Слово на букву «Л»

16

Наступил следующий день. А он все не звонил. Конечно, они оба взрослые люди и давно переросли все эти глупости, вроде «все мужики — сволочи, а все бабы — дуры», так что вряд ли ей пришлось бы ждать его звонка целую неделю. Но и на следующий день он вряд ли позвонит.

Ради бога, тебе тридцать три года! Позвони ему сама.

Нет уж, если он не сподобился сделать это первым, то она тоже не будет ему звонить, скажем, до девяти вечера. Или до полдевятого. После этого она имеет полное право поинтересоваться, как обстоят дела с заказом от мэрии, они ведь так и не обсудили все детали. Пора уже начинать думать над композицией, а она еще даже не до конца измерила стену! Да, придется звонить, работа есть работа.

Белла мысленно похвалила себя за то, что не улеглась с ним вчера в постель. Со словами, что ей нужно время, она выпроводила Уилла. Теперь он видит, что она взрослая, разумная женщина, а не какая-нибудь вертихвостка. И мама ее одобрила бы.

Что ни говори, Белла, дорогая, а мужчины не уважают тех женщин, которые все им позволяют в первое же свидание. Держи свои козыри при себе, девочка.

Едва войдя в офис, она увидела желтый стикер, прилепленный к ее столу. Словно яркий семафор, он издалека ей сигналил: ТЫ КОМУ-ТО НУЖНА. Она нарочито медленно прошествовала к своему столу. Это наверняка кто-нибудь из клиентов. Кто еще может звонить так рано? Только клиенты. Они всегда названивают ни свет ни заря, стараясь засечь опоздание, так что ей с коллегами приходится то и дело прикрывать друг друга: «А такого-то сейчас нет. Он, наверное, на совещании. Перезвоните попозже».

Или это, может быть, Вив? Мечтает первой узнать об окончании целибата. Белла намеревалась отбиться, нагнав побольше тумана на «Сагу о Джулиане», но Вив же только хмыкнет в ответ. Ей подавай подробности.

ЗВОНИЛ УИЛЛ. ПРОСИЛ СРОЧНО ПЕРЕЗВОНИТЬ.

— Привет, — она набрала его номер, даже не сняв с плеча сумку. — Это я. Что-нибудь случилось?

— Привет, ничего не случилось. Просто не могу без тебя, вот такой я дурак. Когда я тебя увижу? Можно прямо сейчас? Мне нужно, просто необходимо тебя поцеловать. Может, денек без тебя обойдутся?

— Минуточку, мистер Хендерсон. Я только проверю ежедневник мисс Крейцер… — перешла она на официальный тон. — Знаете, все занято. Сейчас сезон, наплыв клиентов. Хотя, подождите, есть окошко! Сегодня вечером.

— В окошко я не влезу. У меня много выпуклостей.

Он сказал, что сейчас работает за городом, делает бассейн для какого-то навороченного клуба здоровья, но около семи вернется. Они договорились, что встретятся в садике за собором.

Между работой и встречей с Уиллом оставался еще час. Белла вошла в собор и устроилась с альбомом у одной из колонн. Интересно, рисовать в соборе — это грех? Ей ни разу не доводилось видеть там ни одного художника, хотя, как ей казалось, делать наброски — это гораздо менее навязчиво, чем щелкать фотоаппаратом. Как можно молиться, когда вокруг то и дело мелькают вспышки и раздаются возгласы: «Какой большой собор! Да, и типа это, старый».

Для нее рисование было как молитва; да и как иначе назвать это самоотречение, это поглощение формой, линией, цветом? А раз так, то почему бы им не сделать свет поярче, а то молиться темно.

Снаружи, у крытой галереи, какая-то пара рассматривала каменную кладку; Белла быстро зарисовала их. Сделала набросок с малыша, отважно путешествующего по газону. Подняв голову от альбома, заметила молодую женщину, наверно, его мать. Та облокотилась о выступ стены, обняв себя за плечи, как египетская мумия. «Не двигайся!» — мысленно завопила Белла. Поспешность придала ее руке большую уверенность и силу. Угол скрещенных рук, линия подбородка, фигура в симметричном обрамлении арки — сценка постепенно оживала под ее карандашом.

Почему она не взяла с собой краски? В лучах заходящего солнца каждый элемент окружающей ее живой картины приобрел новое звучание: упавшая на лицо женщины прядь волос, тени, отходящие от ее рук, складки накидки на ее плечах, изгиб тела, прильнувшего к плоскому камню. Словно выполняя ее желание, женщина вдруг подняла глаза и, не шелохнувшись, посмотрела прямо на Беллу. Глаза, почти скрытые за вуалью волос, смотрели спокойно; в ее позе было что-то задумчивое, как будто она, склонив набок голову, прислушивается к звучащей в отдалении музыке. Белла добавила еще несколько штрихов. Она должна — должна! — закончить этот набросок, если не сегодня, то позже. Закрыв глаза, она постаралась впитать в себя образ, его цвета и тени, чувствуя, как тысячи маленьких цветовых пятнышек покрывают ее кожу, словно татуировка.

— Ты, похоже, немножко заблудилась. — Уилл заглянул ей через плечо. — О, слушай, я, может быть, и профан, но это же просто здорово! Кстати, почему ты не в садике, как договорились?

Она взглянула на часы:

— Всего-то на пять минут опоздала. Извини, я увлеклась.

— А я тебя сразу заметил, я твои кудри за милю вижу. Чем люди занимаются на свиданиях? Может, сходим в кино? — в замешательстве потер щеку Уилл.

— Да, на дамского угодника ты не тянешь. А чем ты занимался на свиданиях? Наверняка же находились такие сердобольные, что и с тобой ходили из жалости? — Она почувствовала, как на ее спину нежно легла его ладонь.

— Значит, ты со мной гуляешь из жалости? Здорово. А если я буду достаточно жалок, ты меня соблазнишь?

— Не-а. Я — член инициативной группы, которая помогает садовникам-маньякам найти новых друзей и вернуться в рамки закона. — Белла подошла к газетному киоску. — Давай купим газету, посмотрим, что идет.

— Но я хочу с тобой разговаривать, — Уилл подошел к киоску за ней, — и читать хочу с тобой, и смотреть фильм, все вместе.

— Давай весь фильм шептаться, а что, так многие делают. Будем всем мешать и все комментировать: «Смотри, смотри, сейчас будет самый лучший момент! А сейчас он как прыгнет!»

Они дошли до небольшого сквера между городскими стенами, легли и разложили газету на траве. Уилл начал водить пальцем по колонке:

— Идиотский триллер, дурацкая костюмная драма. Или маразматическое детское кино про говорящих животных? Выбор, прямо скажем, небольшой. А что ты еще не смотрела?

Белла подкатилась поближе.

— От тебя так приятно пахнет, — сказал он.

— Спасибо. — Она взглянула на расписание. — В Марлоу что-нибудь идет? «Лео Сойер — всего один вечер». Он что, еще жив? Да, в театре тоже мало что идет.

Краешком глаза она уловила, что Уилл смотрит прямо на нее, и поспешно вернулась к газете, но в следующее мгновение воскликнула:

— Уилл, что ты делаешь?

— Что? Это?

— Ты меня смущаешь.

— Как думаешь, мы еще не совсем мхом покрылись? Можем поцеловаться прямо в парке?

— Мы? Я точно не покрылась, а ты — не знаю.

Губы к губам; его язык настойчиво ищет ее, и она чувствует, как внутри она словно вся раскрывается. Уилл обнимает ее и придвигается поближе. Они разъединились всего на несколько секунд, только чтобы насладиться видом друг друга и опять слиться воедино, снова предвкушая ощущение первого прикосновения.

«Сколько же мне отпущено поцелуев? — подумала она. — Сколько — между сейчас и… потом?»

Закрыв глаза, она попыталась отделаться от ощущения беды.

— А в кино мы идти не хоти-и-м. — Уилл легонько потрепал ее по щеке. — Ты, наверно, мечтаешь затащить меня к себе? Только боишься, что я перестану тебя уважать. Спешу заверить — я и так тебя не уважаю.

— Спасибо, утешил. — Она поднялась на ноги. — Идем. К тебе. Хочу увидеть твой сад.

Стоя в прихожей, Белла ждала, пока Уилл уберет разбросанные вещи.

— Две минуты! Дай мне две минуты!

Из кухни раздалось звяканье сваленной в раковину посуды и шум воды.

— Я иду! Кто не схоронился, я не виноват! Не ждать же мне в прихожей, пока ты разгребешь все, что скапливалось годами.

— Просто посуда от завтрака осталась. Если я одинокий мужчина, то это еще не значит, что я неряха.

— Конечно, нет. О, какой необычный миниатюрный коврик! — Она наклонилась и что-то подняла.

Он выхватил носок у нее из рук, засунул его в карман брюк и открыл дверь в сад.

— О, Уилл… — Белла засмеялась от восхищения.

— Я так и думал, что тебе понравится, — довольно ответил он.

По городским стандартам сад Уилла был довольно большим. Он пошутил, что не стоило его ей показывать, вдруг она расскажет о том, что видела, а это противоречит всем общепринятым представлениям о том, каким должен быть сад. Среднестатистический сад должен быть четко организован и соразмерен своему архитектурному окружению. А сад Уилла… Он бы не посоветовал заводить такой сад никому из клиентов, потому что в неумелых руках он слишком легко мог превратиться в хаос. Этот сад был похож на красивейший лес. Там был пруд с ирисами, тростником и лилиями, постепенно переходящий в небольшое болотце, засаженное водяными растениями с широкими листьями и цветущими примулами, прямыми и аккуратными, как послушницы на молитве.

Под перголой, оплетенной белым и голубым клематисом и ярко-зеленым хмелем, стоял небольшой столик и две простые скамьи.

— Сейчас тепло, давай я вынесу лампы, и мы посидим в сумерках, — предложил Уилл.

Словно бабочка в поисках нектара, спешила она от одного уголка сада к другому. Все здесь радовало ее глаз: вишня с гладкой корой цвета махагон, белые колокольчики с серебристой филигранной листвой, крохотные папоротники, растущие прямо на стене, такие же, какие он посадил и у нее.

— Можно? — Глаза Беллы загорелись.

— Естественно, ты туда смотришь с тех пор, как вошла.

Она побежала в дальний конец сада, где среди ветвей огромного дуба разместился подвесной домик. Всю свою жизнь она мечтала о таком. Когда она была маленькая, его не было ни у одной ее подружки. А теперь, стоя прямо под ним, она увидела, какой он большой, явно не для детей.

Она быстро взобралась по лестнице наверх. У домика была настоящая крыша с высоким щипцом и застекленное окошко. Внутри стояли кресло, крохотный столик и небольшой деревянный сундучок. Она подумала, как здорово было бы жить здесь, вдали от всякой суеты и остальных людей. В таком домике можно было бы грезить целый день в полном одиночестве, наедине с птицами и ветром.

Высунувшись в окошко, она помахала стоявшему внизу Уиллу.

— Рапунцель, Рапунцель, распусти косы.

— Не выросли, — подергала она себя за прядки.

— Ну, тогда ты сама спускайся.

— Тоже мне, отважный принц.

— Спускайся и поцелуй меня.

— Ты здесь много времени проводишь? — спросила она.

— Нет. Я думал, что смогу там работать, но там мало света и совсем тихо. Побудешь там час, и теряется всякое ощущение реальности. Предпочитаю шум своей мастерской.

После ужина Уилл посадил ее к себе на колени.

— Ну что, не рановато ли тащить тебя в постель? — спросил он, целуя ее.

— О, прекрати, Уилл. А то я подумаю, что ты зациклился на том, чтобы меня соблазнить.

— А о чем, по-твоему, я думал все эти два месяца?

— К чему торопиться? У тебя что, завтра самолет?

— Не знаю даже, почему я с тобой робкий, как мальчишка? В школе-то мы с пацанами девчонок еще как задирали. Говорили: «Расставь ножки, лапочка», ржали и перемигивались. Но, признаться, мы слабо себе представляли, о чем шла речь.

— А у нас с девочками было специальное название для того, ну знаешь, когда целуешься, но не больше. Мы называли это Любовное Свидание.

— Так мы с тобой на Любовном Свидании?

— Да, Любовное Свидание, стадия два: поцелуи с языком.

— М-м-м, как аппетитно звучит. А какие там еще есть стадии? Просвети.

— Оки-доки:

Стадия один, это просто для детишек, — поцелуи по-английски (только губами, без языка).

Стадия два — французские поцелуи (с языком).

Стадия три — прикосновение к груди (через одежду).

Стадия четыре — прикосновение к груди (под одеждой) и ниже (через одежду).

Стадия пять, для самых отважных, — засовывание руки в трусики.

Стадия шесть — это, собственно, уже трах.

— Знаешь, мы, по-моему, уже должны переходить к стадии четыре.

— Нет, не должны. И вообще, я еще не закончила. Стадия семь…

— Это, наверно, уже девчачьи извращения, типа секса на учительском столе?

— Нет. Это оральный секс. В то время он занимал почетное последнее место, как самый запретный плод. Но у нас с тобой только второе свидание, так что…

— Но мне уже тридцать семь лет. Может, можно как-то уже ускорить прохождение через стадии? И потом, я устроил твой сад, и мы так много и продуктивно общались, как большие. Нет, я думаю, надо переходить к стадии пять. Мы к этому и так уже в опасной близости. — Его рука обвилась вокруг ее талии.

— Стадия три. Это мое последнее и окончательное предложение. И ниже пояса руки не распускай.

Они поцеловались, и Белла нежно провела пальцами по его спине, как будто надеясь впитать его через это прикосновение. На мгновение его руки задержались у ее груди, почти не касаясь ее. Она почувствовала, как увлажнился ее рот. Мягко прикусив и пососав свою нижнюю губу, она открыла губы навстречу его ищущему рту. Его большой палец мягко ласкал ее грудь, описывая круги вокруг соска. Их руки то и дело сталкивались, поглаживая, исследуя тела друг друга, избегая опасных зон и открывая новые.

«И это называется «не торопиться»», — подумала она и сказала:

— Все равно тебе придется подождать.

— Почему? Ты что, обещала маме не спать с пролетариями?

— Конечно. К тому же на мне не парадно-выходные трусы.

— Ну, это ничего. Ты всегда можешь их снять. Я слышал, без трусов заниматься любовью намного легче. — Он сжал ее в объятиях, снова отпустил и разгладил ее одежду. — Ладно, иди, а то я за себя не отвечаю.

— Ничего, справишься, ты уже большой мальчик.

Засмеявшись, он снова притянул ее к себе, чтобы поцеловать.

— Не заводи меня. — Его губы оторвались от ее рта с громким чмоканьем, как будто их уже было не разъять. — И не забудь позвонить. Ты красотка.

— Это ты красавчик.

— Нет, это ты дважды красотка.

— Знаю, красавчик.

— Спасибо и спокойной ночи.

Она остановилась на пороге.

— Подожди, — сказал он, — я тебя провожу. Так что мы еще, по крайней мере, час можем целоваться по дороге. Должен же я поцеловать тебя на ночь?

— Ну, давай иди. Мне не терпится позвонить Вив и все ей про тебя рассказать.

— О господи! Ты прямо как туристка, которая ждет не дождется, когда же будут готовы ее фотографии.

— Топай. — Она поцеловала его в нос.

— Спокойной ночи, моя лапочка.

— И тебе.

— Последняя попытка: может, все-таки покажешь мне свои застиранные трусы?

— Они не застиранные! Просто немножко…

— Знаю, знаю, у тебя серые, застиранные, растянутые трусы. Мне такие и нравятся!

— Уговорил, — сказала она, выталкивая его потихоньку за калитку, — надену их в следующий раз.

— Черные кружевные тоже подойдут, — зашипел он с той стороны почтового ящика, — или шелковые.

Она наклонилась, чтобы послать ему поцелуй через щель для газет.

— Иди уже. Разговоры о белье через почтовый ящик запрещаются. Тебя выследит соседская дружина.