Глава 5

Ночной Дублин очень красив. И живет полнокровной жизнью. На тротуары выплескивается свет, струящийся от огней многочисленных пабов, ресторанов и модных кафе. В юго-западной части города древность тесно переплетается и смешивается со стариной и совершеннейшей новизной и современностью. Направляясь к Темпл-Бару, площади между Дэйм-стрит и рекой Лиффи, они прошли мимо Дублинского замка[7]. Заку было очень хорошо знакомо это место. Он довольно часто бывал здесь в последние несколько лет, поскольку оно являлось средоточием магазинов, ресторанов и музеев.

Каэр взглянула на него:

— Вы знаете этот район?

— Не так хорошо, как вы. Уверен.

Она улыбнулась:

— Знаете, почему он называется Темпл-Бар? В шестнадцатом веке землю приобрел человек по фамилии Темпл, а «бар» — так называется дорожка вдоль реки. И к счастью, Темпл-Бар находится рядом с отелем.

— К счастью, — согласился Зак. — Хотя я обычно все равно пользуюсь общественным транспортом.

Она одарила его мгновенной улыбкой.

— Но не могу не согласиться, что в ясную погоду лучше прогуляться пешком.

Каэр нахмурилась:

— А что, в Новой Англии и правда такой суровый климат, как говорят?

— Говорят, что в Новой Англии суровый климат?

— Ну, первые колонисты… Они же все умерли… Разве нет?

Зак расхохотался:

— Как вам сказать? Не все. И не из-за погоды. Надо признаться, я всегда жил на Юге, но довольно часто бывал в гостях у семейства О’Райли, и мне известно о зимах в этих краях не понаслышке. Мой отец и Шон были друзьями. После смерти родителей он стал нам как родной дядя. Какова Новая Англия зимой? Никогда нельзя знать наверняка. Может быть холодно. Намного холоднее, чем обычно бывает здесь. Но на побережье, если море не штормит, дни ясные и умеренно теплые. Когда бывают штормы, становится весьма прохладно. И мне нравится наблюдать за бушующим морем из окна милой уютной комнаты. Я несколько раз оказывался посреди бушующего моря, вдали от побережья. Но идея выйти в море в такую погоду принадлежала не мне, а двум старым морским волкам, Шону и Эдди. Их приводят в восторг ветер и буйство волн.

— Это же опасно.

Заку подумалось, что Эдди отправился в последнее плавание, когда не было никакого шторма.

— Непогода где угодно может быть опасной.

«Но куда более опасным может быть сам человек», — мысленно добавил Зак.

— Вы думаете об Эдди, разве не так? Вы считаете, что он мертв, и беспокоитесь о Шоне.

— Да.

— Вы знаете Эдди?

— Да.

— А не допускаете ли вы, что, возможно… ну, я не знаю… что он скрывается по какой-то причине?

— Хотел бы я так думать.

Она молчала. Потом указала на один из шпилей, врезающихся в ночное небо, и сказала:

— Собор Церкви Христовой. Он был построен человеком, известным как Силкенберд. Его звали Ситриг, король викингов. Для первого архиепископа Дублина, Вам известно, что город основали викинги? Потом пришли норманны и англичане. Вы только представьте все заговоры, которые тут готовились, и все сражения, которые происходили.

Зак был удивлен. Ему показалось, что она всерьез пытается приободрить его своими рассказами.

— Вы искренне любите этот город, правда?

— Как можно его не любить? Дублин — один из самых чудесных городов мира, — мягко ответила Каэр.

Он засмеялся:

— Вы говорили, что никогда не покидали пределы Британских островов.

— Я видела Ла-Манш. — Голос Каэр прозвучал обиженно.

— Да я не спорю. Город и в самом деле чудесный, — уверил ее Зак, стараясь не рассмеяться при виде ее неприкрытого возмущения.

И она была права. Дублин действительно был потрясающим городом. Такая богатая история! Столь трагичная! Но в наши дни он стал оживленным и космополитичным, как и любое другое из известных Заку мест. Идя по улице, он слышал иностранную речь. Точно так же, как в Нью-Йорке, или в Лондоне, или в Париже. Хотя большинство народа говорило по-английски с тем же ирландским акцентом, который придавал неповторимость и мелодичность всему, что говорила Каэр.

— Паб прямо перед нами, — прервала его размышления Каэр. — Видите, «Ирландские глаза».

Она обошла стоявших группами людей, которые собрались на улице покурить. Зак обратил внимание, что каждый проводил взглядом прошедшую мимо Каэр. Она была не просто красива. Она была невероятно красива.

Ее бы заметили везде, куда бы она ни пришла.

Он последовал за ней внутрь, сознавая, что все смотрят не только на нее, но и на него.

Потому что он с ней.

Когда они вошли, Зак решил, что Каэр собирается извиниться и сказать, что друзья прийти почему-то не сумели.

Он ошибся.

Ее узнали в ту же минуту, как она появилась в пабе. Привлекательная женщина примерно лет сорока направилась к ним прямо из-за стойки бара, вытирая руки о фартук, на котором по краю были красиво вышиты слова «Ирландские глаза».

— Вы пришли! — радостно воскликнула она.

— Я же обещала, — ответила Каэр.

Он представился:

— Зак Флинн.

— Американец? — спросила женщина.

— Да. Простите. Мой акцент невыносим. Меня пригласила Каэр. Надеюсь, вы не против.

— Против? Отчего же? Замечательно, что вы пришли. Я — Мэри Донован, мистер Флинн. — Она обернулась к Каэр: — Присаживайтесь. Должно быть, вы проголодались. Целый день провели в больнице и все такое.

Она помахала рукой двоим молодым людям в твидовых кепках, сидящим у бара.

— Ну-ка, потеснитесь, бездельники. Это Каэр. Я вам говорила, что она придет сегодня вечером.

Они прямо-таки подпрыгнули со своих мест. В одном углу восседала целая семья: родители, дед, тетушка, подросток, двое детей помладше и младенец. Рядом — группа рабочих в синих воротничках, а чуть дальше — несколько мужчин в возрасте чуть за тридцать, все в костюмах. Однако эти компании не казались разрозненными. Кто-то периодически вскакивал, чтобы взять кетчуп или майонез и перенести с одного столика на другой. То и дело люди, сидевшие за разными столиками, окликали друг друга.

— Каэр, — произнес один из мужчин у бара, снимая кепку. — Приятно слышать, что вы были столь добры к старой хозяйке.

— Ничего особенного, — возразила Каэр.

— Нам не нужны эти места, — заметил Зак. — Мы не настолько сильно торопимся.

Но табуретки у барной стойки уже были свободны.

— Садитесь, — пригласила Мэри.

— Спасибо, — сказал Зак, обратившись к людям, чьи места они только что узурпировали.

— Дэйлу все равно пора домой. Его там дожидается жена и чудный новорожденный ребенок, — пояснила Мэри.

— Я всего лишь заглянул на минутку, — добавил мужчина, опознанный как Дэйл, быстро допивая пиво. — Ухожу. Надеюсь, еще увидимся.

— Спасибо. Мои поздравления, — улыбнулся Зак.

— Каэр, до скорой встречи, — сказал Дэйл.

— Это вряд ли. Завтра я улетаю в Соединенные Штаты.

— В Штаты? Какое приятное путешествие. Зайдите в «Микки-Маус». Рад, что мы с женой побывали там. Когда еще доведется? — мечтательно произнес Дэйл.

— Доброго пути, — улыбаясь, пожелал мужчина, сидящий рядом с ним. — Кстати, и я тоже ухожу. Дэйл женат на моей сестре, поэтому я зайду к ним посмотреть на малыша. Рад был познакомиться.

— Завтра? Вы уезжаете завтра? — спросила Мэри. Она казалась крайне удивленной.

Зак мог только предположить, что Каэр ничего не сказала своим друзьям о предстоящей поездке. Немного странно и удивительно, но это буквально только что пришло ему в голову.

— Но я не насовсем. Я вернусь, — уверила Каэр женщину, погладив ее руку, которая лежала на стойке бара. — И не беспокойтесь, ваша мама будет здравствовать еще долгие годы.

— Дай-то Бог, — сказала Мэри. — Она так упорно трудилась на благо всех нас. Особенно после смерти моего отца. Так получается, это ваш последний ужин в старом добром Дублине. На долгое-долгое время. Это честь для меня, что вы выбрали именно это местечко. Для начала я предложу вам домашнего пива. Поверьте, оно великолепно.

Минуту спустя Каэр с удовольствием потягивала напиток и уверяла Мэри, что это лучшее пиво, которое ей когда-либо доводилось пробовать.

И это была правда. Охлажденным оно было бы даже лучше, подумал Зак. И снова почувствовал необъяснимое беспокойство, внимательно изучая Каэр.

Очевидно, у нее были друзья. А в больнице, верно, ее считали кем-то вроде ангела. Но в том, как она себя вела, было что-то… нездоровое. Будто она годами ни с кем не встречалась и ничего не пила.

Когда Мэри ушла, чтобы принести им тушеное мясо, особое блюдо дня, Зак обернулся к Каэр:

— С ее матерью и правда все будет хорошо?

— Пока да. Ни один мужчина и ни одна женщина не приходят на землю навечно. — Она сосредоточенно смотрела на свое пиво.

— Полагаю, она довольно пожилая?

— Да. Но с ней все будет хорошо. Неопасная пневмония… но все меры приняли вовремя. Ей ничего не угрожает.

— Рад слышать.

По крайней мере, он был рад, что Каэр не стала снова бормотать что-то насчет того, что никогда в жизни не пробовала такой божественный напиток. Наоборот, она изучала свое пиво, его цвет, то, как оно плескалось в бокале, когда она слегка наклоняла его в сторону. И Каэр пробовала его на вкус так, будто это было дорогое, изысканное шампанское.

— Я предвижу, что вы будете скучать по дому.

Он вздрогнул, когда она обернулась и посмотрела на него пристально и пронзительно.

— А я могу сказать, что вы нервничаете по поводу вашего возвращения к себе домой.

— Не домой. В Род-Айленд. Но сегодня давайте просто насладимся своим пребыванием в Дублине.

Она глубокомысленно кивнула:

— Хорошо.

Именно тогда зазвучала музыка. Заку понравилось, что группа, расположившаяся на небольшом возвышении, отказалась от новомодных хитов в пользу ирландских мелодий. У одного из музыкантов был великолепно декорированный ирландский барабан, и Заку очень захотелось прикоснуться к нему руками. В гитарах не было ничего необычного, но такого барабана он никогда прежде не видел.

Каэр обратила внимание, что взгляд Зака прикован к инструменту, и, чуть наклонившись к нему, произнесла: — Символы древности и современности. — Она улыбнулась.

— Цвета флага, так? Зеленый — республика, оранжевый — оранжисты[8], англичане, а белый — надежда на мир. Там, слева, клевер — на удачу. Радуга — вера в то, что сбудутся мечты. А для чего лепрекон? Чтобы еще больше подчеркнуть народное, ирландское?

Вернулась Мэри с двумя тарелками дымящейся еды.

— Домашнее, — уверила она своих гостей.

— Зак восхищался барабаном, — сказала ей Каэр.

— Вы играете? — спросила Мэри, обращаясь к Заку.

— На гитаре. На других инструментах — непрофессионально, время от времени.

— Это мой Имон играет на том барабане. Я скажу ему, что он вам понравился.

— Да ничего.

Но было слишком поздно. Мэри уже подходила к группе музыкантов.

Глаза Каэр блестели. Она улыбалась.

— Встаньте и сыграйте. Почему бы нет?

— Потому что я — в ирландском пабе. И мне только что подали обед.

— Вы же сыграете, да?

— Да.

— Так давайте. Обед подождет.

К его удивлению, она поднялась и сделала вид, что пытается стащить его с табуретки.

В ту же минуту голос певца объявил:

— У нас сегодня гость из Америки.

Зак даже не знал, чего ожидать. В Ирландии его всегда принимали любезно и гостеприимно, но кто знает…

— Американец, который дал Дэйви Эдейру уникальный шанс поработать с Китти Мэхоуни, когда он оказался по ту сторону Атлантики. Вот он-то сейчас и сыграет вместе с нами.

Помещение паба заполнили аплодисменты.

Зак редко чувствовал себя растерянным, но это был тот самый случай.

Он заметил, что Каэр смотрит на него нахмурившись, откровенно шокированная, как и он сам, тем, что его здесь знают.

— Я и не подозревала, что вы такая важная персона, — сказала она.

— Да нет же. Поверьте.

— Как бы то ни было, вам придется подняться и подойти туда, — сказала Каэр, криво улыбнувшись.

Внезапно Заку показалось, что все люди за столиками обернулись…

Делать было нечего. Он направился к сцене. Гитарист, паренек с волосами цвета черных чернил, с улыбкой протянул Заку свою гитару.

— Что будем играть? — спросил Зак.

— Старые добрые песни. Знакомы?

Да, Заку они были знакомы. И через мгновение несколько неловко взятых аккордов перетекли в настоящее волшебство. Музыка — тот язык, что понятен всем. Музыка соединяет. Когда Зак играл, он забывал практически обо всем. В какой-то миг, когда его пальцы ласково касались струн, он взглянул на Каэр, которая перешла поближе к сцене, чтобы наблюдать за ним.

Она покачивалась в такт музыке и лучезарно улыбалась. На секунду, на краткую долю секунды, можно было вообразить, что они друг для друга нечто большее, чем просто настороженно относящиеся друг к другу незнакомцы. Что жизнь может быть и такой. Приветливой, как рассветное солнце. Такой, в которой ждет самая потрясающая и загадочная женщина в мире. Ждет его.

Он любил музыку. Играть — то же, что дышать. Зак уделял много внимания студиям, которыми он владел, но в последнее время практически полностью посвятил себя работе в детективном агентстве.

Одновременно с этой мыслью реальность снова обрушилась на него.

Когда доиграли песню, он вернул гитару, одну из самых лучших и дорогих, что выпускает «Фендер»[9], ее хозяину. Потом стал спускаться со сцены. Но Имон, сын Мэри, остановил его и протянул ирландский барабан:

— Теперь он ваш.

— Я не могу это взять, — ответил Зак.

— Берите. Я сам их делаю. Может, пришлете мне каких-нибудь новых покупателей.

Имон улыбнулся и вернулся на сцену к своим обычным ударным.

— Было здорово, — восторженно произнесла Каэр.

— И у меня теперь есть ирландский барабан, — печально изрек Зак. — Мне так неудобно.

— Но вы всегда обязаны принимать дар ирландца, — рассудительно произнесла Каэр. — Когда преподносят дар, ему придают особое значение, и считается неучтивым отказываться от него.

— Значит, я просто должен быть благодарен за него.

Мэри унесла их еду обратно на кухню, чтобы разогреть, и тут же принесла, когда они снова устроились на своих местах у стойки бара. Поскольку в пабе было полно народу, она только останавливалась возле них, проходя, и спрашивала, все ли в порядке. Пока они ужинали, Каэр продолжала рассказывать Заку о городе, который, несомненно, любила. Он поймал себя на мысли, что слушает, наслаждаясь звуком ее голоса. Так же или даже больше, чем рассказами о его славной истории, которую он знал, до определенной степени, но, возможно, никогда по-настоящему не воспринимал.

Внезапно она замолчала, будто осознав, как он смотрит на нее, и Зак быстро переключил свое внимание на горшочек с тушеным мясом.

Она, страстно желая узнать больше о незнакомых местах, спросила:

— А как там будет, в Америке?

Зак помедлил. С вилкой на полпути поднесенной ко рту. От удивления. Он услышал в ее голосе подозрительно-тревожные нотки.

— Вы полюбите дом О’Райли. Его построил дед Шона. Он купил землю в те времена, когда еще можно было позволить себе обзавестись участком на побережье. Дом расположен на холме с видом на море, В ясные дни оно прекрасно. И еще прекраснее — в шторм. Вы полюбите Брайди, тетку Шона. Вам понравится Кэт. Она приехала домой на Рождество… Вы увидите особняки. Изумительно красивые. Особенно когда украшены к рождественским праздникам. Ньюпорт — не такой старинный город, как Дублин, но у него богатая история. Вам понравится там, я уверен.

Он пожал плечами. Улыбнулся.

— Марни, на которой женат Кэл, еще один партнер Шона, возможно, ведьма, но вы просто не обращайте на нее внимания. Кэт и Брайди будут вас обожать. И Брайди… она, возможно, и покинула Ирландию, но, как гласит поговорка, Ирландия не покинула ее.

Она подняла на Зака взгляд. В глазах промелькнула едва заметная тень, и на мгновение что-то очень уязвимое появилось во всем ее облике.

— Нам надо идти. Завтра предстоит трудный день.

— Да, вы правы.

Они не устраивали долгих прощаний. Мэри крепко обняла Каэр, и та тепло обняла ее в ответ. Зак сказал себе, что он, должно быть, ошибался. В Каэр Кавано не было ничего подозрительного.

Кроме того, что… что-то было.

Они пришли обратно в отель. Он поднялся по лестнице в свой номер и принес Каэр ее пакеты. Потом убеждал вызвать такси, чтобы она без приключений добралась домой.

Она попросила не беспокоиться, а когда он настаивал, просто сказала:

— Я хочу вернуться в больницу и проведать Шона.

— Тогда отправимся туда вместе.

— Нет необходимости. Вы, скорее всего, устали и к тому же сказали, что там работает ваш помощник, который присматривает за Шоном.

— Верно. Тогда вам тоже не надо идти. Но если вы отправитесь туда, то я — с вами, — твердо произнес Зак, удивляясь самому себе.

Она уставилась на него в недоумении.

Чего она боялась? Что бы он обнаружил, если бы настоял и проводил ее домой? У Зака из головы не выходили эти мысли.

Может, она была из очень бедной семьи и не хотела, чтобы Зак узнал.

Может быть. Но в настоящее время она, вероятно, жила не так уж плохо. Все пакеты с покупками в ее руках были из самых дорогих магазинов.

— Значит, в больницу, — сказала Каэр.

Зак полагал, что часы посещений давно прошли, но им никто не задавал вопросов.

Каэр всего лишь поздоровалась с охранником, который уставился на нее, слабо улыбнулся, а потом без единого слова протеста наблюдал, как они подходят к лифту.

С такой же легкостью они миновали и сестринский пост и дошли по тихому вестибюлю до палаты Шона. Как только они приблизились к двери, из тени выступила фигура. Это был санитар. Высокий, с накачанными мышцами и грубым лицом, на котором отпечатались следы его нелегкой жизни.

— Флинн? — спросил мужчина.

— Трэвис?

— Ага.

Зак представил Каэр, но Уилл Трэвис улыбнулся и сказал:

— Конечно. Я видел мисс Кавано с мистером О’Райли.

Он взял Каэр за руку и, казалось, не желал отпускать. Она была вежлива, но решительно отдернула свою ладонь.

— Вечер прошел тихо? — спросил Зак.

— Да. — Мужчина не сводил с Каэр глаз.

— Миссис О’Райли была в палате?

— Была. Пришла примерно полтора часа назад и очень смутилась, когда узнала, что я друг вашего брата и у меня есть указание не оставлять мистера О’Райли одного ни на минуту. Но в конце концов она смирилась. В десять часов Шону дали лекарства. В том числе мягкое успокоительное. Просто для того, чтобы он как следует отдохнул ночью. И с тех самых пор я наблюдаю за ним.

— Хорошо, — вдруг сказала Каэр. — Теперь я останусь с ним.

Мы останемся, — поправил Зак.

Каэр нахмурилась:

— У вас есть милая комнатка в отеле, а вы сами нуждаетесь в отдыхе.

— Я могу спать где угодно.

— Ни один из вас не останется здесь, — возразил Уилл Трэвис. — Эйдан — мой добрый друг и сослужил мне хорошую службу, когда я в этом нуждался. Для меня не проблема остаться здесь на всю ночь, как мы и планировали заранее.

— Благодарю вас, Уилл. Но мы оба останемся здесь. — Зак произнес эти слова решительно и твердо.

Жадно поглощая глазами Каэр, Трэвис сказал:

— Я буду рядом с палатой всю ночь. Если что-то понадобится, просто позовите меня.

— Непременно. Спасибо, — заверил его Зак.

Он не знал, почему так зациклился на идее остаться здесь вместе с Каэр. До этого он преспокойно покинул больницу, доверяя словам Эйдана о том, что Уилл Трэвис был очень надежным человеком и прекрасно справлялся со своими обязанностями.

В комнате было кресло с откидной спинкой, и Зак настоял, чтобы в нем устроилась Каэр. Он сам предпочел обычный стул, который поставил к дальней стене. Темнота палаты, приглушенный свет, струившийся из холла, и тихое жужжание отопительной системы окутывали, словно покрывалом. Зак старался не закрывать глаза, но они попросту слипались. Он задремал. Спал чутко, сознавая, что должен немедленно отреагировать, если произойдет что-то экстраординарное.

Он не был уверен, что Каэр спит в то мгновение, когда его самого уже окончательно сморил сон. Зака не покидало ощущение, что ее гипнотические синие глаза оставались открытыми в этом полумраке.


Брайди показалось, что в последние несколько дней ей стали чаще сниться сны. Красочные и настолько реальные, как фильмы с изображением очень высокого качества, которые так любил брать напрокат Шон.

Уже почти рассвело. И она знала, что спит. Так же, как знала, что в Ирландии сейчас около полудня. Шон должно быть, уже на пути домой и вечером будет здесь. С ним рядом Зак, и она знала, что он позаботится о том, чтобы все было в порядке.

Она думала об этом во сне, и сновидения неизбежно возвращали женщину на далеко простиравшиеся зеленые холмы и лощины Ирландии.

Все было как наяву. И эта нежная трава под ногами, влажная от росы. И воздух… Воздух, в котором была какая-то особая сладость… Она бежала по траве. Она снова стала молодой и красивой.

Она снова видела впереди домик. И мужчину, стоявшего перед ним.

Эдди.

Она бросилась бежать ему навстречу. Встревоженная и обеспокоенная.

И тем не менее, приближаясь к нему, замедлила бег.

Потому что морщины, оставленные на его лице беспощадным временем, и выражение усталости, казалось бы, поблекли, пропали. Он был так же молод, как она сама. Эдди был ей как сын. Наравне с Шоном. Брайди никогда не имела ни собственных детей, ни даже мужа. Но Шон был ее родной кровью. А Эдди стал частью семьи. Он, подобно другу, страстно увлекался историей и поисками сокровищ, самых настоящих сокровищ: золотых монет и давно утраченных драгоценностей. Знания и открытия — вот что его манило. Брайди любила выходить в море со своими мальчиками. Она их называла не иначе как «мои мальчики». Они оба были безрассудными. В некотором смысле. Отваживались выходить в море, несмотря на воющий ветер и штормы. Но они любили его. Возможно больше, чем были способны любить женщину. Хотя Шон женился дважды, Эдди ни разу не связывал свою жизнь ни с одной женщиной.

— Брайди! — Эдди помахал ей рукой.

Но это был не тот человек, которого она знала в последнее время, а юноша, каким она его помнила: с блеском в глазах и любовью к жизни. Юноша, который дарил ей цветы в День матери и оказывал всяческое уважение в День святого Патрика.

Она продолжала бежать по траве, но он, казалось, удалялся и удалялся…

— Эдди! — позвала Брайди голосом полным душевного страдания.

— Еще не пришло твое время, Брайди. Но я буду ждать тебя, — сказал он.

— Эдди, ты должен нам помочь. Найти тебя. Мы не можем найти тебя.

Ошеломленный и совершенно сбитый с толку, Эдди не сводил с нее глаз.

— Я не могу вам помочь. Мне слишком многое неизвестно. Я слишком многого не узнал. Жаль, но ничем не могу помочь. Я люблю тебя, Брайди.

— Эдди, мой мальчик, мы тоже любим тебя.

— Брайди, возвращайся, иди обратно. Я буду здесь. Я буду ждать.

Эдди растаял. Нет, не растаял. Он был там. А потом просто… уже не был. И домик куда-то пропал. И густой сладковатый запах травы, который витал в воздухе.

Из-под ее ног пропала и сама влажная от росы трава. И под ступнями вместо нее оказалось что-то твердое.

Брайди накрыла пелена бледно-желтого лунного света. Ее пробрала дрожь. До самых костей.

Дрожа, она осознала, что совершенно проснулась, что до того ходила во сне и стояла у окна. Она взглянула на море. Ее пальцы коснулись стекла, тронутого морозом.

Залив.

Там пропал Эдди.

Ей снова открылась правда. Правда о том, что Эдди мертв.

Брайди охватил страх. Страх за Шона.

Ее сердце затрепетало. Она не могла потерять и Шона тоже. Она не могла потерять обоих мальчиков. Это было бы неправильно. Несправедливо. Это было бы противоестественно. Хотя судьба часто зла и жестока. И молодое поколение уступает место старому.

Ее сердце тяжело билось. К ночи они будут дома. И как-нибудь все утрясется.

Стоя у окна, она чувствовала, как снова нисходит темнота, будто где-то рядом с ней бьет своими сумрачными крыльями. Это должно было создать ощущение ужаса, как подумалось женщине. Но нет, она стала сильной. Намного сильнее, чем была прежде.

Эдди мертв. Но кто-то там, в небесах, слышит ее молитвы. И Шон непременно будет вечером дома.


Зак не знал, сколько времени он дремал. Может, час. Или два. Он проснулся. Чувства были обострены до предела. Глаза широко распахнуты. Но он не пошевелился. Он тихо ждал, пытаясь разгадать, что послужило причиной его внезапной тревоги.

В палате кто-то был. Кто-то, кроме Шона и Каэр. И непонятным образом он понимал, что это не сестра. И не сотрудник госпиталя. Кто бы это ни был, он вошел незаметно и, очевидно, не заметил ни его, ни Каэр.

На этом незваном госте было надето пальто, от которого струился странный мерцающий свет. Он? Или она? И Зак заметил, что голову незнакомца (или все-таки незнакомки) украшает шляпа замысловатой формы.

На мгновение Зак ощутил резкий прилив адреналина и приготовился схватить этого гостя.

Но потом помедлил, путаясь в состояниях, пытаясь понять, разгневан ли он, озадачен или просто встревожен. И тут раздался знакомый голос:

— Шон? Милый!

Аманда.

Она расстегнула пальто.

Под ним на женщине были лишь тонкие трусики и бюстгальтер, украшенный крошечными огоньками рождественской гирлянды, что и объясняло странное свечение из-под пальто, а необычная шляпа оказалась колпаком Санты.

Аманда, по-прежнему не замечавшая никого, кроме Шона, соблазнительно поблескивала в темноте.

— Дорогой, Аманда здесь, чтобы ты почувствовал себя лучше.

Пальто соскользнуло на пол.

Оказалось, что на ней трусики-стринги. На ее прелестной попе отражались мерцающие красные и зеленые огоньки.

— Аманда? — с трудом выговорил Шон, очнувшийся от глубокого сна.

Зак поднялся со стула, откашливаясь. Зажегся свет.

Аманда отпрыгнула. Потом оглянулась, расширив от удивления глаза. Она уставилась на Зака, но не закричала. Только ее губы медленно расползлись в улыбке. После этого Аманда обвела взглядом комнату, и он сфокусировался на Каэр, которая встала, чтобы включить верхний свет. Кокетливый взор, адресованный Заку, стал угрожающим. У него в голове пронеслась мимолетная мысль о том, что даже одетая, с взъерошенными волосами и полусонным взглядом, Каэр гораздо более привлекательна, чем Аманда, несмотря на свою мерцающую грудь, головной убор Санты и все остальное.

Он прогнал ее от себя и сосредоточился на происходящем.

Аманда была вне себя.

— Ради бога, что вы делаете в палате моего мужа посреди ночи? — обратилась она к Каэр. В ее голосе звучало обвинение.

— Я — его медсестра, — напомнила Каэр. — И на тот случай, если вы запамятовали, доктор сказал, что вашему мужу противопоказано любое возбуждение. Пока его не выписали, указание доктора — закон.

Аманда резко обернулась и пристально посмотрела на Зака, но не торопилась нагнуться за своим пальто. Выражение ее лица несколько смягчилось. Ей явно нравились представители мужского пола в целом и не нравились все женщины.

— Зак, тебе же прекрасно известно, что я для него — самое лучшее лекарство в мире.

— Аманда, — произнес он, стараясь смотреть ей прямо в глаза. Это было нелегко. Взгляд против желания смещался на ее великолепную грудь. Она получила ее как свадебный подарок от Шона, и не имело смысла отрицать: своим мерцанием она смущала, приковывала внимание и просто приводила в смятение.

— Аманда, ты слышала, что сказала сес… указания доктора.

— Уфф! Да ну его! — сказала она и надула губки.

В коридоре поднялась какая-то суета, а потом в палату вошли дежурная сестра и Уилл Трэвис, все еще одетый как санитар и, очевидно, проигнорировавший требование Зака идти домой.

Медсестра открыла рот от удивления.

Уилл расхохотался.

— Вот до чего дошло! — только и сказала сестра, полная, приземистая женщина. Ее лицо выражало негодование.

— Я его жена и имею право… — противным голосом проверещала Аманда.

— Аманда, любимая, пожалуйста, надень пальто, — произнес Шон. Он, казалось, уже окончательно проснулся и осознал происходящее, невзирая на то что находился под действием легкого успокоительного.

— О-о, дорогой. — В голосе Аманды сквозил сарказм. Она плавно склонилась, чтобы поднять пальто.

— Миссис О’Райли, в нашей больнице недопустимо такое поведение, — отрезала дежурная медсестра. — Вы побеспокоили своего мужа, а он нуждается в сне. Тем более что утром ему предстоит отправиться в дорогу.

— Прекрасно, — с раздражением сказала Аманда. Она посмотрела на Шона, глаза которого искрились смехом.

— Прости, милая. — Его явно позабавило ее поведение.

— Вам придется уйти, — настаивала сестра.

— Мне? Я его жена, — запротестовала Аманда.

— И вам можно доверять, — изрекла медсестра.

— Дорогая моя, мы уезжаем через несколько часов, — напомнил ей Шон.

Зак обратил внимание, что пожилого человека развлекло произошедшее. И он даже немного гордится. Конечно, ему больше семидесяти, а у него красивая молодая жена. Он заслужил это право — немного поважничать.

— Зак, Аманда старалась меня приободрить, но, думаю, будет лучше, если я еще посплю. Прямо сейчас. Ты не мог бы проводить ее в отель?

Зак взглянул на Каэр, и она спокойно посмотрела на него в ответ. Она останется здесь, и Трэвис — на своем посту. Зак кивнул Шону и обернулся к Аманде:

— Пошли, Аманда. Давай вернемся в отель. Нам всем рано вставать.

Она нехотя кивнула. Потом улыбнулась мужу:

— Завтра вечером мы уже будем дома, дорогой.

— Где вам также определенное время придется придерживаться некоторых ограничений, — твердо заявила Каэр. Аманда вспыхнула от ярости, когда та продолжила: — Вы поставите под угрозу его жизнь. Вы что, не понимаете?

Наконец Аманда изобразила смущение.

— Я только хотела помочь Шону поправиться, — объявила она с негодованием. На мгновение она окинула всех дерзким, вызывающим взглядом, потом подошла к кровати и нежно поцеловала Шона в лоб.

Он обнял ее и крепко прижал к себе. Отпустив жену, Шон велел ей:

— Возвращайся в отель, милая.

— Хорошо, дорогой, — вымолвила Аманда и выпрямилась с невероятным достоинством.

К несчастью, эффект был испорчен мерцающими огоньками, по-прежнему просвечивавшими сквозь пальто. Она направилась к двери, но остановилась, когда Шон позвал:

— Аманда?

— Да?

— Твоя грудь все еще светится, как неоновая вывеска, — сообщил он, искоса глядя на нее.

— О-о! — В первый раз, казалось, она почувствовала некоторое замешательство.

Она закуталась в пальто и под ним нащупала маленькую кнопку, чтобы огоньки наконец погасли. Потом отбросила с лица прядь недавно уложенных платиновых волос и прошествовала прочь из палаты.

Зак последовал за ней, оглядываясь на Каэр. Она одарила его слабой улыбкой, не в силах скрыть ее. Однако ее глаза оставались серьезными. Он знал, что им обоим интересно одно и то же: пришла Аманда из любви к мужу или…

Понимая всю тяжесть воздействия болезни на его сердце, явилась предложить ему то, что могло оказаться для Шона смертным приговором.

Загрузка...