Мия очнулась от глубокого забытья. Так крепко она не спала с тех самых пор, как неведомый мучитель лишил ее свободы. По телу разлилась слабость, члены не повиновались. Несчастную одолевало душевное смятение – она медленно приходила в себя, с трудом понимая, что к чему. Пульсирующая боль на внутренней поверхности бедра стала жестоким напоминанием о реальности. Укол – и снова забытье.
Она не помнила, как ее перевозили – просто вдруг очутилась в другой комнате. Эта по сравнению с прошлой была даже меньше: шагов, пожалуй, десять на восемь. Тусклая лампочка под потолком, голый цементный пол. Здесь не было ни окон, ни кондиционера, и в воздухе витал стойкий запах плесени. В комнате было жарко, градусов за тридцать пять, и кожа покрылась тонким слоем влаги. Мия сидела на полу, не предпринимая физических усилий, и покрывалась потом: одежда липла к телу. Жаркий спертый воздух тоже не способствовал здоровому сну.
Пленница затаила дыхание и прислушалась. Тишина. Новая камера была под стать предыдущей: полная звукоизоляция. Мия попыталась переменить положение, что оказалось не таким простым делом: запястья были скованы наручниками, руки сведены впереди – свободы передвижения предоставлялось ровно настолько, чтобы самостоятельно принимать пищу. Лодыжки были прикованы к распорке в стене. Выйти отсюда не представлялось возможным, если только ты не собирался утащить с собой все здание. Узница придвинулась к стене и принялась рассматривать отверстие, которое оказалось достаточно широким, чтобы протянуть насквозь цепь. Впрочем, пролезть через нее было под силу, пожалуй, лишь многоножке. Многоножка ползла по цементу, черная и вертлявая, не длиннее мизинца. Вот еще, и на стене, и еще с полдюжины карабкаются на потолок. Они пролезли сквозь дыру. Мия затаила дыхание. Однажды в их саду в Палм-Бич случилось нашествие многоножек. Как сказали в компании, избавившей их от напасти, насекомые в большом количестве расплодились в соседском дворе, где было полным-полно палой листвы. Трое заползли к ним в дом, но, как правило, многоножки не слишком удалялись от источника пищи. Насекомое – чепуха, но на данной стадии игры даже крохотные частицы информации были сущим подарком. Если многоножки есть по эту сторону стены, значит, по другую – их пища, а именно растительность. Свежий воздух! Свобода!
Мия потянула цепь, и металлические оковы пронзили лодыжку, не подавшись ни на волос. Многоножки указали путь к свободе, но теперь это было без толку – все равно что учиться летать у птиц. Не повинуясь гласу рассудка, узница рванула еще сильнее, словно желая вырвать цепь из балки, а то и выдернуть балку из стены. Метровая цепь натянулась подобно стальному пруту; подалось самое ранимое место – нежная кожа лодыжки. Мия ослабила натяжение, цепь обвисла и с грохотом упала на пол. Как оказалось, края металлического браслета довольно остры. Небольшого пореза на коже хватило, началось кровотечение. Мия склонилась, чтобы зажать рану, и замерла на месте. Струйка крови, сбегавшая по лодыжке, подстегнула воспоминания о недавнем кошмаре, о змеящихся по бедру багровых ручейках. Если бы она захотела, от того шрама не осталось бы и следа: хирург ловко изменил ее наружность, изменив нос и овал лица. Она легко рассталась с прежней внешностью, равно как и с прежней личностью, однако с воспоминаниями прощаться не собиралась. Нельзя забывать, от чего она бежит, и шрам на бедре служил уродливым тому напоминанием.
За стеной раздались шаги. Мия натянулась струной, готовая ко всему. В замке повернулся ключ, скрипнула ручка, и дверь отворилась. В комнату на миг ворвался свет дневного солнца и тут же исчез. Похититель быстро зашел, притворив за собой дверь, и бросил на пол увесистую дорожную сумку. Он оделся во все черное, и в царящем сумраке трудно было разглядеть его фигуру. Мия не рассматривала его лица, ее взгляд был прикован к ноше, лежавшей у него в ногах. Первое, что пришло в голову: очередной фильм. Впрочем, эту мысль узница быстро отмела: он не стал бы так бездумно швырять дорогую аппаратуру на цементный пол.
– Как ты себя чувствуешь? – задал он вопрос.
Мия не знала, что ответить: похититель впервые этим поинтересовался.
– Да ничего вроде бы.
– Хорошо.
Тюремщик опустился на колено, расстегнул молнию на сумке и принялся шарить внутри. Извлек какой-то предмет и направился к пленнице. Остановившись в шаге от нее, произнес:
– На колени.
Больше всего ей не нравилось стоять перед ним в этой позе, когда он возвышался над ней, будто заявляя о своем величии. Мия колебалась лишь миг, опасаясь окрика.
– Смотреть на меня, – приказал он.
Она медленно запрокинула голову. Намеренно рассредоточив взгляд, увидела темный торс, где-то выше пряжки на ремне. Иногда плохое освещение – настоящая благодать. Мию так и передернуло, когда он протянул руку и убрал волосы с ее лба.
– Примерь, – проговорил он.
Неожиданно ее лицо стиснуло кольцо холодного латекса, и она инстинктивно отпрянула.
– Спокойно!
Мия напряглась, он надавил сильнее. Стало ясно, что это маска. Маска для ныряния с аквалангом.
– Закрой рот, дыши носом, – проговорил тюремщик.
Мия подчинилась, в маске образовался вакуум, резина плотно прильнула к телу. Тут он снова дернул, и маска с хлопком отделилась.
– Превосходно. – Визитер отвернулся, подошел к сумке и убрал туда маску. – Ныряла когда-нибудь?
– Вы имеете в виду с аквалангом?
– Да. Ныряла?
И снова она колебалась с ответом.
– Однажды. На острове Консумель.
– Вот как, значит? Очень хорошо. Там превосходные пещеры.
– Мы в пещеры не заплывали.
Он издал что-то похожее на фырканье или смешок.
– Надо когда-то начинать, моя прелесть.
Мия смолчала. Она прекрасно поняла, что это значит: первый раз станет для нее последним.
Дверь открылась и закрылась. Он ушел. Впрочем, сумку он не забрал, а это значит, что скоро он вернется и они пойдут не просто поплавать.
Мия совсем раскисла, как вдруг неожиданно вспомнила об одной важной вещи. Удивительно, как она могла об этом забыть – вероятно, под действием наркотика. Теперь же мысли ее прояснились, а вместе с ними возродилась утраченная было надежда. Она приподняла штанину – там за подгибом ткани был спрятан острый как бритва осколок стекла, ее «козырь в рукаве». Сделав разрез перед камерой, промывая по его приказу рану, Мия умудрилась припрятать небольшой, пару дюймов в длину, осколок лампочки. Пленница воспрянула духом: теперь в ее распоряжении было подобие оружия – незамысловато и действенно, и рука ее не дрогнет.
Осталось подгадать момент.