Смерть в Голливуде

Глава XIV

К вечеру тринадцатого июля были собраны все необходимые сведения.

— Или я круглый болван, — с убитым видом заявил Китс, — или вы — ясновидец. Я до сих пор не могу взять в толк, как вам удалось обо всем догадаться, не имея практически никаких фактов?

Эллери только рассмеялся в ответ.

— Вы когда назначили встречу с Приамом и с остальными?

— В восемь.

— Значит, у нас есть время выпить в честь успешного завершения дела.

Они появились у Приамов, когда часы отбивали восемь. Их встретили Делия, ее отец, Макгоуэн и молчаливая Лаурел. Роджер Приам тоже был там, специально разодетый для такого случая. На нем был зеленый бархатный пиджак свободного покроя и рубашка с накрахмаленными манжетами. Даже борода и волосы были аккуратно расчесаны. Создавалось впечатление, что он приготовился к чему-то очень важному и необыкновенному и намерен встретить это при полном параде, как принц крови — коронацию. Альфред Уоллес держался в тени, отрешенный и недоступный, со своей обычной, слегка напряженной улыбкой на красивом лице.

— Мы вынуждены отнять у вас немного времени, — начал лейтенант Китс, — но я надеюсь, что скучать вам не придется. Я тут присутствую лишь для соблюдения необходимых формальностей. Командовать парадом будет Куин.

Он отступил назад к стене и занял позицию, удобную для наблюдения за лицами присутствующих.

— Парадом? Каким таким парадом? — в голосе Приама появились нотки прежней воинственности.

— Скорее даже не парадом, а мирной демонстрацией с откровенным обменом мнениями на самом высшем уровне, — уточнил Эллери. Приам широко раскрыл глаза. Он один изо всех присутствующих чувствовал себя более-менее непринужденно, если не считать обычного для него скрытого раздражения. Но в его маленьких глазах вспыхнул интерес.

Приам расхохотался.

— А когда вам взбрело в голову вот так попусту потратить свое время, — о моем времени вы не подумали? Почему я должен бросать ради вашей болтовни свои дела: я не просил вашей помощи, не прошу и не буду просить. Никакой информации вы от меня не дождетесь.

— А мы собрались здесь для того, чтобы дать, а не получать информацию.

— Неужели? — иронически скривился он.

— Мистер Приам, нам все известно.

— Что — все?

— Ваше настоящее имя, например. И Лендера Хилла тоже. Мы знаем, откуда вы с Хиллом прибыли в Лос-Анджелес в 1927 году и чем вы занимались до этого. Все это нам хорошо известно и еще многое другое. К примеру, мы также знаем имя человека, чья жизнь была тесно связана с вашей до 1927 года, и кто пытается сейчас убить вас.

Бородатый хозяин дома крепко вцепился в ручки своего кресла. Но больше никак не прореагировал на сказанное. Его лицо было непроницаемо. Китс, наблюдавший происходящее со стороны, видел Делию Приам, сидящую прямо и неподвижно, как на театральной премьере. Он видел легкое беспокойство, промелькнувшее в глазах старого Кольера. Всепоглощающее внимание Макгоуэна. Низменную улыбку на губах Уоллеса. И оживленный румянец, постепенно начавший возвращаться на серые щеки Лаурел.

Эллери продолжал:

— Я даже могу сказать вам, что было в той коробке, которую вы получили тогда же, когда Хилл обнаружил мертвого пса.

Приам не выдержал:

— Вот уж наглое вранье! Я собственноручно сжег эту коробку вместе с содержимым в тот же день, как получил ее. Вот в этом самом камине! А все остальное, что вы намерены нам сообщить, наверно, пустое бахвальство в этом же роде? Впервые слышу такую наглую ложь!

— Я отвечаю за свои слова мистер Приам.

— И вы продолжаете утверждать, что знаете, что было в коробке?

— Я знаю, что в ней было.

— Из миллионов возможных вещей вы в состоянии назвать единственную, так что ли! — Приам криво усмехнулся. — Ценю ваше самообладание, Куин. Вы бы славно играли в покер. Но в этой игре я и сам не промах. Итак — ставки сделаны. Ваш ход — что там было?

Приам поднес стакан виски к губам.

— Там было что-то похожее на мертвого угря.

Произнеси Эллери что-нибудь вроде: «Похоже на живого единорога» — и то реакция Приама не была бы столь бурной. Он швырнул стакан на столик, так что виски выплеснулось прямо ему на бороду. Пена выступила на трясущихся губах.

Насколько мог заметить Китс, остальные тоже были в замешательстве. Даже Уоллес лишился своей обычной улыбки, хотя тут же поспешил вернуть ее на прежнее место.

— Я почти с самого начала был убежден, — невозмутимо продолжат Эллери. — Что «предупреждения», если пользоваться терминологией записки Хиллу, являются звеньями одной логической цепи. Отдельными, но взаимосвязанными. Так оно и оказалось. Они — результат грандиозного и фантастического замысла, так что лейтенант Китс сейчас более чем когда-либо убежден, что воздух Голливуда способствует зарождению невероятных химер в мозгах его обитателей. Однако каким бы фантастическим ни казался замысел таинственного преступника — он существует в действительности. А мне оставалось только разгадать его. Я разгадал — и вот он уже совсем не кажется таким фантастическим. Наоборот, очень прямолинейным, даже простоватым и имеет очень материальное и логичное объяснение. В данном случае (как и в большинстве других) главное было — проникнуть в хитросплетения побуждений ума, создавшего этот замысел, тогда план действий, и его цели тут же стали ясны.

По мере появления «предупреждений» я пытался выявить их общий смысловой знаменатель, соединяющий разные значения различных предметов в одно логическое целое. Задача не из легких, если не знаешь заранее, где скрыто это общее. Мистеру Приаму, напротив, было гораздо легче — он с самого началa понимал тайную суть происходящего.

И однажды, когда я бесчисленный раз перебирал в уме «предупреждения», меня осенило, — заявил Эллери и прервался, чтобы раскурить сигарету. В комнате было так тихо, что слышался лишь шорох спичек о коробку и тяжелое дыхание Роджера Приама. — Мне пришло в голову, что в каждом «предупреждении» центральное место отведено какому-нибудь животному.

— Кому?! — воскликнула Лаурел.

— Причем я не принимаю во внимание собаку, посланную Хиллу. Так как она адресована Хиллу, а не вам, мистер Приам, значит, к нашей логической цепочке она не имеет никакого отношения. Однако для нас небезынтересен тот факт, что серия «предупреждений», предназначавшихся Хиллу и не пошедших далее первого, тоже начинается с животного.

Оставим на время в покое содержание первой полученной вами коробки, мистер Приам, — любезно улыбнулся Эллери, — и посмотрим, как концепция «животного» выводится из тех фактов, которые нам достоверно известны. Ваше второе «предупреждение» — это отравленный несмертельной дозой мышьяка салат. Какое животное является носителем яда? — Тунец!

Третье предупреждение? — лягушки и жабы.

Четвертое, на первый взгляд, слегка выпадает из общего ряда — бумажник. Но бумажник сделан из кожи, а кожа принадлежит аллигатору.

В пятом случае нет никаких сомнений — мы имеем дело с «Птицами», древнегреческой комедией Аристофана.

Теперь шестое, мистер Приам. Куча обесценивающихся бумажек доставила бы мне больше всего затруднений, если бы вы сами неожиданно не пришли мне на помощь. Вы употребили по отношению к акциям разорившихся фирм пару прозвищ, бытующих среди маклеров: «кошкины слезки» и «чушь собачья». И были абсолютно правы. Так оно и есть.

Вот и смотрите сами:.. тунец, лягушки и жабы, аллигатор, птицы, кошки и собаки. Первые три представлены буквально, последние два — иносказательно. И все они — животные. Замечательный акт, не правда ли, мистер Приам?

Приам буркнул в бороду что-то невразумительное.

— Однако одной догадки, что каждое «предупреждение» скрывает, подобно шараде, каких-нибудь животных, еще явно недостаточно. Я чувствовал, что смысл лежит где-то гораздо глубже, — Эллери швырнул сигарету в камин, — и до него необходимо было докопаться.

А как мне удалось докопаться — это долгая история.

Дело в том, что истину или видишь, или нет. Но она всегда здесь, перед глазами. Так и в этом случае, надо было только суметь правильно взглянуть на нее. Вся соль в том, что великие мистификации — а наш случай именно таков — предпочитают рядиться как бы в мантию-невидимку. Кстати, хотелось бы обратить ваше внимание на слово «великие», Я не случайно применил его употребительно к вашему случаю. Думаю, что его описание займет достойное место в архивах достижений преступной мысли.

— Ради всего святого! — не вытерпел Гроув Макгоуэн. — Нельзя ли выражаться попонятнее?

— Мак, — сказал Эллери. — Что такое лягушки и жабы?

— Да, что это за животные?

Макгоуэн бестолково заморгал.

— Земноводные, — сказал старый мистер Кольвер.

— Благодарю вас, мистер Кольвер. А что такое аллигатор?

— Аллигатор — это пресмыкающееся.

— Бумажник сделан из пресмыкающегося. Ну, а к какому разряду животных относятся кошки и собаки?

— К млекопитающим, — ответил отец Делии.

— Теперь давайте упорядочим наши данные, пока исключая первую коробку, о которой может судить только один мистер Приам.

Второе «предупреждение» — рыбы. Третье — земноводные. Четвертое — пресмыкающиеся. Пятое — птицы. Шестое — млекопитающие.

И вот тут-то хорошо известные ранее факты предстают в новом виде. Казалось бы, несвязанные между собой нелепые на первый взгляд шесть «предупреждений» на самом деле имеют в своей основе строгую научную закономерность.

Остается окончательно решить, что это за научная закономерность, где классы животных идут именно в таком порядке: то есть рыбы — вторыми, земноводные — третьими, пресмыкающиеся — четвертыми, птицы — пятыми, а млекопитающие — последними? Точно так, как они появились в нашем случае.

Любой студент-естественник без особых затруднений ответит на подобный вопрос.

Эта закономерность — последовательность этапов эволюции.

Пока Эллери произносил последние фразы, Роджер Приам все больше и больше прищуривал глаза, как будто перед ним постепенно разгорался нестерпимый свет.

— Теперь вы ясно можете сами заметить, мистер Приам, — с улыбкой обратился к нему Эллери, — что мои слова — не пустое вранье, не наглая ложь, как вы изволили ранее выразиться. Раз второе предупреждение — рыба — представляет вторую ступень эволюции позвоночных животных, а третье — земноводные — третью ступень и так далее, то отсюда ясно вытекает, что первое предупреждение должно представлять собой первую ступень. Насколько мне известно, по Дарвину таким первым таксомом является класс круглоротых.[10] Минога, например, они очень похожи на угрей, но угорь — это уже полноценная рыба, и стоит на ступеньку выше. Поэтому я твердо уверен, мистер Приам, что, когда вы открыли первую коробку, вы нашли там нечто, по внешнему виду напоминающее мертвого угря. Все остальное исключается.

— Я и подумал, что это дохлый угорь, — с трудом ворочая языком, произнес Приам.

— А было вам известно, что означает эта тварь, похожая на мертвого угря, мистер Приам?

— Нет, не было.

— И в первой коробке не было никакой записки, дававшей ключ к пониманию смысла «подарка?

— Н-нет…

— Но не мог же кто-то рассчитывать на то, что вы сразу же уловите смысл первого предупреждения без всяких подсказок, — нахмурился Эллери. — Чтобы разобраться, что перед вами, надо ведь обладать хотя бы минимальным образованием, которого — увы! — у вас нет. И преступнику ваше невежество было хорошо известно: ведь, судя по всему, он вообще прекрасно с вами знаком.

— Вы что же полагаете — он посылал все эти «предупреждения», не заботясь, будут они поняты или нет?! — вскричала Лаурел.

Этот же вопрос застыл в глазах лейтенанта Китса.

— Похоже на то, — медленно произнес Эллери, — что он действительно предпочел бы, чтобы они не были поняты. Ему важно было нагнать страх. Страх — и больше ничего. — И он беспокойно огляделся.

— Я действительно ни разу не понял, что они означают… — пробормотал Роджер Приам. — И совсем не потому, что я знал это, я так упорно…

— Было бы удивительно, если бы вы знали, мистер Приам! — Эллери подавил свое беспокойство и опять смотрел только на Приама. — Ум, способный породить или постигнуть подобный ряд символических «предупреждений», должен быть достаточно незауряден. Неважно, из каких соображений действовал наш неизвестный — внушить страх, наказать или подвергнуть жертву медленной психической пытке, но он явно способен логически мыслить в научных категориях и создавать цепи сложных ассоциаций. Возникает вопрос: почему он избрал в качестве основы для «предупреждений» эволюционную лестницу Дарвина? Как эта идея пришла ему в голову? Деятельность нашего сознания зависит от природных способностей, образования и жизненного опыта. Чтобы построить свою систему запугивания на принципе теории эволюции и затем провести ее в жизнь с такой ловкостью и методичностью, тайный враг Лендера Хилла и Роджера Приама должен быть человеком науки — биологом, зоологом, антропологом… или натуралистом-любителем.

Когда вам на ум приходит эволюционная теория, — продолжал дальше рассуждать Эллери, — то сразу же следом — Чарльз Дарвин, ее автор. Именно он сто лет назад проводил исследования в этой области, именно он прочел знаменитую лекцию «Теория эволюции» перед Линнеевским Обществом в 1858 году, а год спустя опубликовал ее расширенный вариант в виде отдельной книги, названной «Происхождение видов». И эта книга открыла новый этап в науке о развитии человечества.[11]

Так в нашей схеме появляется натуралист и следом Дарвин — один из крупнейших натуралистов своего времени. Отсюда уже всего один шаг до воспоминаний о его знаменитом — одном из самых знаменитых плаваний на одном из самых известных в истории науки кораблей. Дарвин принял участие в научной экспедиции, после которой сформулировал свою теорию происхождения видов путем естественного отбора. И вот это последнее воспоминание приводит нас к поистине потрясающим результатам… — Эллери оперся руками о спинку стула и напряженно подался вперед.

— Дело в том, что корабль, на котором Чарльз Дарвин отплыл из Англии, из порта Плимут, в 1831 году в свое историческое плавание, назывался… С. Е. В. «Бигль»[12]

— «Бигль» — вытаращила глаза Лаурел. — Тот самый мертвый пес.

— Отсюда может следовать несколько выводов, — кивнул Эллери. — Посылая Хиллу собаку — Бигля, отправитель тем самым снабдил его ключом к разгадке «предупреждений», которые должны были затем последовать: Бигль, корабль Дарвина, Дарвин, эволюция. Но такая цепочка кажется мало вероятной. Ведь скорее всего ни Хилл, ни Приам понятия не имели, на каком корабле путешествовал Дарвин сто лет назад, да и о самом Дарвине вряд ли помнили, или задумавший все это просто забавлялся своей эрудицией ради собственного удовольствия? Но это еще невероятнее. Человек с таким явно научным складом ума вряд ли станет попусту тратить время на красивые жесты.

Было всего несколько возможных объяснений, но чем больше я размышлял, тем вернее приходил к убеждению, что мертвый бигль был призван обозначить что-то относящееся к общему прошлому Хилла, Приама и их противника. Но что? Что могло напрямую связывать натуралиста, двух необразованных мужчин, слово или понятие «бигль» и какое-то происшествие из их общего прошлого?

Ответ не заставил себя ждать. Настолько полный ответ, что он увязывал все в одно целое самым простым и верным способом. Стоит только предположить, что двадцать пять лет назад какой-то натуралист решил отправиться в научную экспедицию с Хиллом и Приамом. Сегодня они воспользовались бы самолетом; четверть века назад они снарядили корабль. И представьте себе, что этот натуралист, испытывая благоговение перед своим великим предшественником и одновременно ломая голову над названием их корабля, или испытывая необходимость в его переименовании, например…

В общем, я попросил лейтенанта Китса, — оборвал свой пространный рассказ Эллери, — чтобы он поискал в архивах сведения о корабле малой тоннажности, который был куплен, построен или нанят для научных целей и который был назван или переименован в «Бигль» и отбыл скорее всего из американского порта в 1925 году или что-то около этого.

И лейтенант Китс при помощи многочисленных полицейских служб всех прибрежных городов успешно достиг цели своих изысканий. Мистер Приам, стоит ли мне продолжать?

Эллери прервался, чтобы закурить новую сигарету.

И опять в комнате слышен был только шорох спичек и тяжелое дыхание Приама.

— Ну что ж, лейтенант, придется нам перевести молчание мистера Приама на обыкновенный английский язык, — вздохнул Эллери, гася спичку. — Пора кончать с этим.

Китс вытащил из кармана листок бумаги и выступил вперед.

— Имя интересующего нас человека, — начал он торжественно, — Чарльз Льюэл Адам. Родом из очень зажиточной вермонтской семьи. Он был единственным ребенком, поэтому после смерти родителей унаследовал все их состояние. Но Адама мало интересовало богатство. Так же, впрочем, как и женщины, спиртное или веселые компании. Образование он получил за границей, никогда не был женат и вполне довольствовался своим собственным обществом.

Он представлял собой истинного джентльмена, образованного человека и ученого-любителя. Природа составляла всю сферу его интересов. Он посвящал ее изучению все свое время. Ему никогда не приходилось для своих занятий обращаться за поддержкой музеев, университетов или других научных организаций, потому что его состояние позволяло ему ни от кого не зависеть и заниматься тем, чем ему хочется. А хотелось ему в основном колесить по свету, исследуя флору и фауну наиболее труднодоступных и удаленных от человека мест.

— Его точный возраст, — Китс заглянул в свою бумажку, — неизвестен. Все официальные архивы сгорели во время пожара 1910 года, а церковных записей не имеется, по крайней мере мы не смогли их обнаружить. Попытка установить его возраст путем опроса коренных обитателей Вермонта дала весьма противоречивые сведения, а родственников нам разыскать не удалось. Ничего не дали также поиски в списках призывников первой мировой: он не числился ни среди призванных в армию, ни среди запаса. Может быть, по какой-либо причине был освобожден от воинской службы, но об этом нам тоже ничего не удалось выяснить. Единственное, что можно утверждать наверняка, что в 1925 году, когда он снаряжал экспедицию, ему было от двадцати семи до тридцати девяти лет.

Для этой экспедиции Адам построил специальный корабль небольшого водоизмещения с запасным двигателем и научным оборудованием его собственного изобретения. Теперь уже невозможно сказать наверняка, какова была тема и цель его научных изысканий. Но летом двадцать пятого года корабль Адама под названием «Бигль» покинул гавань Бостона и отправился вдоль побережья.

На Кубе они встали на починку. Это задержало их довольно надолго. И это последние сведения о них. Больше никто не видел и ничего не слышал ни о судне, ни о Чарльзе Льюэле Адаме, ни о команде его корабля. Из-за задержки на Кубе они не успели миновать ураган и после ряда безуспешных поисков морское ведомство сочло, что «Бигль» пошел ко дну вместе со всей командой и грузом.

Теперь о команде — перевел дух Китс. — Она состояла из двух человек, сорокалетние морские волки с большим опытом дальних плаваний за плечами, как и сам Адам. Нам известны их имена — их настоящие имена — но мы предпочтем величать их так, как они назвались в 1927 году: Лендер Хилл и Роджер Приам.

Китс бросил имена прямо в лицо бородатому хозяину дома, так будто это был теннисный мяч в крутой подаче. И все присутствующие, словно зрители на турнире, одновременно повернули головы в сторону Приама. Приам же судорожно вцепился в ручки кресла и так закусил губы, что выступила капелька крови. Он слизнул ее… Выкатилась другая и запуталась в бороде. Он с вызовом встретил направленные на него взгляды.

— Что ж, — прохрипел он, — значит, вы докопались-таки. Ну и что из этого следует?

У него был такой вид, как будто он оказался на рее и пытается забрать паруса, готовый сразиться с надвигающимся ураганом.

— Остальное, — сказал Эллери, твердо глядя Приаму в глаза, — зависит от вас.

— А вы в этом так уверены? — с тем же выражением ответил тот.

— Либо вы сейчас объясните остальное, либо мы постараемся сами расставить все на свои места.

— Что ж, сделайте одолжение, мистер! — нагло ухмыльнулся Приам.

— А вы сами по-прежнему отказываетесь говорить?

— Болтовня — ваше дело.

— Ну что ж, осталось рассказать немногое, вы и сами это знаете, мистер Приам, — кивнул Эллери с таким видом, как будто иной реакции он и не ожидал. — Зато осталось самое существенное. Прошло двадцать пять лет — и вот вы в Калифорнии. Так же, как и Лендер Хилл. Судя по тексту записки, прикрепленной к ошейнику бигля, Чарльз Льюэл Адам двадцать пять лет назад был оставлен на верную гибель, то есть при таких обстоятельствах, которые он сам в записке охарактеризовал словом «умирание». И он умер бы, если… если бы не выжил и не был сейчас здесь.

Наверное, вы с Хиллом затопили «Бигль» где-нибудь в пустынных водах, а, Приам? Скрутили Адама, оставили его умирать с голоду, а сами сбежали на шлюпке? Хорошо известно, что жители островов покрывают в утлых суденышках расстояния в шестьсот миль, а вы оба были достаточно искусными мореходами, поэтому Адам и нанял вас в свою экспедицию.

Однако ни за что ни про что моряк не пойдет на убийство и не потопит прекрасный корабль. Значит, были веские причины, мистер Приам? Если бы случился конфликт… или бунт… или кораблекрушение в результате небрежности или ошибки… или любой обычный повод, то вам с Хиллом легко было бы добраться до ближайшего порта и объяснить там исчезновение Адама и его корабля без ущерба для себя. Но ни вы, ни Хилл не сделали этого. Вы предпочли «исчезнуть» вместе с Адамом — чтобы все считали вас погибшими вместе. Вы приложили массу усилий, мистер Приам, чтобы надежно похоронить свой прежний облик. Пару лет вы скрывались, улаживая все дела, готовя новые имена, чтобы воскреснуть под новыми личинами. Зачем? Вам было, что таить! Что-то такое, что не могло быть скрыто, появись вы в прежнем качестве, как товарищи Адама по плаванию.

Логика элементарная, мистер Приам. Может быть, теперь вы сами расскажете, что случилось?

Ни один мускул на лице Приама не дрогнул, не шевельнулся ни один волосок в его бороде.

— Тогда придется продолжить мне. В 1972 году вы с Хиллом объявились в Лос-Анджелесе и открыли фирму по торговле драгоценностями. Что вы тогда могли смыслить в драгоценностях? Мы изучили ваши судьбы до мельчайших подробностей, с самого рождения до момента, когда вы поставили свои подписи под контрактом на первое и последнее плавание «Бигля». Вы оба скитались по морям еще мальчишками, ничто в вашей жизни не могло дать вам и малейших навыков в крупных торговых операциях, тем более с драгоценностями. К тому же вы были бедны, как все моряки. И вот вдруг через два года вы разворачиваете широкую торговлю драгоценными камнями! И не ради ли этого вы скрываете свою личность? Потому что в ином случае власти могли заинтересоваться, откуда это вдруг у бедных моряков такая куча денег? И драгоценности? Но именно на этот вопрос вы оба менее всего хотели бы отвечать.

Отсюда легко сделать вывод, мистер Приам, что «Бигль» вовсе не затонул во время урагана, — усмехнулся Эллери. — Он преспокойно достиг цели своего плавания, возможно — необитаемого острова с богатой флорой и фауной. Мечта любого натуралиста! Адам, видимо, наткнулся на нечто, весьма далекое от предмета его научных интересов. Может быть, мистер Приам, это был клад, спрятанный одной из пиратских шаек, наводнявших в былые времена эти широты? Тех, чьи потомки преспокойно проживают сейчас на Багамских островах, к примеру… Какой-нибудь старинный клад, полный драгоценных камней. Тогда вы с Хиллом — пара бедных мореходов — напали на Адама, угнали «Бигль» в открытое море, затопили его, а сами сбежали в одной из спасательных шлюпок.

И вот у вас в руках оказалась драгоценная пиратская добыча. Оставалось решить, каким образом ею воспользоваться. История вышла воистину фантастическая: невероятная находка, невероятный факт обладания таким богатством, и самое невероятное — что им нельзя прямо воспользоваться! Но тут одному из вас пришла в голову блестящая и совсем не фантастическая идея: просто-напросто сделать вид, что вы оба погибли, возникнуть под новыми именами и заняться ювелирной торговлей!

Вы с Хиллом так и поступили. Два года вы изучали ювелирное и торговое дело. Где? Нам выяснить точно не удалось. Когда вы решили, что подкованы достаточно, то открыли магазин в Лос-Анджелесе… а начальный капитал составили драгоценные камни, найденные Адамом на острове, ради единоличного владения которыми вы и убили его. Чтобы распоряжаться ими без помех. Открыто, законным путем. И в результате надежно разбогатеть.

Борода Приама свесилась на грудь. Глаза были плотно закрыты, словно он спал или собирался с силами.

— Но Адам не умер, — вкрадчиво продолжал Эллери. — Вы с Хиллом просчитались. Он спасся. Только он знает, как ему удалось выжить, за счет чего он существовал, как вернулся в цивилизованный мир, где и каким образом жил все это время. По его собственному признанию в записке, он посвятил остаток своей жизни поискам вас обоих. Он искал более двадцати лет двух моряков, обрекших его на смерть — двух своих убийц, мистер Приам. Адам не жаждал богатства и удачи, ведь он уже все это имел, хотя никогда не стремился к этому. Он хотел одного — отомстить.

Тут голос Эллери потерял всю свою вкрадчивость.

— Хилл помешал его планам. Шок от известия, что Адам жив, здоров и где-то рядом, был слишком силен для слабого сердца. Хилл вообще, видимо, сильно отличался от вас, мистер Приам. Каким бы он ни был на море, в обычной жизни с течением времени он превратился в нормального цивилизованного человека. Но скорее всего он и раньше не отличался особой жестокостью. А вот вы всегда были грубым авантюристом по натуре, не так ли? Может быть, он согласился на задуманное вами преступление против своей воли, завороженный блеском будущего благополучия, которое вы ему посулили. Он был необходим вам, чтобы добраться до берега и выжить. Вы вообще не могли обойтись без его врожденного интеллекта, далеко превосходящего ваш собственный. Во всяком случае, Хилл постарался стать тем, кем он и стал… И кто вызвал в такой славной девушке, как Лаурел, безграничную любовь и уважение… и ради чьей памяти она готова была пойти даже на убийство.

Хилл был человеком с очень впечатлительной душой, мистер Приам. Я считаю, что он умер так быстро не только от сознания того, что Адам жив, но и от ужаса, что Лаурел обо всем узнает.

Вы же скроены из более грубого материала, мистер Приам. И вы не обманули ожиданий Адама, даже напротив. Приводить в исполнение свой план относительно вас было для него сущим удовольствием. В душе он остался ученым: он действовал методично и бесстрастно, как будто вспарывал давно остывший труп. Он с невероятным мастерством действовал за вашей спиной, мистер Приам. Я полагаю, что вы до конца не понимаете, как ловко обвел он вас вокруг пальца. Или понимаете?

Приам вскинул голову и заговорил так, будто он не слушал предыдущей речи:

— Кто он? Как он теперь называет себя? Вы знаете?

— Ах вот что вас интересует? — усмехнулся Эллери. — Увы, мистер Приам, мы не знаем. Нам известно только, что сейчас ему что-то около пятидесяти двух — шестидесяти четырех лет. И вы сами не узнали бы его: его внешность коренным образом изменилась за эти годы, он мог сделать пластическую операцию. Но даже если бы он и выглядел в точности, как двадцать пять лет назад, ни вам, ни нам от этого нет никакого проку. Ведь ему нет нужды действовать лично, понимаете. Достаточно посредника.

Приам в ответ только прищурился. Эллери продолжал:

— Мистер Приам, вы не пользуетесь особой любовью окружающих, и даже среди близких вам людей многие не отказались бы от возможности отравить вам существование. Поэтому если вы считаете, что, защитившись от мужчины определенных лет и наружности, вы в безопасности — то глубоко заблуждаетесь. Добровольный помощник Адама, старающийся не за страх, а за совесть, может быть любого пола, любого возраста… и находиться здесь, в ваших владениях, мистер Приам.

Приам сидел неподвижно. Не то чтобы в страхе, а скорее в отчаянном напряжении, готовый в любую секунду оказать сопротивление, словно залезший на дерево кот.

— Что за гадкие намеки вы себе позволяете… — сказал возмущенный Гроув.

— Заткнись, Мак, — тихо сказал Китс, но с такой интонацией, что юный гигант мгновенно замолчал и больше не произнес ни слова.

— Я хотел бы отметить незаурядное чувство юмора Адама, — продолжал Эллери. — Интересно, а поняли ли вы, мистер Приам, в чем смысл его шуток?

— В чем? — буркнул Приам.

— В том, что у всех «предупреждений» не одно общее: значение, а два. В каждом участвует не просто животное, а — мертвое животное.

Приам дернулся.

— В первом была мертвая минога. Во втором — мертвая рыба. Третье составили мертвые жабы и лягушки. Следующее — мертвый аллигатор. Далее — «Птицы» — тут уже пошел символизм, ведь некто изуродовал и уничтожил книгу… то есть применил единственный способ, которым ее можно сделать «мертвой». И таким же отвлеченным образом последние «предупреждения» — акции, прозванные на бирже «кошкины слезки», — имеет отношение к смерти. Ведь что может быть более «мертвым», чем имущество фирм, давно разорившихся? Большой юморист этот Адам!

Вот так ступенька за ступенькой вверх по эволюционной лестнице. От миног до высшего класса — млекопитающих. И на каждой ступеньке — мертвый представитель. Реальный или символический.

Но дело в том, мистер Приам, что Адам еще не дошел до конца, — Эллери напряженно подался вперед. У Дарвина была еще одна, последняя ступенька. И на нее Адам еще должен вступить. Я имею в виду … самого «царя природы». Отсюда неизбежно следует, что нас ожидает еще один сюрприз. И, исходя из открытой ранее закономерности, он должен быть представлен также мертвым объектом. Значит, Чарльз Льюэл Адам намерен раздобыть… мертвого человека, мистер Приам. И его эволюционная затея потеряет всю соль, если этим мертвым человеком не окажется сам Роджер Приам!

Приам остался сидеть абсолютно неподвижно.

— Вот мы и подошли к концу, — резко нарушил молчание лейтенант Китс. — Остался сущий пустяк. Вам угрожает смерть, Приам, и она может настигнуть вас в любой момент — завтра, сегодня вечером или даже через час. Мне приказано сохранить вас живым, Приам, и Адама я также очень хотел бы заполучить живым, ибо с точки зрения закона это гораздо предпочтительнее. Будьте спокойны — с вас не спустят глаз ни днем, ни ночью. В комнате будет постоянно дежурить наш человек. И на террасе еще один. Парочку посадим в холле…

Роджер Приам набрал в грудь побольше воздуха. Затем раскрыл рот и издал такой рев, что в буфете зазвенел хрусталь:

— Стеречь как преступника?! Меня?! С какой стати?! — Он ткнул похожим на волосатую сардельку пальцем в сторону Китса. — Я отрицаю все! Вы не можете ничего доказать! Я не прошу ни помощи, ни защиты! Что вы лезете ко мне?

— А чего вы так испугались? — презрительно усмехнулся лейтенант. — Может быть, того, что нам действительно удастся добраться до Адама, живого и невредимого?

— Я всегда, слава Богу, сам умел постоять за себя! И на этот раз сам управлюсь! — продолжал реветь Приам.

— Не сходя с кресла?

— Не сходя с кресла! А теперь убирайтесь-ка отсюда поживее, вы… и чтоб я вас больше не видел!