Смерть приходит в розовом

7

Тамару я ждал долго, сидя на лавочке во дворе. Истекли все мыслимые и немыслимые сроки ее возвращения с работы. Уже позвали домой своих чад заботливые мамаши, разбрелись по квартирам пенсионеры, уступив место весело гогочущей молодежи. На небе блекло засияли первые звезды, а она все не появлялась. Я уже собирался прекратить бесцельную трату времени, как услышал шум подъезжающей машины. Автомобиль черного цвета остановился напротив ее подъезда. Я в ожидании. Открылась дверца и появилась женщина. Лица не различить, да и силуэт расплывчат в сумраке. Но вот женщина обратилась к шоферу, и я признал по голосу Тамару. Машина уехала, а мне пришлось догонять ее, поднимающуюся по ступенькам к своей квартире. На предупреждающее прикашливание она резко обернулась, но в тусклом свете электрической лампочки сразу признала:

— Сережа! Что вы тут делаете?

— Простите за столь поздний визит, но есть необходимость с вами срочно поговорить.

Она пригласила к себе. В квартире никаких изменений, лишь на окнах новые гардины.

От чая я отказался, так же как и от рюмки водки. Мы уселись на диван по сторонам его, благо он большой, удобный, на высоких изогнутых ножках.

— Вот приходится задерживаться, принимаю дела, — пожаловалась Тамара. — Так не хочется идти на место покойного Валерия Васильевича. Какие-то нехорошие предчувствия.

— Ну, вам-то, думаю, ничего не угрожает, — выдал я нечто успокоительное.

— Как сказать.

— По-моему, Окунев погиб из-за неувязок в личной жизни, запутался с женщинами. А как еще в старину говорили: от Адамова ребра не жди добра.

— Вы слишком превратного мнения о женщинах, — с обидой заметила Тамара.

— А какое же в моем положении должно быть о них мнение?

— Мы, дорогой Сережа, не товар и не вещь, которой поиграл и забыл. Рыба ищет где глубже, а женщина — где лучше, — высказалась она, покраснев, и тут же предложила: — Давайте оставим наш спор, вы же пришли не за этим?

— Нет, — согласился я. — Пришел к вам с вопросами, серьезными и болезненными.

— Пожалуйста.

— Возможно, моя откровенность покажется резкой, — предупредил я.

— Меня это не страшит.

— Я в курсе того, какой смысл несли подаренные вам Окуневым платья, но дело не в этом, вы все искали, где лучше…

— По сути, если можно, — оборвала она меня.

— Вы знаете всех женщин, которым был преподнесен столь символический подарок?

— Вы меня, Сережа, переоцениваете. Я же не следила за ним и потому не ведаю, кому он мог еще сделать подобные презенты.

— Я имею в виду, на вашей работе.

— На работе? — она жеманно пожала плечами. — Вы сами видели, кого он удостоил знаков внимания.

— А Верочка?

— Об этом спросите лучше у нее, — она состроила мину сожаления. — Могу сказать лишь: в таком наряде я ее ни разу не видела.

— А откуда Окунев брал деньги на дорогие подарки, на оргии, на сманивание чужих жен?

— Вы ревнивец, Сережа, — Тамара хохотнула. — Изводите сами себя и другим кровь портите. Ко всему, наивны, как мальчишка. Валерий Васильевич, кажется, занимал высокий пост. Слушайте, а почему вы всем этим интересуетесь?

— Потому, возможно, что одна из обиженных сотрудниц мстила Окуневу. Я видел женщину в розовом платье, уходившую от места преступления. Если исключить мою супругу, — это слова дались мне с трудом, так и хотелось сказать «бывшую», — то на территории дачи еще две дамы пребывали в таком же одеянии: вы и Катя.

— Уж не хотите ли вы сказать… — загорячилась Тамара и осеклась.

— Пока лишь констатирую факты, — спокойно уточнил я. — Выводы потом.

Однако Тамару это не устроило, она бросилась добывать себе алиби:

— После того, как Валерий Васильевич отправился с вашей женой на прогулку, мы все время держались вместе. Мы были вместе до того самого момента, когда услышали истошный крик вашей супруги.

— И какой же надлежит сделать вывод? — спросил я.

— Не знаю, вам виднее, — она нервно развела руками.

— Он очевиден: если вы держались вместе, то стреляло в Окунева проникшее на дачу и не замеченное вами третье лицо, одетое, как и все приглашенные, в розовое платье. Потому-то и интересуюсь у вас: не преподносил ли еще кому-то ваш покойный шеф своей презент со значением?

— Я уже говорила, — она бурно жестикулировала. — Я не следила за ним, не знаю.

— Ну что вы так разволновались, Тамара, как будто сами стреляли в Окунева, — полезло из меня желание как можно крепче досадить этой женщине, как считал, виновнице всех моих бед.

— Не шутите, ради Бога, — отмахнулась она.

— Какие шутки, Тамарочка. Насколько я понимаю с ваших слов, вы сейчас принимаете дела, то есть вступаете в должность председателя по экологии, не так ли?

— Да, — подтвердила она, по-видимому, не замечая язвительности с моей стороны.

— Через вас скоро пойдут денежные потоки, и видимые, и тайные, в конвертиках. Под шуршание денежных знаков почувствуете себя на вершине блаженства и славы. Ради этого стоило не только жить, но и отобрать жизнь у другого, закрывающего путь к вершине.

Лицо Тамары стало пунцовым.

— Вы на что намекаете? — она поднялась и гневно сжала маленькие кулачки.

Пришлось встать и мне, вовсе не из-за угрозы быть битым дамой, а из понимания того, что больше никакой информацией мне здесь не разжиться.

— Вы успокойтесь, это не вывод и не констатация факта, это маленькое предположение, — оставил я за собой последнее слово. Пусть побесится.

Выйдя из подъезда, поднял голову и поглядел на освещенные окна Тамариной квартиры. Постоял в раздумье. Определенно она что-то не договаривала, скрывала. Психолог из меня никудышный, но и так было видно, как она нервничала. Ну, а уж мой беспочвенный намек поднял ее на дыбы, хотя могла бы при уравновешенном состоянии превратить все в шутку. О чем же она умалчивала? Что-то важное или малосущественное, имеющее отношение к чему-то сугубо личному? Заглянуть бы в ее думы. А еще лучше послушать разговоры с подружками по работе, вернее, подслушать.

Пришедшая мысль была из разряда заманчивых, но трудноосуществимых, и потому я кисло усмехнулся. «Не смейся, еще вернешься к ней, — пророчествовал сидевший внутри меня невидимый оппонент. — Сейчас Катя ничего новенького тебе не скажет, и упрешься ты в стену. Что тогда? Или придется махнуть на все рукой, или примешься воплощать эту трудноосуществимую идею. Может быть, тогда и приоткроется дверь, ведущая к познанию истины».

Спорить с самим собой не стал. Все еще надеялся, что секретарша Окунева выдаст мне что-то заслуживающее внимания. Рискнул даже отправиться к ней в столь поздний час, благо адрес имелся. Его обнаружил в записной книжке супруги рядом с номером телефона. Риск оправдался наполовину. Поднятая с постели молодая особа разговаривать со мной пожелала и даже была временами чересчур словоохотливой, но поведать чего-то стоящего не смогла.

Ночью не помогало даже снотворное. Ворочался с боку на бок, нервничал, обливался потом. Вконец измученный, принимал душ и опять ложился. Но стоило лишь закрыть глаза, появлялась Татьяна, кроткая, молчаливая, с печальным взглядом, Я сердито сопел, но уже не проклинал предавшую меня. Она уже виделась жертвой, а значит, моя душа потихоньку избавлялась от гнева и наполнялась терпением и великодушием.