Смерть шута

Глава девятая

Первая встреча Клея с отцом произошла в тот же вечер во время обеда, в присутствии всей семьи. Глядя в упор на своего младшего сына, Пенхоллоу сурово спросил его, отчего тот не явился к нему несколько часов назад, по прибытии. От этого тона юноша сразу же густо покраснел и пробормотал в ответ нечто совершенно невразумительное, что он-де не знал, что отец хочет видеть его приватно... Это позволило Пенхоллоу громогласно обвинить Клея в отсутствии сыновнего уважения, а Клея отцовский гнев поверг в состояние, близкое к предсмертной коме, и он залепетал извинения... Эта покорность сына парадоксальным образом всколыхнула в старике Пенхоллоу все самое дурное, и он стал злорадно пытать его, требуя ответов на совершенно невозможные вопросы.

Фейт, уже готовая прослезиться, бросилась на защиту Клея, в чем ей удалось преуспеть, поскольку вся ярость Пенхоллоу переключилась на нее...

А Клей держал себя так, словно это не на него только что орали страшным голосом, вытягивая из него абсолютно идиотские и неуместные слова. Он боялся снова претерпеть все это и помалкивал. Конрад, внутренне раздраженный недавним своим лицезрением целующихся Барта и Лавли, стал дразнить Клея так гадко, что даже сам Барт вступился за несчастного, говоря, что негоже так обижать малыша.

Но хотя Барт обладал огромной физической силой, способной устрашить всякого (но не его близнеца!), он вовсе не был особенно красноречив, не умел убеждать словами и оказал Клею медвежью услугу. Конрад из вредности только больше стал смеяться и поддевать того. Кона подогревало ревнивое чувство к Лавли и к Барту и вообще ко всему миру мужчин и женщин, от которого он теперь оказался несколько отодвинут из-за пребывания в этом дурацком Тревелине...

Раймонд молчал, как всегда теперь за обедом с тех пор, как он поссорился с отцом, и только время от времени бросал презрительные взгляды в сторону жалкого Клея, который под шумок пересел в дальний угол с явным стремлением не попадаться никому на глаза; при этом Раймонд одобрительно улыбался при каждой новой шпильке, запущенной разозленным Конрадом в чувствительное тельце Клея...

Наконец, выплеснув весь свой гнев, Пенхоллоу возжелал перейти к хозяйственным вопросам, лошадям, поместью и прочему. Клей, принявший столь же малое участие в этой оживленной беседе, как и Фейт, сидел как на иголках, сжав зубы, и мучительно прикидывал, что лучше: испытывать и дальше это чувство тошноты или застрелиться из револьвера. Первое подразумевало длительные, регулярные страдания, второе – краткие и окончательные.

Когда Рубен и Джимми, как всегда, подали напитки, ему надлежало вместе с близнецами, как самым младшим, разносить их. Передавая стакан с коктейлем Вивьен, Клей вполголоса сообщил ей, что пребывание на этом семейном обеде попросту выше его сил.

Вивьен только пренебрежительно передернула плечами:

– О да, ты говоришь так, но все-таки будешь здесь сидеть, я тебя прекрасно знаю!

Он покраснел и сказал громче, чем намеревался:

– Ну хорошо, я не стану сидеть здесь! В конце концов, я уже не ребенок, и чем раньше все это поймут, тем лучше для них... Для них – для всех!

Конрад услышал это и приподнял голову:

– Ого! Послушайте! Послушайте все, что он говорит! Оказывается, наш маленький Клей уже не ребенок! Какие чудеса творит наша система высшего образования! Чему же они научили тебя там, в Кембридже, Клей? Ведь даже нам не удалось научить тебя ничему путному!

– Хотя бы тому, что не следует загонять свою лошадь прямо в колючую изгородь! – сухо уточнил Раймонд. – Клей, послушай, если ты намерен жить здесь, то, я думаю, прежде всего тебе следует выучиться ездить верхом!

Клей не осмелился возразить во всеуслышание, что он вовсе не собирается жить в этом доме сколько-нибудь долго и что каждая минута, проведенная здесь, заставляет его мучительно думать о том, какой бы хитростью ускользнуть из Тревелина... Но он сумел выказать настолько слабый интерес к вопросу о том, на каких лошадях предпочитал бы ездить, что даже Юджин отметил, что «сей отрок мало напоминает отпрыска династии Пенхоллоу». По счастью, сам старик Пенхоллоу был занят увлекательной беседой с Бартом о лошадиных статях, и этот поворот беседы не был им замечен.

В результате Клею удалось тихонько смыться из комнаты, а за ним последовала его мать. Они пошли в ее спальню, где сын наконец излил ей свою душу целиком... Фейт слушала его не очень внимательно, поскольку он постоянно расхаживал по комнате, и то пыталась поворошить ему волосы на макушке, то обнять за плечи...

– Итак, я совершенно не думаю, что у тебя есть какой-то определенный подход к тому, что надо делать! – заметил Клей раздраженно.

– Бог мой, Клей, как ты можешь говорить мне это! – в слезах воскликнула Фейт.

– Ладно-ладно, мне кажется, ты уже привыкла к подобного рода упрекам с РАЗНЫХ сторон! – нажал Клей. – Да ты просто не представляешь себе, как здесь ужасно! А я уже долго отсутствовал, и ты не можешь понять, как на свежего человека воздействует все это безобразие, которое видишь здесь! Ведь я все-таки определенное время жил в цивилизованном окружении, среди культурных людей, а не этих средневековых варваров! Мама, я не могу этого вынести! И я готов сделать ВСЕ, чтобы не жить здесь и не жить так!

– Да-да, я понимаю тебя, но что мы можем поделать? – сказала Фейт. – Я постаралась как могла убедить твоего отца, но он остался непоколебим. Если бы, конечно, ты был бы более успешен на первом курсе, то тогда, возможно...

– Опять старая песня! Общеизвестно, что всякий, кто считает, будто обучение в Кембридже сводится к сдаче экзаменов, просто не понимает сути вещей! – высокомерно обронил Клей. – И кроме того, я не слышал, чтобы Юджин добился каких-то особых успехов в Оксфорде, да и Обри тоже!

– Да-да, – снова согласилась она поспешно. – И это очень несправедливо! Ты ведь ко всему прочему слишком молод, чтобы многое понимать о жизни и учебе, конечно... И Юджин действительно стоил твоему отцу огромных денег – это я могу засвидетельствовать, видела своими глазами... Но самое ужасное то, что твой отец вовсе не был бы против, если бы ты в Кембридже пьянствовал, путался с нехорошими девушками и все такое прочее! Вот что меня удручает больше всего!

Клей уставился на нее:

– Вот тебе раз! Да он просто сошел с ума! Это совершенно точно! Если уж он тебе сказал такое...

Фейт затрясла головой, слезы душили ее.

– Он в последнее время стал такой странный... Нет, я бы не сказала, что он сумасшедший, но он так эксцентричен... И более того. Он стал совершать странные, безобразные поступки, и пьет он все больше и больше каждый день...

Клей, который и сам не любил отца, был несколько удивлен тем, что и мать, оказывается, не любит отца, презирает, хоть одновременно и боится...

– Ты знаешь, доктор Лифтон считает, что так он долго не протянет, с его питанием, с его каждодневным питьем виски, с его дурацкими выездами по окрестностям...

– Я думаю, все его знакомые тут в округе уже давно привыкли к его пьянству! – заметил Клей со смешком.

– Да, милый, но ведь всему есть пределы! Ты бы видел, сколько виски ему налил вчера вечером Кон перед уходом – и это на ночь-то! И кроме того, от Лавли я знаю, что он велел Марте оставлять початую бутылку с виски у себя под кроватью на ночь, чтобы он мог хлебнуть из нее в любой момент! Если бы ты увидел одни только счета за спиртное из винной лавки, ты бы пришел в ужас!

– А ты не можешь остановить его? – без особого воодушевления спросил Клей.

– Нет. Он никого не желает слушать. Рубен пытался как-то подействовать на него, каждый раз оставляя на ночь только небольшое количество виски в бутылке, но ты знаешь, как твой отец умеет требовать – в любое время ночи, невзирая ни на что...

– Ну ладно, что он с собой делает – это его личное дело! – важно объявил Клей. – А передо мной стоит задача ни в коем случае не оказаться в конторе Клиффа мальчиком на подхвате, вот что!

– Милый мой, у меня самой сердце разрывается, как подумаю об этом, но ведь что мы можем сделать?

– А почему бы нам не добиться, чтобы он дал мне небольшое содержание и позволил бы мне делать то, что я хочу? – спросил Клей. – Он же дал все это Обри, черт возьми!

– Да, но он говорит, что больше этого не будет! – вздохнула Фейт. – У него какая-то мания – собрать всех здесь, дома. И он на всех нападает. Даже на Барта набросился позапрошлым вечером, хотя Барт и его любимчик.

В дверь легонько постучали, и вошла Лавли. Она, по заведенному обычаю, несла грелку с горячей водой, без которой Фейт не засыпала ни зимой, ни летом. Она очень ласково посмотрела на Фейт и еще более приветливо – на Клея. Юноша, который не был здесь уже с прошлогодних каникул, был бы уж совсем не сын своего отца, если бы не обернулся к Лавли и не осмотрел все ее прелести настолько, насколько позволяла скрывающая их одежда.

В присутствии своей матери он, конечно, не смел приставать к ней, но, встретив на следующее утро, полуобнял ее за талию и прошептал:

– Милая Лавли, ты так прелестна, что просто голова кружится...

Ее ответная улыбка, хоть и была несколько отстраненной, возбудила его. Клей подумал, что он раньше не замечал, насколько эта девица соблазнительна...

– Думаю, вы здорово повзрослели, мистер Клей! – отвечала Лавли довольно двусмысленно. – Надеюсь, повзрослеете окончательно...

– Поцелуй меня, Лавли! – сказал он, ухватывая ее более плотно.

– Нет-нет, отпустите меня, я пойду, – отвечала Лавли. – Вы уже слишком большой мальчик, мистер Клей, для подобных игр!

Он порозовел, поскольку страшно стеснялся, когда над ним подсмеивались... И все же он, безусловно, продолжил бы свои попытки, если бы в комнату не вошел Юджин. Клей обернулся в тревоге, а Лавли удалось тихонько ускользнуть.

По лицу Юджина было заметно, что от его взора ничего не скрылось...

– Ага, наш малыш растет, по всему видать! Ну что ж, дорогой, я попробую дать тебе совет, и если только ты его пожелаешь принять, то это – уверяю тебя! – предохранит от дальнейших неприятностей!

– Прошу тебя, давай не будем! – сказал Клей. – Просто не понимаю, о чем ты говоришь.

– Удивляюсь, где ты приобрел такие изумительные способности к непониманию очевидных вещей? – изумленно приподнял брови Юджин. – Держись подальше от Лавли, милый, и все будет в порядке, вот и все, что я хотел тебе сказать! Это добыча Барта.

– Господи, да я же только шутил с нею! – сказал Клей, отчаянно труся.

– Я в этом уверен! – кивнул Юджин величаво. – И потом, ты ведь такой НЕСЕРЬЕЗНЫЙ, в отличие от нашего Барта...

– Что ты имеешь в виду? У Барта с ней что-то серьезное?

– Могу ли я раскрыть сию – не тайну даже, а преданье? – нараспев сказал Юджин.

Клей разинул рот от изумления, но в этот момент показался Джимми Ублюдок, несущий охапкой начищенные ботинки, и Клей не стал ничего говорить, а поскорее прихлопнул рот.

Но слух у Джимми необычайно обострился, особенно за последнее время, и ему удалось расслышать весь этот короткий разговор. Он понял, что его подозрения были отнюдь не лишены оснований и что у него появилось оружие против Барта...

Юджин тем временем сказал, жеманясь:

– У тебя, Джимми, появилось одно чудесное качество – всегда подкрадываться бесшумно, и именно в тот момент, когда этого ждут менее всего!

Джимми посмотрел на него с опаской. Он всегда уважал людей, чей рассудок явственно был сильнее его собственного. Юджин, несмотря на всю свою леность, единственный из всех членов семьи сохранял совершенно ясный ум и потому был опасен для Джимми.

Джимми кротко ответил:

– Я никому не сделал ничего плохого, по-моему! – после чего повернулся и вышел из комнаты вон. Но он понимал, что в главном Юджин был прав – если Адам Пенхоллоу внезапно умрет, его просто вышвырнут из этого дома...

В своих грёзах он видел себя главарем лихой банды молодчиков, окруженных сонмом блондинистых девиц, но при этом хорошо понимал, что его исходно ничтожная позиция на «общественной лестнице» весьма мало помогает достижению этой цели. Он по вполне понятным причинам сомневался, что Пенхоллоу оставит ему хоть сколько-нибудь денег...

Джимми расставил начищенную обувь по местам и спустился на кухню. Сибилла пекла хлеб, пироги и жарила что-то мясное, и там недурно пахло.

Но еще, прежде чем он успел действенно принять участие в дегустации этой выпечки, на кухню спустилась Марта и сообщила ему, что Пенхоллоу требует его к себе и что Джимми лучше идти побыстрее во избежание хорошей трепки...

Пенхоллоу сидел на своей необъятной кровати, рядом со спаниелем, а салфетка, оставшаяся от завтрака, лежала у него в ногах. Пенхоллоу заявил, что Джимми ему нужен для дела, а сам Джимми понял, что у старика опять начались порывы к безумствам.

– Сегодня я хочу посмотреть, что же все-таки представляет из себя моя милая семейка! – сказал Пенхоллоу. – У нас будет тут небольшой чай, или как это, вечеринка... Я даже вызвал для этого старого Финеаса. Надеюсь, что Кон привезет их обоих из Лискерда. А ты, парень, отвези-ка это письмо к Клиффу. Заберешь его и его замороченную жену сюда. На обратном пути остановись у викария и передай мистеру Венгрену, что я в добром здравии и буду счастлив видеть его у себя на файф-о-клок сегодня.

– Но она-то не придет! – заметил Джимми.

– Мне это неважно. Скажи ей только, что тебя не будет на вечере, и она приедет. А Клифф приедет и так, он хорошо знает, что меня не следует злить... Заодно он посмотрит на Клея и решит, как можно использовать парня, – ведь он же ничего не умеет, черт возьми, кроме как писать более-менее грамотно!

Джимми сунул письмо за пазуху и сказал вдруг:

– Я видел мистера Клея, как он приставал к мисс Лавли сегодня утром!

– Экий кобель! – вскричал с энтузиазмом Пенхоллоу, сразу проникаясь теплыми чувствами к Клею. – А все-таки в нем есть немного настоящей, красной крови, как ты думаешь?

– Да, и я думаю, немножко этой самой крови прольется, когда мистер Барт узнает об этом всем! – мрачно заявил Джимми.

Пенхоллоу ухмыльнулся. Экий, оказывается, молодец Клей!

– А она что, из симпатушек Барта? Да, будь я лет на десять помладше, я бы ему показал, как надо брать бабу... Ну ладно, так или сяк, я ему скажу, что это недопустимо, – ведь даже Рубен будет в ужасе, если его племянница станет... Нет, это какой-то абсурд, об этом нечего просто и думать!

– Ну, все будет чин-чинарем! – поспешил его заверить Джимми с гадкой ухмылкой. – Ведь Барт собирается на ней жениться!

– Ты идиот от рождения! – поставил свой диагноз Пенхоллоу. – Жениться! Тоже нашел! Не надо мне рассказывать небылиц...

– Мне не следовало говорить об этом! – торопливо заметил Джимми. – Мистер Барт мне голову оторвет, если только узнает, что я вам сказал... Пожалуйста, не надо об этом говорить в открытую...

Пенхоллоу уже был мрачнее тучи.

– Ты что мне рассказываешь, поганец?! Давай подробности! – зарычал он.

– Лавли сама говорила мне о том, что собирается стать миссис Пенхоллоу...

Темно-багровая краска залила щеки Пенхоллоу, и он рявкнул:

– Иди, поезжай к мистеру Клиффу, маленький врунишка! Ишь чего придумал! Не верю ни единому слову! Ты все это небось, сочинил, чтобы отомстить Барту за вывихнутое запястье? Пошел вон!

Джимми удалился, вполне довольный своей утренней миссией, ибо знал папашу Пенхоллоу и его способность запоминать интересную информацию...

Пенхоллоу некоторое время сидел на кровати молча, осмысливая все услышанное. Собака начала чесать себя задней лапой.

– Дура мерзкая! – прикрикнул на нее Пенхоллоу и скинул с кровати.

Вошла Марта.

– Все звоните, звоните, звоните, словно разума лишились! А Джимми так услали налегке в город!

– Молчать! Не трещи, как старая наседка! Говори дело! Где Юджин?

– О Господи! Чего вы от них ото всех хотите ? Жалко мне их, я им всем, кроме несчастного Клея, была кормилицей! Где Юджин? А черт его знает, где он! У себя, может, в комнате, и стонет опять, как всегда...

– Ладно. Я не о том. Что там случилось между Бартом и этой девкой Лавли? – спросил он серьезно.

Марта только усмехнулась.

– Чего вам беспокоиться? Это же ваш отпрыск, правда? Так что вы хотите, чтоб он не залезал под юбку каждой годной девке, что ли? Так я вам скажу – ерунда! Все одно залезет, сколь ему ни запрещай!

– Но Джимми рассказал мне о гораздо худшем повороте дел! – рявкнул Пенхоллоу. – Будто эта девка собирается выйти за него замуж!

– Джимми! – протянула Марта. – Ну конечно! Джимми готов любому насолить, кто ему не по вкусу пришелся...

– Да-да... – Пенхоллоу откинулся на свои подушки. – Но мне сдается, и Конрад не так близок теперь с братом, как раньше... А? Что ты на это скажешь?

Марта пробурчала что-то нечленораздельное.

– Как думаешь, чего эта девка хочет? – спросил Пенхоллоу.

– Откуда же мне знать, сэр? Она ведь, как и я когда-то, простая девка в услужении, но кто же их поймет, молодых! Чего она хочет?! А хрен с перцем ее знает!

– Пошли ко мне мою сестру! – коротко приказал Пенхоллоу. – А сама поди вон. Уж больно ты языкаста, Марта...

– Да, сэр, только вот в свое время я была очень даже ничего... – ухмыльнулась она.

– Да, да, ты была ничего, но это мало что значит сейчас, – заметил Пенхоллоу.

Клару было не так-то просто найти. Наконец Марте удалось ее обнаружить в чужой ванной и направить к Пенхоллоу.

– Ты не слишком-то торопишься ко мне, сестричка! – заметил Адам Пенхоллоу. – А что это на тебе такое надето?

– Это такая туника. Ты мало понимаешь в этом! – отмахнулась Клара, присаживаясь в кресло и запахивая рваный край этой самой «туники».

– Послушай, до меня дошли интересные сведения о Барте, Клара.

Она ничего не отвечала, но вся напряглась, понимая, что всякую секунду может последовать взрыв.

– Кажется, ты слышишь об этом не впервые, Клара?! – тревожно сказал Пенхоллоу. – Ну, поделись со мной, сестричка, на душе будет легче...

– Я ничего не знаю, Адам, – медленно произнесла Клара. – И я считаю, что это не мое дело...

– Хорошо, а что эта девка? Лавли Трюитьен? Она что, вознамерилась женить Барта на себе? Отвечай!

Клара потеребила кончик своего носа, пожала плечами и ответила совершенно безучастно:

– Я ничего не знаю об этом, но, правда, девка эта мне не слишком нравится...

– Барт что-нибудь тебе говорил? – Нет.

– Черт побери, мне надо заняться этим делом! – заметил Пенхоллоу, озабоченно потирая ладони. – Джимми передал мне, будто Юджин говорил что-то о намерениях Барта на ней жениться....

– Я не желаю слышать о чем-либо, что говорит Джимми, Адам! – воскликнула Клара с подчеркнутым достоинством. – А у Юджина язык без костей, ты сам знаешь. Я просто удивляюсь, как ты можешь принимать нечто, сказанное Юджином, близко к сердцу...

– Черт возьми, да вы тут все сговорились скрывать от меня правду! – вскричал Пенхоллоу, впадая в ярость. – Но я все равно узнаю, можешь не сомневаться! Ты решила, что я уже беспомощен? Ошибаешься, старушка! Я покажу всем вам, кто в доме хозяин!

– Только не надо срывать свое раздражение на мне, – вставила Клара.

– Тебе следовало бы знать, что творится у тебя под носом!

– Но, Адам, у меня нет привычки совать нос не в свои дела... – заметила Клара, вздыхая.

– Ну и ступай ко всем чертям! Посмотришь, что я сделаю с твоим идиотским садом, старая перечница!

– Ты волен поступить как хочешь! – пожала она плечами. – Ты всегда, собственно, так и делаешь...

Пенхоллоу судорожно схватил газету, валявшуюся у него на кровати, быстро скомкал ее и швырнул вслед Кларе – комок стукнулся прямо в закрывшуюся дверь и упал на пол. Он, довольный метким и сильным броском, откинулся на подушки. Это усилие вызвало учащение дыхания и некоторое сердцебиение...

Когда его пульс немного успокоился, он сразу потянулся рукой под кровать в поисках бутылки с виски. Сделал один добрый глоток и вернул изрядно полегчавшую бутылку на место. После этого ему стало много лучше, и он продолжил свои размышления о том, что происходит с Бартом. Понимая, что от своих сыновей он много толку не добьется, он позвонил и велел вызвать к нему Лавли.

Когда она вошла, Пенхоллоу осмотрел ее не без удовольствия, отметив прекрасную фигуру и миловидное лицо. Казалось, она совершенно не была встревожена тем, что ее в неурочный час вызвали к нему в комнату. Подойдя к его кровати, она приложила полусогнутую руку к груди в полупоклоне и вопросительно протянула:

– Сэр?

Он еле заметно усмехнулся. Да, он не стал бы сильно корить Барта за то, что он свихнулся на этой девчонке. Есть тут от чего свихнуться, признался сам себе Пенхоллоу. Вслух он сказал:

– Лавли, девочка моя, мне тут сказали, будто Барт крутит с тобой любовь!

Она не моргнула глазом. Ее полная тугая грудь спокойно поднималась и опускалась от размеренного дыхания. Она потупила взор и тихо, скромно сказала:

– Молодому джентльмену, сэр, к лицу некоторая горячность...

Он почти готов был удовлетвориться этим дипломатичным ответом. Он коротко хохотнул, протянул свою длинную узловатую руку и схватил ее за плечо.

– Эх, будь я лет на десять моложе!.. А у тебя прелестные подмышки, кошечка, откуда они у тебя такие?

– Спасибо за комплимент, сэр! – она улыбнулась туманной, чуть соблазняющей улыбкой. – Вы так добры ко мне, сэр! Я постараюсь сделать все, чтобы вы были довольны, сэр...

Что-то в ее тоне прозвучало слишком уж слащавое, фальшивое, и Пенхоллоу вспылил:

– Ты маленькая негодяйка! – зарычал он, встряхивая ее за плечо. – Ты притворщица и аферистка, ей-же-ей! Нет уж, лучше мне выгнать тебя к чертовой матери!

Она подняла на него свои наивные глазки:

– Я что-то сделала не так, сэр?

– Ты сама прекрасно знаешь, ЧТО не так между тобой и Бартом! – рявкнул он. – Ну, может быть, может быть, ты и невинна. Но я знаю девиц такого сорта – они очень ловко умеют позаботиться на свой счет! Одним словом – если бы дело шло о развлечении, неужели я возражал бы? Но не вздумай только женить на себе моего сына! Ты – ты всего лишь Лавли Трюитьен, тебе ясно?

Она сделала большие глаза.

– Женить на себе вашего сына? Ну что вы, сэр? Откуда до вас дошли такие странные вещи? Ведь у нас с ним... Всего лишь легкий флирт, если позволите, сэр... Уж я не стану губить себя саму, не правда ли, сэр?

Он привлек ее к себе и взял своей огромной лапищей легонько за горло, заставляя смотреть прямо ему в глаза.

– Из того, что мне порассказали, ясно – ты можешь позаботится о себе гораздо больше, чем я представлял себе раньше! Отвечай: как далеко у вас зашло дело?

Ее сердце забилось чуть быстрее, а личико чуть-чуть порозовело.

– Я... Я, конечно, девушка, сэр... – сказала она.

– Прежде всего ты – маленькая врунишка! – ответил старик Пенхоллоу со скабрёзной усмешкой. – Я не верю ни единому твоему слову! А самое худшее – это что бедняге Барту не тягаться с тобой умишком, как я посмотрю! Но ведь есть еще я! Учти, моя девочка, – я еще жив! Да я загоню тебя в ад, вместе со всей твоей семейкой, прежде чем позволю Барту повести тебя в церковь! Вот так-то! А теперь поцелуй меня хорошенько и убирайся отсюда!

Она не сопротивлялась ни его поцелую, ни нескромному поглаживанию его руки, но, когда наконец ей удалось высвободиться, она с некоторой обидой сказала:

– Но поверьте, сэр, я не сделала ничего недозволенного... Наверно, это Джимми пытается вас настроить против меня, он всегда мне страшно завидовал...

– А почему это, интересно знать? – вскинулся Пенхоллоу. – С чего это вдруг Джимми стал завидовать тебе, а?

Она отошла к двери и подняла скомканную газету. Аккуратно положив ее на столик, она обернулась к нему и ответила, расплываясь в своей восхитительной улыбке:

– Не знаю, сэр, но мне иногда кажется, только потому, что я по воле Господа родилась от законного брака моих добрых родителей, сэр...

Пенхоллоу расхохотался:

– Только и всего? Не смеши меня! Бедняга Джимми! – он потрепал ее по бедру и оттолкнул: – Ну ладно, ступай теперь...

Когда Лавли выходила из комнаты, Пенхоллоу все еще посмеивался...

Стоило ей оказаться за дверью, она остановилась и прижала руку к груди. Сердце ее заходилось. При этом разговоре она чуть не умерла от страха и тревоги. Она чувствовала себя так, словно пробежала марафонскую дистанцию... Теперь она понимала, что положение Барта очень шаткое, ведь раз Пенхоллоу обо всем знает, он примет все меры, чтобы найти подтверждение своим подозрениям... Теперь она должна быть готова биться за Барта с целым миром. И она понимала, что будет биться, если до этого дойдет. Но она выросла в бедности, в отличие от Барта, и прекрасно представляла себе, что будет ждать их, если Пенхоллоу лишит Барта наследства...

Сейчас ее первейшей задачей было отыскать Барта и предупредить его, чтобы он ни в коем случае не проговорился о своем намерении жениться на ней. Но она немного сомневалась, окажется ли он на это способен, поскольку его прямая, грубоватая, честная и немного наивная натура не принимала таких поступков... Он всегда смеялся над ее маленькими хитростями, которые она изобретала для собственной защиты, приговаривая, что все женщины рождаются маленькими лгуньями и трудно их винить за прирожденный грех. Но к этому женскому греху он, Барт, вряд ли захочет приобщаться...

Лавли нужно было убедить его ни в коем случае не раскрываться перед отцом, и это нужно было сделать срочно, еще до того, как Барт попадет зачем-нибудь к отцу. Барт уехал в отдаленный уголок поместья, взяв с собой еды на день, а значит, он может приехать только к чаю в пять часов. Тогда у нее не будет возможности поговорить с ним раньше, чем его встретит Пенхоллоу, который спускался к чаю сам и ревностно следил за присутствием всех домочадцев.

В холл вошла Фейт, неся огромный неудобный букет цветов и растерянно оглядываясь. Она увидела Лавли, стоящую спиной к двери спальни Адама Пенхоллоу, и девушка тут же ловко солгала:

– Мэм, я только что разжигала хозяину камин, простите меня... Позвольте я подержу ваши цветы!

– Нет, я хочу, чтобы ты помогла мне расставить их в вазы в общей комнате! – отвечала Фейт с жалобными нотками в голосе. – Пенхоллоу пригласил сегодня к чаю кучу народу, и кто-то обязательно обратит внимание на цветы... А у меня опять голова не на месте...

– Оставьте это на меня, а сами лучше прилягте, – посоветовала Лавли сочувственно. – Боюсь, вам будет сейчас нехорошо, мэм!

– Ну ладно, я действительно пойду прилягу... Не знаю, право, что бы я делала без тебя, Лавли! – благодарно вздохнула Фейт.