Комнату заливало утреннее солнце. Касаясь плечами, Мэгги и Хелена озадаченно смотрели на лежащий на кровати рюкзак Мэгги. Огромный и набитый до отказа, он сулил проблемы со спиной любому, кто отважится взвалить его на плечи.
Упершись руками в бока, Хелена произнесла:
– Его даже от земли оторвать трудно. А тебе с ним ходить по горам. – На Хелене были черные, плотно облегающие ноги походные брюки, красные шерстяные носки в тон губной помаде и влагоотводящий рашгард. Каким-то непостижимым образом даже в туристическом снаряжении она выглядела как с обложки модного журнала.
– Я перечитала кучу литературы о выживании в дикой природе и готова к любым лишениям. Пот и мозоли меня не страшат.
– Ты же не Шерил Стрэйд, которая в одиночку два месяца бродила по палящей пустыне и заснеженным горам! Мы идем всего лишь на четыре дня. Срочно избавься как минимум от пяти килограммов веса.
Хелена, как всегда, была права. То, что она сама никогда в жизни не ходила в горы и не спала в палатке, ничего не меняло. Умение ставить правильные вопросы, задавать их правильным людям и покупать правильное снаряжение было у нее в крови. Хелена неизменно докапывалась до сути любой проблемы.
Мэгги начала извлекать из недр рюкзака разные предметы.
– Ты сама дала мне половину этих вещей. – Бандероли приходили на адрес Мэгги почти ежедневно. Хелена каждый раз объясняла свою щедрость тем, что заказала две позиции вместо одной по ошибке. Случайно два пуховых спальника? Серьезно? Они обе прекрасно знали, что стесненная в средствах Мэгги не могла позволить себе покупку снаряжения.
– Да, половину, без которой не обойтись. Вот скажи на милость, это тебе зачем? – Она взяла в руки розовый бинокль. – За птичками наблюдать?
– Вдруг нужно будет разглядеть что-то вдали, – не сдавалась Мэгги.
– Например?
– Ну, не знаю… Тропу? Обходной путь?
– Мы пойдем по строго определенному маршруту. У меня есть карта. У Лиз – компас. – Хелена поднесла бинокль к глазам и прищурилась. – У Фиби отобрала?
– А если и так… – призналась Мэгги. Она никогда не умела собирать чемоданы. Вещи дарили чувство безопасности; лучше взять побольше. Мэгги с недоверием относилась к людям, которые расхаживали с маленькими сумочками. Уж слишком они расчетливые и слишком собранные. Ее звездный час наступал, когда в ответ на вопрос: «У тебя случайно крема для рук не найдется?» – она, пошарив в сумке, извлекала из ее глубин тюбик, о существовании которого сама давным-давно благополучно забыла. «Держи!»
Так, соберись!
Хелена произнесла последнюю фразу вслух или Мэгги показалось? Голос подруги часто звучал в ее голове. У Мэгги давно вошло в привычку перед принятием трудного решения спрашивать себя: А как бы на моем месте поступила Хелена? Но поскольку в данный момент подруга стояла рядом, определить, какая Хелена – реальная или воображаемая – мгновение назад подала голос, не представлялось возможным.
– Оставляем? – спросила Мэгги, показывая упаковку пластырей с изображением Свинки Пеппы.
– Да. А с этим ты что собираешься делать? – спросила с недоумением Хелена, взяв в руки набор для ремонта одежды.
Мэгги пожала плечами.
– Вдруг порвется что-нибудь?
Хелена отбросила коробочку в сторону и скомандовала:
– Дальше. Господи! Книга-то тебе зачем?
– Ну, я люблю почитать перед сном.
– Ты, возможно, удивишься – я тоже. Вот только в «Шантараме» девятьсот тридцать страниц, и, судя по загнутому уголку, тебе осталось дочитать пятьдесят. В общем, Лин снова начал употреблять героин и закончил свои дни в опиумном притоне. Конец истории.
Мэгги прижала руки к груди.
– А где предупреждение о спойлерах?
Часть вещей они утрамбовали, часть подвергли конструктивным изменениям: отломили ручку у бамбуковой зубной щетки, освободили от упаковки горелку, вытащили влажные салфетки и запасные футболки. Хелена разрешила оставить две пары запасных носков. Никаких пижам. Запасные трусы. Три штуки. Запасной комплект термобелья. Хелена подошла к задаче со всем рвением. А Мэгги знала, что вовлеченная в бурную деятельность Хелена – счастливая Хелена.
Накануне вечером, когда Мэгги попыталась вернуться к разговору о результатах теста на беременность, Хелена сказала как отрезала:
– Никаких больше вопросов. Никаких многозначительных взглядов. Я не готова к подобным разговорам. У тебя было три минуты.
– Но… – попыталась возразить Мэгги.
– Никаких «но». Разговор закончен. Нам предстоит восхождение на горный хребет, и я пытаюсь сосредоточиться.
Больше они к этой теме не возвращались.
И теперь Мэгги не сводила с подруги глаз. Тысяча вопросов крутилась в ее голове: как Хелена себя чувствует, почему перестала предохраняться, какое решение…
– Держи, – вывела ее из состояния задумчивости Хелена, протянув рюкзак. – Пробуй.
Мэгги взвалила рюкзак на плечи. Он по-прежнему был тяжелым, необъятным и больно давил на спину. И все же она широко улыбнулась.
– Почти не чувствуется.
Девушки, тяжело передвигая ногами, побрели к стойке администратора.
– Наконец-то, – с улыбкой приветствовала их Лиз. На шее у нее висела карта в прозрачном чехле. Волосы были собраны в аккуратный хвост, а шнурки на трекинговых ботинках завязаны двойным узлом.
– Я распишусь в журнале за нас всех, – сказала она, водя карандашом по разлинованной странице.
Лиз Уоллес
Джони Голд
Хелена Холл
Мэгги Падден
Дойдя до графы «Ожидаемая дата возвращения», Лиз задумалась. Ее рука зависла над страницей. Она посмотрела на часы и отсчитала четыре дня.
– Прогноз погоды кто-нибудь посмотрел? – поинтересовалась Хелена.
– Переменчивая. Всего понемножку. Но вы только взгляните, какое утро! – восторженно ответила Лиз, посмотрев в сторону открытой двери, в проеме которой виднелись очертания скал.
– Надеюсь, обойдется без дождя, – с тревогой в голосе произнесла Мэгги. – Что угодно, только не дождь.
– Как здесь любят говорить? Все времена года за один день, – попыталась взбодрить подругу Лиз.
Девушки вышли на улицу. На ярко-голубом безоблачном небе светило утреннее солнце, заливающее лучами зубчатые вершины гор. Легкий ветерок разносил над землей едва уловимые ароматы травы и земли.
В шортах и вчерашней футболке-безрукавке Джони сидела на рюкзаке в тени. На лице – солнцезащитные очки, темные волосы собраны в узел на макушке. Медового цвета бандана стягивала непослушные пряди. Глядя на безвольно опущенные плечи и бледное лицо, Мэгги отметила, что подруга вряд ли вообще ложилась спать.
– Как самочувствие? – Мэгги стянула с плеча рюкзак.
– Как у трупа, который только что откопали.
Хелена смерила оценивающим взглядом рюкзак Джони.
– Что-то ты совсем налегке. Ничего не забыла?
– По пути я заехала в магазин походного снаряжения и попросила продавца накидать в рюкзак все необходимое на четыре дня. Скоро узнаем, как он справился с поставленной задачей.
– Попробую набрать Эйдана. – Мэгги достала из кармана телефон и зашагала к озеру, выставив трубку перед собой. Как только появилось первое деление, она набрала номер. Прижав мобильник к уху в ожидании ответа, Мэгги начала беспокойно ходить взад-вперед. Отчаянно хотелось услышать голос Фиби, сказать ей, как сильно она ее любит, убедиться, что ночь прошла спокойно и необходимости срочно возвращаться домой нет.
Не отрывая взгляда от своих ботинок, она напряженно вслушивалась в долгие гудки. Прошла минута. Потом вторая.
От разочарования все внутри сжалось. Эйдан так и не ответил. Со слезами на глазах Мэгги набрала сообщение для Фиби, щедро приправив его сердечками: «СКУЧАЮ! СКОРО ВЕРНУСЬ!»
– Не дозвонилась? – спросила Джони вернувшуюся с унылым лицом подругу.
– А вдруг Фиби решит, что я про нее забыла?
– Только представь, как она будет гордиться тобой, когда ты вернешься и расскажешь, что смогла подняться на гору.
Мэгги, поджав губы, кивнула. Джони права. Надо всего лишь взобраться на чертову гору. Делов-то! Как только они окажутся на другой стороне, начнется спуск и путь домой. Путь к Фиби.
– А сейчас групповое фото у знака с названием тропы! – скомандовала появившаяся из дверей приюта Лиз.
Девушки покорно взвалили рюкзаки на плечи и направились в сторону озера к обозначавшему начало тропы деревянному столбу с табличкой «Свелл».
Подруги встали поближе друг к другу. Мэгги попыталась обнять за талию Хелену, но из-за громоздких рюкзаков сделать это не получилось. Поэтому все четверо просто взялись за руки.
Пока Лиз, вытянув руку с телефоном, выбирала удачный ракурс, Мэгги почувствовала на себе чей-то взгляд. На душе стало тревожно, по коже пробежал холодок.
– Мэгз! Улыбаемся! – прикрикнула Лиз.
Все, что нужно, в кадр попало: красные губы Хелены, широкая улыбка Лиз, скрывающие глаза солнцезащитные очки Джони. И растерянное выражение лица Мэгги.
Высвободившись из объятий подруг, Мэгги обернулась и увидела удаляющегося Эрика. На спине мужчины висел рюкзак. Обут он был в изрядно поношенные ботинки. Девушка с тяжелым сердцем смотрела ему вслед, пока тот не скрылся из вида на тропе, по которой предстояло идти им.
Лайф стоит, привалившись к дверному косяку. С вечеринки в честь закрытия сезона прошло четыре дня, и поток постояльцев превратился в тонкий ручеек. Профессиональные альпинисты на зиму перебазируются в теплые края: в Грецию или Испанию, а лыжники появятся здесь не раньше, чем выпадет первый серьезный снег. Лайфу в межсезонье всегда как-то не по себе: он скучает по суете, когда в приюте тесно от наплыва гостей.
Трудно поверить, что всего несколько дней назад небо было чистым и спокойным. Сейчас клубы темных облаков заволокли небо и скрыли горы. Порывы сильного ветра покрывают рябью поверхность озера. Слабая видимость на Блафьеле сегодня гарантирована.
Осень наступает в горах всегда внезапно. Вот уже и листья начинают падать на землю. Лайф с детства помнит витающий в воздухе сладковатый аромат желтеющей листвы и высокой бурой травы, в которой они с Эриком часто дурачились в последние дни каникул. Мама отправляла их за остатками черники, чтобы потом сварить варенье, которого обычно хватало на всю долгую зиму. Домой они возвращались с фиолетовыми пальцами, в грязных ботинках, зато с полной корзиной ягод и бесконечно счастливые.
Он помнит плывущий по кухне приюта медовый аромат бурлящего на плите варенья. В мельчайших деталях помнит узор, вышитый на маминой юбке. Помнит, как пахла кожа отца, когда тот с улицы заходил в дом. Но все это было очень давно – задолго до того, как умер отец, маму окончательно скосил рассеянный склероз, а Эрик ушел из дома.
Лайф проводит рукой по дверному косяку, напоминая себе: У нас все еще есть приют.
Многие его ровесники срываются с родных мест, переезжают в Осло или Берген – туда, где зимы не такие суровые. Когда он говорит, что любит это место, он нисколько не лукавит. Как же иначе? Это его дом. Однако с некоторых пор и его начали посещать мысли о том, что было бы здорово все бросить и испытать ни с чем не сравнимое чувство свободы, начав жизнь с чистого листа.
Лайф возвращается к стойке администратора и, придвинув журнал, внимательно изучает короткий список туристов, которые до сих пор где-то на тропе. Вот собственноручно вписанное размашистым небрежным почерком имя Эрика. Удивительно, что он вообще сподобился это сделать. Лайф не хотел, чтобы брат уходил. Но что ему оставалось? Побежать за ним? Прокричать вслед: Прошу, вернись?
В открытую дверь хорошо просматриваются зеленые склоны гор. Маршрут на Свелл пролегает через долины и леса и ведет к дальнему берегу. Потом туристам предстоит крутой подъем и переход по горному хребту на вершину горы Блафьель, откуда они по короткому пути возвращаются в приют. На все про все обычно уходит четыре дня.
Как правило, в последний день туристы отправляются в обратный путь рано утром, чтобы к обеду уже быть в приюте. Лайф смотрит на часы. Полдень.
Все утро его не покидает странное ощущение в животе – словно внутри все замерло и приготовилось к резкому падению. Такое бывает на американских горках, когда на мгновение зависаешь в самой высокой точке.
Лайф трет подбородок костяшками пальцев. В горах он чувствует себя как рыба в воде. Всегда знает, когда изменится погода. Знает, как быстро может спуститься прожорливый туман и превратить знакомую местность в настоящие дебри. Знает, как могут заблудиться даже самые опытные путешественники, обманутые меняющимся рисунком теней на горах. И знает, какую смертельную опасность таит в себе паника.
Лайф окидывает взглядом предгорье. Все покорившие Блафьель туристы возвращаются этой дорогой. Другого пути в приют нет.
Он с надеждой всматривается в даль, чувствуя, как учащенно бьется сердце.
На тропе – ни души.
Лиз шла по долине победной поступью. Солнце светило прямо в лицо. Высокая трава приятно щекотала ноги. В воздухе пахло озоном и соснами.
Свершилось – они вчетвером шагали с палатками на плечах под бескрайним норвежским небом! Уверенно ступая ботинками по ровной, податливой тропе, она еще никогда не чувствовала в себе столько силы и энергии. Патрик часто прохаживался на ее счет, замечая, что Лиз была великаном, заточенным в тело Дюймовочки. Когда они выбирались куда-то всей семьей, близнецы не успевали за ней и постоянно канючили. Но Лиз любила энергичную ходьбу, ей нравилось ощущать биение пульса.
Позади остались озеро и склон холма, где делали привал. Облокотившись спиной на рюкзаки, девушки съели бутерброды, выданные в приюте в качестве сухого пайка. Зеленые волны растительности простирались куда хватало глаз. За лугом начиналась роща, которая раскинулась до самой горы. Нежный ветерок ласкал лица.
Лиз обернулась. Подруги отстали, но до нее доносился звук их голосов вперемежку с долетающим откуда-то издалека звоном колокольчиков, которые фермеры обычно привязывают к шеям пасущихся овец. Мэгги плелась в хвосте, согнувшись в три погибели под тяжестью рюкзака. Лиз недавно прочитала, что вечно отстающие люди постепенно лишаются мотивации, и мысленно завязала узелок на память – надо будет иногда для поддержания боевого духа ставить Мэгги во главе процессии.
Впереди на обочине она заметила поваленное дерево и остановилась, чтобы дождаться подруг. Скинув с плеч рюкзак, девушка достала бутылку воды и залюбовалась видом вокруг. Часть маршрута пролегала через фермерские угодья. Вдалеке виднелся традиционный, обшитый вагонкой и выкрашенный в красный цвет сарай, рядом стоял трактор, груженный огромными, упакованными в усадочную пленку рулонами прессованного сена. Сарай примыкал к небольшому дому, из трубы которого валил дым. Удивительно, как можно жить в такой глуши? Прекрасным солнечным днем место поражало своей красотой, но что здесь делать зимой, когда все утопает в снегу и единственная дорога не чищена?
Лиз спиной почувствовала чей-то взгляд и обернулась.
На самом краю поля, облокотившись на изгородь, стояла плотного телосложения женщина лет на десять старше Лиз, с загорелым обветренным лицом, одетая в черные брюки.
– God morgen! – приветствовала ее Лиз.
– Вы на Свелл идете? – спросила женщина на безупречном английском с теплой, едва заметной улыбкой.
– Верно.
– Прогноз погоды видели?
– Да. – Лиз с утра посмотрела целых три, пока наконец не выбрала тот, что пришелся ей по душе. Два первых обещали гром и молнии к вечеру следующего дня, а в третьем они не фигурировали.
– Давление падает. Значит, завтра будет гроза.
Лиз с недоверием посмотрела на чистое ярко-голубое небо.
– У нас есть водонепроницаемая одежда.
Женщина слегка улыбнулась, но серьезным голосом сказала:
– Непогоду лучше переждать.
Но они не могли ждать. По срокам подруги были в тисках. Не то чтобы Лиз пренебрегла советом женщины, – та знала, о чем говорила, – просто посчитала, что будет верхом легкомыслия отказаться от своих планов из-за мнения одного-единственного человека. Даже если начнется гроза, они всегда смогут спрятаться в палатках. Ничего, справятся.
Лиз обернулась и, заметив Джони, почувствовала укол совести.
– Посоветуйте друзьям развернуться, – спокойным и серьезным голосом повторила женщина. Затем отошла от изгороди и прямо по полю зашагала прочь.
Вернуться в приют – плохая идея. Где наша не пропадала! Лиз долго мечтала об этом походе. Она вспомнила, какой клубок неразрешенных проблем ждет ее дома. Не хватало только, чтобы список поражений пополнило неудавшееся восхождение на Блафьель. Этого допустить нельзя.
Лиз глянула на подруг. Джони шла, держа ладони над метелками травы и что-то напевая себе под нос. Мэгги разрумянилась под лучами солнца. Хелена бодро вышагивала, уверенно выпрямив спину и совершенно забыв про свой телефон. Девочки нуждались в этой вылазке, так же как она сама. «Страх – не лучший советчик», – подумала Лиз.
Когда девушки догнали ее, Джони спросила:
– Что сказала эта женщина?
Лиз замешкалась лишь на мгновение.
– Что нам повезло с погодой.
Ботинки натирали пятки. Сначала Хелена закрывала глаза на неприятное жжение, боясь даже произнести это слово, однако мысль в голове неотступно пульсировала и разрослась до размеров, которые игнорировать дальше было нельзя. Мозоли.
О боже, неужели она пополнит ряды тех туристов, которые своими стенаниями изводят товарищей! Не хотелось бы злоупотреблять сочувствием подруг.
Хелена купила трекинговые ботинки месяц назад и честно намеревалась их разносить. Вопрос только – где. Она, конечно, могла, затянув потуже шнурки и надев блейзер, совершить марш-бросок до своего офиса в Бристоле, но почему-то так и не решилась. Оставалось время по вечерам, что означало лишь одно – разнашивать дома по пути к холодильнику, где хранится вино.
Хелене отчаянно хотелось скинуть с себя обувь, сорвать с ног мокрые носки и пошевелить пальцами. Она представляла себе, как откидывается на спинку удобного кресла… Но кресло, само собой, не предвиделось. Они будут останавливаться на ночлег в неприспособленных для этого местах, о чем Лиз не уставала напоминать. Идея казалась вполне себе романтичной, когда они обсуждали ее за столиком в ресторане, вкушая поленту и запеченного с розмарином сибаса. Лиз никогда не разделяла любви к кемпингам. Так себе идея – платить деньги за то, чтобы переночевать в палатке рядом с чужими скулящими детьми, которые просыпаются ни свет ни заря. В словах «в неприспособленных для этого местах» чувствовался хоть какой-то дух приключений и авантюризма: воображение рисовало разбитый в живописной глуши лагерь. Так Хелена думала еще несколько дней назад. Сейчас, находясь у черта на куличках, она поняла, что с такими издержками организованного отдыха в палатках, как стол для пикника, туалет и душ, она бы с радостью смирилась.
Однако приходилось упорно идти вперед, переставлять ноги, ни на секунду не останавливаясь.
Что может быть проще?
Что может быть труднее?
Если сосредоточиться на ритме шагов, тогда, может быть, получится не обращать внимания на натирающие ноги ботинки и тяжелый рюкзак, от которого болели плечи. С мыслями все было сложнее; они крутились вокруг розового крестика на тест-полоске. Из головы не выходил взгляд Мэгги, когда та медленно моргнула и протянула тест со словами: «Ты беременна».
Просто бред какой-то. Даже смешно подумать.
Хелена Холл беременна.
К ней эта фраза точно не имеет никакого отношения. В ее жизни есть место другим фразам:
Хелена Холл обожает коктейли.
Хелена Холл любит туры выходного дня.
Хелена Холл терпеть не может чужих детей.
И тем не менее это правда. Она беременна. Она в Норвегии. Ее трекинговые ботинки до крови натерли ноги.
Мысли не давали покоя.
У Хелены Холл в животе малыш.
Хелена Холл понятия не имеет, как менять подгузник.
У Хелены Холл нет мамы, которая поможет с ребенком.
Хелена Холл не может идти дальше.
Слезы ручьями бегут из глаз Хелены Холл.
Она почувствовала на плече чью-то теплую руку. Всем своим видом выражая озабоченность, Мэгги спросила:
– Как ты?
– Просто слегка нервы сдали. Иди вперед, не жди меня.
– Ничего подобного. Давай, снимай. – Мэгги помогла подруге расстегнуть нагрудную стяжку и высвободиться из лямок рюкзака.
– Я ведь обратно не надену.
Сбросив собственную ношу, Мэгги подошла к Хелене и крепко ее обняла, прижав подругу к своему уютному телу, от которого пахло ветром и увлажняющим кремом с ароматом персика.
Со смертью мамы Хелене пришлось обзавестись двумя новыми привычками: обниматься с подругами и плакать на их плече. Она даже вошла во вкус. Ей казалось, что каждый раз в такие мгновения открывался некий предохранительный клапан, и накопившиеся слезы вырывались наружу, принося временное облегчение.
– Все будет хорошо. Все будет хорошо, – успокаивала ее Мэгги.
Когда поток слез иссяк, Хелена вытерла лицо и достала из рюкзака золотистый тюбик губной помады. С почти благоговейной осторожностью она сняла колпачок и вдохнула аромат розы с нотками ванили. Они с мамой всегда красили губы. Помада стала их броней. Встречайте, вот она я! И голыми руками меня не возьмешь! Даже на смертном одре, обессиленная и едва дышащая, ее мама продолжала наносить на губы любимую помаду. Когда у нее не осталось сил и на это, на помощь пришла Хелена. Наличие или отсутствие помады на губах ничего не решало, однако когда болезнь уже отобрала все, этот яркий штрих позволял сохранять частичку себя.
Хелена обвела свои полные губы помадой.
– С возвращением, – усмехнулась Мэгги.
– Слушай, у тебя когда-нибудь было такое, что ты смотришь на свою жизнь как бы со стороны и думаешь: А это точно моя жизнь?
Мэгги с удивлением подняла глаза.
– Я разведенная мать-одиночка, получающая пособие и проживающая в съемном жилье. А мечтала стать художником, завести кучу детей и жить с любящим мужем в просторном загородном доме.
Хелена рассмеялась.
– Но мне нравится твоя жизнь! Справляешься ты, надо сказать, на отлично.
Мэгги улыбнулась и помотала головой.
– Знаешь, почему я согласилась на эту авантюру? – спросила вдруг Хелена.
– Не можешь отказать Лиз?
– Ради мамы.
Мэгги в замешательстве склонила голову, не совсем понимая, к чему ведет подруга.
– Знаешь, что она мне сказала перед самой смертью? Что больше всего жалеет о том, что не повидала мир. Понимаешь, Мэгз, она горбатилась как проклятая на двух работах. Старалась, чтобы я ни в чем не испытывала нужды. Ты даже не представляешь, как тяжело воспитывать ребенка в одиночку. Но она достойно несла свой крест. – В дневное время ее мама работала помощником учителя, а в выходные по ночам вкалывала в доме престарелых, чтобы получать хоть какие-то дополнительные деньги. – Она ведь уже почти доработала до пенсии, и на тебе – рак. Как гром среди ясного неба. У судьбы странное чувство юмора. А ведь мы собирались съездить в Барселону. Смотрели рекламные брошюры, планировали поездку. Я надеялась разобраться с делами и выкроить несколько дней… – Ее глаза заволокло пеленой слез. – Никогда не откладывай важные дела на потом, Мэгз.
Мэгги не спешила с ответом.
Хелена сжала губы, словно хотела убедиться, что помада на месте. Потом медленно подняла глаза. И было на что: зеленый ковер простирался до самых гор, пугающее величие которых завораживало и напоминало, что жизнь состоит не только из страданий. Вдохнув всей грудью, она повернулась к Мэгги и произнесла:
– Мама попросила меня развеять ее прах над открытым всем ветрам местом.
Лицо Мэгги озарила теплая улыбка.
– Ты привезла ее прах с собой? – Она бросила взгляд на рюкзак Хелены.
– Немного. Четыре килограмма не вместилось бы. Пришлось выбирать между прахом и едой быстрого приготовления. Я сделала выбор в пользу лишней упаковки ризотто с грибами.
Уголки губ Мэгги поползли вверх, и она рассмеялась.
– Хочу развеять прах над побережьем.
– Отлично! – Глаза Мэгги заблестели. Она собиралась что-то добавить, но Хелена уловила ее настроение и поняла, что та попытается воспользоваться моментом внезапной откровенности, чтобы снова завести речь о беременности. В этот момент Лиз помахала им руками и жестом попросила ускориться.
Хелена помахала ей в ответ.
– Нехорошо заставлять ждать тетушку Сову, – сказала Хелена и взвалила рюкзак на плечи.
Бок о бок подруги продолжили свой путь.
Джони сделала глубокий вдох, позволив свежему, напоенному сосновым ароматом воздуху проникнуть в легкие. От тишины звенело в ушах. Высокие стебли травы дрожали и льнули к земле. Вдали виднелись зеленые склоны гор, залитые золотистым солнечным светом. Джони не замечала веса рюкзака и не чувствовала похмелья, поскольку в голове молоточком стучала единственная мысль: Просто не верится, что я здесь.
А должна сейчас заниматься предконцертной настройкой звука на одной из крупнейших площадок Германии. Дышать выхлопными газами от гастрольного фургона, нюхать потные тела гастролирующих с группой рабочих, задыхаться от исходящего от генератора дыма. Не сбеги она вчера, сейчас, как обычно, вокруг нее суетились бы люди, которые проверяют колонки, гитары и ударные установки, крепят на костюм радиомикрофоны, на талию – батарейный блок, а еще накладывают слои грима и клеят ресницы.
За всю жизнь она не отменила ни одного концерта. Ни разу. Даже когда за пять часов до начала представления сломала лодыжку и ее, накачанную обезболивающими и кокаином, вынесли на сцену в кресле, обитом жатым бархатом, в котором она так и пропела весь концерт, поставив сломанную ногу на пуф и поблескивая серебром ногтей в свете прожекторов.
Шоу должно продолжаться.
И так было до вчерашнего дня.
Но она сделала свой выбор и ушла.
Ни разу не обернувшись.
Джони повернулась, жадно впитывая взглядом покрытую буйной растительностью долину, виднеющийся вдалеке густой лес, пронизывающие синее небо вершины гор. Все ее представления о расстоянии мгновенно разбились о головокружительную бесконечность неба, горизонта и просторов.
Она нагнала Лиз, которая терпеливо ее ждала, плотно обхватив руками лямки рюкзака и зачарованно глядя на горы.
– Какой размах, а?
– Такие масштабы просто не укладываются в голове, – согласилась Джони. Этим же пейзажем когда-то любовались далекие предки человека, и Джони почувствовала, как ее тело вдруг оказалось во власти древних инстинктов. Она будто очнулась от долгого безрадостного сна. Восприятие обострилось до предела, словно рассеялся туман, в котором проходила жизнь.
– Мы вчера не успели толком поговорить. – Подруги шли нога в ногу, солнце ласкало их лица. – Ты вообще как?
Земля под ногами стала уже не такой податливой. Джони с радостью открылась бы Лиз, но с чего начать? Жизнь Лиз наполнена смыслом: муж, двое детей, работа. Все как у людей. А у Джони – лишенное всякого смысла существование, к которому прилагалось вечное смятение и белый шум от наркотиков и алкоголя. А еще – гастрольные фургоны, отели, синдром смены часовых поясов; колонки светской хроники, возносящие до небес по вторникам и проклинающие на чем свет стоит по средам; страх перед незнакомцами, которые норовят подобраться поближе в толпе, выкрикивая ее имя; назойливые папарацци. И главное – отсутствие хоть какого-то шанса выбраться из этого угара.
Когда Джони заметила сидящих в зале на ее концерте в Дублине Лиз и Патрика, иллюзии, которыми она тешила себя всю жизнь, вдруг растаяли в один миг, и пелена слетела с глаз. Джони верила, – или хотела верить, – что живет счастливой и свободной жизнью, не считаясь ни с кем. И вдруг она увидела сидящих в обнимку с сияющими лицами Лиз и Патрика, которые радостно выкрикивали ее имя, пока их дети, вверенные заботам семьи, ждали родителей дома.
Что, если именно такую жизнь она хотела для себя?
Лиз в ожидании ответа на свой вопрос искоса глянула на подругу. Джони много чем хотелось поделиться, но она не смела.
– Я выгорела, – проронила она наконец.
Лиз едва заметно кивнула.
– Ты, наверное, и в Дублин меня позвала, потому что остро во мне нуждалась. А мы приехали на концерт, воспользовались бесплатными билетами и умотали обратно. Даже неловко. Прости.
– Не оправдывайся. Кто ж знал, что у головной боли на тебя тоже окажутся планы? Не извиняйся за то, в чем не виновата. – Джони посмотрела на подругу: идеально сидящие брюки, собранные в хвост волосы, открытое доброе лицо. – Ты всегда приходишь по первому зову. – Джони вспомнила, как Лиз рванула к ней, оставшейся без пенни в кармане, через всю страну, чтобы забрать домой, когда ее бросил парень, с которым она встречалась в Манчестере. Вспомнила, как, узнав о смерти ее бабушки, Лиз примчалась к ней посреди ночи и две недели не отходила ни на шаг. – Ты мой добрый ангел-хранитель.
Стоя посреди долины, девушки обнялись. Прижавшись щекой к щеке Лиз, Джони поразилась гладкости ее кожи. Нахлынула волна эмоций, разбираться в которых совсем не хотелось.
Вдруг в кармане завибрировал телефон.
– У тебя ловит? – удивилась Лиз.
Джони достала смартфон и посмотрела на экран.
– Одно деление.
Сообщение от Кая. Джони прочла его и побледнела.
– Что-то случилось? – с тревогой в голосе спросила Лиз.
Джони подняла очки на лоб и уставилась на экран. Потом дала посмотреть Лиз.
Сообщение было коротким: «Ищи адвоката».
К нему прилагалось видео, и Джони нажала кнопку «Воспроизвести».
Касаясь плечами, девушки ждали, когда видео загрузится.
В кадре появилась Джони. Она пела на импровизированной сцене приюта, с чужой гитарой в руках и окруженная толпой зрителей.
– О нет, только не это… – взмолилась Джони, мотая головой.
Мэгги и Хелена в этот момент нагнали подруг.
– Что показывают? – тяжело дыша, спросила Хелена. Свалив на землю тяжелый рюкзак, она вперила взгляд в экран.
– Как я пою в приюте, – прошипела Джони.
Четыре пары глаз уставились на экран, но видео вдруг подвисло.
– Все пропало! Видео доказывает, что я нарушила контракт. С твоей справкой, Лиз, для всех я на больничном, и тогда все покрывается страховкой. Зрителям вернут деньги за билеты. Музыкантам выплатят зарплату. Но только при одном условии: что я не пою в это время где-нибудь еще.
Видео ожило. Судя по скачущей картинке, автор ролика тоже танцевал, направив камеру на Джони. Вот Джони поет, склонившись к микрофону, пальцами перебирая струны гитары и прикрывая глаза на высоких нотах. Внезапно камера перемещается на толпу, на море вскинутых вверх рук. Задерживается на Мэгги и Лиз, которые, раскачиваясь в обнимку, улыбаются во весь рот в объектив и громко поют. Потом разворот, в кадр на мгновение попадает рука, и в фокусе появляется Хелена – надув губы и подняв два пальца вверх, показывает рокерскую «козу».
Видео оборвалось.
Воцарилась мертвая тишина.
– Твое видео? – все еще не веря своим глазам, спросила Джони у Хелены.
– Прости! Я не подумала. Загрузила в Инстаграм[5]. У меня подписчиков-то – раз два и обчелся.
Джони от негодования не смогла вдохнуть полной грудью.
– Ты не в курсе, как это работает?! Твои подписчики поделились со своими подписчиками, и теперь оно везде! Уже триста тысяч просмотров! Таблоиды меня растопчут!
– Мне правда жаль. Я не знала, что концерт должен остаться тайной за семью печатями.
– Где ты видела концерт?! – вспылила Джони. – Мэгги силком вытащила меня на сцену.
Мэгги стушевалась.
– О боже. Я не…
– Вот только не надо с больной головы на здоровую, – парировала Хелена, выпрямив спину. Джони уловила в ее тоне новые нотки. – Вообще-то ты, Джони, не из тех, кого вытаскивают на сцену силком.
– Что ты этим хочешь сказать? – потребовала объяснений Джони.
Вены на шее Хелены запульсировали.
– Ты могла отказаться.
– По-твоему, оказавшись на сцене и взяв в руки микрофон, я должна была обратиться к зрителям с речью о юридических ограничениях и условиях моей страховки?
– По-моему, ты вышла на сцену, потому что сама захотела. Люди скандировали твое имя, уговаривали спеть. Ты попала в ловушку собственного эго.
Джони стала задыхаться. Лямки рюкзака впивались в плечи. Она расстегнула защелки на груди, и рюкзак рухнул на землю. Отвернувшись от Хелены, она в отчаянии закрыла лицо руками.
– Я попала. Меня затаскают по судам. Быстро догадаются, что больничный мне выдала подруга. Лиз тоже есть на чертовом видео!
Лиз от неожиданности побелела.
– О господи, мне не поздоровится? А если в больнице узнают? Ты ведь даже на прием не приходила. И у меня нет права выдавать справки, когда я в отпуске! – простонала она, заламывая от отчаяния руки. – Я могу лишиться лицензии!
Хелена помотала головой.
– Этого не случится. Что ты написала в справке? Что у Джони переутомление и стресс, так?
Лиз кивнула.
– Тогда все в порядке, – спокойным тоном заверила ее Хелена. – Ты выдала справку, а уж как ей распорядиться, решать Джони.
Какие-то нотки в тоне Хелены заставили Джони почувствовать себя нашкодившей школьницей. Она словно вернулась во времена далекой юности, когда эти трое объединялись и выгораживали друг друга всякий раз, когда Джони, как им казалось, заходила слишком далеко. Вот и сейчас – карьере Лиз, которую она старательно выстраивала столько лет, ничего не угрожало; Мэгги не виновата, что вытащила Джони на сцену; а Хелена всего лишь сняла видео. Подумаешь, велика беда. Как всегда, во всем виновата только Джони. Так и не научилась себя вести.
Она обвела подруг поочередно взглядом и промолвила:
– Вы меня подставили.
Хелена раскрыла от изумления рот.
– То есть во всем виноваты мы?
– Я приехала сюда, чтобы провести время с вами, отойти душой и отвлечься от неразберихи, которая творится в моей жизни. А вы меня мало того что вытащили на сцену… еще и выставили напоказ в соцсетях. И все ради лайков каких-то малознакомых людей!
Подруги молчали.
Мэгги неуютно топталась на месте. Лиз пялилась на свои ботинки.
– Значит, так ты видишь нашу дружбу? – мертвенно тихим голосом произнесла Хелена. – Несколько недель от тебя ни слуху ни духу. В группе – тишина. Потом ты снисходишь до нас, появляешься из ниоткуда, радостно улыбаешься и угощаешь шампанским. Устраиваешь представление. Встречайте, единственная и несравненная Джони Голд! Одариваешь нас своим драгоценным вниманием. А дальше что? Погуляешь тут с нами четыре дня, а потом опять пропадешь на два года? – Хелена энергично помотала головой. – Меня такая дружба с неполной занятостью не устраивает. И аплодировать тебе я не собираюсь.
Джони словно получила удар под дых. Она поочередно посмотрела на подруг, но те отвели глаза.
– И кстати, – добавила Хелена, водружая на плечи рюкзак. – Я выложила видео не потому, что хотела собрать лайки малознакомых людей, а потому, что горжусь тобой. Потому что была счастлива снова увидеть тебя в наших рядах. Вот так.
Лиз посмотрела вслед удаляющейся по дну долины Хелене.
Мэгги беспомощно глянула на Лиз и развела руками. Потом кое-как нахлобучила на себя рюкзак, с трудом протиснув руки сквозь лямки и скривив при этом лицо, пошла следом за подругой.
Джони вновь опустила очки на нос и направилась в обратную сторону. Сделав несколько шагов, она легла в высокую траву, широко раскинув руки и ноги, и уставилась в небо.
Подростками Хелена и Джони часто сталкивались лбами. Обладая схожими темпераментами, обе быстро вскипали и медленно остывали, на все имели собственное мнение и не терпели возражений. Мэгги и Лиз часто приходилось их мирить, сглаживая острые углы в непростых дружеских отношениях.
Дружба Джони и Лиз, напротив, складывалась гладко. За всю жизнь они ни разу не поссорились. Возможно, им просто нечего было делить, поскольку сферы их интересов не пересекались: Лиз целиком и полностью сосредоточилась на учебе, а Джони – на музыке, борьбе с авторитетами и поиске себя. Тот случай, когда противоположности, подобно магнитам, притягиваются.
Продравшись через высокую траву и ощущая горячее прикосновение солнца на плече, Лиз подошла к Джони и протянула подруге руку.
– Не сейчас, – буркнула Джони.
Лиз тяжело вздохнула и присела рядом, примяв длинные стебли. Какое-то время она сидела молча, дав Джони возможность выпустить пар. Проводя много времени с пациентами, Лиз уяснила для себя одну простую вещь – иногда молчание намного действеннее слов.
В траве она поискала глазами клещей, почему-то вдруг озаботившись вопросом, являются ли норвежские клещи переносчиками возбудителя болезни Лайма. Да, надо уточнить этот момент, как только поймает сигнал. Подняв глаза в небо, она заметила над кронами деревьев хищную птицу, расправившую темные крылья и кружащуюся в лучах горящего солнца.
Джони заговорила первой:
– Хелена только и делает, что ищет повод меня задеть. Ей кажется, что я вечно выпендриваюсь. Ты видела вчера ее взгляд, когда я заказала шампанское? Она так и не избавилась от своих детских комплексов и болезненного отношения к деньгам.
– Все, чего она достигла, далось ей тяжелым трудом.
– А мне нет? – возмутилась Джони. – И что из того, что у бабушки был свой дом? Мы в нем почти не жили.
Лиз знала об этом как никто другой. Они с Джони жили на одной обсаженной деревьями улице, где у каждого дома имелось парковочное место на две машины. Не шиковали, но и не бедствовали.
– Да я бы не раздумывая поменяла дом на то, что было у нее. У всех у вас было.
На семью.
Мама Джони, модель чилийского происхождения, кого, кстати, Джони должна благодарить за свои большие темные глаза и тонкую кость, умерла через неделю после родов от инфекции, вызванной неполным отхождением плаценты. Отец Джони, британский фотограф, когда дочери исполнилось семь лет, бросил ее на попечение бабушки. Сейчас он давал о себе знать, только когда хотел получить от дочери бесплатные ВИП-билеты на концерты, где гвоздем программы была заявлена Джони.
Джони сняла солнцезащитные очки и потерла переносицу. Бледность ее кожи подчеркивали синяки под глазами.
– Надеюсь, все обойдется, и проблем из-за справки не будет. Я и не думала тебя использовать.
– Знаю, – ответила Лиз, и она не лукавила. Джони могла быть заносчивой. Могла быть эгоистичной. Но никогда не была расчетливой стервой. – Не переживай. Коллеги меня прикроют.
– Зря я, конечно, так поступила. Зря так резко сорвалась… кинула ребят из группы, Кая…
– Ты правда думаешь, что они тебя теперь по судам затаскают?
Джони пожала плечами.
– Я грубо нарушила условия контракта.
– И что сказал Кай, когда ты говорила с ним вчера вечером по телефону?
Джони захлопала глазами, словно не понимая, о чем речь.
– Вчера у озера. Это же Кай был?
– А, да. – Джони отвела взгляд. – Он уговаривал меня вернуться.
Лиз понимающе кивнула.
– Может быть, все еще наладится. Дай ему время остыть. Ты говорила, вы расстались?
– Мы с Каем плохо друг на друга влияем. В нашей жизни слишком много кокаина и прочей ерунды. И шансов, что что-то изменится с его стороны, практически нет. Он порочен до мозга костей.
Личная жизнь Джони всегда била ключом. В ее послужном списке значились танцор из Испании, с которым она даже недолго была помолвлена; владелец клуба на Ибице, с которым она прожила два года; австралийский серфингист, который мечтал увезти ее на Бонди. А потом появился Кай.
– Не каждый решился бы вот так взять и все бросить. Для этого нужен характер, – произнесла Лиз.
– Просто надо было как-то по-другому, что ли… Я все испортила, явившись сюда. Тебя подвела. Ты даже не догадываешься, Лиз, сколько ошибок я совершила, скольким людям сделала больно… – Она умолкла и сокрушенно помотала головой. – Не стоило мне сюда приезжать.
– Не говори так! Ты здесь ради меня! Между прочим, Хелена и Мэгги вчера уже дали задний ход и думали отказаться от наших планов по восхождению на вершину. Если бы не ты, мне пришлось бы сидеть четыре дня в приюте, изредка выбираясь на прогулку вокруг озера. Ты нужна мне!
– Нужна? – Джони рассмеялась. – Лиз, ты самый сильный и самодостаточный человек из всех, кого мне доводилось встречать. Тебе вообще никто не нужен. – Тень пробежала по лицу Джони. – И особенно я. Поверь на слово.
Сжатые челюсти сводило от напряжения. Каждый шаг отзывался жгучей болью в покрывшихся мозолями пятках. Рюкзак подпрыгивал на плечах.
Лиз и Мэгги всегда боялись дать отпор Джони. «Тоже мне, нашлась принцесса, – злилась Хелена. – Правда ей не повредит».
Хелена вспомнила, как помрачнело лицо Джони при ее словах о дружбе с неполной занятостью, и, несмотря на разгоравшийся внутри гнев, испытала легкий укол чувства вины.
Долина постепенно переходила в лес. Легкий ветерок путался в ветвях берез, которые своими тонкими серебристыми стволами льнули друг к другу. Под ногами шуршали первые опавшие листья.
– Стой!
Хелена обернулась. Мэгги, пыхтя, пыталась догнать ее, но с тяжелым рюкзаком на спине задача была не из легких.
– За тобой не угнаться!
– Выпускаю пар.
– И как? Получается?
– Спроси меня на вершине Блафьеля. Надеюсь, к тому моменту стану спокойной как удав. – Обернувшись, Хелена заметила, что Джони и Лиз наконец тоже вернулись на тропу и продолжили путь. – Спорим, Лиз, как всегда, кинется защищать Джони.
Мэгги промолчала.
– Мне просто обидно, что Джони так с нами поступает. Полтора года ни слуху ни духу. Не звонит. Не приезжает в гости. Мы все это время, как заведенные, готовимся, покупаем снаряжение, входим в форму…
Мэгги бросила на подругу виноватый взгляд.
– Ну ладно, в тонус. В любом случае, ты прикладывала усилия, старалась, так? Для Джони все игра. Стрельнуло в голову – и сорвалась сюда. Заставила какого-то пацана, который наверняка при виде нее потерял дар речи, собрать рюкзак на собственное усмотрение, что очень в ее духе, и вот она уже здесь – дает концерт на сцене приюта и тусит до утра. Потом проходит пару километров по тропе, гладит метелки луговой травы – и на нее сразу снисходит благодать. Если бы я выпила столько бухла и легла спать под утро, не смыв косметику, на следующий день мною можно было бы пугать детей. А ей все как с гуся вода. Просыпается с размазанной под глазами подводкой, собирает волосы в небрежный пучок, повязывает бандану – и выглядит как рок-звезда, будь она неладна.
– Она вообще-то и есть рок-звезда, – робко возразила Мэгги.
– Ладно, ты права! Речь о другом… – сказала Хелена тоном, который наводил на мысль, что она и сама пока не решила, о чем речь. – Джони только вчера купила без примерки трекинговые ботинки и даже не пыталась их разносить. И кто в итоге натер ноги? Кто угодно, только не она!
Шагая рядом, Мэгги с трудом сдерживала невольную улыбку.
– И как понимать выражение твоего лица?
Лицо подруги окончательно расплылось в улыбке.
– Все, что тебя в ней так раздражает – ее импульсивность, спонтанность, готовность кинуться в омут с головой, – и есть те причины, почему ты ее любишь.
Хелена задумалась над словами Мэгги. От необходимости признать ее правоту спас тот факт, что они только что миновали узкую полосу деревьев и вышли на берег реки.
– О боже! – не смогла сдержать возглас удивления Мэгги, когда деревья расступились и взору открылась вьющаяся голубой лентой река, пробивающая себе путь среди высоких, поросших зеленью берегов. Ее течение преграждали большие гладкие валуны, обточенные водой.
– Кажется, нам сюда, – сказала Хелена, заметив два указателя в виде красной буквы «Т» на противоположных берегах.
Взгляд девушек упал на три плоских валуна. Тем не менее чтобы перейти на тот берег, не замочив ног, им понадобится еще как минимум дюжина таких же.
– Похоже, здесь глубоко, – заметила Мэгги.
Но Хелена уже представила, какое блаженство испытают ее ноги, когда она снимет наконец мокрые носки и погрузит ступни в прохладную воду.
Скоро подошли Лиз и Джони. Лиз уперла руки в бока и авторитетным тоном, не терпящим возражений, заявила:
– Здесь переходить реку нельзя. – Она еще раз глянула на висящую на шее карту. – Надо подняться выше. Возможно, найдем место поуже.
Пульсирующий жар в пятках ни на секунду не давал Хелене забыть о мозолях. А Лиз, в отличие от нее, даже не вспотела. Никаких признаков обезвоженности или усталости. И наверняка ни одной мозоли.
– Вы как хотите, а я перехожу здесь, – заявила Хелена и принялась расшнуровывать ботинки.
Джони стояла в паре метров от нее, в очках, со скрещенными на груди руками.
– Здесь опасно, – все еще надеялась вразумить подругу Лиз. – И реку переходить следует в обуви.
Хелена с вызовом вскинула голову.
– И что, следующие четыре дня потом расхаживать в мокрых башмаках? Я уже сбила пятки в кровь. Для полного счастья мне только мокрых ботинок не хватает. – Хелена и сама была не рада, что вспылила. Скорчив от боли лицо, она стянула покрывшиеся кровавыми пятнами и прилипшие к поврежденной коже ног носки.
– Боже! Что с твоими ногами? – воскликнула Мэгги, поморщившись.
– Все в порядке. – Хелена даже не посмотрела на свои раны. Она сняла брюки, запихала их в рюкзак. Затем привязала ботинки за шнурки к рюкзаку, взвалила его на плечи и пошла к реке.
– Хелена, прошу, не надо! – попыталась остановить ее Лиз.
Хелена с осторожностью обошла три валуна, а затем погрузила ноги в ледяную воду. Девушка чуть не задохнулась от удовольствия и боли одновременно.
Дно под ногами было усыпано большими поросшими водорослями камнями. Цепляясь пальцами ног за неровности булыжников, Хелена с трудом поймала равновесие. Из-за веса рюкзака ей пришлось наклонить корпус слегка вперед. Один осторожный шаг. Второй.
Оказавшись довольно быстро по колено в воде, Хелена удивилась силе потока. Подруги на берегу застыли в немом ожидании. Ни разу не остановившись, девушка благополучно добралась до середины реки. Однако Лиз была права. Хелена очень погорячилась, оценивая глубину и силу течения.
– Говорила же, глубоко! – прокричала Лиз.
Властный тон подруги застал Хелену врасплох. Она уже собиралась сделать следующий шаг, когда левая нога скользнула по покрытому слизкими водорослями камню. Хелена попыталась зацепиться за камень пальцами ног, но потеряла равновесие. Тело наклонилось вперед, остальное сделал вес рюкзака. Она вскинула руки… увы, кроме воздуха, схватиться было не за что.
Ледяной холод ударил по лицу. В одно мгновение Хелена оказалась под водой. Колючий поток накрыл ее с головой, с шипением заполнил нос и уши. Хлынувшая в рот вода имела землистый, минеральный вкус. Сверху навалился намертво пристегнутый рюкзак. Колени коснулись дна и тут же съехали со скользких булыжников. Хелена попыталась оттолкнуться ногами, но наполнившийся водой рюкзак крепко припечатал ее ко дну. Она слышала искаженные толщей воды вопли подруг, которые что-то кричали, стоя на берегу.
Уже теряя над собой контроль, дрожащими пальцами она нащупала нагрудный ремень и сумела расстегнуть защелку, но высвободиться из лямок не смогла, поскольку оставался застегнутым ремень на талии.
Легкие горели, мутная вода обжигала глаза. Непослушными пальцами Хелена лихорадочно искала вторую защелку. Ее волосы развевались, как у русалки.
Она уже нащупала защелку, когда внезапно почувствовала жгучую боль в груди и поняла, что задыхается.
Я сейчас умру.
Неожиданно кто-то потянул вверх рюкзак – и Хелену вместе с ним.
Жадно хватая ртом воздух, рядом она увидела Джони. Девушка расстегнула защелку на рюкзаке подруги и помогла скинуть ношу.
– Все хорошо. – Солнцезащитные очки блестели каплями воды. – Все позади… Готова? Давай вместе.
Хелена кивнула. Она вцепилась в руку Джони, и, осторожно ступая по дну реки, подруги направились к противоположному берегу. Джони держала рюкзак высоко над головой, и Хелена заметила, как напряглись мышцы ее рук.
Добравшись до берега, Хелена, задыхаясь, на четвереньках выбралась из воды и рухнула на траву. Она все еще не оправилась от шока.
Джони в мокрой насквозь одежде и ботинках присела рядом. Вода с нее стекала ручьем.
– Руки-ноги целы?
– Я чуть не утонула, – еле слышно прохрипела Хелена. – Воды по пояс, а я не смогла встать. Зря вас не послушала. Прости… – Она чувствовала себя раздавленной. От холода и пережитого шока тело забилось в неконтролируемом приступе дрожи.
– Так, снимай мокрую одежду!
Послушно кивнув, Хелена стянула мокрый топ.
Джони порылась в рюкзаке подруги и нашла сменку – упакованная в гермомешок, она оказалась сухой. Затем протянула флисовую куртку.
Хелена испытала глубокое чувство благодарности – и чувство стыда. Именно Джони кинулась ей на помощь. Без колебаний. Не думая о последствиях.
По-другому она и не могла поступить. Импульсивная, отчаянная, безрассудная. В этом ее дар – и ее проклятье. Мэгги была права. Людям часто хочется переделать близких, но потом приходит понимание, что недостатки – тоже часть личности, которую мы любим.
Хелена убрала мокрые волосы с лица.
– Прости меня. Я много лишнего наговорила. Прости за видео.
Джони пожала плечами.
– А ты прости, что набросилась на тебя. Сама наделала дел, мне и разгребать.
– Эй? Как вы там? – крикнули с противоположного берега Мэгги и Лиз.
Джони и Хелена обменялись долгим взглядом, словно заключив в это мгновение негласное перемирие.
– Все хорошо! – ответила Хелена.
Зажав губами шуруп, Лайф приподнимает дверь и фиксирует ее в нужном положении, чтобы отрегулировать петли. Напрягая все силы, он удерживает дверь одной рукой, берет шуруп и вставляет его в петлю. При помощи отвертки надежно затягивает его, затем переходит ко второй петле.
Проверяет плавность хода двери и, услышав нужный щелчок, удовлетворенно кивает. Готово.
Отнеся инструменты в чулан рядом с домом, он замечает припаркованный на усыпанной гравием площадке старый грузовик Вильгельма. Не то чтобы Лайф удивился – он уже видел машину, – но ее присутствие на стоянке почему-то действует ему на нервы.
На прошлой неделе Вильгельм привез его матери свежую речную рыбу, и она пригласила его остаться на обед. Когда Лайф зашел на кухню, Вильгельм сидел на месте отца, вытянув перед собой под столом ноги. Увидев Лайфа, он приветливо улыбнулся.
Лайф застывает в нерешительности перед машиной. Оглядевшись по сторонам, открывает дверцу со стороны водителя – никто не запирает автомобили в горах. Он не пытается найти там что-то конкретное. Ему просто хочется понять, что представляет собой Вильгельм; можно прожить с человеком в одной деревне всю жизнь и ничего о нем не знать. На пассажирском сиденье – аккуратно сложенная подстилка для собаки. В бардачке – катушка с леской и бинокль. Под сиденьем – пожелтевшее от времени руководство по эксплуатации, на которое, судя по всему, не раз что-то проливали.
Взяв бинокль, Лайф подносит его к глазам.
И вдруг замечает какое-то движение.
Лайф испуганно моргает и настраивает фокус, чтобы получше разглядеть, кто бы это мог быть.
Из-за деревьев, которые растут в сотне метров от приюта, выходит женщина. Ее темные волосы развеваются на ветру, частично пряча лицо. Лайф сразу чувствует: что-то не так. Дело в ее походке – женщина торопится, почти бежит, слегка пошатываясь.
Она дергает головой, оглядываясь через плечо.
За ней следом плетется вторая женщина. С тяжелым рюкзаком на спине, она едва передвигает ноги. Открытым ртом ловит воздух.
Лайф бросает бинокль и бежит им навстречу.
Решили встать на ночлег у реки – все выдохлись, и идти дальше не осталось сил. Купаясь в золотистых лучах заходящего солнца, Лиз расхаживала по поляне, ощупывая ногой землю в поисках ровного сухого участка под палатку.
Мэгги, чтобы снять напряжение в мышцах, покрутила туда-сюда плечами, и тут же резкая боль пронзила левую половину спины. Девушка потянулась в одну сторону, потом в другую, обвела взглядом лес, через который им предстояло пройти завтра, и ей стало плохо от одного его вида. Деревья росли настолько плотно, что он казался непроходимой зеленой стеной.
Мэгги потянулась за телефоном в надежде увидеть заветное деление.
Ни одной гребаной полоски!.. Накатила горячая волна паники – она так далеко от Фиби! От всего далеко.
За ее спиной Хелена, которая выглядела совершенно сломленной, разворачивала на траве палатку. Пятки – в мозолях, волосы мокрые.
Из желаний у Мэгги остались только два – сидеть и не двигаться, но она понимала, что в одиночку с палаткой Хелена не справится. Поэтому порылась в рюкзаке и, вытащив пакет с колышками и дугами, свалила их рядом с тентом. Еще дома девушки договорились разделить вес палатки на двоих.
– Все хорошо? – спросила Мэгги.
– Прекрасно. – Хелена даже не посмотрела в ее сторону.
– Где-то была инструкция по установке, не видела?.. Все колышки окрашены в разные цвета. Мило, да? – попыталась подбодрить ее Мэгги. Продуманность деталей всегда приводила Хелену в неописуемый восторг. Похоже, не в этот раз.
– Очень.
Мэгги начала собирать каркас, соединяя дуги и накидывая на них крючки палатки. Несколько недель назад девушки устроили тест-драйв в ее саду. Дело было в субботу или воскресенье. Хелена прихватила с собой оливки и вино. Они сняли весь процесс на видео, а потом долго смеялись, до колик в животе, глядя, как, почесывая затылки, собирали, разбирали и снова собирали конструкцию, пока Фиби ползала под тентом.
Сейчас не было ни вина, чтобы взбодриться, ни Фиби, чтобы поднять настроение. Наконец им удалось соединить дуги и закрепить колышками тент. Здесь они проведут ночь.
Хелена занялась обустройством своего спального места внутри: расстелила коврик, спальный мешок, разложила по карманам палатки свои принадлежности. А Мэгги, ступая босыми ногами по мягкой упругой траве, пошла к реке. Солнечные лучи струились по ее поверхности и играли золотистыми бликами, то показывая, то пряча под толщей прозрачной воды разноцветные камни.
Мэгги сняла брюки, стараясь не смотреть на свои розовые, испещренные ямочками бедра, стянула через голову мокрый от пота топ. Осторожно сделала один шаг и испытала блаженство от прикосновения ледяной воды. Однако, памятуя о передряге, в которую попала Хелена, решила глубоко не заходить. Сполоснула подмышки и заднюю часть шеи, чтобы смыть накопившуюся за день усталость.
От холода по коже побежали мурашки. Поднявшись на берег, Мэгги села на траву и подставила лицо солнцу. Закрыв глаза, она с наслаждением прислушивалась к каждому звуку: успокаивающему журчанию реки; доносящимся голосам Лиз и Джони, которые возились с палаткой; пронзительным крикам птиц, нашедших пристанище в кронах деревьев.
И вдруг раздался легкий всплеск, словно что-то со свистом разрезало воздух и плюхнулось в воду. Мэгги открыла глаза. Она рассчитывала увидеть птицу или застать за пусканием «блинчиков» подруг. Однако Хелена по-прежнему сидела в своей палатке, а Лиз и Джони мучились со своей.
Звук доносился с дальнего берега. Мэгги озадаченно огляделась по сторонам и обратила внимание на рассекающий поверхность воды ручеек. Сбитая с толку, она присмотрелась получше – ручеек двигался против течения. Длинная тонкая нить, дрожа на солнце, то появлялась, то терялась в золотистых бликах, ее присутствие выдавали стекающие с нее капли воды. Мэгги осенило: это же леска!
Проследив глазами вдоль лески, она заметила на противоположном берегу в кустах фигуру мужчины.
На мужчине были темно-зеленые брюки, рубашка в клетку и прикрывающая половину лица кепка. Мэгги сразу узнала его, потому что видела в приюте. Вильгельм!
Он смотрел на воду, однако наверняка заметил и ее. Заметил их всех. Трудно было не услышать нарушающие тишину крики и не увидеть цветные вкрапления в зелени пейзажа. Получается, он уже сидел здесь, когда они появились, и все это время молча наблюдал за ними?
Мэгги стало не по себе. Крючок упал в воду всего в паре метров от нее. А если бы он ее зацепил? Она представила, как острый металл вонзается в шею, цепляет и рвет кожу…
– Эй! – громко крикнула Мэгги, предупреждая Вильгельма о своем присутствии. Я здесь! Я тебя вижу!
Вильгельм медленно поднял на нее глаза. У его ног лежала собака, уткнувшись мордой в лапы.
– Это же Вильгельм! – прошептала Лиз, которая вместе с Джони в этот момент подошла к Мэгги.
– Он меня только что чуть крючком не зацепил, пока я тут мылась. Как-то жутковато его здесь видеть.
– Вообще-то он говорил, что пойдет по этому маршруту на рыбалку. – вспомнила Лиз.
Мэгги обхватила себя руками и поежилась. Их уединение было нарушено.
– Он собирается уходить. – прошептала Джони.
Мужчина с невозмутимым видом скрутил леску и положил удочку в свой полупустой мешок. Даже не посмотрев в их сторону, он взвалил рюкзак на плечи и зашагал на восток, в сторону леса. Пес не отставал ни на шаг.
Растворяющаяся в лучах заходящего солнца одинокая фигура выглядела зловеще.
– Куда он пошел? – прошептала Джони.
– Там тропы нет, – тихо произнесла Лиз.
Девушки молча смотрели вслед Вильгельму, пока его не поглотила лесная чаща.
Почти стемнело. Природа вокруг притихла. И только лишь река, гремя в темноте камнями, нарушала тишину. Ветер тоже угомонился, как часто бывает в горах ближе к ночи.
Подруги сидели вокруг небольшого костра, который не столько горел, сколько тлел. Дрова, которые они набрали в лесу днем, оказались недостаточно сухими.
Лиз соскребла со стенок кастрюльки остатки лапши.
– Я бы даже повторила.
Она встала, борясь с онемением в области ягодиц от долго сидения на бревне, включила налобный фонарь, взяла кастрюльку и пошла к реке. Пронзив темноту, луч осветил противоположный берег и заставил вспомнить о странном появлении Вильгельма. В свете фонаря танцевали крошечные насекомые, но на берегу никого не было. Стоя на коленях на мокрой траве, Лиз опустила кастрюльку в ледяную воду, чтобы руками отскоблить остатки пригоревшей еды.
Здесь, в стороне от костра и подруг, у нее вдруг появилось щекочущее нервы ощущение, которое быстро переросло в чувство тревоги. Она словно ждала удара в спину, каждой клеткой улавливая нависшую угрозу. Из головы не выходило предупреждение Вильгельма.
Лиз помотала головой. Нельзя давать волю воображению! Ополоснув кастрюльку, девушка поспешила обратно к костру.
Мэгги разломала плитку шоколада и поделилась с подругами.
– Уверена? – уточнила Лиз. Когда носишь на себе съестные запасы на четыре дня, еда становится сверхценностью.
– Конечно.
Лиз отломила маленький кусочек, с благоговением поднесла его к носу и насладилась сладким молочным ароматом. Закинув шоколад в рот, почувствовала, как лакомство растекается по языку.
– Мои поздравления. Один день позади, – объявила Хелена, протянув ноги ближе к костру, который так и не набрал силу. Их с Джони мокрые ботинки стояли рядом. – Мы преодолели пешком несколько километров, перешли вброд реку, установили палатки и даже приготовили на горелке ужин. Еще и костер развели. Ну ладно, дым.
– Жаль, что нас сейчас не видит Эйдан, – пробормотала Мэгги.
– И как поживает наш бывший муженек? – спросила Джони.
– До сих пор бесится, что ты отказалась петь на нашей свадьбе.
Первый раз за день Джони рассмеялась.
– И что я только в нем нашла?
– Да, попробуй сама и ответить, – пожала плечами Хелена.
– Он показался мне безнадежным романтиком. Выходные в Амстердаме, в Париже, бесконечный поток букетов. Мне настолько льстило его отношение, что я не заметила…
– Какой он позер, эгоист и самовлюбленный кретин, – услужливо подсказала Хелена.
– Правильно, не стесняйся, – усмехнулась Мэгги. – Я чувствовала: что-то не так. Но когда ты беременна и дата свадьбы уже назначена, идти на попятную довольно глупо, да? Я вышла за него замуж, потому что так и не осмелилась сказать «нет». Просто я слабачка. – В свете костра ее лицо выглядело каким-то особенно жалким.
– Дело не в слабости. – Джони сидела, опершись локтями на колени. – Думаю, ты надеялась, что все наладится. Ты носила под сердцем ребенка и хотела, чтобы все было как у людей. Чтобы у ребенка был отец, а у тебя – полноценная семья. Твои мечты сыграли с тобой злую шутку. Поэтому случилось то, что случилось.
Вдруг за спинами подруг, среди темных силуэтов деревьев, Лиз заметила какое-то движение. Она застыла, вглядываясь в темноту, но тень уже растворилась в лесу.
– Лиз, поделись секретом счастливой семейной жизни.
– Я? – растерянно отозвалась Лиз, которая не сразу поняла, что Мэгги обратилась к ней.
– Вы с Патриком вместе много лет. У вас крепкий брак. Вы любите друг друга. Помнишь, как он тебе записывал на кассеты музыкальные сборники? А потом от руки составлял список треков?
Лиз улыбнулась. У нее до сих пор хранились кассеты с песнями группы «Ред Хот Чили Пепперс», Ленни Кравица и «Бисти Бойз». В свое время она заслушала их до дыр, пока примеряла наряды и готовилась к свиданиям с Патриком, который часто приглашал ее в кино или кафе. От магнитофона она избавилась уже лет двадцать назад, а кассеты берегла как зеницу ока.
– Ваши отношения пережили учебу в разных городах, твою ординатуру и только укрепились с рождением детей. В чем секрет? – не унималась Мэгги.
Не отрывая взгляда от костра, Лиз попыталась улыбнуться, но губы задрожали.
– Ты чего? – спросила Мэгги, участливо наклонив голову.
Лиз чувствовала, что взгляды сидящих вокруг костра подруг прикованы к ней. Как бы ей хотелось заверить их, что у них с Патриком все прекрасно, что они по-прежнему безумно любят друг друга! Но язык словно пересох, отказываясь шевелиться. На глазах предательски проступили слезы, щеки пылали.
– О, Лиз, – попыталась успокоить ее Мэгги, пододвинувшись к ней поближе и положив на спину руку.
Тяжело дыша, Лиз призналась:
– Патрик и я… мы… решили пожить отдельно. – Ей очень хотелось добавить: Ничего плохого в этом нет. Это же не развод. Это временно. Особо ей хотелось подчеркнуть слово «временно», потому что они разъехались лишь для того, чтобы отдохнуть друг от друга и в разлуке еще раз осознать, что жить один без другого не могут. Однако слов этих она так и не сказала, потому что расплакалась. – Простите, – пробормотала она, вытирая ладонью лицо.
– Не извиняйся. Ты ведь живой человек. – Мэгги достала из кармана упаковку с бумажными носовыми платками.
– Я не хотела, чтобы вы узнали. Боялась испортить отдых.
– Мы твои лучшие друзья. Те, которые и в горе, и в радости. Несмотря ни на что. Забыла?
Джони кивнула, выражая согласие со словами Мэгги.
– Знаю, – пробормотала Лиз. Она тешила себя мыслью, что если никто ни о чем не догадывается, то и проблемы нет. Ей по-прежнему хотелось выглядеть в глазах других людей сильной и самодостаточной, оставаться человеком, к которому люди приходят за советом. Это непоколебимые столпы ее личности. Лишись она их, что останется от Лиз Уоллес?
– И какой петух вас клюнул? – спросила Хелена.
Клубы дыма от костра доплыли до Лиз, и в горле запершило.
– В последнее время… что-то между нами изменилось. Трудно понять… – Она покачала головой, чувствуя, что подруги ждут объяснений. – Мы словно… потеряли что-то важное. Не помню, когда мы в последний раз вместе смеялись. Раньше мы обсуждали книги, песни. Делились мечтами. Жаждали приключений. Сейчас все наши разговоры вертятся вокруг двух вопросов: кто заплатит за питание в школе и кто заберет детей в случае отмены кружка. Наша жизнь стала воплощением заезженного штампа о том, что с появлением детей отношения между супругами меняются не в лучшую сторону. Знаете, как в тех картинках – «до» и «после». – Известно, куда приводит эта дорожка. У Лиз перед глазами был пример собственных родителей. Сначала поцелуи в губы, двуспальная кровать, приступы смеха. Потом – поцелуи в щеку, сон в разных комнатах, приступы раздражения. А она-то искренне верила, что они с Патриком застрахованы от подобных метаморфоз.
Оказалось, что нет. Не отводя взгляда от огня, Лиз призналась:
– Мы перестали заниматься любовью. – Не то чтобы кто-то из них охладел. Просто им обоим стало все равно. Они даже не заметили, как из их жизни ушел секс. Территория желаний – это территория тайны и радостного предвкушения. Поначалу поведение Патрика в постели будоражило ее своей непредсказуемостью. Прогулки по этой территории пьянили и распаляли аппетит. Они сближались все больше и больше, и скоро тайн совсем не осталось. Как-то само собой так получилось, что эта сторона их жизни стала для Лиз прочитанной книгой.
– Ты же его все еще любишь? – с надеждой в голосе спросила Мэгги.
– И кто из вас предложил расстаться? – поинтересовалась Джони.
– Я.
– Но почему? – недоумевала Хелена.
– Когда я предложила разъехаться, я надеялась, что Патрик бросится меня отговаривать, – сокрушенно промолвила Лиз. – А он сказал, что это замечательная идея.
– О, Лиз! – не удержалась от возгласа Мэгги.
– Мы решили вопрос мирно, как и подобает цивилизованным людям. Составили график. Одну неделю я дома. Следующую – Патрик. Дети ни о чем не догадываются. На этой неделе его черед сидеть с Иви и Дэниэлом.
– Надеюсь, разлука пойдет вам только на пользу, – с чувством произнесла Мэгги. – Позволит перезагрузить отношения.
Лиз кивнула. Как же ей хотелось, чтобы слова подруги оказались правдой!
Она вытерла ладонью лицо и посмотрела на свои ботинки. Поэтому вылазка в горы и была нужна ей как воздух. Она почти потеряла себя и свой брак; сейчас надо не забегать вперед и сосредоточиться на прохождении маршрута, шаг за шагом продвигаясь к намеченной цели.
Хелена лежала в узком спальном мешке, вытянув руки по швам, – просто не нашла другого способа их пристроить. Неужели есть люди, которым нравится спать в палатках? Любое движение отзывалось похрустыванием коврика, а спальный мешок комковался. Казалось, она спит в шуршащем полиэтиленовом мешке.
Она нажала на живот, пытаясь определить, насколько полон мочевой пузырь. От мысли, что придется вылезти из теплого спальника, расстегнуть палатку, сунуть покрытые мозолями ноги в ботинки и присесть в кромешной тьме, Хелена чуть не заплакала. Сейчас бы в свою ванную комнату!
Не находившие себе места руки наконец успокоились и теперь лежали на животе. Ладонями она ощущала исходившее от ее тела тепло. Где-то там внутри… плод. Да. Плод. Точнее не скажешь. Когда произносишь слово «ребенок», сразу включаешься эмоционально. Дети – они настоящие. У них есть чувства, потребности. А абстрактный «плод»… больше фигурирует в медицинских документах.
Ее ладони двигались по кругу. Ощущение оказалось довольно приятным. Для себя Хелена решила, что пока выкинет беременность из головы и не будет о ней ни с кем говорить. К сожалению, ее получившее новый статус тело уже включилось в работу и выбрасывало в кровь гормоны, из-за которых она чувствовала постоянную усталость и зверский аппетит. По их же вине очертания тела стали более округлыми. А может, просто разыгралось воображение, и чувствовать себя так вполне нормально, когда ты провела целый день на ногах с тяжелой ношей на плечах?
Все, спать. Хелена высвободила из спальника руку и выключила оставленный Мэгги фонарик. Несколько секунд она лежала неподвижно, затем, когда глаза немного привыкли к темноте, поднесла к лицу ладонь. Ничего не видно. Подождала еще.
– Я просто задыхаюсь от этой темноты и тесноты, – неожиданно прошептала Мэгги.
– Думала, ты спишь.
– Меня трясет от страха. – Мэгги повернулась к ней лицом. – А ты как? Отошла после ссоры с Джони?
– Не ожидала, что она бросится в реку меня спасать.
– Как раз ничего удивительного. Сама прекрасно знаешь, как она к тебе относится. И ее отсутствие месяцами ни о чем не говорит. Она по-прежнему дорожит нашей дружбой.
– Понимаю, – тихо отозвалась Хелена и, понизив голос, добавила: – Новость про Лиз и Патрика прозвучала как гром среди ясного неба.
Когда Мэгги задала следующий вопрос, Хелена почувствовала ее дыхание на своем лице.
– Ты же видела его недавно. Как он выглядел?
– Довольный как слон, что вырвался на свободу.
– Хелена!
– Что я такого сказала? Все знают, что он не прочь пропустить стаканчик-другой, когда Лиз нет рядом. – Она умолкла. – Слушай, у тебя нет ощущения, что нас развели? Они сейчас в состоянии, так сказать, «гостевого» развода. И Лиз заранее выбрала для поездки дни, когда с детьми сидит Патрик.
Мэгги промолчала. Хелена могла на нее рассчитывать почти во всем, но сплетничать за спиной подруг – это не к ней.
Хелена истолковала молчание превратно, поэтому продолжила:
– И все-то у нее в жизни правильно. Тоже мне мисс Совершенство.
– Тсс! – одернула ее Мэгги.
– А что я такого сказала? Сама подумай. Обложилась картами, списками, графиками. Всегда улыбочка наготове. Почему нельзя было просто взять телефон и сказать: Девочки! Мы с Патриком переживаем непростые времена. Мне нужно уехать подальше от дома. Кто со мной? Мы бы все ее поддержали.
– Я сказала «тсс», потому что мне что-то послышалось.
– Ой. – Хелена замолкла и прислушалась. Легкий ветер колыхал ветви деревьев. Сосновые иглы перешептывались друг с другом.
Мэгги спросила неуверенно:
– Как думаешь, Вильгельм… куда он направился?
– Домой, если с головой дружит.
– У него на спине висел походный рюкзак.
Да, глядя на мужчину, не оставалось сомнений, что в глуши он без проблем может жить неделями. Ставить ловушки на кроликов, ловить рыбу.
Мэгги перешла на шепот:
– Он знает, что мы здесь совершенно одни. Когда он рассказывал про «тонкие» места… душа у меня от страха в пятки ушла.
Мэгги в темноте нашла руку Хелены.
– Отпусти мою грудь.
– Ой, прости.
За стеной палатки Хелена уловила движение.
Мэгги замерла.
Шорох повторился. Шаги? Раздался хруст ветки под ногой.
– Там кто-то ходит! – прошептала еле слышно Мэгги.
Хелена перестала дышать, прислушиваясь к отчетливому звуку приближающихся шагов. Мышцы непроизвольно напряглись.
Произошло какое-то движение, и Хелена получила удар в плечо.
Крик Мэгги пронзил ночную тишину.
Ошарашенная Хелена нанесла ответный удар кулаком и почувствовала, как костяшки впились в мягкую плоть, с которой ее разделяла стенка палатки.
Раздался истошный вопль.
Хелена нанесла еще один удар в темноте.
– Ай!
Мэгги схватила подругу за руки и прокричала:
– Прекрати!
За стенкой раздался голос Лиз:
– Это я! Убить меня решили?
Выкарабкавшись из спальника, Хелена расстегнула палатку и высунула голову. В лунном свете виднелась фигура пытающейся встать на ноги Лиз.
– Какого черта? – закричала Джони, выныривая из палатки с фонарем в руке.
Лиз прикрыла ладонью лицо.
– Я сходила в кусты и на обратном пути зацепилась ногой за оттяжку!
– Ты упала прямо на меня! – прерывисто дыша, возмутилась Хелена. Сердце бешено колотилось. – Мы думали, нас убивают!
Джони расхохоталась, и луч света задрожал в темноте. Поняв, что им ничего не угрожает, подруги с облегчением выдохнули.
– Я не хотела, – оправдывалась Лиз.
Джони тряслась от смеха. Мэгги от нее не отставала.
«Очень смешно», – подумала Хелена и, вспомнив поговорку о том, что нет худа без добра, решила все же сходить в туалет. О том, чтобы надеть на истерзанные ноги ботинки, не могло быть и речи, поэтому она пошла по мокрой траве босиком. Неподалеку от палаток присела на корточки, и горячая струя с шумом обрушилась на землю.
Почему Лиз вообще оказалась так близко? Неужели подслушивала?
В любом случае Хелена была готова повторить каждое сказанное ею слово. Ей стыдиться нечего.
Она встала и вдруг за тлеющими в темноте углями костра уловила какое-то движение. Тогда, выставив фонарик вперед, она несколько раз повела лучом вокруг, но не увидела ничего, кроме возвышающихся в темноте деревьев, между которыми прятались черные тени. Хелена понимала, что на десятки километров вокруг ни души, и все же не могла отделаться от ощущения, что кто-то не сводит с нее глаз.
Ни с того ни с сего в мыслях всплыл образ мужчины, с которым она переспала в приюте, – Остин. Она не забыла, как от него пахло сидром и мясом. Не забыла взгляда холодных глаз. В память врезались слова, которые он бросил ей вслед: Еще увидимся!
Хелена нырнула в палатку и закрыла за собой молнию.
Взгляд Лайфа прикован к двум бегущим в сторону приюта женщинам. Сжимая в кулаке бинокль, он сломя голову устремляется им навстречу. При каждом шаге земля под ногами пружинит и вздрагивает.
Впереди бежит женщина помоложе. Куртка завязана узлом на талии, темные волосы развеваются на ветру. На топе темнеют пятна пота. Завидев Лайфа, она переходит на шаг, и ее тело облегченно обмякает.
Молодая немка лет восемнадцати; следом бредет ее мать. Они выдвинулись в поход с ночевкой вчера. Точно. Лайф их вспомнил. Они еще очень долго изучали за ужином карту.
– Что случилось? – кричит Лайф, подбегая.
Девушка останавливается и пытается отдышаться. Она наклоняется вперед, опершись ладонями о колени. Грудь часто вздымается. На лбу – капельки пота.
Пошатываясь и едва волоча ноги, подходит мать. Ее щеки пылают.
Обе как по команде показывают руками на Блафьель.
Щурясь в туманном свете, Лайф поднимает глаза на вершину горы, не до конца понимая, что надеется там увидеть. Людей? Устремляющиеся в небо клубы тумана? Отсюда гора кажется высокой, неприступной и одинокой.
Способность говорить возвращается сначала к дочери:
– Женщина…
– Упала, – выдыхает мать.
У Лайфа мгновенно пересыхает во рту.
– Мы звали ее! Но слишком далеко! – добавляет мать. – Мы шли по нижней тропе.
– К ней не подобраться… Звонили спасателям… Связи не было…
– Поэтому побежали за помощью сюда.
У Лайфа перехватило дыхание.
– Она жива?
Женщины переглянулись. Похоже, мать представила собственную дочь на вершине той горы, и ее глаза наполнились слезами. Она повернулась к Лайфу и голосом, в котором паника уступила место чему-то более мрачному, сказала:
– Не знаем. Движения не заметили.