КИАРАН
Марли долго не могла ответить мне. Все это время я смотрел на небо и звезды, усеявшие его. Я провел пальцами по волосам и потер затылок, ожидая ответа. Мне и в голову не приходило, что я должен буду объясняться с ней. Обнажать свою чертову душу вот так. Я не позволял людям видеть меня. Я не хотел, чтобы меня воспринимал кто-то до нее. И я понятия не имел, как ее впустить. Поэтому я убил ее. Я вычеркнул ее из мира, потому что это было слишком, блядь, тяжело. Я запечатал нашу судьбу со злостью и печалью в моем гребаном сердце, когда я положил руки ей на шею и украл ее последний вздох.
— Но я вернулась, — прошептала она. — Я вернулась.
Я снова опустил голову, но не встретил ее взгляда.
— Да. Вернулась. Когда ты была жива, ты не хотела знать, а теперь ты призрак, и ты не оставишь меня в покое. Похоже, я получил то, чего желал, но я этого не хотел.
— Я не хотел, чтобы ты была такой.
Марли скрестила руки на груди.
— Тебе не нравятся последствия твоих действий? Что ж, очень жаль. Теперь нам обоим придется с ними жить. Только вот меня уже нет в живых, и это твоя вина. Твоя гребаная вина, Киаран.
Обида и предательство в ее глазах, когда я наконец встретился с ними взглядом, заставили меня вздрогнуть.
— Думаешь, я этого не знаю?
— И поэтому ты не говорил?
— Ты не хотела знать. Я спрашивал тебя, хочешь ли ты узнать, как умерла. Ты хочешь, чтобы я пошел против твоего желания?
— Ты уже сделал это, когда убил меня. Неужели у тебя вдруг проснулась совесть, когда я вернулась?
Я подошел ближе. Черт, как же мне хотелось обхватить ее рукой, чтобы хоть как-то прикоснуться к ней. Но я сделал это… Я сделал это невозможным.
— У меня есть совесть. Просто мои моральные ценности не такие, как у тебя.
Она намахнулась.
— Очевидно, раз ты убил меня, потому что я не обращала на тебя внимания, как будто я должна была. Ты убил меня из-за своей чертовой неспособности контролировать себя. Это на твоей совести, а не на моей. Ничего из этого меня не волнует. Я не виновата, что была убита горем и не могла быть той, кем ты хотел меня видеть. Я не заслуживала смерти из-за этого.
Это была не фантазия, которую я искал. Она ошиблась. Мне никогда не нужна была ее иллюзорная версия, которую я придумал в своей голове.
— Мне не нужны твои фантазии. Мне нужен беспорядок, негатив, чертова тьма. Мне нужно то плохое, что сопутствует хорошему, потому что жизнь не полна солнечного света и гребаной радуги.
Моя рука поднялась, сама того не желая. Ее холод встретил мою ладонь, когда я провел ею по ее щеке. Она повернула к ней лицо. Я ожидал, что она отпрянет от меня. Я ожидал, что Марли будет отвратительно все, что я ей скажу, но это было не так. Это только сделало ее еще более чертовски привлекательной для меня. И я ненавидел ее. Она все еще держалась за меня. Наверное, поэтому она все еще существовала. Мир вернул мне ее в таком виде в наказание за то, что я отнял у нее жизнь. Я проклял нас двоих на эту судьбу. С нами еще не покончено. Еще нет.
— Тогда почему ты не старался, чтобы я тебя заметила?
— Слабость. Моя одержимость сделала меня слепым и слабым, когда дело касалось тебя. Не буду отрицать, но у тебя тоже есть слабость. Ты позволила горю завладеть твоей гребаной жизнью на целый год, Марли. Целый гребаный год. И ты не пыталась.
Она закрыла глаза, но не отстранилась от меня.
— Ты осуждаешь меня за то, как я справлялась со своей травмой? Это отвратительно.
Я покачал головой.
— Нет, я не осуждаю тебя за это. Люди справляются со своими проблемами по-своему. Я, блядь, должен знать. Я осуждаю тебя за то, что ты не сказала мне правду.
Ее глаза распахнулись.
— Что это значит? Я сказала тебе, что моего лучшую подругу сбила машина на моих глазах. Это правда.
— Нет, вся правда. Потерять друга чертовски тяжело, но есть еще кое-что, о чем ты не говоришь. Почему она была тебе так дорога, что ты похоронила целый год своей жизни в глубине сознания после своей смерти?
Она выглядела так, словно я ударил ее по лицу. Ее карие глаза расширились, и она поднесла руку ко рту. Я сложил два и два, когда она рассказала правду о том, как умерла Кэт. До того, как к ней вернулась память, она думала, что Кэт жива. У меня было ощущение, что в этой истории есть что-то еще, и я не мог избавиться от него. Марли что-то утаила. Ключевой компонент, объясняющий, почему ее подруга была так важна для нее. И это объясняло, почему ее мир растворился на глазах в тот день, когда Катриона умерла. В тот день, когда я увидел ее в первый раз. За год до того, как мы с ней столкнулись в путанице нежелательных чувств и эмоций, которые я погасил, убив ее. Пока это не привело к этому.
Я опустил руку. Марли плотно закрыла глаза, словно хотела отгородиться от моих слов. Как будто это было слишком больно для нее, чтобы помнить. Но она бы рассказала мне. Я бы заставил ее признаться в этом так же, как она вытягивала правду из меня.
— Я специально поступила в университет как можно дальше от дома, чтобы не жить с родителями. Я их ненавидела.
— Почему?
— Потому что они вырастили меня в гребаной секте, Киаран. Они никогда не замечали этого, но я замечала. У них были все эти правила и ограничения, которые не имели никакого смысла. Их образ жизни не имел ни малейшего смысла, но я должна была жить по нему. Они использовали страх и манипуляции, чтобы заставить тебя подчиниться их убеждениям, поэтому я осталась и притворялась хорошей послушной дочерью, пока не смогла уехать от них.
Она открыла глаза, но не опустила их к полу.
— Я переехала в Эдинбург, когда мне было восемнадцать, и первым человеком, который уделил мне время, была Кэт. Все остальные считали меня странной. Я не знала, как жить в мире, отличавшемся от того, который создали для меня мои родители. Кэт помогла мне избавиться от всех этих отвратительных установок, которым меня учили в этой притворной церкви, и помогла мне почувствовать себя в безопасности.
Она хлопнула себя рукой по груди.
— Я никогда не знала, что значит быть в безопасности, пока не встретила ее. Пока она не показала мне сострадание, дружбу и любовь. Можешь говорить мне гадости по этому поводу сколько угодно, но я потеряла все, когда она умерла. Она делала жизнь нормальной, безопасной и спокойной в течение девяти долбаных лет. Потом ее не стало, и у меня ничего не осталось. Никакой защиты. Ни человека, который помог бы собрать осколки. Ничего.
Ее плечи опустились, а лицо сморщилось. Мне было очень больно видеть ее такой снова после всего этого времени, когда она была яркой, солнечной, болтливой Марли, которую ничто не могло смутить. Даже я.
— Марли.
Я так много хочу сказать тебе, но не знаю, как это сделать. Я не знаю, как все исправить.
— Я не расстроена тем, что ты убил меня. Я должна быть расстроена, но на каком-то чертовом уровне я понимаю, почему ты это сделал. Ты хотел мира. Я знаю, потому что я хотела того же.
Марли пожала плечами и потерла руку.
— Теперь ни у кого из нас его нет, потому что я все еще здесь, хотя должна была умереть.
Долгое время мы молчали, давая ей осмыслить сказанное. Какая трагедия произошла в ее жизни. Понятно, что у Марли были хорошие годы во взрослой жизни, но все остальное? Я мог только представить, как тяжело было расти в таком состоянии.
— Я думал, ты возненавидишь меня за то, что я сделал, — пробормотал я, нарушая напряженную тишину, между нами.
Она склонила голову набок.
— Злиться из-за того, что никто из нас не может изменить, мне кажется бессмысленным. Я уже мертва. Крича на тебя о несправедливости этого, ты не вернешь меня. Это не вернет того, что я потеряла. К тому же, я думаю, теперь мы понимаем друг друга немного лучше, не так ли?
— Да, это так.
Марли была первой, кому я открыто признался в том, что сделала моя мать. Я не говорил об этом. Я был так молод, когда это случилось, но такие вещи оставляют невидимый шрам.
— Ты все еще хочешь, чтобы я ушла?
Ее вопрос удивил меня. Из всего, что она могла спросить, это был не тот вопрос, на который я бы поставила.
— Я бы соврал, если бы сказал, что нет. От того, что ты здесь, у меня голова идет кругом. Сначала я думал, что ты плод моего воображения, но теперь я знаю, что ты настоящая, и не теряю рассудка. Думаю, это хуже, чем если бы ты была иллюзией.
Она на мгновение задумалась, а затем нахмурилась, ее рот искривился от этого движения.
— Я не могу уйти.
— Почему?
— Наша встреча не была случайной, Киаран. Меня притянуло сюда. Она приложила руку к животу. — Во мне было какое-то беспокойное чувство, которое вело меня туда, где был ты. Оно исчезло только тогда, когда я нашла тебя. Я не знала, что это значит, особенно когда ты исчез на несколько дней, и все внутри меня болело. Оно хотело, чтобы я пошла за тобой, и я знала, что если я это сделаю, то найду тебя независимо от того, куда ты ушел.
Она уронила руку и потерлась лицом о плечо.
— Видимо, то, что ты убил меня, привязало меня к тебе так, как никто из нас никогда не поймет. У меня нет справочника о том, как появляются призраки, и, честно говоря, сейчас мне все равно, как и почему. Я просто знаю, что куда бы ты ни пошел, я последую за тобой, потому что мир не позволит нам разлучиться.
Из всех поганых ситуаций, в которые я мог попасть, это была самая последняя, которую я ожидал. Каким-то образом, убив эту женщину, чтобы избавиться от нее, я навсегда привязал ее призрак к себе. А ведь я хотел добиться совершенно противоположного.
— Да, я начинаю это понимать.
— Но ты не хочешь, чтобы я была здесь.
Я покачал головой. Отрицать это было бессмысленно. Я не смогу жить дальше, если меня будет преследовать гребаный призрак моего собственного изготовления. Так мы оба не могли жить.
— Я думал о твоей смерти каждый день с тех пор, как ты вернулась. И как мне нравилось чувствовать, как мои руки выкачивают из тебя жизнь. Ты здесь, но я больше не могу к тебе прикоснуться. Я не могу действовать в соответствии с этим гребаным желанием. Не знаю, зачем я это говорю, но это правда. Я не хочу думать о том, чтобы убивать тебя каждый день. Я приехал сюда не ради дяди, нет, правда. Я приехал, чтобы забыть о том, что я сделал с тобой, потому что видеть твой силуэт на другой стороне дороги каждый день — это меня убивало.
Я провел рукой по волосам и поправил очки.
— Я уехал из Эдинбурга через три недели после твоей смерти. Я не знал, как долго меня не будет. Когда мой дядя сломал руку несколько недель назад, я решил остаться, пока Сима не вернется, и продолжать помогать ему на ферме. А потом появилась ты, и я больше не знаю, что делать. Я не знаю, что с тобой делать.
Марли искала мое лицо долгую минуту. Я не мог прочитать ее выражение, и это ничуть не помогало.
— Ты этого хочешь? Обхватить мое горло руками и снова забрать из меня жизнь? Чтобы все закончилось?
— Да.
Это был самый простой ответ, который я мог дать. Я слишком часто думал об этом, о том, чтобы закончить ее жизнь в качестве призрака. Чтобы это дерьмо ушло, чтобы я больше не страдал. Чтобы она тоже была свободна. Дело было не только во мне. Это было несправедливо по отношению к нам обоим.
— Тогда почему бы тебе не сделать это?
— Что ты имеешь в виду?
— Почему ты не действуешь в соответствии с желанием обхватить меня руками за шею?
— Ты чертов призрак, вот почему. Ты знаешь, что я не могу до тебя дотронуться.
Она улыбнулась мне.
— Я думала, что не могу ничего потрогать, пока не прикоснулась к твоему блокноту. Я почувствовала кожу под кончиками пальцев. Кто скажет, что этого не может произойти с тобой?
Марли говорила об этом слишком спокойно. Это меня это нервировало.
— Какого хрена? Ты хочешь, чтобы я снова тебя задушил?
— Потому что ты и так мучаешься, и я не заинтересована в том, чтобы оставаться здесь, когда ты не хочешь, чтобы я была рядом. Дело в том, что ты мне нравишься, несмотря на все причины, по которым я не должна этого чувствовать. А их чертова тонна, но меня это не волнует. Я не собираюсь тратить остаток своего существования на то, чтобы тосковать по тому, кто меня не хочет. Я бы предпочла, чтобы мы покончили с этим сейчас. Ты освободишь нас обоих, так сделай это.
Убей меня еще раз, Киаран.