25

— А мне наплевать, что вы думаете! — заявил Бруно, который сидел в кресле, подогнув под себя ногу. Он нахмурился, его тонкие белесые брови почти сошлись на переносице, а их кончики поднялись вверх как кошачьи усы. Бруно глядел на Джерарда, как мог бы глядеть доведенный до бешенства золотистый редковолосый тигр.

— Разве я говорил, что что-то такое думаю? — возразил Джерард, пожав сутулыми плечами.

— Вы намекали.

— Ничего я не намекал, — рассмеялся Джерард, пару раз передернув круглыми плечами. — Вы меня не так поняли, Чарлз. Я не хотел сказать, что вы кого-то умышленно предупредили о своем отъезде. Просто вы ненароком об этом сболтнули.

Бруно смерил его взглядом. Джерард только что намекнул, что если тут поработали свои, в чем не было никаких сомнений, то Бруно с матерью должны иметь к этому какое-то отношение. Джерард знал, что уехать в пятницу они надумали лишь в четверг после полудня. И чтобы сообщить об этом, понадобилось вызвать его на Уолл-стрит! У Джерарда нет ни одного факта, и нечего притворяться, что есть, — ему все равно не провести Бруно. Еще одно идеальное убийство.

— Так я пошел? — спросил Бруно. Джерард демонстративно перебирал лежащие на столе бумаги, словно были и другие причины его здесь задерживать.

— Еще минутку. Выпейте, — Джерард кивком указал на бутылку кукурузного виски, стоящую на полке у противоположной стены.

— Спасибо, нет.

Бруно смертельно хотелось выпить, но только не у Джерарда.

— Как матушка?

— Вы уже спрашивали.

Мама чувствовала себя плохо, у нее пропал сон, поэтому главным образом он и рвался домой. В нем снова поднялась волна жаркой обиды на Джерарда — что это он разыгрывает из себя эдакого друга семьи? В лучшем случае он был другом отца.

— Кстати, да будет вам известно, мы не поручаем вам вести расследование.

Джерард поднял глаза, на его круглом, в мелких красно-розовых крапинках лице появилась улыбка.

— Я займусь этим делом бесплатно, Чарлз, до того оно меня заинтересовало.

Он закурил очередную из своих похожих на толстые пальцы сигар, и Бруно снова с отвращением отметил пятно от соуса на лацканах его светло-коричневого ворсистого костюма и уродливый галстук с рисунком под мрамор. Все в Джерарде раздражало Бруно. Раздражала его неспешная речь. Раздражали воспоминания о прошлых встречах с Джерардом, который всегда был с отцом. Артур Джерард даже не был похож на сыщика, которому не положено походить на сыщика. Бруно никак не мог поверить, что Джерард первоклассный сыщик, несмотря на послужной список последнего.

— Ваш отец, Чарлз, был очень хорошим человеком. Жаль, вы не узнали его получше.

— Я его хорошо знал, — возразил Бруно.

Джерард серьезно посмотрел на него сквозь очки своими маленькими рыжеватыми глазками.

— Думаю, он знал вас лучше, чем вы — его. Он оставил мне несколько писем относительно вас, вашего характера, того, каким он надеялся вас видеть.

— Он меня совсем не знал. — Бруно, привстав, полез за сигаретой. — Не понимаю, к чему мы об этом разговариваем. Это не имеет отношения к делу и вообще отвратительно.

Он уселся с невозмутимым видом.

— Вы ведь ненавидели отца, верно?

— Это он ненавидел меня.

— Ничего подобного. Вот тут-то вы его и не знали.

Бруно провел потными ладонями по подлокотникам, и те влажно пискнули.

— Вам чего-то от меня нужно или мы так болтаем? Мама плохо себя чувствует, мне нужно домой.

— Надеюсь, она скоро почувствует себя лучше, потому что я хотел бы задать ей пару-другую вопросов. Может быть, завтра.

Кровь бросилась Бруно в лицо. Ближайшие несколько недель будут для мамы страшно тяжелыми, а Джерард еще и добавит, потому что он враг и ей, и ему. Бруно поднялся и перебросил плащ через руку.

— Значит, я прошу еще раз хорошенько подумать, — и Джерард небрежно погрозил ему пальцем, словно он все еще сидел в кресле, — где именно вы были и с кем встречались ночью в четверг. В 2.45 ночи вы распрощались с вашей матушкой, мистером Темплтоном и мистером Рассо перед «Голубым ангелом». Куда вы направились?

— В «Гамбургер на плите», — вздохнул Бруно.

— Встретили там кого-нибудь из знакомых?

— Какие у меня там знакомые, разве что кошка?

— А куда пошли оттуда? — и Джерард глянул в свои записи.

— К Кларку на Третьей авеню.

— Кого-нибудь там видели?

— А как же, бармена.

— Бармен утверждает, что вас не видел, — улыбнулся Джерард.

Бруно нахмурился. Полчаса назад Джерард об этом умолчал.

— Ну и что? Там было полно народа Я, может, тоже его не видел.

— Вас там все бармены знают. И все в один голос утверждают, что в четверг ночью вы к ним не заходили. Больше того, народу там было немного. Ночь с четверга на пятницу? Три или полчетвертого? Я всего лишь пытаюсь оживить вашу память, Чарлз.

Бруно с раздражением поджал губы.

— Может, я и не был у Кларка. Обычно я заглядываю туда выпить на посошок, но в тот раз, может, и не заглянул. Может, я отправился прямо домой, не помню. А что про тех, с которыми мы, я и мама говорили в пятницу утром? Мы многим позвонили и попрощались.

— Ну, этих-то мы проверяем. Но, если без шуток, Чарлз, — произнес Джерард откинувшись в кресле, закинув на колено короткую ногу и сосредоточенно пыхтя сигарой, — ведь не для того же вы оставили свою мать с приятелями, чтобы пойти съесть гамбургер и в одиночестве отправиться прямиком домой? Такое на вас непохоже.

— Может, так оно и было. Может, я протрезвел после гамбургера.

— Откуда такая неопределенность, Чарлз? — уроженец Айовы, Джерард как и все его земляки, налегал на отрывистое «р».

— Ну и что с того? Имею право на неопределенность, раз нагрузился!

— Все дело в том — и тут, конечно, не играет ровно никакой роли, были вы там у Кларка или в другом баре, — с кем вы там столкнулись и выболтали, что на другой день уезжаете в Мэн. Сами должны понимать, насколько странно, что отца убили в первую же ночь после вашего отъезда.

— Я ни с кем не встречался. Валяйте, проверьте и расспросите всех моих знакомых.

— Значит, вы просто бродили себе в одиночестве аж до шестого часа?

— Кто сказал, что я пришел домой в шестом часу?

— Герберт. Герберт показал это вчера.

Бруно вздохнул.

— Почему он вспомнил в субботу?

— Я же говорю — такова природа памяти. Забытое сегодня вспоминается завтра. Вы тоже вспомните. А я тем временем буду всегда под рукой. Да, Чарлз, теперь можете идти, — небрежно махнул рукой Джерард.

Бруно чуть помедлил, стараясь придумать, что бы сказать под занавес, но ничего не придумал и вышел, попытавшись на прощание хлопнуть дверью, но и это не получилось; встречный ток воздуха притормозил ее. Он прошел — но уже в обратную сторону — убогим, наводящим тоску коридором «Конфиденциального сыскного бюро», где стал слышнее треск пишущей машинки, сосредоточенно стучавшей, как дятел, на протяжении всего их разговора, — «мы», неизменно говорил Джерард, и все они были тут, потели за закрытыми дверями, — и на прощанье кивнул секретарше мисс Грэм, которая выразила ему соболезнование час тому назад, когда он вошел в приемную. Как весело он вошел, твердо решив не дать Джерарду сбить себя с панталыку, а теперь вот… Ему никогда не удавалось сдержаться, стоило Джерарду отпустить замечаньице по его с мамой адресу, он готов это признать. Ну и что? Какие у них улики против него? Какие «ключи» к разгадке убийства? Неверные, вот какие!

Гай! Бруно улыбнулся, спускаясь в лифте. В кабинете Джерарда он ни разу не вспомнил о Гае! Он и глазом не моргнул, когда Джерард пробовал выбить, где он был в ночь с четверга на пятницу. Гай! Он и Гай! Где еще найдешь двух таких? Кто с ними сравнится? Ему страстно хотелось, чтобы Гай был сейчас рядом. Пожал бы он ему руку, а все и вся пусть себе катится к чертовой бабушке! Их свершения беспримерны! Как гром среди ясного неба! Как два красных сполоха, что мгновенно полыхнули и погасли, а люди еще ломают головы, вправду ли их видели. Ему вспомнилось одно стихотворение, в котором говорилось что-то похожее. Если он не ошибался, оно все еще лежит в кармашке его записной книжки. Он свернул с Уолл-стрит, нырнул в первый попавшийся бар, заказал выпить и извлек из записной книжки клочок бумаги. Он еще в колледже вырвал его из какой-то книги стихов.

Вэчел Линдсей ТУСКЛЫЙ ВЗГЛЯД

Пусть юность все, что надо,

совершит

И лишь затем познает скуки

яд.

Преступен мир; детей своих

он бьет,

Гнет волю бедных, мертв

их тусклый взгляд.

Они и гибнут — только

без надежд,

Они и сеют — только

редко жнут,

Они и служат — только

не богам,

И умирают — словно

овцы мрут.

У них с Гаем взгляд не тусклый. Они с Гаем теперь не помрут словно овцы. Они с Гаем пожнут урожай. Он и с Гаем поделится, если только тот согласится взять.

На другой день примерно в то же самое время Бруно сидел в шезлонге на террасе своего дома в Грейт-Неке, пребывая в состоянии благодушного и безмятежного довольства, каковое было ему в новинку и потому приятно. Джерард все утро вертелся в доме, что-то вынюхивая, но Бруно был предельно вежлив и невозмутим, он распорядился, чтобы Джерарда с его коротышкой-помощничком накормили ленчем, но сейчас те ушли, и Бруно очень собою гордился. Только не дать Джерарду застать себя врасплох, как вчера, а то еще, чего доброго, разнервничаешься и напорешь ошибок. Джерард понятно, тупица чистейшей воды. Будь он вчера пообходительней, Бруно мог бы ему и помочь. Помочь? Бруно громко рассмеялся. Какую, интересно, помощь он имел в виду? Что это он, уже самого себя за нос водит?

Где-то над головой птичка вопрошала: «Твидлди?» и сама себе отвечала: «Твидлдум».[18] Бруно задрал голову. Мама — та сразу бы назвала птичку. Он обвел взглядом красновато-коричневый газон, белую оштукатуренную стену, кизил, который уже начал набирать почки. Сегодня в нем неожиданно пробудился интерес к природе. Днем маме пришел чек на двадцать тысяч долларов, и будет много больше, как только перестанут тявкать эти, из страхового агентства, а юристы завершат положенную волокиту. За ленчем они с мамой поговорили о путешествии на Капри, так, в общих чертах, но он знал, что путешествие состоится. А вечером они в первый раз отправятся пообедать в ресторан, их любимый, небольшой и уютный, в стороне от шоссе неподалеку от Грейт-Нека. Ничего удивительного, что до сих пор он был равнодушен к природе. Вот теперь, когда и этот газон, и деревья принадлежат ему, — теперь совсем другое дело.

Он машинально листал записную книжку, лежащую на коленях. Он наткнулся на нее нынче утром, так и не вспомнил, брал ее с собой в Санта-Фе или нет, и решил, прежде чем до нее доберется Джерард проверить, не фигурирует ли Гай на ее страницах. Теперь, когда у него появились деньги, он со многими хотел возобновить отношения, это уж точно. Ему пришла в голову одна мысль, он вытащил из кармана карандаш и под буквой П написал: «Томми Пандини, 232, Зап., 76 ул.», а под буквой Р: «Резак», Пост Спасателей, мост «Врата Ада».

Пусть-ка Джерард поломает голову над этими таинственными персонажами.

«Дэн, 8.15, отель „Астор“», — прочитал он среди прочих памятных заметок в конце книжки. Этого Дэна он даже не помнил. «Вынуть из Нач. бабки к 1 июня». Следующая страничка заставила его вздрогнуть: «Куплено Гаю. 25 дол.». Он вырвал страничку, благо книжка была перфорированная. Пояс из Санта-Фе для Гая. Зачем вообще было это записывать? Видно, обалдел от скуки…

Большой черный автомобиль Джерарда заурчал на подъездной дорожке.

Бруно заставил себя посмотреть памятные заметки до конца, затем сунул записную книжку в карман, а вырванную страницу — в рот.

Опустив руки, с сигарой в зубах Джерард неторопливо поднялся на каменные плиты веранды.

— Что-нибудь новенькое? — осведомился Бруно.

— Так, кое-что. — Взгляд Джерарда скользнул от угла дома наискосок через газон к оштукатуренной стене, словно он заново прикинул расстояние, что пробежал убийца.

Бруно работал челюстью, невозмутимо перемалывая бумажный комочек, словно жевательную резинку.

— Например? — спросил он. За спиной у Джерарда он увидел коротышку-помощничка, тот сидел за рулем в машине и пялился на них из-под полей серой шляпы. Надо же, какая зловещая рожа, подумал Бруно.

— Например, что убийца не вернулся в город, а удирал примерно вот в этом направлении, — и Джерард указывая, вытянул руку, как хозяин деревенской лавчонки, когда его просят показать дорогу. — Пробрался вон через тот лес, где ему, должно быть, пришлось несладко. Вот что мы нашли.

Бруно встал и полюбовался на лоскут фиолетовой перчатки и кусочек темно-синего материала, похоже, от пальто Гая.

— Черт возьми! Вы уверены, что это убийца оставил?

— Почти полностью. Это — от пальто, а другое, скорее всего, от перчатки.

— Или от шарфа.

— Нет, тут есть шовчик, — Джерард ткнул в него толстым веснушчатым пальцем.

— Довольно причудливые перчатки.

— Женские, — заметил Джерард и подмигнул.

Бруно весело ухмыльнулся, но сразу же принял сокрушенный вид.

— Сперва я подумал, что тут поработал профессиональный убийца, — вздохнул Джерард. — Он, безусловно, знал все в доме. Но мне кажется маловероятным, чтобы профессионал мог растеряться и полезть в этот лес, да еще в этом месте.

Бруно заинтересованно хмыкнул.

— К тому же он знал нужную дорогу, не добежал до нее всего десяти ярдов.

— Откуда у вас такая уверенность?

— Потому что все было тщательно продумано, Чарлз. На задней двери сломан замок, у стены оставлен ящик из-под молочных бутылок…

Бруно молчал. Герберт рассказал Джерарду, что это он, Бруно, сломал замок. Вероятно, рассказал и о том, что ящик из-под бутылок тоже его рук дело.

— Фиолетовые перчатки! — хихикнул Джерард так весело, как Бруно еще от него не слышал. — Какой смысл в цвете, если главное — не оставить отпечатков пальцев, а?

— Да, — согласился Бруно.

Джерард вошел в дом через дверь на террасе.

Бруно подумал и вошел следом. Джерард свернул на кухню, а Бруно поднялся к себе. Он швырнул записную книжку на постель и вышел в холл. От вида открытой двери в отцовскую спальню ему стало не по себе, словно до него только что дошло, что отец мертв. Все из-за того, что дверь стоит нараспашку, решил он, и дверь, и торчащий из штанов хвост рубашки, и охрана, которая подвела — ничего этого не было бы, будь жив Начальник. Бруно нахмурился, затем подошел и быстро закрыл дверь, чтобы не видеть ковра, чей ворс взъерошен ногами сыщиков, подошвами Гая, не видеть бюро с выпотрошенными ящиками и раскрытой на столешнице чековой книжкой, словно ожидающей подписи своего хозяина. Он осторожно открыл дверь в мамину спальню. Она лежала в постели с открытыми глазами, натянув до подбородка атласное розовое стеганое одеяло и повернувшись лицом к комнате, как лежала уже с субботнего вечера.

— Ты не спала, мамик?

— Нет.

— Джерард снова здесь.

— Я знаю.

— Если не хочешь, чтоб тебя беспокоили, я ему скажу.

— Миленький, не глупи.

Бруно присел на постель и склонился над матерью.

— Мне хочется, мамик, чтобы ты поспала.

Под глазами у нее залегли фиолетовые морщинистые тени, а рот был поджат как-то по-новому, так что уголки губ казались растянутыми и тонкими.

— Миленький, ты твердо уверен, что Сэм в разговоре с тобой никогда ничего и никого не упоминал?

— Ты можешь представить, чтобы он сказал мне что-нибудь подобное?

Бруно прошел по спальне. Присутствие Джерарда в доме раздражало его, особенно паскудная манера Джерарда держать себя так, будто у него есть улики против всех и каждого, включая Герберта, который, как известно, обожествлял отца, а его, Бруно, только что не обвинял в открытую. Но Бруно знал, что Герберт не видел, как он мерил расстояние шагами, а то бы Джерард ему уже сообщил. Когда мама болела, он, бывало, бродил по всему участку и по дому, и откуда стороннему наблюдателю было знать, считает он шаги или нет? Сейчас он бы с удовольствием поговорил о Джерарде, но мама его не поймет. Она стояла на том, чтобы продолжать пользоваться его услугами, потому что он считался самым лучшим в своем деле. Они тянули в разные стороны, мама и он, Бруно. Мама была способна выболтать Джерарду что-нибудь жизненно важное, например, что они лишь во второй половине четверга решили отбыть в пятницу, и даже не поставить Бруно об этом в известность!

— Чарли, ты знаешь, что толстеешь? — спросила мама с улыбкой.

Бруно улыбнулся в ответ — это было так на нее похоже. Сейчас она сидела за туалетным столиком, заправляя волосы под резиновую шапочку.

— Аппетит улучшился, — сообщил он, хотя аппетит у него стал хуже, как и пищеварение. Но он все равно почему-то толстел.

Не успела мама закрыть за собой дверь в ванную, как постучался Джерард.

— Она там долго пробудет, — сообщил Бруно.

— Передайте, что я в холле, будьте любезны.

Бруно постучал в дверь ванной, передал, что просили, а потом отправился к себе. По тому, как лежала на постели записная книжка, он догадался, что Джерард ее обнаружил и просмотрел. Бруно не торопясь приготовил себе хайбол покрепче, выпил, медленно спустился в холл и услышал, что мама уже вышла и разговаривает с Джерардом.

— …настроение, похоже, не лучше и не хуже?

— У него, знаете ли, настроения постоянно меняются, уследить трудно, я ничего не заметила, — ответила мама.

— Порой удается почувствовать психический настрой, разве нет, Элси?

Мама промолчала.

— …очень плохо, мне нужно от него больше помощи.

— Ты думаешь, он о чем-то умалчивает?

— Не знаю, — с этой его отвратительной ухмылочкой, и Бруно по голосу догадался, что Джерарду к тому же известно, что он подслушивает. — А ты?

— Конечно, я этого не думаю. Куда ты копаешь, Артур?

Она не давала ему себя обработать. После этого разговора, решил Бруно, Джерард потеряет в ее глазах. Он снова превратится в тупицу, в тупого айовца.

— Ты ведь хочешь, чтобы я докопался до правды, хочешь, Элси? — спросил Джерард голосом детектива из радиопостановки. — Он не хочет рассказать толком, чем занимался в четверг ночью, после того как вы расстались. Среди его знакомых есть довольно-таки темные личности. В их числе вполне мог оказаться и наемник какого-нибудь делового врага Сэма, и экономический шпион, и прочее в том же духе. А Чарлз мог сболтнуть, что вы с ним уезжаете на другой день…

— Ты на что намекаешь, Артур, что Чарлз об этом что-то знает?

— Я бы не удивился, Элси. А ты, если по-честному?

— Черт бы его побрал! — прошептал Бруно. И все это он говорит его маме!

— Конечно же я расскажу тебе все, что от него услышу.

Бруно ретировался к лестнице. Ее податливость привела его в ужас. Неужели у нее родилось подозрение? Что другое, а убийство она проглотить не способна. Разве он не понял этого еще в Санта-Фе? А вдруг она запомнила Гая, запомнила, что он говорил о нем в Лос-Анджелесе? Если Джерард выйдет на Гая в ближайшие две недели, у того еще могут оставаться царапины от зарослей, какой-нибудь подозрительный синяк или порез. Бруно услышал в нижнем холле мягкие шаги Джерарда, увидел его с подносом, на котором стояла мамина послеполуденная выпивка, и снова отступил вверх по лестнице. Сердце у него билось, словно в сражении, странном сражении со многими воюющими сторонами. Он поспешил к себе в спальню, глотнул как следует, улегся и попытался уснуть.

Он дернулся, проснулся и отстранился от руки Джерарда, который тронул его за плечо.

— Пока, — произнес Джерард, обнажив в улыбке желтые от никотина нижние зубы. — Я ухожу, зашел попрощаться.

— Стоило ради этого будить человека? — вопросил Бруно.

Джерард хихикнул и вышел вразвалку, прежде чем Бруно успел придумать какую-нибудь любезную фразу, которую и в самом деле собирался сказать. Он снова откинулся на подушку и попытался вернуться к прерванной дреме, но за закрытыми веками видел все ту же приземистую фигуру Джерарда в светло-коричневом костюме, как он бродит по коридорам и холлам, подобно призраку просачивается сквозь запертые двери, наклоняется порыться в ящиках, читает письма, что-то записывает, поворачивается и указывает на него пальцем, терзает маму — и как же ему не сопротивляться!

Загрузка...