Как того требовали правила строгой конспирации, фамилия автомата на обложке книги о «друзьях народа» не была указана – только название и год выпуска. А на одном издании, кроме того, напечатано: «Издание провинциальной группы социал-демократов».
И, как мы уже знаем, эта хитрость оправдала себя. Помните, господин директор департамента полиции торжествовал: «Не в Петербурге, говорил, издана крамольная книга. И не в Москве… В провинции где-то… И то добро…» И крякал, довольный. Но ведь крякал и радовался господин Сабуров зря… Помимо Горок во Владимирской губернии, книга печаталась и в Петербурге, и в Москве.
Что же касается автора книги, то полиция так и не установила точно, кто им является. В многочисленных документах фигурировал чаще всего «анонимный автор». Ульянов? О нем в тех же документах иногда говорилось, но только как об одном из «причастных» к выпуску книги «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?».
Однако многие участники революционного подполья – слушатели рефератов Владимира Ильича, его выступлений на дискуссиях с народниками – почти не сомневались: автором книги о «друзьях народа» наверняка является Ульянов. За это говорило присущее ему великолепное знание марксизма, которое чувствовалось буквально на каждой странице книги. Умение применять марксизм к условиям российской действительности. Убежденность в порочности народнической теории, в неминуемом крушении всех выводов, построенных на зыбкой ее основе… А некоторые образные и очень точные характеристики «друзей народа», не раз звучавшие в устных выступлениях Ульянова, почти дословно совпадали с теми, что фигурировали и на страницах новой книги.
Конечно, каждый из подпольщиков-читателей «желтеньких тетрадок», кто догадывался, кем они написаны, догадку свою в тайне хранил даже от товарищей: конспирация в ту пору соблюдалась строго. И только росло уважение товарищей к Владимиру Ильичу, признание его единственно достойным руководителем марксистов России.
На занятиях с рабочими в марксистских кружках или беседуя с рабочими активистами Владимир Ильич помогал им правильно выбирать книги для чтения – чтобы каждая книга служила подспорьем в революционной борьбе.
На одном из собраний кружка питерский рабочий Ф.П. Блеков впервые увидел Ульянова. Как всегда, Владимир Ильич быстро познакомился с присутствовавшими, быстро включился в их беседу. Между прочим, поинтересовался:
– Ну, а чем вы занимаетесь сейчас?
– Мы разбирали Лассаля, – был ответ.
Диву дался Владимир Ильич. И в мыслях вновь недобро помянул «друзей народа»: это они советовали рабочим читать книжки немецкого мелкобуржуазного социалиста Фердинанда Лассаля. Лассаль хотя и принимал когда-то участие в рабочем движении Германии, но навязывал движению линию оппортунистическую, отступническую от интересов трудящихся, от революции и приспособленческую к интересам врагов пролетариата.
– Друзья, вы не дело делаете, – сказал Ульянов. – Читайте больше Карла Маркса. Правда, это будет труднее, но к вам придут товарищи и будут вам помогать…
Сам Владимир Ильич, читая рабочим «Капитал» Маркса, популярно разъяснял важнейшие положения этого труда. Вторая часть занятия обычно посвящалась беседе с рабочими об их житье-бытье, – конечно, и эта беседа велась в связи с материалом, изложенным на только что прочитанных страницах книги. Ульянов объяснял рабочим, почему они, трудом своим создавая на заводах и фабриках ценности на сотни и тысячи рублей, сами получают буквально копейки, живут впроголодь… И говорил, что нужно делать, чтобы жизнь рабочих по-иному пошла. Особенно подчеркивал: рабочие, слушатели этого кружка, плохо живут не потому, что работают на заводах, где плохие хозяева, злые управляющие, грубые мастера… Всюду, по всей Руси великой, положение рабочих не лучше: это порядок такой в государстве, как, впрочем, и во всех других буржуазных государствах. Значит, рабочим нужно бороться против буржуазного государства, бороться сообща, иначе такого врага не одолеешь.
В тот день, 23 декабря 1894 года, в урочный час остановив станки, инструмент в ящики уложив, рабочие Семянниковского, что за Невской заставой в Петербурге, судостроительного и механического завода направились получать жалованье.
Но что это? Артельщиков-кассиров, которые выдают жалованье, сегодня нет на месте.
Как же так, на праздники остаться без копейки? А ведь многие собрались в деревню поехать – даром билет на «чугунку» кто даст? Да и как к родным являться без гостинцев?..
Иван Васильевич Бабушкин, сам рабочий-семянниковец, подробно рассказывал своим товарищам, членам марксистского кружка, обо всем, что на заводе произошло в тот день, ни одной мелочи старался не пропустить.
– Рабочие ждали артельщиков час, другой, третий, – рассказывал Иван Васильевич. – Наступил вечер – артельщиков нет…
Только в семь вечера или около этого часа заводская администрация объявила: выдача жалованья будет производиться завтра, в 10 часов утра. Значит, в самый канун праздника…
Скрепя сердце расходились семянниковцы с завода: что против самовольства администрации сделаешь? Не впервой…
На следующий день – ни свет ни заря – снова вернулись рабочие на завод. Снова ждут артельщиков. Снова время идет – час, другой, третий…
Артельщиков-кассиров все нет и нет…
День клонился к вечеру, на улице зажглись фонари. Среди рабочих слышны были тревожные разговоры. Толпа переливалась то из мастерских во двор и на улицу, то опять в мастерские…
Холодно. Голодно – люди давным-давно крошки во рту не имели.
Жены, ребятишки из бараков бегут на завод. Волнуются: что случилось? Почему мужья, отцы не идут так долго, денег почему не несут?
Заводская администрация, глумясь над рабочими, не однажды задерживала выплату жалованья. Но сегодня терпение семянниковцев иссякло. Не вынесли семянниковцы издевательства.
Все громче, все настойчивее требовали выдать деньги, нелегким трудом заработанное жалованье.
Перетрусившие заводские управляющие и конторщики, все двери позапирав, спрятались на втором этаже конторы. Ну, а городовые, околоточный надзиратель, известное дело, кулаки в ход пускают, кутузкой рабочим грозятся.
И тогда толпа, запрудившая двор, двинулась к заводской проходной; к особняку, где живет управляющий; к заводской хозяйской лавке, в которой рабочих заставляют покупать третьесортные, «с душком», товары, а платить за них втридорога.
Шумом полнился двор. Толпа гудела.
Затрещали оконные рамы. Послышался звон разбитых стекол.
В воздухе, свистя, проносились камни, куски льда, комья от копоти грязного, слипшегося снега, обрезки дюймового железа, клубки толстой проволоки…
– Керосину сюда! Скорей! – требовали люди, обступившие парадное крыльцо особняка управляющего.
Кто-то, прищурив глаз, целился: как бы здоровенный кусок каменного угля половчее бросить в двуглавого орла, распластавшего крылья над полукружием заводской вывески.
И вздрогнул коронованный хищник. Затрясся…
Пытаясь постращать рабочих, администрация вызвала сначала пожарных.
Потом, вслед за пожарными, казаки на взмыленных конях примчались к заводу, взяли завод в кольцо.
Но не дрогнули семянниковцы. Настояли на своем, справедливом. В конце концов заставили управляющего заплатить жалованье…
Дело, однако, на этом не кончилось.
– Когда рабочим начали выдавать одновременно во всех мастерских деньги, в это время в главную контору завода понаехали разные начальствующие лица, и там состоялось особое, чрезвычайное совещание, – продолжал Иван Васильевич. – А в дни праздников в селе Смоленском, где проживают семянниковцы, были аресты, много арестов…
Владимир Ильич с огромным вниманием слушал Бабушкина. Он знал хорошо и глубоко уважал этого человека, с которым познакомился еще в прошлом году на занятиях марксистского кружка. Полюбил Ивана Васильевича за его природный ум, энергию, присущую ему глубокую революционность, горячую преданность делу…
В тот день Владимир Ильич предложил начать выпуск от имени петербургских марксистов – социал-демократов агитационных листовок-прокламаций, обращенных к рабочим, или от их имени к предпринимателям, властям. А первый такой листок составить и распространить как можно быстрее – листок к рабочим Семянниковского завода.
Владимир Ильич объяснял товарищам, что в листках нужно говорить всю правду о причинах нищенской жизни рабочих, непомерно тяжелом их труде и бесправном положении. Пусть знают хозяева: рабочие не желают больше мириться с такой жизнью. И причины тяжелой жизни рабочих, и пути к облегчению ее нужно освещать социалистическим учением Маркса. Это и будет соединением социализма с рабочим движением – именно этого пролетариям России не хватает сейчас…
Пусть рабочее гневное слово отныне будет не шепотком звучать по укромным уголкам мастерских и цехов. Пусть оно отныне будет греметь как набат, зовущий к борьбе. Тогда поймут угнетатели, не могут не понять: сегодня пролетарии требуют прибавки жалованья, ликвидации несправедливых штрафов, завтра они потребуют изменения управления всеми делами в стране. Потребуют наверняка!
…Как никогда, бурно прошло в тот день собрание петербургских марксистов и рабочих активистов. Большинство присутствовавших поддержали Ульянова. Лишь один очень старый рабочий, все недоверчиво оглядываясь вокруг, говорил:
– Боюсь я, хуже бы не было от листков этих самых. Плетью обуха не перешибешь. А мы полагаем бумагами какими-то, словами бестелесными хозяйскую руку от шеи рабочей отвести… Да и наше ли это рабочее дело, писания всякие? Образованные которые, тем сподручнее…
Владимир Ильич молчал. Он не хотел отвечать старому рабочему – ждал, как к его сомнениям отнесутся другие участники собрания.
Шелгунов Василий Андреевич, с Обуховского завода, первым заговорил:
– Выходит, только боги горшки обжигать могут. А я думаю: не писали мы, рабочие, потому, что не умели. Не умели, так научимся…
– Верно говоришь, Василий Андреевич, – поддержал Шелгунова Бабушкин. – Времена меняются, другие настают времена.
…Подумав, взвесив все, участники собрания согласились, что много пользы рабочим может принести новое оружие – толковое, острое, правдивое слово.
Написать первый листок – воззвание к рабочим Семянниковского завода – вызвался Ульянов. А в помощники себе Владимир Ильич пригласил Бабушкина.
– Осилишь, Иван? – прощаясь, спросил друга Василий Шелгунов. И, крепко пожав руку Бабушкина, подтвердил: – Осилишь!
Проводив друзей, Ульянов остался с Бабушкиным. Далеко за полночь сидели они при слабом свете притушенной керосиновой лампы. Подробно обсуждали план будущей листовки: какие вопросы в ней затронуть, какие выдвинуть требования к заводской администрации.
Владимир Ильич советовал быстрее начать собирать материал. Как можно подробнее выяснить, чем недовольны рабочие и кто из мастеров виновен, скажем, в обсчетах, в злоупотреблении наложением штрафов. Надо хорошенько знать интересы семянниковцев, их нужды – только тогда слово марксистов дойдет до сознания рабочих, заденет их за живое.
– Все листовки наши, все издания, которые мы будем выпускать, должны преследовать одну цель: будить пролетарское, классовое самосознание в русских рабочих…
Через два дня Владимир Ильич снова встретился с Бабушкиным. Внимательно знакомился со всеми материалами, собранными Иваном Васильевичем, одобрил составленный им перечень главных требований рабочих.
Потом писали листовку. Каждую фразу по нескольку раз перечитывали вслух: достаточно ли ясно изложено – все ли будет понятно рабочим? Ведь в первый раз рабочие читать такое будут – надо, чтобы ни единое слово мимо не прошло, в каждом сердце свой след непременно оставило.
Из-за отсутствия печатной техники первый листок к семянниковским рабочим, составленный Владимиром Ильичем, переписали от руки печатными буквами в четырех экземплярах. Бабушкин распространил листовки по заводу.
Вскоре семянниковцы, встречаясь в заводских курилках, в раздевалках, по дороге на завод или возвращаясь с завода домой, негромко говорили между собой:
– Видал листовки?
– Еще бы! Все, как есть, правильно описали…
– Кто же это за нас постоять решил?
– Свет, говорят, не без добрых людей… Пусть не думают хозяева-живоглоты, что рабочие как были, так и всегда будут рабами безропотными…
Слова листовки, что птицы, не зная преград, разнеслись по всему Петербургу.
Немного времени прошло – о событии на Семянниковском заводе узнали рабочие других фабрик и заводов. И там о необычных листках разговоры пошли:
– Да разве и у нас не такое же творится, как у семянниковцев? Одна у всех рабочих горькая судьба, одна беда…
– И нам не худо бы свой голос подать, сказать свое слово: не хотим, мол, мириться! Хватит!
И вслед за первой начали появляться все новые и новые листовки: к путиловцам, к работницам табачной фабрики «Лаферм», к ткачам Сампсониевской мануфактуры… Вслед за Бабушкиным и другие рабочие-активисты вызвались писать воззвания к своим товарищам и братьям по труду или собирали материал для таких воззваний.
Владимир Ильич старался соединить усилия всех питерских рабочих, слить эти усилия в один удар. Он предложил готовить листовки, обращенные не только к труженикам тех или других фабрик, заводов, но ко всем пролетариям города, – звать их совместно выступать в борьбе за свои права, за лучшую жизнь. Одна из таких листовок, подготовленная группой марксистов, так и была озаглавлена: «Ко всем петербургским рабочим». В листовке говорилось:
«Нас везде норовят прижать – будемте повсюду давать отпор. Не потому ли мы до сих пор так мало боролись со своими хозяевами, что слишком еще мало столковались между собой, слишком еще мало между нами единения, слишком мало веры в то, что сообща сумеем добиться лучшей доли, что в соединении наша сила. При каждом новом набеге наших благодетелей на наши карманы будем сговариваться о том, как дать отпор, будем бороться единодушно, не будем прекращать борьбы, пока не добьемся своего… Держитесь дружно, товарищи. Не давайте себя в обиду, и пусть всякая новая прижимка хозяев застигнет вас единодушными и готовыми к борьбе…»
Задумывались рабочие, читая листовки. Соглашались:
– И верно ведь: один в поле не воин. Нужно артелью действовать – один за всех, все за одного. Пожалуй, сподручнее так: большего достигнем, если все миром выступать начнем…
Владимир Ильич не скрывал радости, когда впоследствии отмечал, что первые литературные выступления русских марксистов непосредственно в России были предшественниками знаменитых петербургских стачек 1896 года, поднимавшегося рабочего революционного движения… Горячее слово марксистов учило рабочих борьбе за свободу…
Конец весны и почти все лето 1895 года Ульянов провел за границей. Целью поездки Владимир Ильич назвал желание отдохнуть, необходимость лечения после перенесенного недавно воспаления легких. Однако полиция, правда, уже после того как Владимиру Ильичу был выдан заграничный паспорт, вдруг спохватилась: здесь что-то не то – вряд ли здесь в лечении дело… И спешно департамент шлет начальникам жандармских пограничных пунктов циркуляр: как им поступить надлежит, когда Ульянов будет возвращаться из-за границы. В первую очередь, гласит циркуляр, следует провести «тщательный досмотр багажа…»
А в другом документе прямо говорилось, почему досмотр багажа необходим:
«По имеющимся в департаменте полиции сведениям, цель поездки Ульянова за границу заключается в приискании способов к водворению в империи революционной литературы и устройства сношений рабочих революционных кружков с заграничными эмигрантами».
Что же, сведения у департамента были правильные. Поездка Владимира Ильича преследует именно эти цели.
Еще в 1883 году за границей, в Женеве, возникла организация эмигрировавших из России революционеров – группа «Освобождение труда» во главе с Плехановым. Она посвятила себя переводу на русский язык и распространению произведений Карла Маркса и Фридриха Энгельса, освещению в собственных литературных работах проблем общественной жизни России с позиций научного социализма.
Ульянов высоко ценит деятельность группы, книги Плеханова, в которых он пропагандирует идеи марксизма, резкой критике подвергает взгляды и работу народников. Владимир Ильич отправился за границу, чтобы лично познакомиться с Плехановым и его товарищами, установить связь с группой «Освобождение труда», договориться, как лучше воспользоваться плодами ее издательской деятельности в интересах марксистов России.
Правда, российские революционеры, работающие на родине, теперь не только ожидают прибытия транспортов литературы из других стран. Они и свой собственный арсенал боевого революционного слова начали накапливать. И Владимир Ильич не с пустыми руками ехал – вез за границу, Плеханову и его товарищам, российские подарки: несколько листовок, «желтенькие тетрадки» – книгу «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?», напечатанный в России сборник «Материалы к характеристике нашего хозяйственного развития».
В апреле 1895 года закончилось печатание двухтысячного тиража этого сборника, выходящего в петербургском издательстве П.П. Сойкина. Но в продажу книга не поступила: по распоряжению властей тираж сборника арестован. (И лежал тираж в типографии, арестованный, почти целый год. Потом, по приговору тех же властей, подвергся сожжению. Но пока власти судили да рядили, сто экземпляров сборника, избежав костра, пошли тайно ходить по рукам – почти во всех концах России побывала книга.)
В сборнике «Материалы к характеристике нашего хозяйственного развития» – статья Ульянова, выступающего под псевдонимом К. Тулин: «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве».
Цензуре не понравился весь сборник за его «вредное направление, клонящееся к потрясению существующего порядка». Но статья Тулина – Ульянова вызвала в цензурном ведомстве гнев особый: в ней ведомство увидело «наиболее откровенную и полную программу марксистов».
А кроме того, отметил цензор, в этой статье государство «выставлено пособником и союзником капитализма, угнетающего и эксплуатирующего народный труд».
Владимир Ильич в своей статье продолжил критику либеральных народников, начатую в книге о «друзьях народа». Досталось в статье как следует и так называемым «легальным марксистам», запевалой которых был господин Струве.
Да, «легальные марксисты» хотя и выступали тогда против народничества, однако делали это по-своему. Знамя революционного марксизма «легальные» даже не думали развертывать. Народников они критиковали с позиций… буржуа-либералов, всячески восхваляя капитализм. Используя иногда марксистскую фразеологию, популяризуя отдельные положения экономической теории Маркса, господин Струве и его друзья, однако, извращали при этом саму революционную сущность марксизма. Ульянов показал, до чего договаривается господин Струве, считая капитализм вершиной развития человеческого общества. «Россия из бедной капиталистической страны должна стать богатой капиталистической же страной… Признаем нашу некультурность и пойдем на выучку к капитализму!..» – зовет Струве.
И нет ничего удивительного, что подобные «марксисты» легко получали возможность публиковать свои писания в легальной, подцензурной печати. За это подобных писателей и назвали «легальными марксистами»…
Будучи в Женеве, Владимир Ильич много беседовал с Плехановым по важным вопросам общественной жизни, революционной борьбы. Много общего нашли Ульянов и Георгий Валентинович во взглядах на реакционную идеологию Михайловского и других «друзей народа»[1].
Плеханов был рад знакомству с Ульяновым. Человек, избалованный вниманием своих коллег и не всегда отмечавший сильные стороны, присущие другим людям, он не мог на сей раз скрыть, что поражен выдающимися способностями прибывшего из России молодого революционера. И, впервые изменив своему правилу, заявил об этом во всеуслышание. Товарищи вспоминали: рассказывая о встрече с Владимиром Ильичем, Плеханов говорил, что ни с кем из бывавших у него русских революционеров он не связывал столько надежд, как с молодым Ульяновым. Он отмечал удивительную эрудицию Владимира Ильича, целостность его мировоззрения, энергию его, бьющую ключом.
«Приехал сюда молодой товарищ, очень умный, образованный и даром слова одаренный», – писал об Ульянове Плеханов в одном из писем той поры. И в конце письма восторженно: «Какое счастье, что в нашем революционном движении имеются такие молодые люди».
Обрадовался встречам с Ульяновым, книжному подарку, привезенному из России, и П.Б. Аксельрод, единомышленник и соратник Плеханова по группе «Освобождение труда». Буквально за одну ночь прочитал Аксельрод сборник «Материалы к характеристике нашего хозяйственного развития». А утром следующего дня сообщил Ульянову:
– Должен сказать, получил большое удовольствие. Наконец-то пробудилась в России настоящая революционная социал-демократическая мысль! Особенно хорошее впечатление произвела на меня статья Тулина…
И потом Аксельрод говорил А.В. Луначарскому о статье Владимира Ильича, напечатанной в сборнике:
– Тулин – это уже плод русского рабочего движения, это уже страница из истории русской революции.
Однако уже тогда дали знать о себе и некоторые ошибочные взгляды Плеханова, впоследствии послужившие причиной отхода его от революционной социал-демократии. Плеханов переоценивал чрезмерно политическую роль либеральной, революционной на словах, буржуазии в общественном движении. Он и Ульянову рассерженно заметил в связи с его статьей в привезенном сборнике: «Вы поворачиваетесь к либералам спиной, а мы – лицом…»
Тяжелая болезнь Фридриха Энгельса не позволила Владимиру Ильичу осуществить свое самое большое желание – повидаться, побеседовать с другом и соратником Карла Маркса. Но Ульянов встречался с людьми, которые были близки с основоположниками научного коммунизма, под их руководством вели революционную работу.
В Берлине произошла встреча с одним из старейшин германской социал-демократии, одним из наиболее активных пропагандистов революционных идей I Интернационала – Вильгельмом Либкнехтом. Ульянов вспоминал этого замечательного человека в своей книге «Что такое „друзья народа“…». Говоря о стоящей перед социал-демократами России задаче – слить воедино теоретическую и практическую деятельность, – Владимир Ильич писал, что такую именно работу Вильгельм Либкнехт метко охарактеризовал словами: изучать, пропагандировать, организовывать…
В Париже – встреча с Полем Лафаргом, видным деятелем французского и международного рабочего движения, мужем дочери Маркса – Лауры.
С большим интересом слушал Лафарг рассказы Владимира Ильича о деятельности марксистов в России. О том, что наиболее способные и подготовленные из рабочих изучают книги великого социалиста.
– И они читают Маркса? – спросил Лафарг, радуясь.
– Читают!
– И понимают?
– Понимают! – ответил Ульянов не без гордости за рабочих России.
Шифрованная телеграмма сообщала: Ульянов прибывает с берлинским поездом 7 сего сентября.
Начальник Вержболовского пограничного отделения Петербургско-Варшавского жандармского полицейского управления железных дорог ротмистр Шпейер отдал необходимые распоряжения и, расхаживая по кабинету, ждал.
Наконец дверь распахнулась широко, на пороге показались двое: господин средних лет с чемоданом в руке и жандарм, встретивший господина на перроне. Протянув ротмистру паспорт прибывшего, жандарм доложил:
– Ульянов. Доставлен согласно вашему распоряжению.
Шпейер обратился к Владимиру Ильичу с холодной полицейской учтивостью:
– Согласно циркуляру департамента полиции за № 4254, должен произвести тщательный досмотр багажа. Имею в виду чемодан…
– Пожалуйста, – как ни в чем не бывало ответил Ульянов.
Ротмистр распорядился, чтобы жандарм взял чемодан, а сам, усевшись поудобнее в кресло, небрежным движением руки указал Ульянову на деревянную скамью.
Владимир Ильич столь же небрежным кивком головы ответил ротмистру, но не воспользовался его приглашением. Отошел к противоположной стене, сделал вид, что читает висящее здесь расписание движения поездов. В стекле отражался жандарм, склонившийся над чемоданом, Шпейер, всем телом устремленный к жандарму.
Жандарм открыл чемодан и долго, тщательно рассматривал все, что в нем находилось. Потом ротмистр положил чемодан к себе на колени и принялся выстукивать его стенки. Нажал несколько раз на дно, на верхнюю крышку нажал. По углам постучал кулаком…
Вздохнул тяжело, присвистнув, будто произнес с досадой: нет ничего!
Поставив чемодан, несколько секунд смотрел на него. На Ульянова бросил взгляд, на жандарма…
Проводив Ульянова из кабинета, ротмистр принялся писать рапорт начальству:
«Сего 7 сентября 1895 года прибыл из-за границы… Владимир Ильин Ульянов и направился, судя по купленному билету, в гор. Вильно. По самому тщательному досмотру его багажа ничего предосудительного не обнаружено. О чем доношу…»
В департаменте полиции недоумевали. Во-первых, почему ротмистр Шпейер ничего не нашел в чемодане Ульянова? А во-вторых, насчет города Вильно он тоже что-то напутал. Вот ведь начальник Виленского губернского жандармского управления господин полковник Черкасов в своем рапорте от 16 сентября сообщает совершенно определенно: «Пребывания означенного Ульянова в г. Вильно до настоящего времени не обнаружено».
Странно, где же Ульянов?
А Ульянов на самом деле был в Вильно. Как же он мог не побывать в этом городе?! Ведь виленские товарищи – социал-демократы специально приезжали в Берлин, взяли у Владимира Ильича и тайно переправили через границу чемодан, туго набитый марксистской литературой, изданиями группы «Освобождение труда». Теперь Владимир Ильич получил этот чемодан в Вильно и отправился в Москву, побывал в Орехово-Зуеве. Встречался здесь с членами местных социал-демократических организаций. Снабдил их привезенными из-за границы книжными новинками.
Потом Ульянов возвратился в Петербург. И сразу же принялся за подготовку материалов для сборников «Работник», издавать которые, по его предложению, согласилась группа «Освобождение труда». Вскоре Владимир Ильич отправил в Женеву свою статью-некролог «Фридрих Энгельс», статьи и корреспонденции товарищей по Петербургскому «Союзу борьбы» – А.А. Ванеева и М.А. Сильвина, революционера из Иваново-Вознесенска Сергея Шестернина…
Правы были товарищи, сравнив начало деятельности Владимира Ильича в Петербурге с животворным по своим последствиям грозовым разрядом. Благодаря усилиям Ульянова и его друзей менялась жизнь российского революционного подполья…
«Совсем новые люди кругом – бодрые, энергичные, с горящими глазами и горящими сердцами», – рассказывал русский писатель Викентий Викентьевич Вересаев.
Он говорил: теперь позабыта еще десять лет назад находившая среди молодежи поклонников проповедь самопожертвования как самоцели, самопожертвования, которое не приносит никаких результатов. Это была проповедь, именовавшаяся «счастье в жертве». Теперь эта проповедь, говорил Вересаев, показалась бы новым людям дикою и непонятною.
«Счастье было теперь в борьбе – в борьбе за то, во что верилось крепко, чему не были страшны никакие „сомнения“ и „раздумья“…»
Счастье в борьбе!
Революционеры-марксисты, передовые пролетарии Питера, объединившиеся вокруг Ульянова, свою социал-демократическую организацию назвали именем гордым, боевым: «Союз борьбы за освобождение рабочего класса».
В рядах «Союза борьбы» слились до того существовавшие в городе раздельно марксистские кружки и группы. Вслед за столицей «Союзы» начали возникать в Москве, Иваново-Вознесенске, Нижнем Новгороде, других городах России. И листовки, брошюры Ульянова, зовущие к борьбе, повсюду становились первым проявлением революционной нови того времени.
Владимир Ильич радовался рождению организации. Он видел в ней зачаток будущей революционной марксистской партии, которая вносит идеи социализма в стихийное рабочее движение, руководит классовой борьбой пролетариата против царизма, против капитала. Именно о такой партии он мечтал и писал в своей книге «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?».
– Вы увидите, – говорил Владимир Ильич друзьям, – мы скоро вырастем в настоящую революционную партию!