Меня вновь срочно затребовало начальство. Поднимаясь на этаж выше, я был на все сто процентов уверен: вызывали опять в связи с происшествием на даче, ибо таким повышенным вниманием руководства прежде не пользовался.
Полковник сурово взглянул на меня и, даже не предложив присесть, начал:
— Это ты что же, Шустов, самодеятельностью занимаешься?
Я удивленно уставился на начальника райотдела милиции.
— Не строй глазки. Кто тебя уполномочил проводить собственное расследование?
Тут только дошло, что конкретно ставилось мне в вину. Видимо, кто-то из девочек, имея связи, пожаловался. Наверняка Тамара, уж очень я распалил ее в конце нашего разговора.
— Никто, — промямлил я, как проштрафившийся школьник.
— А чего же дознание проводишь, у тебя что, своих дел мало?
— Так она все-таки жена мне, — оправдывался я. — Должен же я помочь ей избавиться от надуманного обвинения.
— Ну да, от надуманного, — полковник бросил на стол ручку, которой собирался что-то писать или подписывать. — Пистолетик-то у кого находился? И, заметь, отпечатки пальцев на нем только твои и твоей супруги.
— Уверен, не она стреляла, — и я, как в молитвенном экстазе, приложил руки к груди.
— Тогда, может, скажешь кто? — усмешка полковника отдавала ядом.
В который раз возникало желание рассказать про неизвестную женщину в розовом и в который раз оно моментально исчезало. Нутром чувствовал: не поверит, подумает, что выгораживаю жену и себя.
— Так вот, Шустов, — полковник прихлопнул ладонью по столу, — предупреждаю тебя в последний раз: не мешай расследованию, займись своим делом.
Сказать, что указание начальства я принял как руководство к действию, было бы преувеличением. Своими делами я, конечно, занимался, насколько был способен при своем раздвоенном состоянии, но авантюрная мыслишка, однажды пришедшая в мою голову, все сильней отравляла сознание. А после кратковременного свидания, что мне устроили по звонку свыше, она уже приобрела роль главенствующей.
Татьяна выглядела поспокойней, чем в предыдущий раз, глаза смотрели с надеждой. Но ничего радостного сообщить ей не мог. Наш разговор крутился в основном вокруг сына. Мы оба словно боялись коснуться щепетильной темы, дабы не нарушать только что сложившееся в наших отношениях хрупкое равновесие.
В комнату свиданий заглянули и напомнили о времени. Пора прощаться. В ее глазах — отчаяние. Оно росло, и казалось, сейчас раздастся крик сродни предсмертному. Я поспешил предотвратить этот взрыв переживаний: взял ее руки в свои, прижал к груди, приложился к ним губами.
— Верь мне, я его найду.
Произнесенные полушепотом слова были клятвой, рожденной порывом, но уж никак не рассудком.
Твердых версий у меня не имелось, так, домыслы, причем без единой улики, за которую в безысходности можно было бы ухватиться. Но все же одно предположение казалось перспективным, и я не раз в мыслях возвращался к нему. Наверняка кто-то жаждал смерти Окунева, стремясь таким образом извлечь что-то прибыльное для себя, но я никого из людей того круга не знал, хотя одно лицо, знакомое мне, явно поимело выгоду от кровавого события. И та ядовитая шутка, которой уколол Тамару во время нашего последнего разговора, приобрела для меня совершенно иной смысл. Именно новоиспеченная подруга жены имела больше повода для радости, нежели для печали после убийства своего шефа. Конечно, нельзя уверять, что она лично наняла киллера, дабы занять денежный пост, скорее, тут могли соприкоснуться интересы дамы с интересами каких-то криминальных структур и те расчистили путь к власти нужному человеку.
Но все это пока фантазии, без них сыщику трудновато, особенно когда нет зацепок, но ведь не исключено, что так и происходило в действительности. А так как теоретически такой вопрос не решить, криминалистика — не математика, хоть сутками кумекай, а формулу преступления не выведешь, то посчитал нужным ответить на этот вопрос практически.
Правда, сразу обозначились две сложности осуществления задуманного. С одной я справился довольно-таки быстро. Сходил на работу и забрал из сейфа все вещественные доказательства: разного рода отмычки, к которым прибегали для открывания дверей застигнутые на месте преступления воры-домушники. Как пользоваться этими приспособлениями, я знал в совершенстве, ибо квартирные кражи тоже находились в сфере моей деятельности, и уже давно перестал удивляться тому, как быстро поддавались, казалось, самые надежные замки.
Для разрешения второй сложности мне пришлось обратиться к бывшему однокласснику. Он был знаменит тем, что находился на заметке у федеральной службы безопасности за изготовление и сбыт миниатюрных подслушивающих устройств. Однако угроза суда и последующего тюремного заключения не поубавила у него страсти к изобретениям, просто он стал осмотрительнее. В юности мы крепко дружили, и мои увесистые кулаки не раз поднимались на защиту нескладного очкарика. И если во мне ему наверняка нравилась сила, то я, естественно, восхищался его умом. Рожденные им идеи крайне недолго пребывали невоплощенными и, как правило, удачно материализовывались. Оставалось лишь таращить глаза и открывать удивленно рот.
Миша, как я и предполагал, сидел дома. Затворничество было особенностью его жизни. Он не тратил время ни на женщин, ни на веселое времяпрепровождение, ни на пустое общение. Он спешил изобретать, хотя за славой не гнался, да и даже не ставил себя выше окружающих.
При моем появлении, а дверь открывала Мишина мама, он со вздохом отложил толстый справочник, снял очки и, близоруко щурясь, подал руку для приветствия. Как всякий великий человек, в своей рассеянности он не предложил мне присесть, и мы начали разговор стоя.
— Давно тебя не видел, что-нибудь из бытовой техники сломалось? — попытался Миша угадать причину моего неожиданного визита.
— Да, из бытовой, — утвердительно кивнул я. — Весь мой быт сломался.
Он непонимающе уставился на меня.
— И только ты можешь помочь, — заключил я.
Интрига усиливалась, и Мише пришлось надеть очки, чтобы лучше рассмотреть, не шутят ли с ним.
— В общем, мне необходимо маленькое подслушивающее устройство, — обозначил я просьбу.
— Но ты же в курсе моего положения, — проговорил Миша с некоторым испугом и даже огляделся по сторонам, словно за нами могли следить.
— Называй любую сумму в пределах разумного, — пытался я вынудить его дать согласие.
— Какая сумма? О чем ты ведешь речь? — растерялся он.
— Значит, договорились.
— Но ведь… — за линзами очков глаза сделались умоляющими.
— Никто об этом не будет знать. А если, не приведи Господь, попадусь, то ни под какой пыткой тебя не выдам, — клятвенно заверил я.
Он нервно покусывал нижнюю губу, все еще находясь в сомнениях и нерешительности.
— Ну, Миша, моя судьба в твоих руках, — подталкивал я его к нужному себе выбору.
— Хорошо, хорошо, — как-то судорожно замахал он руками и осведомился: — Ты будешь прослушивать телефонные разговоры?
— Скорее всего, да, — ответил я после некоторого раздумья и еще вслух поразмышлял: — Дама живет одна. Сама с собой разговаривать не будет. Значит, все сокровенное доверит телефону.
— Какой у нее аппарат? — поинтересовался Миша.
— Обыкновенный, стоит в прихожей на столике.
— Минуточку, — Миша довольно-таки надолго исчез из своей комнаты.
Вернулся он с небольшим продолговатым предметом, на котором было несколько малюсеньких кнопочек, и протянул мне.
— А вот это, — Миша разжал кулак, на ладони лежал диск размером меньше булавочной головки, — поместишь либо в телефонную трубку, — и он объяснил, куда именно, — либо приклеишь в незаметном месте, но поблизости с телефонным аппаратом.
Затем он показал, на какие кнопочки нажимать, чтобы подслушать разговор, и предупредил:
— Зона устойчивого приема около двухсот метров.
— Буду сидеть во дворе и как бы разговаривать по сотовому, — и я приложил продолговатый предмет к уху.