На полу в прихожей валялась гора никому не нужных писем, на столе в кухне громоздились забытые липкие стаканы и грязные тарелки; заросший сад был скрыт за закрытыми шторами.
Послышался странный звенящий звук. Белла, не просыпаясь, помахала рукой над ухом, пытаясь прогнать его. Но не тут-то было, он не умолкал. А! Звонок. Определенно, это звонок. А теперь еще и стук. Чертовы соседи. До чего же шумные люди. Здесь тоже шумно. Какой смысл было уезжать из Лондона туда, где невозможно даже нормальных оливок купить, если здесь все равно так шумно? Да утихомирятся они наконец? Надо пожаловаться. Да. Ей надо написать им. Этим людям. Людям, которым обычно пишут жалобы на соседей. Так она и сделает. Снова звонок. Она вытянула руку, взяла будильник и стукнула по нему. Кнопка была уже нажата. Звонок все звенел.
Белла перевернулась и медленно спустила ноги с кровати. Тапки. Надо найти тапки. Она взглянула на ноги. Тапки уже на ней. Очень кстати. Снова стучат. Ну, хорошо же. Она спустится и разберется с ними. Рывком встала, побрела к лестнице. Шумные люди.
— Шшш!
Она стояла наверху лестницы, которая спускалась вниз, словно в Большой Каньон. Интересно, а эхо тут есть?
— Ау-у! — крикнула она.
— Ау-у! Привет! — донеслось снизу. Отлично. Эхо имеется.
— Приве-е-е-е-е-ет! — снова крикнула она.
— Белла? Привет! Это я!
Эхо было каким-то странным. Разве эхо не должно повторять твои слова? Путь вниз был бесконечным. Она плюхнулась на верхнюю ступеньку и начала спускаться вниз на пятой точке, ступенька за ступенькой.
Когда она почти добралась до самого низа, перед ней возникла пара глаз, глядящих на нее через щель почтового ящика.
Белла помахала рукой.
— Белла! Слава богу! — Глаза Вив расширились. — Что ты делаешь?
— А почему ты в моем почтовом ящике?
— Я не в твоем почтовом ящике, балда. Я пытаюсь разглядеть, дома ли ты.
— Ну да, я здесь.
— Теперь вижу.
Белла, казалось, раздумывала.
— Тут кто-то звонил.
— Ну да. Это же я звонила. Я трезвонила на всю округу минут десять. Боже, ну и холодина же на улице!
— Могу дать тебе выпить, чтоб ты согрелась. — Белла оперлась на перила и поднялась. — У меня есть воронка.
— Нет. Я не это имела в виду. Как ты думаешь, может, тебе стоит меня впустить? У меня скоро судороги начнутся.
— А от этого нужна соль. И ни в коем случае не залезать в чужие почтовые ящики. Ты перестанешь звонить, если я тебя впущу?
— Я не звоню.
— Ой, и правда.
Белла открыла дверь, и Вив практически упала на коврик в прихожей.
— Совсем околела, — сказала она. — Я стояла у тебя на ступеньках на коленях. Что у тебя стряслось? Какого черта ты не отвечала по телефону? У тебя в автоответчике вся лента забита.
— Тебе нужна воронка?
— Да не нужна мне твоя долбаная воронка! Бел, а как ты себя чувствуешь? — Вив внезапно схватила ее за плечи. — Что ты пила? Что у тебя есть?
— Да, спасибо, у меня все есть. Хочешь немного?
— Чего немного?
— Чего?
— Да, ЧЕГО, дурища? Что у тебя было?
— Нет, спасибо. Мне уже достаточно.
Вив потрясла ее.
— Белла, я серьезно. Вспомни и скажи мне точно, что ты ела или пила.
Белла с минуту подумала.
— Печенье, кексы. — Она подняла три пальца.
— Три кекса?
Белла потрясла головой.
— Три пакета.
— На меня они никогда не оказывали такого действия. Что еще?
— Ну…
— Ну что? Продолжай!
— Нугу, — она хихикнула, — огромную упаковку нуги.
— И что? Что еще? Какие-то таблетки, да?
— Нет, нет, я не больна. И таблеток никаких не принимала, только нугу ела.
— Ну да, об этом ты говорила.
— М-м-м, — она покивала, — еще вино… и несколько рюмок Бэйлиз… и море водки.
Белла сидела на ступеньке и наблюдала за Вив, которая носилась из комнаты в комнату и бормотала себе под нос:
— Белла, и что, не могла позвонить кому-нибудь? — Ник сразу бы примчался, он мог дать мой номер в Бирмингеме. — Это что, все из-за Уилла? — Что, в конце концов, происходит — невозможно поверить — вся эта суета — гора писем — у нее в офисе сказали — позвонила, что заболела — она с ума сходила — она и понятия не имела — сколько же времени Белла — воды — пить побольше воды — как могла Белла быть такой дурой…
На это все Белла спокойно возразила:
— Нельзя так торопиться все время. Приводит к несварению желудка. И еще к той, другой штуке, которую лучше не иметь… К стрессу.
Вив проскользнула мимо нее наверх, в комнату. Потом появилась снова, запихивая в сумку одежду.
— Ты поедешь к нам, поживешь несколько дней. И не спорь.
Она забежала в ванную, взяла зубную щетку и ночную рубашку Беллы.
— Ты меня до смерти напугала. Я вернулась и обнаружила, что ты исчезла с лица земли. — Вив обняла ее. — Ты ведь не знала, правда?
— О чем? — сказала Белла.
Она лежала на кровати в комнате для гостей у Вив и Ника, закутанная в пушистый халат хозяйки. Около кровати стоял стакан с водой и ведро. Из спальни доносились приглушенные голоса. Успокаивающий шепот взрослых. Дверь чуть-чуть приоткрылась.
— Бел? Ты спишь?
— Ммм-мм. Вив?
Вив вошла и остановилась у края кровати.
— Что, малыш?
— Прости меня.
— За что? Тебе не за что извиняться.
— За то, что я такая балда. Спасибо, что ты так ко мне добра.
— Спокойной ночи, дурочка. Крепкого тебе сна.
В полиции все были с ней очень вежливы. Она была на главной дороге, а второй водитель поворачивал с боковой улицы. Он думал, что она остановилась, чтобы пропустить его, но она неожиданно рванула вперед, поэтому он и врезался. «Любой бы так поступил, — сказал он, — она же просто ненормальная». Показания свидетелей были разными. По мнению одного, она почти остановилась, а другой сказал, что фургон выворачивал слишком быстро, поэтому она никак не смогла избежать столкновения. И, несомненно, по правилам у нее было преимущество в движении.
Вив привезла ее на площадку, куда доставили ее машину после аварии. Страховая компания второго водителя присылала кого-то проинспектировать «транспортное средство». Вердикт гласил, что «восстановлению не подлежит». Белла могла забрать свои вещи перед отправкой машины на свалку.
— Боже правый! — Вив взглянула на машину и положила руку подруге на плечо. — Да ты просто везунчик.
Вив начала выгребать вещи из бардачка, а Белла тем временем обошла машину, чтобы открыть багажник, стараясь не смотреть на капот и бок машины.
Вонь была удушающей. В нос резко ударил тошнотворный запах разложения и гнили. Она еле сдержала тошноту и отшатнулась. Что же это такое? Внезапно ее озарило. Покупки! Вив подошла было поближе, но вонь ударила и ей в нос.
— Что это?
— Не знаю. Курица, креветки — все вместе. Меня тошнит.
— Ладно… Я лезу! — Вив зажала нос и смело нырнула внутрь. Она выволокла два хлюпающих мешка, затолкала их в пустой пакет и покрепче завязала ручки. Потом быстро отбежала, держа все это на вытянутой руке и озираясь в поисках мусорного контейнера.
Белла никак не могла как следует вздохнуть. Она чувствовала слабость и тошноту. Эта вонь… И машина… В этой машине была она…
Я должна заставить себя посмотреть. Должна.
Передняя часть машины и правое крыло были смяты и напоминали небрежно скомканный лист бумаги. Ее пальцы пробежали по металлу, чувствуя все вмятины и острые края. Обе передние фары были разбиты, но осколки стекла еще держались в металлических оправах, похожих на смятые очки. Крыло перед водительским сиденьем превратилось в решето, как будто кто-то с маниакальным упорством колотил по железу.
К горлу ее подкатывает тошнота. Она пытается ухватиться за искореженный металл, но рука соскальзывает, она наклоняется вперед, сгибается пополам, ее рвет прямо на пол. Вдох. И снова приступ рвоты, спазм, и все повторяется снова и снова.
Чья-то рука отводит ее волосы со лба, прикосновение приятное и прохладное. Тихий, успокаивающий голос. Кто-то обнимает ее за плечи, помогает распрямиться, поддерживает. Это Вив.
Они опять сидят у Вив и Ника, держа обеими руками кружки с чаем, как люди, пережившие кораблекрушение.
— Я жутко испугалась, когда увидела твою машину. Вдруг подумала — а если бы?… — Вив, не отрываясь, смотрит в кружку. — Ты должна беречь себя. Кто еще может рассмешить меня и приготовить нам курицу с лимоном?
Вив спрашивает, говорила ли Белла об аварии Уиллу.
— А зачем? Почему это вдруг должно его волновать?
— Боже, ну какой же ты можешь быть противной. Да потому, что он, может быть, все еще с ума сходит по тебе, вот почему! Я никогда не видела, чтобы человек был так влюблен.
— Да, ты полагаешь? — Голос у Беллы ровный, совершенно лишенный эмоций.
— Сама знаешь. И ты тоже была в него влюблена — по уши. Видела бы ты себя со стороны, вы были совсем как два голубка, без конца ворковали.
Белла открыла было рот, чтобы ответить.
— И не пытайся даже отрицать, — пресекла ее попытку Вив. — Я никогда не видела тебя такой счастливой. Извини, что я это говорю, но даже с Патриком ничего подобного не было. От тебя исходило какое-то невероятное сияние. Ты вся светилась.
— Наверно, слишком много румян накладывала.
— Заткнись, ты всегда так. Пытаешься шутить над тем, что для тебя действительно важно. Хоть сейчас перестань. — Вив допила остатки чая. — Ты разве не помнишь, как Ник дразнил тебя, что ты не можешь перестать говорить об Уилле? Не помнишь, как он говорил: «Ну-ка, что сказал бы на это Уилл? Какой у Уилла любимый цвет, а, Белла? Сейчас только полночь. У нас вся ночь впереди. Расскажи нам, пожалуйста, о том, как он смешит тебя, и о том, что он может быть и серьезным. Повтори еще раз, какие у него восхитительные брови». Как ты могла все это забыть?
— Я знаю. Я ничего не забыла.
— Ну, ты что, не можешь ему хотя бы позвонить?
Белла покачала головой:
— Слишком поздно.
Теперь он не захочет разговаривать со мной. И я не знаю, как мне говорить с ним. У меня нет нужных слов.
— Как ты вообще?
— Превосходно. Обожаю каждую секунду своей жизни. — Белла закрывает глаза, и из глаз у нее текут слезы. — Странно. Дерьмово. Неуверенно. Рада, что цела. Обними меня, — просит она.
Вив крепко обнимает подругу.
— Не смей меня больше так пугать — или я тебя пристрелю.
Они вместе смеются, а по щекам у обеих текут слезы.