Я собрала все фотографии Чероки, и мы с Клоделем спустились в отдел, на двери которого висела табличка: «Обработка изображений». Мы договорились, что я попробую поработать над снимком с помощью «Фотошопа», поскольку довольно неплохо знаю эту программу. Если и она не поможет, в таком случае сотрудники отдела прогонят изображение через другие графические программные средства.
Нас уже ждали, так что необходимое оборудование незамедлительно предоставили в наше распоряжение. Техник включил сканер, открыл «Фотошоп» и оставил нас одних.
Я поместила моментальный снимок в планшетный сканер, удостоверилась, что он лежит ровно, после чего оцифровала изображение и сохранила его на жесткий диск. Затем открыла на компьютере файл с пикником в Миртл-Бич.
Щелкнула мышью по лицу парня с пряжкой и стала увеличивать масштаб, пока его черты не заполнили весь экран. Затем занялась очисткой «искажений» – скопившейся за годы хранения пыли и образовавшихся трещин, изменила кривые, контролирующие насыщенность красных, зеленых и синих цветов, поколдовала над яркостью и контрастностью и увеличила резкость изображения.
Клодель молча наблюдал за моими действиями, затем по ходу дела стал вносить замечания, поскольку невольно увлекся, хотя поначалу и отнесся ко всей затее довольно скептично. Каждое внесенное исправление слегка изменяло световые блики, тени и полутона изображения, придавая четкость изгибам и чертам лица и выявляя мельчайшие подробности, недоступные взору на оригинальном снимке.
Не прошло и часа, как мы закончили и стали рассматривать результат. Никаких сомнений больше не оставалось. Парнем с пряжкой, бесспорно, был не кто иной, как Ив Дежарден, Чероки.
Но какие выводы следовало сделать?
Первым заговорил Клодель:
– Итак, Чероки знал эту девушку, Оспрей.
– Получается, что так, – согласилась я.
– А убил его Дорси. – Клодель не спрашивал моего мнения, просто размышлял вслух. – Что, по-вашему, Дорси хотел нам предложить?
– Может, Чероки убил Саванну, и Дорси знал об этом?
– Есть ли вероятность, что туда она приехала с ним? – Снова мысли вслух, не беседа.
Я вспомнила озадаченное маленькое личико, широко распахнутые глаза, смотрящие на мир сквозь огромные линзы-циферблаты. Я задумчиво покачала головой:
– Если и так, то не по своей воле.
– Видимо, он убил ее в Миртл-Бич, после чего перевез тело в Квебек. – На сей раз, Клодель обращался ко мне.
– Но зачем было тащить ее так далеко?
– Меньше вероятности, что обнаружат.
– По-вашему, это в духе таких парней?
– Нет. – В его глазах мелькнуло замешательство. И злость.
– А где в таком случае остальные части скелета? – не отставала я.
– Возможно, он отрезал голову.
– А ноги?
– Вопрос не ко мне. – Он смахнул с рукава невидимую ворсинку, затем поправил галстук.
– Каким образом ее останки оказались закопанными рядом с Гейтли и Мартино?
Клодель не ответил.
– А чей тогда скелет обнаружили в Миртл-Бич?
– Лучше вам спросить об этом у своих друзей из ШБР.
В кои-то веки Клодель проявил небывалую разговорчивость, поэтому я решила воспользоваться такой возможностью. Я переключилась на новую тему:
– Возможно, убийство Чероки не было делом рук байкеров, решивших отомстить.
– Мне непонятно, к чему вы клоните.
– Может, его убрали в связи с недавним обнаружением могилы Саванны.
– Может, и так. – Он бросил взгляд на часы, затем встал. – А также, вполне возможно, меня пригласят войти в состав «Дикси чикс». Но пока этого не случилось, займусь-ка я лучше плохими парнями.
Что, выходит, он и попсу слушает?
После ухода Клоделя я сохранила оригинальный снимок с Миртл-Бич и все внесенные изменения на компакт-диск. Затем добавила туда выборочно отсканированные фотографии из коллекции Кейт, рассудив, что дома смогу заняться ими.
Вернувшись в кабинет, позвонила в отдел ДНК-исследований. Ответ мне был уже известен, но надо было чем-нибудь заняться, потому что еще один экскурс в счастливую эпопею байкерских похождений, навечно запечатленных фотокамерой, я бы просто не выдержала.
Я не ошиблась. Гане выразил сожаление, что запрошенные мной анализы пока не закончены. Я должна понимать, что дело, датирующееся 1984 годом, не столь уж срочное, но они возьмутся за него, как только смогут.
Что ж, достаточно справедливо. Я положила трубку и потянулась за лабораторным халатом. По крайней мере, препараты-то должны быть готовы.
Я нашла Дениса в гистологической лаборатории: он заносил информацию в компьютерную базу данных. Подождала, пока он прочитает ярлык на пластмассовом сосуде, в котором плавали в формальдегиде образцы сердца, почки, селезенки, легкого и других органов. Он набрал несколько слов на клавиатуре, затем вернул контейнер к остальным сосудам, выстроившимся на тележке.
После того как я сообщила цель моего прихода, он прошел к столу и принес мне белую пластиковую коробочку. Я поблагодарила Дениса и забрала коробку с собой, чтобы изучить ее содержимое под микроскопом в своей лаборатории.
Денис приготовил микроскопические препараты из образцов кости, привезенных мной из Роли. Я поместила срез с большой берцовой кости под линзу, отрегулировала освещение и наклонилась над окуляром. Через два часа я уже знала ответ.
Образцы, взятые мной из большеберцовой и малоберцовой костей хранившегося у Кейт неустановленного скелета, с точки зрения гистологии ничем не отличались от тех, которые я изъяла из бедра Саванны. Каждый микроскопический срез подтверждал предварительные данные, согласующиеся с возрастом Саванны на момент ее исчезновения.
Согласующийся. Излюбленное словечко свидетелей-экспертов.
«Можете ли вы утверждать с приемлемой степенью научной достоверности, что обнаруженные в Миртл-Бич кости принадлежат Саванне-Клер Оспрей?»
«Нет, не могу».
«Понятно. В таком случае можете ли вы утверждать, что обнаруженные в Миртл-Бич кости принадлежат человеку, чей возраст идентичен возрасту Саваины-Клер Оспрей?»
«Нет, не могу».
«Понятно. Что вы вообще можете сообщить присутствующим на этом судебном заседании, доктор Бреннан?»
«Обнаруженные в Миртл-Бич кости, поданным гистологии, согласуются в возрасте и микроструктуре с другими костями, принадлежащими, как удалось установить, Саванне-Клер Оспрей».
Я выключила свет и поместила полиэтиленовый чехол на микроскоп.
Так все и началось.
Расправившись за обедом с вегетарианской пиццей и порцией сливочного мороженого «Мистер Биг», я отправилась с отчетом в штаб-квартиру «росомах». Морен уже закончил вскрытие и занимался передачей тела Дорси. Жак Рой назначил совещание, чтобы обсудить меры безопасности на период похорон, и попросил меня там присутствовать.
Дорси был родом из квартала, расположенного к юго-востоку от Сентервилля. Это район узких улочек и компактных переулков, густонаселенных квартир, оснащенных крутыми лестницами и крошечными балкончиками. На западе пролегает автомагистраль, на востоке находится Хошелага-Мезоннев, повидавшая на своем веку немало кровавых разборок в разворачивающейся войне гангстерских синдикатов. На долю этого района приходится большая часть случаев угона автотранспорта в городе. В отличие от большинства других городских кварталов этот не имеет официального названия.
Но знает его каждый житель Монреаля. Это место – заповедная территория «Рок-машины», но также оно дало приют управлению полиции Квебека. Я часто брожу взглядом по улицам, спортплощадкам, берегам реки и единственному мосту этого неблагополучного места, так как судебно-медицинская лаборатория разместилась в самом его сердце.
Похороны Дорси должны были состояться не далее чем в шести кварталах от нашей двери. В связи с этим, а также с учетом того факта, что на улицы выползет вся местная шпана, полиция решила не рисковать.
Рой воспользовался картой острова, чтобы объяснить схему размещения сотрудников. Служба начнется в восемь утра, в пятницу, в семейном приходе в Фуллум-Ларивьер. После обедни похоронная процессия двинется на север от Фуллума к улице Мон-Руаялъ, затем свернет на запад и поднимется в гору к кладбищу Нотр-Дам-де-Неж.
Рой отметил на карте места расположения заграждений, полицейских патрулей и групп наблюдений, после чего рассказал о запланированных мерах предосторожности. Вокруг церкви выставят оцепление, боковые улицы на перекрестках с Мон-Руаяль блокируют во время движения кортежа. Полицейский эскорт будет сопровождать процессию на пути к месту захоронения. На самом кладбище также предусмотрены максимальные меры безопасности.
Отменяются все увольнительные. Каждому сотруднику следует в пятницу явиться на работу.
Вследствие последнего объявления демонстрация слайдов открылась полными негодования репликами «Sacre bleu!» и «Tabernac!», по жалобы стихли, когда на экране стали мелькать сцены из прошлых похорон. Кадр следовал за кадром, мы смотрели на напряженные фигуры людей, куривших на ступенях церкви, едущих колонной за украшенным цветами катафалком, сгрудившихся у могилы.
По мере того как очередной слайд появлялся на экране, лица присутствующих озарялись то розовым, то синим, то желтым светом. Проектор тихонько жужжал, Рой сопровождал каждый новый снимок монотонными объяснениями о том, когда и где происходило то или иное событие, и обращал наше внимание на ключевые фигуры в байкерском мире.
В помещении было душно, и львиная доля моих эритроцитов покинула мозг, решив заняться обработкой «Мистера Бига». Вскоре я поняла, что больше нет никаких сил бороться с усталостью. Глаза сомкнулись, а голова так отяжелела, что несущая способность мышц шеи оказалась под угрозой. Я задремала.
Внезапно раздался щелчок проектора, и я проснулась.
На экране появилось изображение байкеров, остановленных во время полицейской проверки на дороге. Одни сидели на «харлеях», другие решили размять ноги и болтались поблизости. Хотя у всех были нашивки «Ангелов Ада»: череп и шлем с крылышками, – мне удалось разглядеть только две нижние полоски. На одной значилось – «Дурбам», на другой – «Лексингтон». Вдали маячил желтый фургон с надписью «Муниципальная полиция». Больше ничего нельзя было рассмотреть из-за некой бородатой личности, снимающей фотографа. Этой личностью оказался не кто иной, как Чероки Дежарден, пренебрежительно уставившийся в камеру.
– Где снимали? – спросила я у Роя.
– В Южной Каролине.
– Это Чероки Дежарден.
– В начале восьмидесятых парень частенько околачивался на Юге.
Я скользнула взглядом по изображенной группе. Вдруг мое внимание привлек один мотоциклист, стоявший поодаль. Он повернулся спиной, лица не разобрать, но его мотоцикл, полностью попавший в кадр, показался мне смутно знакомым.
– Что там за парень слева, с краю? – поинтересовалась я.
– На отпадном байке?
– Да.
– Не знаю.
– Он мне уже попадался на нескольких старых снимках, – вставил Курицек. – Хотя сейчас на него ничего нет. Пройденный этап.
– А что скажете о мотоцикле?
– Настоящее произведение искусства.
Что ж, весьма красноречиво. Спасибо, очень помогли. После слайдов приступили к обсуждению предстоящих действий. В конце совещания я подошла к Рою.
– Можно одолжить снимок с Чероки Дежарденом?
– Ксерокопия подойдет?
– Конечно.
– Заметили что-нибудь стоящее?
– Да так, просто показалось, что уже видела где-то этот байк.
– Это «Хаммер».
– Я поняла.
Мы прошли в его кабинет. Рой вытащил папку из металлического ящика и стал листать, пока не нашел нужную фотографию.
– Что ж, могу сказать лишь одно: сейчас они уже все выглядят иначе, – произнес он, протягивая мне снимок. – В наше время эти парни щеголяют в костюмах от Версаче и владеют ресторанами быстрого обслуживания. Нам проще было работать, когда они напивались в стельку и не мылись месяцами.
– Вы, случаем, на днях не оставляли на моем столе еще один снимок, сделанный в Южной Каролине?
– Нет, я не заходил к вам. По-вашему, я должен был его видеть?
– Просто он похож на эту фотографию, но там есть Саванна Оспрей. Я показывала Клоделю.
– Так-так, с каждой минутой все интереснее и интереснее. Буду с нетерпением ждать его доклада.
Я поблагодарила Роя и ушла, на прощание пообещав вернуть ксерокопию.
Вернувшись в лабораторию, я сразу же направилась в отдел обработки изображений и добавила эту фотографию к остальным на компакт-диск. Мною двигало всего лишь смутное ощущение, не имеющее никаких рациональных объяснений и, вероятно, ни к чему не ведущее, но я все равно хотела сравнить фотографии.
В полпятого я поехала домой и свернула к больнице От-Дье, от всей души желая, чтобы к Ламаншу уже пускали посетителей. Мои надежды не оправдались. Он по-прежнему находился в коме, врачи держали его в кардиологическом отделении интенсивной терапии, разрешая посещение только близким родственникам. Ощущая собственную беспомощность, я заказала для Ламанша небольшой букетик цветов в больничном магазинчике, после чего направилась на автостоянку.
В машине я включила радио и нажала кнопку поиска. Переключатель каналов просканировал полосу частот, остановившись на несколько мгновений на местном ток-шоу. Сегодняшняя передача была посвящена байкерской войне и предстоящим похоронам ее последней жертвы. Ведущий спрашивал мнение радиослушателей относительно действий полиции. Я решила послушать.
Несмотря на то что мнения по поводу эффективности работы полиции в сложившейся ситуации с преступными группировками разделились, не оставлял сомнений один факт. Звонившие были крайне обеспокоены. Спешно уезжали из своих домов жители района, в котором пройдет погребальная церемония. Матери провожали детей до школы. Любители ночных попоек сменили свои обычные забегаловки, озираясь по сторонам, когда после выхода из бара неслись к своим машинам.
Но, помимо всего прочего, люди чувствовали гнев. Они хотели, чтобы их городу больше не угрожало нашествие этих современных варваров.
Наконец я приехала домой и застала Кита за телефонным разговором. Он прижал трубку к груди и сообщил мне, что из Пуэрто-Валларта звонила Гарри.
– Что она сказала?
– Buenos dias.[28]
– Ты взял номер, по которому с ней можно связаться?
– Она сказала, что постоянно переезжает. Но обязательно позвонит в конце недели.
После чего вернулся к разговору, удалившись в свою комнату.
Молодчина, Гарри, ничего не скажешь.
Не желая тратить время на мысли о сестре, я вытащила распечатку, которую дал мне Рой, и положила на стол. Затем быстро просмотрела фотографии Кейт в поисках снимков с похоронами Бернарда Сильвестра, Шустрилы. Особенно меня интересовал снимок у могилы, который мы с Китом недавно изучали.
Три раза я просмотрела всю кипу и ничего не нашла. Проверила все отделения в портфеле. Потом стол в спальне. Разворошила бумаги около компьютера. Открыла каждую папку, которую мне дала Кейт.
Фотографий и след простыл.
Озадаченная, я просунула голову в комнату Кита и поинтересовалась, не одолжил ли он эти снимки.
Нет, он не брал. «Ладно, Бреннан. Давай-ка поройся в памяти. Когда ты видела их в последний раз?»
В субботу вечером вместе с Китом?
Нет.
Воскресным утром.
В руках Лайла Криза!
Гнев налетел шквалом, сметая все на своем пути. Злость стремительно охватила тело, посылая горячие волны в шею и заставляя пальцы сжаться в кулаки.
– Черт возьми! Сукин сын!
Я злилась на Криза, но еще больше на себя. Так долго живя одна, я взяла в привычку работать дома над следственными материалами, что отнюдь не приветствовалось в нашей лаборатории. А сейчас у меня обнаружилась пропажа части документов, являющихся потенциальными уликами.
Постепенно я успокоилась. В памяти всплыли слова, сказанные мне как-то раз одним детективом, расследующим убийство в пригороде Шарлотты. Фургоны журналистской братии окружили обуглившийся дом в колониальном стиле, где мы раскладывали по мешкам остатки семьи из четырех человек.
– Наша свободная пресса похожа на канализационную систему, – сказал он, – засосет, кого угодно и так отделает, что от него останется одно дерьмо. Особенно тех, кому до нее нет никакого дела.
Мне не было дела, и вот теперь придется возвращать фотографии.