Смерть играет

Глава 13 ПОЛЬСКАЯ ИНТЕРЛЮДИЯ

— Мистер Збарторовски? — удивленно переспросила миссис Роберте. — Но, инспектор, зачем вам нужно его видеть?

— Это, мадам, — отвечал Тримбл, — не имеет значения. Я прошу вас оказать содействие полиции.

Миссис Роберте выглядела подозрительно кроткой.

— Но я не понимаю, как я могу помочь полиции, — заметила она тоном добродушной хозяйки, вежливо уклоняющейся от предложения коммивояжера купить ненужные вещи. — Мистер Збарторовски мой друг, у него очень тяжелая жизнь, и именно ему я хотела бы помогать.

Она подняла с колен свое шитье, которое отложила с приходом Тримбла, словно подчеркивая этим, что разговор подошел к концу.

— Не хотите ли вы сказать, мадам… — начал было инспектор, но не закончил фразу, ибо по упрямому выражению лица миссис Роберте, нарочито не отрывающей глаз от своей работы, было ясно, что она именно и имела в виду те неслыханные, едва упоминаемые вслух принципы, в которых он собирался ее обвинить. Вместо этого он огляделся и поймал взгляд мистера Робертса, который курил, сидя в кресле у камина.

Его призыв оказался не напрасным. Достаточно было взглянуть на мистера Робертса, чтобы сразу понять, что он был воплощением обывателя, исполненного должного уважения к закону. Эта сияющая лысина, эти пышущие здоровьем розовые щеки, эти полные складки под жилетом, олицетворение серьезных качеств, просто не вязались с любыми глупыми замечаниями о помощи опасному иностранцу, которого намерена допросить полиция. Он важно поднялся с кресла и, стоя спиной к камину, поглядел на свою жену сверху вниз с добродушным снисхождением:

— Я думаю, Джейн, ты должна ответить на вопросы инспектора. В конце концов, это наш общий долг — оказывать помощь закону и порядку.

— Мне не хотелось бы, чтобы ты вмешивался. — Миссис Роберте так и не поднимала головы. — Ты знаешь, что я никогда не сую носа в твои дела. Так что, пожалуйста, предоставь мне справляться со своими.

— Но черт побери! Когда речь идет об убийстве…

— Не глупи, Герберт, — отрезала миссис Роберте, беря ножницы и аккуратно отрезая кончик нитки. — Ты прекрасно знаешь, что мистер Збарторовски не имеет к убийству никакого отношения. Он совершенно не способен на такое.

— Но, дорогая моя, никто и не говорит, что он имеет к нему отношение.

— В таком случае я не понимаю, о чем вообще говорить. — Миссис Роберте сложила шитье и убрала его в рабочую корзинку.

— Мистер Роберт совершенно прав, мадам, вмешался Тримбл. — Я не считаю, что ваш друг совершил убийство…

— Надеюсь!

— Но в то же время мне приказано найти его и задать определенные вопросы, которые могут помочь полиции установить убийцу.

Миссис Роберте пристально посмотрела на него.

— Вы говорите правду, инспектор? — спросила она с прямодушием, лишавшим вопрос его оскорбительного смысла.

— Разумеется, мадам.

— Почему вы этого не сказали, когда я вас только что спрашивала?

Тримбл смутился.

— Я… Я не скрываю, что это мой долг, — запинаясь, промолвил страж порядка. — Вы должны понять, мадам, — есть определенные правила, которых мы вынуждены придерживаться.

— Вздор! — коротко отрезала миссис Роберте. — Я задала вам совершенно простой вопрос, а вы предпочли оставить его без ответа. Однако если вы обещаете, что намерены только спросить мистера Збарторовски об убийстве, которого он не совершал…

— Да, мадам, — в отчаянии воскликнул Тримбл. — Обещаю.

— А не обо всем, что он делал?.. — Миссис Роберте намеренно оставила свой вопрос неоконченным и вопросительно взглянула на инспектора. Последовала неловкая пауза, прерванная смущенным покашливанием ее супруга.

— В самом деле, Джейн! — только и смог возразить он.

Миссис Роберт не обратила на него ни малейшего внимания.

— Уверен, что не понимаю, о чем вы говорите, мадам, — напряженно произнес Тримбл.

— В таком случае вы очень плохой полисмен, — заметила все тем же мягким тоном миссис Роберте. — Но как я сказала, если это все, что вам нужно, я уверена, мистер Збарторовски не станет возражать и скажет вам все, что вы хотите знать. Пойду приведу его.

— Ты… что ты сделаешь?! — Розовые щеки мистера Робертса стали багровыми.

— В самом деле, Герберт, лучше бы ты не вмешивался. Это не в твоем стиле. Если не возражаете, подождите немного, инспектор.

Она направилась к двери.

— Но где же этот парень? — требовательно вопросил мистер Роберте.

— На кухне. Он отлично моет посуду. И это он чистил тебе обувь последние три дня, хотя вряд ли ты это заметил. Домашнее хозяйство такое нудное дело, когда у тебя нет прислуги, и сейчас, когда дети в отъезде, я рада любой помощи. Но конечно, главной моей заботой было держать его, беднягу, трезвым и подальше от всех этих неприятностей.

Она продолжала говорить своим мирным скромным тоном, выходя из комнаты, держа в одной руке свое шитье, а другой безуспешно пытаясь привести в порядок взлохмаченные седые волосы. Оставшись одни, мужчины неловко застыли по обе стороны камина, избегая встречаться взглядами. Вскоре они снова услышали ее шаги, а затем послышался ее голос за дверью:

— Бояться нечего. Инспектор обещал мне, что не станет спрашивать вас о талонах на бензин и других подобных вещах, да он об этом и так ничего не знает, так что все в порядке. Пойдемте со мной, будьте хорошим мальчиком и поскорее покончите с этим!

Последовала пауза, а затем в комнате появился Тадеуш Збарторовски, очевидно подталкиваемый мягкой, но решительной рукой. Он выглядел еще более меланхоличным и болезненным, чем прежде, и в дополнение ко всему — страшно перепуганным.

— Вот он! — громко сообщила миссис Роберте, выводя своего подопечного на середину комнаты. — Вы его долго не задержите, инспектор? Он еще должен кое-что сделать по дому.

Тримбл не обратил на ее слова внимания. С того мгновения, как он переступил порог этого дома, его самолюбие буквально исстрадалось, а сейчас наконец он снова оказался на своей территории официальной рутины, где он мог быть хозяином.

— Тадеуш Збарторовски? — уточнил ради порядка инспектор.

Поляк, жалко выглядевший в потрепанной обуви (мистер Роберте, потрудись он взглянуть в том же направлении, узнал бы пару своих старых туфель), молча кивнул.

— Я инспектор полиции Тримбл из Маркширского отделения полиции. У меня есть основания полагать, что вы можете оказать полиции помощь в расследовании обстоятельств смерти миссис Сефтон, известной как Люси Кар лесс, в прошлый четверг вечером. Вы не возражаете против того, если мы пройдем в участок и вы сделаете письменное заявление?

— О нет! — воскликнула миссис Роберте, не дав ответить Збарторовски. — Вы все перепутали, инспектор. Мы так не договаривались.

— Джейн! — запротестовал ее супруг. — Ты больше не должна вмешиваться. Ты и так уже доставила массу неприятностей.

— Не знаю, Герберт, о каких неприятностях ты говоришь. Лично мне кажется, что я оказываю самую действенную помощь. Этот джентльмен просил меня найти мистера Збарторовски, и я его нашла. Но я не говорила ему, что согласна, чтобы его увезли на «черной Мэри» в полицейский участок. Это же просто нелепо. Если вы хотите задать ему какие-то вопросы, инспектор, то делайте это здесь, где я могу вас видеть и проследить, чтобы вы сдержали свое обещание.

С трудом сдерживая себя, Тримбл сказал:

— Я предпочел бы, мадам, допросить этого джентльмена обычным порядком, в участке. Это было бы более удобно.

— Даже если бы это было самым удобным, — отрезала миссис Роберте. — Я не могу сейчас отпустить его из кухни. Так или иначе, не вижу, что у вас есть выбор. Вы спросили его, есть ли у него возражения против того, чтобы отправиться в участок, и они у него есть. Разве не так, мистер Збарторовски?

Большие карие глаза Збарторовски повернулись в ее сторону. Он выглядел до нелепости похожим на кроткого преданного спаниеля.

— Да, мадам, — пробормотал он.

— Тогда решено, — облегченно вздохнула миссис Роберте. Она уселась в кресло и сложила руки на коленях. — Тогда, может быть, вы начнете, инспектор? Мы уже и так напрасно потеряли кучу времени.

Тримбл признал свое поражение. Как сказала миссис Роберте, было уже потрачено слишком много времени на то, что казалось таким простым делом, и самое лучшее, что оставалось сделать теперь, это поскорее с ним покончить. Он гадал, предвидел ли этот непредсказуемый человек, мистер Макуильям, прием, который ожидал инспектора в этом доме, и не направил ли он его сюда, чтобы удовлетворить свое дьявольское чувство юмора. Одно лишь было удачно поражение полиции проходило без свидетелей. К счастью, он отправил сержанта Тейта произвести дальнейшие расспросы у Фаррена. Это было бы, с ужасом подумалось ему, разрушительным эффектом для дисциплины — перенести такое унижение в присутствии подчиненного.

— Хорошо, — покорно сказал он. Обернувшись к Збарторовски, он с некоторым трудом восстановил официальный тон. — Как я понимаю, вас пригласили принять участие в концерте в Сити-Холл?

— Да, сэр, на кларнете.

— Вы присутствовали на дневной репетиции?

— Да, сэр.

— Во время репетиции между вами и мисс Карлесс произошла ссора?

— Простите?

— Ссора, спор. Вы с ней поссорились?

— Это был не спор и не то, что вы сказали, — сказал Збарторовски, вдруг оживившись. — Она оскорбила меня грубыми словами. Она назвала меня… Не знаю, как это на английском, но на польском это очень, очень оскорбительное слово. Потом она сказала, что если я буду участвовать в концерте, то она больше не будет играть, а я сказал: спасибо большое, но если на то пошло, то это я не буду играть с такой особой, и потом я ушел, и миссис Роберте и еще очень много других людей, которые были там, могут сказать вам, что я говорю правду, и мистер Эванс тоже, и мистер Диксон, который говорит на моем языке, он тоже скажет вам, что эта женщина сказала мне…

— Достаточно, довольно. — Тримблу с трудом удалось прервать этот поток слов. — Не надо так быстро говорить. Я хочу знать, из-за чего поднялся весь этот шум.

— Пардон?

— Какова была причина спора?

— Это был не спор, говорю вам. Она назвала меня плохим словом и потом сказала…

— Почему мисс Карлесс не пожелала играть с вами в одном оркестре?

— Ах, это! — Збарторовски пожал плечами и на минуту задумался. Затем он снова заговорил, но оживление покинуло его лицо, и он опять стал грустным и меланхоличным. — Это наше личное дело, вы понимаете. Также политическое. Это не так просто объяснить.

— Личное? — Инспектор уцепился за это слово. — Значит, вы уже были знакомы с мисс Карлесс?

Збарторовски покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Может, когда она была еще девочкой. Не знаю. Во всяком случае, тогда она звалась не Карлесс. Но это не важно. Все было давным-давно — в Польше, которой больше не существует. Вам не интересно об этом слушать.

— Я уверена, что вам это будет неинтересно, — поддержала своего подопечного миссис Роберте. — Это очень грустная история и не имеет к вам никакого отношения.

Тримбл решительно презрел вмешательство, но не стал больше распространяться на эту тему, а вернулся к старой.

— Очень хорошо, — сказал он. — Значит, вы покинули концертный зал в середине репетиции. И что вы делали?

— Я вышел на улицу. Подождал, пока откроется паб, и тогда напился. Что еще мне оставалось делать? Мистер Диксон уплатил мне немного авансом за концерт, так что я мог выпить.

— Где вы были в восемь часов вечера, когда начался концерт?

Поляк снова пожал плечами:

— В «Антилопе», в «Короне», в «Черной лошади»… не знаю. Если вы их спросите, вам скажут. В тот вечер я во всех этих пабах побывал и очень много пил.

— Вы уверены, что не вернулись в Сити-Холл?

— О нет! Как я мог? К восьми я уже был полумертвым.

— Вы условились с кем-нибудь, чтобы он занял ваше место в оркестре?

Впервые Збарторовски позволил себе улыбнуться:

— А какое мне до этого дело? Эта Карлесс, которая такая умница, она сама может играть на кларнете и на фаготе. Меня это не касалось.

— Понятно. — Тримбл помолчал, задумчиво глядя на кларнетиста. — И с того времени вы больше не возвращались домой?

— Нет.

— И не явились в субботу вечером играть в джаз-банде в дансинге, где работали?

— Нет. — Его голос едва можно было расслышать.

— Почему?

Съежившись так, что стал выглядеть еще более жалким, Збарторовски пробормотал:

— Потому что я больше не могу играть.

— Что вы хотите этим сказать?

С мученическим выражением лица человека, признающегося в непростительном грехе, поляк медленно поднял глаза и встретился со суровым взглядом инспектора.

— Я разбил свой инструмент, — неохотно признался он.

— Разбил? Что вы имеете в виду? С инструментом произошел несчастный случай?

— Нет, нет! — Это был крик человека, страдающего от угрызений совести. Вы не понимаете! Это не было несчастным случаем! В ту ночь я, Тадеуш Збарторовски, музыкант оркестра Варшавской оперы, взял свой кларнет — свой собственный инструмент — и трахнул им по стойке бара в «Антилопе» — таким я был пьяным, и поэтому я больше не могу играть в оркестре мистера Эванса! А кусочки моего кларнета я отдал официантке в «Антилопе», и она смеялась надо мной, так смешно это было, — с горечью закончил он.

К крайнему смущению Тримбла, по худым щекам Збарторовски поползли крупные слезы.

— Ну, ну, — утешала его миссис Роберте. — Вам лучше вернуться на кухню. Сделайте себе большую чашку горячего кофе, и вскоре вам станет лучше.

Благодарно взглянув на свою патронессу, Збарторовски, спотыкаясь, побрел прочь. Тримбл не сделал попытки задержать его. Он узнал все, что хотел. Збарторовски, он твердо это чувствовал, теперь можно вычеркнуть из списка подозреваемых. Хотя нужно будет проверить его рассказ, порасспросив завсегдатаев «Антилопы», «Короны» и «Черной лошади». Вскоре он распрощался с хозяевами дома, где ему пришлось пережить столь неуютные моменты.

Вернувшись в участок, Тримбл застал ожидающего его сержанта Тейта.

— Я получил от Фаррена дополнительные показания, — сказал он и положил на стол аккуратно напечатанный отчет.

Тримбл просмотрел его, отчет был коротким и достаточно четким. Фаррен совершенно определенно утверждал, что в тот вечер он получил только одно телефонное сообщение с заказом машины на станцию Истбери.

— О! — вырвалось у инспектора.

Ему потребовалась вся сила воли, чтобы ограничиться этим кратким восклицанием. Он надеялся, что он произнес его сдержанно и поразил сержанта всеведением и уверенностью. Но он отнюдь не был уверен в том, что это ему удалось.