Еще раз, первые три конверта отдашь лично в руки. А последнее письмо должно быть оставлено там, где я велел, и за несколько минут до полуночи. Не раньше, но и не позже. Ты точно все понял?
Магимат высунул язык и неприлично задрал хвост.
Убрав письма в свою торбочку, бес с преувеличенной важностью вылез на подоконник, повернулся спиной к окну и, поднявшись на задние лапы, пустил желтую струю по стене дома. Не тратя времени на окрики, я с треском взвел курок пистолета.
Поганца как ветром сдуло.
Я убрал оружие и задумчиво взглянул на свое отражение в стекле. Надеюсь, Ренегат хорошо выспится этим днем. Ибо следующий его сон будет уже вечным. Пора вернуть упыря в то состояние, в каком по законам природы и должна пребывать мертвая плоть.
Отражение мрачно и торжественно кивнуло.