Служебный роман для богини любви 2

Глава двадцать первая

— Я требую честного суда!

От громкого восклицания, надо сказать, довольно внезапного, я едва не уронила вилку.

Было еще довольно раннее утро. Скелеты разбрелись по рабочим местам — надо было заняться огородом и разнообразными бытовыми делами, на которые все время не хватало времени. Мадам Дюбо занималась ревизией местного запаса тканей, потому что, вдохновленная моей свадьбой, уже раздумывала над тем, что может открыть настоящий свадебный салон и шить на заказ платья для невест. Томас, взявшись за починку прохудившейся в правом крыле дома смерти крыши, шумно вещал помощникам-скелетам о том, что готов стать поваром и желает получить рабочее место при Канцелярии.

Поскольку из всех присутствующих в доме есть полагалось только троим, то есть, мне, Себастьяну и Рене, мы рассчитывали на тихий семейный завтрак. Никаких скелетов, легкая беседа о предстоящих делах, абсолютное спокойствие и далее по тексту. Однако, судя по тому, какими громкими были крики Димитрия, о спокойствии предстояло позабыть раз и навсегда.

— Я искренне жалею, — протянул Рене, — что твоя трахиандра его так и не съела. Если этот цветок еще раз попытается отгрызть Димитрию голову, клянусь всем на свете, я не стану его останавливать!

— Пощади! — возмутилась я. — Ты хочешь, чтобы мой вазончик отравился этим паразитирующим Димитрием?

— Вы еще все от меня получите! — взвыл Димитрий. — Меня содержат в нечеловеческих условиях, нельзя так относиться к людям! Это отвратительно! И это бывшая богиня любви! Меня морят голодом!..

— Утром я видел, как Томас относил ему еду со свадебного стола, — флегматично отметил Себастьян, разрезая на кусочки утиное филе. — Так что не думаю, что он в самом деле там голодает.

— Ау-у-у-у!

Рене вздохнул. Было видно, что Димитрий раздражал его больше всего. Я, как женщина, даже слегка сочувствовала болезному и, признаться, верила в возможность его перевоспитания. Себастьян не питал столь наивных иллюзий, но все равно не рубил сплеча и пока не спешил сыпать угрозами по отношению к несчастному купидону. Ну, больной он на голову, так что ж теперь делать?

А вот Рене явно думал иначе. Он считал, что такие, как Димитрий, ни пощады, ни жалости, ни любви не заслужили.

— Что у вас с ним был за конфликт? — поинтересовалась я, воспользовавшись моментом, когда Димитрий притих, и нас никто не мог прервать.

Рене сверкнул синими глазами, да так, что несчастный салат в тарелке едва не задымился. Себастьян удивленно хмыкнул.

— Не знал, что тебя так легко вывести из себя. Одним простым вопросом, — отметил он. — Но мы с Эдитой имеем право знать, с чем имеем дело.

— Да ничего особенного, — наконец-то сдался Рене. — Этот красавец спал с Матильдой.

— О, — вырвалось у меня.

Себастьян тоже опустил взгляд.

— Да, я знаю, что то же самое можно сказать про половину канцелярии, — закатил глаза Хранитель Времени. — Мы с ней, конечно, договаривались не упоминать прошлое. Мол, что было, то прошло…

Я подозревала, что это «было» у Матильды выражалось не только в Георге или Димитрии. Она же тянула силу из своих мужчин, только с Рене что-то пошло не так.

— И не смотри на меня так, — мрачно буркнул Рене, — я знаю, что влюбился не в ту женщину, по отношению к которой вообще можно испытывать теплые чувства.

— Сердцу не прикажешь, — осторожно промолвила я.

— Нет, на самом деле, это был самый глупый поступок, на который я только мог пойти, — легко промолвил Рене. — Но уж как есть. Ничего не изменишь… Но в любом случае, большинство мужчин, у которых Матильда воровала время, предпочитали после не вспоминать о том, что у них вообще что-то было. Выбрасывали ее с головы. Ни у меня, ни у Димитрия этого не получилось.

Я хотела что-то сказать, но Себастьян коснулся моей руки, останавливая.

— Если честно, мне кажется, я даже принял за влюбленность просыпающуюся магию, — честно промолвил Рене. — Моя сила становилась сильнее, разум — яснее, а Матильда никак не хотела оставить меня в покое. Может быть, считала, что я у нее что-то ворую. С Димитрием такого прекрасного эффекта не случилось, в другом дело — она использовала его, вероятно, для того, чтобы передавать другой Эдите приказы. Полагаю, от нее Эдита и узнала случайно о том, что из другого мира, и сделала все, чтобы тайно поменяться с тобой местами. Сама понимаешь, мало приятного осознавать, что к тридцати годам, скорее всего, отправишься на тот свет. А Димитрий нафантазировал себе с три короба. Результат налицо.

— О, Верховная! — в подтверждение слов Рене раздалось из подвалов. — О, Верховная, приди и помоги мне!

— А он что, не в курсе, что уже нет никакой верховной? — кашлянул недоуменно Себастьян.

Рене пожал плечами.

— Он же трус. Трус и подлец, — спокойно промолвил мужчина. — Он сбежал, как только понял, что ему может грозить какая-то опасность. Испугался, что Матильда посчитает его причастным к сокрытию подмены — он же мог догадаться, мог раньше сообщить, что что-то с тобой не так! Они вроде как дружили… Потому Димитрия и след простыл. Я искал его — мне нужны были свидетельские показания, — но, как видишь, нашел в самом непредсказуемом месте…

— Верховная! — продолжил завывать Димитрий. — Прошу!..

— Знаете, — не удержался Рене, — пойду-ка я побеседую с молодым человеком!

— Ты уверен? — я поймала его за руку, останавливая. — Уверен, что оно тебе надо?

— Более чем, — утвердительно кивнул Рене. — Но если боитесь, что я не сдержусь и снесу ему случайно голову, то, конечно, можете проследить за мной. Пойдемте вместе…

Тяжелый вздох Себастьяна явно свидетельствовал о том, что Рене он в плане нашего драгоценного Димитрия не доверял, но запретить ему спуститься вниз на отчаянный зов Верховного не мог. Да и вообще, учитывая нынешний статус Рене, ему никто ничего не запретит.

Мы спустились по крутым ступенькам в подвал. Здесь тоже был коридор, только узкий и короткий, и местонахождение Димитрия мы обнаружили по громкому вою, доносившемуся из-за двери. Себастьян шагнул было вперед, собираясь открыть дверь, но Рене жестом остановил его и продемонстрировал свои песочные часы.

— Позволите сделать нашему общему другу сюрприз?

— Оно тебе надо? — хмуро поинтересовался Себастьян.

— Ну, — протянул Рене, — позвольте мне немного побыть мальчишкой, который творит глупости. Я ничего не нарушу. Время — тонкая материя, но я — не Матильда, хорошо считаю и умею корректировать последствия.

— Точно?

— Точно. Когда останавливаешь время, главное не допустить серьезные перемещения. Нельзя воспользоваться остановкой времени для того, чтобы, к примеру, убить человека — иначе вышвырнет из петли. А вот открыть дверь и сесть в кресло — это пожалуйста. Это Верховным разрешается. Матильда даже детей умудрялась менять, — Рене зло скривился. — Только жаль, не понимала, что последствия все равно догонят… Нарушая течение времени, надо следить за тем, чтобы случайно не натворить чего-то, что не могло произойти и что нарушит общие устои жизни.

Я хотела возразить, что никогда нельзя предсказать, какие именно события могут оказаться критичными, вредоносными, но не успела. Рене уже успел провернуть песочные часы несколько раз, и время вокруг застыло. Мы с Себастьяном остались в петле, выдернутые из заточения времени, возможно, самим Рене.

Он решительно повернулся к толстой дубовой двери и склонился к замку. Димитрий, разумеется, был заперт на замок, но колдовство в руках Рене стремительно формировалось в подходящий ключ, который отлично вошел в предназначенную для него замочную скважину. Раздался тихий щелчок, и замок упал на землю. Рене осторожно поднял его, сдул пылинки, словно боялся повредить, а потом решительно дернул засов.

Все предметы легко подчинялись власти Хранителя Времени, но засов, очевидно, стоял на страже пространственно-временного континуума. Только слепой дурак назвал бы Рене слабым, однако, ему пришлось здорово напрячься, чтобы открыть все-таки дверь и заглянуть внутрь. Впрочем, мой брат только криво усмехнулся, узрев то, что происходило внутри, и жестом велел нам с Себастьяном следовать за ним.

— Смотрите-ка, — протянул он, — какая прелесть. И он говорит, что его морят голодом! Позер несчастный…

И вправду, Димитрий малость преувеличивал, когда рассказывал о постигнувших его лишениях. По крайней мере, я ничего критичного тут не обнаружила. Нормальная комната, даже меблированная… В углу стояла узкая, одноместная кровать, впрочем, для одинокого парня вполне пригодная, застеленная стеганным покрывалом. На ней валялось несколько перьевых подушек. Одну из них Димитрий пытался разорвать в приступе гнева, потому из одного уголка торчало несколько перьев.

Рене подошел к кровати и выдернул эти перья, покрутил в руках и недовольно хмыкнул, роняя обратно на пол.

Во втором углу стояло кресло, тоже достаточно удобное. Рядом с ним красовался стол, на котором заботливые скелеты даже оставили еду, судя по всему, с праздничного свадебного стола. Ничего ядовитого, а уж тем более несъедобного там не было. Да и вообще, Димитрию устроили вполне приличные жизненные условия. Чтобы не скучал, оставили книжки, какой-то блокнот и ручку, чтобы он мог записывать свои мысли, наверное.

Сам Димитрий нашелся у стены. Он приставил к ней стул, на стул водрузил табурет, сам забрался наверх и, балансируя на пошатывающейся конструкции, выл в вентиляционную решетку. Сейчас Димитрий больше напоминал статую, но только потому, что время для него было остановлено.

Мы с Себастьяном остановились у двери, не решаясь зайти дальше, чтобы ничего случайно не нарушить, а вот Рене явно не мелочился, на подсознательном уровне ощущая, насколько далеко может зайти. Он опустился в кресло, нагло закинул ногу на ногу, всем своим видом демонстрируя, что особого уважения к Димитрию не испытывает, и с неподдельным любопытством воззрился на купидона.

— Ну что, — поинтересовался он, кажется, у меня, — запускаем время?

— Ну, а что толку тянуть? — удивилась я. — Запускаем.

Рене усмехнулся.

— Что ж… Замечательно.

Он провернул песочные часы в обратную сторону. Я услышала тихий шелест песка, пересыпавшегося из одной части часов в другую, и время восстановило свой бег.

Димитрий ничего не заметил. Зашатавшись на своих стульях, он вновь заорал, цепляясь пальцами за вентиляционную решетку.

— Я требую, чтобы ко мне привели Верховную! Она обеспечит справедливый суд!

— Я за нее, — протянул Рене своим спокойным, вкрадчивым голосом. — Ну что? Приступим к суду?

Димитрий обернулся, уставился на Рене широко распахнутыми от ужаса глазами и издал тихий писк.

А после успешно свалился с нагромождения стульев на пол.

Димитрию понадобилось немало усилий, чтобы прийти в себя. Оказавшись на полу, он поначалу просто смотрел на Рене, ошеломленно моргал, то открывал, то закрывал рот и издавал целую череду неприятных звуков, вызывающих, признаться, весьма странные ассоциации. Понять, чего именно пытается добиться Димитрий, признаться, было отнюдь непросто. Он даже отчаянно замахал руками, выражая всю меру собственного возмущения, пропищал нечто ну совсем уж невразумительное, попытался подняться, но быстро сполз по стеночке.

— Т-ты, — наконец-то выдал хоть одно нормальное слово купидон. — Т-ты! Ты что здесь делаешь? Г-где Матильда? Я призываю свою В-верховную, а не ж-жалкого отступника!

— Отступника? — изогнул брови Рене. — Будь добр, подробнее.

Димитрий наконец-то сумел встать на ноги. Правда, он практически моментально зашатался, не в силах удержаться на своих двоих, но на этот раз плюхнулся уже на табуретку и направил на Рене свой немигающий взор. Мой брат ответил ему лишь мягкой улыбкой.

— Эдитушка! — повернулся ко мне экс-купидон. — Как же ты могла? Как?! Связалась с этим!.. Он презрел закон! Он решил пойти против Хранительницы Времени, Матильды!..

— Да-да. И именно за все мои грехи мне досталось вот это, — ухмылка Рене и без лишних доказательств могла кого угодно, а уж тем более Димитрия выбить из колеи, а уж когда он продемонстрировал песочные часы на цепочке, купидону стало совсем худо.

— Эд-дитушка, — опасливо уточнил он, — твой брат украл часы у Хранительницы Времени? Как? Этого же никак нельзя сделать.

— Можно, — отметил Себастьян, тоже ввязываясь в эту словесную игру. Очевидно, Димитрий тоже раздражал его достаточно сильно, чтобы мой супруг не смог просто остаться в стороне. — Правда, для этого необходимо, чтобы прежняя Хранительница Времени погибла…

— Погибла?! — взвизгнул Димитрий.

— Да, — подтвердил Рене. — Погибла.

— Но тогда, — Димитрий вскочил на ноги, — эти часы должны быть у нового Хранителя Времени! У нового Верховного!

— А они и есть, — лениво протянул Рене, накручивая на палец тонкую цепочку, на которой держались песочные часы, — у нового Верховного.

Прилив сил, наблюдавшийся у Димитрия минуту назад, очевидно, схлынул. Он заметно пошатнулся, стремительно побледнел и воззрился на Рене так, как обычно смотрят на чудовищ. Потом сел и тихо выдохнул:

— Мам-ма.

— Твоя мама тебе не поможет, — протянул Рене. — Ничья уже не поможет, Димитрий… Но не понимаю, чего ты так расстраиваешься! Ведь Матильда была какой-то посторонней женщиной, с которой у тебя один раз случилась связь, и то, по ее словам, не слишком удачная. А теперь смотри как все чудесно складывается! Новый Верховный, новый Хранитель Времени — не абы кто! Брат твоей лучшей подруги. Человек, с которым ты проработал в одной Канцелярии столько времени! Что может тебя расстроить?

Димитрий все бледнел и бледнел.

— Верно, ни-че-го! — гордо провозгласил Рене и улыбнулся еще шире. Димитрий только втиснулся в стену, словно надеялся, что камни его поглотят. — Ведь ты же точно не из тех, кто будет мелко пакостить брату своей подруги…

Я изогнула брови.

— Не из тех, кто станет устраивать глупые розыгрыши, — продолжил Рене, прожигая Димитрия насквозь далеко не самым доброжелательным взглядом, который только можно представить. — И уж точно не тот, кто станет обзывать его и всячески подчеркивать свое превосходство… Ведь ты, Димитрий, всегда говорил: внешность не главное, она ничего не определяет! Люди часто болеют, не всегда раскрывают весь свой потенциал сразу… Зачем дразнить, зачем бросаться в человека обвинениями, а уж тем более натравливать на него какую-нибудь компанию своих друзей, разыскивающих мальчика для битья…

У Димитрия дрожало все. Клацали зубы, дергались руки и ноги. Если б я не понимала, что это у него так проявлялся страх, то посчитала бы, что купидон болен.

Однако, сейчас мне совсем не было жаль его. То, что рассказывал Рене, звучало просто омерзительно. Мне было страшно даже подумать, что именно пришлось пережить моему брату, чтобы все-таки добиться уважения от окружающих его людей.

Но он не выглядел сломленным. Наоборот, спокойно смотрел на Димитрия и улыбался. Однако, я понимала, что это никоим образом не означало, что Димитрий может выдохнуть и дальше спать спокойно. Его явно ждала месть. Справедливая, да. Но месть.

Вот только мне очень не хотелось, чтобы Рене опускался до такого.

— Ну что же, Димитрий, — протянул тем временем Верховный. — Раз уж ты сам все понял… — он скользнул взглядом по побелевшему мужскому лицу. — То мне остается только вынести свой окончательный приговор. Ведь я принял решение еще до того, как даже заговорил с тобой.

Димитрий, и до того бледный, как смерть, задергался. Улыбка Рене пригвоздила его к месту, и он, словно прибитый к камням гвоздями, то сжимал руки в кулаки, то пытался подняться, но все равно оставался на все том же стуле. Зубы купидона отбивали неистовый ритм, пяты — настоящую чечетку.

— Я очень сожалею! — воскликнул он. — Мне жаль! Мне правда очень жаль, что у нас так с тобой все получилось, Рене! Я готов загладить свою вину!

— Что ты можешь загладить?.. Ты можешь только гадить, Димитрий. Ты всю жизнь только этим и занимался.

— Я исправлюсь, честно!

— И почему я должен тебе верить?

Димитрий застыл. По щекам его бежали слезы. Несомненно, он делал вид, что очень сильно раскаивается, но я, прекрасно помня, на какие пакости Димитрий был способен, понимала, что до истинного желания исправиться там, как до луны пешком…

— Потому что я друг твоей сестры? — мягко уточнил купидон, а потом повернулся ко мне. — Эдитушка! Эди! Эдюсик!..

Он перехватил взгляд Себастьяна и поспешно исправился:

— Эдита, мы с тобой столько времени провели вместе! И, — Димитрий втянул голову в плечи, — во многом ты была инициатором… У нас с тобой огромное количество общих воспоминаний…

— Боюсь, ничего не получится, — отметил Рене.

Димитрий стремительно повернулся к нему.

Верховный выглядел спокойно донельзя. Крутил песочные часы на цепочке с таким видом, словно это было лишь банальное украшение, и если оно разобьется, то ничего страшного не произойдет. Да и вообще, я поймала себя на мысли, что Рене не выглядит очень мстительным. Скорее просто издевается. Мой брат не был убийцей. Даже если Матильда погибла из-за его поступка — тогда Рене не пытался причинить ей вред, а скорее жертвовал собой.

Кто ж знал, что так выйдет…

Может быть, потому мир и выбрал его следующим Хранителем, что Рене не был ведом корыстными побуждениями? И при этом умел думать, а не вел себя, аки овца, вряд ли способная на что-то вразумительное?

В любом случае, пока что мне было не суждено это узнать. Я лишь наблюдала за тем, как Рене, мягко улыбаясь, продолжал сверлить Димитрия взглядом. А купидон, придумывая себе тысячу и одно наказание, уже оглядывался в поисках окна, в которое можно было бы выброситься, или люстры, на которой бы повеситься.

Да вот незадача, окон в подвале по понятным причинам не было, а вместо люстры под потолком блуждали два магических огонька, даривших ровный, мягкий свет. Повеситься на них было невозможно, сымитировать сие действие — тоже.

— Не понимаю, — наконец-то мягко промолвил Рене, — как можно так тесно дружить человеком, а потом даже не заметить, что его подменили… Они даже внешне далеко не одно и то же. Меня, отнюдь не близкого на тот момент с сестрой, смутили резкие перемены в ее поведении, а ты, стало быть, посчитал, что все нормально? Эдите свалились на голову три книжки, она получила сотрясение, но решила не сходить к врачу, а заняться купидоньим перевоспитанием?

Мое оправдание и вправду звучало смешно. Но Димитрий почем-то не смеялся. Я подозревала, что ему сейчас вообще было ни капельки не весело. Надо же, такой стресс пережить!

— Это не твоя Эдюсик, — припечатал Рене. — Это моя сестра Эдита. Нормальная Эдита, которая наконец-то заняла в этом мире положенное ей место. А твоя Эдюсик сейчас проживает в родном для нее мире и, надеюсь, не жалуется. По крайней мере, теперь ей не грозит несчастный случай, который унесет ее жизнь в юные двадцать пять лет.

— И, — выразительно шмыгнул носом Димитрий, — выходит, что…

— Что эта девушка участвовать в твоих дурацких затеях не будет. И отмывать тебя после всего того, что ты натворил — тоже, — уверенно кивнул Рене. — Впрочем… Эдита?

— Я б не стала его убивать, — отметила я.

— Ты решила быть милостивой? — уточнил Себастьян, явно принимая правила игры.

Его тон тоже звучал лениво, вкрадчиво. Мы, не до конца понимания, какой цели собираемся достигнуть, все равно общались с Димитрием примерно в одном тоне.

Купидон буквально примерз к своему стулу. Он поднял руку, осенил себя странным знаком — я б сказала, что перекрестился, но в этом мире вроде бы было не принято, — и шмыгнул носом.

— Я всегда знал, — прошептал Димитрий, — что ты очень хорошая, Эдита! Даже лучше твоей предшественницы, моей подруги…

— Не надо тут, — хмыкнула я. — я б не стала тебя убивать не потому, что мне тебя сильно жалко, Димитрий, а только потому, что это для тебя было бы слишком легким быстрым избавлением. Столько времени пакостить, а потом внезапно просто потерять голову на плахе… Или быть простреленным золотой стрелой. Фи, какая банальность.

Димитрий зажмурился.

— П-пытки? — уточнил он севшим от испуга голосом.

— Кто-то бы расценил это как пытки, в самом деле, — утвердительно кивнул Рене. — Но мне больше нравится вариант «исправительные работы». Станешь работать помощником Эдиты… И Себастьяна тоже. Будешь выполнять поручения, очищать ауру. У Матильды где-то там валялся старый сканнер состояния ауры, думаю, для меня не будет особой проблемой привести его в порядок и воспользоваться в наших целях. Если ты, Эдита, конечно, согласишься принять этого обормота…

Я ухмыльнулась и воззрилась на Димитрия. Он посмотрел на меня, потом на Себастьяна, и тихо прошептал:

— Лучше пытки!..

И гордо плюхнулся в обморок.

— Притворяется, — вздохнул Себастьян. — Ну так что? Возьмем паразита на поруки?

— Ты уверен, — покосилась я на мужа, — что он тебе нужен?

Улыбка Себастьяна не предвещала ничего хорошего.

— Ну не надрываться же самим, таская тяжелые коробки, верно?..

— И то правда, — утвердительно кивнула я. — Тем более, в архиве тоже есть чем заняться, убирать там все-таки придется до конца…

Я заметила, как дернулся Димитрий, выдавая, что в своем искусственном обмороке он все прекрасно слышит, и повернулась к Рене.

— Берем! — решительно заявила я. — Думаю, в хозяйстве пригодится…