Слотеры. Песнь крови

Глава XXVII ВСЕ ПРОТИВ ОДНОГО

После встречи с Алистером Кроуфордом прошел самое большее час.

Остановив нанятый экипаж у самого начала улицы Бомон-Тизис, более известной в народе как улица Пьяных Горшечников, я строго-настрого велел перепуганному вознице никуда не трогаться, никого не подбирать и дожидаться моего возвращения. В ответ раздалось торопливо-жалостливое нытье-бормотание:

— Ну, как же так, ваш-светлость? Ить с вечера вас уже вожу. В прошлый раз на улице Отгона больше часа просидел, вас дожидаючись, ужасов натерпелся… Нельзя больше так судьбу искушать. Увольте! Нынче ж по ночам никто не работает! Оно ведь как… чудище это богопротивное, Ренегатом прозываемое, жрет людей, что бабка семечки. В наказание его послали за грехи наши… Не извольте гневаться, государь мой, а только все, отработал я на сегодня. Надо таперича немедленно вертаться, лошадок в конюшню ставить… Раз, конечно, нам с вами свезло, никого не встретили, а вот другой…

Я оборвал тираду, поднеся к носу возницы, потерявшемуся в зарослях бороды и усов, кулак. Мужик он был не мелкий — и ростом повыше среднего, и в плечах не узок, но кулак все одно оказался почти с его голову. Исследовав сей аргумент съехавшимися к переносице глазами, извозчик тоскливо вздохнул:

— Ы-и! Вот так и пропадешь ни за грош! А у меня жена, трое по лавкам… Деньгами-то хоть не обидите, ваш-светлость? Я ж, можно сказать, натурально жизнью рискую, здесь оставаючись. Другой-то добычи этому кровожаду на улицах и нету. Вон все по домам попрятались, даже шлюхи носа не кажут…

— Светлость? Я не герцог, приятель, но можешь не волноваться — не обижу. Жди здесь. Исчезнешь — пеняй на себя. Сыщу. Выродки слов на ветер не бросают.

Возница издал новый вздох, на сей раз такой тоскливый, что больше походил на стон. Потом шевельнул губами, произнося про себя непотребство, и полез под козлы, где крепилась обрезанная фитильная аркебуза — старая, должно быть видавшая еще осаду Рамбурга. Шею мужик с вечера обмотал вместо шарфа гирляндой из чесночных головок.

Конечно, проще было оставить его под окнами постоялого двора «Мясник и дева», принадлежащего разбитной бабенке, известной как Луха-Арбузиха, и расположенного примерно посередине улицы, но мне хотелось немного пройтись. Надлежало привести в порядок великое количество дум, теснившихся в голове, а на ходу мне всегда думалось лучше. Кроме того, я точно знал, что со стороны Ренегата моему извозчику ничего не грозило, а всех прочих злоумышленников жуткая слава взбесившегося носферату разогнала по темным углам.

Шагая по Бомон-Тизис, я кутался в плащ, подбитый волчьим мехом, и мрачно дивился: совсем не узнаю свой город. Метастазы страха, вызванного бесчинствами Ренегата, пронизали Ур сверху донизу, заставив сжаться и замереть. Правы были и бессмертный Алистер Кроуфорд, и смертный возница, чье имя я не удосужился узнать, — вампир-отступник ухитрился добиться того, о чем и не мечтала городская стража.

Он утихомирил ночные улицы Блистательного и Проклятого.

В кои-то веки после заката Ур прекратил бурлить своей яркой и порочной жизнью, расплескивающей равно вино и кровь, деньги и долги, удовольствия и боль. Древний мегаполис стал выглядеть, как… даже не знаю… наверное, как полагается выглядеть ночному городу, на улицах которого вдруг, взяли и навели порядок. Ни тебе распутных девок, привлекающих тугими формами; ни темных личностей, зазывающих в еще более темные уголки; ни даже бандитов с лицами, скрытыми шляпами, а ножами, напротив, выставленными на обозрение. Нынче все ночные обитатели Ура предпочитают заканчивать свой промысел до темноты, с наступлением сумерек отправляясь отсиживаться по тавернам да постоялым дворам.

Что же до прочих, более законопослушных обитателей, то они и вовсе уподобились мышам. Мужья не колотят жен, до бровей налившись дешевым пойлом после тяжелого дня. Дети не кричат, не желая укладываться спать. Любовники не оскверняют стонами страсти супружеские спальни. Любой шум — признак жизни. А потому он если не придушен, то максимально приглушен, дабы (упаси святые угодники!) не привлечь, не соблазнить, не заинтересовать кровожадное чудище, шастающее в ночи.

Разговоры и молитвы — шепотом. По скрипучим половицам — на цыпочках. Всякий сверчок схоронился за свой шесток.

Город оцепенел.

Темные туши домов Бомон-Тизис, погруженные во мрак, проплывали мимо и оставались за спиной. Из окон не пробивается и лучика света, все ставни наглухо задраены. Мой путь освещали лишь редкие, далеко отстоящие друг от друга фонари, у которых недоставало сил, чтобы в одиночку и порознь сражаться с ночной темнотой. Каждый выхватывал из мрака лишь небольшое пятно света, в котором черными точками мелькали редкие хлопья мокрого снега.

А внутри домов, небось, с каждого оконного проема свисает по низанке чеснока, двери заперты на все засовы, да еще и подперты для надежности лавками. И все домашнее серебро (у кого оно было) давно переплавлено на пули для пистолетов и аркебуз или наконечники для арбалетных болтов. А уж, сколько осин в окрестностях Блистательного и Проклятого изведено под корень!

На ходу я покачал головой.

Все-таки человеческая природа невероятно сложна и полна причуд. Взять хоть страх смертных — предмет, в изучении коего мы, Древняя кровь, преуспели больше всего. Формы, которые он обретает, невозможно предугадать. Страх избирателен и зачастую иррационален. Я знал людей, бесстрашно ходивших на оборотней с парой серебряных пуль и простой рогатиной, но впадавших в панику, обнаружив ползущего по рукаву паука… Вот если подумать — так ли страшен Ренегат для города в целом? Да ничуть! Улицы Блистательного и Проклятого видели чудовищ, способных заткнуть за пояс любого вампира, сколь бы нескромными аппетитами он ни обладал.

Чего стоил один канализационный риккер, разжиревший, питаясь кровью, смываемой со скотобоен, и в один прекрасный день выбравшийся наружу? Кровь и пепел! Да пока я добрался до его глаза, а за ним и до мозга, пришлось чуть не целый переулок завалить обрубками щупальцев.

Предки нынешних горожан пережили (пусть и не все) три Бунта нечисти, когда орды живых мертвецов и инфернальных тварей, вырвавшиеся из-под контроля Колдовского Ковена, крушили все на своем пути. И не только пережили — выстояли, отбились! Огнем и железом дали отпор взбунтовавшимся магиматам и спонтанно восставшей нечисти. А кого не расчленили и не испепелили, защищая свои дома и семьи, тех снова загнали в рабские ошейники, поставили себе на службу. Их ли потомкам бояться вампира-одиночки?

Наконец, по этим улицам ходили Выродки, которых почитают за демонов в человеческом обличье и боятся почище клыкастых вампиров, волосатых оборотней и когтистых демонов, вместе взятых! Что против этого один-единственный носферату, пусть и трижды безумный?

Он несет смерть? Побои и болезни за сутки перечеркивают больше жизней, чем Ренегат забрал за всю свою кровавую «карьеру»…

И, тем не менее, столько страху на город нагнал именно Ренегат. Не припомню, чтобы раньше Блистательный и Проклятый так затихал по ночам, походя на забулдыгу, допившегося до жутких видений и прячущегося от них же под столом.

Почему?

Я искал ответ и не мог его нащупать.

Может, потому что за триста лет люди слишком свыклись с обществом вампиров, а теперь пришли в ужас, осознав, как жалко и ненадежно выглядит союз свирепого льва и трепетной лани, стоит льву по-настоящему проголодаться? Или причина в полной хаотичности действий Ренегата? Его нападения лишены какого-либо мотива и логики: он убьет богатого и бедного, плохого и хорошего, праведника и малефикара… любой может стать жертвой. Надо только обладать чуть меньшей удачей, чем у прочих.

Подняв руку, я с ожесточением потер висок: неуместные вопросы распаляли мозг, а сосредоточиться сейчас следовало на других вещах…

Дверь «Мясника и девы» не была закрыта.

В прочих заведениях Блистательного и Проклятого с недавних пор после наступления темноты посетители и хозяева принимались вести себя точно гарнизон осажденной крепости. Наглухо запирали ставни, вешали на двери все замки и запоры, какие могли найти, а на стук норовили ткнуть в тебя из едва приоткрытой щели стволом мушкета или аркебузы, угрожая всадить унцию чистейшего серебра. Но здесь люди явно чувствовали себя в безопасности. Они даже не трудились таиться и говорить шепотом: вопили и горланили, как ни в чем не бывало.

Оно и понятно, почти все столы и лавки «Мясника и девы» оккупировали особые постояльцы. Бравые молодцы из ордена Очищающего Пламени.

Три десятка рыцарей-экзекуторов, увешанных оружием и серебром от пят до макушки — три десятка профессиональных головорезов, поднаторевших в истреблении, как вампиров, так и созданий куда более мерзких (в том числе иных человеков), — это внушительная сила. Даже Ренегат со всеми его сверхспособностями перед такой должен спасовать.

Вопреки устоявшемуся образу постояльцы Лухи-Арбузихи мало напоминали прекрасных витязей в сверкающих латах, какими представляли их менестрели. В песнях и сказаниях герои всегда высоки, стройны, изящны и до невозможного благородны. В реальности нечисть закусит такими с особым удовольствием. Поэтому здесь сидели герои иного склада — битые волки, тертые калачи, крепкие орешки. Да с такими физиономиями, посеченными шрамами вкривь и вкось, что встреть их добропорядочный горожанин в темном переулке — задаст стрекача быстрее, чем от нечисти.

Малая дружина, приведенная Кастором ди Туллом в Ур, больше всего напоминала отряд наемников. Опытные рубаки, отточившие ремесло в бесчисленных поединках; убийцы, туго знающие свое дело и сами не раз заглядывавшие в глаза Костяному Жнецу, — они не пытались произвести впечатление ни выправкой, ни экипировкой. За них говорили дела и репутация.

Облаченные кто во что, вооруженные кому как удобнее, рыцари и вели себя соответствующе. Горланили песни и сыпали божбой, перекидывались шуточками и травили сальные анекдоты, галлонами заливали в себя пиво и щедро расплескивали по столешницам дешевое вино. И ни один из них, азартно трескаясь кружкой с товарищем, не заморачивался по поводу несоответствия выспренним виршам, им посвященным.

Не лучший выбор для дипломатической миссии, но так ведь магистр Ван Дарен и посылал своих молодцев не столько на переговоры, сколько на охоту.

При моем появлении в заведении Лухи воцарилась тишина.

Двадцать девять пар и один настороженный глаз обернулись ко мне. Три десятка рук заученно легли на рукояти мечей и сабель, пистолетов и магических самопалов.

— Заставляете ждать себя… лорд Слотер.

Лейтенант-экзекутор Кастор ди Тулл поднялся на ноги и вместо приветствия сделал приглашающий жест. Он не поздоровался — видать, наслышан про проклятие Слотеров.

Бывший корсар сидел отдельно от своих людей, за маленьким столом, посреди которого торчала толстая, медленно оплывающая свеча. Рядом лежали массивный черный пистолет и небольшие щипцы для удаления нагара (свечи Jlyxa использовала самые дешевые). Длинный и тонкий меч ди Тулла висел на перевязи, переброшенной через спинку стула. В руках рыцарь держал небольшой томик. К моему удивлению, это оказался не какой-нибудь оккультный труд или малый гримуар, изучение каковых крайне полезно для любого охотника на нечисть, но сборник сонетов Эмиля Траута, лирика, пару лет назад крайне популярного в Уре.

Беднягу Траута случайно приколол на дуэли мой племянник Джад, и поговаривали, что размолвка меж ними вышла исключительно из-за конфликта муз. Обласканный вниманием молодой аристократической поросли, удостоенный прозвища Уранийский Соловей, поэт позволил себе прилюдно изложить некую аллегорию, имеющую отношение к стихам Джада. Суть аллегории сводилась к тому, что-де стихами слова становятся благодаря не слогу, но содержанию, ибо даже моча, налитая в пузырек для духов, способна принять правильную форму, да только благоухать все одно не станет.

В ответ Джад предложил проверить, насколько соответствует содержанию стихов Траута содержание самого Траута. И проверил, наглядно доказав, что шпага разит надежнее пера, что бы там ни рифмовали себе зарвавшиеся поэты.

Правда, меня племянник уверял, будто убивать Траута не собирался. По его словам, он намеревался проткнуть Соловью плечо, а не сердечную мышцу, но бедолага так некстати поскользнулся на мокрой от утренней росы траве…

— А у вас были планы на ночь, мессир ди Тулл? — спросил я, снимая шляпу и принимаясь отряхивать с плаща налипшую снежную слякоть.

В теплом воздухе от одежды немедленно повалил пар.

— Представьте себе, — фыркнул бывший корсар, — Я намеревался разбить моих парней на пятерки и прочесать улицы, где были обнаружены последние жертвы вампира, покрываемого вашими правителями.

— Оставьте этот тон, ди Тулл. Я не политик и не чиновник, чтобы пытаться меня уязвить, а такой же охотник, как вы.

Закончив с плащом, я повесил его в углу, поближе к очагу, и вернулся за стол. Притихшие рыцари позабыли свои разговоры-пересуды и во все глаза наблюдали за нами. К моему возвращению их лидер успел придумать достойный, как ему казалось, ответ. Гордо скрестив руки на груди, лейтенант-экзекутор заявил:

— Вы ошибаетесь, лорд Слотер. Мы с вами непохожи. Мы делаем свое дело не ради денег.

— Да что вы говорите! На что вы тогда купили сию книжку? И кто оплачивает сегодняшнюю трапезу?

— Орден… — начал было ди Тулл, но я перебил его:

— Что орден? Научился варить золото из ртути? Вытаскивает монеты из носов? Достает серебряные слитки из волшебной шляпы? Братство торгует своими мечами, как любая другая военизированная организация. Просто вы больше вкладываетесь в вывеску…

Лицо рыцаря осталось бесстрастным, но кровь бросилась в него так сильно, что оно потемнело, а шрамы на нем, напротив, стали белыми, словно нарисованные.

— Говорите, что вам угодно, мессир Выродок, и убирайтесь отсюда.

Все-таки сразу видно человека приезжего, не прожившего в Уре и пару месяцев. За Выродка, сказанного в лицо, мои родичи, случалось, убивали. Думаю, я успел бы дважды расколоть пнедорийцу череп, прежде чем его свора поспела бы на помощь.

Но вместо этого я по-хозяйски расселся за столом и, скопировав приглашающий жест, которым встретил меня ди Тулл, изрек:

— Мне угодно заручиться вашей помощью, мессир экзекутор. Хочу, чтобы вы все-таки поучаствовали в уничтожении твари, именуемой Ренегатом. Так ваш визит в Ур получит хоть какое-то оправдание.

— Да ну? — Лейтенант-экзекутор ощутимо напрягся, лихорадочно пытаясь сообразить, где кроется подвох. — А мне казалось, что вас наняли для того, чтобы такой помощи не потребовалось.

— Верьте ушам, а не суждениям, — Я слегка улыбнулся.

— Даже если это так, почему я должен вам помогать? Вы частное лицо. Наемник. На каком основании Орден должен помогать вам делать вашу работу?

— Тогда позвольте уточнить, что именно вы считаете своей работой, мессир?

Треугольный шрам на щеке Кастора ди Тулла дернулся, и экзекутор непроизвольно принялся потирать его. Заметив, что я пристально наблюдаю за ним, пнедориец смутился и отдернул руку.

— Орден Очищающего Пламени стоит на страже интересов человечества, — осторожно сказал он.

Я сделал прислуге знак принести вина и снова повернулся к ди Туллу:

— «Интересы человечества» — слишком широкое понятие. Сузьте его до размеров одного города. Вот этого. Ограничьте их во времени. Пусть это будет здесь и сейчас. На улицах этого города, здесь и сейчас буйствует помешанный вампир. Он неуправляем из-за неутолимого голода, который спровоцирован приступами Кровавой лихорадки. Люди умирают, мессир рыцарь. Каждую ночь…

— Причиной тому безрассудное поведение ваших властей! — горячо воскликнул ди Тулл. — Их противоестественный союз с живыми мертвецами сделал возможным появление такого чудовища. Люди доверились нежити, а те употребили доверие во зло!

— Полноте, рыцарь. Вы не проповедник, я не заблудшая душа, а Ренегат не один из тех вампиров, что согласился на сделку со смертными. Он никогда не носил в своей груди Скрижалей. Могу в этом поклясться.

— Клятва Выродка… — скривился ди Тулл.

— Дорогого стоит, — положив кулаки на стол, внушительно произнес я, — Обычно мы не утруждаем себя тем, чтобы что-то доказывать смертным. Цените.

Лейтенант-экзекутор хотел что-то съязвить, но в последний момент сдержался и промолчал, постукивая томиком Траута по внутренней стороне ладони.

— Не будем ходить вокруг да около, мессир ди Тулл. Я предлагаю вам определиться с приоритетами. Вы можете и дальше сидеть здесь, ждать развития событий и мечтать, что рано или поздно стараниями Ренегата наберется достаточно трупов, дабы вы могли, наконец, запалить Квартал Склепов со всех четырех сторон. Или вы можете помочь мне прекратить убийства. Сегодня. Сейчас.

Во взгляде рыцаря мне почудилось смятение, и я поспешил дожать:

— В ваших руках выбор, мессир экзекутор. Что предпочтете? Малое и верное добро сегодня или же перспективы большого и непременно кровавого хаоса завтра? А завтра крови быть неминуемо. Поверьте, Квартал не будет покорно ждать, пока его наводнят молодцы с осиновыми кольями в мозолистых лапах.

Кастор ди Тулл молчал, прикусив нижнюю губу и исподлобья поглядывая на меня. Я поставил его перед нелегким выбором — между интересами братства и личными принципами. Не знаю, какие мотивы привели бывшего корсара в братство, но они были серьезными…

— Послушайте, Кастор. Я дважды добирался до этого мерзавца. И оба раза он едва уносил ноги: избитый, изрезанный, обожженный, но до отвращения живой и прыткий. Теперь я знаю, где перехватить его в третий раз. Больше ошибок не будет. Вы и ваши люди можете подстраховать меня, оцепив район охоты. Если Ренегат снова вырвется, он наткнется на вас. Обещаю, к этому времени я снова измочалю его так, что живого места не останется. Ваши парни справятся…

— Почему вы обращаетесь ко мне? — В голосе ди Тулла звучали нотки неуверенности, — Насколько я понимаю, его светлость герцог Дортмунд готов предоставить в ваше распоряжение все ресурсы городской стражи, а то и всего Второго Департамента. Это много больше моей дружины.

— У меня есть свои причины не прибегать к услугам людей герцога, — честно глядя на ди Тула, заявил я.

И добавил, толком не разобравшись, кому именно я вру — Кастору или себе самому:

— Пекусь о своей репутации. Как вы, наверное, успели понять, в таком городе, как Ур, она дорогого стоит. Если Витар Дортмунд сообразит, что мне известно, где искать Ренегата, то не успокоится, пока не снарядит в подмогу целую армию. Герцог — прагматик, он не станет рисковать, предоставляя нам с кровососом время для поединка. Охота же на одного, пусть и необычного, вампира с целой сворой Псов правосудия не прибавит мне харизмы.

— А я…

— А вы и ваши люди все равно скоро отсюда уберетесь. Чем раньше сдохнет Ренегат, тем быстрее уберетесь. Ваша помощь меня не обременит.

— Я бы не был так в этом уверен. Вопрос о постоянном присутствии эмиссаров ордена в Уре еще не решен…

— Зато я уверен. Этой ночью Ренегат будет мертв. Так или иначе. Если с ним не управлюсь я, дело довершат те, кого я приглашу на помощь. А ваша миссия на этом закончится — бессмысленно и бесславно. Поверьте, я знаю этот город, его политиков и его мертвецов. Ничего у вас не выйдет. Здесь даже Древняя кровь давно не вольничает… ну как когда-то… — Я выразительно посмотрел на рыцаря, — Вам решать, сыграете ли вы и ваши люди хоть какую-то роль в избавлении Ура от чудовища, или же выйдет так, что вы просто совершите увлекательный моцион из Башни в Блистательный и Проклятый и обратно.

Кастор ди Тулл сцепил пальцы в замок и принялся машинально постукивать ими по столу.

— Разве не вы сказали, что дважды упускали этого кровососа? Есть шанс, что упустите его и в третий раз. А раз не справились вы, могут не справиться и некие ваши помощники. И все вернется на круги своя… Мои люди — профессионалы высокого класса, превратившие истребление нечистых в ремесло. А кто есть у вас?

— Все можно допустить, мессир экзекутор. Я могу потерпеть неудачу — теоретически, а Ренегат — ускользнуть и в третий раз. Но в этом случае все те трупы, что он успеет оставить, прежде чем я снова упаду ему на хвост, будут на вашей совести. Запомните этот момент, ди Тулл. Если вдруг выйдет по-вашему, попробуйте заставить свою совесть не зудеть, вспоминая, как я, Выродок, предлагал рыцарям ордена Очищающего Пламени принять участие в истреблении самого опасного вампира, какого только Ур может припомнить за последние три века.

Я подался вперед, приблизив свое лицо к лицу лейтенант-экзекутора.

— Здесь нет Магистра вашего ордена. Вам, Кастор, и только вам, решать: играть в политику или спасать жизни. Что говорит по этому поводу Кодекс Брендона?

Ди Тулл расцепил побелевшие от напряжения пальцы, налил себе вина, несколькими неторопливыми глотками осушил кружку и, оттолкнув ее на дальний край стола, посмотрел мне в глаза. Брови его хмурились, но лицо разгладилось, обрело спокойствие и легкую отрешенность, свойственные человеку, принявшему тяжелое, однако же, единственно верное решение.

— Политика — дерьмо, — с глубоким убеждением в голосе изрек рыцарь.

Я улыбнулся:

— То еще дерьмо, ди Тулл.

— Мне осточертел этот город, Слотер. — Он тоже отбросил всякие «лорд» и «мессир», — Думаю, чем скорее я уберусь отсюда, тем будет лучше. Я увидел здесь столько противоестественного и богомерзкого, что у меня нет ни малейших сомнений: так выглядит один из кругов ада, по ошибке вытолкнутый адскими Герцогами наружу. На палубе любого судна под флагом Красной Каракатицы я видел больше достойных людей, чем здесь. Орден не сможет спасти этот город, ибо истинная проблема Блистательного и Проклятого не прирученные черти и одомашненные зомби. Его проблема — люди, которые используют и тех и других. Чтобы спасти Ур от его жителей, потребуется стереть город с лица земли. А за последние тысячи лет это не удалось даже вашим родичам…

Я не попытался воспользоваться паузой, которую ди Тулл взял, ожидая моей реплики, и он был вынужден закончить:

— Но кое в чем вы правы. Я и мои парни можем спасти здесь несколько жизней. Проклятых, конечно, и пропащих, но ведь не лишенных же шанса на искупление. Да будет так. Мы с вами. А дальше пусть каждому воздастся по делам его.

— Aue! — с довольным видом подытожил я.

— Aue… — вздохнул лейтенант-экзекутор, — Что ж, какие… хм… будут приказания, Слотер? Тридцать мечей братства в вашем распоряжении.

— Пока несложные, экзекутор. Дождемся еще пару союзников. После двух ошибок я решил действовать наверняка.

Кастор ди Тулл изобразил на лице вопрос.

Ответ на него пришел спустя несколько минут: открылась дверь, и внутрь «Мясника и девы» шагнул человек. Гость был бледный и мокрый из-за налипшего на одежду снега.

— Доброй ночи, господа, — хриплым голосом произнес он, снимая шляпу и отряхивая ее о колено, — А твоя компания, Сет, смотрю, становится все более причудливой.

На детях Лилит все заживает как на собаках. Ришье Малиган говорил уже без мучительных пауз и жутковатых хрипов, издаваемых разорванным горлом, однако каждое слово по-прежнему причиняло ему боль, поэтому фразы сопровождались выразительными гримасами.

Выродок распустил завязки щегольского плаща с высоким стоячим воротником; открылась шея, плотно обмотанная белым шарфом из тонкой шерсти. Когда Ришье сбросил плащ на спинку стула, обнаружилось, что под ним скрывается целый арсенал: нагрудник из буйволиной кожи, два пистолета, крест-накрест заткнутые за пояс, длинный серебряный кинжал без ножен и короткая шпага солдатского образца. Кроме того, под мышкой Малиган держал связку из трех кольев. Концы их он предусмотрительно обжег на огне, чтобы сделать тверже.

Заметив мой взгляд, устремленный на колья, Ришье даже не сделал попытки улыбнуться.

— Уверен, ни в чем подобном у тебя нет недостатка, Сет. Но у меня и свой счет имеется… вдруг удача улыбнется.

На какую-то минуту он мне даже понравился, даром что Малиган.

Экзекуторы не уранийцы. Они понятия не имели, что перед ними очередной Выродок, а потому глазели на Ришье с нескрываемым любопытством, пытаясь сообразить, кто такой этот стройный и бледный, как привидение, молодой человек, пришедший по призыву Слотера. Все, кроме командира.

Затем раздался напряженный голос ди Тулла:

— Извольте объясниться, кто это еще такой?

Поза рыцаря не изменилась, но я почувствовал, как бывший корсар подобрал под себя ноги, готовясь в любой момент вскочить, опрокидывая стол и хватаясь за меч. И правильно напрягся. Кто ж нас, Выродков, знает? Тем более бледный и измученный вид Малигана вполне позволял ему сойти если не за вампира, то за вурдалака.

— Знакомьтесь, ди Тулл — Ришье Малиган.

Ришье молча склонил голову на плечо; с натяжкой это могло сойти за кивок. Ди Тулл снова начал темнеть лицом.

— Еще один отпрыск дьяволицы, — мрачно констатировал лейтенант- экзекутор.

Рыцари немедленно загудели. Послышался скрежет клинков в ножнах и треск взводимых пистолетных пружин. Глаза головорезов, обожающих причинять добро и наносить справедливость, опасно заблестели, на свирепых физиономиях заиграли желваки.

— А вы один из тех бравых рыцарей, что избавляют мир от подобных нам? — спокойно уточнил Ришье, игнорируя накаляющуюся обстановку, — Польщен, мессир…

— Ди Тулл. Кастор ди Тулл, лейтенант-экзекутор ордена Очищающего Пламени, — представил я.

— Доверенное лицо магистра Ван Дарена и командующий этой дружины, — отчеканил пнедориец, взяв себя в руки.

Властным жестом он заставил своих людей притихнуть.

— Не могу сказать, что приятно, но будем знакомы, — произнес Ришье и, не дожидаясь приглашения, присел рядом со мной.

Я молча подвинул ему бутылку и щелчком пальцев позвал мальчишку, прислуживающего за столами, чтобы принес еще одну кружку. Наливая себе вино, Малиган с трудом повернул голову (вернее, повернулся всем корпусом, точно деревянный) и бросил на меня взгляд, в котором светилось любопытство.

— С учетом недавних событий должен заметить, что твой круг общения… впечатляет.

— Соглашусь с вами, мессир Малиган, — вставил ди Тулл, опускаясь на стул напротив нас.

— Погодите, господа, — не удержался я от усмешки. — Скоро здесь станет по-настоящему весело.

Надо признать, экзекуторы располагали неплохой экипировкой.

Моргана Морган еще не вошла в дверь, а некоторые из них уже вскакивали на ноги, хватаясь за амулеты, висевшие на шеях. Должно быть, то были обереги, тонко настроенные на некротические эманации, которые испускают живые мертвецы. И снова сталь скрипела в коже ножен, а курки пистолетов скрежетали и щелкали, точно саранча в траве.

— Не стрелять! — прорычал я, поднимаясь и обводя глазами дружину ди Тулла с высоты своего роста. — Первому, кто обнажит оружие, сломаю руку!

— О, сколько очаровательных, брутальных, полных жизни мужчин, — замурлыкала с порога Моргана, хлопая ресницами и отставляя ножку так, чтобы разрез платья, длинный, чуть не до самого пояса, обнажил ее целиком.

Воздуха на постоялом дворе «Мясника и девы» сразу стало меньше: три десятка мужских глоток жадно втянули его, причем многие — вместе со слюной. На долю мгновения даже экзекуторы позабыли, что перед ними носферату, уничтожению которых орден посвятил все свое существование. Признаться, и я несколько смутился.

Черт, таких фасонов мне видеть еще не доводилось!

Платье выглядело цельным, а его юбка не имела никаких обручей. Оно просто струилось по телу, гладко облегая его, подчеркивая каждый изгиб, завлекая и обещая. В то же самое время оно могло бы показаться простым и скромным, если бы не упомянутый разрез. Кровь и пепел! Войди она голой, такого сногсшибательного эффекта бы не было.

Надо бы порасспросить Таннис — не иначе это эльфийская мода…

Моргана улыбнулась, довольная произведенным впечатлением.