Снег, собака, нога

Семнадцать

Все, похоже, встает на свои места, по мере того как Адельмо Фарандола с трудом восстанавливает события у себя в голове. Вот и момент убийства, в горах выше, у обломков, где начинаются отвесные скалы, именно там, куда он забирается иногда добыть мяса. Лесник долго за ним гонялся и застал его стреляющим в горного козла или серну. Вот он, выстрел. Кажется, снова звучит в его ушах. Лесник добрался до него, окликнул его, приказал остановиться, положить ружье — откуда-то в его черепной коробке отдается еще эхом этот крик «Стоять!» — или что-то в этом роде, пронзительное «Стоять!», выкрикнутое с какой-то веселой злостью. Адельмо Фарандола обернулся, но ружье не опустил. Он не любит, когда ему приказывают. И не только не опустил ружье, а сжал его еще крепче, навел с вызовом в сторону этого звонкого крика, чтобы посмотреть, осмелится ли тот повторить свое «Стоять!», почти женское, так звонко оно прозвучало. Что делать, мальчик? Кому стоять, недоумок? Это моя долина, вся моя, отсюда и вон дотуда. Кому стоять? Я у себя дома, в этих скалах все, что движется, принадлежит мне. Вот что он мог ему сказать. Адельмо Фарандола повторяет это громко, но про себя и думает — да, именно так он и мог сказать, вот этими самыми словами. Выстрел, дробь летит. Лесник падает, не понимает, что происходит. Взгляд его умоляет позвать кого-нибудь, не бросать его здесь. А Адельмо Фарандола спешно возвращается в хижину, с колотящимся сердцем, запирается там и успешно забывает обо всем, постепенно, с каждым вздохом, и в конце концов этот день становится для него таким же, как все другие, — долгим, неспешным, обыкновенным. Потом меняются времена года, начинаются снегопады, лавины, которые в декабре сходят то тут, то там, и одна из них приносит с собой труп лесника и высиживает его всю зиму и часть весны в холодном и безмолвном гнезде, а потом тает, и он оказывается там, сплющенный ее тяжестью и выстрелами, выложенный на растерзание воронам.

— Вот так все и было, — говорит он псу.

— Ты это помнишь?

— Нужды нет. Все было так.

— Ты прости, но я-то где был? Меня ты не заметил?

— А ты иногда шлялся где-то по своим делам. Унюхаешь что-то и уходишь за запахом, мне ничего не говоришь. Тебя часами нет. Наверное, это вот тогда и было.

— Я… — начал пес, потом умолк, потому что это же правда, он унюхивает что-то и уходит, когда струящийся запах соблазняет его, и он забывает обо всем, и чувствует себя полным жизненных сил, и становится охотником, властелином чужих жизней.

— Вот так все и было, — повторяет Адельмо Фарандола. — Не вру. Его убил я.

С ожесточенным усердием горца Адельмо Фарандола тащит труп к старой шахте, где скрывался в юности, чтобы не быть расстрелянным людьми в шинелях. Долго ищет на самом каменистом и заваленном камнями участке, куда приводят его смутные воспоминания. Вокруг проходов наросли в немыслимом беспорядке клубы упрямых зарослей, способных выживать на засушливой пустоши, карликовый можжевельник, рододендроны, горные сосны. «А вот это хорошо, — думает Адельмо Фарандола, — эти вечно умирающие заросли скроют проходы в тоннель от самого внимательного глаза».

Он прикидывает размер проходов, отбраковывает самые большие и легкие для проникновения, выбирает один, почти незаметный оттого, что слишком узкий и завален камнями. Старик терпеливо отодвигает камни и сбрасывает их вниз, не думая о том, куда они упадут. Через несколько часов работы внутрь тоннеля можно пробраться метра на три или четыре. Адельмо Фарандола забирается ползком в эту нору, которая почти сразу сужается, и дальше он продвигается на локтях и коленях по черной холодной слякоти.

Пес снаружи не сводит глаз с его ног.

— Ну как там? — спрашивает он. — Есть местечко для важного человека?

Адельмо Фарандола не отвечает, ползет дальше, разгребая землю, сползшую со стен этой узкой кишки. Прокладывает себе путь, продвигается, тяжело дыша.

— Ах, когда он так делает… — бормочет про себя пес снаружи, подняв уши, подняв взгляд ввысь.

Почти через час снова показываются ноги старика, потом зад, словно это ребенок неправильно идет по родовым путям.

— Ну что? — спрашивает пес, когда человек показывается целиком. — Я уже начал беспокоиться.

— Мне надо еще земли выгрести.

— А. И чем?

Адельмо Фарандола снимает куртку, связывает ее рукава, сворачивает ее наподобие мешка.

— Тебе не один день понадобится, — вздыхает пес.

Три дня Адельмо Фарандола влезает и вылезает из туннеля, вынося камни и грязь, которые спускает вниз, в расщелину между скал. Никто не заметит свежую землю: в это время года все оседает и сдвигается. От усталости и разреженного воздуха он дышит тяжело, как умирающий. Пес, смирившись, наблюдает за каждым его действием снаружи, но лежит рядом с трупом и не двигается с места, и желание говорить у него пропало.

Наконец Адельмо Фарандола решает, что расчистил достаточный участок тоннеля. Поднимает труп, тащит его ко входу, втягивает внутрь за лодыжки.

— Ты ведь потом вернешься? — шепчет пес.

Когда кишка становится узкой настолько, что пройти может только одно тело, Адельмо Фарандола пролезает по трупу, оказывается по другую его сторону и начинает проталкивать его за плечи.

— Тише, тише! — возмущается труп.

— Извини, — бормочет Адельмо Фарандола.

Там по-прежнему красиво внутри, как во времена его юности — об этом-то он помнит. Место не слишком гостеприимное, но от него исходит приятное ощущение защищенности. Кроме того, у него есть компания, а если хорошенько руками пошарить, то и еда.

— Побудешь со мной еще немного? — спрашивает труп.

— Ладно.

— Совсем немного.

— Ладно.

Адельмо Фарандола расслабляет мышцы, одну за другой, и погружается в долгий сон.

Пес не успокаивается, он воет у входа в тоннель, отчаянно роет землю, пытается пролезть ползком. Но Адельмо Фарандола изнутри гонит его прочь, угрожает застрелить, проклинает, отвергает его.

— Но это же, дорогой мой, я! — умоляюще скулит пес.

— Убирайся, чего тебе надо? Кто ты вообще такой, кто ты?

— Это я! Все, хватит, не смешно…

— Надо было мне тебя съесть в первый же день.

— Ты же шутишь, да?

— Съесть тебя и обсосать твои кости все по очереди, чертов пес!

Пес умолкает, трясется.

— Пшел, пшел, а то меня найдут!

— Да нет же, я буду послушным, буду сидеть тихонько рядом с тобой… Будем греться друг о друга… О труп не согреешься, а об меня — да!

— Убирайся, или буду стрелять.

— Я тебе нужен, пожалуйста…

Адельмо Фарандола молчит и в наступившей тишине надеется, что он забудет про пса, а пес забудет про него. Тот сворачивается молча и лежит у самого входа, бесконечно грустный, стараясь довольствоваться запахом своего друга, тянущимся из тоннеля, как струйка невидимого дыма, смешанного с резким сладким запахом мертвеца.

— Ты еще там? — рычит через некоторое время Адельмо Фарандола неузнаваемым голосом.

— Нет, — шепчет пес.

«Чертов бродяга, — крутится в голове у Адельмо Фарандолы. Только эти придут — сразу хвостом вилять начнет, как при виде меня в первый раз. Ну, наверное, он так и сделал, увидев меня тогда, потому что я это плохо помню, совсем даже и не помню, но знаю прекрасно его штучки, он у моих ног крутился всегда, сколько помнится. Со всеми так. Виляет хвостом, хотя хвоста у него нет».

Но собаки другими не бывают. Продаются за краюху хлеба. Привяжутся к тебе на всю жизнь. Если их выгоняешь, чтобы они по своим делам шли, сидят там, под дверью, бросаются на нее, потому что ты не с ними, шагу без тебя ступить не могут. Собаки, они такие.

Он сразу хвостом завиляет, стоит этим руку протянуть его погладить. Завалится пузом вверх и будет канючить, чтобы его еще погладили, позорище рода мужского. А если они спросят: «Дружок, а где Адельмо Фарандола?», он сразу скажет: «Там, внутри, дражайшие мои, в тоннеле старой шахты, он туда втиснулся, как свечка от геморроя в зад». — «Да ну? Спасибо огромное, дружок». — «Не за что, друзья мои. Хотите, я с вами пойду? Кстати, а что на ужин?»

Так он и поступит, сукин сын. Никогда не любил собак. Именно так и поступит.

— Так, — вздыхает мертвец рядом с ним.

— Что так?

— Скверно будет, если нас найдут.

— Верно.

— И я не про себя. Я уже… Я о тебе в первую очередь беспокоюсь.

Адельмо Фарандола слушает и молчит. Там, в холодной и влажной темноте тоннеля, его новый приятель по пряткам хрустит и шипит.

— Извини, — говорит он.

— Да пожалуйста, — отвечает Адельмо Фарандола. И размышляет меж тем, что делать с псом.

— Они еще не пришли, — продолжает мертвец. — У тебя еще есть время.

Пес снаружи снова принялся выть и нетерпеливо лаять. Больше он не говорит, ведет себя как обычный пес, чтобы разжалобить своего старого приятеля.

— Достал, — вздыхает мертвец.