Слотеры. Песнь крови

Глава XXIX КОНЕЦ ОХОТЕ

После всей этой утомительной беготни, с перерывами на допросы, драки и стрельбу, я как-то и не предполагал, что наша финальная встреча с виновником суеты получится такой… обыденной.

Аптечный переулок спал, зыбко отгородившись от ночи светом редких фонарей. Его обитатели беспокойно ворочались в своих постелях, одолеваемые кошмарами и наваждениями. А их источник находился совсем рядом — сидел себе неподвижно на краю пепелища, некогда звавшегося «Лавкой таинств и зелий магистров оккультных наук Эймара Гамона и Филиппе Сукко», и ждал.

Издалека он казался настолько мелким и тщедушным, что мне впору было устыдиться той тяжелой артиллерии, которой я увешался с ног до головы. Пришлось напомнить себе, что этот мелкий и тщедушный тип уже отправил на тот свет, по меньшей мере, два десятка человек, не считая пары вампиров и одного Выродка.

Услышав приближающиеся шаги, Ренегат неторопливо поднялся на ноги и выпустил листок бумаги, который держал в руках.

— Откуда ты знал, что я получу это послание, Сет?

Порыв ветра подхватил бумагу и потащил прочь, но мокрый снег немедленно налип на нее, сбил полет и уронил в смерзшуюся грязь. Последним усилием ветер приподнял намокший, потяжелевший листок, перевернул пару раз и припечатал к земле у подножия ближайшего фонаря. Старый и покосившийся, заправленный безжалостно разбавленным маслом фонарь стоял, опоясавшись кругом неровного желтого света, настолько тусклого, что окажись кто под ним прямо сейчас — все одно не смог бы разобрать несколько слов, выведенных моей рукой.

«Закончим там, где все началось. Ты и я. Сегодня ночью».

Тающие снежные хлопья одну за другой размывали буквы, а с ними и кровавый отпечаток пальца, оставленный на бумаге. Благодаря ему я мог быть уверен, что Ренегат не пропустит послания — у вампиров ведь более чем тонкое обоняние.

— Интуиция, — коротко сказал я.

— Интуиция? — Ренегат рассмеялся, блестя клыками, — Мне казалось, полагаться на нее — удел женщин.

На нем по-прежнему почти не имелось одежды: только короткие ободранные штаны и кожаная безрукавка, давно потерявшие всякий вид. На голом торсе отчетливо проступали ребра, зато никакого следа от ран и ожогов, которые должны бы остаться с нашей последней встречи. Быстро регенерирует, злыдень. Только шевелюру не успел отрастить: туго обтянутый кожей череп щетинился клочьями обгоревших, сплавившихся меж собой волос.

— У нас с тобой интуиция другого рода. Она замешена на крови.

— Ах да. Мы ведь в некотором роде кровные братья, не так ли? Ты очень хотел, чтобы я был здесь — и я здесь. Кровь нашептала…

Из подворотни налетел новый, неожиданно сильный порыв ветра.

Вампир не шелохнулся — на нем и снег-то не таял, а вот я слегка поежился. С полуночи погода заметно испортилась. Мало того, что снова, как днем, пошел мокрый снег — чем дальше, тем сильнее, — так стало еще и ощутимо морознее. Теперь снег уже не таял на подлете к земле, обращаясь в крупные, увесистые капли, а лип к одежде, быстро напитывая ее влагой. Мой плащ намок и тяжелой тряпкой повис на плечах, почти не согревая. Кожа колета и надетого поверх него нагрудника тоже отсырела и разбухла. Некстати. А хуже, что повязки под одеждой тоже намокли и раны начали мерзко ныть.

— Дело не только в крови, — любезно пояснил я, — Когда мы дрались в особняке Малигана, я успел заметить следы угля у тебя на руках и лице.

— Они могли взяться откуда угодно, — небрежно отмахнулся Ренегат. — Я мог карабкаться по крышам и прятаться за печными трубами.

— Мог. Но когда есть два или больше событий, между которыми имеется очевидная связь, я предпочитаю делать ставку на логическое допущение. Тебя создал Эймар Гамон, которого на днях сожгли вместе с лавкой, оставив только пепел и угли. А на твоих руках я как раз и заметил следы угля.

Вампир дернулся, физиономию его исказила гримаса.

— Я не сжигал его!

— Я знаю. Но Гамон был твоим отцом. Узнав о его смерти, ты приходил туда, где родился… — Я криво улыбнулся. — Знаешь, я давно убедился в неком правиле. Оно заключается в том, что даже самые чудовищные злодеи зачем-то до последнего лелеют в себе сентиментальную струнку. Возможно, это позволяет таким, как ты, думать, будто так вы все еще сохраняете нечто общее с человеческой породой.

— Осторожнее, родич, — прошипел Ренегат. — А то, чего доброго, можешь ускорить развязку. Я, знаешь ли, жутко голоден и уже едва сдерживаю себя.

— Ускорить развязку? Я мог бы все уже завершить, приятель.

Ренегат смерил меня странным взглядом.

— Мне ничего не стоило прийти сюда утром и привести с собой половину городской стражи, вооруженную кольями, чтобы они истыкали каждый дюйм поверхности этого пепелища. Вместе с тобой. Я знал, что ты спишь здесь. Догадался. Где-то ведь тебе надо было сделать лежку, а кто станет искать там, где уже сожгли все следы?

Лицо мутанта поначалу застыло, а потом на нем начала пробиваться странная и страшная ухмылка. Выглядело все так, будто в пасть вампиру вставили невидимые крючья и теперь медленно тянули их в стороны и вверх, заставляя губы разъезжаться в неестественном, жутком оскале. Считавший себя неуловимым и бессмертным, монстр, дважды оставлявший в дураках Сета Слотера, обнаружил, что вовсе не неуязвим.

— Мог… — Слово прозвучало, словно треснул сучок под ногой. — Мог завершить… Так что ж не завершил? Тогда на кладбище ты особо не церемонился. Нашел бы днем — приколол бы днем. Почему не поступил так же и теперь?

Вместо ответа я поднял руку и расслабил завязки плаща, чтобы сбросить его, когда дело дойдет, наконец, до схватки.

— Кровь и пепел! Почему, Сет?! — почти выкрикнул Ренегат.

— После нашей второй встречи у кое-кого в этом городе возникли иллюзии, будто нашлось чудовище, оказавшееся не по зубам даже Ублюдку Слотеру. Хочу раз и на всегда доказать, что это не так.

— Честолюбие? — недоверчиво переспросил вампир. — Чертово, мать его, честолюбие? В этом все дело?!

— Репутация, — поправил я. — Это куда важнее. К тому же — не буду врать — я намерен получить удовольствие, когда буду лично, своими руками снимать с тебя голову. Эту часть охоты я не могу передоверить ни одному молодцу с колом наперевес. Я, знаешь ли, столько бегал по всему Уру и получил столько дырок в шкуре, что заслужил небольшую премию.

Я не лукавил и ничуть не рисовался.

Я действительно вычислил, где искать лежку безумного вампира еще сутки назад. И я, в самом деле, мог днем привести сюда с полсотни городских стражей, вооруженных кольями и лопатами, чтобы они перекопали вдоль и поперек хоть весь Аптечный переулок. Однако после фиаско на кладбище и, особенно, в особняке Ришье Малигана, у меня просто не хватило сил отказать себе в удовольствии сойтись с Ренегатом лицом к лицу в третий раз.

В третий, и последний.

Ибо я, Сет Ублюдок Слотер, все еще лучший в своем ремесле. Даже Шесть Герцогов ада, чьи вежды сомкнуты мертвым сном, должны беспокойно ворочаться в своих могилах, преследуемые кошмаром, — кто-то нанял меня по их проклятые души.

Ну и если совсем начистоту, был еще один момент, из-за которого вместо стражи и кольев я прислал к лежке безумного кровососа всего лишь записку, с наказом приколоть ее на одну из балок, оставшихся от лавки Эймара Гамона. Капля крови, размазанная по бумаге, позволяла надеяться, что вампир не пропустит послания. Этим моментом оставался сам Ренегат.

Вернее, кадавр, который от него останется, когда я закончу.

Труп.

Нельзя допустить, чтобы тело единственного в мире вампира-гомункула попало в руки специалистов Колдовского Ковена или кого-нибудь другого. Это может повлечь за собой самые непредсказуемые последствия для легальных носферату. Когда Ренегат умрет, его останки должны исчезнуть. Разве только голову я презентую дядюшке Витару — предварительно как следует ее выскребя. Надо же что-то водрузить на пику посреди центральной площади Блистательного и Проклятого.

— Ты мог меня убить без особых проблем, но предпочел драться. Предпочел, зная, что теперь я стал еще сильнее. На свой лад ты такой же сумасшедший, как я, Сет. Тебе говорили об этом?

— Нет. Боялись.

Нежить задумчиво потрогала пальцем клык.

— Меня боятся больше твоего, и все равно называют безумцем. Почему?

— Репутация, — напомнил я. — Теперь до тебя доходит, почему я здесь?

Мокрый плащ с тихим шумом скользнул на землю.

Я повел освободившимися плечами, точно цирковой атлет, разминающийся перед выступлением. Рана в плече, оставленная пулей Ренегата, не позволяла свободно пользоваться правой рукой. Левая, изрезанная кинжалом иберрийца, тоже могла подвести; доктору Шу уже дважды приходилось ее штопать. Не лучшая форма, чтобы выходить против такого поединщика, как вампир-мутант, насосавшийся Древней крови.

И все же я должен это сделать.

Сам, своими руками.

— Закончим, наконец. Хочу еще успеть выспаться до утра.

Справлюсь. Надо только помнить, что надолго меня не хватит. Придется постараться решить все первыми ударами.

— О да, — блеснул клыками Ренегат, — Как ты написал? Закончим там, где все началось. Хорошее место. Правильный выбор. Жаль только, ни одной стены не уцелело. А то, знаешь, у арборийцев есть поговорка: «Дома и стены помогают»? Так вот здесь мой дом.

В голосе безумного вампира прозвучали оттенки грусти.

— Впрочем, тут ты меня вряд ли поймешь. Слотеры ведь единственный клан, который не терял свой родовой замок. Так что ты просто не знаешь, каково это — увидеть руины своего дома. Моргана бы поняла. И этот, безвкусный Малиган. А вот ты не поймешь.

Я взялся за рукоять шпаги.

Ренегат похрустел пальцами, потянулся своим худым, тщедушным телом. Еще раз посмотрел на меня с легким сожалением:

— Нет, не поймешь. Это же вы, Слотеры, сжигали их дома, разносили их по кирпичику. Или мне правильнее говорить «мы, Слотеры» и «наши дома»? Со всем этим новым родством я немного путаюсь…

Я не слушал его:

— У нас было две схватки, и всякий раз тебе приходилось несладко. Боюсь, это было даже очень-очень больно. Поэтому если не будешь сопротивляться сейчас…

Ренегат негромко рассмеялся:

— Теперь, никак, ты настроился на сентиментальный лад, а, Сет? Брось это дело. В первый раз ты меня отделал, признаю. Тогда во мне текла только кровь моего отца да твоего племянника. Смертные и холуи Алистера в счет не идут. А во второй раз уже я задал тебе перцу. Ну ладно, почти задал. Если бы не внезапное явление Морганы, кто знает… А теперь я закончил дегустировать все четыре клана. Я стал гораздо сильнее, Сет. Сильнее тебя, сильнее ваших палачей. Может быть, еще не сильнее патриархов и демонов-хранителей, но и это придет со временем.

— Сильнейший из четырех демонов-хранителей — мой младший брат Джайракс Слотер, — хмуро заметил я, вынимая из ножен шпагу и Дагдомар. — И в детстве я всегда ему напинывал.

Ренегат весело рассмеялся:

— Значит, и я напинаю, Сет. Спасибо, что ободрил. Признаться, Джайракс меня слегка беспокоил: такая мощь. Кровь Дэрена многое рассказала мне о его отце.

— Моей крови в твоих жилах пока еще нет, — Я пригнулся и выставил вперед оба клинка.

— Что ты знаешь о крови, родич?

Ренегат скопировал мою стойку, но его вытянутые руки были пусты. Он даже когтей не отрастил.

— Что вы все вообще знаете? Ничего. Для вас это просто красная жидкость. Вы не цените ее. Не слышите, как она поет в ваших жилах. Вам не дано понять ее песнь. Но я не вы. Уж я-то слышу. Я слышу ее жаркий шепот, напевающий о вашем — а теперь и моем — наследии!.. Так что зря ты все-таки не прислал парней с кольями, родич.

Мы замерли друг против друга, готовясь к броску и обмену ударами.

— Прежде чем станет не до слов, ответь мне на последний вопрос, Сет. — Ренегат кровожадно облизнул губы. — Скажи, если бы ты не застал меня здесь сегодня, то, как бы продолжал охоту?

— Тряхнул бы твоего отца…

— Мой отец мертв. Сгорел вместе со своей лавкой, — Вампир пинком отшвырнул головню из-под ног, — Ты знаешь!

— У тебя был и второй. Он, правда, тоже мертв, но говорить вполне может.

— И не только говорить!

Слова еще звучали в воздухе, а Ренегата на месте уже не было. Он прянул вперед так быстро, что смазался в одно сплошное пятно. Я не столько заметил, сколько инстинктами, напряженными нервами, самой кожей уловил движение. И ничего не успел предпринять… Вампир ловко поднырнул под руку с клинком, после чего страшный пинок в живот отбросил меня футов на пять. Ощущение было такое, будто я пытался мышцами живота остановить здоровенный таран, высаживающий главные ворота Ура.

Тщедушная тварь первым же ударом едва не выбила из меня дух.

С трудом заставив себя втянуть глоток морозного воздуха, я рубанул клинками накрест, направо-налево, отгоняя от себя хищника. Ренегат отскочил, ловкий и скользкий, как ласка. Он заплясал напротив, примериваясь к новому броску. Понимая, что за вампиром не поспеть, и норовя выиграть время, чтобы восстановить сбитое дыхание, я начал вращать «мельницу», пластая лезвиями ночную мглу и создавая вокруг себя защитную ауру, сотканную мельканием стали и серебра.

Сырой воздух гудел, распарываемый клинками. Раны отозвались жгучей болью.

Ренегат пару раз сунулся ко мне и отпрянул, шипя и слизывая кровь с длинных царапин.

— Что такое, Сет? Ты защищаешься? Это ли тактика охотника с репутацией? А если я сейчас задам стрекача? Упустишь меня в третий раз!

— Это ты не должен упустить меня, Итон Мак-Кини, — сквозь зубы прошипел я, чувствуя, что дыхание постепенно возвращается, — Тогда — если сумеешь продержаться еще немного — узнаешь, кто заказал мне твою голову первым. Тебе бы это понравилось!

Я прыгнул вперед, разя коротким клинком туда, где Ренегат стоял, а длинным — куда ему надлежало отскочить. Достань я его — и клинок прорубил бы тело вампира до самых позвонков. Но в последний момент кровожор спасся, изогнувшись самым невероятным образом. Шпага Тора-Бесоборца все равно задела его — рассекла кожу меж ребер, только рана получилась пустячная. Царапина.

Ответный удар не заставил себя ждать. Прежде чем я успел восстановить равновесие и вновь запустить мельницу клинков, носферату ловко и быстро хватанул своей лапой. Кусок рукава отлетел в сторону, обнажив предплечье — вместе с изрядным клоком моей шкуры. Сваренная в аду кровь Слотера тут же задымила на морозе.

Ноздри вампира жадно затрепетали. Его тело сотрясла мелкая дрожь.

Чертов наркоман! Он и впрямь подсел на Древнюю кровь, как смертные подсаживаются на наркотик.

Пользуясь заминкой, я попытался садануть нежить в брюхо, но вампир опомнился, стряхнул с себя наваждение и отскочил назад.

— А что тут гадать, Сет? — выкрикнул Ренегат, — Это был наш драгоценный дядюшка Витар! И знаешь, я на него даже не зол. Он ведь всего лишь исполнял свою работу!

— Витар тоже заплатил за твою голову. Но он был только вторым!

Наступая по прямой, я широко и сильно взмахнул правой рукой, нанося простой рубящий удар. Клинок взлетел, набирая силу и замах, и тут же со страшной силой понесся к земле, грозя разрубить все на своем пути. Таким ударом и такой шпагой можно было развалить что человека, что вампира от плеча до пояса не хуже чем двуручным мечом… Ренегат лишь усмехнулся и остался на месте, уверенный, что расстояние меж нами велико и оружие его не достанет.

А только оно достало.

В средней точке замаха я разжал пальцы. Шпага вылетела из ладони словно молния, извергаемая разъяренным небожителем. Далеко не лучший мой бросок, лишенный всякой взвешенности и точности, но на дистанции три шага он сделал свое дело. Тяжелый клинок коротко сверкнул в ночи и навылет пробил Ренегата с такой силой, что чашка эфеса стукнула его в грудь. Вампир сделался много сильнее, но в весе по-прежнему ничуть не прибавил — удар отшвырнул его назад.

Времени я не тратил, прыгнул следом, замахиваясь левой рукой.

— Первым голову потребовал твой отец!

Серебристое лезвие шестикратно проклятого кинжала наискось хлестнуло безумца, задев самым кончиком. Зашипела горящая плоть, истошно закричал раненый носферату, задергался в руке обезумевший от жажды крови и убийства Дагдомар. Но в следующее мгновение моя рука, вооруженная колдовским акинаком, попала в стальные тиски. Ренегат перехватил ее, стиснув с силой, в разы превышающей мою собственную.

Наученный предыдущей стычкой, я не стал тратить время на сопротивление: свободной рукой выхватил «громобой» и жахнул в упор сразу из двух стволов. Пули выбили фонтанчики сажи и пепла из руин сожженной лавки — вампир сумел отбить оружие в сторону.

Спустя долю секунды отбивать удар, направленный в горло, пришлось уже мне. Когти распороли нагрудник, пропахали несколько кровавых борозд по груди, но обошлось. Выпустив рукоять пистолета, я схватился за торчащий из груди Ренегата клинок Тора-Бесоборца и надавил на него, что было сил, норовя сломать ребра и распахать внутренности.

Могучим усилием нежить с воплем отшвырнула меня в сторону.

Пальцев я не разжал, и шпага вновь оказалась в моей руке.

— Значит, отец! — орал Ренегат, не обращая внимания на огромную дыру, зияющую в груди, — Отец нанял тебя! Я мог бы догадаться! Кровь и пепел! Хаос! Соски Лилит! Я думал, это чертов жмот Алистер, но я мог бы догадаться!

Он завыл, закрутился волчком, пытаясь удержать в себе рвущуюся наружу злобу. Я попытался использовать мгновение, чтобы подобраться к мутанту на расстояние удара, но Ренегат тут же прекратил истерику — остановился, готовый к молниеносной контратаке.

— Итак, это отец решил травить меня профессиональным убийцей нежити… — прошипело чудовище, сверля меня взглядом безумных, налившихся кровью глаз, — Что ж, тем хуже для него. Будь он проклят! Клянусь Шестью, до сих пор я не держал на него зла… Когда его подручные ночи напролет рыскали по всему Уру в поисках моих следов, я понимал, что так должно. Отцу надлежало защищать свою репутацию и блюсти интересы гетто. Искать убийцу, бросающего тень на вампиров. Делать все, что возможно. Это было правильно! Это долг Некромейстера! Но, наняв тебя, он зашел слишком далеко. Он предал меня. Предал свою кровь! Ибо смерть — имя тебе, Сет Слотер.

Это точно.

Только сейчас что-то не получается со смертью. И быстро закончить схватку, как мыслилось, тоже не выходило. А силы уже начали убывать. Я чувствовал, как под одеждой струится по рукам кровь: раны открылись, начали кровоточить.

— Ты первым предал его, принявшись убивать направо и налево.

Ренегат лающе рассмеялся:

— Когда я высосу тебя досуха, то воздам отцу по делам его. Думаю, к этому времени сил мне будет не занимать. Твоих сил!

Мы ринулись друг на друга, сошлись почти накоротке и обменялись быстрыми выпадами и хлесткими ударами. Скорость вампира свела на нет мое преимущество в длине клинков перед его когтями. Шпага Тора-Бесоборца оставила длинную резаную рану на предплечье носферату, а я в свою очередь получил хороший пинок, едва не раздробивший коленную чашечку. Пришлось громко выругаться, чтобы заглушить болезненный стон.

Плохо дело. Лишив меня подвижности, Ренегат получал серьезное преимущество.

Стараясь не хромать, я снова атаковал вампира-гомункула, разя клинками сразу в нескольких направлениях. Кровожор ушел от ударов, извиваясь в пируэтах, как танцовщица, щелкая у меня перед носом когтями, точно кастаньетами.

— Теряешь скорость, родич, — отскочив на безопасное расстояние, осклабился безумный носферату, — Эй, охотник! Неужто уже устал? Не жалеешь, что не выбрал вариант со стражами, кольями и ясным солнышком над головой, а? Честолюбие тебе боком выйдет.

Молниеносным движением я перебросил шпагу в руку с кинжалом и вытянул из-за пояса «единорог». Вышло так слитно и ловко, будто я часами репетировал этот момент. Выстрел грянул едва ли не раньше, чем рукоять пистолета легла в ладонь.

Бабах!

Ренегат со змеиным проворством качнулся в сторону. Пуля зацепила его лишь самую малость, стесав клочок кожи со скулы так, что обнажилась кость.

— Это нечестно, Сет! — дурашливо завопил вампир. — Я сегодня без оружия!

— Без оружия будешь, когда я выбью тебе клыки и отрежу руки, — прохрипел я, швырнул разряженный пистолет ему в физиономию и снова двинулся вперед, выставив перед собой клинки.

Ренегат заплясал, оставаясь в опасной близости от оружия и чутко карауля каждое мое движение. Причиненные мной раны, включая порез, оставленный Дагдомаром, похоже, не особо тревожили мутанта.

Неправильная схватка получалась. Слишком много слов. Слишком много картинных поз. Слишком много лишних движений.

Все это позерство. Игра.

Мысль о том, что костлявый безумец стал слишком проворен для меня и сейчас просто забавляется, свербела в голове. Кровь и пепел! Я несколько раз оцарапал его. Почти поймал на грязный трюк со шпагой. Почти дотянулся колдовским акинаком. А только он по-прежнему получает от происходящего удовольствие и не торопится заканчивать.

Но нет, топчи меня Бегемот! Я не для того несколько ночей подряд слонялся по ночному Уру, выбивая дурь и ответы из смертных и носферату, чтобы сегодня этот тощий каприз природы употребил и меня себе на прокорм. В конце концов, мне заплатили. А я известен тем, что, взяв задаток, всегда выполняю работу.

— Когда я закончу с тобой, Сет, то первым делом наведаюсь к тебе… о, прости, к нам домой. Говорят, у тебя хорошенькая домохозяюшка. Уж я попользую ее. И не только клыками! Как попользовался Морганой. Она ведь рассказала тебе все, не так ли? Она рассказала, что ей понравилось?!

— Ты останешься здесь, Итон, — прорычал я, — Принюхайся! Чувствуешь запах гари в воздухе? Это не от пепелища. Это горят факелы.

Ренегат прекратил плясать. На его лице отразилось искреннее изумление.

— Ты все-таки позвал подмогу, Сет? Кровь и пепел! Я разочарован. Я-то считал тебя поединщиком. Ты ведь так красиво говорил про репутацию и все такое. Я уважал тебя как настоящего и достойного врага. Даже дал возможность героически нанести мне пару царапин, а ты…

— Ничего. Это страховка, на случай если что-то вдруг пойдет не так и у меня недостанет сил загнать тебя в гроб. Ур не должен пострадать из-за моих амбиций…

На этот раз, использовав замешательство нежити, я почти достал его — уже по-настоящему. Дагдомар резанул по груди Ренегата, оставляя дымящуюся, обожженную рану…

— Кровь и пепел!

…Царапину!

Заточенный в серебряном клинке демон взвыл от разочарования и досады: добыча была так близко. Согнувшись от боли, Ренегат двумя огромными скачками оторвался от нас обоих.

— Почти, Сет! Почти! — кривясь и гримасничая, заорал окончательно взбешенный вампир. — Это был твой последний шанс, и ты его израсходовал вхолостую. Довольно игр! Сейчас я начну разнимать тебя по частям. А потом выпотрошу и твоих помощников — одного за другим.

— Силенок на всех не хватит, — огрызнулся я, — Даже если справишься со мной, я все равно прежде успею уделать тебя так, что парням Кастора не доставит труда закончить начатое. Место схватки окружено дружиной экзекуторов. Эти ребята умеют ладить с такими, как ты, лишь немногим хуже моего. А на крайний случай с ними Ришье и Моргана.

Вампир расхохотался, сверкая клыками:

— С такими, как я?! Ха-ха-ха! Уверяю тебя, Сет, даже ты еще не сталкивался С ТАКИМИ, КАК Я!!!

И не стало света. Совсем.

Исчезли луна, звезды, само иссиня-черное ночное небо.

Пропал великий и древний город.

Весь мир внезапно канул во тьму, словно кто-то опрокинул над ним исполинскую чернильницу, полную вязких, непроницаемо-черных чернил.

Тьма случилась полная.

Материалистичная. Всеобъемлющая. Абсолютная.

И живая.

Тому, что меня окружало, трудно подобрать описание.

Ощущение такое, будто тебя бросили в чан с вязкой, тягучей смолой. Тьма облепила каждый член, каждую частицу тела. Мягко, но властно обняла и стиснула так, что не шелохнуться. Сковала мертвящей тяжестью.

Кокон смерти.

Жук, запаянный в черном янтаре.

Я подумал об оружии и понял, что ладони опустели. Шпага и Дагдомар канули во тьму, будто растворились.

— Это называется Вызов Первородного Мрака, — прошелестела тьма голосом Ренегата. — Вот оно, истинное могущество. Никто больше, даже наш одаренный братец Джайракс, на такое неспособен. Только Некромейстер Алан, древнейший из вампиров. Но кровь отца — это и моя кровь. Она все рассказала мне. Пропела. Научила. Я ведь очень способный, я умею слушать и быстро учусь. А с вашей кровью я набрался сил, чтобы использовать свое знание.

Я почувствовал неуловимое текучее движение на своем лице.

— Вот так вот, Сет. Я могу сделать с тобой что угодно, — с триумфом известило существо, которое было много больше, чем любой вампир. — Могу направить Мрак в каждое отверстие, в каждую пору твоего тела, и тебя разорвет изнутри, точно переполненный бурдюк. Могу превратить Мрак в железные обручи, которые выдавят из тебя жизнь по капле. Могу взорвать твои глаза и оставить жить таким: огромным, страшным и — беспомощным… ненадолго, конечно, я ведь все еще голоден. Так как же мне с тобой поступить, родич? Что посоветуешь?

Чернильно-черный янтарь слегка размягчился. Я почувствовал, что с усилием, но могу двигать челюстями.

— Встреться… со мной… лицом… к лицу… если… посмеешь…

— Вот как?

Тьма слегка расступилась — словно обмелели антрацитовые воды, и сквозь нее проступило белесое, неживое мелово-белое лицо Ренегата, изуродованное дымящимся шрамом. В пустых глазницах клубился Мрак.

— Последняя воля — закон, — прошелестели мертвые губы.

— Ближе… мне есть… что… сказать… тебе…

Губы Ренегата сложились в ухмылку, и лицо слегка переместилось, оказавшись прямо напротив моего.

— Кажется, теперь мы стали одного роста…

— Ага… И это… удобно!!!

Древняя кровь и вампиры.

Демоническое наследие и жизнь в смерти.

Заклятое серебро и магия, рожденная на заре времен.

Все это так величественно, и все так мимолетно!

Древняя кровь уходит в прошлое, вампиры рано или поздно обращаются в прах, серебро плавят на монеты, обладающие куда большей властью, чем любые чары, а старинная магия забывается… Но вот старый добрый удар лбом в переносицу как был, так и останется в арсенале людей и им подобных. Лучше него может быть только злобный пинок промеж ног, но в данных обстоятельствах выбирать не приходится.

Я шарахнул лбом в это призрачное, витающее во тьме лицо, всю силу, всего себя вложив в рывок, который потребовался, чтобы разорвать оковы Мрака. Не знаю, что там у Ренегата сейчас находилось под кожей, но только хрящ хрустнул вполне отчетливо. Не теряя времени, я наклонил голову и хватанул зубами туда, где, по идее, должна бы начинаться шея. Холодная, скользкая и омерзительная на вкус плоть заполнила рот. Изо всех сил стиснув зубы, я по-волчьи рванул голову набок.

Ренегат верещал как поросенок. И, клянусь кровью и пеплом предков Слотеров, в этом крике звучало больше страха, чем боли.

Мрак распался, вернув мостовую под ногами, город вокруг и звезды над ним.

Мы вовсе не стали одного роста, так что я буквально рухнул на вампира-убийцу сверху, подминая его своим весом.

Закрепляя успех, я ударил Ренегата еще раз, целя лбом в расквашенную физиономию. И еще. А затем выхватил из-за пояса дагу и ткнул ею в горло. Ошеломленный мутант слабо возился, размахивая тощими конечностями, похожий на большого жука, перевернутого на спину. Нанесенные раны не могли причинить ему серьезный вред, но на несколько секунд вампир обезумел от страха и утратил способность сопротивляться.

— Ты кое-что забыл, покойничек! — проревел я, высвобождая правую руку и приподнимаясь над барахтающимся вампиром, — Ты в Уре! А в этом городе вампиры обязаны носить Скрижали! Приюти «серебряного Джона», Итон!

Я рванул с груди пуговицу — одну из тех дурацких, огромных пуговиц, над которыми потешались Алистер Кроуфорд и Моргана Морган. Сжал кулак, чувствуя, как крошится фальшивая оболочка из покрытого лаком и бронзовой краской сургуча, и обманка рассыпается в пыль, освобождая скрученный в клубок кусочек серебра.

Дэрек Второй Слотер знал свое дело: при помощи фальшивых оболочек, он умело замаскировал ауру, исходящую от Скрижалей, не нарушив при этом спрятанных в них чар. «Серебряные Джоны» сохранили всю свою силу.

— Скрижали созданы по нашему образу и подобию. Как и мы, они всегда ждут свою добычу. Нас!

Спасибо за науку, Реджис ап Бейкон.

— Запрет на питие крови!

Коснувшись впалой груди Ренегата, серебро ожило: Скрижаль сама собой развернулась во всю длину, точно гусеница, — небольшая, размером всего-то с фалангу мизинца, — и вонзила концы в плоть вампира. Серебряный стежок прошил кожу безумного отродья Некромейстера.

Итон Мак-Кини, дитя двух отцов, завизжал от ужаса.

Я вцепился во вторую пуговицу. Оболочка-обманка с сухим хрустом рассыпалась в ладони.

— Запрет на сотворение себе подобных!

Третья пуговица, блеск серебра, истошный вопль, ввинчивающийся в ночной воздух…

— Запрет на мнемочары, гипноз и подчинение чужой воли!

Четвертая пуговица — и четвертый «серебряный Джон» нашел свой приют.

— Запрет на трансформацию и оборотничество!

Ренегат уже не помышлял о сопротивлении, но его тело, улучшенное и отравленное наследием Лилит, отчаянно сражалось. Оно отторгало Скрижали. Ядреная смесь украденной Древней крови бурлила в жилах нежити, противостоя чарам, упрятанным в серебряные скобки лучшими магами Колдовского Ковена. Плоть пузырилась под серебром, вздувалась огромными волдырями и лопалась, разбрызгивая гной. Там, где концы Скрижалей углубились под кожу, возникли мерзко смердящие язвы.

Гроза ночного Ура, Блистательного и Проклятого, сделался слаб и никчемен. Он скулил и бессильно барахтался, прижатый моим коленом.

Он был жалок.

Но жалости во мне не шелохнулось. Эта тварь собиралась сожрать меня, уничтожить мой клан, изнасиловать и обратить мою Таннис…

— Мой друг Реджис говорит, что четыре Скрижали — предел для вампира, — глядя на поверженного убийцу сверху вниз, сказал я, — Пятая сожжет любого из вас. Но ты ведь не любой, Итон? О нет. Ты особый. Поэтому посмотри сюда. Для тебя у меня осталось еще три пуговицы. Итого — семь. Отличное число! Мессианцы считают его святым наряду с четверкой.

Ренегата начала бить крупная дрожь.

— И еще кое-что приятель. Ты уж извини, чуть было не забыл…

Я вновь сжал пальцы, чувствуя, как крошится и просыпается меж ними сургуч, превращаясь в песок воображаемых часов, отсчитывающих последние мгновения, отмеренные чудовищу, терроризировавшему Ур, город столь же Блистательный, сколь и Проклятый.

За песчинку-секунду, перед тем как уронить пятую Скрижаль на грудь Ренегата, я наклонился почти к самому уху убийцы и прошептал:

— Алиса.